Текст книги "Самые знаменитые реформаторы России"

Автор книги: Владимир Казарезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 44 страниц)

Нужно отдать должное Павлу, он оказался решительнее матери, но непоследовательность, типичная для всех его управленческих реформаторских действий, не дала значительных результатов. А в чем-то жизнь части крестьян стала хуже. Хотя Павел в своих мыслях и тем более действиях не поднимался до намерения освободить крестьян от крепостной зависимости, попытки защитить их от помещичьего гнета предпринимались, и очень даже существенные.

Начнем с того, что в первом своем манифесте в связи с вступлением на престол, призывая подданных присягать ему, он обращался ко всем сословиям, в том числе к крестьянам. Его предшественники этого не делали, отказывая крестьянам в правах считаться подданными непосредственно царя.

Среди первых его шагов после воцарения была отмена рекрутского набора, объявленного Екатериной, и тяжелой для крестьян хлебной подати, которую заменили необременительной денежной платой.

Безусловно гуманным следует считать закон, изданный по предложению одного из фаворитов Павла – Безбородко, известного своими либеральными воззрениями в отношении крестьянства, о запрещении продажи крепостных без земли. Но значение закона снижалось тем, что его действие ограничивалось пределами Малороссии.

5 апреля 1797 г. Павел издал закон, ограничивавший барщину только тремя днями в неделю и запрещавший привлекать крестьян к работе в выходные дни. В нем говорилось: «…повелеваем всем и каждому наблюдать, чтобы никто и ни под каким видом не дерзал в воскресные дни принуждать крестьян к работам, тем более, что для сельских издельев остающиеся в неделе шесть дней, по равному числу оных вообще разделяемые, как для крестьян собственно, так и для работ в пользу помещиков следующих, при добром распоряжении достаточны будут на удовлетворение всяким достаточным надобностям».

Хотя некоторые историки скептически относятся к этому закону, поскольку вроде бы и так барщина сложилась трехдневная, а на Украине она составляла только два дня, это была первая попытка ограничить произвол помещиков.

К прогрессивным начинаниям Павла следует отнести попытку просвещения крестьян с помощью организации для них сельскохозяйственного учебного заведения (низшей школы). Но и это предприятие, безусловно полезное по своей сути, не оказалось успешным. То ли еще время не подошло и школы не вписывались в общий ландшафт российского села того времени, то ли насильственный характер комплектования учащихся был тому виной, но крестьяне не хотели ни учиться, ни использовать свои знания. Через пять лет, уже после смерти Павла, школа прекратила свое существование. Министр уделов Трощинский писал по этому поводу: «Поборы по высылке оных в школу обращаются крестьянам в крайнее отягощение; молодые поселяне, отторгнутые от дома родительского, от собственного пепелища, от жен своих и детей, едут в школу с твердым намерением забыть немедленно, по возвращении в дома свои, выученные ими в оной правила, с тем, чтобы истребить память долговременной их разлуки».

Неудача с сельскохозяйственной школой – это пример полезных по замыслу, но не получивших должного завершения реформаторских инициатив Павла I.

Еще более показательна в этом смысле участь царского указа от 12 декабря 1796 г., разрешавшего любому подданному, включая крепостных крестьян, подавать жалобы царю, в том числе на помещиков, своих господ. Правда, при условии, что жалобщиком был один человек. В окне первого этажа Зимнего дворца был установлен ящик для жалоб, а ключ от комнаты, в которой он находился, Павел хранил у себя. Чего больше было в побудительных мотивах этого поступка – то ли действительно желания лучше знать нужды своих подданных, то ли стремления отменить все, что предпринимала его мать, – трудно сказать. Дело в том, что Екатерина одним из своих указов под страхом наказания кнутом и ссылки в Сибирь запрещала крестьянам жаловаться на своих господ. А Павел – разрешил. И они воспользовались указом царя. В столицу потянулись ходоки. Люди жаловались на притеснение помещиков, просили, чтобы царь забрал их от господ, сделав государственными крестьянами.

