Текст книги "Самые знаменитые реформаторы России"

Автор книги: Владимир Казарезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 44 страниц)

Первым на пленуме, после доклада Суслова, в поддержку Хрущева выступил маршал Жуков. Трудно сказать, вынашивал ли какие-либо бонапартистские планы маршал Жуков, угрожал ли реально власти или авторитету Хрущева, а может, просто тот решил избавиться от человека, который дважды оказал ему поддержку (увы, так всегда бывает в борьбе за власть), но после разгрома «антипартийной группы» прошло всего несколько месяцев, и в октябре 1957 г. Хрущев, все-таки, по-видимому, опасаясь авторитета и влияния Жукова не только в армии, но и в народе, решил вывести его из состава Президиума ЦК, снять с поста министра обороны. Жуков вспоминал потом: «…я почувствовал, что Хрущев, Брежнев, Микоян, Суслов и Кириченко решили удалить меня из президиума как слишком непокорного и опасного политического конкурента, освободиться от того, у кого Хрущев остался в долгу в период борьбы с антипартийной группой Маленкова – Молотова…»

Все это характеризует Хрущева как человека неблагодарного, предающего тех, кто помогал ему в критические моменты жизни. Но, увы, все тогда играли по таким правилам. И сдается, что Жукова куда больше обидели не обструкция партийного руководства, единогласно решившего его судьбу, а выступления против него на пленуме бывших боевых соратников, с кем он одерживал победы в Великой Отечественной войне. Из воспоминаний Жукова: «Из партийных и советских работников на пленуме почти никто не выступал, но зато выступили единым фронтом большинство маршалов, которые при мне занимали должности заместителей министра обороны, и начальник Главного политического управления Желтов.

Чувствовалось, что они были заранее подготовлены к тому, чтобы всячески принизить и очернить мою деятельность. Особенно в этом направлении старались Малиновский, Соколовский, Еременко, Бирюзов, Конев и Горшков. После их выступления сговор был налицо».

А ведь некоторые из них были обязаны Жукову жизнью. В частности, маршал Конев. В 1941 г., когда немцы рвались к Москве, среди обвиненных в развале фронта оказался и генерал Конев. Его ждал расстрел, как и генерала Павлова. Жуков буквально вымолил у Сталина оставить Конева в живых и сделал его своим заместителем по командованию Западным фронтом, куда сам был направлен Ставкой. И вот благодарность Ивана Степановича своему спасителю. А ведь он мог подать в отставку в знак протеста против шельмования Жукова. Так всегда поступали люди с высокой нравственностью (подавали в отставку Витте и Столыпин, когда не соглашались с царем). Еще раз скажем, что моральные ограничители оказывались размытыми у высших руководителей страны (партийных, советских, военных, научных и др.). Все было подчинено карьере, выживанию.

Но налицо было и громадное движение вперед. Если еще десяток лет назад проигравших в дворцовых интригах ждала смерть, то теперь – отставка, устранение от дел, и только.

Хрущев верил в построение коммунистического общества наверное больше, чем кто-либо другой из партийного руководства страны, пытался обратить в свою веру партийно-хозяйственную элиту и буквально пинками «гнал в коммунизм» сомневающихся. Впервые о построении коммунизма не как о благих намерениях вообще, а как о конкретной задаче было заявлено на XXI съезде КПСС (февраль 1959 г.). В его резолюции говорилось: «Великая цель построения коммунизма, за достижение которой боролись многие поколения людей, теперь практически осуществляется советским народом под руководством Коммунистической партии». Но пока это была только запись без конкретики. А вот на XXII съезде партии, собравшемся в 1961 г., эта мысль звучит уже определеннее: «Выражая волю всего советского народа, съезд записал в своей резолюции: „Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме“».

Ранее заявления о построении коммунизма базировались на старой теоретической основе, да и рубежи в экономике, обозначенные XXI съездом, явно не дотягивали до изобилия, без которого, согласно классикам, коммунизм был невозможен.

