Текст книги "Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина"

Автор книги: Владимир Набоков

 
   Вотъ пистолеты ужъ блеснули.
   Гремитъ о шомполъ молотокъ.
   Въ граненый стволъ уходятъ пули
 ⁴ И щелкнулъ въ первый разъ курокъ.
   Вотъ порохъ струйкой сѣроватой
   На полку сыплется. Зубчатый,
   Надежно ввинченный кремень
 ⁸ Взведенъ еще. За ближній пень
   Становится Гильо смущенный.
   Плащи бросаютъ два врага.
   Зарѣцкій тридцать два шага
¹² Отмѣрялъ съ точностью отмѣнной,
   Друзей развелъ по крайній слѣдъ,
   И каждый взялъ свой пистолетъ.
 

³уходят пули.Каждая из двух шарообразных пуль забивается в соответствующий пистолетный ствол, имеющий в сечении форму многоугольника (поэтому «граненый»).

⁴Ср.: Байрон, «Дон Жуан», IV, XLI, 1–2:

 
Как странно звук взведенного курка
Внимательное ухо поражает…
 

<Пер. Т. Гнедич>.

Пишо (1823): «C'est une étrange sensation que produit sur l'oreillele bruit qu'on fait en armant un pistolet…» <«Это странное ощущение, которое оказывает на слух звук взводимого пистолета..»>.

^5–6порох… сыплется.«Ранние образцы оружия Лепажа из Парижа, – по словам майора Х. Б. К. Полларда из его „Истории огнестрельного оружия“ (Лондон, 1926), с. 113, – демонстрируют попытки использовать свободно подсыпаемый порох, как предложил Пула из Парижа в 1818 г.».

^8–9За ближний пень / Становится Гильо.В наиболее известной и наиболее отталкивающей картине Ильи Репина, где изображена дуэль Ленского и Онегина и где все, включая положения и позы противников, неправильно до абсурда, Гильо, для которого тщедушное деревце не может служить прикрытием, находится на линии выстрела Онегина и рискует разделить судьбу секунданта, застреленного в неумело проведенной дуэли в среду ноябрьским утром на пустоши Бэгшот (как сообщалось в «Morning Chronicle», 26 нояб. 1821 г.). Вряд ли «великий» русский живописец читал роман Пушкина (хотя он, конечно, слушал оперу, сочиненную «великим» композитором), когда писал свою картину «Дуэль Онегина и Ленского» (1899). Как и в опере, все в картине оскорбляет шедевр Пушкина. На картине два дуэлянта, два бесстрастных манекена стоят как вкопанные – одна нога выдвинута вперед, «la taille cambrée» <«стройный стан»>, – направив свои игрушечные пистолеты друг на друга. Ленский стоит в той же позе, что и юный Пушкин, читающий стихи Державину на другой забавной картине (1911) того же художника. Эта позорная мазня любовно воспроизведена во всех иллюстрированных изданиях произведений Пушкина

Общество имени А. И. Куинджи, наградившее Репина подарком в три тысячи рублей и золотой медалью за картину «Пушкин в Лицее читает стихи перед Державиным», объявило, что награда была присуждена ему не столько за саму картину, сколько за поношения, которые он претерпел со стороны декадентов (авангардистских живописцев).

¹³Друзей.Русская конструкция допускает здесь двусмысленность и может иметь значение «двух друзей» также, как и «его друзей»; но открывающее строфу XXVIII восклицание, похоже, устраняет эту двусмысленность.

Поединок, описанный здесь, является классической дуэлью «à volonté» <«по желанию»> французского кодекса, отчасти ведущей происхождение от ирландской и английской дуэли на пистолетах, для которых основной дуэльный кодекс был принят в Типперери приблизительно в 1775 г. По этому кодексу Клонмеля и дополнительным правилам, принятым в Гэлвее, выстрелы производились по сигналу, или словесной команде, или по желанию, и в последнем случае любая сторона могла приблизиться «вплоть до касания стволом». В более предпочтительной континентальной разновидности, однако, участок земли в средней части дистанции не мог быть перейден, и назывался барьером (термин, ведущий происхождение от старейшей формы дуэли на пистолетах вообще – французской, на которой поединок происходил верхом на лошадях, причем участники поединка были разделены шестами, отстоящими примерно на десять ярдов, для обозначения ближайшего расстояния, с которого разрешалось стрелять). Дуэль проводилась следующим образом.

