Текст книги "Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина"

Автор книги: Владимир Набоков

 
   Она любила на балконѣ
   Предупреждать зари восходъ,
   Когда на блѣдномъ небосклонѣ
 ⁴ Звѣздъ исчезаетъ хороводъ,
   И тихо край земли свѣтлѣетъ,
   И вѣстникъ утра, вѣтеръ вѣетъ,
   И всходитъ постепенно день.
 ⁸ Зимой, когда ночная тѣнь
   Полміромъ долѣ обладаетъ,
   И долѣ въ праздной тишинѣ,
   При отуманенной лунѣ,
¹² Востокъ лѣнивый почиваетъ,
   Въ привычный часъ пробуждена,
   Вставала при свѣчахъ она.
 

²Предупреждать.Я искал устарелые глагол, чтобы оттенить русское слово (перевод французского «prévenir» или «devancer»), тоже устарелое.

Эта строфа – прекрасная мелодическая миниатюра, счастливейший подъем пушкинского мастерства стиля. Не переходя классические границы бесцветных подробностей литературы восемнадцатого века, он смог придать глубину и одушевленность всей картине.

«Предупреждать зари восход», как любила делать Татьяна, было романтическим действом. См., например, стих в «Утренней прогулке в лесу Виль-д'Аврэ» (1814) Пьера Лебрена:

 
J'éprouve de la joie à devancer l'aurore…
 

 
<Я испытываю радость приближения утренней зари… >.
 

⁶И вестник утра, ветер веет.Прекрасная аллитерация на «в» и «т». В следующей строке я примирился с простой инверсией, чтобы передать выразительное замедление, создаваемое скольжением на второй стопе.

 
И всходит постепенно день.
 

И, конечно, я чувствовал себя обязанным передать, каким чудесным образом строка 8 завершает восьмистишие, чтобы присоединиться к шестистишию.

Если я и достиг точности в этой строфе, то благодаря решительному и торжественному отказу от рифмы. Сохранение рифм было одной из причин того, что привело мою предшественницу (мисс Дейч, 1936) к созданию стихов, якобы представляющих перевод этого отрывка XXVIII, 1–8):

 
Татьяну можно было застать мечтающей
На балконе одну,
Когда звезды уже перестали мерцать,
Когда первый луч зари едва показался;
Когда прохладный вестник утра,
Ветер, появится и мягко предупредит,
Что скоро день придет
И пробудит птиц на буке и лиственнице.
 

Погрешности пропусков легко заметить; но здесь присутствует погрешность наращения, типичная именно для этого перевода «ЕО», когда всякого рода образы и подробности щедро прибавляются Пушкину. Что, например, делают здесь эти птицы и деревья: «И пробудит птиц на буке и лиственнице»? Почему это, а не, к примеру: «И возьмется белить и крахмалить» или иная бессмыслица? Особенно мило то, что бук и лиственница не произрастают в западной части центральной России и Пушкин не мог бы вообразить их растущими в усадьбе Лариных.

 
   Ей рано нравились романы;
   Они ей замѣняли всё;
   Она влюбилася въ обманы
 ⁴ И Ричардсона и Руссо.
   Отецъ ея былъ добрый малый,
   Въ прошедшемъ вѣкѣ запоздалый;
   Но въ книгахъ не видалъ вреда;
 ⁸ Онъ, не читая никогда,
   Ихъ почиталъ пустой игрушкой,
   И не заботился о томъ,
   Какой у дочки тайный томъ
¹² Дремалъ до утра подъ подушкой,
   Жена жъ его была сама
   Отъ Ричардсона безъ ума.
 

^1–4романы… И Ричардсона и Руссо; 5–12 Отец ее... См. мои коммент. к более подробному описанию в главе Третьей, IX–X «тайной» библиотеки, которой наслаждается Татьяна, читая эти книги по-французски или во французских переводах в 1819–20 гг., как раз после того, как уехала французская гувернантка (конечно же жившая, вопреки черновикам, в доме Лариных), и незадолго до смерти Дмитрия Ларина. Это – «сентиментальные» романы Руссо, мадам Коттен, мадам Крюднер, Гёте, Ричардсона и мадам де Сталь; а в главе Третьей, XII (см. коммент.) Пушкин в противовес им приводит список более «романтических» произведений (в который, с современной точки зрения, первый список незаметно переходит) Байрона, Метьюрина и его французского последователя Нодье, – произведений, которые «нынче» (т. е. в 1824 г., когда Пушкин писал главу Третью) тревожат сон «отроковицы». Этот второй, модный перечень книг, по существу, принадлежит Онегину 1819–20 г, как следует задним числом из упоминаний в главе Седьмой, XXII, когда Татьяна, погрузившись в чтение книг Онегина, начинает понимать его.

