Текст книги "Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина"

Автор книги: Владимир Набоков

 
   Огонь потухъ; едва золою
   Подернутъ уголь золотой;
   Едва замѣтною струею
 ⁴ Віется паръ, и теплотой
   Каминъ чутьдышетъ. Дымъ изъ трубокъ
   Въ трубу уходитъ. Свѣтлый кубокъ
   Еще шипитъ среди стола.
 ⁸ Вечерняя находитъ мгла...
   (Люблю я дружескія враки
   И дружескій бакалъ вина
   Порою той, что названа
¹² Пора межъ волка и собаки,
   А почему, не вижу я.)
   Теперь бесѣдуютъ друзья:
 

^4–7В рукописной заметке (см.: Сочинения 1949, VII, 171) Пушкин пишет: «Наши критики долго оставляли меня в покое. Это делает им честь: я был далеко в обстоятельствах не благоприятных. По привычке полагали меня все еще очень молодым человеком. Первые неприязненные статьи, помнится, стали появляться по напечатанию четвертой и пятой песни [в начале 1828 г.] Евг<ения> Онегина. Разбор сих глав, напечатанный в Атенее [1828, подписанный „В.“ и написанный Михаилом Дмитриевым] удивил меня хорошим тоном, хорошим слогом и странностию привязок. Самые обыкновенные риторические фигуры и тропы останавливали критика: можно ли сказать „стакан шипит“, вместо „вино шипит в стакане“? „камин дышит“, вместо „пар идет из камина“?»

^9–13Интонация этого заключенного в скобки высказывания очень близка интонации высказывания о Руссо в главе Первой, XXIV, 9–14.

¹²меж волка и собаки.Знакомый галлицизм – «entre chien et loup», – восходящий к тринадцатому веку («entre chien et leu»), означающий сумерки – время дня, когда уже слишком темно, чтобы пастух мог отличить свою собаку от волка. В этом выражении находили и эволюционистский смысл, а именно в описании перехода дня в ночь в понятиях промежуточной стадии между двумя очень близкими друг другу видами животных.

 
   – «Ну, что сосѣдки? Что Татьяна?
   Что Ольга рѣзвая твоя?»
   – «Налей еще мнѣ полстакана...
 ⁴ Довольно, милый... Вся семья
   Здорова; кланяться велѣли.
   Ахъ, милый, какъ похорошѣли
   У Ольги плечи, что за грудь!
 ⁸ Что за душа!... Когда нибудь
   Заѣдемъ къ нимъ; ты ихъ обяжешь;
   А то, мой другъ, суди ты самъ:
   Два раза заглянулъ, а тамъ
¹² Ужъ къ нимъ и носу не покажешь.
   Да вотъ... какой же я болванъ!
   Ты къ нимъ на той недѣлѣ званъ.»
 

 
   – «Я?» – «Да, Татьяны имянины
   Въ субботу. Олинька и мать
   Велѣли звать, и нѣтъ причины
 ⁴ Тебѣ на зовъ не пріѣзжать.»
   «Но куча будетъ тамъ народу
   И всякаго такого сброду...»
   – «И, никого, увѣренъ я!
 ⁸ Кто будетъ тамъ? своя семья.
   Поѣдемъ, сдѣлай одолженье!
   Ну чтожъ?» – «Согласенъ.» – Какъ ты милъ!
   При сихъ словахъ онъ осушилъ
¹² Стаканъ, сосѣдкѣ приношенье,
   Потомъ разговорился вновь
   Про Ольгу: такова любовь!
 

Здесь каждый что-то забывает: Ленский забывает (но потом, к несчастью, вспоминает) о приглашении Онегина к Лариным; Онегин забывает о ситуации, в которой оказалась Татьяна; Пушкин путает даты. Не вспомни Ленский вдруг то, что его ангел-хранитель пытался заставить его забыть, не было бы ни танца, ни дуэли, ни смерти. Здесь начинается ряд беспечных, безответственных поступков Онегина, фатально ведущих к несчастью. Создается впечатление, что скромный семейный праздник, обещанный Ленским в наивном рвении зазвать друга, Онегину еще менее приемлем – хоть и по иной причине, чем праздник многолюдный. Что же могло заставить его предпочесть интимную обстановку многолюдию? Жестокое любопытство? Или Татьяна нравилась ему все больше после их последней встречи более пяти месяцев назад?

