Текст книги "Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина"

Автор книги: Владимир Набоков

 
   Всего, что зналъ еще Евгеній,
   Пересказать мнѣ недосугъ;
   Но въ чемъ онъ истинный былъ геній,
 ⁴ Что зналъ онъ тверже всѣхъ наукъ,
   Что было для него измлада
   И трудъ, и мука, и отрада,
   Что занимало цѣлый день
 ⁸ Его тоскующую лѣнь, —
   Была наука страсти нѣжной,
   Которую воспѣлъ Назонъ,
   За что страдальцемъ кончилъ онъ
¹² Свой вѣкъ блестящій и мятежной
   Въ Молдавіи, въ глуши степей,
   Вдали Италіи своей.
 

⁴всех наук;⁹наука.Наука обычно означает «знание», «умение», «познания», но здесь подсказку переводчику дает название произведения Овидия.

¹⁰Назон.Римский поэт Публий Овидий Назон (43 г. до н. э. – 17 г. н. э.?). Пушкин знал его, главным образом, по «Полному собранию произведений Овидия», переведенных на французский язык Ж. Ж. Ле Франком де Помпиньяном (Париж, 1799).

^10–14 Эти строки перекликаются со следующим, имеющим отношение к Овидию, диалогом из «Цыган» Пушкина, байронической поэмы, начатой зимой 1823 г. в Одессе и законченной 10 окт. 1824 г. в Михайловском; поэма была опубликована анонимно в начале мая 1827 г. в Москве (строки 181–223):

СТАРИК

 
Меж нами есть одно преданье:
Царем когда-то сослан был
Полудня житель к нам в изгнанье.
(Я прежде знал, но позабыл
Его мудреное прозванье.)
Он был уже летами стар,
Но млад и жив душой незлобной —
Имел он песен дивный дар
И голос, шуму вод подобный —
И полюбили все его,
И жил он на брегах Дуная,
Не обижая никого,
Людей рассказами пленяя;
Не разумел он ничего,
И слаб и робок был, как дети;
Чужие люди за него
Зверей и рыб ловили в сети;
Как мерзла быстрая река
И зимни вихри бушевали,
Пушистой кожей покрывали
Они святого старика;
Но он к заботам жизни бедной
Привыкнуть никогда не мог;
Скитался он иссохший, бледный,
Он говорил, что гневный бог
Его карал за преступленье…
Он ждал: придет ли избавленье.
И всё несчастный тосковал,
Бродя по берегам Дуная,
Да горьки слезы проливал,
Свой дальний град воспоминая,
И завещал он умирая,
Чтобы на юг перенесли
Его тоскующие кости,
И смертью – чуждой сей земли
Неуспокоенные гости!
 

АЛЕКО

 
Так вот судьба твоих сынов,
О Рим, о громкая держава!..
Певец любви, певец богов,
Скажи мне, что такое слава?
Могильный гул, хвалебный глас,
Из рода в роды звук бегущий?
Или под сенью дымной кущи
Цыгана дикого рассказ?
 

¹³Бессарабия, где были написаны эти строки, входила в состав Молдавии (см. также коммент. к главе Восьмой, V). Пушкинское примечание к отдельному изданию главы Первой (1825), не включенное в полный текст романа, гласит: «Мнение, будто бы Овидий был сослан в нынешний Акерман [римский Cetatea Albă, на юго-западе от Одессы, Россия], ни на чем не основано. В своих элегиях „Ех Ponto“ он ясно назначает местом своего пребывания город Томы при самом устье Дуная. Столь же несправедливо и мнение Вольтера, полагающего причиной его изгнания тайную благосклонность Юлии, дочери Августа. Овидию было тогда около пятидесяти лет [что казалось старостью бывшему вдвое моложе Пушкину], а развратная Юлия, десять лет тому прежде, была сама изгнана ревнивым своим родителем. Прочие догадки ученых не что иное, как догадки. Поэт сдержал свое слово, и тайна его с ним умерла: „Alterius facti culpa silenda mihi“ [ „О другой моей вине мне надлежит молчать“, – цитата из „Тристий“, кн. 2]. – Примеч. соч.».

