Текст книги "Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина"

Автор книги: Владимир Набоков

 
   И страшно ей, и торопливо
   Татьяна силится бѣжать:
   Не льзя никакъ; нетерпѣливо
 ⁴ Метаясь, хочетъ закричать:
   Не можетъ; дверь толкнулъ Евгеній:
   И взорамъ адскихъ привидѣній
   Явилась дѣва; ярый смѣхъ
 ⁸ Раздался дико; очи всѣхъ,
   Копыта, хоботы кривые,
   Хвосты хохлатые, клыки,
   Усы, кровавы языки,
¹² Рога и пальцы костяные,
   Все указуетъ на нее,
   И всѣ кричатъ: мое! мое!
 

^9–14 В этом босховском собрании «усы» в начале строки 11 могут означать усы какого-нибудь животного из семейства кошачьих или усики-щупальца какого-то членистоногого, равно как и усы сказочного великана-людоеда. Отдельные части тела слона и кабана, хвост дьявольского пуделя или льва – все это может быть отдаленным отражением расхожих представлений о мире средневековья.

¹³Всё указует.«Всё указывает», «вся [толпа] указывает» – это та же самая идиоматическая форма, как и в начальной фразе строфы XXI главы Первой: «Всё хлопает».

 
   Мое! сказалъ Евгеній грозно,
   И шайка вся сокрылась вдругъ;
   Осталася во тмѣ морозной
 ⁴ Младая дѣва съ нимъ самъ-другъ;
   Онѣгинъ тихо увлекаетъ
   Татьяну въ уголъ и слагаетъ
   Ее на шаткую скамью
 ⁸ И клонитъ голову свою
   Къ ней на плечо; вдругъ Ольга входитъ,
   За нею Ленской; свѣтъ блеснулъ;
   Онѣгинъ руку замахнулъ
¹² И дико онъ очами бродитъ,
   И незванныхъ гостей бранитъ:
   Татьяна чуть жива лежитъ.
 

^5–7Онегин тихо.Критик, на которого ссылается Пушкин в своем примеч. 32, – Борис Федоров, рецензент отдельного издания Четвертой и Пятой глав (1828), обвинивший Пушкина в своем журнале «Санкт-Петербургский зритель» в безнравственности и неблагопристойности.

Глагол «увлекать», фр. «entraîner», использованный в строке 5, по смыслу стоит где-то между «тащить» и «уносить» и, несмотря на протесты нашего поэта, содержит определенный оттенок, имеющий значение соблазняющих уговоров и обольщения, что, вне всякого сомнения, и видно из этого пассажа.

«Слагает» (фр. «dépose») следующей строки в русском языке ассоциируется с родственными формами, означающими «складывать», «связывать» и т. д., и в данном контексте передает поразительную вялость, скованность и податливость тела героини. Глагол использован здесь в смысле, близком к глаголу «укладывать» – значение, усиливающее намеренность и целенаправленность действий Онегина.

¹⁰XXI, ³ Ленский.М. Гершензон в статье «Сны Пушкина»[62]62
  Опубликована в сб. «Пушкин», составленном из статей различных авторов, под ред. Н. Пиксанова, Москва, 1924, с. 79–96.


[Закрыть] утверждает, что Татьяна подсознательно узнает во сне, что 1) Ленский, несмотря на всю свою поэзию, просто вульгарный мальчишка и что 2) Онегин подсознательно ненавидит его за это.

Однако в сне Татьяны нет ничего, что говорило бы в пользу такого утверждения. Онегина, пишет Гершензон в своей на редкость убогой и маловразумительной статье, «…давно мутило, может быть даже не раз подмывало спугнуть это пошлое прекраснодушие, – и так человечески-понятно, что в минуту досады на Ленского он дал волю своему злому чувству, – раздразнил Ленского, закружил Ольгу, как мальчишка бросает камешек в воркующих голубей!»

Гершензон упоминает также о небольшой книжке С. Судиенко, к которому относится как к чудаку, «Тайна поэмы A. C. Пушкина „Евгений Онегин“» (Тверь, 1909), где различным деталям сна Татьяны придается аллегорическое значение, например, две жердочки, образующие мосток, означают две встречи Татьяны с Онегиным и т. д.