^1–2Татьяны имянины / В субботу.12 января, св. мученицы Татьяны Римской (ок. 230).

 
   Онъ веселъ былъ. Чрезъ двѣ недѣли
   Назначенъ былъ счастливый срокъ.
   И тайна брачныя постели
 ⁴ И сладостной любви вѣнокъ
   Его восторговъ ожидали.
   Гимена хлопоты, печали,
   Зѣвоты хладная чреда
 ⁸ Ему не снились никогда.
   Межъ тѣмъ какъ мы, враги Гимена,
   Въ домашней жизни зримъ одинъ
   Рядъ утомительныхъ картинъ,
¹² Романъ во вкусѣ Лафонтена....
   Мой бѣдный Ленскій, сердцемъ онъ
   Для оной жизни былъ рожденъ.
 

⁹враги Гимена.Неблагозвучное столкновение согласных («ги»-«ги»), столь нехарактерное для «ЕО». Или Пушкин говорил «Химена»?

¹²Лафонтена.Пушкинское примеч. 26 – об этом «авторе множества семейственных романов» – относится к Августу (также возможно написание Аугуст) Генриху Юлию Лафонтену (1758–1831), немецкому романисту. Он был столь же бездарен, сколь и плодовит, породив более 150 томов, и крайне популярен за границей во французских переводах. Пушкин, возможно, имел в виду конкретно роман «Два друга», переведенный на французский графиней де Монтолон (Париж, 1817, 3 тома); или «Признания на могиле», переведенный Элизой Вояр (Париж, 1817, 4 тома); или, еще более вероятно, «Семья Хальденов», 1789, в переводе на французский А. Вильмена (Париж, 1803, 4 тома), экземпляр которого (согласно лаконичной заметке Модзалевского в книге «Пушкин и его современники», I, 1 [1903], с. 27) был в библиотеке соседки Пушкина, госпожи Осиповой, в Тригорском.

 
   Онъ былъ любимъ... по крайней мѣрѣ
   Такъ думалъ онъ, и былъ счастливъ.
   Стократъ блаженъ, кто преданъ вѣрѣ,
 ⁴ Кто хладный умъ угомонивъ,
   Покоится въ сердечной нѣгѣ,
   Какъ пьяный путникъ на ночлегѣ,
   Или, нѣжнѣй, какъ мотылекъ,
 ⁸ Въ весенній впившійся цвѣтокъ;
   Но жалокъ тотъ, кто все предвидитъ,
   Чья не кружится голова,
   Кто всѣ движенья, всѣ слова
¹² Въ ихъ переводѣ ненавидитъ,
   Чье сердце опытъ остудилъ
   И забываться запретилъ!
 

Под этой строфой в черновике (2370, л. 79) стоит дата «6 генв.» (6 янв. 1826 г.).

Глава Пятая

 
О, не знай сихъ страшныхъ сновъ,
   Ты, моя Свѣтлана!
 

Жуковскій.

Две строки из последней строфы баллады Жуковского «Светлана» (1812), упоминаемой в моем коммент. к главе Третьей, V, 2–4 и главе Пятой, X, 6.

Две заключительные строфы этой баллады адресованы Александре Протасовой (1797–1829), крестнице и племяннице Жуковского (дочери его сестры). В 1814 г. она вышла замуж за незначительного поэта и литературного критика Александра Воейкова (1778–1839), который обходился с ней жестоко и бессердечно. Она в полной мере познала «сии страшные сны» и в молодые годы умерла в Италии. В нее был влюблен Александр Тургенев; в письме от 19 окт. 1832 г. Жуковский послал ему надпись на церковнославянском языке для ее надгробного памятника в Ливорно (Архив братьев Тургеневых, вып. 6, [1921], с. 461). Александра была сестрой Марии Протасовой (1793–1823), которую Жуковский любил на протяжении всей своей жизни; в 1817 г. она вышла замуж за выдающегося хирурга – доктора Ивана Мойера (Иоганн Христиан Мойер, 1786–1858).

