Текст книги "Самые знаменитые реформаторы России"

Автор книги: Владимир Казарезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 44 страниц)

Алексей Андреевич Аракчеев
(1769–1834)

Граф Алексей Андреевич Аракчеев верой и правдой служил трем российским императорам – Павлу I, Александру I и Николаю I. При этом являлся фаворитом Павла и Александра. Долгие годы он состоял при Павле, когда тот жил в Гатчинском дворце, и, естественно, оказал на него большое влияние. А в царствование Александра, во второй его половине, по существу, правил Россией от его имени.

Алексей Аракчеев родился в 1769 г. в семье обедневшего помещика, отставного поручика. С большим трудом, не имея средств, отец сумел устроить сына в Санкт-Петербургский артиллерийский кадетский корпус. В том числе пришлось прибегнуть к помощи петербургского митрополита Гавриила и других важных персон. Благодаря своим способностям и прилежанию, Аракчеев в 18 лет уже получил офицерский чин.

По совместительству со службой преподавал артиллерию и фортификацию детям графа Николая Салтыкова, приближенного к великому князю Павлу Петровичу. Когда Павел попросил Салтыкова порекомендовать ему толкового артиллерийского офицера, тот назвал Аракчеева. Молодой артиллерист буквально покорил наследника престола обширными познаниями, исполнительностью, предупредительностью. За что и был назначен комендантом Гатчины, отданной Екатериной II своему сыну, где он занимался военными забавами.

Естественно, став императором, Павел осыпал своего любимца всякими благами. Он был назначен комендантом Санкт-Петербурга, произведен в генерал-майоры, пожалован в бароны, получил две тысячи душ крестьян в селе Грузино Новгородской губернии, был награжден рядом орденов. Непредсказуемый Павел оказывался скорым как на милости, так и на расправы. Дважды Аракчеева отправляли в отставку, но вместе с тем к уже полученным от императора отличиям и повышениям добавлялись иные. В 1798 г. он был назначен генерал-квартирмейстером и инспектором всей артиллерии, получил графский титул. Как видим, Аракчеев обязан императору Павлу своей карьерой, материальным благополучием, приобщением к высшему свету.

Многие тогда делали головокружительные карьеры, в то время как другие оказывались в опале. Гатчинские офицеры и капралы распределялись по войскам, чтобы насаждать в них угодные Павлу порядки. Тургенев писал в своих мемуарах: «Лакею генерала Апраксина, Клейнмихелю, поручено было обучать военному искусству фельдмаршалов». Аракчеев конечно же не был лакеем и обладал безусловными административными талантами, что, однако, не мешало современникам клеймить его самыми последними словами. «Гатчинцы, т.е. офицеры, лучше всех умевшие расправляться палкой, большей частью люди темного происхождения, пользовавшиеся доверием Павла, должны были теперь служить образцом для всей армии. Павел ценил таких злодеев, как Линденер и Аракчеев, несмотря на их грубость, а именно за их грубость. У таких людей все должны были учиться». Очень даже вероятно, что в подобного рода оценках звучит протест против стремительной карьеры других, и выдвиженцам приписывают несуществующие пороки. Ведь мест вокруг правителя всегда меньше, чем претендентов на них.

Отсутствие рядом с Павлом в момент покушения на него его верного царедворца (Аракчеев находился в опале, в отставке), возможно, и обеспечило успех заговорщикам. Что бы ни говорили об Аракчееве, он не способен был предать царя. Это знали и заговорщики. Павел, чувствуя приближающийся конец, видя вокруг враждебные лица, решил призвать во дворец своего верного слугу.

«Совершенно тайно Павел послал за двумя своими любимцами из гатчинских времен, находившимися в изгнании, – Аракчеевым и Линденером. Если бы эти два чудовища прибыли вовремя, то они отстранили бы Палена, а может быть и великого князя Александра от управления Петербургом, и столица сделалась бы ареной кровопролития. Аракчеев приехал через десять часов после смерти Павла; он был остановлен у городской заставы и снова удален». Не случись этой десятичасовой задержки, глядишь – по-другому пошла бы история России.

