Текст книги "Самые знаменитые реформаторы России"

Автор книги: Владимир Казарезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 44 страниц)

При Екатерине II созданная ею комиссия подготовила проект (1770 г.) об обязательном обучении всего мужского сельского населения. Но от этих амбициозных планов, конечно, отказались. В 1775 г. ответственность за народное образование была возложена на учрежденные приказы общественного призрения. Процесс создания школ шел трудно. Не было средств, учителей. В Петербурге в 1782 г. были учреждены семь народных училищ, в 1783 г. – главное училище, для подготовки в том числе учителей. В 1786 г. было решено открыть главные народные училища в 25 губерниях.

В 1786 г. всего в России было 40 школ с 4398 учащимися и 136 учителями. В 1796 г. стало 316 школ, с 744 преподавателями и 17341 учащимися.

В первый же год своего правления Екатерина, активно переписывавшаяся с французскими просветителями-энциклопедистами, прониклась сочувствием к Вольтеру и Дидро, которым запретили издавать энциклопедию у себя на родине. Она предложила сделать это в России, в рижской типографии.

В 1765 г. Екатерина создала Вольное экономическое общество, цель которого «заключалась в распространении среди народа полезных и нужных для земледелия и домостроительства знаний, в изучении положения русского земледелия и условий хозяйственной жизни страны, а также положения сельскохозяйственной техники в западноевропейских государствах».

Общество сыграло определенную роль в развитии отечественного сельского хозяйства: оно распространяло и пропагандировало сельскохозяйственные знания, издавая книги российских и зарубежных авторов, завозило новые посевные культуры, занималось улучшением пород скота, развитием пчеловодства и т.д.

Распространению книги в России и вообще просвещения населения способствовала организация печатного дела. Екатерина разрешила учреждать частные типографии. Первая из них появилась в 1771 г. Правда, создана она была иностранцем Гартунгом и печатала книги на иностранных языках. В 1776 г. открылась типография для издания книг на русском языке. А в 1783 г. вышел указ, разрешивший открывать в России «вольные» типографии. По-иному, как революционным, не определить значение повсеместного открытия вольных типографий. Хотя вольными они являлись лишь в смысле владения и хозяйственного распоряжения ими, а все издаваемые книги подвергались жесткой цензуре со стороны смотрителя Академии наук и представителя Священного Синода.

Среди гуманитарных, просветительских устремлений императрицы следует отметить основание библиотеки, принадлежавшей императорскому дому.

Надо сказать, российские самодержцы XVIII в. (до Екатерины II), включая Петра I, большой грамотностью не отличались. Правда, Петр-то взял свое природным умом и самообразованием, а вот те, кто был между ними – увы, не блистали тягой к знаниям, и, следовательно, любовью к книге. Екатерина – другое дело. В ее правление при дворе и вообще в высшем обществе царил культ книги. В специальных апартаментах Зимнего дворца и Эрмитажа, во всех комнатах, куда ступала нога императрицы, включая спальню и мыльную, были книги, они сопровождали ее во всех поездках и путешествиях. Книги были на различных языках, а более всего на французском. Императрица приобрела книжные коллекции Вольтера, Дидро, Бюкинга, Галиани, Николаи, Щербатова и др. Богатейшее собрание имел наследник престола Павел. В 1792 г. Екатерина завещала свое собрание внуку Александру: «Библиотеку мою со всеми манускриптами, и что в моих бумагах найдется моею рукою писано, отдаю внуку моему, любезному Александру Павловичу…»

К 1919 г. в библиотеках, принадлежавших императорскому дому, насчитывалось до 70 тысяч уникальных книг и рукописей. Что стало с этим книжным сокровищем? Они были рассредоточены по различным библиотекам (в том числе в библиотеку им. Ленина в 1930 г. было передано 918 томов), но основная их часть была продана как антиквариат.

Однако и в деле просвещения мы видим непоследовательность действий императрицы, отказ ее к концу царствования от гуманных, либеральных устремлений. Примеры тому – преследование за вольнодумство Радищева, автора «Путешествия из Петербурга в Москву» (был отправлен в ссылку); Новикова (заключили в Шлиссельбургскую крепость); Фонвизина; Княжнина, написавшего трагедию «Вадим». Даже знаменитый Державин подозревался в революционных настроениях.