При улаживании предварительных формальностей, кроме фактического «вызова» – на английском языке того времени «призыва», или «послания» в письменной форме, – официально называемого «картель презрения» (глава Шестая, IX), – должны были проводиться переговоры между секундантами. Следует обратить внимание, что последняя формальность в настоящем случае отсутствует, как и составленные свидетелями, по обычаю, письменные условия поединка. Излишне предполагать, что, по крайней мере, были отданы на хранение имитировавшие самоубийство записки, имевшие целью освободить от судебного преследования оставшегося в живых. Официально поединки запрещались, что не снижало, впрочем, их количества. Если никто не был убит, участники оставались безнаказанными, но даже в случае фатального исхода вмешательство высших инстанций помогало смягчить или полностью избежать таких наказаний, как тюремное заключение или высылка.

Участники дуэли отправляются к избранному ими месту. Секунданты отмеряют на земле некоторое количество шагов (ярдов); например, в настоящем случае, отмерено тридцать два шага, и противникам, после подачи сигнала, разрешается сократить расстояние, подходя друг к другу (другими словами, они должны были сделать двенадцать или менее шагов). Пределы этого движения определяются числом оговоренных шагов между крайними отметками, оставляющими пространство, скажем, в двенадцать шагов в центре площадки: это и есть «барьер», граница, своего рода нейтральная территория, на которую не может ступить ни один человек; ее края обыкновенно должны были отмечаться пальто, шинелями или гусарскими ментиками, снятыми противниками.

Секунданты заряжают пистолеты, и поединок начинается. Участники дуэли занимают позиции в крайних точках площадки, лицом друг к другу, держа свои пистолеты стволами вниз. По сигналу («Marchez!», «Сходитесь!», означавшего: «Двигайтесь по направлению друг к другу») они сближаются и могут стрелять, когда сочтут нужным. Онегин начинает осторожно поднимать свой пистолет, когда оба сделали по четыре шага; они делают следующие пять – и Ленский убит первым выстрелом. Если бы Онегин, прицеливаясь, промахнулся или пистолет дал осечку, или даже если бы серьезное попадание не лишило Ленского возможности продолжить дуэль, Ленский мог бы заставить его подойти к границе «барьера», и на расстоянии в двенадцать шагов, не спеша, спокойно прицелиться. Это обстоятельство было одной из причин, по которой серьезные дуэлянты предпочитали ждать, пока первый выстрел сделает противник. Если после обмена выстрелами противники все еще ощущали жажду крови, они могли перезарядить пистолеты (или воспользоваться новыми) и начать все снова. Этот тип дуэли, с некоторыми разновидностями (например, в ирландской или английской дуэлях идея барьера была, как представляется, выражена менее определенно), пользовался популярностью во Франции, России, Великобритании и южных штатах Америки с конца восемнадцатого столетия приблизительно до 1840 г. и все еще практиковался в латинских и славянских государствах вплоть до настоящего времени. Читая эту главу, не следует воображать себе что-то вроде поединка «из положения спиной к спине, с началом стрельбы после поворота друг к другу», известного в наше время по фильмам и комиксам. Этот вариант придумали во Франции в 1830-х годах, позднее он был популярен у парижских журналистов.

Для нашего поэта описание дуэли Ленского и Онегина является по части различных подробностей – личным воспоминанием, а в отношении ее исхода – предсказанием своей собственной судьбы.

До фатальной встречи с Дантесом Пушкин, по крайней мере, три раза дрался на дуэли. Первая дуэль, с Рылеевым, произошла предположительно между 6 и 9 мая 1820 г. в районе Царского Села (см. мой коммент. к главе Четвертой, XIX, 5). В его следующем поединке (1822 г., первая неделя января, 9 час. утра, в нескольких километрах от Кишинева) с полковником Старовым, командиром егерского полка, точному прицеливанию помешал разгулявшийся буран; расстояние, разделявшее противников, было выбрано в шестнадцать шагов для первых выстрелов и сокращено до двенадцати для вторых. Весной того же года, в винограднике близ Кишинева, Пушкин дрался на дуэли с другим военным, по фамилии Зубов. В этих трех дуэлях не была пролита кровь; об их подробностях известно очень мало, но, похоже, что в первом и третьем поединке Пушкин стрелял в воздух.