Но, видно, было за что ценить графа Аракчеева, поскольку новый император Александр I (в 1803 г.) востребовал его на государственную службу.

Аракчеев участвовал в Аустерлицком сражении. В 1808 г. в чине генерала от артиллерии был назначен военным министром. Много сделал по упорядочению армии, особенно в артиллерии, которую хорошо знал и любил. Считается, что принятые им меры по совершенствованию артиллерийских орудий, обучению офицеров и реформе организации артиллерийских частей существенно поспособствовали успеху в войне с Наполеоном. Во время той войны Аракчеев занимался обеспечением армии всем необходимым и подготовкой резервов. Своей исполнительностью, личной преданностью он настолько покорил Александра, что тот постепенно передал ему управление всеми делами государства. С 1815 г. Аракчеев одновременно руководил Государственным советом, Кабинетом министров и императорской канцелярией. Никого рядом с ним не было, кто бы мог оказывать столь существенное влияние на царя. Обо всех государственных делах царю докладывал только он. У него не стало соперников. Он мог позволить себе принять участие в судьбе опального, ссыльного Сперанского. В частности, способствовал назначению его пензенским губернатором. Правда, не удержался от внесения в царский рескрипт по этому поводу унизительных слов о том, что Сперанскому предоставляется возможность «усердной службою очистить себя в полной мере» от подозрений. Хотя вряд ли Аракчеев делал это из добрых побуждений. Таковые вообще никем из современников у него не замечались по отношению к кому бы то ни было. Просто, по словам Фатеева, «как соперник власти Сперанский не был уже страшен фавориту. Аракчеев понимал, как и другие современники, что ссылка реформатора разъяснит русскому обществу, которое так боялось конституции, что его конституция ликвидирована de facto; хотя de idea Александр не прочь был поговорить о конституции и позднее».

Занимая столь высокие посты, Аракчееву приходилось участвовать во всех более-менее значительных царских начинаниях, особенно когда оказался удаленным Сперанский. В том числе и в решении крестьянского вопроса. Точнее – в определении подходов к его решению. Трудно сказать, насколько серьезно Александр I говорил о своих намерениях дать крестьянам свободу, долгое время именно в этом направлении были устремлены его помыслы. Одно из высказываний Александра по этому поводу: «Я хочу вывести народ из того варварского состояния, в котором он находится при существовании торга людьми. Я скажу даже более. Если бы образованность была на более высокой степени, я уничтожил бы рабство, если бы это даже стоило мне жизни». Но одно дело – рассуждать, говорить о намерениях, мечтать. Другое – совершать конкретные поступки. Когда дело доходило до этого, то Александр уклонялся от принятия каких-либо конкретных решений. Характерный пример в связи с этим – рассмотрение на Государственном совете вопроса о запрете продажи крестьян без земли, инициированное императором. Совет решил отложить обсуждение этого вопроса, несмотря на присутствие Александра. А чтобы не выглядеть реакционерами, которым безразлична судьба крепостных, было решено запретить печатать объявления в санкт-петербургских ведомостях о продаже крестьян без земли. Вот так, или почти так, заканчивались и другие намерения Александра облегчить участь крестьян.

И все-таки в царствование Александра кое-что было сделано в их пользу. Во-первых, царь решил, и строго придерживался этого решения, не раздавать крестьян в собственность своим вельможам или за заслуги перед отечеством. Напомним, что при Екатерине и Павле было роздано помещикам около миллиона государственных крестьян. Жизнь их, ставших крепостными, конечно же ухудшилась, а в казну уменьшились поступления.

Во-вторых, несмотря на сопротивление крепостников, был принят закон о «свободных хлебопашцах», предусматривающий освобождение крепостных по взаимному согласию между ними и помещиками.

В-третьих, была проведена крестьянская реформа в Эстляндии, Курляндии и Лифляндии (1816–1819), дававшая крепостным личную независимость, но оставлявшая землю у помещиков.

В-четвертых, помещики лишались права ссылать крестьян на каторжные работы.