При преемниках Петра Великого русская армия увеличивалась и совершенствовалась. В царствование Анны Иоанновны военными вопросами занимался фельдмаршал Миних. Он продолжал строительство армии по европейскому образцу. Дело отца продолжала и Елизавета. В годы Семилетней войны в России под ружьем стояло уже 330 тысяч солдат. Это была самая многочисленная армия Европы.

При Екатерине II армия увеличивалась до 400 тысяч человек. Она подверглась серьезному реформированию крупными военными деятелями ее эпохи – Румянцевым и Потемкиным. В составе армии были: пехотные полки – мушкетные (56), гренадерские (12), гвардейские (3). Кроме того, егерские, полевые, гарнизонные полки и батальоны; и кавалерия – драгунские полки (11), карабинерные (16), гусарские, конно-егерские и другие полки. А также – 50 казачьих полков.

Во время войны полки сводились в армии, а в мирное время – в дивизии, располагавшиеся по губерниям.

Все воинские формирования были подчинены военной коллегии, за исключением находившихся в Новороссийском крае и Крыму. Там безраздельно правил Потемкин.

К военным реформам также следует отнести установление срока службы в 25 лет, а для некоторых частей империи – 15 лет. Потемкин уничтожил в армии такие заграничные заимствования, как пудру, косички и букли. Ввел легкие сапоги и удобную одежду для солдат, ликвидировав и некоторые нововведения Петра Великого.

Период царствования Екатерины – это время блестящих побед и славы русского оружия на суше и на море, в Европе и Азии. Румянцев, Потемкин, Суворов, Ушаков и целый ряд других военных деятелей обогатили военное искусство своими многочисленными победами. Екатерина, сама не участвуя в войнах, вела их со своими полководцами куда более успешно, чем Петр Великий. Но эти войны также ложились тяжелым бременем на податные сословия России. За ее тридцатичетырехлетнее царствование Россия все время или воевала, или готовилась к войне.

1768–1774 гг. – Первая турецкая война

1782 г. – Первый раздел Польши

1773–1775 гг. – Пугачевский бунт

1783 г. – Присоединение Крыма

1788–1790 гг. – Война со Швецией

1787–1791 гг. – Вторая турецкая война

1793 г. – Второй раздел Польши

1794 г. – Война с восставшими поляками под водительством Костюшко

1795 г. – Третий раздел Польши

1796 г. – Поход против Персии

Царствование Екатерины началось с прекращения Семилетней войны, доставшейся ей в наследство от Елизаветы, и отмены похода в Данию, подготовленного Петром III. А потом – практически одновременно велись войны на Севере (Польша, Швеция) и с Турцией.

Воюй Россия с Турцией более успешно, или поживи Екатерина еще десяток лет, может быть, и Константинополь (Стамбул) стал бы российским. Или столицей некой Греческой империи, зависимой от России, созданием которой была озабочена императрица. На императорский трон там должен был быть возведен ее внук Константин. Его готовили к этому, учили греческому языку, воспитывали соответствующим образом.

О своих притязаниях на сей счет Екатерина писала австрийскому императору Иосифу II: «Буде же успехи войны подали бы способы и случай России к совершенному выгнании врага имени христианства из пределов Европейских, то Россия, за такую всему христианству и роду человеческому услугу выговаривает себе восстановить на развалинах варварской державы древней Греческой империи».

Военные победы тешат самолюбие не только императоров и полководцев, но и простых людей, способствуют росту национального самосознания. Разумеется, интересами государства объясняются обязательная при этом гибель людей и огромные материальные затраты. Но где та грань, перейдя которую военные затраты теряют смысл и ничего не дают народу-победителю, а только разоряют его?

Завоевание Крыма объяснить можно – было ликвидировано разбойничье гнездо, Россия избавилась от опустошительных набегов. Ну а дальше – войны за освобождение славян от турецкого владычества и православных от гнета польских католиков – нужны они были России? Может, следовало приостановить экспансию да заняться внутренним устройством? Но, похоже, Российская империя после Петра обречена была раздвигать и раздвигать свои рубежи, растрачивая силы на приобретение все новых территорий и не заботясь об улучшении жизни граждан на уже имеющихся.

Мы говорим это вот к чему – были ли благом для России блистательные победы Екатерины более двухсот лет назад? Получается, что нет. Польша, Прибалтика, Молдавия и Валахия, Крым и т.д. – все это теперь уже заграница.