Крепостные помещика Давыдова (Московская губерния) писали: «Всеавгустейший монарх! Всемилостивейший государь! Несносные разорения и беспредельное насилие суть виною восприемлемой смелости всеподданнейшими пасть пред трон вашего императорского величества, не изыскать иных средств избегнуть нашей бедственной гибели».

Крестьяне князя Голицына (Орловская губерния): «Смилуйся, государь, и не дай вконец погибнуть, отреши нас за себя, государь! Если же вы, государь, нас, бедных, и паки оставите за господином, тогда они нас всех насмерть помучат…»

Крестьяне помещика капитана Власьева (Ярославская губерния): «Повелите всемилостивейший государь ограничить неистовства господина нашего Власьева или взять в казенное вашего императорского величества ведомство; нет иного спасения, как только от высокомонаршего престола вашего…» И так далее.

Жалобы шли на рассмотрение в губернии, а там в силу помещичьей солидарности оказывалось, что доносы ложные, а жалобщики – бунтовщики. И их наказывали.

Таким образом складывалась ситуация – царь добрый, а помещики плохие. И заполыхали крестьянские бунты по всей России (они имели место в 32 губерниях из 42). Но напрасно рассчитывали крестьяне на заступничество «милостивейшего государя». Многие воинские части были направлены на подавление крестьянских выступлений. А царь обнародовал манифест, в котором внушал крестьянам, что «закон Божий поучает повиноваться властям предержащим, из коих нет ни единой, которая бы не от Бога поставлена была. Повелеваем, чтобы все помещикам принадлежащие крестьяне, спокойно пребывая в прежнем их звании, были послушны помещикам… под опасением за преступление и своевольство неизбежного по строгости закона наказания». Так что крестьянские выступления, в известном смысле спровоцированные императором Павлом, по его же приказам жестоко подавлялись.

Отдельные акты, направленные на облегчение участи крестьян, чередовались с шагами по ужесточению их положения. Расширилась зона распространения крепостного права с утверждением его в Новороссийском крае и в области Войска Донского; получили разрешение покупать крестьян владельцы заводов и фабрик, не имевшие дворянского звания; было предоставлено право помещикам ссылать крестьян в Сибирь.

Наиболее значительным антикрестьянским актом является массовая раздача государственных крестьян частным лицам. Она производилась не только из желания угодить своим фаворитам, отблагодарить их за службу, но и по глубокому убеждению Павла, что крестьянину за помещиком будет лучше, чем в положении государственного. Он говорил: «По-моему, лучше бы и всех казенных крестьян раздать помещикам. Живя в Гатчине, я насмотрелся на их управление. Помещики лучше заботятся о своих крестьянах; у них своя отеческая полиция». Это было чистейшей воды заблуждением, являвшимся следствием неглубокого знания Павлом жизни, что довольно странно, так как он получал массу жалоб от крестьян на своих господ и просьб взять их в казну, сделать государственными.

За четыре года царствования Павел раздал помещикам, по разным источникам, от 530 до 600 тысяч душ крепостных с землей. Для сравнения, Екатерина II за 34 года правления раздала около 400 тысяч душ. Известны три дня, за которые была раздарена Павлом половина из общего числа розданных им крестьян. 4 декабря 1796 г. 30 человек, приближенных нового императора, получили 32 тысячи душ мужского пола; 5 апреля 1797 г., в день коронации, уже 109 человекам досталось более 100 тысяч душ, и 16 апреля 1797 г. царь подарил офицерам гатчинских батальонов около 17 тысяч душ. Таким образом, за указанные три дня всего царем было раздарено около 300 тысяч крестьян. Большинство розданных являлись дворцовыми крестьянами, то есть людьми, свободными от барщины, имевшими больше земли, и вообще отличавшимися более высоким жизненным уровнем, чем крепостные помещиков. «Щедрость» царя обрекла его подданных на очевидное ухудшение положения.