XXII съезд утверждает новую Программу КПСС, в которой дается определение – что представляет собой коммунизм: «Коммунизм – это бесклассовый общественный строй с единой общенародной собственностью на средства производства, полным социальным равенством всех членов общества, где вместе с всесторонним развитием людей вырастут и производительные силы на основе постоянно развивающейся науки и техники, все источники общественного богатства польются полным потоком и осуществится великий принцип „от каждого – по способностям, каждому – по потребностям“. Коммунизм – это высокоорганизованное общество свободных и сознательных тружеников, в котором утвердится общественное самоуправление, труд на благо общества станет для всех первой жизненной потребностью, осознанной необходимостью, способности каждого будут применяться с наибольшей пользой для народа».

Но чтобы богатства «полились полным потоком», нужно многократное увеличение их производства. И задачи такие ставятся.

«В ближайшие десятилетие (1961–1970 гг.) Советский Союз, создавая материально-техническую базу коммунизма, превзойдет по производству продукции на душу населения наиболее мощную и богатую страну капитализма – США; значительно поднимется материальное благосостояние и культурно-технический уровень трудящихся, всем будет обеспечен материальный достаток; все колхозы и совхозы превратятся в высокопроизводительные и высокодоходные хозяйства; в основном будут удовлетворены потребности советских людей в благоустроенных жилищах; исчезнет тяжелый физический труд; СССР станет страной самого короткого рабочего дня.

В итоге второго десятилетия (1971–1980 гг.) будет создана материально-техническая база коммунизма, обеспечивающая изобилие материальных и культурных благ для всего населения; советское общество вплотную подойдет к осуществлению принципа распределения по потребностям, произойдет постепенный переход к единой общенародной собственности. Таким образом, в СССР будет в основном построено коммунистическое общество».

Только в воспаленном воображении утопистов-мечтателей могли появиться планы уже через десять лет обеспечить всех благоустроенным жильем, если учесть, что большинство на селе жило в деревянных избах, а в городе – в коммуналках и бараках военного времени. Не менее утопичным было заявление об исчезновении тяжелого физического труда за ближайшее десятилетие.

Хрущев очень осложнил жизнь не только современным ему партийным функционерам, но и целому поколению последующих, записав в программу ряд конкретных показателей развития народного хозяйства на ближайшие 10–20 лет. Поскольку очень скоро стало ясно, что они совершенно недостижимы. А в Программе КПСС было записано: «…КПСС намечает увеличить объем промышленной продукции:

в течение ближайших 10 лет – примерно в 2,5 раза и превзойти уровень промышленного производства США;

в течение 20 лет – не менее чем в 6 раз и оставить далеко позади нынешний общий объем промышленного производства США.

Для этого необходимо поднять производительность труда в промышленности в течение 10 лет более чем в 2 раза, а за 20 лет – в 4–4,5 раза. Через 20 лет производительность труда в советской промышленности превысит современный уровень производительности труда в США примерно в 2 раза, а по часовой выработке – в связи с сокращением рабочего дня в СССР – значительно больше».

Революционные задачи были поставлены и перед сельским хозяйством. Но об этом – отдельный разговор.

Конечно, можно потешаться над наивностью Хрущева, так хотевшего еще при собственной жизни осчастливить людей изобилием и потерявшего ощущение реальности. Но ведь разработкой этих утопий занимались многие научные учреждения, плановые органы, министерства, партийные и советские структуры. Снизу вверх шла масса предложений, которые сводились, обобщались, стыковались. Потом все это обсуждалось на местах, естественно – одобрялось. И на партийном съезде среди нескольких тысяч делегатов, представлявших десятимиллионную партию, не нашелся смелый человек, который бы сказал: «Люди, что ж мы делаем! Ведь король-то голый!»

Принятие таких планов говорило о многом. Во-первых, о некомпетентности высшего руководства страны. Во-вторых, о нравственной ущербности общественной элиты, готовой составлять планы, в реальность которых она не верит. В-третьих, о безразличии, равнодушии рядовых коммунистов и всех граждан, готовых принять что угодно.

Для достижения провозглашенных рубежей требовалось проведение неких сверхреформ, причем в кратчайшее время. На что же рассчитывал Никита Хрущев, этот Дон Кихот, устремившийся на борьбу с ветряными мельницами во имя вожделенного коммунизма?

