Текст книги "Самые знаменитые реформаторы России"

Автор книги: Владимир Казарезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 44 страниц)

Таким образом, завершался шестидесятилетний круг в истории многострадального российского крестьянства – от отрицания права людей вести самостоятельное хозяйство до признания этого права вновь. Но чтобы это признание произошло, наполнилось содержанием, нужны были радикальные изменения в отношениях собственности. На повестку дня вставал вопрос о всеобъемлющей аграрной реформе.

Но на этом пути предстояла тяжелая борьба со сторонниками незыблемости колхозно-совхозной системы. Она развернулась на первом съезде народных депутатов СССР. Горбачев говорил в своем докладе: «Некоторые товарищи не очень-то расположены к переходу на новые формы хозяйствования – к созданию кооперативов, к аренде, к крестьянским хозяйствам… По-видимому, здесь сталкиваются разные интересы». Они, эти интересы, столкнулись здесь же, на съезде. Спектр мнений был самый широкий – от «руки прочь от колхозов» до требования их роспуска. Съезд устоял на взвешенных, но тем не менее реформаторских позициях. Верховному Совету было дано поручение: «…существенно обновить законодательство о земле и землепользовании. Необходимо смелее идти на передачу земли в аренду, в том числе в бессрочную, тем, кто ее обрабатывает. Решение вопросов, связанных с арендой земли, возложить на местные Советы, законодательно расширив их полномочия. Развивать наряду с колхозами и совхозами многообразные формы хозяйствования – агрофирмы, кооперативы, арендные коллективы, крестьянские хозяйства, создавать условия для их равноправного соревнования».

Таким образом, высший законодательный орган страны уравнивал новые формы хозяйствования с колхозами и совхозами, а чтобы руководители хозяйств не ставили палки в колеса, земельные вопросы передавались в ведение местных советов. Но что могли поделать бесправные сельсоветы со всесильными руководителями коллективных хозяйств?

И все же первый шаг на пути аграрной реформы был сделан, и отсчет ее следует вести с принятия Верховным Советом СССР 22 февраля 1990 г. Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о земле. В них говорилось, что «…граждане СССР имеют право на получение в пожизненное наследуемое владение земельных участков: для ведения крестьянского хозяйства; для ведения личного подсобного хозяйства; для садоводства и животноводства…» В этих Основах устанавливались лишь принципы проведения реформы. Важнейшие вопросы землевладения и землепользования передавались на рассмотрение союзным республикам.

Национальный вопрос в СССР считался решенным окончательно, и потому Горбачев на начальном этапе своей деятельности не высказывал каких-либо намерений реформировать межнациональные отношения. Но ему пришлось основательно заниматься этими проблемами, особенно в последние годы пребывания у власти.

Гласность, демократизация, вспыхнувший интерес к истории своих народов в союзных и автономных республиках и областях, интенсивная разработка «белых пятен» в прошлом СССР и его частей и т.д. возбудили дезинтеграционные процессы в стране, которые можно было толковать и как сепаратистские выступления национальных кланов, стремящихся нажиться в разжигаемой смуте, и как взрыв национального самосознания народов, как национально-освободительное движение.

Конечно же Горбачев не ожидал, что дарованная им гласность, свобода выражения мыслей, а тем более – действий, выльется в неуправляемый процесс. Он оказался заложником наивной веры в пролетарский интернационализм, в единую общность, якобы сформировавшуюся в СССР – советский народ, в гармоничную форму союзного государства. На поверку оказалось, что ничего подобного и не было. Только жесткая деспотия центральной власти в сочетании с иллюзиями скорого коммунистического рая удерживали от развала СССР. И как только эти два фактора перестали действовать, процесс пошел естественным путем. Смеем утверждать, что не будь власть большевиков такой сильной, географическая карта Европы давно бы была уже другой.

Выдающийся русский философ Николай Бердяев, как известно, не жаловавший большевиков, отдает им должное в сохранении целостности государства: «Народные массы были дисциплинированы и организованы в стихии русской революции через коммунистическую идею, через коммунистическую символику. В этом бесспорная заслуга коммунизма перед русским государством. России грозила полная анархия, анархический распад, он был остановлен коммунистической диктатурой, которая нашла лозунги, которым народ согласился повиноваться».