В своем четвертом, и последнем, поединке с бароном Жоржем Карлом Дантесом, известным также под именем барона Жоржа де Геккерна, 27 января, в 4 час. 30 мин. пополудни, недалеко от С.-Петербурга (на северном берегу Невы, приблизительно в 1500 футах к северу от Черной Речки, в сосновой роще недалеко от дороги на Коломяки), участники стрелялись на расстоянии двадцати шагов, и Пушкин был смертельно ранен первым выстрелом. Ниже приведены условия дуэли.

«1. Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга и пяти шагов от барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам.

2. Вооруженные пистолетами, противники по данному знаку, идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут стреляться.

3. Сверх того принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место для того, чтобы выстреливший первым огню своего противника подвергся на том же самом расстоянии.

4. Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности, поединок возобновляется… противники ставятся на то же расстояние в двадцать шагов..»

<пер. с фр. П. Щеголева>.

Шесть пунктов, из которых я привожу четыре, были подписаны 27 янв. 1837 г., в 2 час. 30 мин. пополудни, в С.-Петербурге. Двумя часами позже Пушкин получил рану в нижнюю часть живота и скончался от травматического перитонита в 2 час. 45 мин. пополудни, 29 января.

Обстоятельства, которые привели к трагической смерти Пушкина, могут быть кратко изложены следующим образом.

В 1833 г. нидерландский посланник, барон Якоб Теодор ван Геккерн (Жак Тьери Борхард Анне ван Геккерн-Беверваард, 1791–1884), после отпуска возвращавшийся на службу в С.-Петербург, в гостинице дружески помог молодому эльзасскому джентльмену, следовавшему тем же путем. Им был Жорж Карл Дантес (1812–95), уроженец Кольмара и бывший студент Сен-Сира. Согласно Луи Метману, официальному (и не всегда надежному) биографу семейства, Дантесы происходили с острова Готланд и укоренились, начиная с семнадцатого века, в Эльзасе, где Жан Анри Антес, «manufacteur d'armes blanches» <«производитель тканей для армии»>, был удостоен дворянского титула в 1731 г. Отцу Жоржа Дантеса баронский титул дал Наполеон. Военные занятия нашего героя во Франции были прерваны Июльской революцией, которая завершила правление Карла X (1824–30) и возвела на трон Луи Филиппа. Дантес остался верным Карлу и отправился искать свое счастье при дворе царя Николая I, симпатизировавшего легитимистам.

Жорж Дантес и его покровитель прибыли пароходом 8 окт. 1833 г. Пушкин, которому в это время случилось вести дневник, отметил 26 янв. 1834 г., почти ровно за три года до своей роковой дуэли, что иностранец барон Дантес был принят в кавалергардский полк. Он встретился с Дантесом в С.-Петербурге в конце июля 1834 г. Наталья Пушкина с двумя детьми, Марией и Александром, проводила лето в поместье своей матери в Калужской губернии после выкидыша, который случился в марте того же года. Она возвратилась в С.-Петербург осенью и родила третьего ребенка (Григория) в мае 1835 г. и четвертого (Наталью) годом позже. Нет никаких доказательств, что ее отношения с Дантесом, который влюбился в нее в конце 1834 г., когда-либо заходили дальше кокетливых бесед и случайных поцелуев. Это было, конечно, нехорошо, но правдой было также и то, что ее муж имел любовные истории с другими женщинами, среди которых была сестра Натальи – Александра. Другая (старшая) сестра, Екатерина, была безумно влюблена в Дантеса.