 
   Споръ громче, громче: вдругъ Евгеній
   Хватаетъ длинный ножъ, и вмигъ
   Поверженъ Ленскій; страшно тѣни
 ⁴ Сгустились; нестерпимый крикъ
   Раздался... хижина шатнулась...
   И Таня въ ужасѣ проснулась....
   Глядитъ, ужъ въ комнатѣ свѣтло;
 ⁸ Въ окнѣ сквозь мерзлое стекло
   Зари багрянный лучъ играетъ;
   Дверь отворилась. Ольга къ ней,
   Авроры сѣверной алѣй
¹² И легче ласточки, влетаетъ;
   Ну, говоритъ: «Скажи жъ ты мнѣ,
   Кого ты видѣла во снѣ?»
 

^1–3См. коммент. к XX, 10.

 
   Но та, сестры не замѣчая,
   Въ постелѣ съ книгою лежитъ,
   За листомъ листъ перебирая,
 ⁴ И ничего не говоритъ.
   Хоть не являла книга эта
   Ни сладкихъ вымысловъ поэта,
   Ни мудрыхъ истинъ, ни картинъ;
 ⁸ Но ни Виргилій, ни Расинъ,
   Ни Скоттъ, ни Байронъ, ни Сенека,
   Ни даже Дамскихъ Модъ Журналъ
   Такъ никого не занималъ:
¹² То былъ, друзья, Мартынъ Задека,
   Глава халдейскихъ мудрецовъ,
   Гадатель, толкователь сновъ.
 

¹Но та, сестры не замечая.Протяжный, тоскливый распев этой строки звучит как эхо строки 1 в строфе XXXIII главы Третьей – «Она зари не замечает», и, в свою очередь, получает отзвук в похожей интонации строки 1 строфы XXXI главы Восьмой – «Она его не замечает» и строфы XLII главы Восьмой – «Она его не подымает». Лейтмотив, носящий характер повторяющегося магического заклинания.

¹²Мартын Задека.Я склонен рассматривать этот персонаж как искусственное создание, сфабрикованное в 1770 г. анонимным составителем астрономических таблиц германо-швейцарского происхождения, который, по-видимому, производил имя своего «мудреца» от раввинского звания «цадик», означающего «особо праведный», или от Садок, имени одного священника времен царя Соломона, или от Седекия, «fameux cabaliste» <«знаменитый каббалист»>, в правление Пипина Короткого (восьмой век) доказавшего глумившимся над ним, что стихии населены сильфами, которым он порекомендовал показаться людям, что они и сделали, плывя в роскошных воздушных кораблях (как уверяет аббат Монфокон де Вийар в романе, направленном против розенкрейцеров «Граф Габалис, или Беседы о тайных науках», Париж, 1670).

В университетской библиотеке Базеля имеется сборник памфлетов восемнадцатого века с надписью «Historische Schriften» <«Исторические сочинения»> на форзаце и «Varia historica» <«Исторические труды»> на обложке (каталогизированный как Leseges. Brosch. № 17). Мадемуазель Эжени Ланг, библиотекарь Швейцарской национальной библиотеки, любезно предоставила мне возможность ознакомиться с фотокопией четвертого памфлета из этой серии. Это брошюрка на четырех страницах с заголовком «Wunderbare und merkwürdige Prophezeyung des berühmten Martin Zadecks, eines Schweitzers bey Solothurn der im 106ten Jahr seines Alters, vor seinem Tode den 20. Dezember, und nach seinem Tode den 22ten Dez. 1769, in Gegenwart seiner Freunde Prophezeyet hat, auf gegenwärtige und zukünftige Zeiten». <«Чудесное и достопримечательное предсказание знаменитого Мартина Цадека, швейцарца, родившегося вблизи Золотурна, который на 106-м году жизни составил предсказание перед своей смертью 20 декабря и после своей смерти 22 декабря 1769 г., в присутствии своих друзей, на нынешние и будущие времена»>. В брошюре дается краткое описание его жизни (он удалился в Альпы в 1739 г., питался травами в течение тридцати лет в полном одиночестве и умер в бедной хижине неподалеку от Солёра) и его предсказаний, сделанных им на смертном одре – (таких, как распад Турецкой империи, грядущий расцвет Скандинавии и России, ослепительное величие Данцига, завоевание Италии Францией, полное покорение Африки тремя северными народами, разрушение большей части Нового Света в результате различных катаклизмов и конец света в 1969 г.). Брошюра эта, по всей видимости, имела широкое распространение; различные варианты ее были включены в целый ряд сборников с текстами мистического содержания, немецких и русских. Имя Мартин Цадек (по-русски писавшееся как Мартын Задек или Мартын Задека) стоит в одном ряду с именами Тихо Браге и Иоганна Каспара Лафатера на титульном листе «Оракула», изданного в трех книгах, насчитывающего 454 страницы и вышедшего в 1814 г. в Москве, после чего последовало еще множество изданий, таких как «Древний и новый всегдашний гадательный оракул, найденный после смерти одного стошестилетнего старца Мартына Задека», Москва, 1821; «Новый полный оракул и чародей», содержащий главы «Толкование снов» и «Предсказания Брюса и Задеки», Москва, 1880.