Михаил Горбачев не заглянул в эти святцы. Может, и хорошо, что не заглянул, иначе и перестройки не было бы и не было бы демократической России. А попытки удержать народы в рамках единого государства, когда они этого не хотят, могли закончиться куда более кровавыми разборками, чем мы пережили.

А начались они сразу же после объявления перестройки. Антирусские выступления в Якутске и Алма-Ате произошли уже в 1986 г. Затем – беспорядки в Узбекистане и так далее. Несостоятельность мифа о братской дружбе между народами особенно наглядно продемонстрировал конфликт, а потом настоящая война между Арменией и Азербайджаном. Политика Горбачева во всенарастающем межнациональном хаосе не отличалась последовательностью. До определенного времени в начавшемся национальном движении он видел не только следствие, но и потенциал перестройки. Поддерживал его, по крайней мере – в риторике. Поняв, что если республикам не дать больше прав, то они их сами возьмут, он пошел по этому пути. В недавно опубликованном учебнике истории данное явление оценивается так: «Центральная власть стала заигрывать с республиками, обрушиваясь с критикой на союзные министерства и ведомства, упрекая их в том, что они не считаются с мнением субъектов федерации. Фактически был выбран курс умиротворения сепаратистов. Чем больше союзная власть делала уступок, чем больше она занималась самокритикой, тем требовательней и настойчивей становились республики… Был выбран путь поощрения децентрализации, передачи республикам целого ряда управленческих функций, перехода на принципы хозрасчета».

Но критика – критикой. А что, собственно говоря, оставалось делать Горбачеву? Расстреливать демонстрации, разгонять национальные организации, арестовывать их лидеров? Но, во-первых, не для того он провозглашал приоритет общечеловеческих ценностей и демократизацию. Во-вторых, сил таких не было. В-третьих, он не располагал лозунгами, которым захотели бы подчиниться и последовать за ними народы СССР. Вот Горбачев и играл в поддавки с республиками. Хотя попытки силового обуздания национальных выступлений были. В 1988–1990 гг. пролилась кровь на улицах Баку, Тбилиси, Вильнюса, в других местах.

Сепаратистские выступления сопровождались резким падением дисциплины межреспубликанских поставок. Союзные республики не перечисляли в полном объеме средства в союзный бюджет. Горбачев с одержимостью фанатика стремился спасти Союз от развала, ограничивая прерогативы центра в пользу республик, сужая круг вопросов, входящих в Союзное ведение. Во имя этого был проведен всесоюзный референдум 17 марта 1991 г. Гражданам СССР было предложено ответить на вопрос: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свобода человека любой национальности?» 76,4% принявших участие в голосовании (80% от общего числа имеющих право голоса) высказалось за сохранение СССР. Но этот референдум не мог остановить центробежные процессы. К тому времени уже все союзные республики заявили о своем суверенитете. Роковую роль сыграла декларация о суверенитете России, принятая 12 июня 1990 г. первым съездом народных депутатов РСФСР. Ельцин, председатель Верховного Совета России, заявил о необходимости нового союзного договора между теперь уже суверенными государствами. Между республиками стали заключаться договора, минуя союзное руководство. Горбачев отдавал все силы подготовке нового союзного договора. Соглашался на большие уступки республикам в передаче им властных прерогатив от центра. По существу дело шло к превращению централизованного государства в аморфную конфедерацию.

Договор был подготовлен, на 20 августа 1991 г. намечалось его подписание. Но оно не состоялось из-за начавшегося путча. После ареста членов ГКЧП победитель заговорщиков Ельцин, главный оппонент Горбачева, стремительно развивая свой успех, фактически вышел из-под контроля центра. Россия прекратила выплаты в союзный бюджет. Бывшие союзные республики одна за другой объявляли о своей независимости. Пытаясь сохранить единую государственность, Горбачев проводит через пятый съезд народных депутатов СССР (сентябрь 1991 г.) решение об образовании на переходный период новых органов власти: Государственного совета во главе с Президентом СССР, в который вошли руководители республик, и для управления народным хозяйством – Межгосударственного экономического комитета. Горбачев продолжал лихорадочно работать над союзным договором, корректируя его с учетом все новых и новых обстоятельств. В нем уже фигурировало такое понятие, как Союз суверенных государств.

