Текст книги "Самые знаменитые реформаторы России"

Автор книги: Владимир Казарезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 44 страниц)

Борис Годунов
(1552–1605)

Сын Ивана Грозного, Федор Иоаннович, ставший царем после смерти отца, занимал трон в 1584–1598 гг. В силу своих личных качеств (болезненность, мягкость, религиозность, а по оценкам некоторых – даже слабоумие) он не способен был управлять государством. Выполняя только обрядные, представительские функции, предаваясь богослужению и забавам, он полностью передал властные прерогативы узкому кругу влиятельных бояр: Богдану Бельскому, Борису Годунову, Федору Мстиславскому, Никите Романовичу Захарьину-Юрьеву, дяде царя Федора по матери, Анастасии Романовне, Ивану Шуйскому, герою защиты Пскова от поляков. Несмотря на меньшую знатность и заслуги Бориса по сравнению с другими опекунами, именно он стал фактическим правителем государства при слабом царе. Наиболее влиятельный из них, благодаря родству с царем Федором, Никита Романович умер, а остальных Борис Годунов сумел отстранить от трона в изнурительной борьбе, из которой вышел победителем благодаря уму и выдающимся качествам правителя, дипломата, выделявшимся среди других своими обширными познаниями и опытом. Ну и конечно же, он был закаленный в дворцовых интригах, хитрый, честолюбивый и властолюбивый человек. Но при этом, кроме всего прочего, проявлял большую заботу о людях всех сословий, в том числе убогих, нищих и др., и потому его поддерживали многие.

В XIV в. на московскую службу поступил Ордынский мурза Чет, при крещении получивший имя Захарий, с которого и пошел род бояр Годуновых. Однако в соответствии с поместными понятиями того времени, этот род не мог быть приближен к царскому (великокняжескому) трону. Годуновы выдвинулись лишь при Иване Грозном, когда Ирина Годунова вышла замуж за сына царя – Федора. Тогда и появился при дворе ее брат Борис. Потом он удачно женился на дочери Малюты Скуратова, ближайшего сподвижника Грозного, чем обеспечил себе устойчивое положение среди царского окружения.

Удивителен сам факт воцарения Бориса Годунова, получившего чин боярина только при Иване Грозном, на российском троне. Не менее знаменательны и процедуры, предшествовавшие его восхождению на трон. Конечно, будучи главой правительства при царе Федоре, фактически управляя страной в течение четырнадцати лет, притом управляя довольно разумно, он приучил всех, особенно знать, воспринимать себя как правителя. Перед избранием царя на соборе Борис располагал, как мы бы выразились сейчас, административным ресурсом, что давало ему громадные преимущества перед другими претендентами.

Можно увидеть некую аналогию с избранием президентом России Владимира Путина, что вряд ли произошло бы, не случись выдвижения его на пост председателя правительства Борисом Ельциным. Но тем не менее Годунов прошел через сложную процедуру избрания главы государства, лишив вроде бы оснований для сомнений в легитимности своей власти.

После смерти царя Федора события развивались следующим образом. Согласно воле покойного, царствовать должна была его жена Ирина, в чем со стороны боярства, присягнувшего ей, возражений не последовало. Имелось в виду, что фактическим правителем останется ее брат, Борис Годунов. Но Ирина отказалась от трона, выбрав долю монахини Новодевичьего монастыря. Страной временно стал править патриарх Иов.

Князья и бояре трепетно относились к первенству у царского трона и к занятию высших государственных должностей. Казалось бы, поместная система позволяла на оставшийся без наследника трон выбрать наиболее подходящего претендента, если не по достоинству, то по знатности, с тем, чтобы он был принят народом. Однако к тому времени опалами Ивана Грозного и политикой Бориса Годунова поместной традиции был нанесен значительный урон. Все перемешалось, и трудно было определить знатнейшего из знатных. Хотя очевидным являлось лидерство из потомков Рюриковичей – князей Шуйских, из Гедиминовичей – Мстиславских и Голицыных. Из бояр, скажем так, менее знатного рода претендентами могли быть, благодаря родству с царем, дети Никиты Романова и Борис Годунов.