 
   Сіе глубокое творенье
   Завезъ кочующій купецъ
   Однажды къ нимъ въ уединенье,
 ⁴ И для Татьяны наконецъ
   Его съ разрозненной Мальвиной
   Онъ уступилъ за три съ полтиной,
   Въ придачу взявъ еще за нихъ
 ⁸ Собранье басенъ площадныхъ,
   Грамматику, двѣ Петріады,
   Да Мармонтеля третій томъ.
   Мартынъ Задека сталъ потомъ
¹² Любимецъ Тани... Онъ отрады
   Во всѣхъ печаляхъ ей даритъ,
   И безотлучно съ нею спитъ.
 

⁵ Мальвиной.«Мальвина», сочинение мадам Коттен (Париж, 1800; 1801, согласно данным Л. К. Сайкса, автора великолепного исследования «Мадам Коттен», Оксфорд, 1949). Мадам Коттен была также автором «Матильды»; см. коммент. к главе Третьей, IX, 8, относительно Малек-Аделя.

Мальвина де Сорси после смерти своей подруги, Миледи Шеридан (племянницы, вероятно, лорда Бомстона из сочинений Руссо), отправляется на житье к родственнице Мистрис (это «ис» является данью французской моде того времени) Бертон, в Шотландию, где католический священник мистер Прайор и распутник сэр Эдмунд влюбляются в нее. Злоба Мистрис Бертон приводит к различным ужасным и запутанным ситуациям – и Мальвина теряет тот рассудок, что у нее был.

Если судить по варианту строки 5 черновой рукописи (2368, л. 49 об. «…с русскою Мальвиной»), Пушкин мог иметь в виду русскую версию, появившуюся (согласно Бродскому, с. 231) в 1816–18 гг., и в этом случае Татьяна едва ли ее читала.

⁶три с полтиной.Вероятно (как отмечал Лозинский, 1937 г.), бумажными деньгами («ассигнациями»), что равнялось одному рублю серебром.

⁸Собранье басен площадных.Имеются в виду дешевые издания сказок и басен для простонародья – торговцев, мастеровых, более или менее овладевших грамотой слуг и проч.

¹⁰ две Петриады.Среди полудюжины «Петриад» (эпических поэм, посвященных Петру I – жалкого подражания жалкой французской «Генриаде»), известных в то время, существовало и гротескное «Лирическое песнопение» в восьми песнях князя Сергия Шихматова, публикация которого (в 1810 г.) вызвала острую эпиграмму Батюшкова «Совет эпическому стихотворцу»:

 
Какое хочешь имя дай
Твоей поэме полудикой:
Петр длинный, Петр большой, но только Петр Великой —
Ее не называй.
 

Две другие героические поэмы на тему Петра написаны Романом Сладковским (1803) и Александром Грузинцевым (1812); существует и французская трагедия в стихах «Петр Великий» (Париж, 1779), автор которой Дора. Лучшее из множества такого рода произведений – «Петр Великий, героическая поэма» Ломоносова, насчитывающая 1250 ямбических шестистопников (рифмовка bbaaccee). Она состоит из Вступления (64 строки, датировано 1 нояб. 1760 г.) и двух песен (632 и 554 строки). Строки 171–73 песни I носят на удивление пророческий характер:

 
Колумбы росские, презрев угрюмый рок,
Меж льдами новый путь отворят на восток,
И наша досягнет в Америку держава.
 