Беловая рукопись главы Пятой (ПБ 14) предлагает два эпиграфа: первые два слова из строк Петрарки, использованных в качестве эпиграфа в главе Шестой, они здесь, – возможно, всего лишь фальстарт; а тема из «Светланы», строфа II, 1–8, возвращает нас к строфе V главы Третьей:

 
Тускло светится луна
В сумраке тумана —
Молчалива и грустна
Милая Светлана.
«Что, подруженька, с тобой?
Вымолви словечко;
Слушай песни круговой;
Вынь себе колечко».
 

 
   Въ тотъ годъ осенняя погода
   Стояла долго на дворѣ,
   Зимы ждала, ждала природа.
 ⁴ Снѣгъ выпалъ только въ Январѣ
   На третье въ ночь. Проснувшись рано,
   Въ окно увидѣла Татьяна
   Поутру побѣлѣвшій дворъ,
 ⁸ Куртины, кровли и заборъ;
   На стеклахъ легкіе узоры,
   Деревья въ зимнемъ серебрѣ,
   Сорокъ веселыхъ на дворѣ
¹² И мягко устланныя горы
   Зимы блистательнымъ ковромъ.
   Все ярко, все бѣло кругомъ.
 

В верхней части черновика (2370, л. 79 об.) Пушкин записал дату – «4 генв.» (4 янв. 1826 г.)

²на дворе;⁷двор;¹¹на дворе.«Двор» в строке 7 является одной из конкретных реалий в ряду других (куртины и т. д.). «На дворе» в строке 11 может означать «на улице» или (что более вероятно в данном контексте) «снаружи», «за стенами дома». «На дворе» в строке 2 выражает более расплывчатое, более общее и абстрактное значение чего-то, происходящего на большом пространстве под открытым небом. И на самом деле, выражение «на дворе» в этой идиоматической фразе «осенняя погода стояла… на дворе» означает почти то же самое, что и «на дворе дождь». Следовательно, строки 1–2:

 
В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе
 

подразумевают всего лишь то, что такая (осенняя) погода продолжалась (или длилась) в том году (1820) долго (до января 1821 г.), но поскольку сам процесс этого «стояния» должен где-то происходить, по-русски фраза завершается наречием «на дворе».

^{3, 10, 13}Зимы(«зима», прилаг. «зимний»). «Зима» повторяется в этой строфе трижды.

Необходимо заметить, что в предыдущей главе (Четвертой, XL) лето довольно несообразно заканчивается ноябрем, что противоречит утверждению о непродолжительности русского лета (глава Четвертая, XL, 3), поскольку осенняя погода в тех краях, где находилось поместье Лариных, обычно наступала не позднее последних чисел августа (по старому стилю, разумеется). Иначе говоря, запаздывание обоих времен года (и осени, и зимы) в «1820 году» в главе Четвертой показано не очень отчетливо, хотя время, отраженное в строфах XL–L главы Четвертой (от ноября до начала января), соответствует времени в главе Пятой, I–II. Пушкинский «1820 год» отличается от исторического 1820 г., который в северо-восточной России был отмечен очень ранними снегопадами (в С.-Петербургской губернии снег выпал 28 сентября, судя по письму Карамзина к Дмитриеву).

⁵ Все четыре переводчика «ЕО» на английский – Сполдинг, Дейч, Элтон и Рэдин – ошибаются в дате, понимая «на третье» как «третьего»!

⁹узоры.Выражение относится к морозным узорам.

¹²мягко.Французское «moelleusement» «мягко, пушисто» – слово-гибрид, сочетающее в себе такие значения, как «податливый» и «толстый».