«Его изгнание – тайна, в тщетных попытках разгадать которую любопытство истощило самое себя», – говорит Лагарп («Курс литературы» [1825], III, 235).

Пушкин делает странную ошибку, ссылаясь на Вольтера. У последнего подобного высказывания нет. В действительности он писал: «Вина Овидия, несомненно, заключалась в том, что он видел в семье Октавия нечто предосудительное… Ученые не решили, видел ли он [Овидий] Августа с юным отроком… [или] некоего оруженосца в объятиях императрицы… [или] Августа с дочерью или внучкой… Весьма вероятно, что Овидий застиг Августа во время инцеста». (Я цитирую по «Сочинениям Вольтера», новое издание «с примечаниями и критическими наблюдениями» К. Палиссо де Монтенуа в «Смеси литературы, истории и философии» [Париж, 1792], II, 239).

¹³в глуши степей.Существительное «глушь» и прилагательное от него «глухой» – любимые слова Пушкина. Глухой – «притушенный», «подавленный», «ослабленный»; глухой звук, глухой стон. В применении к растительному миру – «дремучий», «густой», «непроходимый», «заросший». Глушь – «лесная чаща», «отдаленное место», «захолустье», «унылое уединение», «провинция», «дальняя окраина», «малообжитое место»; в глуши – «в глубокой провинции», «в сельской уединенной местности», «вдали от культурных центров». Фр. «au fin fond» <«в глуши»> (со значением тупости и скуки). См. также употребление слова «глушь» в главе Второй, IV, 5; главе Третьей, Письмо Татьяны, 19; главе Седьмой, XXVII, 14; главе Восьмой, V, 3; XX, 4).

Зачеркнуто в беловой рукописи (ПБ 8):

 
Нас пыл сердечный рано мучит.
Очаровательный обман,
Любви нас не природа учит,
А Сталь или Шатобриан.
Мы алчем жизнь узнать заране,
Мы узнаем ее в романе,
Мы все узнали, между тем
Не насладились мы ни чем.
Природы глас предупреждая,
Мы только счастию вредим,
И поздно, поздно вслед за ним
Летит горячность молодая.
Онегин это испытал
За то как женщин он узнал.
 

¹²горячность молодая.Еще один отзвук стихотворения Вяземского «Первый снег» (строка 75), из которой взят эпиграф для этой главы (см. коммент. к главе Первой, эпиграф).

 
   Какъ рано могъ онъ лицемѣрить,
   Таить надежду, ревновать,
   Разувѣрять, заставить вѣрить,
 ⁴ Казаться мрачнымъ, изнывать,
   Являться гордымъ и послушнымъ,
   Внимательнымъ, иль равнодушнымъ!
   Какъ томно былъ онъ молчаливъ,
 ⁸ Какъ пламенно краснорѣчивъ,
   Въ сердечныхъ письмахъ какъ небреженъ!
   Однимъ дыша, одно любя,
   Какъ онъ умѣлъ забыть себя!
¹² Какъ взоръ его былъ быстръ и нѣженъ,
   Стыдливъ и дерзокъ, а порой
   Блисталъ послушною слезой!
 

³Разуверять.В английском языке нет точного эквивалента. Глагол означает разубеждать, рассеивать или изменять чужое мнение, заставлять кого-то перестать верить чему-либо. Кроме того, глагол стоит в форме несовершенного вида. «Она думала, что он ее любит, я долго разуверял ее».

 
   Какъ онъ умѣлъ казаться новымъ,
   Шутя невинность изумлять,
   Пугать отчаяньемъ готовымъ,
 ⁴ Пріятной лестью забавлять,
   Ловить минуту умиленья,
   Невинныхъ лѣтъ предубѣжденья
   Умомъ и страстью побѣждать,
 ⁸ Невольной ласки ожидать,
   Молить и требовать признанья,
   Подслушать сердца первый звукъ,
   Преслѣдовать любовь – и вдругъ
¹² Добиться тайнаго свиданья,
   И послѣ ей наединѣ
   Давать уроки въ тишинѣ!
 

