Текст книги "Самые знаменитые реформаторы России"

Автор книги: Владимир Казарезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 44 страниц)

Егор Францевич Канкрин
(1774–1845)

Егор Францевич Канкрин родился в 1774 г. в Германии, там же получил образование. В 1786 г. приехал в Россию к отцу, поступившему на русскую службу еще при графе Румянцеве. Будучи на государственной службе, Егор Францевич был замечен Александром I и назначен помощником генерал-провиантмейстера. Во время войны с Наполеоном, благодаря своим выдающимся качествам – большому уму, обширным познаниям, трудолюбию и ответственности, сделал блестящую карьеру.

Способности Канкрина высоко оценивали Аракчеев и Сперанский, что способствовало приобщению его к высшим российским сферам и стремительному продвижению по службе. 1812 г. – он генерал-интендант первой армии, 1813 г. – генерал-интендант уже всей русской армии. Улаживал после войны финансовые отношения России с союзниками. За заслуги перед страной был произведен в графское достоинство, получил воинское звание генерала от инфантерии, награжден многими российскими орденами. Треть века оказывал большое влияние на государственную политику России, особенно на посту министра финансов, который занимал с 1823 по 1844 г.

Сам факт пребывания Канкрина в этой должности столько лет при двух императорах – Александре I и Николае I – говорит о том, что это – выдающаяся личность. Никто так долго, ни до ни после него, не возглавлял в России это важнейшее министерство. Первая половина XIX в. – время непрекращающихся войн, требующих максимального напряжения всех ресурсов страны, прежде всего финансовых. В этих условиях Канкрин не только удержал финансовую систему страны от кризиса и потрясений, но и добился невиданной ранее ее стабилизации. Российские ценные бумаги высоко котировались за рубежом, кредиты России предоставлялись охотно.

К моменту вступления его на министерский пост Россия являлась финансовым банкротом. Огромные долги с обязательствами выплачивать высокие проценты парализовали страну. Канкрин взялся за дело жестко, выступив категорически против новых заимствований и введя режим строжайшей экономии. Его главным приоритетом было благосостояние народа, что не совпадало с представлениями многих сановников и осложняло жизнь упрямому министру. Он был тверд и принципиален, выступая против трат государственных средств там, где их можно было избежать. В том числе, даже если из-за этого приходил вступать в спор с царем.

А.А. Корнилов писал о Канкрине: «Это был человек твердый, с определенными принципами; его финансовая система заключалась главным образом в экономии народных средств, и он постоянно оказывал самую резкую оппозицию таким начинаниям Николая, которые требовали значительных денег, так что Николай впоследствии, когда министром финансов в конце его царствования был статс-секретарь Брок, человек бездарный и очень податливый, не раз говорил ему шутя, что приятно иметь такого покладистого министра финансов, как он, Брок. „А то, бывало, – вспоминал император, – придет ко мне Канкрин в туфлях (он страдал ревматизмом), греет у камина спину и на всякое мое слово говорит: нельзя, ваше величество, никак нельзя…“

К чести императора Николая, надо сказать, что он, несмотря на это, держал Канкрина в продолжение целых 17 лет на посту министра финансов, – до тех пор, пока он сам, как ему казалось, не выучился достаточно финансовой науке под руководством того же самого Канкрина».

Причиной расстройства финансов, сопровождавшегося экономическими и социальными потрясениями, являлась массовая порча монеты во времена московских государей (медный бунт при Алексее Михайловиче), когда уменьшалось содержание в них драгоценного металла и выпускалось много необеспеченных ассигнаций после введения бумажных денег. Попытки изъять из обращения и уничтожить «лишние» ассигнации (см. статьи: Павел I и Сперанский) желаемого результата не приносили. К описываемому времени сложилась ситуация, когда курс рубля серебряного в разы отличался от курса рубля бумажного, что создавало огромные трудности для торговли, сбора различных податей и благоприятные условия для массовых злоупотреблений, обманов простых людей. Кроме того, и курс бумажного рубля был неодинаковым в различных ценных бумагах. «Был вексельный курс, который устанавливался вексельными сделками с иностранными торговцами; был курс податный, казенный, по которому ассигнации принимались государственными учреждениями; наконец был курс простонародный, который устанавливался произвольно в частных сделках».