Мы столь подробно останавливаемся на крестьянском вопросе, поскольку активное участие в нем пришлось принимать и Аракчееву. Озабоченный судьбой крестьян, или желавший казаться таковым, Александр давал поручение подготовить конкретные предложения – проекты об отмене крепостного права в целом. При этом людям, являющимся носителями самых различных взглядов – от либеральных до крайне консервативных. Известны записки с предложениями на сей счет Н.С. Мордвинова, адмирала, занимавшего важные государственные посты при Александре I и Николае I; Е.Ф. Канкрина, министра финансов; Н.И. Тургенева и др. Выступил со своим проектом освобождения крестьян и Аракчеев.

Корнилов считает, что Аракчеев стал заниматься этим вопросом по поручению императора. Более того, якобы Александр определил некие ориентиры, рамки, в которых следовало разрабатывать предложения. В частности, царь пожелал, чтобы проект «не заключал в себе никаких мер, стеснительных для помещиков, и, особенно, чтобы меры сии не представляли ничего насильственного со стороны правительства».

Наряду с тем, что многие помещики предостерегали царя от каких бы то ни было покушений на крепостное право во имя избежания государственных потрясений, проекты по его отмене поступали с самыми различными схемами, в том числе очень даже причудливыми. Нужно отдать должное Аракчееву. Его видение решения проблемы, вписываясь в очерченные государем рамки, являлось здравым по смыслу и в принципе соответствовало тогдашнему состоянию общества. Что обещало неплохую перспективу реализации, в случае одобрения царем. Ключевский отмечал это, говоря, что «из всех проектов особенный интерес представляют два: один из них принадлежит либеральному и талантливому лицу – адмиралу Мордвинову, другой – нелиберальному и неталантливому дельцу графу Аракчееву, имя которого тогда уже стало одним из ненавистных имен в России». Но получилось так, что предложенные ими проекты, по выражению того же Ключевского, «по качеству своему… обратно пропорциональны умам и талантам обоих дельцов». То есть проект Аракчеева явился более либеральным, более гуманным, чем проект либерала Мордвинова.

Посмотрим, что же предлагали тот и другой. Мордвинов считал, что крестьяне могли выкупаться из крепостной зависимости по ценам, устанавливаемым государством. При этом цены должны были быть плавающими – самая высокая (2 тысячи рублей) для лиц среднего рабочего возраста (30–40 лет). Дети и пожилые крестьяне оценивались ниже. Ключевский по поводу предложений Мордвинова писал: «Понятно, какие крестьяне по этому проекту вышли бы на волю, – это сельские кулаки, которые получили бы возможность накопить необходимый для выкупа капитал. Словом, трудно было придумать проект, менее практический и более несправедливый, чем тот, который развивается в записке Мордвинова».

А что же предлагает реакционер Аракчеев? Освобождать крестьян с землей, выплачивая помещикам компенсацию за счет государства, для чего ежегодно выделять из государственной казны по 5 миллионов рублей. Причем выкупать крестьян у тех помещиков, которые пожелают, и по ценам, сложившимся в данной местности на момент выкупа. Деньги для этого предполагалось получить или за счет отчисления части доходов от питейных заведений, или посредством распространения специальных облигаций государственного казначейства. Крестьяне должны были освобождаться с землей, из расчета две десятины на душу.

Важнейшим делом жизни графа Аракчеева стали военные поселения, поэтому на их истории остановимся подробнее. С помощью поселений царь намеревался удовлетворить возрастающую потребность в вооруженных силах. Активная внешняя политика России, имперские амбиции ее правителей, выражавшиеся в стремлении присоединять все новые и новые территории, понуждали иметь постоянные многочисленные войска. А во время войн, которые следовали одна за другой с малыми перерывами, нужно было выставлять массовые армии. На эти случаи требовались резервы подготовленных воинов, а их не было. Через рекрутские наборы комплектовалась только постоянная армия. Бесконечно увеличивать рекрутирование было сложно, кроме того, на содержание большой постоянной армии требовались средства, которыми государственная казна не располагала.