Когда, после отказа царицы Ирины от трона, народ стал требовать венчания на царство Бориса Годунова и патриарх Иов сделал ему такое предложение, он также отказался. Было объявлено о созыве Земского собора, который представлял бы большинство русских земель и различные слои населения. Некоторые историки считают, что Борис инициировал созыв собора, чтобы заручиться его поддержкой в противовес ненавидевшим его боярам. Однако С.Ф. Платонов, равно как и В.О. Ключевский и другие, не сомневаются в репрезентативности и законности собора и не считают его состав результатом интриг и инсинуаций Бориса. Всего в соборе участвовало до 500 человек. В том числе лиц духовного звания – около 100, придворных чинов – около 200, горожан и московских дворян порядка 150. Из других же городов и земель приехало не более 50 человек. Так что этот собор лишь условно можно было считать общерусским – он был в основе своей московским. Впрочем, и в более поздние времена судьбы Российского государства решались в столичных, а не общегосударственных форумах. Оценивая состав собора, Платонов делает важный вывод: «…на соборе было очень мало представителей этого многочисленного класса рядовых дворян, в котором привыкли видеть главную опору Бориса, его доброхотов. И наоборот, придворные чины и московские дворяне, т.е. более аристократические слои дворянства, на соборе были во множестве… Стало быть, на собор не прошли друзья Бориса и могли пройти в большом числе его противники».

И тем не менее Борис Годунов 17 февраля 1598 г. был избран царем. Он долго не соглашался подчиниться решению собора, пока патриарх не пригрозил ему отлучением от церкви. Хотя многие усматривали в отказе Бориса лицемерие, выторговывание неограниченных властных полномочий.

Вроде бы нужно делить правление Бориса на два периода (первый – при царе Федоре, второй – собственное царствование). Но эта периодизация большого смысла не имеет при рассмотрении его реформаторской деятельности. И в том и в другом случаях он располагал абсолютными властными прерогативами, которыми пользовался для реализации своих устремлений. В общей сложности Борис Годунов правил двадцать лет после смерти Ивана Грозного, в том числе семь лет (1598–1605 гг.) был царем. Правомерно сравнить этих двух государей по формам правления и по достигнутым результатам. Иван Грозный всю жизнь воевал, ознаменовав свое царствование громкими победами на начальном этапе и поражениями, чего было больше, разорив в конце концов собственную страну хуже всяких врагов. Но зато прослыл он и сохранился в памяти народной как смелый, мужественный, воинственный, одним словом – «грозный» царь.

Борис Годунов старался по возможности избегать войн, отстаивать интересы государства дипломатическими путями. В связи с чем давал поводы обвинять себя в робости и чуть ли не трусости. Однако сделал для страны куда больше, чем его грозный предшественник.

Можно усмотреть некоторое сходство Бориса Годунова с Иваном III, который также не отличался воинственностью, также обвинялся в нерешительности, но при этом сумел добиться очень многого для русского государства.

Мирная жизнь страны в течение царствования Федора под управлением Бориса Годунова даже без каких-либо реформаторских новаций вскоре дала свои результаты. Голландец Исаак Масс, современник Федора Иоанновича, несмотря на отрицательное отношение к Годунову, писал: «Состояние всего Московского государства улучшалось и народонаселение увеличивалось. Московия, совершенно опустошенная и разоренная вследствие страшной тирании покойного великого князя Ивана и его чиновников… теперь, благодаря преимущественно доброте и кротости князя Феодора, а также благодаря необыкновенным способностям Годунова, снова начала оправляться и богатеть». Поступления в казну увеличивались, что видно хотя бы на примере доходов от продажи натуральных податей. При Иване Грозном по этой линии выручали около 60 тысяч рублей, при царе Федоре – 230 тысяч в год.

При Иване IV экспорт российских товаров резко сократился. Годунов принял меры по привлечению иностранных купцов, предоставив им всевозможные льготы. Англичанам разрешил торговать беспошлинно, но при этом отказал в их просьбе запретить торговлю в России представителям других стран.

Принимал Годунов и меры для развития промышленности. Из Европы выписывались рудознатцы, инженеры, улучшались пути сообщения, предоставлялись льготы промышленным людям. Велась борьба с разного рода уголовными элементами, с бюрократами, взяточниками. Хотя в последнем Годунов преуспел мало.