Летом 1836 г. Пушкин снял дачу в пригороде, возле Черной Речки (я где-то прочел, что название Черная Речка, известное с 1710 г., произошло от ее особого темноватого оттенка, связанного с тем, что омываемые водой корни ольхи, плотно растущей вдоль берегов, выделяют темный, коричневато-желтый краситель), и обе сестры, Наталья и Екатерина, часто виделись с Дантесом. Июль прошел в атмосфере, наполненной любовными записками, развлеченьями, поездками и пикниками, и так или иначе, но в том месяце Екатерина Гончарова забеременела (обстоятельство, тщательно скрываемое летописью семейства Геккерна – Дантеса, но окончательно доказанное Гроссманом в «Красной ниве», XXIV, 1929). Несомненно, ранней осенью 1836 г. пошли слухи о ее возможной свадьбе с Дантесом (ставшим уже бароном де Геккерном – нидерландский посланник официально усыновил его при согласии отца Дантеса в апреле того года). Несомненно также, что ухаживания Дантеса за Натальей Пушкиной, вызывавшие горячий интерес «grand monde» <«высшего света»>, продолжались как и прежде.

Несколькими годами ранее, в Вене находили весьма забавным присуждение людям различных абсурдных дипломов. Кружок женоподобных молодых людей в С.-Петербурге решил возобновить эту причуду. Один из этих насмешников, князь Пётр Долгорукий (имевший в свете прозвище «le bancal», «кривоногий»), состряпал анонимное письмо, которое Пушкин и его друзья получили по (недавно созданной) городской почте 4 нояб. 1836 г.:

«Les Grands-Croix, Commandeurs et Chevaliers du Sérénissime Ordre des Cocus, réunis en grand Chapitre sous la présidence du vénérable grand-Maître de l'Ordre, S. E. D. L. Narychkine, ont nommé à l'unanimité Mr. Alexandre Pouchkine coadjuteur du grand Maître de l'Ordre des Cocus et historiographe de l'Ordre.

Le sécrétaire pérpétuel: Сte J. Borch».

<«Кавалеры первой степени, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев, собравшись в Великий капитул, под председательством достопочтенного Великого Магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютором великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом Ордена.

Непременный секретарь граф И. Борх»

пер. с фр. П. Щеголева>.

Я сохранил орфографию. Секретарь – граф Иосиф Борх: его и его жену Любовь, «monde» <«свет»> произвел в образцовую пару, потому что «она жила с извозчиком, а он с кучером». Почтенный гроссмейстер – его превосходительство Дмитрий Львович Нарышкин, чья жена Мария в течение многих лет была любовницей царя Александра I. Высказывалась догадка, что этот «диплом» должен истолковываться в том смысле, что рогоносцем Пушкина сделал царь. Это не так. Хотя монарх и обращал внимание на Наталью Пушкину еще до ее замужества, считается, что она стала на короткое время его любовницей только после смерти нашего поэта.

То, что письмо писал русский, ясно из попытки замаскировать это (например, изображая французское «и» как русское «и», прописная печатная буква которого похожа на зеркальное отражение «N»); но Пушкин по некоторой так никогда и не выясненной причине решил, что оно было написано Геккерном. Советские графологи доказали (в 1927 г.), что письмо принадлежит Долгорукому, последующие подделки которого – веский психологический аргумент в пользу его авторства. Он входил в окружение Геккерна, а именно в Геккерне и Дантесе Пушкин немедленно увидел главных виновников. 7 ноября он вызвал на дуэль поручика Дантеса; последовал беспокойный период объяснений, и Жуковский, друг Пушкина, сделал все возможное, чтобы уладить конфликт. 17 ноября Пушкин взял свой вызов назад на основании того, что Дантес сделал предложение Екатерине Гончаровой – и вовремя: она была на пятом месяце беременности. Он женился на ней 10 янв. 1837 г. 24 января состоялась таинственная встреча Пушкина с царем. В течение двух недель после своей свадьбы Дантес продолжал искать расположения Натальи Пушкиной при каждом удобном случае.

26 января Пушкин послал оскорбительное письмо нидерландскому посланнику, обвиняя его в том, что он «сводничал своему незаконно рожденному сыну». Это обвинение – совершенно беспочвенно, поскольку Геккерн был закоренелым гомосексуалистом – факт, известный и нашему поэту. По протокольным соображениям, Геккерн воздержался от вызова Пушкина на дуэль – и его немедленно вызвал именно Дантес.