¹⁰Мармонтеля третий том.В «Полном собрании сочинений» Мармонтеля (Париж, 1787, 17 т.) в третьем томе собраны «Нравоучительные сказки», впервые вышедшие в 1761 г. (изданы в Гааге, 2 т.), после чего были опубликованы «Новые нравоучительные сказки» (Париж, 1765). В пушкинской библиотеке имелось полное собрание Мармонтеля издания 1813–19 гг.[63]63
  См.: Б. Модзалевский, «Библиотека Пушкина» (библиографическое описание). «Пушкин и его современники», III: 9–10, (1909), с. 282.


[Закрыть] Обращаю внимание на то, что Бродский (1950, с. 49) неверно пишет «Contes morales» вместо «Contes moraux», a Чижевский (1953, с. 212) неправильно пишет имя автора «Marmontelle» (вместо «Marmontel»).

Ассоциации, возникающие у Пушкина в связи с Петром Великим и Мармонтелем, может быть, вызваны воспоминаниями о сатире Жильбера «Восемнадцатый век» (1775), в которой упоминается Антуан Леонар Тома, автор «Петреиды», эпической поэмы в честь царя, работу над которой прервала смерть поэта, последовавшая в 1785 г:

 
Thomas est en travail d'un gros poême épique;
Marmontel enjolive un roman poétique…
 

 
<Тома работает над большой поэмой эпической;
Мармонтель украшает роман поэтический…>.
 

 
   Ее тревожитъ сновидѣнье.
   Не зная, какъ его понять,
   Мечтанья страшнаго значенье
 ⁴ Татьяна хочетъ отыскать.
   Татьяна въ оглавленьи краткомъ
   Находитъ азбучнымъ порядкомъ
   Слова: боръ, буря, воронъ, ель,
 ⁸ Ежъ, мракъ, мостокъ, медвѣдь, метель,
   И прочая. Ея сомнѣній
   Мартынъ Задека не рѣшитъ;
   Но сонъ зловѣщій ей сулитъ
¹² Печальныхъ много приключеній.
   Дней нѣсколько она потомъ
   Все безпокоилась о томъ.
 

^7–8«Алфавитный» порядок приведенных в строфе русских слов неправилен («ж» в русском алфавите предшествует «л», а порядок слов на «м» должен быть следующим: «медведь, метель, мосток, мрак»):

 
…бор, буря, ворон, ель,
Еж, мрак, мосток, медведь, метель…
 

«Ворон» означает «pentimento» <«раскаяние» – ит.>, как и «еж» (см. беловую рукопись и отдельное издание Четвертой и Пятой глав). «Ворон» присутствует в беловой рукописи строфы XXIV, 7 (ПБ 14) и во всех трех изданиях. Однако в Акад. 1937 напечатано «ведьма», а не «ворон» в силу рукописных поправок, которые Пушкин сделал в своем экземпляре пяти печатных оттисков романа, переплетенных вместе (от главы Первой до главы Шестой; хранится в МБ, 8318), прежде или вскоре после выхода в свет главы Шестой (23 марта 1828 г.). «Ворон» не давал покоя Пушкину. На полях черновика «Зимы», датированного 2 нояб. 1829 г. (2382, л. 15 об.), он записывает для памяти – «ворон» – над другой надписью, имеющей отношение к главе Седьмой, XXXI, 1–4 (см. коммент. к главе Седьмой, XXXI, 1–4). Может быть, Пушкин намеревался восстановить строку «ворон в голубой ливрее», зачеркнутую в XVII, 1.

В черновике (2368, л. 49 об.), XXIV, 8 читаем:

 
Медведь, мосток, мука, метель…
 

Эта «мука» – явная аллюзия на танцующую ветряную мельницу в сне Татьяны, но в то же время и интересное доказательство того, что Пушкин психологически чувствовал себя в долгу перед «Днепровской русалкой», где танцуют на сцене мешки с мукой (см. коммент. к главе Второй, XII, 14 и главе Третьей, XVII, 5).