Контакты Московского государства с Европой, ставшие активно развиваться еще во времена Ивана III, практически прекратились при Иване Грозном. В царствование Бориса связи с заграницей вновь оживились. В Москву ехали купцы, врачи, промышленники, военные, ученые люди. Они получали должности, хорошее жалование, земли с крестьянами. Было у царя Бориса намерение открыть в Москве университет, но тому помешало консервативное духовенство, боявшееся, что вместе со знанием на Русь придут и всяческие ереси. Европейская культура проникала в русский обиход. Это касалось одежды, жилья, светских церемониалов и даже таких вещей, как бритье бород. Борис посылал русских людей на обучение за границу. Но они, как правило, не хотели возвращаться на родину. Впрочем, и у Петра Великого были с этим проблемы. И вообще, коль скоро речь зашла о Петре, можно отметить много общего в устремлениях этих двух правителей России, которых разделяет более 100 лет: сближение с Европой, перенесение ее культуры на Русскую землю. Разница только в методах. Цивилизованные и эволюционные у Бориса, варварские и революционные у Петра. Кто знает, проживи Борис Годунов больше, может, и не потребовалось бы Петру прорубать окно в Европу, может, и без того Россия сумела бы преодолеть традиционный изоляционизм от развитых стран. Впрочем, выживи Борис, и Петра бы не было, и Россией правили бы не Романовы, а Годуновы. Так что подобного рода рассуждения не имеют большого смысла.

Борис Годунов всеми силами воздерживался от втягивания России в войны, хотя избежать этого полностью было невозможно. Кое-как удавалось поддерживать мир с Польшей. Более того, был момент, когда после смерти польского короля Стефана Батория (1586 г.) Годунов добивался избрания польским королем русского царя Федора Иоанновича. И хотя эта комбинация ему не удалась, сам факт этой попытки говорит о существенном изменении отношений между двумя странами и повышении значения России, престижа русского царя. Добившись нейтрализации Польши, Годунов решился на войну с Швецией, оказавшуюся для него удачной, – Россия вернула ряд утраченных Иваном Грозным земель, в том числе города – Иван-город, Карела, Копорье. 1591 и 1592 гг. ознаменовались набегами крымчаков. В борьбе с крымским ханом Борис не ограничился отражением его набегов военной силой. Он понимал, что так будет продолжаться бесконечно долго, и потому очень серьезно занялся строительством крепостей и городов на пути татарских орд. Помимо создания оборонительной линии, осваивались и обширные плодородные земли. Именно при нем на юге страны появились города – Воронеж, Ливны, Кромы, Белгород и др. То же самое происходило на Волге. Там строились Самара, Саратов, Царицын и др. Упрочилось положение Москвы в Сибири, которая лишь номинально была присоединена Ермаком. Со строительством городов – Тобольска, Тюмени, Березова, Нарыма и др. можно стало говорить о колонизации этого богатейшего края.

Таким образом, перед нами предстает царь – строитель, созидатель, озабоченный не столько приобретением новых земель, сколько обустройством имеющихся. В очерке об Иване Грозном мы подробно рассмотрели основные черты и причины жестокого кризиса в сельском хозяйстве, хаоса, грозившего перерасти во всеобщую смуту. Говоря современным языком, на селе творился совершенный беспредел. Села пустели, дома забрасывались, поля зарастали лесом, податное население сокращалось.

Добавим к этому наличие большого числа гулящих людей, в том числе бывших тягловых крестьян, бродивших по стране, не закрепленных ни за крестьянскими обществами, ни за частными землевладельцами. Они представляли собой среду для воспроизводства уголовных элементов, формирования разбойничьих шаек.

Законодательная база, регулирующая отношения между крестьянами и землевладельцами, была зыбкой. Масштабы оставления обрабатываемых хлебопашцами земель возрастали. На черных землях, где правила община на принципах круговой поруки, крестьяне всячески препятствовали уходу своих однообщинников. Того же добивались мелкие землевладельцы. В сохранении права перехода крестьян были заинтересованы только крупные феодалы, располагавшие средствами, чтобы заплатить долги крестьянина прежнему владельцу и забрать его к себе. Шла настоящая война за крестьян, о которой Ключевский говорит: «Крестьянские общества и мелкие землевладельцы, лишаясь тяглецов и рабочих рук, старались силой удержать их, ковали свозимых крестьян в железа, насчитывали на них лишние платежи и грабили их пожитки, а не то собирали своих людей и встречали самих отказников с каким могли оружием в руках».