В общем виде на это отвечала новая программа партии, «…основным орудием социалистического преобразования общества служит социалистическое государство. Оно организует и сплачивает массы, осуществляет плановое руководство экономическим и культурным строительством». А в резолюции XXII съезда, принявшего Программу, говорится, что «в современных условиях первостепенное значение приобретает партийный, государственный и общественный контроль за правильной организацией дела… Система контроля… надежное оружие борьбы с бюрократизмом и волокитой, школа коммунистического воспитания масс».

У Хрущева нет сомнения в правильности разрабатываемой стратегии и конкретных планов. Для претворения их в жизнь по большому счету нужны две вещи – эффективная система государственного управления и коммунистическое воспитание работников, готовых трудиться не столько ради своей выгоды, сколько во имя достижения общественно значимых целей.

Следует целая череда реформ системы управления с целью найти панацею, которая обеспечит-таки выполнение поставленных задач. Только перечисление решений съездов, пленумов, постановлений правительства и Верховного Совета СССР, направленных на улучшение, усовершенствование, реорганизацию, заняло бы много страниц, поэтому остановимся лишь на некоторых.

Ведомственная разобщенность приводила к тому, что предприятия одного региона совершенно между собой не кооперировались. Например, отливки или поковки из Ленинграда перевозились в Новосибирск, а им навстречу шли точно такие же грузы, потому что заводы, их отправлявшие, принадлежали разным министерствам. Нелепость происходящего была очевидна и для самого Хрущева. А тут еще шептуны, «доброжелатели» из партийно-научно-производственных кругов советуют импульсивному вождю – разогнать отраслевые министерства, создать территориальные Советы народного хозяйства. Уж они-то займутся кооперацией, все будет делаться на местах, не придется гонять я встречные грузы по всей стране. В 1957 г. создали Совнархозы. И что же? Отрасли раздробились, единой технической политики не стало. И без того в имевшее место техническое отставание от передовых стран угрожало перерасти в настоящее одичание. Что делать? Давай укрупнять Совнархозы, создавать республиканские Совнархозы (1960 г.), Совет народного хозяйства СССР, Высший Совет народного хозяйства СССР. Кроме того – Государственные комитеты по важнейшим отраслям. Совершив круг, реформирование вернулось к изначальному отраслевому положению. А сколько вреда было нанесено экономике за эти годы!

В ноябре 1962 г. принимается еще одно весьма оригинальное Постановление пленума ЦК КПСС «О развитии экономики СССР и перестройке партийного руководства народным хозяйством». Главный смысл постановления – разделение партийных и советских органов регионов на промышленные и сельские. Надо ли рассказывать, какой: вред нанесло искусственное расчленение десятилетиями складывавшихся экономических, социальных, культурных комплексов, структур. Подобного рода реорганизации представляли собой поиск панацеи для повышения эффективности хозяйствования уже не в реальной, а в виртуальной сфере.

Более всего подверглось реформированию сельское хозяйство. Это естественно, поскольку население страны росло, а производство продуктов питания сокращалось. Урожайность хлебов остановилась на уровне 1913 г. Нужно было срочно принимать меры во избежание катастрофы. Первое пятилетие пребывания Хрущева у власти ознаменовалось высокими темпами развития сельскохозяйственного производства и улучшением жизни колхозников. Реформы Хрущева в аграрной сфере не были столь радикальными, как при Сталине, не затрагивали главного – отношений собственности и хозяйственной организации, но, тем не менее, с них начался подъем разоренной Сталиным деревни. Новая власть начала с того, что сказала правду о положении в сельском хозяйстве. Впервые за четверть века. Сталин своей смертью как бы освободил руководителей страны от необходимости врать.

В сентябре 1953 г. прошел пленум ЦК КПСС, ставший поворотным в сельскохозяйственной политике партии. На нем с четырехчасовым докладом выступил незадолго до этого избранный первым секретарем ЦК Никита Хрущев. К сожалению, и новая, послесталинская эпоха начиналась со лжи. В постановлении пленума говорилось, что «социалистическое сельское хозяйство СССР… неоспоримо доказало свои решающие преимущества перед мелкотоварным крестьянским хозяйством, а также перед крупным капиталистическим сельскохозяйственным производством… Колхозы и совхозы обеспечили значительный рост продуктивности сельского хозяйства и его высокую товарность».