В Европе, в частности в Пруссии, пошли путем введения воинской повинности с ограничением срока службы тремя годами. Таким образом, все мужское население проходило военную подготовку и составляло резерв, способный быстро после мобилизации включиться в боевые действия. Но что для России пример Европы! Мы уже тогда шли своим путем, в том числе в этом вопросе – через создание военных поселений. Тем более что имелся определенный исторический опыт на сей счет. Еще с времен киевских князей, а потом московских царей создавались поселения по юго-восточным границам для защиты от набегов кочевников. Казачьи войска могли служить прообразом военных поселений, поскольку казаки в мирное время занимались крестьянским трудом, а с началом военных действий чуть ли не поголовно считались мобилизованными. Имелся опыт постановки воинских подразделений на содержание в населенные пункты при Петре I. Так что, затевая дело с военными поселениями, Александр I и Аракчеев начинали не с чистого листа.

Первые опыты были сделаны в 1810 г. в Могилевской губернии по проекту, разработанному Аракчеевым. Из местностей, где было запланировано поселение, всех людей выселили в Новороссийский край, а их земли, жилье и хозяйственные постройки передали запасному батальону Елецкого мушкетерского полка. Женатых солдат расселяли по оставленным крестьянами домам и обязывали вести хозяйство, неженатых – женили. Невест брали из казенных имений. Военнослужащих остальных батальонов Еланского полка (холостых) ставили на постой к поселенцам.

Война 1812 г. прервала начатое дело, и к нему вернулись, но уже в более широких масштабах, в 1816 году. При этом учли первый опыт, показавший, что не из всех солдат, прослуживших много лет, утративших крестьянские навыки, могут получиться хорошие хозяева. Поэтому не стали выселять жителей из мест, где создавались новые поселения, а зачисляли их на военную службу. Обычно из четырех батальонов пехотного полка один становился, поселенным. Он формировался из местных женатых жителей возрастом от 18 до 45 лет и доукомплектовывался военнослужащими других батальонов, прослужившими не менее шести лет, также женатыми и имевшими безупречную репутацию. Наличные земли делились между хозяевами-поселенцами поровну. Офицеры и унтер-офицеры земли не имели. Они обязаны были обучать военных поселенцев ратному делу и отвечали за ведение хозяйства. Поэтому служба для офицеров в поселенных частях и подразделениях была тяжелой по сравнению с таковой в обычных войсках, но более высокооплачиваемой, и потому желанной для малоимущих.

Дети военных поселенцев зачислялись в кантонисты, обеспечивались обмундированием, обучались до 18-летнего возраста. Но начиная с 12 лет, наряду с учебой, обязаны были и трудиться в хозяйстве родителей. Дети, по каким-либо причинам не пригодные к военной службе, с 12 лет обучались ремеслам. Для подготовки учителей в школы кантонистов был открыт военно-учительский институт из тех же кантонистов. В 45 лет военный поселенец оставлял службу, зачислялся в инвалиды, получал пенсию и обязан был передать свое хозяйство сыну (зятю), являвшемуся поселенцем, а за неимением таковых – усыновить кого-либо из кантонистов. Если наследника не оказывалось, на место отслужившего вселялся другой солдат, который мог разрешить предшественнику жить в его бывшем доме, а мог и не разрешить. Во втором случае казна представляла отслужившему поселенцу земельный участок или место в инвалидном доме.

Только на начальном этапе поселенцы жили в старых крестьянских избах. Потом началось строительство поселений по специально разработанным для этих целей проектам. Дома заполнялись однотипной мебелью, специально сделанной: «…для каждой поселенной роты было выстроено 60 домов-связей, расположенных в одну линию; в каждом доме помещалось по 4 хозяина, причем два хозяина, занимавшие половину дома, имели нераздельное хозяйство; в верхних этажах помещались постояльцы – нижние чины действующих батальонов, так что в каждой поселенской роте были размещены постоем 2 действующие роты… около каждого дома были выстроены сараи для скота, земледельческих орудий и хлеба; тут же были сложены запасы дров и сена; дворы были огорожены прочной изгородью и содержались в чрезвычайной чистоте». Помимо этого в середине каждого ратного поселка были выстроены дома, в которых располагались штаб роты, часовня, школа для кантонистов, пожарная команда, магазин-лавка и другие административно-хозяйственные службы.