Правительство Годунова, которому пришлось буквально возрождать страну после Ивана Грозного, естественно, должно было принимать серьезные меры по стабилизации положения. Хотя по сути у него не было иного выхода, кроме как прикрепить крестьян к земле, к господину. Поэтому при Борисе Годунове был сделан огромный шаг к окончательному закрепощению крестьян. Можно даже говорить о том, что к концу его правления сложилась система крепостного права в основных ее чертах. Хотя так и не было обнаружено законодательного акта, который бы юридически закрепил переход крестьян в собственность помещикам, многие историки полагали, что оно состоялось и именно во время правления Бориса Годунова (в царствование Федора Иоанновича).

Повод так считать дал указ царя Василия Ивановича Шуйского, правившего в 1606–1610 гг. после умерщвления Лжедмитрия. В указе говорилось: «Царь Федор по наговору Б. Годунова, не слушая совета старших бояр, выход крестьян заказал».

Поэтому стало считаться, что разрешенный крестьянам переход от одного хозяина к другому в Юрьев день был отменен при Федоре Иоанновиче, хотя в Судебнике 1550 г., созданном при его отце, это право подтверждалось. Вызывает недоумение вот какой факт. Если переход крестьян был запрещен указом Федора, то зачем потребовалось еще раз вводить статью о запрете перехода в Уложение 1649 г. Может, Шуйский что-нибудь напутал или сфальсифицировал?

Н.М. Карамзин с посылки Шуйского или опираясь на иную информацию, был убежденным сторонником существования такого указа. Он совершенно недвусмысленно писал: «…без сомнения, желая добра не только владельцам, но и работникам сельским – желая утвердить между ими союз неизменный, как бы семейственный, основанный на единстве выгод, на благосостоянии общем, нераздельном, – он (царь Федор. – В.К.) в 1592 или в 1593 году законом уничтожил свободный переход крестьян из волости в волость, из села в село и навеки укрепил их за господами». Однако нет оснований согласиться с таким заявлением Карамзина. В.О. Ключевский подробно разбирает все обстоятельства этого вопроса и делает вывод, что «крестьянское право выхода к концу XVI в. замирало само собой, без всякой законодательной его отмены. Им продолжали пользоваться лишь немногие крестьяне».

Карамзин мягко формулирует побудительные мотивы царя Федора для решительных шагов по закрепощению крестьян. Речь идет не о добре, которое решил сделать сердобольный царь своим подданным, а о вынужденных мерах для успокоения населения. Согласившись с Ключевским, что какого-то разового законодательного акта по закрепощению крестьян и не было, отметим, что известен целый ряд указов во время царствования Федора и Бориса, заложивших основу крепостного права. На некоторых из них мы остановимся.

В 1586 г. правительство обязало хозяев, принявших людей со стороны, записывать их к себе в кабалу и сообщать об этом властям. До этого они могли свободно принимать в качестве слуг (холопов) кого угодно, в том числе тягловых крестьян, и увольнять. Теперь хозяин становился ответственным перед государством за взятого человека и уже не мог по своему желанию отпустить его на все четыре стороны.

Апрельским указом 1597 г. устанавливался полугодовой срок, в течение которого вольные слуги могли служить у хозяина без оформления отношений. Далее они обязаны были давать кабалу на себя, прикрепляться к месту последней службы пожизненно.

Если в 1560 г. запрещалось свободным людям продавать себя в холопы (чтобы препятствовать сокращению податного населения), то указом 1597 г. это было разрешено. Тем же указом упорядочивались отношения между господами и кабальными людьми. Устанавливалась обязанность для попавших в кабалу, независимо от сроков и оснований кабальных договоров, оставаться у господина (государя) до смерти последнего. Таким образом, был сделан решительный шаг к закрепощению.