Другие имеющиеся в черновике (2368, л. 49 об.) слова, которые ищет Татьяна, это – «женитьба», «шатер», «шалаш» и зачеркнутый «дом», а также «ручей», «серьги» и несколько других пробных вариантов, почти нечитаемых в пушкинской рукописи.

Судя по определенным особенностям стиля, сонник Мартына Задеки 1880 г., с которым я сверялся, не отличается (если не считать немногих явных дополнений к основному тексту) от изданий сонника начала девятнадцатого века. Правда, сонник 1880 г. содержит не все слова, которые искала Татьяна, но в нем есть «ворон», «ель» и «медведь». Здесь говорится, что если ворон, увиденный во сне, подает голос (а все приснившиеся Татьяне звери и птицы ведут себя именно так), это предзнаменует смерть родственника – что и постигнет жениха ее сестры; «ель» означает замужество – и Татьяна через год выйдет замуж; «медведь» истолковывается как богатство и благополучие – и ее супругом станет богатый князь N. Другими словами, Задека, казалось, разрешил хотя бы часть ее «сомнений». Довольно любопытно отметить, что в соннике не так уж много слов, имеющих отношение ко сну Татьяны, за исключением разве что слов «коза», «журавль» и «ветряная мельница», сулящих неприятности, причем копыта и лай означают, соответственно, женитьбу и ссору.

¹³Дней несколько она потом.Эта строка интересна своим ударением – самое сильное слово («дней») совпадает с понижением и образует ложный спондей с ударением в слове «несколько», тогда как «она» и «потом» – слова слабые, с неполным скольжением на конце:.

 
   Но вотъ багряною рукою
   Заря отъ утреннихъ долинъ
   Выводитъ съ солнцемъ за собою
 ⁴ Веселый праздникъ имянинъ.
   Съ утра домъ Лариной гостями
   Весь полонъ; цѣлыми семьями
   Сосѣды съѣхались въ возкахъ,
 ⁸ Въ кибиткахъ, въ бричкахъ и въ саняхъ.
   Въ передней толкотня, тревога;
   Въ гостиной встрѣча новыхъ лицъ,
   Лай мосекъ, чмоканье дѣвицъ,
¹² Шумъ, хохотъ, давка у порога,
   Поклоны, шарканье гостей,
   Кормилицъ крикъ и плачъ дѣтей.
 

¹багряною рукою.Эпитет «багряный» является синонимом слова «пурпурный» и означает насыщенный красный цвет, фр. «pourpre», но не английское «пурпурный», означающий фиолетовый цвет.

«Багряная рука» производит или должна производить на русского читателя забавное впечатление, так как гомеровская «розовоперстая Эос» (см. заклинания Симайты, обращенные к луне в «Идиллии» II Феокрита) теряет свою прелесть под влиянием русского эпитета «багровые руки», напоминающего о руках прачки (как саркастически замечает Вяземский в стихотворении 1862 г.).

Французский поэт сказал бы «алые руки» (например, Казимир Делавинь: «Déjà l'Aurore aux mains vermeilles…» <«Уже Аврора с алыми руками..»>.