В целом, несмотря на благие намерения, Павлу не удалось хоть как-то улучшить положение крестьян. На этом фоне начиналось царствование Александра I, в первые годы выражавшего намерения существенно облегчить их участь. Он говорил даже о возможности отмены крепостного права. Но дальше разговоров дело не пошло.

Любовь Павла к армии, стремление переделать ее на прусский манер объясняют, с одной стороны, преемственностью. Заниматься муштрой солдат и игрой в солдатики любил его отец, Петр III, боготворивший прусского короля Фридриха Великого. Павел, в пику своей матери Екатерине, выпячивал все, что имело отношение к отцу. Во-вторых, он был буквально очарован немецкими военными порядками во время своего путешествия в Германию на смотрины невесты. Кроме того, тринадцать лет живя уединенно в Гатчине, имея несколько батальонов солдат, он преимущественно с ними только и занимался. Столь длительное приобщение к любимому делу вроде бы должно было породить некие идеи по реформированию армии. Однако ничего подобного не случилось. Впрочем, очевидно, и не могло случиться, поскольку личного участия в военных действиях он не принимал, да и крупными соединениями не командовал. А длительные упражнения с несколькими гатчинскими подразделениями оставались играми, не более. Забавы юного Петра I с его потешными полками имели куда большее значение для формирования в нем полководца, чем батальоны Павла для его становления.

Прусская армия являлась одной из лучших в Европе, и заимствуя от нее все наиболее существенное, Павел мог сделать что-нибудь доброе для российской армии. Но он брал от пруссаков только внешнюю атрибутику – неудобные мундиры, прически с пудрой и салом, способствовавшие разведению в голове паразитов, бесконечную муштру и жестокие наказания солдат и офицеров за малейшие провинности.

Солдаты, входившие в состав нескольких гатчинских батальонов, с которыми в течение 13 лет Павел отрабатывал прусские армейские приемы, с восшествием его на престол были рассредоточены по гвардейским полкам, чтобы быть примером для остальных, помогать им переходить на новую службу.

Бесконечные смотры и парады, вероятность наказания за действительную или мнимую оплошность делали невыносимой военную службу. Начался массовый исход офицеров из армии. В словаре Брокгауза и Ефрона по этому поводу читаем: «…дворяне толпами стали покидать службу, и это не замедлило отразиться на составе администрации; так из 132 офицеров конно-гвардейского полка, состоявших на службе в момент воцарения Павла, к концу его царствования осталось лишь два; зато подпоручики 1796 г. в 1799 г. были уже полковниками».

Павел отменил обычай, когда дворянских детей с детства, еще грудными младенцами, записывали на службу, и к достижению совершеннолетия они уже имели унтер-офицерские, а то и офицерские звания. Конечно, цена таким офицерам была невелика, и решение Павла являлось вполне разумным. Однако отмена этой привилегии вызвала недовольство в дворянском сословии.

Дворяне покидали военную службу, переходили на гражданскую. Чтобы остановить отток из армии, Павел запретил принимать молодых дворян на гражданские должности, увольнять дворян из армии до получения офицерского звания без его разрешения, а уволенных не только лишил права занимать должности, но и участвовать в выборах. В общем, в армии имелось много оснований быть недовольными императором.

Хотя современники отмечают, что несмотря на все это, рядовые солдаты любили его. Потому что наказывал он прежде всего офицеров и генералов.

В армии прекратилось, или по крайней мере заметно сократилось, воровство, и солдаты стали лучше обеспечиваться по сравнению с предшествующими временами. Граф А.Р. Воронцов, очень не любивший Павла I, тем не менее отмечал, что «положенное для солдат не служило другим в корысть». Это также нужно иметь в виду критикам Павла, отказывающим ему в каком бы то ни было позитиве. У рядовых имелись иные поводы быть довольными императором, несмотря на изнурявшую их муштру. Современник Павла Ланжерон говорил, что «солдаты-гвардейцы любили Павла. Особенно предан ему был первый батальон Преображенского полка. Взрывы ярости несчастного государя были направлены против офицеров и генералов; солдат же хорошо одевали, хорошо кормили, даже дарили им деньги». То же отмечал и князь Чарторыжский: «Солдаты редко подвергались причудливой суровости имп. Павла. К тому же за парад или развод им часто давали хлеб, говядину, водку и рубли».