Литературное развитие идет от лорда Бомстона к лорду Байрону.

³Она влюблялася в обманы.Я уверен, что Пушкин под «обманами» имел в виду «иллюзии», «вымыслы». Ср. сатиру Жильбера «Восемнадцатый век» (1775) против Вольтера:

 
Sous le voile enchanteur d'aimables fictions…
 

 
<Под пленительной вуалью сладких вымыслов… >.
 

Я заметил также, что Алексей Вульф в своем знаменитом дневнике (1 нояб. 1828 г.)[40]40
  Пушкин и его современники. VI, 21–22 (1915), с. 23.


[Закрыть] использует слово «обман», чтобы выразить французское «illusion».

^8–9Он, не читая никогда, / Их почитал.Это – каламбурная аллитерация, и если вы замечаете ее, – обе строки для вас испорчены.

 
   Она любила Ричардсона,
   Не потому, чтобы прочла,
   Не потому, чтобъ Грандисона
 ⁴ Она Ловласу предпочла;
   Но встарину, Княжна Алина,
   Ея Московская кузина,
   Твердила часто ей объ нихъ.
 ⁸ Въ то время былъ еще женихъ
   Ея супругъ; но по неволѣ;
   Она вздыхала по другомъ,
   Который сердцемъ и умомъ
¹² Ей нравился гораздо болѣ;
   Сей Грандисонъ былъ славный франтъ,
   Игрокъ и гвардіи сержантъ.
 

³ Грандисона.Проф. Чижевский из Гарварда в своих комментариях к «Евгению Онегину» (Кембридж, Масс, 1953) делает следующее невероятное заключение (с. 230): «Грандисон, герой „Клариссы Гарлоу“ [не тот роман!] известен матери только как прозвище московского сержанта [неправильный перевод]… Превращение старой Лариной из чувствительной девицы в строгую метрессу [двусмысленно] было обычно как для мужчин [очень двусмысленно], так и для женщин в России».

^3–4Грандисона… Ловласу.Благородный сэр Чарлз Грандисон и негодяй-джентльмен Ловлас (по-русски Ловлас рифмуется с Фоблаз, фр. «Faublás») – это, как говорит Пушкин в примеч. 14, «герои двух славных романов». Имеются в виду, конечно, эпистолярные романы (1753–54 и 1747–48 соответственно) Сэмюела Ричардсона (1689–1761) «История сэра Чарлза Грандисона» в 7 томах и «Кларисса, или История молодой леди», «охватывающая важнейшие вопросы частной жизни и показывающая, в особенности, бедствия, проистекающие из дурного поведения как родителей, так и детей в отношении к браку», в 8 томах.

Я читал обе эти книги в изданиях 1810 г. В предисловии к «Грандисону» Ричардсон так определяет Клариссу, героиню его более раннего создания: «Молодая леди… оказывается вовлеченной в такие разнообразные и тяжкие бедствия, которые приводят ее к преждевременной смерти; что дает предостережение родителям против насилия над склонностями их детей в самой важной проблеме их жизни… Однако героиня как истинно христианская героиня оказывается выше выпавших ей испытаний; а ее столь прекрасное сердце, еще более возвысившееся чрез эти испытания, радуется в преддверии блаженной вечности».

И Грандисона: «…Грандисон, пример человека, постоянно поступающего хорошо в различных выпавших на его долю испытаниях, потому что во всех своих деяниях он руководствуется одним неизменным принципом: быть религиозным и добродетельным человеком, живым и сильным духом, благовоспитанным и приятным в общении, счастливым для себя и благословенным для других».