^2–14изумлять… пугать… забавлять… ловить… побеждать…Ср. одного из «влюбленных героев» Пирса Эгана – Старину Эвергрина, который «вводил в заблуждение… заманивал в ловушку… упрашивал… убеждал… соблазнял… льстил… лгал… забавлял… играл с… надувал… обольщал… изменял… совращал… одурачивал… пугал… уговаривал» («Жизнь в Лондоне» [1821], кн. 2, гл. 1; французский перевод «S.M.» упоминает Пишо в своих комментариях к «Дон Жуану», [1824], т. VII).

Или Пьер Бернар (Жанти <«Славный»> Бернар, 1710–75), «Искусство любить», песнь 2:

 
Pour mieux sédure apprend à te contraindre;
L'amour permet l'art que Ton met à feindre
...............................................................
Fuis, mais reviens; fuis encor, mais regarde…
 

 
<Скорей чтоб обольстить, учись сдержать себя;
Любовь допускает искусство притворства
..............................................................
Беги, но возвращайся; вновь ускользай, но наблюдай… >
 

¹¹вдруг.Краткость русского наречия позволяет использовать его гораздо чаще, чем какой-либо из английских его эквивалентов. То же относится и к «уже», «уж».

¹⁴в тишине.Слово «тишина» особенно любимо русскими поэтами, употребляющими его как «cheville» <«штифт»> (фраза или слово для рифмы или в целях заполнения пробела), поскольку «в тишине», «в безмолвии» может произойти что угодно. Рифма «-на» объединяет огромное количество слов, таких, как «она», «жена», «луна», «волна», «весна», «сна», «окна», «полна», «влюблена» и многие другие, без которых не мог существовать ни один поэт 1820–30 гг.

¹⁴уроки.Уроки любви, несомненно; однако неудачна возникающая у читателя в этой связи непроизвольная ассоциация с последующей лекцией без любви в уединенной аллее (глава Четвертая, XII–XVI). Вся строфа – на грани легкой поэзии восемнадцатого века с вытекающими из этого особенностями. Мой перевод строки 6, боюсь, нельзя скандировать, но он, по крайней мере, точен.

 
   Какъ рано могъ ужъ онъ тревожить
   Сердца кокетокъ записныхъ!
   Когда жъ хотѣлось уничтожить
 ⁴ Ему соперниковъ своихъ,
   Какъ онъ язвительно злословилъ!
   Какія сѣти имъ готовилъ!
   Но вы, блаженные мужья,
 ⁸ Съ нимъ оставались вы друзья:
   Его ласкалъ супругъ лукавый,
   Фобласа давній ученикъ,
   И недовѣрчивый старикъ,
¹² И рогоносецъ величавый,
   Всегда довольный самъ собой,
   Своимъ обѣдомъ и женой.
 

^9–10супруг лукавый, / Фобласа давний ученик.Фоблас – герой некогда знаменитого, ныне едва ли удобочитаемого романа Жана Батиста Луве де Кувре (1760–97).

Роман Луве обычно – и неправильно – называют «Amours du Chevalier de Faublas». Согласно Модзалевскому (1910), с. 276, в библиотеке Пушкина имелся экземпляр под названием «Vie du Chevalier de Faublas» <«Жизнь кавалера де Фобласа»> Луве де Кувре в написании Coupevray [sic] (Париж, 1813). В действительности же роман вышел в свет как: 1787, «Une Année de la vie du Chevalier de Faublas» <«Один год из жизни кавалера де Фобласа»> (5 частей); 1788, «Six Semaines de la vie du Chevalier de Faublas» <«Шестъ недель из жизни кавалера де Фобласа»> (8 частей); 1790, «Fin des amours du Chevalier de Faublas» <«Конец любовных похождение кавалера де Фобласа»> (6 частей).