За сто копеек серебра давалось от 350 до 420 копеек бумажных денег. Особенно страдали при такой путанице простые люди, переплачивая при внесении податей и недополучая при продаже произведенной продукции. Зато наживались разного рода мошенники.

Чтобы как-то обезопасить себя от потерь, люди старались иметь дело со звонкой монетой, причем иностранной чеканки, так называемыми «ефимками» и «лобанчиками», что еще более запутывало систему денежного обращения. Как говорил шекспировский герой: в мире ничего не происходит из того, что ранее уже не случалось бы. Через 170 лет российские граждане так же, пытаясь избежать потерь из-за инфляции, будут отдавать предпочтение иностранной валюте. Только на сей раз доллару, а не ефимку.

На таком фоне начиналась денежная реформа Канкрина. Кстати сказать, он воспользовался соображениями Сперанского по этому поводу. Реформа проводилась в несколько этапов. Вряд ли Канкрин представлял себе, чем она в конце концов должна закончиться. Он шаг за шагом улучшал денежную систему, пока не привел ее к полной стабилизации.

В июне 1839 г. был издан закон, обязывающий производить все сделки на основе серебряного рубля. При этом устанавливался государственный курс, обязательный для всех – за 3,5 рубля бумажных – один рубль серебряный.

Следующим шагом явился выпуск «депозиток» – своего рода государственных казначейских обязательств. Они выдавались гражданам, вносившим на хранение в казначейство металлические деньги и слитки благородных металлов. Гарантировался обратный обмен по первому требованию. «Депозитки» сразу же стали пользоваться большим доверием, и золото и серебро потекло в государственные кладовые. Взамен обесцененных бумажных денег стали выпускать новые ассигнации с курсом, равным серебряным рублям. В 1841 г. был сделан еще один шаг – выпущены кредитные билеты, для обеспечения которых имелся запас металлических денег, равный одной шестой части их стоимости (зарубежный опыт показывал, что такое соотношение позволяет функционировать финансовой системе нормально). Все прошло успешно, кредитные билеты были выпущены, обмен происходил без проблем, ажиотажных предъявлений к обмену, которые бы подорвали систему, не случалось. Денежное обращение стабилизировалось. Но был серьезный недостаток – наличие нескольких видов денег – металлические монеты, ассигнации, «депозитки», казначейские билеты. Завершением упорядочения финансовой системы должна была стать замена всех бумажных знаков на единые государственные кредитные билеты, полностью обеспеченные серебром и потому свободно на него обмениваемые. Но Канкрин сомневался в целесообразности такого шага. Корнилов писал, что Канкрин «очень опасался, что если бумажные деньги ввести, то со временем, особенно после его смерти или отставки, опять соблазнительно будет при затруднениях выпускать такие кредитные билеты сверх меры, и что в конце концов дело придет к прежним ассигнациям». Но тут уже Николай I настоял на завершении денежной реформы. Ассигнации были выкуплены и заменены на государственные кредитные билеты из ранее установленного соотношения 1 к 3,5. В результате сложилась такая ситуация. Было выпущено кредитных билетов на 170 миллионов рублей. Для свободного их обмена устанавливался фонд в 28% от этой суммы. А всего у государства имелось в наличии монеты на 66 миллионов серебром. Этого было более чем достаточно, чтобы кредитные билеты обменивались в любое время, в любых объемах. Система стойко держалась до Крымской войны (1853–1856 гг.). Потом же произошло то, что и предвидел Канкрин. Чтобы покрывать военные расходы, стали печатать кредитные билеты безмерно, обмен их на серебро прекратился, и они превратились в обесцененные ассигнации. Все произошло как всегда.

Денежная реформа венчала жизнь этого выдающегося деятеля России. Однако на счету у него немало и других важных дел. Например, он вел активную таможенную политику, дав повод из-за повышения тарифов считать себя противником свободной торговли. Сейчас трудно судить, насколько основательными являются эти обвинения. Вроде бы Канкрин проявлял себя ярым протекционистом, увеличивая таможенные тарифы и тем самым перекрывая доступ иностранным товарам на российский рынок. Но с другой стороны, можно понять его опасения, когда он говорил, что «при системе свободной торговли малокультурной России угрожает опасность в своей промышленной жизни попасть в полную зависимость от иностранных интересов (в частности, от интересов такой развитой и деятельной страны, как Англия)».