Насколько я могу судить (по совести говоря, я не углублялся в этот вопрос), существовали два вида классического пурпура: тирский пурпур, багряный, цвета крови и утренней зари; и тарентинский, соперничавший, как уверяли поэты, с оттенком фиолетового цвета. Французские поэты, используя «pourpre», довели идею тирского пурпура до той точки, где зрительные ощущения прекращаются на какое-то время: абстрактные солнечные лучи, внезапно появившиеся из-за туч, заменяют восприятие какого-либо конкретного цвета; им следуют русские, чей «пурпур» – всего лишь традиционный багрянец тяжелого занавеса в аллегории или апофеозе; но английский пурпур, некогда имевший синеватый оттенок, англичане, со свойственным им саксонским культом цвета, превратили в тусклый темно-фиолетовый цвет, и всё – бабочка «Пурпурный император», цветущий вереск, дальние холмы – приобрело, короче говоря, «аметистовый» и «фиолетовый» колорит, весьма характерный для английской концепции пурпура. «Вы, фиалки… / Известные своими мантиями чистого пурпура», – пишет сэр Генри Уоттон (1568–1639) в поэме, адресованной Елизавете Богемской. Шекспировские «длинные пурпуры» <«орхидеи»> («Гамлет», IV, VII, 170) становятся характерными «fleurs rougeâtres» («красноватыми цветами») у Летурнера, который, разумеется, совершает нелепость, сравнивая цветы с синеватыми пальцами мертвецов в том же отрывке. Ярко-красная разновидность пурпура неожиданно появилась у нас как европеизм в пьесах Шекспира и произведениях других поэтов его времени, но подлинное господство этого цвета, длившееся, к счастью, недолго, наступило с началом эпохи псевдоклассицизма, когда Поуп, судя по всему, намеренно подлаживался под французское употребление слова «pourpre»; Байрон, ученик Поупа, во всем следовал ему, и вряд ли можно обвинить Пишо в ошибочном выборе краски, когда он переводит строки из «Дон Жуана» (II, CL, 2–3) «леди, на лице которой / Бледность спорила с пурпуром розы» как «…la jolie personne, sur les joues de laquelle le vermillon de la rose semblait le disputer à la pâleur des lis» <«прелестница, на лице которой алый румянец роз спорит, казалось, с бледностью лилий»>, что (автоматически вводя общепринятое противопоставление «роза» – «лилия», один из банальнейших литературных оборотов) отождествляет пурпур с цветом крови.

^1–4В одной из своих «Вздорных од» Александр Сумароков (1718–77), влиятельный стихотворец своего времени, пародирует образы, созданные Ломоносовым:

 
Трава зеленою рукою
Покрыла многие места;
Заря багряною ногою
Выводит новые лета.
 

В пушкинском примеч. 34 к четверостишию из строфы XXV цитируется начало ломоносовской «Оды на день восшествия на <всероссийский> престол Ея Величества государыни Императрицы Елисаветы Петровны» (1748), состоящей из двадцати четырех строф с рифмовкой ababeeciic.

Еще одна «багряная рука» появляется в оде Ломоносова на более раннюю годовщину того же царствования (1746); она насчитывает двадцать семь строф (строки 11–14):

 
И се уже рукой багряной
Врата отверзла в мир заря,
От ризы сыплет свет румяной
В поля, в леса, во град, в моря.
 

Но первая «багряная рука» появляется у Ломоносова еще раньше, в оде, известной только по отрывку, который он опубликовал в своем «Учебнике риторики» (1744):

 
Сходящей с поль златых Авроры
Рука багряна сыплет к нам
Брильянтов, искр, цветов узоры,
Дает румяный вид полям,
Светящей ризой мрак скрывает
И к сладким песням птиц взбуждает.
Чистейший луч доброт твоих
Украсил мой усердный стих.
От блеску твоея порфиры
Яснеет тон нижайшей лиры.
 

«Порфира» («царский пурпур») в строке 9 оды Ломоносова у русских поэтов не всегда кроваво-красного цвета. Она принимает огненно-янтарный оттенок («в порфирах огненно-янтарных») в строке 6 известного стихотворения Шевырева «Сон» (пятьдесят три строки четырехстопного ямба), опубликованного в 1827 г. Франтишек Малевски (1800–70), польский литератор, оставил в своем дневнике запись о том, что этот «Сон» подвергся критике («Если бы кончил на бутылке шампанского, ничего не было бы удивительного, что у него бы в глазах двоилось») на званом вечере в доме Полевого, где присутствовали Пушкин, Вяземский и Дмитриев[64]64
  Между прочим, в комментарии к этому дневнику в «Лит. наследстве», LVIII (1952), 268, примеч. 30, допущена невероятная ошибка – эта критика связывается со сном Святослава в «Слове о полку Игореве»


[Закрыть]. Шевырев, судя по всему, знал английский: его эпитеты кажутся заимствованными из «Аллегро» Милтона (1645), 59–61:

 
Прямо напротив врат Востока,
Где великое солнце начинает свое восхождение,
Облаченное в пламя и цвет янтаря…