Кипучая, бессистемная реформаторская деятельность Павла не обошла и религиозную жизнь страны. Будучи человеком глубоко верующим, он действовал вроде бы и во благо церкви, но не всегда предпринимаемое им оказывалось таковым.

Указом от 18 декабря 1797 г. он повысил оклады священникам, а тех из них, кому денежное довольствие не полагалось, должны были содержать прихожане. Вначале была установлена своего рода барщина – отработка крестьян на полях священнослужителей, замененная в 1798 г. хлебными или денежными взносами. Он ввел награждение священников орденами, что двояко было воспринято ими. Во всяком случае, митрополит Платон, наставник Павла в юности, на коленях умолял не награждать его орденом Андрея Первозванного.

Внимание к духовенству, должное вроде бы обеспечить поддержку Павлу, сводилось на нет другими акциями, направленными против священников. В частности, Павел восстановил телесные наказания для лиц духовного звания за уголовные преступления, до него отмененные.

Очень негативно был воспринят священниками так называемый «разбор духовенства». В царском указе по этому поводу говорилось: «Сколь великое число состоит священно– и церковно-служительских детей, праздно живущих при отцах своих, и желая устроить состояние их с лучшею выгодою как для общества, так и для них самих…» Далее следовали предписываемые меры на сей счет. Среди них – направление на военную службу членов семей священников, которые оказывались не у дел.

Установление телесных наказаний священников и «разбор духовенства» способствовали тому, что лица духовного звания приняли активное участие в крестьянских выступлениях.

К разного рода сектантам в рамках православной церкви и вне ее отношение Павла было неодинаковым. Рядом своих указов он выразил благорасположение к старообрядцам, оказывал им материальную поддержку. В письме к монахам старообрядческого монастыря он писал, что не желает «их тревожить во всем том, что касается до их обрядов и что власти нашей… не противно». Одному из старообрядческих монастырей, пострадавшему от пожара, он повелел выдать 12 тысяч рублей на восстановление.

Но зато царь суров был к беспоповцам, а особенно жесток к духоборам. В 1800 г. своим указом он велел генерал-прокурору всех нераскаявшихся духоборов отправить на каторгу. И ряд других его действий по отношению к религии не вписываются в определенную логику. Хотя бы тот факт, что Павел, считавший себя главой Русской православной церкви, не видел ничего предосудительного в том, чтобы стать гроссмейстером (великим магистром) католического Мальтийского ордена, признававшего зависимость от Римского папы.

Реформаторская деятельность Павла в духовной сфере была безусловно реакционной, на фоне относительно либеральной политики, проводимой просвещенной Екатериной II, и процессов в общественной жизни Европы. Главная причина – стремление перекрыть доступ в Россию революционной заразе прежде всего из Франции. В своем указе Сенату от 18 апреля 1800 г. он писал: «Так как через вывозимые из-за границы разные книги наносится разврат веры, гражданского закона и благонравия, то отныне впредь до указа повелеваем запретить впуск из-за границы всякого рода книг, на каком бы языке они ни были, без изъятия, в государство наше и музыку». Такого мракобесия не мог позволить себе ни один из монархов и других правителей цивилизованных стран. Одного этого достаточно, чтобы усомниться в адекватности российского самодержца.

Резко сократился выпуск книг в самой России, были закрыты частные «вольные типографии». Печатались только учебники и книги практического содержания. Так что были поводы у Н.М. Карамзина, писателя и историка, столь жестко обличать Павла. Ведь труд писателей, и его в том числе, становился невостребованным, а потому бессмысленным.