В период царствования Федора Иоанновича и Бориса Годунова четко проявились две тенденции, лишь обозначившиеся ранее. Во-первых, большое число свободных людей стремилось в добровольную кабалу, считая ее благом по сравнению с жизнью свободного тяглового крестьянина. Во-вторых, землевладельцы буквально охотились за людьми, толпами бродившими по стране после разорения в правление Ивана Грозного. Ключевский, со ссылкой на Авраамия Палицына, писал: «…при царе Федоре вельможами, особенно родней и сторонниками всесильного правителя Годунова, как и большим дворянством, обуяла страсть порабощать кого только было можно: завлекался в неволю всячески, ласками, подарками, вымогали „Написание служивое“, служилую кабалу, силою и муками; иных зазывали к себе „винца токмо испить“; выпьет неосторожный гость три-четыре чарочки – и холоп готов!..

…Но умер царь Федор, воцарился Борис, и наступили страшные голодные годы. Господа осмотрелись, и, увидав, что не могут прокормить многочисленной челяди, одних отпускали на волю, других прогоняли без отпускных, третьи разбегались сами, и все это живое богатство, так грешно нажитое, рассыпалось и пошло прахом, а в смуту многие брошенные холопы зло отплатили своим господам».

Но смута еще предстояла. А во время правления Бориса (при царе Федоре и без него) шло шаг за шагом закрепощение крестьян.

Все историки особо отмечают указ от 24 ноября 1597 г., устанавливавший пятилетний срок на поиск крестьян, самовольно покинувших своего господина, и возвращение его на старое место жительства. Очевидно, этот указ дал повод говорить (в том числе Карамзину) о том, что за пять лет до него существовал некий законодательный акт, запрещавший крестьянские переходы. В названном указе мы читаем: «Которые крестьяне из-за бояр и из-за приказных людей, и из-за детей боярских, из-за всяких людей, выбежали до нынешнего 106 (1597 г.) за 5 лет, и на тех беглых крестьян в их побеге давати суд и сыскивать накрепко всякими сыски, и по суду и по сыску тех беглых крестьян с женами и с детьми и со всеми животы возити назад, где кто жил. А которые крестьяне выбежали до нынешнего 106 году лет за 5 и за 7, и за 10, и больше… на тех беглых крестьян в их побеге суда не давати и назад их, где кто жил, не возити».

Но указ от 1597 г. говорит лишь о возвращении крестьян, ушедших без выплаты долгов господину и в неурочное время.

Более всего теряли от переходов крестьян мелкие землевладельцы, составлявшие основу служилого сословия, что наносило государству урон в связи с их обнищанием. Кроме того, прямой ущерб казне наносил и уход черносошных (государственных) крестьян к крупным феодалам. И, подчеркнем, если со сменой господина крестьянин оставался земледельцем, тягловым, в масштабах государства потери не было, если же он становился слугой, терялась производительная единица. Годунов попытался сократить негативные последствия этих явлений. В 1601 г. вышел указ, по которому разрешалось вывозить крестьян только мелким землевладельцам, при этом не более двух человек одновременно. 24 ноября 1602 г. вышел следующий указ, подтверждающий положения предыдущего и устанавливающий правило, по которому «вывоз» крестьян мог производиться только с согласия их предшествующего хозяина. Кроме того, в указе имелось важное положение, предусматривавшее обязательность сохранения крестьянином при смене хозяина статуса тяглового, податного человека. Хотя понятно, что подобное положение имело скорее рекомендательный, чем законодательный характер, так как трудно было его проконтролировать.

Итак, мы видим как бы объективные причины, обусловившие «продвижение» Русского государства на пути к закрепощению крестьян именно в период правления Бориса Годунова. Но некоторые исследователи, особенно современные, считают их скорее поводами для закрепощения, чем действительными основаниями. Обратим внимание на интересную трактовку Владимира Кобрина. Он говорит о существенном усилении эксплуатации крестьян именно в описываемое время: «Для того были два рода причин. Во-первых, численность феодалов росла быстрее, чем численность крестьян: в условиях длительной войны правительство постоянно рекрутировало в состав „детей боярских“ выходцев из плебейских слоев, раздавая им за службу поместья с крестьянами… Во-вторых, многие феодалы не ограничивались сохранением жизненного уровня, а стремились к его росту…»

Получался замкнутый круг: рост эксплуатации крестьян приводил к тому, что они стремились покинуть хозяина («вывозом» или бегством), что вынуждало правительство принимать меры по их закреплению. А ограничение, запрещение переходов в свою очередь развязывало руки помещикам в усилении эксплуатации крестьян. Их ничто не стесняло, не вынуждало уменьшать гнет крестьян из опасения, что те уйдут к другим землевладельцам.