^8–9В то время был еще жених / Ее супруг, но поневоле.Очень неловко и нескладно сказано по-русски. В упрощенном виде это звучит следующим образом: «В те дни она была уже помолвлена с Лариным, но по принуждению».

^13–14Сей Грандисон был… гвардии сержант.Чин (упразднен в 1798 г.) соответствовал младшему лейтенанту в армии, в отличие от гвардии, дававшей особые привилегии, касающиеся продвижения офицеров по службе; в соответствии с «Табелью о рангах», введенной царем Петром в 1722 г., чин в гвардии был на два класса выше, чем одноименный чин в армии. С другой стороны, следует отметить, что чин «гвардии сержант» нес в себе больше очарования, чем практического значения и, будучи своего рода ступенькой для последующего быстрого продвижения, отнюдь не предполагал немедленную службу, когда этим чином записывали отрока. Вспомним, что Петр Гринев, главное лицо в прелестной пушкинской повести «Капитанская дочка» (1836), при рождении в 1757 г. был записан батюшкой (по милости титулованного родственника) «гвардии сержантом» (в Семеновский полк), а позднее «считался в отпуску до окончания наук», т. е. случайного обучения, получаемого дома под руководством выпивающего учителя француза. Мальчику было шестнадцать лет, когда его отец решил, что ему пора служить – в армии («будет солдат»), а не в гвардии («мотать и повесничать»), как первоначально предполагалось.

На светских балах лихой «гвардии сержант» царствования Екатерины (1762–96) был сменен во времена Александра (1801–25) томной изысканностью «архивных юношей» (молодых людей в модном Московском архиве коллегии иностранных дел; см. коммент. к главе Седьмой, XLIX, 1) которым, в свою очередь, на смену в тридцатые при Николае I пришли «камер-юнкеры» (младшее придворное звание), как замечает Ф. Вигель (ок. 1830 г.) в своих мерзких, но умных «Записках».

Татьяна – старшая дочь Прасковьи Лариной – родилась в 1803 г. Когда удалой молодой игрок ухаживал за ее матушкой, той едва ли было более шестнадцати или восемнадцати. Принимая все во внимание, я думают что она, вероятно, родилась около 1780 г. и поэтому, хотя она и названа поэтом «милой старушкой» (глава Третья, IV, 12), в 1820 г. ей едва исполнилось сорок. Она и ее московская кузина-княжна Алина (русская форма французского модного уменьшительного имени от Александры), вновь встретятся в главе Седьмой.

Нечто подобное можно обнаружить в английской жизни того времени. Так, капитан Гронов в своих грубых и неуклюжих «Воспоминаниях» (с. 1) писал: «По окончании Итона я получил [в 1812 г.] офицерский чин прапорщика в Первой гвардии… [и] вступил на службу в… 1813 г.».

*

В этом месте Тургенев и Виардо сделали к своему переводу следующее запутанное примечание: «Поскольку в гвардии тогда был только один полковник – император [или императрица], а простые солдаты были из дворян, то чин сержанта равнялся чину полковника [лейтенанта?]».

 
   Какъ онъ, она была одѣта,
   Всегда по модѣ и къ лицу.
   Но не спросясь ея совѣта,
 ⁴ Дѣвицу повезли къ вѣнцу,
   И чтобъ ея разсѣять горе,
   Разумный мужъ уѣхалъ вскорѣ
   Въ свою деревню, гдѣ она,
 ⁸ Богъ знаетъ кѣмъ окружена,
   Рвалась и плакала сначала,
   Съ супругомъ чуть не развелась;
   Потомъ хозяйствомъ занялась,
¹² Привыкла и довольна стала.
   Привычка свыше намъ дана:
   Замѣна счастію она.
 

⁹Рвалась и плакала сначала.Глагол «рваться» (от «рвать») пропитан такой силой выразительности, как ни один английский глагол этого ряда. Он означает не просто «метаться», а предполагает сильное волнение человека, охваченного страстью и горем и сдерживаемого другими, в то время как он бьется в отчаянных и диких телодвижениях. Когда мать Марии Кочубей в великолепной поэме Пушкина «Полтава» просит свою дочь сделать все, от нее зависящее, чтобы Мазепа пощадил Кочубея, то говорит: «Рвись, требуй…». Вторая повелительная форма означает «настоятельно проси», а «рвись» означает все телесные выражения горя и неистовства, включая заламывание рук, вырывание волос и тому подобное.