Подобно предыдущим российским государям, равно как и последовавшим после нее, Екатерина растрачивала потенциал нации на расширение империи, оставляя глубинные российские территории без внимания и средств на развитие. В этом смысле еще больше упрочилась российская традиция коренным образом отличавшаяся от политики, проводимой правителями других европейских держав, укреплявших свои метрополии за счет войн.

Павел I
(1754–1801)

Существует версия, что когда в декабре 1761 г. умерла императрица Елизавета Петровна, и российским царем должен был стать Павел I, в обход его отца, Петра Федоровича, наследника престола. Петр являлся внуком Петра I, герцогом Голштинским, был приглашен в Россию теткой Елизаветой и объявлен ее преемником. Но он, от рождения не одаренный качествами, необходимыми для главы государства, в силу дурного воспитания оказался и вовсе не подходящим для этой высокой миссии. Больная Елизавета, видя это, якобы в своем завещании передавала царский престол Павлу Петровичу, которому исполнилось к тому времени восемь лет, а регентшей при нем назначала его мать Екатерину.

Датский посол Андреас Шумахер так объясняет причину невыполнения воли императрицы: «…после смерти государыни камергер Иван Иванович Шувалов вместо того, чтобы распечатать и огласить это завещание в присутствии Сената, изъял из шкатулки императрицы и вручил великому князю. Тот якобы немедленно, не читая, бросил его в горящий камин». Конечно, только по информации зарубежного дипломата нельзя версию возводить в ранг исторического факта, но никто не отрицает неспособности Петра III управлять государством, всеобщей ненависти к нему и любви Елизаветы к маленькому Павлу.

Второй шанс стать российским императором был у Павла после смерти отца, погибшего в результате государственного переворота. Он являлся единственным законным наследником престола, и факт малолетства вовсе не считался тому препятствием. В отечественной истории как Московского царства (великого княжества), так и Российской империи бывали случаи, когда дети занимали трон, а им помогали править регенты.

Отношение Екатерины к сыну, после захвата ею престола, изменилось коренным образом. Вначале страстно любившая его мать сильно страдала от того, что он был буквально отнят от родителей и воспитывался под руководством Елизаветы Петровны. Его первыми учителями и воспитателями являлись камергер Никита Панин, архимандрит Платон, наставник Семен Порошин. Екатерина мало влияла на подбор воспитателей и процесс воспитания.

Павел был одаренным ребенком. Педагоги и окружающие отмечали в нем живой ум, способность быстро усваивать знания по самым различным отраслям (например, Павел свободно владел несколькими иностранными языками), интерес к отечественной истории, к государственным делам. Неуравновешенность, частая смена настроения и переход в отношениях к людям от приязни к ненависти и наоборот, отмечавшиеся в детстве, с возрастом развивались, что прежде всего определялось отношением к нему матери.

Павел рано узнал о насильственной смерти отца и узурпировании власти матерью. И в силу юношеской несдержанности часто напоминал об этом. Француз Беранже писал из России: «…Он (Павел. – В.К.) спрашивал несколько дней назад, почему убили его отца и отдали матери престол, который принадлежит ему по праву. Он прибавил, что когда вырастет, то сумеет потребовать отчет во всем этом. Говорят, что этот ребенок слишком часто позволяет себе подобные речи, чтобы они не дошли до императрицы. И никто не сомневается в том, что государыня не остановится ни перед какими мерами, чтобы предотвратить взрыв».

Подобного рода отношения между матерью и сыном, всевозрастающая подозрительность друг к другу формировали соответствующим образом характер Павла. Но не только это имело отрицательные, разрушительные последствия для становления будущего императора. Его унижало подчеркнутое предпочтение императрицей фаворитов своему сыну, когда речь шла о денежных делах. Екатерина отказывала ему и в то же время не скупилась, когда речь шла о фаворитах. К. Рыжов приводит пример, когда Екатерина отказала Павлу в 50 тысячах рублей, ограничившись скромным подарком ко дню рождения, а вскоре Потемкин получил как раз 50 тысяч рублей. Фавориты матери смеялись над наследником, демонстрируя свое к нему непочтение.

Екатерина пыталась привлечь Павла к государственным делам, но толку от этого оказалось мало. Он стал присутствовать при еженедельных докладах императрице и участвовать в обсуждении важнейших государственных решений. Но, с одной стороны, неприятие всего, что делалось матерью, а с другой – ее возрастающая подозрительность были настолько сильными, что сотрудничества не получилось.