Маркиз де Б. и граф Линьоль, два обманутых супруга, персонажи этого плутовского, легкого, приятного в чтении, но, в сущности, глуповатого романа, то и дело балансирующего на грани фарса (с неожиданным «романтическим» финалом – сверкающими клинками, раскатами грома, безумием и покалеченными возлюбленными), – наивные ничтожества, так что шестнадцатилетнему Фобласу, переодетому девицей, не составляет труда прокрасться в постели их юных жен. Когда третий персонаж, граф де Розамбер (повеса и сообщник Фобласа), наконец женится, он с неудовольствием обнаруживает, что невеста его уже лишена невинности его другом; ни одного из этих джентльменов нельзя назвать «супругом лукавым»; «Супруг лукавый» – époux malin – это, видимо, тот, кто, начитавшись «Фобласа», дружит с обожателями своей жены, чтобы или следить за ними, или использовать их ухаживания для сокрытия собственных интриг.

Всякий раз, когда в «ЕО» возникает упоминание о каком-либо французском романе, Бродский старательно (но всегда туманно, как это в обычае у русских комментаторов) ссылается на их русские переводы. Он, однако, забывает, что Онегины и Ларины в 1820-е годы читали эти книги по-французски, тогда как русские переводы французских текстов с их гротескным, варварским, чудовищно высокопарным стилем пользовались спросом только в простонародной среде.

¹²рогоносец.Увенчанный рогами супруг, супруг-рогоносец, обманутый муж; «encorné», «cocu».

А. Люпус в комментариях к своему переводу «ЕО» на немецкий язык (1899), с. 60, приводит очаровательную эпиграмму Лессинга:

 
Einmal wechselt im Jahr der Edelhirsch seine Geweihe,
Doch dein Mann, О Clarissa, der wechselt sie monatlich vielmals.
 

 
<Единожды в год меняет рога олень благородный,
Но муж твой, Кларисса, меняет их каждый месяц>.
 

Наиболее раннее упоминание о рогах как символе супружеского бесчестья встречается, согласно Ч. Форбсу («Notes and Queries», 1-я серия, II, [1850], 90), в «Соннике» Артемидора, жившего в годы правления римского императора Адриана (117–38 н. э.).

Эти две строфы были опущены. После строфы XII в издании 1837 г. вслед за римскими цифрами шли три строки точек.

Черновик (2369, л. 8 и 8 об.):

 
Как он умел вдовы смиренной
Привлечь благочестивый взор
И с нею скромный и смятенный
Начать краснея <разговор>
Пленять неопытностью нежной
                и верностью надежной
[Любви] которой [в мире] нет —
И пылкостью невинных лет
Как он умел с любою дамой
О платонизме рассуждать
[И в куклы с дурочкой играть]
И вдруг нежданной эпиграммой
Ее смутить и наконец
Сорвать торжественный венец.
 

 
Черновик (2369, л. 8, 7 об. и 8 об.):
Так резвый баловень служанки
Анбара страж усатый кот
За мышью крадется с лежанки
Протянется, идет, идет
Полузажмурясь, [подступает]
Свернется в ком хвостом играет
Расширит когти хитрых лап
И вдруг бедняжку цап-царап —
Так хищный волк томясь от глада
Выходит из глуши лесов
И рыщет близ беспечных псов
Вокруг неопытного стада
Все спит – и вдруг свирепый вор
Ягненка мчит в дремучий бор
 

¹⁴дремучий бор.В этом старинном словосочетании эпитет, происходящий от слова «дремота», подразумевает непроходимую, поросшую лишайником лесную глушь.