¹⁴Все ярко, все бело кругом.См.: Томсон, «Зима» (изд. 1730–38 гг.), строки 232–34:

 
                 Внезапно поля
Облачились в свои зимние, чистейшей белизны одежды,
Все сияет и сверкает…
 

 
   Зима!... Крестьянинъ, торжествуя,
   На дровняхъ обновляетъ путь;
   Его лошадка, снѣгъ почуя,
 ⁴ Плетется рысью какъ нибудь;
   Бразды пушистыя взрывая,
   Летитъ кибитка удалая;
   Ямщикъ сидитъ на облучкѣ
 ⁸ Въ тулупѣ, въ красномъ кушакѣ.
   Вотъ бѣгаетъ дворовый мальчикъ,
   Въ салазки жучку посадивъ,
   Себя въ коня преобразивъ;
¹² Шалунъ ужъ заморозилъ пальчикъ:
   Ему и больно и смѣшно,
   А мать грозитъ ему въ окно...
 

Эту строфу часто можно встретить в русских школьных учебниках как отдельное стихотворение, озаглавленное «Зима»; а в 1899 г. некто Плосайкевич сочинил «Детский дуэт» на текст этой строфы, из которой выкроил восьмистишие «Русская зима» и шестистшие «Мальчик-забавник».

^1–4Масса нелепостей, которыми полны переводы пушкинского романа у Сполдинга (1881), Дейч (1936), Элтона (1937) и Рэдин (1937), не имеет, разумеется, ничего общего с «ЕО».

¹⁰жучку (курсив в русском тексте). Маленькая черной шерсти собака и, в расширительном смысле, любая маленькая «дворняжка».

 
   Но, можетъ быть, такого рода
   Картины васъ не привлекутъ;
   Все это низкая природа;
 ⁴ Изящнаго не много тутъ.
   Согрѣтый вдохновенья богомъ,
   Другой поэтъ роскошнымъ слогомъ
   Живописалъ намъ первый снѣгъ
 ⁸ И всѣ оттѣнки зимнихъ нѣгъ:
   Онъ васъ плѣнитъ, я въ томъ увѣренъ,
   Рисуя въ пламенныхъ стихахъ
   Прогулки тайныя въ саняхъ;
¹² Но я бороться не намѣренъ
   Ни съ нимъ покамѣстъ, ни съ тобой,
   Пѣвецъ Финляндки молодой!
 

³низкая природа.Здесь Бродский дает идиотски-глупый комментарий: «Дворянские читатели были оскорблены реалистическими описаниями природы». На самом же деле, Пушкин, конечно, имеет в виду среднего читателя, приверженного всему французскому, «утонченный» вкус которого – «le bon goût» – мог быть оскорблен.

⁶Другой поэт;^7–13первый снег… В примечании к рукописи (ПД 172), подготовленной для издания 1833 г., читаем: «Первый снег Вяземского. Красивый выходец и проч. Конец [стихотворения]. Барат[ынский] в Финл[яндии]».

Отрывок из «Первого снега» Вяземского (1819; см. мой коммент. к эпиграфу главы Первой) звучит так:

 
Красивый выходец кипящих табунов,
Ревнуя на бегу с крылатоногой ланью,
Топоча хрупкий снег, нас по полю помчит.
Украшен твой наряд лесов сибирских данью,
И соболь на тебе чернеет и блестит…
..........................................................
Румяных щек твоих свежей алеют розы,
И лилия свежей белеет на челе.
 

Убедительный пример цветистого и многословного стиля Вяземского, изобилующего определениями и определениями определений. Стихотворение заканчивается (строки 104–05):

 
О первенец зимы, блестящей и угрюмой!
Снег первый, наших нив о девственная ткань!
 

Пушкин легко догнал и оставил позади Вяземского и Баратынского (см. следующий коммент.) в своих небольших стихотворениях «Зима» (1829) и «Зимнее утро» (1829), краски которых восхитительно чисты, а язык гармоничен, лаконичен и близок к разговорной речи.