В полковых округах строились городки, включавшие все необходимое для обеспечения военной службы, хозяйственной деятельности и жизни поселян.

Строительные работы велись с большим размахом. В них участвовали помимо самих поселян другие воинские части и подразделения. В этих целях было сформировано 60 резервных батальонов, из инженерных и артиллерийских команд, создавались так называемые военно-рабочие батальоны. Не с них ли ведет начало знаменитый советский стройбат?

К концу царствования Александра I из военных поселений могла быть составлена целая армия. В их число входило 90 батальонов пехоты в Новгородской губернии, 36 батальонов пехоты и 249 эскадронов кавалерии в украинских губерниях.

Военное обучение поселян шло круглый год с перерывами – с 1 июля по 15 августа (пик сельскохозяйственных работ) и на октябрь месяц. Как правило, военному делу отводилась первая половина дня. Потом поселенцы занимались своим хозяйством.

С самого начала это предприятие воспринималось сугубо отрицательно как крестьянами, превращаемыми в солдат, так и солдатами, поневоле становящимися крестьянами. Но кто их слушал в крепостнической России?

Немецкий генерал Натцмер, сопровождавший прусского принца Вильгельма в путешествии по России, видел протесты крестьян против поселений и непреклонную волю Александра I и Аракчеева добиться своего: «…крестьянам, обреченным на нежданное благополучие войти в состав военных поселений, оставался только один исход: покориться постигшей их печальной участи. Император Александр оставался непреклонным в своем намерении насильно облагодетельствовать русский народ и сказал, что военные поселения будут, „хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова“».

Личная жизнь людей была открыта, все находились под постоянным надзором. Достаточно сказать, что в обязанности унтер-офицеров входило два раза в день проверять порядок и чистоту в домах поселян. Отлучиться за пределы округа поселянин мог только с разрешения начальства. В уже цитированном источнике читаем: «Мелочная регламентация всех подробностей обыденной жизни военных поселян оставляла их под вечным страхом ответственности; система фронтового обучения была основана на побоях и телесных наказаниях, и в военных поселениях истреблялись целые возы розог и шпицрутенов. Военные поселяне работали без устали, оставаясь целыми днями под надзором начальства; дети поселян так же зависели более от начальства, чем от родителей, дочери выдавались замуж по назначению начальства. Все земледельческие работы производились по приказам начальства, а так как многие из начальников оказывались несведущими в сельском хозяйстве и главное внимание обращали на фронтовое обучение, то нередко полевые работы начинались несвоевременно, хлебы осыпались на корню, сено гнило от дождей. К этому присоединялось еще вообще взяточничество начальствующих лиц…»

В описаниях организации поселений, работы в них и жизни людей можно увидеть много общего из нашего недалекого социалистического прошлого. Те же однотипные дома с одинаковой мебелью, выполнение сельхозработ по указанию начальников, регламентация личной жизни и надзор за нею, и т.д. Как мы увидим далее в нашей книге, подобным образом устраивались сельскохозяйственные коммуны, об агрогородках похожего типа мечтал Никита Хрущев. А самое главное, за людей решали – как им жить и работать, что для них хорошо и что плохо. Разумеется, ни о каком социализме при Аракчееве не могло быть речи, но признаки его были налицо. Что дало повод историку Корнилову назвать систему военных поселений «своеобразным военно-государственным социализмом». Есть сходство и в причинах низкой эффективности хозяйствования поселян и колхозников, хотя одних от других отделяет более чем столетие.

Почти сорок лет просуществовали военные поселения, хотя и не оправдали возлагаемых на них надежд. Они так и не смогли обеспечить себя продовольствием. Не была решена и задача комплектования за их счет армии. А между тем казалось, что найдено очень правильное решение, и многие государственные мужи его одобряли. Корнилов писал: «…Аракчееву удалось получить весьма лестные отзывы о военных поселениях от гр. В.П. Кочубея, после их личного осмотра, от государственного контролера барона Кампфенгаузена и даже от возвращенного из ссылки Сперанского, который побывал в Новгородских поселениях, и, наконец, от Карамзина».