Но таможенная политика Канкрина при всем том оставалась довольно гибкой. Чтобы стимулировать технический прогресс в отечественной промышленности, он, когда считал нужным, снижал тарифы, понуждая заводчиков и фабрикантов усовершенствовать производство под давлением конкуренции. Изменяя тарифы в ту или иную сторону, он исходил из принципа – не сделать хуже основной массе народа и не навредить своей промышленности. А предметы роскоши и товары, потребляемые зажиточной частью общества, облагал таможенными пошлинами по максимуму, благодаря чему существенно пополнялась казна (и росло недовольство Канкриным в высших сферах). За время пребывания Канкрина на посту министра финансов таможенные доходы увеличились в 2,5 раза, составив 26 миллионов рублей серебром.

Поскольку император Александр много говорил об отмене крепостного права (другое дело – насколько искренне), то в той или иной мере отношение к этому вопросу, или по его поручению, или инициативно, выражали приближенные к нему деятели. В числе таковых оказался Канкрин, подготовивший обстоятельные соображения. Эта «…весьма деятельная записка, предлагавшая весьма обдуманный план постепенного уничтожения крепостного права, была представлена Е.Ф. Канкриным, который был тогда генерал-интендантом действующей армии и насмотрелся на тяжелое положение крестьян в своих разъездах по разным губерниям. Канкрин был к тому же ученым экономистом и мог предпослать своему проекту обзор освобождения крестьян на западе».

Суть проекта Канкрина состояла в том, чтобы государство выкупило у помещиков крестьян вместе с землей. Поскольку для проведения этой акции одномоментно не хватило бы никаких денег, предполагалось растянуть этот процесс на 60 лет и закончить его примерно к 1880 г. В. Ключевский высоко оценил проект и его автора, к которому относился весьма благосклонно. Сравнивая разные проекты по освобождению крестьян, Ключевский писал: «Самый лучший проект принадлежал дельцу без цвета, которого нельзя было назвать ни либералом, ни консерватором; этот проект был составлен по воле государя и в основе своей противоречил взглядам последнего; автором его был Канкрин, ставший потом министром финансов».

К сожалению, изыскания Канкрина по крестьянскому вопросу не оказались востребованными. Однако с годами он утратил свой реформаторский настрой в крестьянском вопросе. Возможно, его и ранее не было, а подготовкой предложений по отмене крепостного права пришлось заниматься лишь постольку, поскольку просил Александр I. А во время царствования Николая I, также подступавшегося к освобождению крестьян, но боявшегося сделать решительный шаг, у Канкрина уже была иная позиция. А.Ф. Кони писал, что Николай, не замахиваясь на помещичьих крепостных, хотел хотя бы «начать с устройства казенных крестьян, материальное положение которых и участь, зависевшая от земских исправников, были не лучше, чем у крестьян помещичьих. 17 февраля 1836 года Государь заявил об этом Киселеву, жалуясь на то, что министр финансов Канкрин „от упрямства или неуменья“ находит даже и преобразование положения казенных крестьян невозможным».

Если управление финансами вообще и проведение денежной реформы в частности – поприще, на котором Канкрин оказал великую услугу России, снискал благодарность современников и добрую память потомков, то некоторые другие направления его деятельности оцениваются неоднозначно (пример – таможенная политика). А отдельные его решения большинство современников считало вредными для России. К таковым относится реформа торговли вином, проведенная в 1826 г. До этого в стране, хотя и недолго, действовала государственная винная монополия. Но ожидаемых при ее введении доходов в казну не последовало из-за нерадивости чиновников и ужасающих масштабов воровства. Николай I поручил Канкрину изучить причины низких доходов от питейных заведений и дать предложения – что делать?