Во имя недопущения проникновения революционных идей запрещался свободный въезд иностранцев в страну и выезд российских подданных за границу. Отзывались домой молодые люди, направленные на учебу в европейские университеты (их только в Вене насчитывалось 65 человек, в Лейпциге – 36). Правда, компенсировать невозможность обучения молодежи за границей предполагалось открытием университета в Дерпте.

Можно было понять запрет на ввоз книг, установление жесткой цензуры, ограничение контактов россиян с иностранцами, объяснив это стремлением не допустить развращающего влияния революционных идей. Но были запреты и иного рода – носить круглые шляпы, фраки, сапоги с отворотом, трехцветные пояса и т.д., то есть все то, что хоть в какой-то мере ассоциировалось с революционной Францией. За нарушение запретов или попустительство им виновные подвергались штрафам, ссылкам, чиновники выгонялись с должностей. Тысячами исчислялись осужденные по подобного рода «мотивам», которых Александр I реабилитировал, став царем.

Но реакционность Павла во всем, что касалось духовной сферы и борьбы с либеральными идеями, не помешала ему дать свободу известным носителям этих идей, осужденным при Екатерине II. Из Шлиссельбургской крепости был выпущен просветитель Новиков; из сибирской ссылки возвращен Радищев, которого Екатерина считала бунтовщиком пострашнее Пугачева; была предоставлена свобода руководителю польского восстания Костюшко и его соратникам. Последнего царь посетил в заключении и заявил: «Я пришел, чтобы возвратить вам свободу». Павел одарил его дорогими подарками, в том числе тысячей душ крепостных, предложил поступить на российскую службу, от чего тот отказался и уехал в Америку.

И опять же причину освобождения знатных узников следует усматривать прежде всего в его желании делать наперекор матери.

Несмотря на вроде бы некомпетентность императора в делах управления экономической жизнью страны и отстранение от принятия государственных решений компетентных сановников, некоторые принятые им законы и указы в этой сфере оказались очень даже полезными. В чем снова проявилась противоречивость натуры этого человека.

Прекратив войну с Персией, начатую при Екатерине, отменив посылку в Европу сорокатысячной армии для войны с революционной Францией и отказавшись в связи с этим от очередного рекрутского набора, Павел сумел существенно сократить государственные расходы, сделал шаг к оздоровлению финансов. Они были расстроены, в частности, чрезмерным выпуском в обращение бумажных денег (ассигнаций), необходимых для ведения непрекращающихся войн.

По указанию императора была изъята часть ассигнаций (6 миллионов рублей из 157 миллионов, находившихся в обращении), что явилось беспрецедентным шагом. Ведь чуть ли не законом является постоянный рост денежной массы и обесценивание бумажных денег – а тут такой шаг. При всей хаотичности поступков Павла его реформаторские действия в финансовой сфере были довольно последовательными. Вслед за решением по уменьшению объема ассигнаций были предприняты меры по упрочению серебряного рубля. Установили его вес, равный четырем французским франкам. Были снижены таможенные тарифы, что конечно же способствовало оживлению торговли. Хотя историк А. Корнилов считает, что «при этом Павел руководствовался, однако же, не сочувствием к свободной торговле, а поступал так из желания уничтожить „изданный Екатериной тариф 1793 г.“». Может, утверждение известного историка и верно, но для нас важна не мотивация поступка императора, а его последствия, оказавшиеся безусловно благотворными для развития торговли.

Не все делал Павел из чувства противоречия Екатерине. Например, опять же во имя улучшения торговли он продолжил строительство каналов, которое уже велось при Екатерине, и начал сооружать новые. При нем продолжалось строительство Мариинского канала. В 1797 г. началось и при жизни императора закончилось сооружение Огинского канала, соединившего Неман и Днестр; он же начал строительство Сясьского канала в районе Ладожского озера и т.д. Все это строительство велось во имя облегчения транспортировки товаров.