Эта запись означала одно – никаких принципиальных изменений на селе новое руководство страны не планирует. Но, тем не менее, решения сентябрьского пленума способствовали подъему села. Прежде всего – крестьяне признавались полноправными гражданами страны, о которых следует заботиться. Конкретным выражением смены понятий стали инвестиции в сельское хозяйство. Были повышены заготовительные цены на сельскохозяйственную продукцию – в колхозах появились деньги. Важнейшее значение имел поворот в сторону благоприятствования личным подсобным хозяйствам. Решили списать недоимки прошлых лет, уменьшить налоги на домашние хозяйства сельских жителей (с 1958 г. их вообще отменили). Население быстро отреагировало на ослабление поборов со стороны государства – поголовье всех видов скота и птицы во дворах колхозников стало расти.

Решением сентябрьского пленума на село направлялись инженерно-технические работники (тридцатитысячники) для работы в качестве главных инженеров и директоров МТС и на других должностях. Принимались меры для того, чтобы специалисты сельского хозяйства шли на работу непосредственно в хозяйства. Это было очень важно, так как из 350 тысяч дипломированных специалистов только 18,5 тысячи (5%) работало в колхозах. По сути дела, объявлялся механизаторский всеобуч – расширялась и укреплялась сеть профессионально-технических училищ (заново открылось более 300), готовивших механизаторов, организовывались их курсы в районах, при МТС, в хозяйствах.

Большие инвестиции направлялись в сельскохозяйственное машиностроение, производство удобрений, развитие аграрной науки. Многие решения пленума, запланированные количественные и качественные показатели были, прямо скажем, утопичными, ничем не подкрепленными и не могли быть выполненными, но в целом имел место существенный подъем сельскохозяйственного производства. За пять лет (1954–1958 гг.) по сравнению с предшествовавшим пятилетием (1949–1953 гг.) рост производства составил: по зерну – 40%, овощам – 40%, сахарной свекле – 68%, мясу – 41%, молоку – 36%, яйцу – 56%.

Быстро стал расти жизненный уровень селян. По существу, только во второй половине 1950-х гг. люди досыта наелись. Причины тому простые – во-первых, все произведенное в подсобном хозяйстве оставалось для собственного потребления и для реализации на рынке; во-вторых, в колхозах стали платить реальную зарплату, как в натуральном, так и денежном выражении.

Денежный доход семьи, полученный из колхозной кассы, составлял в 1946 г. – 105 рублей, в 3953 г. – 845,2 рубля, в 1960 г. – 3763 рублей. Колхозникам начали платить пенсии. Резко возросла покупательная способность населения. Такого подъема производства и жизненного уровня людей советская деревня не знала со времен нэпа.

Успехи первого пятилетия кружили голову Никите Сергеевичу, а эффект, полученный от реализации решений сентябрьского (1953 г.) пленума, провоцировал его на принятие все новых и новых решений. Была поставлена задача догнать США по производству животноводческой продукции на душу населения.

В новой программе партии обозначаются фантастические рубежи, которые село должно было достичь в ближайшие 10–20 лет.

«В целях полного удовлетворения потребностей всего населения и народного хозяйства в сельскохозяйственных продуктах ставится задача увеличить общий объем продукции сельского хозяйства за 10 лет примерно в 2,5 раза, а за 20 лет – в 3,5 раза. Рост продукции сельского хозяйства должен опережать растущий спрос на нее. Советский Союз в первом десятилетии перегонит Соединенные Штаты Америки по производству основных сельскохозяйственных продуктов на душу населения.

Основным звеном дальнейшего развития всего сельского хозяйства, базой быстрого роста животноводства является ускоренный подъем производства зерна. Валовое производство зерновых культур увеличится в течение двадцатилетия более чем в 2 раза, а их урожайность – удвоится. Значительно увеличится производство пшеницы, кукурузы, крупяных и зернобобовых культур.

Быстрыми темпами будет развиваться животноводство. Объем производства животноводческих продуктов увеличится: по мясу – за первое десятилетие примерно в 3 раза, а за двадцать лет – почти в 4 раза; по молоку за десять лет более чем в 2 раза, а за двадцать лет – почти в 3 раза».

Но с начала 1960-х гг. темпы роста производства продовольствия стали резко сокращаться, вплоть до наступления полной стагнации.