^13–14 Ссылка на фрагмент из «Эды» Баратынского, опубликованной в «Мнемозине» в начале 1825 г., а также в «Полярной звезде» в том же году. Этот фрагмент несколько отличается от текста 1826 г. (строки 623–31):

 
Сковал потоки зимний хлад,
И над стремнинами своими
С гранитных гор уже висят
Они горами ледяными.
Из-под сугробов снеговых,
Кой-где вставая головами,
Скалы чернеют: снег буграми
Лежит на соснах вековых.
Кругом все пусто. Зашумели,
Завыли зимние мятели.
 

Наш поэт явно изменил свое мнение и решил-таки вступить в состязание с Баратынским, что было не так уж трудно. В Татьянином сне Пушкин освобождает потоки от оков зимы (глава Пятая, XI) и дает более величественное изображение сосен (глава Пятая, XIII). Баратынский заменяет сосны «мглой волнистой и седой», в которой «исчезает небо» в издании «Эды» 1826 г.

 
   Татьяна (Русская душою,
   Сама не зная почему.)
   Съ ея холодною красою
 ⁴ Любила Русскую зиму,
   На солнцѣ иній въ день морозной,
   И сани, и зарею поздной
   Сіянье розовыхъ снѣговъ,
 ⁸ И мглу Крещенскихъ вечеровъ.
   По старинѣ торжествовали
   Въ ихъ домѣ эти вечера:
   Служанки со всего двора
¹² Про барышень своихъ гадали
   И имъ сулили каждый годъ,
   Мужьевъ военныхъ и походъ.
 

^6–7зарею поздной / Сиянье розовых снегов.Ср.: Томас Мур, «Любовь ангелов» (1823), строки 98–99, «История первого ангела»: «… снег / Розоватый в закатном пламени».

«Поэзия мистера Мура, – писало „Эдинбургское обозрение“ в феврале 1823 г. – это роза без шипов – на ощупь она как бархат, цветом – багрец… Поэзия лорда Байрона – колючая куманика, а иногда и смертоносный анчар» (см. коммент. к главе Первой, XXXIII, 3–4).

В этом образе «розовых снегов» наш поэт создает амальгаму из мороза и роз («морозы – розы») на основе «ожидаемой рифмы», брошенной читателю в главе Четвертой, XLII.

¹⁴Мужьев.Множественное число винительного падежа, употребленное здесь, – вульгаризм в речи этих самых служанок более уместный, чем правильное «мужей» (которое появляется в издании 1828 г. и затем в том же году исправляется на ныне принятое в перечне ошибок, приложенном к главе Шестой). Интересно, что предсказание сбылось – Ольга выходит замуж за улана, а Татьяна – за важного генерала.

 
   Татьяна вѣрила преданьямъ
   Простонародной старинѣ,
   И снамъ, и карточнымъ гаданьямъ,
 ⁴ И предсказаніямъ луны.
   Ее тревожили примѣты;
   Таинственно ей всѣ предметы
   Провозглашали что нибудь,
 ⁸ Предчувствія тѣснили грудь.
   Жеманный котъ, на печкѣ сидя,
   Мурлыча, лапкой рыльцо мылъ:
   То несомнѣнный знакъ ей былъ,
¹² Что ѣдутъ гости. Вдругъ увидя
   Младой двурогой ликъ луны
   На небѣ съ лѣвой стороны:
 

^9–12Такие же суеверия были распространены в Уэльсе, судя по следующему наблюдению Р. П. Хэмптона Робертса в «Notes and Queries», 5 серия, VII, [17 февр. 1877 г.], с. 136: «На острове Англси мне рассказывали, что такие действия кошки [умывание] предсказывают не дождь [как обычно считается в Англии], а прибытие гостя. Если кошка умывает только мордочку, дату приезда гостей точно установить нельзя; но если, умываясь, кошка лапой захватывает и уши, то гостей можно ожидать в тот же день».

⁹Жеманный кот.В издании 1828 г. после слова «жеманный» добавлено «ль», что означает «если» или «когда».