 
   Бывало, онъ еще въ постелѣ:
   Къ нему записочки несутъ.
   Что? Приглашенья? Въ самомъ дѣлѣ,
 ⁴ Три дома на вечеръ зовутъ:
   Тамъ будетъ балъ, тамъ дѣтскій праздникъ.
   Куда жъ поскачетъ мой проказникъ?
   Съ кого начнетъ онъ? Все равно:
 ⁸ Вездѣ поспѣть немудрено.
   Покамѣстъ, въ утреннемъ уборѣ,
   Надѣвъ широкій боливаръ,
   Онѣгинъ ѣдетъ на бульваръ,
¹² И тамъ гуляетъ на просторѣ,
   Пока недремлющій Брегетъ
   Не прозвонитъ ему обѣдъ.
 

⁵Там… там.«Там будет бал, там детский праздник». «Там» не обязательно относится к одному из трех домов, упоминаемых в предыдущей строке. Добавление еще двух приглашений (всего их получается пять) позволяет, в действительности, наилучшим образом понять ситуацию.

⁵детский праздник.О детских праздниках, «fêtes d'enfants» упоминается в романе Лермонтова «Княгиня Лиговская» (1836), гл. 5, где у матери героя «бывали детские вечера для маленькой дочери: на эти вечера съезжались и взрослые барышни и переспелые девы». Когда дети ложились спать, взрослые продолжали танцевать.

^9–12 Ср.: Н. Ж. Л. Жильбер, Сатира II, Моя апология, (1778):

 
Tous les jours dans Paris, en habit de matin,
Monsieur promène a pied son ennui libertin.
 

 
<Ежедневно в Париже, приодевшись с утра,
Месье прогуливается, чтобы развеять снедающую его скуку>.
 

¹⁰боливар.Это была шелковая шляпа, формой несколько напоминавшая трубу, с широкими, загнутыми кверху полями, особенно модная в Париже и Петербурге в 1819 г. Русские комментаторы от П. Бартенева до М. Цявловского дают неверное ее описание. Альбер Доза в «Этимологическом словаре» (Париж, 1938) говорит, что она «в моде у либералов» (так как свое название получила по имени освободителя Южной Америки Симона Боливара, 1783–1830). Люпус в комментарии к своему переводу «ЕО» на немецкий, с. 46–47, отмечает, что в 1883 г. специальный корреспондент парижской «Фигаро» (сообщая о коронации Александра III) неточно описывает высокие шапки русских извозчиков как «своего рода боливар». Ларусс («Grand Dictionnaire universel du XIXe siècle») приводит высказывание Скриба (ок. 1820): «Адвокаты сейчас носят английские фраки и боливары».

¹¹бульвар.Невский бульвар (часть Невского проспекта), тенистая аллея для пешеходов, еще пользовавшаяся огромной популярностью в годы юности Пушкина. Она состояла из нескольких рядов худосочных липок и тянулась от Мойки на восток-юго-восток в сторону Фонтанки вдоль середины Невского проспекта («Невская першпектива» или «проспектива» восемнадцатого века; «Перспектива» английских путешественников 1830-х годов; «La Perspective de Nevsky» в официальном французском словоупотреблении, или «le Nevsky» – в разговорном; «Невский» или «Невская авеню» на хорошем английском). В 1820 г., приблизительно в то время, когда Пушкин был выслан из города на семь лет, большая часть деревьев была вырублена – их осталось не более пятисот (вырубка была произведена с целью усовершенствования – в Век Усовершенствований – проспекта, чтобы он протянулся широкой и величественной лентой). Невский «бульвар» был до такой степени забыт к концу столетия, что пушкинисты той эпохи отправляли Евгения на дневную прогулку на Адмиралтейский бульвар (прямо на северо-запад от Невского). Там, правда, тоже было модное гулянье, проходившее в царствование Александра I по трем липовым аллеям, и особых оснований не пускать туда Онегина нет, кроме того, что гуляющие чаще появлялись там летом, чем зимой. Он вполне мог зайти к Талону (не садясь в извозчичьи санки) либо со стороны Адмиралтейского бульвара (пройдя два квартала), либо с Мойки.

¹²на просторе.«На свежем воздухе», «на природе». См. коммент. к главе Восьмой, IX, 8.