Не способствовали душевному равновесию Павла и отношения с первой женой, которую он очень любил и которая ему изменяла с Разумовским, считавшимся его другом.

Павел уединился в подаренном матерью Гатчинском дворце, чтобы быть подальше от ненавистного и ненавидящего его двора, и большую часть времени посвящал военным забавам с несколькими подразделениями солдат. Тринадцать лет провел он в добровольном заточении, что лишь усугубило негативные черты его характера (вспыльчивость, подозрительность, нетерпимость к инакомыслию), а также формирование неадекватных представлений (в силу оторванности от реальной жизни) о том, что происходит в России и в мире, и в каких законах и реформах нуждаются подданные.

У Екатерины были все основания опасаться за судьбу сделанного ею в Российской империи с приходом к управлению Павла, и в последние годы своего царствования она была озабочена проблемой передачи престола внуку Александру, минуя сына. Считается, что даже было подготовлено соответствующее завещание, но в силу ряда обстоятельств, в том числе якобы из-за несогласия Александра и некоторых влиятельных сановников, отлучение Павла от престола не состоялось.

Ввиду краткости периода царствования Павла I (1796–1801) он вроде бы не мог успеть оставить значительного следа в отечественной истории и потому не должен претендовать на место среди наиболее значительных российских реформаторов. Тем более что, как нас учили, вступивший после его насильственной смерти на трон Александр I заявил о возвращении к правлению по образу и подобию его знаменитой бабки, Екатерины II.

Сумасброд, психопат, жестокий и мнительный человек, руководствовавшийся в своих поступках не интересами государства и логикой, а сиюминутными порывами, импульсами, – таким известен император Павел I большинству из нас.

Разве мог оставить после себя такой человек что-либо способное оказать влияние на последующую судьбу России? Многие рассматривают четыре года его правления не более как некий зигзаг отечественной истории, промежуточный эпизод между двумя эпохами действительно великих царствований – Екатерины II и Александра I. На самом же деле это далеко не так, и карикатурный образ Павла I, навязанный нам недобросовестными или заблуждающимися историками, не является адекватным сущности этого человека. Равно как и то, что не все, что он успел сделать, было выброшено в корзину истории его преемником – сыном. Оставил след в истории и Павел I.

Судьба оказалась несправедливой к нему как при жизни, так и после. При царях на его имени ввиду трагических обстоятельств смерти лежало табу, бросающее тень на всю правящую династию, что, с одной стороны, привлекало историков, с другой – останавливало работу из-за отсутствия перспектив опубликовать результаты исследований и из опасения навлечь на себя немилость властей. Но и те публикации, которые выносились на суд общественный, содержали в основе своей негативный подтекст, как бы оправдывая злодеяние, совершенное по отношению к Павлу. А сам факт смерти или замалчивался, или преподносился в искаженном виде. Уж на что добротный энциклопедический словарь в 82 томах выпустили Ефрон и Брокгауз (убежден, что в России ни до ни после не издавалось столь полных и объективных (энциклопедий), а мы читаем в нем о смерти Павла лишь такие скупые строки: «…в ночь с 11 на 12 марта 1801 г. Павел скоропостижно скончался в выстроенном им Михайловском дворце…» А ведь сто лет разделяют смерть Павла и выход тома указанного словаря со статьей о нем.

Такой прочной была самоцензура у тех, кто брался за столь щекотливую тему.

Впрочем, несмотря на запрет, в XIX в. о Павле было написано немало, в том числе такими выдающимися историками, как Карамзин, Корнилов, Шильдер и др. Но, как уже отмечалось, трудно было встретить добрые слова об этом человеке.

Воспользуемся еще одним фрагментом статьи из Брокгауза и Ефрона, где оцениваются способности и уровень образования Павла Петровича: «…частью слабое здоровье и небогатые от природы способности Павла, частью неумение воспитателей не позволили великому князю извлечь большой пользы из дававшихся ему уроков: образование не выработало в нем привычки к упорному труду, не дало прочных знаний и не сообщило широких понятий».