Секундантом Пушкина был его старый лицейский товарищ, подполковник Константин Данзас, а Дантеса – виконт Лорен д'Аршиак, секретарь французского посольства. Поединок состоялся в среду 27 января. Двое саней прибыли в окрестности так называемой Комендантской дачи примерно к 4 часам пополудни; сумерки уже сгущались в морозном воздухе. Пока оба секунданта вместе с Дантесом были заняты вытаптыванием в снегу дорожки длиной в двадцать шагов, Пушкин, завернувшись в медвежью шубу, сидел, ожидая, на сугробе. Секунданты отметили своими шинелями расстояние в десять шагов, и поединок начался. Пушкин сразу прошел свои пять шагов до барьера. Дантес сделал четыре шага и выстрелил. Пушкин упал на шинель Данзаса, но через несколько секунд приподнялся, опираясь на руку, и объявил, что имеет достаточно сил, чтобы сделать выстрел. Его пистолет упал стволом в снег; ему подали другой, и Пушкин медленно и тщательно стал целиться в своего противника, требуя, чтобы тот подошел к барьеру. Удар пули, которая попала Дантесу в предплечье, сбил его с ног, и Пушкин, считая, что он убит, воскликнул «Браво!» и бросил свой пистолет в сторону. Поэта перенесли в стоявшую в некотором отдалении наемную карету, которую прислал сильно обеспокоенный нидерландский посланник. (Геккерн разместился в стоявших позади санях).

Позднее Дантес сделал блестящую карьеру во Франции. В «Возмездии», кн. IV, № VI, этих тридцати прекрасных обличительных звучных александрийских стихах – «написано 17 июля 1851 года, по уходе с трибуны» – Виктор Гюго так оценил членов сената Наполеона III, среди которых был и Дантес (строки 1–2, 7):

 
Ces hommes qui mourront, foule abjecte et grossière,
Sont de la boue avant d'être de la poussière.
..............................................................
Ils mordent les talons de qui marche en avant.
 

 
Толпа тупая, – грязь, что превратится в прах
..............................................................
Идущему вперед они кусают пятки.
 

Пер. Г. Шенгели>.

Крайне любопытно, – как это мне удалось узнать из книги барона Людовика де Во «Стрелки из пистолета» (Париж, 1883), с. 149–50, – что сын Жоржа и Катрин Геккерн Дантес, Луи Жозеф Морис Шарль Жорж (1843–1902), был одним из наиболее выдающихся дуэлянтов своего времени. «Барон Жорж де Геккерн… рослый, крупный и грузный, светлые глаза и светлая борода», возглавлявший в шестидесятых годах борьбу против повстанцев в Мексике, «поссорился» в гостинице в Монтерее «с американцем, положившим ноги на стол перед десертом» и дрался с ним на дуэли «по-американски на револьверах, и ранил его в руку… По возвращении во Францию у него состоялась дуэль на шпагах с Альбером Роже. …Все помнят его дуэль с князем Долгоруким, в которой он попал в плечо своего противника после того, как тот стрелял в него с десяти шагов. …Это обаятельный прожигатель жизни… у которого много друзей в Париже и который это вполне заслуживает».

 
   «Теперь сходитесь.»
                       Хладнокровно,
   Еще не цѣля, два врага
   Походкой твердой, тихо, ровно
 ⁴ Четыре перешли шага,
   Четыре смертныя ступени.
   Свой пистолетъ тогда Евгеній,
   Не преставая наступать,
 ⁸ Сталъ первый тихо подымать.
   Вотъ пять шаговъ еще ступили,
   И Ленскій, жмуря лѣвый глазъ,
   Сталъ также цѣлить – но какъ разъ
¹² Онѣгинъ выстрѣлилъ... Пробили
   Часы урочные: поэтъ
   Роняетъ, молча, пистолетъ,
 

³Походкой твердой, тихо, ровно.Ритм зловещего сближения участников дуэли, подчеркнутый эпитетами, напоминающими глухой звук шагов, любопытно предвосхищен в конце первой части ранней поэмы Пушкина «Кавказский пленник» (1820–27), где главный герой вспоминает своих прежних противников (строки 349–52):

 
Невольник чести беспощадной,
Вблизи видал он свой конец,
На поединках твердый, хладный,
Встречая гибельный свинец.
 