¹³Брегет.Элегантные часы с репетиром, изготовленные знаменитым французским часовым мастером Абрахамом Луи Бреге (1747–1823). При нажатии на пружинку брегет отзванивал количество часов и минут в данный момент. Ср. у Поупа: «…И пружина часов отозвалась серебряным звоном» («Похищение локона», I, 18).

В этом месте А. Дюпон, автор французского перевода «ЕО» (1847), внезапно ощутил необходимость дать следующий комментарий: «Его большой боливар, его брегет… Мы сохраняем, из уважения к оригиналу, эти иностранные выражения, которые не свидетельствуют о хорошем вкусе говорящего по-французски. В Париже говорят „мои часы“, „моя шляпа“». Привередливый Дюпон допускает также такие ляпсусы (в его переводе главы Второй, III и VI), как «Talmanach de l'an VIII» <«альманах VIII года»> и «Lensky, âme vraiment Goethienne» <«Ленский, с душою прямо гётеанской»>. Это называется «le bon goût» <«хороший вкус»>. На самом же деле пушкинские «брегет» и «боливар» (см. коммент. к главе Первой, X) – галлицизмы: «une Bréguet», (но «un bolivar»). См.: Larousse, Dictionnaire… du XIXe siècle <Ларусс, Словарь… XIX века>: «Мэтр Пастрени вынул из жилетного кармана великолепный брегет…» (Александр Дюма); «Однако не мешало бы поторопиться, мой брегет показывает уже восемь» (Сироден).

 
   Ужъ темно: въ санки онъ садится.
   «Поди! поди!» раздался крикъ;
   Морозной пылью серебрится
 ⁴ Его бобровый воротникъ.
   Къ Talon помчался: онъ увѣренъ,
   Что тамъ ужъ ждетъ его ***.
   Вошелъ: и пробка въ потолокъ,
 ⁸ Вина кометы брызнулъ токъ,
   Предъ нимъ Rost-beef окровавленный,
   И трюфли – роскошь юныхъ лѣтъ,
   Французской кухни лучшій цвѣтъ, —
¹² И Стразбурга пирогъ нетлѣнный
   Межъ сыромъ Лимбургскимъ живымъ
   И ананасомъ золотымъ.
 

^1–3санки… Морозной пылью.В 1819 г. первый снег выпал 5 октября, а Нева замерзла десятью днями позже. В 1824 г. река и 7 ноября все еще не покрылась льдом.

²Пади! Пади!Рифмуется с французским «pardi» <«черт побери!»> и означает «прочь!», «с дороги!», «берегись!», «уходи!»; это «пади» или «поди» – традиционный резкий возглас извозчиков, обращенный главным образом к пешеходам. Несколько забавных разновидностей этого возгласа приведены Львом Толстым в его автобиографическом наброске «История вчерашнего дня» (этот «вчерашний день» – 25 марта 1851 г.).

^3–4Морозной пылью серебрится / Его бобровый воротник.Такие меховые воротники носились на шинели с пелериной и широкими рукавами в эпоху Александра I – одеянии, представлявшем собой смесь штатского пальто (или кучерского кафтана с пелериной) и военной шинели того времени; знаменитый капот или, точнее, меховой каррик, вернувшийся на родину в Англию из Франции – «une karrick» (от Garrick – фамилии английского актера Дэвида Гаррика, 1717–79, происходящей, что любопытно, от гугенотского рода Garric).

Бобровый воротник стоил двести рублей в ценах 1820 г., когда рубль равнялся трем английским шиллингам.

В 1830-е годы николаевская (по имени царя) шинель, которую носили, например, чиновники, состоявшие на штатской службе, могла быть без меха или подбита более дешевым мехом (см. мечты Башмачкина о шинели в повести Гоголя «Шинель»). Это пальто с пелериной не следует смешивать с более поздней армейской шинелью, которая представляла и до сих пор представляет собой длинное военное пальто без пелерины с хлястиком сзади и со складкой на спине.