¹⁴Отрывок, цитируемый Пушкиным в примеч. 15, взят из «Рене», немного далее первой трети повести (изд. Уэйла, с. 40): «Моя ли вина, если повсюду я нахожу пределы, если все завершенное не имеет ценности в моих глазах? Однако же мне приятно бывает однообразие повседневных переживаний и чувств, и если бы я еще подвержен был безумию верить в счастье, то искал бы это счастье в привычке» <пер. Н. Рыковой>.

См. также: Вольтер. «Фанатизм, или Пророк Магомет», дейст. V, явл. 1: «Характер, по-моему, не что иное как привычка».

 
   Привычка усладила горе,
   Неотразимое ничѣмъ;
   Открытіе большое вскорѣ
 ⁴ Ее утѣшило совсѣмъ.
   Она межъ дѣломъ и досугомъ
   Открыла тайну, какъ супругомъ
   Единовластно управлять,
 ⁸ И все тогда пошло на стать.
   Она ѣзжала по работамъ,
   Солила на зиму грибы,
   Вела расходы, брила лбы,
¹² Ходила въ баню по субботамъ,
   Служанокъ била осердясь —
   Все это мужа не спросясь.
 

⁷В издании 1826 г. было «как Простакова», а в списке опечаток, приложенном к изданию главы Шестой 1828 г., и в тексте изданий 1833 и 1837 г. изменено на «единовластно». Современные издатели заменяли на «самодержавно», полагая, что этот имперский эпитет был вычеркнут в рукописи из цензурных соображений.

¹¹брила лбы.Среди крепостных она выбирала рекрутов для армии; тем, кто предназначался на военную службу, отрезали спереди волосы для лучшего распознавания.

 
   Бывало писывала кровью
   Она въ альбомы нѣжныхъ дѣвъ,
   Звала Полиною Прасковью,
 ⁴ И говорила на распѣвъ;
   Корсетъ носила очень узкій,
   И Руской Н какъ N Французскій
   Произносить умѣла въ носъ;
 ⁸ Но скоро все перевелось:
   Корсетъ, альбомъ, Княжну Полину,
   Стишковъ чувствительныхъ тетрадь
   Она забыла – стала звать
¹² Акулькой прежнюю Селину,
   И обновила наконецъ
   На ватѣ шлафоръ и чепецъ.
 

²альбомы.«Альбом – книга, в которую, согласно доброжелательным обычаям немцев, каждому из друзей дается возможность записать нечто на память». Определение, данное мадам де Сталь в книге «О Германии», ч. II, гл. 23 (Сочинения, т. X, 1820). См. также главу Четвертую, XXVII–XXXI.

³Звала Полиною Прасковью.Прасковья или Парасковья – обычное русское женское имя, уменьшительное – Параша, Паша. В своей офранцуженной молодости мадам Ларина (чье имя, кстати, было Прасковья) имела обыкновение называть Прасковью (или Парасковью) не Пашей, а Полиной (ср. «Алина», XXX, 5 и коммент. к XXX, 13–14) от французского «Pauline». Даже русские уменьшительные имена были офранцужены, и Пашу Ларину ее модная московская кузина называет Pachette (см. главу Седьмую, XLI, 1).

⁴Московский обычай, особенно среди женщин, говорить нараспев, чтобы произвести впечатление музыкального растягивания слов, – снова упоминается в главе Седьмой, XLVI, 13.

^6–7Она произносила в нос русское «н» (например, «солнце»), как если бы это было французское «n».

Лернер («Звенья», № 5 [1935], с. 65) замечает, что при чтении строки «И русский H как N французский» хороший чтец пушкинского времени прочитал бы первое «Н» как «наш» – старое название этой буквы в русском алфавите. Второе «N» произносится, конечно, как «эн».

¹⁴На вате шлафор… чепец.Шлафор происходит от немецкого «Schlafrock», французское «robe de chambre», домашний халат; «на вате» означает с подкладкой из ваты (фр. «ouatée»). Чепец – это головной убор с оборками или гофрированный, какой носили замужние женщины. По своему убранству он близок английскому «капору» (ср. главу Третью, XXVIII, 4).