Министр показал в отчете, что есть четыре варианта ведения питейного дела: 1) казенная винная монополия (существовавшая на то время в России); 2) система винных откупов; 3) свободная торговля вином с установлением акцизных сборов; 4) питейный налог на губернии с передачей им права решать – какой должна быть торговля вином.

Канкрин остановился на винных откупах, полагая, что промышленники будут использовать доходы от торговли вином, даже неправедные, на развитие производства, в то время как при государственной торговле берущие взятки чиновники никуда свои доходы, кроме как на потребление, расходовать не будут.

Но тут, видимо, чутье изменило мудрому Канкрину. Как отмечал историк: «Восстановление их (винных откупов. – В.К.) оказалось конечно большим злом: откупщики не только сами обогащались, но подкупали и поработили всю местную администрацию. Все тогдашнее губернское чиновничество получало от откупщиков второе содержание, не меньшее, чем казенное». Такое впечатление, что и этот сюжет как будто списан с российской действительности конца двадцатого – начала XXI столетия. Имеется в виду содержание, получаемое российскими чиновниками нашего времени от коммерсантов за оказываемые им услуги.

Канкрин не сумел верно сориентироваться и проявил себя явным реакционером и в другом деле – строительстве в России железных дорог. Он так упорно выступал против этого, что дал повод осуждать себя современникам и потомкам.

«Как-то странно называть гениальным министра финансов, в конце своей карьеры отвергавшего пользу и тормозившего постройку железных дорог в России на том основании, что шестимесячная санная дорога вполне достаточна для развития внутренней торговли и промышленности, летом же существуют для этого моря и реки. Положим, что говорил он так уже одряхлевший и до крайности утомленный своею предыдущею деятельностью, когда постройка железных дорог, требовавшая громадных заграничных займов, могла поколебать блестящее, созданное им финансовое положение России. Этого он не хотел и отстранился, сохраняя за собой славу выдающегося министра финансов». Нет оснований не согласиться с автором данной оценки. Наверное, действительно, под старость лет Канкрин не хотел рисковать репутацией чуть ли не гениального министра финансов и потому не давал втянуть себя в рисковое и затратное предприятие, каковым представлялось железнодорожное строительство.

Николай настолько ценил своего министра финансов, так был к нему привязан, что снисходительно прощал ему не только принципиальность и право иметь собственную точку зрения в делах государственных, но и некоторые личные недостатки, которые не терпел в других. Современники и историки – все отмечают особое отношение государя к своему министру, хотя не все его оправдывают, а некоторые ставят под сомнение соответствие заслуг Канкрина доверию, оказываемому ему царем. Приведем одну из такого рода оценок: «Особенным благоволением Николая Павловича пользовался министр финансов граф Канкрин, считавшийся на своем посту чуть-чуть что не гением.

Никто не отнимает у него этой славы; но еще вопрос: он ли один создал блестящее положение финансов в царствование императора Николая Павловича или ему помогли особенные экономические условия России и Европы того времени. Сорокалетний мир Европы значительно увеличил ее народонаселение, а быстрое развитие промышленности на Западе сократило там земледелие. Тогда ни Северная, ни Южная Америка, ни Индия, ни Египет, ни еще менее едва начинавшая заселяться Австралия не доставляли своих продуктов земледелия в Европу, а помещичья Россия могла отправлять их сколько угодно. Можно ли удивляться после этого, что жители России не знали куда давать и почем принимать иностранную звонкую монету… что Русский рубль ценился постоянно выше на иностранных биржах? Такое состояние финансов продолжалось до начала Крымской войны, т.е. еще 10 лет по уходе Канкрина, при министрах вовсе не считавшихся особенно талантливыми; следовательно и таланты Канкрина не играли в этом успехе особенной роли. Как бы то ни было, Николай Павлович не только ценил Канкрина, но даже в одном отношении, вопреки своих правил, снисходил к нему: Государь, сам строго соблюдая установленную форму одежды, требовал того же от других, а между тем старик Канкрин был всегдашним нарушителем ее».