Выражение «невольник чести» будет впоследствии в 1837 г. заимствовано Лермонтовым в его знаменитом стихотворении на смерть Пушкина.

¹²Часы.Это также означает время. Время жизни подошло к концу, как если бы часы пробили последний раз.

 
   На грудь кладетъ тихонько руку
   И падаетъ. Туманный взоръ
   Изображаетъ смерть, не муку.
 ⁴ Такъ медленно по скату горъ,
   На солнцѣ искрами блистая,
   Спадаетъ глыба снѣговая.
   Мгновеннымъ холодомъ облитъ,
 ⁸ Онѣгинъ къ юношѣ спѣшитъ,
   Глядитъ, зоветъ его... напрасно:
   Его ужъ нѣтъ. Младой пѣвецъ
   Нашелъ безвременный конецъ!
¹² Дохнула буря, цвѣтъ прекрасной
   Увялъ на утренней зарѣ,
   Потухъ огонь на алтарѣ!...
 

⁶глыба снеговая.«Глыба» означает больше, чем «ком» – среднее между «комом» и «грудой».

Когда в «ЕО» Пушкина, глава Шестая, XXXI, 4–6, падение Ленского в роковой дуэли иллюстрируется сравнением «Так медленно по скату гор, / На солнце искрами блистая, / Спадает глыба снеговая», мы мысленно рисуем себе, вместе с русским поэтом, русский сверкающий зимний день, но не можем не вспомнить, что в «Фингале» Макферсона, кн. III, Агандекка, убитая Старно падает «как снежный ком, скользя по склонам Ронана». Когда Лермонтов в «Герое нашего времени» (ч. II, «Княжна Мери») сравнивает гору Машук на северном Кавказе (высотой 3258 футов) с мохнатой персидской шапкой или называет другие низкие, заросшие лесом горы «кудрявыми горами», мы вспоминаем часто повторяющиеся «мохнатые горы» в «Поэмах Оссиана» (например, в начале «Дартулы»). И когда Толстой начинает и заканчивает свою изумительную повесть «Хаджи-Мурат» (1896–98; 1901–04) сложным сравнением смерти кавказского вождя с гибелью могучего репейника, мы обращаем внимание на слабое, но несомненное влияние фразы «они упали, подобно головке репейника», повторяющейся время от времени у Оссиана (например, в «Суль-малла с Лумона»).

^10–14; XXXII, ^9–14Череда несвязных образов, завершающих строфу XXXI – «младой певец», «безвременный конец», «дохнула буря», «цвет прекрасный / Увял», «Потух огонь на алтаре», – намеренное сочетание поэтических условностей, посредством которых Пушкин воссоздает стиль бедного Ленского (ср.: XXI–XXII, последняя элегия Ленского); но богатые и оригинальные метафоры опустелого дома, закрытых ставень, забеленных мелом окон, отсутствия хозяйки (слово «душа» в России – женского рода), в конце строфы XXXII – собственно пушкинские; это как бы образец того, что «он» может сделать.

В 1820-е годы ни Шелли, ни Китс не были еще настолько известны, чтобы их широко читали во французских переводах, подобно значительно более распространенным и более доступно пересказанным Макферсону, Байрону и Муру. Когда Пушкин писал главу Шестую «ЕО», он, конечно, не был знаком с поэмой Шелли «Адонаис», написанной на смерть Китса в июне 1821 г. и в том же году опубликованной. Как и многие другие параллелизмы, упоминаемые в моих комментариях, сходство метафор при изображении смерти Ленского и образов «Адонаиса», VI, 7–9:

 
Раскрылись лепестки едва-едва,
Завистливая буря налетела,
И вместо всех плодов – безжизненное тело.
 

<Пер. В. Микушевича>

– легко объяснить логикой литературного развития, зиждущегося на общем источнике древних образов. Пушкинский образ опустелого дома, однако, более оригинален в характерных деталях, чем метафора «ангельской души» как «земной гостьи» в «невинной груди» («Адонаис», XVII).