 
   Но мужъ любилъ ее сердечно,
   Въ ея затѣи не входилъ,
   Во всемъ ей вѣровалъ безпечно,
 ⁴ А самъ въ халатѣ ѣлъ и пилъ.
   Покойно жизнь его катилась;
   Подъ вечеръ иногда сходилась
   Сосѣдей добрая семья,
 ⁸ Нецеремонные друзья,
   И потужить, и позлословить,
   И посмѣяться кой о чемъ.
   Проходитъ время; между тѣмъ
¹² Прикажутъ Ольгѣ чай готовить;
   Тамъ ужинъ, тамъ и спать пора,
   И гости ѣдутъ со двора.
 

²затеи.Затея – любимое слово Пушкина. Имеет много оттенков: «проект», «план», «предприятие», «причуда», «шутка» и т. д.

⁷добрая семья.Эти добрые хозяева претерпели странное изменение в худшую сторону к тому времени, как поэт достиг главы Пятой. Он никак не мог решить – высмеивать или хвалить (нелепый или вполне разумный?) старомодный провинциализм и (пустое или просвещенное?) петербургское общество (что однажды, а именно в главе Восьмой, XXIII, варианты, он пытался примирить, как примирял в своем стиле славянизмы и галлицизмы).

 
   Они хранили въ жизни мирной
   Привычки милой старины;
   У нихъ на масляницѣ жирной
 ⁴ Водились Русскіе блины
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 ⁸ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
¹² Имъ квасъ, какъ воздухъ былъ потребенъ
   И за столомъ у нихъ гостямъ
   Носили блюда по чинамъ.
 

³на масленице жирной.Эпитет соответствует последнему дню карнавала (на Западе вторник – последний день масленицы, но это – второй день Великого поста в России). Русская масленица продолжается с понедельника до сыропустного воскресенья, а на следующей неделе (чистый понедельник) начинается русский Великий пост. Немцы, живущие в России, переводят «масленица» как Butterwoche (масленичная неделя), а русские шутливо называют чистый понедельник и вторник (первые дни Великого поста) «немецкой масленицей».

Прежде в Англии был обычай в чистый вторник исповедоваться в грехах священнику, а затем есть оладьи и веселиться. Русская праздничная еда блины – это легкие, пышные, поднявшиеся на дрожжах оладьи, очень тонкие и вкусные, по сравнению с нашими, американскими. Сложив золотисто-коричневый подрумяненный блин и пронзив его вилкой, русский едок окунает его в растопленное масло и поедает с консервированной (черной) или свежей (серой) икрой, макая в сметану и повторяя это действо до сорока раз за присест. Блин схож с ватрушками, французским «flan» и с «blintz» y американских евреев.

^5–11В беловой рукописи этот отрывок (опущенный в прижизненных изданиях) читается:

 
Два раза в год они говели;
Любили круглые качели,
Подблюдны песни, хоровод;
В день Троицын, когда народ
Зевая слушает молебен,
Умильно на пучок зари
Они роняли слезки три…
 

⁶круглые качели.В романе «Тысяча душ» (1858) писателя Алексея Писемского (1820–81) упомянуты «круговые» (или «круглые») качели (при описании красного двора помещика князя Ивана Раменского), на которых качаются приказчица и две поповны и которые вертит скотник, упираясь грудью в вал.

⁷Подблюдны песни.См. коммент. к главе Пятой, VIII, 5–8. «Хоровод» – простой, подобный гирлянде танец-ходьба, исполняемый здесь крепостными девушками.

⁸день Троицын.Восьмое воскресенье, после Пасхи.

¹⁰пучок зари.Существует несколько растений, которые в России называют «заря» или «зоря». В словаре Даля их шесть. Среди них менее всего подходит любисток (Levisticum officinale); однако все переводчики невольно ухватились за него, даже не побеспокоившись узнать, встречается ли эта южноевропейская зонтичная трава в северозападной России (где жили Ларины); она не растет там; и никакое другое растение, которое определяется как любисток в Англии, не называется «зарей» в России. Среди других цветов, именуемых «заря», претендовать на использование в Троицу могут Achillea ptarmica и дикая ангелика (кудрявый дягиль); кроме того, существует Conioselinum (болиголов), малоизвестность которого привлекает ученых педантов; но самой очевидной «зарей» (определенно связанной с весной) является, конечно, Ranunculus acris, луговой лютик, или калужница болотная. (В Западной Европе цветок, связанный с Троицей, – гвоздика, Dianthus caryophyllus).