Горбачев предлагал поочередно пять проектов Союзного договора. Последний из них был одобрен Верховным Советом 3 декабря 1991 г. Но уже ничто не в силах было остановить окончательного развала СССР. Собравшиеся 8 декабря в Беловежской Пуще руководители России, Белоруссии и Украины – Борис Ельцин, Станислав Шушкевич и Леонид Кравчук подписали соглашение об образовании Союза независимых государств (СНГ), заявив при этом: «Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование». Вскоре к союзу трех присоединились другие республики, за исключением прибалтийских.

Горбачев предпринимает отчаянные попытки не допустить ратификации Беловежского соглашения. Обращается к Верховным Советам республик с призывом не делать этого. Но его уже никто не слушает. Горбачев де-факто и де-юре оказывается президентом несуществующего государства, и ему ничего не остается, как заявить о сложении своих президентских полномочий. Что и было сделано 25 декабря 1991 г.

Прошло десять лет, улеглись страсти, многое тайное стало явным. Михаил Горбачев остался верным себе, убежденным, что в тогдашних условиях Союз можно было сохранить. В интервью «Известиям» 10 ноября 2001 г. он говорил: «Думаю, если бы мы пошли путем децентрализации, то сохранили бы страну. Уже сейчас было бы союзное государство с элементами конфедерации. Центр дал бы больше прав республикам, республики – регионам. И так далее».

Однако есть много оснований не разделять убежденности Горбачева на сей счет. Дело не в том, что три человека подписали соглашение, а парламенты республик его ратифицировали. И не в том, что Горбачев, готовый жизнь отдать за спасение Союза, не нашел формулировок, устраивающих всех. Это частности, не более того. Главная причина, как сказано выше, в том, что союз держался на силе, а не на стремлении к нему народов. Не стало силы – не стало и союза.

Если межнациональными отношениями внутри СССР Горбачев занимался, понуждаемый угрозами развала страны, то во внешней политике – дело другое. Он изначально имел намерения ее модернизировать. Была провозглашена приверженность «новому политическому мышлению». Вроде бы в ранних речах Горбачева звучат традиционные утверждения о преимуществах социализма и кризисе капитализма. Не очень реформаторскими кажутся и призывы к мирному сосуществованию государств с различными политическими системами, озвученные еще Хрущевым, неоднократно повторенные Брежневым и закрепленные во многих международных документах. Но налицо и новые идеи. В докладе XXVII съезду партии он говорит: «Современный мир сложен, многообразен, динамичен, пронизан противоборствующими тенденциями, полон противоречий… Ход истории, общественного прогресса все настоятельнее требует налаживания конструктивного, созидательного взаимодействия государств и народов в масштабах всей планеты». Дав положению в мире такую оценку, Горбачев заявил: «Мы со своей стороны готовы сделать все от нас зависящее, чтобы радикальным образом изменить к лучшему международную ситуацию».

Эти идеи получили развитие на XIX партийной конференции. Деидеологизация международных отношений, учет многообразия интересов, действие в любых ситуациях с позиций реализма и т.д. Сердцевиной нового мышления Горбачев назвал «приоритет общечеловеческих ценностей».

Исходя из этих посылок и строилась международная политика, пока она оставалась подконтрольной Горбачеву. В результате ряда встреч с президентом США Рейганом и заключения соглашения был существенно сокращен ядерный арсенал обеих стран, уменьшилась напряженность в отношениях между СССР и США, улучшились отношения с Китаем, в 1989 г. были выведены войска из Афганистана.

Начиная с 1989 г. события стали развиваться уже по сценариям, не подконтрольным Горбачеву. Антикоммунистические революции в социалистических странах, где бархатные, а где не очень (Румыния), привели к отказу этих стран от союзнических обязательств перед СССР и друг другом. Варшавский договор и Совет экономической взаимопомощи (СЭВ) распались.

В 1990 г., после падения Берлинской стены, прекратила свое существование Германская демократическая республика. Германия объединилась. Советские войска были выведены из всех бывших социалистических стран. В мире произошли радикальные перемены. Из двухполярного он превратился в однополярный. Началось стремительное сближение нашей страны с Западом.