Согласно «Этимологическому словарю» («Dictionnaire russe-français… ou dictionnaire étymologique de la langue russe», St. Petersburg, 1836) Шарля Филиппа Рейфа, слово шинель происходит от «chenille, tissu de soie velouté» <«синель, мягкая шелковая ткань»>. Литтре в статье «chenille» пишет: «Когда-то мужское домашнее платье, надевавшееся перед утренним туалетом».

⁵Talon:В начале 1825 г. Пьер Талон оповестил своих клиентов через газеты о том, что он покидает Невский проспект (его ресторан находился в теперешнем доме № 15) и уезжает на родину, во Францию.

^5–6он уверен… [Каверин].Неожиданная для русского уха и глаза рифмовка мужской фамилии (замененной в изданиях 1825–37 г. звездочками) с предикативным прилагательным («уверен – Каверин» – рифма, использованная также молодым Пушкиным около 1817 г. в эпиграмме, Сочинения 1936, 1, 198), поражает своим изяществом. Как и во французской просодии, яркая точка вспыхнувшего искрой «consonne d'appui» <«опорного согласного»> (что считается чересчур цветистым в английском стихосложении) усиливает блеск виртуозной русской рифмы.

Петр Каверин (1794–1855) – гусар, широко известный в свете человек и бывший геттингенский студент (1810–11), о которым Пушкин говорит в надписи к его портрету:

 
В нем пунша и войны кипит всегдашний жар,
На Марсовых полях он грозный был воитель,
Друзьям он верный друг, красавицам мучитель,
             И всюду он гусар.
 

В краткой записке, написанной рукой Пушкина (рукопись неизвестна, дата неточна: 1820 или 1836 г.), говорится: «Mille pardon, mon cher Kaverine, si je vous fais faux bon – une circonstance imprévue me force à partir de suite» <«Тысячу извинений, мой дорогой Каверин, если я изменю данному Вам слову – непредвиденное обстоятельство заставляет меня покинуть Вас»>. Я переписываю этот текст из «Дополнений к письмам Пушкина» Лернера в издании Сочинений Пушкина Брокгауза и Ефрона (1915), VI, 608, и не знаю точно, кто именно виноват в этих «домашних» ошибках во французском. У Цявловского (Акад. 1938, с. 451) – «pardons» и «imprévue», но сохранено «bon» (bond).

В 1817 г. Пушкин посвятил стихотворение в шестнадцать строк любезному Каверину, советуя ему и впредь жить счастливой, разгульной жизнью – «и черни презирай ревнивое роптанье» (ср. эти пульсирующие в строке «р» с главой Четвертой, XIX, 4–6), – и заверял его, что можно соединить высокий ум с безумными шалостями. Каверин был способен выпить за столом одну за другой четыре бутылки шампанского и выйти из ресторана прогуляться. Именно Каверин, как говорят, подсказал Пушкину один из образов в его оде «Вольность» (имеется в виду колоритное упоминание убийства Павла I), сочиненной, по-видимому, в декабре 1817 г. и частично написанной в петербургской квартире Николая Тургенева (см. коммент. к главе Десятой, XII, 3).

^7–14(См. также: XVII, 1–2; XXXVII, 8–9). Читателя позабавит сравнение онегинского меню с обедом, этим «хаосом рыбы, мяса, дичи и овощей, целым маскарадом», описанным Байроном в октавах LXII–LXXXIV «Дон Жуана», песнь XV, где строфа LXXI кончается так: «Притом, поужинав сытно, сын Парнаса / Воспеть не в силах даже и бекаса» <пер. Т. Гнедич>. По сравнению с меню Талона, стол в «Дон Жуане» гораздо пышнее и носит более специфический характер – в его описании присутствуют как кулинарные рецепты, заимствованные из «Французского повара» (1813) Луи Эсташа Юда, так и ужасный английский акцент с ударением на первом слоге во французских словах («bécasse» здесь исключение).