Не желая видеть, что все дело в отсутствии у человека интереса хорошо работать, Хрущев ищет решение проблемы в сфере управления, понуждения, контроля, распространения сверху на всю страну новаций, оказавшихся полезными в отдельных местах.

Реформы, большие и малые, следуют одна за другой. Не имея возможности говорить даже кратко о всех хрущевских новациях, перечислим некоторые из них:

– наступление на личные подсобные хозяйства, понуждение крестьян к ликвидации коров и другого скота на своих подворьях;

– продолжение укрупнения колхозов, начатое при Сталине, ликвидация «неперспективных деревень», попытки создания агрогородков;

– борьба с травопольной системой земледелия, повсеместное насаждение кукурузы;

– освоение целины;

– ликвидация МТС;

– массовое преобразование колхозов в совхозы;

– введение гарантированной оплаты труда в колхозах;

– многократная реорганизация союзных и республиканских структур управления агропромышленным комплексом;

– создание территориальных управлений сельского хозяйства, включающих по несколько районов; и т.д. и т.п.

Бесконечные новации, реорганизации отвлекали партийных, советских сельскохозяйственных работников и руководителей хозяйств от дел. Они только и успевали проводить пленумы, сессии, собрания, где обсуждались и одобрялись очередные повороты «линии партии». На каждый случай разрабатывались мероприятия. Миллионы управленцев были включены в бессмысленную говорильню и бумаготворчество.

Требование выполнения планов – с одной стороны, желание руководителей регионов, районов и предприятий быть замеченными и отмеченными – с другой, породили массу негативных явлений, нанесших колоссальный вред народному хозяйству. Приписки стали буквально эпидемией. В сельском хозяйстве завышали урожай, надои, привесы животных. Отдельные руководители регионов, чтобы перевыполнить план по мясу и молоку, закупали продукцию в соседних областях, сдавали на бойню еще не выращенный молодняк, стельных и дойных коров, понуждали население избавляться от животных. И все это ради того, чтобы отчитаться за перевыполнение плана, получить награду, премию, повышение, а то и просто удержаться лишний год или месяц на занимаемом месте. Классический пример – история с Рязанской областью. Тогда Рязань дала за один год три годовых плана по мясу и два – по молоку. Хрущеву бы поручить проверить все это, разобраться да наказать за очковтирательство, а он наградил первого секретаря обкома Лорионова званием Героя Социалистического Труда, прославил на всю страну, ставил в пример другим. А когда приписки раскрылись – Лорионов застрелился. А сколько таких Лорионовых было по всей стране!

Большинство руководителей, болеющих за хозяйство и судьбу вверенных им людей, выработали тактику, как с меньшим уроном пережить хрущевское неистовство. В большинстве своем на словах они поддерживали любые начинания, в том числе и абсурдные, а на деле старались навредить как можно меньше. Поскольку явление было массовым, приведем хотя бы один пример.

Живет в Волгоградской области Виктор Иванович Штепо, дважды Герой Социалистического Труда, в прошлом директор совхоза «Волга-Дон», народный депутат СССР, а ныне – один из лучших российских фермеров. В описываемое время он как раз и работал директором. Четыре раза проезжал Хрущев по его полям. Естественно, лидер КПСС и директор совхоза встречались. Естественно, разговор заходил о новациях, которые инициировал или поддерживал Никита Сергеевич. Не буду здесь останавливаться на набившей всем оскомину кукурузе. Поговорим о другом. Одной из таких новаций было тогда беспривязное содержание коров. Штепо жил своим умом, его доярки получали от каждой из коров надои более других, и он знал, что, прежде чем переходить на новую технологию содержания, нужно заменить все дойное стадо. Но для замены потребуется не один год, а Хрущев может нагрянуть в любое время! Поехал Виктор Иванович в Томскую область, славившуюся передовым опытом именно по этому делу. Послушал информацию руководителей, как он выразился, поданную в розовом свете. Потом пошел к зоотехникам, животноводам, попытал их – кое-что понял. Вернулся, просчитал все варианты с экономистом. Получалось, что затраты на содержание стада сокращались, а продуктивность коров падала, поэтому итог в целом был не в пользу всей этой пертурбации. Но разве мог директор, да еще передовик, позволить такую самодеятельность и бросить вызов самому Хрущеву?