Произошедшее до сих пор оценивается с полярных точек зрения. Одни выражают признательность Горбачеву за то, что он избавил человечество от ядерного противостояния, которое в любое время могло закончиться катастрофой. А также за переход от соперничества с передовыми странами к сотрудничеству, обещавшему большие выгоды нашей стране благодаря доступу к прогрессивным технологиям, кредитам, инвестициям Запада. Другие видят в Горбачеве виновника развала социалистического лагеря, утраты влияния СССР (России) на мировые дела и потери статуса великой державы. Что сказать на это? Так называемое «социалистическое содружество» все равно было обречено, так как СССР после победы в Великой Отечественной войне навязал восточноевропейским странам чуждую им форму организации общества. Система держалась только на силе оружия, которое время от времени применялось. Бесконечно долго это продолжаться не могло. Уже аморальным было в конце XX в. насильно удерживать европейские народы в своей сфере влияния. Кто-то из великих сказал, что не может быть свободным народ, не дающий свободно жить другим народам. Кроме того, и сил в СССР в конце 1980-х гг. уже не было, чтобы подавлять революции в социалистических странах, как это случилось в 1956 г. в Венгрии и в 1968 г. – в Чехословакии. Что бы ни говорили критики Горбачева в нашей стране, он освободил народы от страха перед ядерной угрозой и от тоталитаризма и несвободы.

Однако Горбачев оказался непонятым в стране, разделив участь других реформаторов.

А между тем сделанное Горбачевым, вернее – последствия начатого им столь значительны, что в российской истории ему суждено стать в один ряд с такими реформаторами, как Владимир Святой, Петр I, Александр II, Ленин. А если брать за основу для сравнения смену идеологии и отношения собственности – только один персонаж в российской истории может сравниться с ним – Владимир Ильич Ленин. Первый руководитель советского государства объявил всякую религию опиумом для народа и заменил ее материалистическим учением, коммунистической идеологией, воинствующим атеизмом. Кроме того, Ленин уничтожил частную собственность и объявил о намерении строить общество на противоположных принципах.

Обе эти фундаментальные основы (идеологию и собственность) подверг ревизии и Горбачев, объявивший идеологический и политический плюрализм и многоукладность в экономике. Даже Владимир Святой реформировал только религию (идеологию). Александр II и Столыпин вторглись только в отношения собственности, да и то лишь применительно к отдельным сословиям и объектам собственности. Казалось бы, уж Петр Великий не оставил в покое ни одной стороны жизни в государстве, все перевернул на свой лад, а по большому счету после его реформ и идеология, и отношения собственности остались неизменными.

Отличие Горбачева от других реформаторов еще и в том, что большинство из них, начиная преобразовательный процесс, знали, чего хотели, и представляли, хотя бы в общем виде, что в конце концов должно было получиться. Горбачев не знал. Более того, он и не предполагал, как далеко сможет зайти, начиная перестройку, и чем она закончится для него самого.

Напрашивается вот какое сравнение. Человек на вершине горы лепит снежный ком и начинает его скатывать вниз. Ком растет, превращается в огромную глыбу, скорость движения возрастает, в него вовлекается вся снежная масса, превращаясь в падающую лавину. Эта лавина в конце концов обрушивается, увлекая за собой и того, кто придал движение небольшому комочку снега, и погребает его. Но лавина не погребла Горбачева для истории. Наоборот, с годами его значение в преобразовании мира оцениваться будет все более адекватно, и он станет в один ряд с величайшими реформаторами не только России, но и мира. Будет считаться личностью безусловно планетарного масштаба.

Франсуа Миттеран, бывший президент Франции и лидер ее социалистической партии сказал о Горбачеве: «Я приветствую его как самого выдающегося человека в истории нынешнего столетия, добившегося появления демократии в своей стране, завершения холодной войны и разоружения».

Конечно, следует отметать досужие домыслы о том, что Михаил Горбачев, как и Александр Яковлев, являлись агентами влияния Запада, выполняли его заказ по развалу СССР и ликвидации социализма. Все это чепуха. Другое дело, что, начав реформы правоверным марксистом-ленинцем, Горбачев в ходе преобразовательной деятельности постепенно, отрицая одну за другой догмы реального социализма, мешавшие ему добиться провозглашенных целей перестройки, дошел до отрицания и самого социализма. Разумеется, в ленинско-сталинско-брежневском его понимании.