⁸Вина кометы;Фр. «vin de la comète» – шампанское урожая года кометы, имеется в виду комета 1811 г., отмеченного также небывалым урожаем винограда. Эту безымянную, но яркую комету первым заметил Оноре Фложерг в Вивьере 25 марта 1811 г. Затем в Париже 21 авг. 1811 г. ее увидел Алексис Бувар. Астрономы в С.-Петербурге наблюдали ее 6 сент. 1811 г. (все даты приведены по новому стилю). Комету можно было наблюдать в небе Европы до 17 авг. 1812 г., по свидетельству Фридриха Вильгельма Августа Аргеландера («Исследования траектории большой кометы 1811 года», Кёнигсберг, 1823).

⁹Rost-beef окровавленный.Галлицизм (а не опечатка), «rost-beef sanglant», пришедший вместе с комплиментами шеф-повара из Парни («Goddam!» <«Проклятъе!»>, песнь 1; см. коммент. к главе Первой, XXXVII, 6–10).

¹⁰трюфли.Эти деликатесные грибы ценились так высоко, что мы, в безвкусный век искусственных ароматов, с трудом можем себе представить. Широко известен анекдот (удачно изложенный Уильямом Куком в «Мемуарах Сэмюэла Фута, эскв., с собранием его подлинных острот, анекдотов, высказываний и проч.», Лондон, 1805) о поэте Сэмюеле Бойсе (1708–49), который «впал в столь жалкую бедность…. что вынужден был не вставать с постели ввиду отсутствия одежды, и когда один из его друзей… прислал ему гинею, он тут же выложил целую крону на грибы и трюфели, чтобы было что положить на гарнир к ломтику ростбифа».

Жозеф Бершу (1765–1839) воспел трюфели в «Гастрономии» (1800), в предпоследней (третьей) песне:

 
«Du sol périgourdin la truffle vous est chère»
 

 
<Возросший в земле Перигора о, трюфель, ты изысканная пища!>.
 

¹²Стразбурга пирог.«Pâté de foie gras» <«Паштет из гусиной печени»>. Джеймс Форбс в 1803 г. («Письма из Франции», [Лондон, 1806], I, 395–96) приводит цитату из «Almanach des gourmands»: «…В Страсбурге приготовляются те восхитительные паштеты, что составляют предмет величайшей роскоши среди „emtremet“ <„закусок и холодных блюд“>. Чтобы получить печень надлежащего размера, [гусь] на значительное время превращается в живую жертву. Его до отказа пичкают едой, не дают ни капли воды и держат прикованным за ноги к доске… Пытка… была бы нестерпимой, если бы птицу не подбадривала… мысль о будущем [ее печени], нашпигованной трюфелями и превращенной в приготовленный по всем правилам науки паштет, и [возвещающей] всему свету через посредство мсье Корсле… славу ее имени». У Булвер-Литтона, возможно, воспользовавшегося тем же французским источником, в «Пелэме» (1828), гл. 22, есть схожий пассаж.

Ср. стихотворение Пушкина «К [Михаилу] Щербинину» (1819), строки 7–8:

 
…И жирный страсбургский пирог
Вином душистым запивает…
 

Пирог с начинкой из гусиной печени не следует путать, как это часто делают, с «foie gras» <«из гусиной печени»> (рус. паштет), подаваемым в судках. Пирог был «un vrai gibraltar» <«настоящая вещь»> (каким его описывает где-то Брийа-Саварэн), который надлежало брать штурмом, «вонзая в него нож для мяса» (как пишет в одном из своих писем Браммел).

¹⁴У каждого на памяти прелестные строчки (685–87) из «Лета» (1727) Джеймса Томсона:

 
…ты, лучший из ананасов, гордость
Растительного мира, превосходящий все,
Созданное воображением поэтов в век златой.
 

Менее известно стихотворение Уильяма Купера «Ананас и пчела» (1779). На всем протяжении девятнадцатого века этот плод считался в России символом роскошной жизни.