Нашли компромисс. Один коровник перевели на работу по-новому, остальные не тронули. Поскольку делегаций в передовое хозяйство было много, то Виктор Иванович разделял, кому что показывать. Если едет свой брат-производственник с искренним желанием приобрести ценный опыт, это одно дело. Тому все начистоту. Начальству или корреспондентам только то, что соответствовало новой моде. Вот такие дела были в период хрущевской оттепели. Несть числа подобного рода историям.

Объясняя столь бесславный результат реформ Хрущева в аграрной сфере, шараханье из одной крайности в другую, академик Никонов в своей книге «Спираль многовековой драмы…» писал: «Нет нужды говорить, что причина таких крайностей кроется в некомпетентности, бескультурье, торопливости». Однако есть основания не согласиться с уважаемым академиком, хотя сказанное им и присутствовало в то время. Думаю, что Никита Хрущев разбирался в вопросах сельского хозяйства значительно лучше, чем тогдашние американские президенты Дуайт Эйзенхауэр и Джон Кеннеди, президент Франции Шарль де Голль, канцлер ФРГ Конрад Аденауэр, другие главы ведущих государств Европы и Америки. Так что «некомпетентность» отпадает, как причина провала хрущевских сельскохозяйственных реформ. Равно как и бескультурье. Если Хрущев и был воинствующим противником проникновения западного влияния на нашу литературу и искусство, то это вовсе не означало дурных последствий для сельского хозяйства. Можно в какой-то мере согласиться с Никоновым в части торопливости Хрущева, стремившегося всего добиться сразу. Но и то лишь отчасти. Ведь прошедшие вскоре «зеленые революции» в азиатских странах, в том числе в таких традиционно голодных, как Индия, Пакистан, Иран и др., привели к радикальному изменению там ситуации с производством продовольствия. Причем в короткое время. А пример Китая 1980-х гг., совершившего рывок в сельском хозяйстве за десятилетие? Так что отведенные Хрущеву историей десять лет – срок немалый.

Отказав таким образом академику Никонову в полной адекватности оценок, дадим собственную.

Общественные и экономические системы развиваются по объективным законам, действие которых следует максимальным образом учитывать, чтобы добиться успеха. Забвение их жестоко наказуется и приводит к провалу самых благих намерений. Главным недостатком всех хрущевских начинаний являлось как раз нежелание считаться с какими бы то ни было законами. Но это не было его персональным недостатком, признаком невежества. Он являлся продуктом своей эпохи, хорошо усвоившим сложившиеся до него правила игры. Кто-либо другой на его месте (Молотов, Берия, Маленков и др.) мог бы лишь в деталях, в частностях привести к иному результату. В целом же большой разницы получиться не могло.

Мы сказали об экономических законах, игнорирование которых ведет к провалу самых благих намерений. Хотя в нашем случае имело место нарушение не только экономических, но и законов биологических, законов природы. И здесь обращаю внимание читателя на гениальные, чеканные слова великого Столыпина о том, что «чувство собственности столь же естественно, как чувство голода, как влечение к продолжению рода, как всякое другое природное свойство человека».

В первые годы правления Хрущева от полного бесправия колхозников, от их труда без оплаты перешли к вознаграждению за работу – и тут же последовала отдача. Равно как уменьшение, а затем и полная отмена налогов на личные подсобные хозяйства привели к увеличению производимого ими продовольствия. Конечно, слишком это разноуровневые понятия, к тому же не подлежащие математической формализации, каковыми являются степень осознания человека собственником и его трудовая отдача. Не записать алгебраической формулой зависимость одного от другого, но несомненно – такая зависимость существует. Увы, приходится говорить банальности – чем более человек заинтересован в результатах труда, тем они выше. И можно априори утверждать – улучшение в сельскохозяйственном производстве за хрущевское десятилетие, точнее – первое пятилетие получилось настолько, насколько удалось включить частный человеческий интерес. Хрущев не мог додуматься до порочности колхозно-совхозной системы и пагубности отторжения крестьянина от собственности на землю, средства производства и продукт труда, в силу своей веры в преимущества социализма над капитализмом. Случись такое – это означало бы ренегатство, ревизионизм, за которые он поплатился бы тогда не только постами, но и головой. А попытки повысить эффективность сельского хозяйства, не затрагивая коренных его основ, изначально были обречены на неудачу. Поэтому десятилетие Хрущева, так многообещающе начавшееся для села с сентябрьского (1953 г.) пленума партии, закончилось тем, что наша страна впервые за свою тысячелетнюю историю стала покупать за границей хлеб. У капиталистов, которым Хрущев пророчил скорую гибель, которых обещал «закопать».