И тем не менее закончим рассмотрение крестьянского вопроса при Борисе Годунове выводом, что крепостное право, получив значительное развитие, сложившись в принципе, окончательно юридически утверждено не было. Это произошло уже во время царствования Романовых.

Среди реформаторских действий Бориса Годунова важнейшим является утверждение собственного патриаршества в Русской православной церкви.

Идея Москвы как Третьего Рима после падения Константинополя (1453 г.) усилиями многих ученых русских людей и правящей династии исподволь стала внедряться в общественное сознание. Особенно преуспели в этом во времена Ивана III и Ивана IV. Москва претендовала на роль столицы всего, если не христианского, то по крайней мере православного мира. Хотя оснований для этого было, прямо скажем, немного. Приведем по крайней мере два обстоятельства, противостоящих этим притязаниям.

Во-первых, христианство на Руси было принято на многие столетия позже, чем в других странах. Во-вторых, управлял московской православной церковью митрополит, в то время как ее всемирным главой являлся патриарх константинопольский, хотя византийская столица стала турецким Стамбулом. К концу XVI в. было четыре патриарха – византийский, антиохийский, александрийский и иерусалимский.

Разумеется, в связи с ростом могущества Русского государства московский митрополит, располагая куда большими возможностями, чем восточные патриархи, оказывал им поддержку экономическую, но формально занимал по отношению к ним подчиненное положение.

Что касается первого тезиса – позднего принятия христианства на Руси, то усиленную пропаганду против негативного влияния его на амбиции московской церкви предприняли при Иване Грозном. Начали настойчиво насаждать миф о посещении Руси одним из апостолов Христа – Андреем Первозванным, с которого и стало распространяться на ее территории христианство. Сложнее было со вторым обстоятельством, с подчиненностью московского митрополита греческому патриарху. Созданием мифов, даже самых красивых, здесь было не обойтись. Требовалось формальное возвышение главы Русской православной церкви над другими владыками или по крайней мере уравнивание его с ними.

Эта задача и была решена во время правления Бориса Годунова, благодаря его дипломатическому таланту, хитрости и настойчивости. Разумеется, тому способствовало обнищание восточных патриархов и фактический переход их на содержание Москвы. Тем не менее они долгое время отказывали русским государям и церковным руководителям в преобразовании московской митрополии в патриархию.

В 1588 г. в Москву прибыл византийский патриарх Иеремия. Его буквально вынудили принять решение о переносе патриаршества из Константинополя (Стамбула) в Москву. Но стоило Иеремии согласиться, как он был переведен во Владимир, являвшийся провинциальным городом Русского государства, оказывавшим мало влияния на политику в стране. Борису Годунову нужно было патриаршество для поднятия престижа Москвы в глазах Европы и православного мира, а не греческий патриарх, которому интересы Русской земли вряд ли могли стать когда-нибудь близкими. Кроме того, многие церковные обряды на Руси в силу значительной изоляции стали существенно отличаться от тех, по которым отправлялись службы на Востоке. У церквей имелись основания упрекать друг друга в ереси. Поэтому следующим шагом в деле утверждения патриаршества стадо избрание на этот пост русского священнослужителя.

Что и было сделано. Состоявшийся в 1589 г. собор утвердил патриаршество в Москве, а первым русским патриархом стал Иов, являвшийся московским митрополитом. Эта реформа явилась одним из выдающихся свершений Бориса Годунова еще до того, как он стал царем, но уже был фактическим руководителем Русского государства при Федоре Иоанновиче.