 
   Она дрожала и блѣднѣла.
   Когда жъ падучая звѣзда
   По небу темному летѣла
 ⁴ И разсыпалася; тогда
   Въ смятеньи Таня торопилась,
   Пока звѣзда еще катилась,
   Желанье сердца ей шепнуть.
 ⁸ Когда случалось гдѣ нибудь
   Ей встрѣтить чернаго монаха,
   Иль быстрый заяцъ межъ полей
   Перебѣгалъ дорогу ей;
¹² Не зная, что́ начать со страха,
   Предчувствій горестныхъ полна,
   Ждала несчастья ужъ она.
 

^2–7«Я узнал, как падучая звезда нарушает ночной покой… Нет ничего столь незначительного, что не казалось бы зловещим воображению, преисполненному дурными предчувствиями и предзнаменованиями» (Аддисон, «Зритель», № 7, 8 марта 1711 г., где он очень остроумно потешается над суеверными дамочками).

Падающие звезды с незапамятных времен считались вестниками беды.

 
   Что жъ? Тайну прелесть находила
   И въ самомъ ужасѣ она:
   Такъ насъ природа сотворила,
 ⁴ Къ противорѣчію склонна.
   Настали святки. То-то радость!
   Гадаетъ вѣтренная младость,
   Которой ничего не жаль,
 ⁸ Передъ которой жизни даль
   Лежитъ свѣтла, необозрима,
   Гадаетъ старость сквозь очки
   У гробовой своей доски,
¹² Все потерявъ невозвратимо;
   И все равно: надежда имъ
   Лжетъ дѣтскимъ лепетомъ своимъ.
 

¹Что ж?Эта вопросительная формула означает здесь «Что бы вы думали?» или «Странно сказать».

¹¹У гробовой своей доски.Идиома, означающая «у врат могилы».

 
   Татьяна любопытнымъ взоромъ
   На воскъ потопленый глядитъ:
   Онъ чудно-вылитымъ узоромъ
 ⁴ Ей что-то чудное гласитъ;
   Изъ блюда, полнаго водою,
   Выходятъ кольца чередою;
   И вынулось колечко ей
 ⁸ Подъ пѣсенку старинныхъ дней:
   «Тамъ мужички-то все богаты;
   «Гребутъ лопатой серебро;
   «Кому поемъ, тому добро
¹² «И слава!» Но сулитъ утраты
   Сей пѣсни жалостный напѣвъ;
   Милѣй кошурка сердцу дѣвъ.
 

²воск потопленный.Пушкинский эпитет возник под влиянием глаголов «растопить» (переходи.) и «топить» (переходн. и непереходн.), означающих «погружать в воду» и «растворять». Иногда вместо горячего воска растапливали и бросали в воду олово, где оно принимало различные формы, по которым предсказывали будущее. Служебник 1639 г., «Потребник», упоминает чародеев двух видов, занимавшихся волшбой – это «восколеи» и «оловолеи» (те, кто разливает эти вещества).

^5–8Рождественские и крещенские песнопения во время гаданий (подблюдные песни) начинаются запевом, прославляющим Бога: «Слава Тебе, Боже, слава!» Девушки и женщины, собравшиеся на гаданье, бросают кольца и другие дешевые украшения в блюдо или миску с водой. Затем блюдо покрывают платком и начинают петь святочные песни. В конце каждой песни из воды наугад вынимают брошенное туда украшение и его владелица по характеру только что спетой песни определяет, что ее ждет в будущем.

⁷вынулось.Напрашивающийся очевидный перевод «был вынут» не содержит элемента случайности и неизвестности, присущего русскому глаголу.

⁹мужички-то.Эта уменьшительная форма существительного и простонародная частица «-то» не находят себе аналога в английском языке.

^9–12Это хорошо известная «святочная» песня (прилагательное образовано от слова «святки», обозначающего период продолжительностью в двенадцать дней с Рождества Христова – 25 декабря, до Крещения – 6 января). Песня звучит так:

 
Как у Спаса, в Чигасах за Яузою,
        Слава!
Живут мужики богатые,
        Слава!
Гребут золото лопатами,
        Слава!
Чисто серебро лукошками,
        Слава!
 