В промышленности количественные показатели выглядели не столь удручающими, но по качеству наши товары все более и более отставали от зарубежных. Господствовали валовые показатели. Планы с каждым годом возрастали (планирование от достигнутого) – надо было догонять Америку! Директоров заводов загоняли в угол, не давая возможности перестраиваться на выпуск более прогрессивных изделий (исключение составляла только оборонка), требуя пресловутую валовку. На товарах народного потребления лежала печать серости и примитивизма, их потребительские качества были исключительно низкими.

Но здесь Хрущев по крайней мере не инициировал каких-либо шагов, вызвавших ухудшение качества промышленных товаров. Другое дело – в строительстве. Там, как ни в каком другом деле, проявилась вся противоречивость последствий хрущевских реформ и его личности. При нем по его инициативе произошла коренная переориентация строительного комплекса.

Наши города до Хрущева застраивались добротными красивыми домами (сталинскими) по индивидуальным проектам. В стране сложились архитектурные школы, занимавшие передовые позиции в мире. Не случись хрущевского зигзага с абсолютизацией крупнопанельного домостроения, возможно, сегодня города России имели бы каждый свое лицо, а все вместе не уступали бы по красоте европейским.

Но дело в том, что при всем архитектурном совершенстве людям негде было жить, а домами они могли только любоваться, как скульптурами и произведениями живописи.

Что представляло из себя жилье среднего гражданина России в 1950-х г.? В деревне – деревянная изба, перешедшая из XIX в., состоящая из одной-двух комнат, куда зимой могли переселяться еще и животные. В городе – в лучшем случае комната в коммунальной квартире на семью из трех-четырех человек, в худшем – та же комната, только в бараке. Много горожан проживало и в частном жилье, в таких же домах-избах, что и селяне. Шли десятилетия, а никаких перспектив на улучшение положения не было.

Великая штука – статистика! За десять лет – 1918–1928 гг. – в Советском Союзе было построено 203 миллиона квадратных метров жилья, или по 101,5 миллиона на пятилетку. А ведь это было тяжелейшее время, включая Гражданскую войну. Потом начались сталинские пятилетки:

1929–1932 гг. – 56,9 миллиона квадратных метров;

1933–1937 гг. – 67,3 миллиона квадратных метров.

Как говорил Иосиф Виссарионович, жить стало лучше, жить стало веселей, а строили жилья меньше, чем в первые годы советской власти. Пропускаем предвоенные и военные годы.

Четвертая пятилетка (1946–1950) – 200,9 миллиона. Пятая пятилетка (1951–1955 гг.) – 240,5 миллиона. Как видим, робкий прирост темпа строительства за пять лет – всего-то на двадцать процентов. В год за пятую пятилетку вводилось 48 миллионов квадратных метров, а население тогда прирастало на три с лишним миллиона человек.

Весь прирост жилья шел на вновь появившихся граждан страны, ждать же улучшения жилищных условий семьи в целом не приходилось.

И вот Хрущев со свойственным ему напором берется за решение жилищной проблемы. Он понимает, что без этого, так же как без обеспечения населения продовольствием, хотя бы по объему, ни о каком коммунизме не может быть и речи. Он ставит задачу – за десять лет (к 1970 г.) обеспечить всех граждан благоустроенным жильем.

Для решения этой задачи требовалось не только в несколько раз увеличить жилищный фонд страны, но и сделать его качественно иным, так как понятие «благоустроенное» включает совершенно определенные требования. Причем жилье должно было стать таковым как в городе, так и в деревне. Сдается мне, что если бы все наличные ресурсы страны (материальные, финансовые, людские и др.) были подчинены решению только этой задачи, она бы все равно не была решена. Но на пути к заведомо неосуществимой цели был достигнут колоссальный прирост темпов жилищного строительства. По существу, массовое строительство жилья только при Хрущеве-то и началось.