Государственная деятельность Бориса Годунова в роли сначала правителя при Федоре, а затем царя оценивается более-менее сходно различными историками. Тому способствуют объективные факты, его поступки и их последствия. Другое дело – личные качества этого исторического персонажа. Здесь, как в оценке других значительных деятелей, имеет место большой разброс мнений, что, впрочем, объясняется не только различным отношением историков к этому человеку, но и противоречивостью его натуры, которую невозможно описать только одними тонами – темными или светлыми. И тем не менее современники и историки, по-разному относившиеся к Борису, в том числе и те, кто считали его виновником в страшном злодействе – гибели царевича Дмитрия, все отмечают высокие личные качества царя. Князь Михаил Катырев-Ростовский писал о Годунове в XVII в.: «Муж зело чуден, в рассуждении ума доволен и сладкоречив, весьма благоверен и нищелюбив и строителен зело, о державе своей много попечения имел и многое дивное о себе творяще».

То же мы читаем у знаменитого Авраамия Палицына, оставившего замечательные памятники о Смутном времени: «Царь же Борис о всяком благочестии и о исправлении всех нужных царству вещей зело печашеся, о бедных и нищих промышляше и милость таковым великая от него бываше; злых же людей люто изгубляше и таковых ради строений всенародных всем любезен бысть».

Но многие историки отказывали Борису в человеческих добродетелях, хотя и признавали его незаурядные способности. В частности, Костомаров пишет: «…красивый собой, он отличался замечательным даром слова, был умен, расчетлив, но в высокой степени себялюбив. Вся деятельность его клонилась к собственным интересам, к своему обогащению, к усилению своей власти… Постоянно рассудительный, никогда не поддавался он порывам увлечения и действовал всегда обдуманно…

Ничего творческого в его природе не было. Он не способен был сделаться ни проводником какой бы то ни было идеи, ни вожаком общества по новым путям; эгоистические натуры менее всего годятся для этого». Однако что бы ни говорили историки, есть объективные данные, показывающие нашего героя в положительном свете.

Безусловно замечательным является тот факт, что будучи долгие годы рядом с Иваном Грозным, в том числе во времена опричнины, он сумел не запятнать себя личным участием в казнях, оргиях, разного рода безнравственных поступках. И при этом – не навлечь на свою голову гнев царя. Более того, есть свидетельства о его попытках возражать Ивану Васильевичу, предостерегать его от откровенно безобразных поступков. В частности, он заступался, хотя и безуспешно, за сына царя Ивана во время его ссоры с отцом, кончившейся смертью наследника престола. Здесь мы видим не только наличие у Бориса нравственных установок, удерживавших его от дурных поступков, но и большого мужества, позволявшего перечить самому Грозному. Ну и, конечно, хитрости, изворотливости, дипломатии, такта – как угодно можно назвать то, что позволяло сохранить достоинство, не дать повязать себя разного рода гнусностями, творившимися в царском окружении, одновременно оставаясь в этом окружении.

Говорить о нравственной в современном понимании этого слова позиции главы государства средневековой эпохи очень сложно без риска допустить подмену понятий, но все-таки следует в этом смысле отдать предпочтение Борису перед его предшественниками на московском троне, да и перед многими современными ему европейскими монархами. Но неисповедимы повороты истории. Бывает так, что действительному злодею-узурпатору удается долгие годы пребывать у власти и спокойно умереть в славе, а достойный легитимный правитель, будучи оболганным, обвиненным в несуществовавших пороках и несовершенных злодеяниях, погибал насильственной смертью.

Очевидно, следует считать бесспорным властолюбие Бориса и стремление во что бы то ни было стать царем, как и лицемерие при отказе подчиниться решению собора и возложить на себя шапку Мономаха. Но решение собора состоялось, и он чист перед историей – о какой-либо узурпации трона не может быть и речи. Однако по сей день остается неизвестным, причастен ли Борис к смерти царевича Дмитрия.

Дмитрий погиб в 1591 г. в Угличе, куда был сослан с матерью Марией Нагой, последней женой Ивана Грозного. Кто или что стало причиной его смерти – теперь уже не установить. Но на основе народных сказаний и измышлений врагов Бориса Годунова в историографии исподволь утвердилась идея о его виновности в смерти царевича, стоявшего на пути к престолу. В этом были убеждены такие выдающиеся отечественные историки, как Карамзин, Костомаров, Соловьев. Хотя ни комиссия, возглавляемая Василием Шуйским, расследовавшая убийство сразу же после его свершения, ни другие разбирательства не выявили улик, изобличающих Бориса в преступлении. Но авторитету Годунова толки о его причастности к убийству нанесли огромный урон.