Не будем уточнять, насколько прав или не прав Гершензон. Для нас важно показать, что Канкрин, при всех своих выдающихся способностях, не столь однозначно оценен в нашей истории. Хотя на его счету, помимо сказанного, много иных значительных дел, говорящих и о широком круге его государственных интересов и энциклопедических знаниях. Он сам написал «Инструкцию об управлении лесной частью на горных заводах хребта Уральского, по правилам лесной науки и доброго хозяйства», представлявшую своего рода лесной устав. Много сделал для развития высшего технического образования в России. Его стараниями были открыты технологический и сельскохозяйственный институты, расширились горный и лесной институты. Он организовал первые промышленные выставки в стране, ставшие затем традицией. Канкрин учредил земледельческую газету и активно печатался в ней. Несмотря на большую занятость на государственной службе, он оставил богатое литературное наследие.

Тот факт, что Канкрин долгое время являлся министром финансов при Николае I и при этом мог занимать довольно самостоятельное положение, иметь и отстаивать свою точку зрения, говорит о том, что сложившийся в истории взгляд на этого императора, как самодержца, руководствовавшегося только собственными взглядами – что и как делать, мягко говоря, некорректен.

Александр II
(1818–1881)

Великий российский реформатор родился в 1818 г. Среди воспитателей Александра был и выдающийся русский поэт В.А. Жуковский, оказавший на него большое влияние. Еще в день рождения будущего императора поэт выступил с приветствием, содержащим пожелания в его адрес: «Жить для веков в величии народном, для блага всех свое позабывать, лишь в голосе отечества свободном с смирением дела свои читать». Будучи наставником великого князя, Жуковский приложил немало труда, чтобы его воспитанник соответствовал высказанным в его адрес пожеланиям.

Много добрых семян заронил в душу наследника престола К.И. Арсеньев, другой его учитель, привлекавшийся в свое время по делу о «неблагонадежных» профессорах Петербургского университета, являвшийся противником крепостного права. В частности, он воспитывал в великом князе отвращение к рабству.

Александр II вступил на российский престол 19 февраля 1855 г., после скоропостижной смерти отца, Николая I, когда Россия терпела поражение в Крымской войне против коалиции европейских государств – Англии, Франции, Турции, Сардинии. В столь сложной обстановке он сумел твердо взять в руки государственный корабль.

В правление Александра II Россия сделала, гигантский шаг на пути от феодализма к гражданскому обществу с достаточно развитыми демократическими институтами; от абсолютной, ничем не ограниченной монархии, по сути – к конституционной, хотя конституции как таковой принято и не было. Главным из свершений этого великого российского реформатора стала отмена крепостного права, благодаря чему он и вошел в историю как царь-освободитель.

Начиная с Екатерины II все российские самодержцы, вступая на престол, декларировали свои намерения по поводу освобождения крестьян от рабства, но потом отступались, боясь потрясений основ государственности. Все просвещенные люди понимали, а молодой император Александр II, возможно, более других, что дальнейшее сохранение этого исторического анахронизма угрожает России не просто отставанием, а одичанием, изоляцией от цивилизованных стран. Поражение в Крымской войне явилось окончательным аргументом за отмену крепостного права, ставшего непреодолимым препятствием на пути развития хозяйственной, общественной, духовной жизни страны.

Вскоре после восшествия на престол Александр II сделал заявление, не оставлявшее сомнений в его намерениях относительно крепостного права: «Существующий порядок владения душами не может оставаться неизменным. Лучше начать уничтожать крепостное право сверху, нежели дождаться того времени, когда оно начнет само собой уничтожаться снизу». Однако его просьба к дворянам – подумать, как лучше это сделать, не нашла отклика. Они, знавшие о подобного рода намерениях у предшествующих государей, заканчивавшихся ничем, полагали, что то же станется и с порывом Александра II. Императору от отца перешло мало государственных деятелей, разделявших его намерения, о чем он с прискорбием говорил в 1857 г.: «Крестьянский вопрос меня постоянно занимает. Надо довести его до конца. Я более чем когда-либо решился и никого не имею, кто помог бы мне в этом важном и неотложном деле».

Однако следует уточнить, что речь шла о высших сановниках, являвшихся традиционной опорой трона. А те, кто искренне хотел освобождения крестьян (их было немало), с большим трудом допускались к участию в этом деле, поскольку имели репутацию либералов. Как ни парадоксально, но царь, встав на позиции либералов, относился к ним с недоверием, подозрением.