Возможно, дистанцируйся Павел от большой европейской политики, от участия в наполеоновских войнах, и начавшееся улучшение экономического положения страны стало бы устойчивым и привело к ее процветанию. Но Россия, в силу той роли, которую она уже играла в мировых делах, не могла оставаться в стороне, когда вся Европа была охвачена войной. Другое дело – выбрать единственно правильный курс в интересах страны, ее граждан, и последовательно его придерживаться. А вот последовательности-то Павлу и недоставало. Как мы видели, с вступлением на престол он отказался направить русскую армию в Европу против Французской республики, аннулировал и решение послать эскадру в помощь английскому флоту. Но после занятия Мальты французами Павел стал гроссмейстером Мальтийского ордена, что способствовало вступлению России в войну с Францией в составе очередной антифранцузской коалиции.

Знаменитый Швейцарский поход русской армии под командованием выдающегося полководца Суворова, одержанные им блистательные победы принесли славу России, а выгоду Австрии. Отказ последней продолжать удачно начатую войну свели на нет успехи Суворова, стали причиной поражения русской армии под командованием Римского-Корсакова. Возмущенный, обиженный Павел порвал с антифранцузской коалицией. Такому повороту способствовало и то, что Наполеон, в глазах Павла превращавшийся из вождя революционной Франции в монарха, уже представлялся ему не врагом европейским правящим династиям, а возможным союзником в борьбе против революционной заразы. И вот – Павел союзник Наполеона. В этом кульбите опять же роковую роль сыграла Мальта. Англичане, отвоевав остров у французов, не вернули его Мальтийскому ордену, гроссмейстером которого являлся Павел I.

Не знавший умеренности ни в чем, Павел с большим рвением, нетерпением стал выполнять свои обязательства перед новым стратегическим союзником. Установленные им же либеральные таможенные тарифы он ужесточил до чрезвычайности. Прежде всего в отношении Англии, а также других стран, находившихся в состоянии войны с Францией. Был нанесен серьезный урон внешней торговле России, ее экономике. Товары скапливались на складах, портились, фабрики разорялись, свертывалось производство товаров ввиду отсутствия возможности их реализации. Страна втягивалась в жестокий экономический кризис.

В 1800 г. Павел предпринял беспрецедентную военную авантюру, заведомо обреченную на провал. По согласованию с Наполеоном, более того – подстрекаемый им, Павел решил – ни много ни мало – завоевать Индию, являющуюся объектом экспансии англичан. Сорок казачьих полков (20,5 тысячи человек) с минимальными припасами двинулись в сторону Индии. Ради участия в походе Павел выпустил атамана Платова из заключения, отбываемого им в Петропавловской крепости. Смерть Павла остановила этот бессмысленный поход, сопровождавшийся большими лишениями и потерями еще до вступления в какие бы то ни было военные действия.

Крутой разворот во внешней политике свел на нет начавшийся было экономический подъем, поставил страну в очень тяжелое финансовое положение. Для покрытия стремительно растущих расходов был только один выход – печатанье бумажных денег. Начав царствование с уничтожения ассигнаций, к концу его Павел увеличил их объем в обращении со 151 миллиона рублей до 212 миллионов. Руководствуясь принципом поступать вопреки всему, что делала его мать, отменяя многие принятые ею законы, в том числе весьма разумные и полезные, а также в силу собственной непоследовательности Павел наносил вред системе административного и хозяйственного управления страной. Не доверяя другим, он сосредоточил все в своих руках. Но управлять огромной империей без четко функционирующей структуры власти и квалифицированных администраторов было невозможно, тем более что сам император имел весьма отдаленное представление о том, как и что нужно делать.