Река Яуза – приток реки Москвы к востоку от Кремля. Каменная церковь Спаса была построена в 1483 г. Обычно считалось, что эта песня предсказывает смерть пожилым людям.

¹⁴кошурка.В песне поется:

 
Уж как кличет кот кошурку,
      Слава!
Ты поди, моя кошурка, в печурку спать,
      Слава!
У меня, у кота есть сткляница вина,
      Слава!
Есть сткляница вина и конец пирога,
      Слава!
У меня у кота и постеля мягка,
      Слава!
 

Эта «улещивающая» песенка – предвещание свадьбы, как замечает Пушкин в своем примеч. 29.

 
   Морозна ночь; все небо ясно;
   Свѣтилъ небесныхъ дивный хоръ
   Течетъ такъ тихо, такъ согласно...
 ⁴ Татьяна на широкій дворъ
   Въ открытомъ платьицѣ выходитъ,
   На мѣсяцъ зеркало наводитъ;
   Но въ темномъ зеркалѣ одна
 ⁸ Дрожитъ печальная луна...
   Чу... снѣгъ хруститъ... прохожій; дѣва
   Къ нему на цыпочкахъ летитъ
   И голосокъ ея звучитъ
¹² Нѣжнѣй свирельнаго напѣва:
   Какъ ваше имя? Смотритъ онъ
   И отвѣчаетъ: Агаѳонъ.
 

⁵В открытом платьице.Сполдинг переводит это место как «в полуоткрытом пеньюаре», Элтон – «с непокрытой головой, в шарфе», мисс Дейч – «не обращая внимания на холод»; только у мисс Рэдин перевод верен.

⁶На месяц зеркало наводит;¹³Как ваше имя?Это хорошо известный способ гаданья на улице. Не только эта офранцуженная девица с голыми плечами, но и русская крестьянская девушка в сапожках и платке выходила на деревенский перекресток и наводила свое зеркальце на месяц, ожидая, когда в нем появится ее суженый. Читатель может вспомнить старый английский заговор:

 
Месяц, добрый мой месяц, слава тебе,
Прошу тебя, месяц, открой,
Кто будет супруг мой.
 

Другой старинный способ гаданья (не упоминаемый Пушкиным, но открывающий «Светлану» Жуковского) состоял в том, что за ворота на дорогу бросали башмачок и смотрели, как он лег на снег – куда показывает его носок, там и живет будущий супруг.

Строфа заканчивается описанием обычая, который робкая Татьяна вряд ли осмелилась бы исполнить – он заключался в том, чтобы выйти за ворота и заговорить с первым встречным прохожим.

¹³Смотрит он.Глагол «смотреть», «глядеть» (глава Шестая, XXIV, 13) в русском языке употребляется чаще, чем в английском. Иногда он играет роль всего лишь синтаксического указателя, привлекающего внимание читателя к наступающему действию или событию (как в данном случае) или создает определенное настроение (удивления или неуверенности) – «Князь на Онегина глядит» (глава Восьмая, XVII, 11). Широко распространен также глагол совершенного вида «взглянуть» – «Взгляну на дом» (глава Седьмая, XVI, 4). Но самым поразительным феноменом этого ряда являются русские «взгляд» и «взор». К ним легко подобрать рифму и, подкрепленные эпитетом («томный», «печальный», «радостный», «мрачный»), они становятся готовой формулой, передающей состояние души посредством выражения лица персонажа.

¹⁴Агафон.Производит гротескное впечатление. Эта русская версия имени Агато или Агатоникус (см. примеч. 13 Пушкина к главе Второй, XXIV, 2, относительно сладкозвучных греческих имен) для русского уха звучит тяжеловесно и по-деревенски грубо. Аналог ему в Англии можно найти среди библейских имен. Только представьте себе юную английскую леди образца 1820 г., которая, украдкой выбравшись за ворота своего имения и спросив проходящего мимо работника, как его зовут, узнает, что имя ее будущего супруга не Аллан, а Ной.