Александр II учредил секретный комитет под его собственным руководством для выработки условий освобождения крестьян. Большинство членов комитета, будучи против отмены крепостного права, но не желая перечить царю, соглашались, оговаривая, что нужно делать это постепенно. Возможно, рассчитывая растянуть эту постепенность на бесконечно долгое время. Тем не менее работа началась. Из членов комитета была создана комиссия по выработке принципов реформирования в составе князя Гагарина, генерала Ростовцева и барона Корфа. Им передали материалы Министерства внутренних дел о положении крестьян и предложения, поступившие от самых разных лиц об условиях и порядке освобождения крестьян.

Поскольку члены комитета были против преобразований, то затягивали дело под всяческими предлогами. Мало помогло и подключение к работе великого князя Константина Николаевича, известного своими либеральными убеждениями.

Сдвинуть вопрос с мертвой точки удалось после петиции дворян Ковенской, Гродненской и Виленской губерний, выступивших за освобождение крестьян. Правда – без земли.

Царь своим рескриптом поддержал дворян этих губерний, указав примерные условия, на которых следовало бы освобождать крестьян, и разослал рескрипт, подготовленный товарищем Министра внутренних дел Н.М. Милютиным, который адресовался виленскому генерал-губернатору Назимову. Однако Милютин, один из наиболее последовательных сторонников освобождения крестьян, настоял на том, чтобы разослать текст рескрипта по всем губерниям империи «для сведения и на случай, если бы дворянство (других губерний) изъявило подобное желание». Такая ненавязчивая форма давления со стороны Александра тем не менее побудила все губернии создать комитеты по разработке условий освобождения крестьян. Всем стало ясно – власть определилась по крестьянскому вопросу окончательно. Но везде на местах выдвигались проекты освобождения крестьян без земли и при таких условиях, что процесс раскрепощения длился бы очень долго. В различных губерниях отношение к проблеме было неодинаковым. В нечерноземных областях ценностью, по мнению помещиков, являлись не земли, а сами крепостные. В южных черноземных областях, наоборот, помещики готовы были освободить крестьян, но без земли. Предлагали оставить им только усадьбы, чтобы привязать людей к месту, не лишить себя дешевой рабочей силы. В целом же дискуссии в губернских комитетах сводились к поиску такой формы освобождения крестьян, чтобы не ущемить интересов помещиков. Но этого невозможно было сделать.

А.А. Корнилов делит членов типичного губернского комитета по убеждениям таким образом: «5–6 отъявленных крепостников, которые, однако же, не пытались отстоять крепостное право, а измышляли наиболее выгодные для помещиков способы его ликвидации, 3–4 – иногда меньше, редко – больше – сознательных и убежденных либералов, стремившихся по возможности соблюсти интересы крестьян без явного нарушения помещичьих интересов, и, наконец, остальные обыкновенно более половины личного состава умеренные оппортунисты, понимавшие неизбежность реформы и желавшие провести ее с возможно полной охраной помещичьих интересов и выгод и с возможно меньшим потрясением хозяйственной жизни страны».

Поэтому предложения, вырабатываемые комитетами, порой выглядели просто несуразными. Например, по мнению некоторых из них, крестьянин, чтобы уйти от помещика, должен был заплатить за десятину усадебной земли 400 рублей, а в Московской губернии требовали за нее до 1200 рублей. Что касается полевой земли, то повсеместно предлагалось дать крестьянам ее меньше, чем было в их пользовании. Так, в Костромской губернии ее приходилось в среднем 6,8 десятины на душу, а предлагалось дать от 1,5 до 3 десятин. Оброк, который должен был уплачивать крестьянин, проектировался со значительным превышением по сравнению со сложившимся. И так далее.

Проекты губернских комитетов предусматривали сделать помещиков начальниками крестьянских обществ с предоставлением им широких полномочий, вплоть до права отменять решения сходов, наказывать крестьян, отдавать их в рекруты и т.д. Правда, поступали предложения и о создании всесословных органов управления.