Объективная оценка роли Михаила Горбачева в отечественной и мировой истории еще впереди, хотя бы потому, что «большое видится на расстоянии». Нужно время.

Борис Николаевич Ельцин
(1931–2007)

В Евангелии от Матфея сказано: «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду…» и т.д.

Ленин писал: «Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию».

К чему это все? А к тому, что, как без Андропова не было бы Горбачева, так без Горбачева не состоялся бы Ельцин. И не только потому, что Горбачев призвал его из Свердловска в Москву. Он все сделал, хотя и не желая того, чтобы Ельцин стал после него руководителем страны.

Биография Бориса Ельцина до его перехода в Центральный Комитет партии во многом схожа с горбачевской. Впрочем, она была типичной для большинства партийных функционеров такого ранга. С той лишь разницей, что Ельцин возглавлял один из наиболее значительных регионов страны – Свердловскую область. Крутой, решительный, отрицающий кабинетный стиль работы, хорошо осознававший себя в административно-командной системе, казалось, он рожден был для деятельности в условиях жесткого централизма и единоначалия.

И вдруг стал разрушителем системы, для которой идеально подходил и которая держалась на таких людях. Его жизненные коллизии – повод удивляться неисповедимости путей Господних и лишнее подтверждение правильности слов поэта, что «умом Россию не понять», коль скоро она рождает таких людей.

Если Горбачев, затевая перестройку, не думал о радикальных переменах в политической системе, а лишь под давлением обстоятельств включился в них, то тем менее хотел этого Ельцин, будучи региональным руководителем.

Но он привлек внимание Горбачева и Лигачева (первого и второго руководителей партии) демократизмом в общении с народом и жесткостью по отношению к бюрократам, антиобщественным элементам. И конечно же хорошим знанием жизни, полученным на работе в строительных организациях и обкоме партии. Центру нужны были свежие силы, не повязанные с московской политической элитой и мафией. Ельцин идеально для этого подходил. Вначале его сделали секретарем ЦК, ведавшим строительными делами, а вскоре – первым секретарем Московского горкома партии и кандидатом в члены Политбюро. Его авторитарный стиль, бойцовские качества, жесткость и смелость наводили настоящий ужас на московскую партийную бюрократию. За два года (1985–1987 гг.) он на несколько рядов сменил руководителей районов Москвы. Одновременно проявлял независимость по отношению к членам Политбюро. Демонстрировал ее и словами, и поступками. Его выступления и интервью расходились по стране в самиздатовских списках. Складывалась ситуация, когда, с одной стороны, Ельцин восстановил себя против партийного руководства страны и московского партактива, с другой – стал чрезвычайно популярен среди москвичей и у народа за пределами столицы. Прямо скажем, он вызывал неоднозначное восприятие, но в любом случае подкупала его независимость перед высоким начальством, совершенно невиданная и недопустимая, бросающая вызов многолетней традиции.

Начало ельцинского диссидентства и мощного всплеска всенародной популярности следует отнести к октябрьскому (1987 г.) пленуму ЦК КПСС, когда он выступил с резкой критикой Горбачева и Лигачева. Потом был пленум Московского горкома, освободивший Бориса Николаевича от обязанностей первого секретаря. Таким образом, он становился человеком, пострадавшим в борьбе с партийной бюрократией.

Его выступление на этом пленуме также ходило по стране. Откровенно говоря, в нем не было ничего особенного, достойного внимания и восхищения. Так, какой-то сумбур человека, не знающего, чего он хочет. Но сам факт освобождения от должности за критику поднял рейтинг Ельцина на невиданную высоту.

В другое время канул бы он в политическое небытие. Но демократизация и гласность, дарованные народу Горбачевым, уже произвели гигантские перемены в обществе. Да и Горбачев был не тем человеком, чтобы за критику разделываться со своим оппонентом. Он мог избавиться от Ельцина и по мягкому варианту, например, направив куда-нибудь послом. Но Горбачев недооценил возможных последствий феномена Ельцина.