В отношении несчастного «пучка зари» пушкинисты в непременных комментариях неизменно и безнадежно приводят два обычая.

На Троицу сельские церкви в России украшаются ветвями березы, и в некоторых местностях существует обычай, согласно которому человек должен уронить столько слез за свои грехи, сколько капель росы (если он не принес цветов) на принесенной им березовой ветке. Люди состоятельные, да и многие бедняки, приносят, однако, с собой в церковь букеты цветов[41]41
  Дополнительные частности читатель может найти в книге: William Walsh. Curiosities of Popular Customs (London, 1898), p. 1002.


[Закрыть]. В псковской губернии эти пучки цветов использовались впоследствии – в языческой части ритуала, – чтобы обметать могилы родителей и тем самым прочищать им глаза. Об этом пишет Иван Снегирев (без малейшего намека на источник) в книге «Русские простонародные праздники и суеверные обряды», вып. 1 (Москва, 1837), с. 185. В «ЕО» назван только первый обычай – «слезы греха» (которых Ларины «роняли слезки три»). Другой обычай Пушкин упомянул в разговоре со Снегиревым.

Лернер[42]42
  «Заметки о Пушкине» в «Пушкин и его современники», IV, 16 (1913), 47.


[Закрыть] приводит запись от 18 сент. 1826 г. в дневнике, который в 1825–27 гг. вел профессор Снегирев, этнограф, цензор и чудак: «Был у А. Пушкина, который привез мне как Цензору свою пиесу Онегин, ч. II, и согласился на сделанные мною замечания, выкинув и переменив несколько стихов[43]43
  Эти изъятия касались строфы VIII, 10–14, поскольку эти строки могли быть отнесены к декабристам, и строфы XXXV, 5–11, потому что такое обыденное и даже «сатирическое» описание церковной службы было запрещено; среди строк, подвергшихся изменению, были II, 7; IV, 8, VI, 9 и, возможно, эпиграф «О Русь!», который, однако, был восстановлен в списке опечаток, приложенных к изданию главы Шестой в 1828 г. и к перепечатке главы Второй в 1830 г.


[Закрыть], сказывал мне, что есть в некоторых местах обычай Троицкими цветами обметать гробы родителей, чтобы прочистить им глаза».

О подобном же упоминает Павел Мельников (псевд. Андрей Печерский) в своем этнографическом романе «В лесах» (1868–75), ч. III, гл. 1, где описывает любопытное слияние языческих обычаев и христианской службы у русских крестьян в лесах Костромской и Нижегородской губерний.

¹⁰Умильно.Полагаю, что Пушкин использует здесь это наречие в значении «умиленно», мягкосердечно.

¹¹слезки три.По-русски слово «три», поставленное после «слезки», образует значение «две или три». Нечетное число («три слезки») заставляет образ немного «хромать». Можно вспомнить, как Китс писал своему брату и его жене 21 апр. 1819 г. относительно «поцелуев четырех» в «La Belle Dame Sans Merci» <«Безжалостная Прекрасная Дама»>, которую он посылал им: «Я вынужден был избрать четное число, чтобы оба глаза получили по равному числу поцелуев».

¹²Им квас как воздух был потребен.Ср.: Тредиаковский, «Строфы похвальные поселянскому житию» (см. мой коммент. к главе Первой, LVI, 2), строки 87–88:

 
Все ж в дому, в чем вся его потреба,
В праздник пиво пьет, а квас всегда.
 

Квас – национальный безалкогольный напиток (иногда слегка бродящий), обычно изготовляемый из заквашенного ржаного теста или ржаного хлеба с солодом. Имеются и иные способы приготовления кваса из меда и фруктов.

В черновике эта строфа написана после XLI (и после того, как первая беловая рукопись была окончена), на л. 43 в тетради 2369. В этом черновике вместо «круглые качели» (строка 6) – «сельские качели».