Для руководства губернскими комитетами и проведения единой государственной политики в начале 1858 г. вместо секретного комитета были образованы «Главный комитет по крестьянскому делу для рассмотрения постановлений и предположений о крепостном состоянии» и «Земский отдел центрального статистического комитета». Если Земский отдел во главе с его прогрессивными членами Н.А. Милютиным и Я.А. Соловьевым активно включился в работу, то члены Главного комитета, в большинстве своем крепостники, делали все, чтобы затянуть принятие решения об освобождении крестьян, выставляя главным аргументом возможные крестьянские волнения.

Затевая столь важное и ответственное предприятие, Александр был твердо убежден только в том, что крестьян нужно освобождать, а на каких условиях это делать – предстояло определиться в процессе работы. При рассмотрении поступавших предложений он пытался сбалансировать интересы дворян и крестьян, понимая, какие общественные потрясения могут произойти в случае значительных его нарушений.

Укреплению позиции царя способствовало его путешествие по стране осенью 1858 г., во время которого он встречался с помещиками и разъяснял им необходимость освобождения крестьян, советовался, как лучше это делать, и заверял, что все будет решаться при участии дворянских представителей из всех губерний.

По возвращении Александр, почувствовав поддержку на местах со стороны дворян и крестьян, активизировал работу Главного комитета, председательствуя на его заседаниях.

В феврале 1859 г. была образована редакционная комиссия во главе с генерал-адъютантом Ростовцевым. Непременными членами этой комиссии являлись Жуковский, Соловьев и Милютин.

Ростовцев пользовался большим доверием императора и лично докладывал ему о работе комиссии, минуя Главный комитет. Комиссия рассматривала и учитывала предложения из самых различных источников, от всех губерний. Деятельность ее предавалась огласке.

В результате дискуссий о том, в какой мере и на каких условиях наделять крестьян землей, сложились следующие подходы: «1) наделение крестьян землей во временное пользование, 2) наделение их землей в постоянное пользование, 3) обязательный выкуп земли крестьянами и 4) добровольный выкуп».

Приглашенные из губерний дворянские депутаты подвергли критике предложения комиссии. Причем эта критика была и либерального, и консервативного характера. Но более всего недовольны были крепостники. Дворяне выступали за безземельное освобождение крестьян и против лишения помещиков власти над ними. Абсолютное большинство съехавшихся в Петербург депутатов было либо против освобождения крестьян, либо за то, чтобы растянуть этот процесс на бесконечно долгое время. Чтобы не сорвать работу комиссии, Милютин добился у царя лишения их права решающего голоса, оставив только совещательный.

После смерти Ростовцева, последовавшей в феврале 1860 г. от переутомления, председателем комиссии был назначен крепостник Панин. Многие члены комиссии, в том числе Милютин, не хотели с ним работать и заявили о намерении подать в отставку. Но император упросил их продолжать работу.

Выработанные условия освобождения крестьян претерпели лишь частичную корректировку в пользу помещиков. 10 октября 1860 г. комиссия завершила работу и передала свои предложения на обсуждение в Главный комитет. Несмотря на сопротивление консервативного большинства, в значительной мере благодаря искусству председательствовавшего в нем великого князя Константина Николаевича, убежденного реформатора, проект комиссии в основном был одобрен. 14 января 1861 г. Главный комитет завершил свою работу. 28 января начались слушания в Государственном совете, где с докладом выступил Александр II. Консервативное большинство вновь пыталось отстоять свои интересы, и хотя царь твердо стоял на своем, поддерживая меньшинство, Государственный совет все же сделал некоторые уступки помещикам. 17 февраля Госсовет закончил свою работу, а 19 февраля царь подписал Манифест об отмене крепостного права.

Решение дать свободу крестьянам обосновывалось в нем так: «…при уменьшении простоты нравов, приумножении разнообразия отношений, при уменьшении непосредственных отеческих отношений помещиков к крестьянам, при попадании иногда помещичьих прав в руки людей, ищущих собственные выгоды, добрые отношения ослабевали, и открывался путь произволу, отяготительному для крестьян и неблагоприятному для их благосостояния, чему в крестьянах отвечала неподвижность к улучшениям в собственном быте».