Демократические силы, стремившиеся к переменам куда более радикальным, чем представлял себе Горбачев, затевая перестройку, не имели своего харизматического лидера. Думается, не Ельцин нашел себе соратников для борьбы с партией и социализмом, во имя торжества демократии, а его нашли.

Если Горбачев к 1988 г. уже прошел определенный путь к демократизации и смене системы, то Ельцин в это время находился еще в его начале. И конечно же, трудно было себе представить его вождем демократических сил.

Лето 1988 г. XIX Всесоюзная партийная конференция. В выступлении Ельцина еще звучит верность партии, убежденность в разумности однопартийной системы: «…мы гордимся социализмом и гордимся тем, что сделано» и т.д. Но его выступление резко выделяется на фоне других по концентрации мощной критики партии и системы.

Горбачев только по прошествии лет выразил сожаление, что не провел реформирования партии, а Ельцин уже тогда, на конференции, высказал сожаление, что это не делается: «…Перестройку надо было начинать именно с партии. Затем она повела бы за собой, как и всегда, всех остальных. А партия, как раз с точки зрения перестройки, и отстала…»

Он говорил о необходимости создания такой политической системы, которая гарантировала бы невозможность культа личности и обеспечивала подлинное народовластие. Выразил сомнение в отношении идеи Горбачева о совмещении постов первых секретарей партийных комитетов и председателей соответствующих советов. Предложил провести всесоюзный референдум по этому вопросу. Его предложения проведения общих, прямых и тайных выборов партийных функционеров всех уровней, включая генерального секретаря, ограничения по возрасту (до 65 лет) и пребывания в должности не более двух раз и т.д. непосредственно касались большинства членов Политбюро. Он требовал заслушать их объяснения о причинах того критического состояния, в котором оказалась страна, и некоторых вывести из состава Политбюро. Не побоялся обвинить председателя Комитета партийного контроля М. Соломенцева в том, что КПК, «наказывая за небольшие отклонения от норм партийной жизни, побоялся и сейчас боится привлечь крупных руководителей республик, областей за взятки, за миллионный ущерб государству и прочее».

Дальше – больше. Ельцин возразил Горбачеву, сказавшему, что в партии не осталось зон, закрытых для критики. Такие зоны, утверждал Ельцин, были – это высшее партийное руководство. Он потребовал сделать открытыми финансы партии. Предложил сократить штаты в обкомах в 2–3 раза, в ЦК – в 6–10 раз. Тогда же Ельцин обрушился на привилегии, каковые имели руководящие работники, и потребовал их ликвидации: «…строятся роскошные особняки, дачи, санатории такого размаха, что стыдно становится, когда туда приезжают представители других партий. А надо бы за счет этого материально поддержать первичные партийные организации, в том числе и по зарплате их руководителей. А потом мы удивляемся, что некоторые крупные партийные руководители погрязли в коррупции, взятках, приписках, потеряли порядочность, нравственную чистоту, скромность, партийное товарищество.

Разложение верхних слоев в брежневский период охватило многие регионы, и недооценивать, упрощать этого нельзя. Загнивание, видимо, глубже, чем некоторые предполагают, и мафия, знаю по Москве, существует определенно.

Вопросы социальной справедливости. Конечно, по-крупному, на социалистических принципах, они у нас решены. Но остались некоторые вопросы, которые не решаются, вызывают возмущение людей, снижают авторитет партии, пагубно действуют и на темпы перестройки.

Мое мнение. Должно быть так: если чего-то не хватает у нас, в социалистическом обществе, то нехватку должен ощущать в равной степени каждый без исключения. А разный вклад труда в общество регулировать разной зарплатой.

Надо, наконец, ликвидировать продовольственные „пайки“ для, так сказать, „голодающей номенклатуры“, исключить элитарность в обществе, исключить и по существу, и по форме слово „спец“ из нашего лексикона, так как у нас нет спецкоммунистов.

Думаю, что это очень поможет работать с людьми партийным работникам, поможет перестройке».