Николай, освободив Аракчеева от заведования Кабинетом министров и императорской канцелярии, оставил за ним шефство над военными поселениями. Михайловский-Данилевский – генерал и военный историк, современник тех событий, писал об ожидавшихся переменах в отношении поселений с приходом Николая: «Известно, что сие учреждение века Александра вооружило против себя Россию, и потому по кончине его думали, что преемником его оное будет или отменено, или не будет более распространяться; но сим рескриптом, последовавшим на имя графа Аракчеева, ясно изображается высочайшая воля и в сем отношении поступить по примеру Александра».

Но Аракчеев сумел и нового императора убедить в большой государственной пользе военных поселений. Посетив их в Новгородской губернии в 1826 г., Николай I остался очень доволен увиденным, что и отметил в своем приказе: «Его величество, относя таковое отличное состояние означенных войск наиболее неутомимым трудам главного над военными поселениями начальника генерала от артиллерии графа Аракчеева, объявляет ему особенную свою признательность».

В поселениях время от времени вспыхивали волнения, а в 1831 г. разразился настоящий бунт. Он показал всю противоестественность этих военно-гражданских гибридов, созданных и насажденных насильно. Поводом для волнений послужили вспышки холеры в Петербурге и Новгородской губернии. Более ста офицеров и врачей были убиты взбунтовавшимися поселянами. Соответственным явилось и возмездие. Свыше 3 тысяч участников бунта осудили, многие из них погибли от избиения шпицрутенами. Николай I и его ближайшие соратники вынуждены были признать, что система военных поселений порочна. Об отношении к ним руководящей верхушки государства, высказанным после бунта, можно судить по словам Бенкендорфа, генерал-адъютанта, тогдашнего шефа жандармов. Он писал: «Несмотря на все перемены, внесенные в военные поселения императором Николаем, семя общего неудовольствия, взращенное между поселянами коренными основами первоначального их образования и стеснительным управлением Аракчеева, еще продолжало в них корениться. Прежние обыватели этих мест, оторванные от покоя и независимости сельского состояния и подчиненные строгой дисциплине и трудам военным, покорялись и той и другим лишь против воли. Введенные в их состав солдаты, скучая однообразием беспрестанной работы и мелочными требованиями, были столь же недовольны своим положением, как и прежние крестьяне. Достаточно было одной искры, чтобы вспыхнуло общее пламя беспокойства».

Царским указом в конце 1831 г. военные поселения преобразовывались в округа пахотных солдат. Дети поселян уже не брались на государственное содержание, а шли служить как обыкновенные рекруты.

В конце 1830-х гг. возник рецидив с военными поселениями. Их решили организовать на Северном Кавказе, на границе с непокорными горскими народами.

Окончательно военные поселения и округа пахотных крестьян были ликвидированы лишь в 1857 г., уже в царствование Александра II. Корнилов писал, что «в народе… осталась мрачная память об этой чудовищной попытке обратить в военную крепостную зависимость значительную часть обширной страны».

Император Александр практически отстранился от государственных дел, передоверив их своему фавориту. Неограниченная власть временщика вызвала протест в обществе, особенно в его высших сферах, – отсюда такая ненависть к Аракчееву и масса оскорбительных ярлыков, которые на него навешивались. То, что народ мог вытерпеть от царя, по русской традиции воспринимая его как божий дар или божью кару, того не прощал царскому фавориту. Тем более что он давал для этого поводы. «Аракчеев превратился во временщика и возбудил к себе общую ненависть не только несносною кичливостью и мелким злопамятством, но и общим приемом управления, невежественным, грубым и жестоким, являвшим собою безобразную реакцию ко всему тому, что прельщало общество в первые годы правления Александра. Люди разных положений и направлений одинаково осуждали Аракчеева, называя его „проклятым змеем“, „извергом“, „вреднейшим человеком в России“, но никто не мог с ним бороться. Настал тяжелый режим, напоминавший предыдущее царствование, в особенности тем, что на первом плане стали внешние мелочи военно-казарменного быта и знаменитый вопрос об устройстве военных поселений».