В этом тексте мы видим преемственность оценок, появившихся вскоре после смерти Павла Петровича. Для нас конечно же авторитетно мнение такого историка, каковым был Николай Михайлович Карамзин. Через десять лет после смерти Павла Петровича он подготовил его сыну, императору Александру I, «Записку о древней и новой истории», в которой дал поистине уничтожающую характеристику отцу царя: «…он начал господствовать всеобщим ужасом, не следуя никаким уставам, кроме своей прихоти; считал нас не подданными, а рабами; казнил без вины, награждал без заслуги, отнял стыд у казни, у награды – прелесть, унизил чины и ленты расточительностью в оных; легкомысленно истреблял долговременные плоды государственной мудрости, ненавидя в них дело своей матери; умертвил в полках наших благородный дух воинский, воспитанный Екатериной, и заменил его духом капральства. Героев, приученных к победам, учил маршировать, отвратил дворян от воинской службы; презирая душу, уважал шляпы и воротники; имея, как человек, природную склонность к благотворению, питался желчью зла; ежедневно вымышлял способы устрашать людей и сам всех более страшился; думал соорудить себе неприступный дворец – и соорудил гробницу…»

Казалось бы, следовало принять к сведению слова выдающегося русского историка и попытаться объективно оценить личность императора Павла и сделанное им, а не перелопачивать литературные напластования последующих лет, отыскивая доказательства или опровержение сказанному. Тем более что Карамзин, с одной стороны историк с безупречной репутацией, с другой – современник Павла и, судя по словам, в некотором роде жертва его прихотей. Но здесь несколько «но». Во-первых, Карамзин мог оказаться действительно серьезно обиженным императором и по этой причине стать необъективным к нему; во-вторых, говоря таким образом о Павле, Карамзин как бы снимал ответственность с Александра, на совести которого было участие в заговоре против отца, обвинение в тягчайшем преступлении, каковым является отцеубийство. Таким образом, возможно, Карамзин хотел утвердить свое место под солнцем. Если это так, то его следует осуждать, но… слаб человек, и великие не застрахованы от соблазна покривить душой, в том числе и наш знаменитый историк. Кроме того, оценивать деяния значительных личностей в истории вскоре после их смерти – непродуктивное занятие. И выражение «большое видится на расстоянии» при всей его банальности очень даже применимо к нашей ситуации. Поэтому будем принимать слова Карамзина о Павле I не более как одну из версий. Хотя, как видим, она прочно обосновалась в авторитетной российской энциклопедии.

В конце XIX – начале XX в. появились публикации, отражавшие попытки не просто защитить, а идеализировать Павла I. Пример – брошюра профессора Бущинского «Отзыв о Павле I его современников», вышедшая в 1901 г. Вот что читаем у харьковского профессора: «По отзывам беспристрастных современников, как русских, так и иностранцев, Павел Петрович – этот царь-демократ – был человеком редким в нравственном отношении, глубоко религиозным, прекрасным семьянином, с недюжинным умом, феноменальной памятью, высокообразованным, энергичным и трудолюбивым, и наконец, мудрым правителем государства, как в делах внешней политики, так и внутренней».

Вот вам, уважаемый читатель, и вторая версия, прямо противоположная первой.

В советский период, несмотря на большую удаленность тех событий, вроде бы можно было писать объективно о личности Павла и его делах. Но на самом деле это было далеко не так. Во-первых, большевистские вожди вычленили «хороших царей», к каковым относили Ивана Грозного и Петра I, о которых можно было писать в комплиментарном тоне, потому что на них ориентировался Сталин. Об остальных – или плохо, или никак. О Павле писали плохое.

Нет смысла обращаться к писаниям о нем в годы советского периода. Они во многом похожи одно на другое и выдержаны в негативном духе. Но в последнее время переосмысливаются многие события и личности нашей истории, коснулось это и Павла I, Появились работы, в которых делается попытка очистить образ российского самодержца от всего наносного, от разного рода лжи и инсинуаций. Ну и как водится, при переоценках, особенно в периоды революционных преобразований, при отрицании существовавших мифов и представлений создаются новые. Появляется риск отклониться от истины в иную сторону.

В журнале «Родина» (1993 г., № 7) опубликованы фрагменты работы художника Андрея Николаева «Камения истории», где наряду с портретами даны авторские характеристики изображенных им исторических деятелей. Всего в книге 80 сюжетов, и среди них – о Павле I. Автор говорит о своих героях, что это те, кто составил «дорогу бытия», по которой катится колесо богини Клио (одна из девяти муз, покровительница истории). Одного причисления Павла к сонму «каменьев истории» достаточно для оценки его роли в истории страны, разумеется, в понимании автора.