Строгости по отношению к чиновникам, доходившие до жестокостей, не могли компенсировать некомпетентности. Положение усугублялось тем, что он отстранил от принятия важнейших решений Сенат и Государственный совет, которые, несмотря на урезанность их властных прерогатив, помогали в управлении страной его предшественникам. Ростопчин писал тогда: «Государь ни с кем не разговаривает ни о себе, ни о своих делах. Он не выносит, чтобы ему о них говорили. Он приказывает и требует беспрекословного подчинения».

Можно говорить о милитаризации общественной жизни страны, установлении полицейского террора, казарменного образа жизни для всего населения. Шлагбаумы и полосатые будки на центральных площадях и улицах городов; строгие ограничения в одежде граждан; обязанность всех ложиться спать и гасить огни в установленный императором час и много чего другого, поощрение доносительства, массовые наказания и ссылки, лишение всех без исключения сословий права принимать законодательные решения – такой была Россия к концу краткого периода царствования Павла I. И все это на фоне стремительного ухудшения экономического положения.

Замерла общественная жизнь. Ничего не осталось от былой пышности императорского двора и привычного образа жизни российской высшей аристократии, а также среднего и мелкого дворянства. На смену праздной, расточительной жизни приходили армейская простота, примитивизм, обнищание в недалеком прошлом привилегированного сословия. Разрыв с Англией означал не только ухудшение экономического положения страны, но и еще большее недовольство дворян своим царем. М.А. Фонвизин, будущий декабрист, писал: «Дворянство было обеспечено в верном получении доходов своих поместьев, отпуская за море хлеб, корабельные леса, мачты, сало, пеньку, лен и проч. Разрыв с Англией нарушал материальное благосостояние дворянства, усиливал в нем ненависть к Павлу, и без того возбужденную его жестоким деспотизмом».

«Жестокости и деспотизм» стали нормой в обращении с людьми независимо от сословной принадлежности., О притеснении военных мы уже говорили. Но это касалось и других.

Павел оттолкнул от себя всех дворян, лишив их вольностей, дарованных предшествовавшими самодержцами, и прежде всего – Екатериной. В частности, запретил дворянским обществам подавать жалобы на свое имя. Наиболее значительным покушением на дворянские привилегии явилось введение физических наказаний, в то время как в екатерининской жалованной грамоте дворянству, данной в 1785 г., говорилось, что «телесное наказание да не коснется благородного». Известен случай, когда некто прапорщик Рожнов за преступления приговаривался Сенатом к лишению чинов и каторге, а от наказания кнутом и вырывания ноздрей освобождался со ссылкой на ту самую жалованную грамоту дворянству. Но Павел, которому было предложено на утверждение решение Сената, написал такую резолюцию: «Коль скоро снято дворянство, то уже и привилегия до него не касается, почему и впредь поступать». В соответствии с этой формулой дворян уравняли с простолюдинами и впредь наказывали несмотря на «благородство».

Правящая российская верхушка не могла дольше терпеть. Противоестественная смерть Павла явилась естественным выходом из того напряжения, в котором находилось российское общество. По крайней мере – его элита.

В заговоре участвовали многие высшие сановники России, входившие в ближайшее окружение императора. В том числе Панин, граф Пален, Бенигсен, Платон Зубов, последний фаворит Екатерины II, и его братья, другие вельможи и гвардейские офицеры. Задолго до злодейского убийства по столице распространялись слухи, которые доходили до Павла. Он догадывался о причастности к заговору старшего сына Александра. Но решительных упреждающих действий не предпринимал. В ночь с 11 на 12 марта Павел погиб от рук заговорщиков. Возможно, у них не было первоначально намерения убивать царя, и они ограничились бы отречением его от престола в пользу сына Александра. Но Павел отказался подписать отречение и был убит (задушен шарфом князем Яшвилем и Мансуровым; кроме того, удар золотой табакеркой нанес Николай Зубов). Истинная причина смерти наутро была известна в столице, а официально было объявлено, что император умер от апоплексического удара.

Острословы шутили по этому поводу, что император скончался от апоплексического удара табакеркой в висок.