Конечно, и царь, возбудивший в обществе большие ожидания перемен своими обещаниями конституционных реформ и ничего не сделавший, вызывал недовольство. Но настоящее возмущение стало формироваться в общественном сознании под влиянием деятельности верного царского сатрапа. Оно еще больше усилилось, когда сотни тысяч русских людей, побывавших в заграничных походах, увидели, как живет и благоденствует народ в Европе. Особенно сильное потрясение м испытали молодые, образованные офицеры. Они возвращались в Россию, ожидая перемен и рассчитывая на них, поскольку об этом же говорил и их любимый император. Время шло, а вместо перемен в стране утверждались бюрократические, полицейские порядки. Разговоры о конституции прекратились. Дело с освобождением крестьян не шло далее написания проектов. Гвардейские офицеры, другие просвещенные, граждански активные люди стали объединяться в кружки, общества. «Недовольство действительностью в этих кружках было тем более напряжено, чем более беспощадна была реакция и аракчеевский режим», – писал Платонов. Все это в конечном счете вылилось в восстание декабристов. Конечно, в основе выступления гвардейских офицеров лежат объективные причины, но если их персонифицировать, то прежде всего должно быть названо имя Аракчеева, фактического правителя России.

Общество было в ожидании – кого же новый император назначит расследовать дело декабристов и решать их судьбу? Шильдер приводит письмо современника, выражающее настроения в высших кругах: «К чести государя сказать должно… в комиссии не было ни одной злой души, которая могла бы превратиться в инквизицию… Общее мнение слилось в один вопрос: „что бы было, если бы сидели в комиссии граф Аракчеев и Клейнмихель?“ – разумея под сим не потачку злодеям, но преследование личное, мщение и жадность к злодейству… Таким образом спаслось русское дворянство от беды неизбежной, если бы следственная комиссия попала в руки Аракчеева и Клейнмихеля».

Закончим рассказ о двух выдающихся людях эпохи Александра I и Николая I – Аракчееве и Сперанском краткими характеристиками, данными обоим их современником Г.С. Батеньковым, подполковником, декабристом. 31 марта 1826 г. он писал генерал-адъютанту В.В. Левашеву из Петропавловской крепости: «Аракчеев страшен физически; ибо может в жару гнева наделать множество бед; Сперанский страшен морально, ибо прогневать его – значит уже лишиться уважения. Аракчеев зависим, ибо сам писать не может и неучен; Сперанский холодит тем чувством, что никто ему не кажется нужным.

Аракчеев любит приписывать себе все дела и хвалиться силою у государя всеми средствами; Сперанский любит критиковать старое, скрывать свою значимость и все дела выставлять легкими.

Аракчеев приступен на все просьбы к оказанию строгостей и труден слушать похвалы; все исполнит, что обещает; Сперанский приступен на все просьбы о добре, охотно обещает, но часто не исполняет, злоречия не любит, а хвалит редко.

Аракчеев с первого взгляда умеет расставить людей сообразно их способностям: ни на что постороннее не смотрит. Сперанский нередко смешивает и увлекается особыми уважениями. Аракчеев решителен и любит наружный порядок; Сперанский осторожен и часто наружный порядок ставит ни во что. Аракчеев ни к чему принужден быть не может, Сперанского характер сильный может заставить исполнять свою волю. Аракчеев в общении прост, своеволен, говорит без выбора слов, а иногда и неприлично, к подчиненным совершенно искренен и увлекается всеми страстями; Сперанский всегда является в приличии, дорожит каждым словом и кажется неискренним и холодным.

Аракчеев с трудом может переменить вид свой по обстоятельствам; Сперанский при появлении каждого нового лица может легко переменить свой вид.

Аракчеев богомол, но слабой веры; Сперанский набожен и добродетелен, но мало исполняет обряды.

Мне оба они нравились, как люди необыкновенные, но Сперанского любил душою».

Приведенные оценки не дают оснований категорично считать одного злым гением, а другого добрым гением. Как видим, здесь почти баланс добродетелей и недостатков в личных качествах обоих исторических персонажей.