Это была не просто критика партийного руководства, и даже не вызов, а полный разрыв со своими недавними соратниками. Сам ли так основательно подготовился к своему выступлению Ельцин, или ему помогли, но в любом случае он выразил настроения общества. Собрал все то, о чем даже в условиях гласности говорилось в народе полушепотом, и заявил об этом на всю страну. На конференции Ельцин перехватил инициативу у Горбачева, как в части критических оценок прошлого, так и в предложениях – а что же делать.

Партийный функционер становился народным вождем. А ореол мученика, пострадавшего от партийной номенклатуры за правду, делал его всеобщим любимцем.

Конечно, Ельцин был популистом. Но развернутая против него критика не умаляла, а увеличивала его рейтинг. У кого-то такие явно популистские шаги, как поездки по городу на трамваях и троллейбусах вместо персонального автомобиля и переход на обслуживание из кремлевской поликлиники в обычную районную, вызывали скептическую улыбку. Но большинство видело в этом готовность и пострадать за народ, и жить его жизнью.

Триумфом Ельцина стали выборы народных депутатов СССР в 1989 г. Более 90% москвичей проголосовало за него. Символичным было то, что московский горком за два года до этого выразил недоверие Ельцину, освободив от обязанностей первого секретаря, а абсолютное большинство москвичей высказалось за него. Это означало только одно – народ и партия оказывались разобщенными. И Ельцин был с народом.

Возможно, он бы остался бунтарем-одиночкой, не случись этих самых выборов народных депутатов СССР. Борис Николаевич ничего бы не смог сделать без опоры на демократов, да у него и идеологии-то четко выраженной не было. Ведь одной критики партийной верхушки и борьбы с привилегиями мало, чтобы не только стать популярным в народе, но и повести его за собой. Демократы хотя в общих чертах знали, чего хотели, – отрицания социалистических и приобщения к западным ценностям. Разобщенные, не способные выдвинуть вождя из своей среды, они также нуждались в сильной личности. Да такового среди них, по крайней мере на начальном этапе, и не было. Академик Сахаров идеально подходил на роль пророка, но в силу характера и предшествующей биографии не был в состоянии возглавить разобщенные силы и повести их на штурм системы, рискуя быть вовлеченным в кровавую разборку. Ельцин, называемый бульдозером, годился; не без определенных трудностей объединение народного любимца и носителей альтернативной коммунизму идеологии состоялось. Возможно, демократическая элита рассчитывала разрушить с помощью Ельцина, как тарана, систему, а потом выдвинуть на его место более подходящего человека. Но, как говорится, не на того напали. Обретя идеологические ориентиры, укрепившись во власти, он сам отказался от услуг демократов и стал играть по собственным сценариям.

Но все это было потом. А на стыке 1980–1990-х гг. под влиянием демократов и особенно академика Сахарова стремительно шел процесс превращения Ельцина в лидера сторонников разрушения социалистической системы. Одновременно упрочивался его официальный статус и росла популярность в народе.

В марте 1990 г. у себя на родине он был избран народным депутатом РСФСР, а затем на съезде – большинством всего в несколько голосов – Председателем Президиума Верховного Совета РСФСР. И это при том, что 87% депутатов являлись членами КПСС, а руководство ЦК все делало, чтобы Ельцин не был избран. А ведь выборы могли закончиться по-другому, и иной бы оказалась и история России. Но Ельцин победил. Окончательное же становление его руководителем России произошло на президентских выборах в июне 1991 г. Всенародное избрание давало ему иммунитет, делало неприкосновенным. Теперь он мог быть устранен только силовым путем.

1991 г. – роковой для России и Ельцина. О событиях этого года мы уже говорили. Теперь – о том, что за ними последовало.

Отстранение КПСС от власти произошло еще при Горбачеве с отменой 6-й статьи конституции о руководящей роли партии, как ядре политической системы. Но одно дело – требовать этого в пылу политической борьбы, другое – оказаться во главе государства, где несущая конструкция системы власти рухнула. Как управлять такой страной? И Ельцин, методом проб и ошибок, начал строить не просто новую систему власти, а новую государственность. Сегодня, по прошествии более десяти лет, очевидно, что решение об утверждении в России президентской республики было верным. Историческая традиция требовала, чтобы глава государства имел широкие властные полномочия (как великие князья, цари, императоры, генеральные секретари). Пойди Россия по пути парламентской республики – неизвестно, чем все бы кончилось.