Оппонируя к написанному за двести лет об императоре Павле Петровиче, Николаев говорит, что создается впечатление, что все последующие поколения сговорились оправдать «зверское убийство» его и всячески порочили его память. И далее автор дает Павлу Петровичу характеристику, оценивая умственные способности и образованность, прямо противоположную той, что представлена в словаре Брокгауза и Ефрона:

«Он был по тому времени блестяще образован, знал многие европейские языки, имел обширную библиотеку, слыл незаурядным математиком. Но самое главное – за те годы вынужденного государственного бездействия, которые он, будучи наследником престола, провел в Гатчине, Павел Петрович подготовил столько „проэктов“ государственных реформ, столько думал и изучал, что, став императором, изумил окружающих кипучей деятельностью. Тут намечались и перспективы крестьянской реформы, и решение проблемы старообрядчества, и радикальные шаги в области внешней политики (шла переписка с Наполеоном). Замышлялась финансовая реформа, обдумывалось строительство ирригационных сооружений, строились планы создания смешанных акционерных обществ в Северной Америке. Наконец, ставилась цель: добиться „повышения нравственной ответственности дворян“…»

Мы не намерены разбираться, кто объективнее в оценке Павла Петровича, поскольку это уже выходит за рамки очеркового жанра. А приводим столь различные трактовки его образа, чтобы показать, насколько противоречивым был этот человек. Надо думать, еще много появится разнополярных публикаций о столь неординарной исторической личности, прежде чем сложится образ, более-менее приемлемый обществом, а главное – максимально приближенный к оригиналу.

Далее мы будем говорить о том, что сделал Павел I, будучи в течение четырех лет российским самодержцем.

При всей противоречивости оценок периода его краткосрочного правления все сходятся на том, что произошли резкие перемены в жизни многих слоев российского общества, прежде всего – его правящей элиты.

Образно, хотя и довольно противоречиво, сказал о царствовании Павла I А. Корнилов: «…оно является каким-то внезапным вторжением, каким-то неожиданным шквалом, который налетел извне, все спутал, все переворотил временно вверх дном…» И хотя Корнилов говорит о «временности» нововведений Павла, о том, что его наследнику «не оставалось ничего другого, как зачеркнуть почти все сделанное его отцом и, залечив поскорее неглубокие, но болезненные поранения, нанесенные им государственному организму, повести дело с того места, на котором остановилась ослабевшая и заколебавшаяся под старость рука Екатерины», он здесь же делает и иные заявления: «Мы не отрицаем также значения некоторых отдельных правительственных актов Павла и не отрицаем прискорбного влияния на Александра, а потом и на Николая, той придворно-военной плац-парадной системы, которая с тех пор установилась при русском дворе». Вот и противоречие в оценке Корниловым значения Павла в российской истории.

И еще одно замечание историка, как бы отрицающее ранее сказанное о том, что Александру пришлось «зачеркнуть почти все сделанное его отцом». Корнилов пишет: «…само царствование Павла интересно для нас не своими трагикомическими явлениями, а теми изменениями, которые в это время произошли все же в положении населения, и тем движением в умах, которое вызвал в обществе террор правительственной власти».

Так что, согласно известному историку, хотя и мало было суждено побыть Павлу императором, он основательно «наследил» в истории Российского государства, что-то успев сделать сам, для чего-то создав предпосылки.

Мы тем более не намерены подробно останавливаться на «трагикомических явлениях», хотя совсем без этого не обойтись, даже ставя перед собой цель рассказать о наиболее значительных государственных акциях Павла I. Ну а что касается описания периода формирования будущего императора, то ограничимся сказанным.

На реформаторские устремления Павла серьезное влияние оказывали желание все делать вопреки тому, что утверждала и к чему стремилась Екатерина, и это нужно учитывать в оценке предпринятого им за четыре года. Впрочем, кое-что он пытался сделать и еще будучи наследником престола. В частности, в тот непродолжительный период попыток приобщения его к государственным делам матерью (1773 г.) он разработал «Рассуждения о государстве вообще, относительно числа войск, потребного для защиты оного, и касательно обороны всех пределов». Можно удивляться смелости и, не боюсь этого слова, – мудрости наследника престола, предложившего прекратить направлять все силы империи на все новые и новые завоевания, сократить армию, а освободившиеся средства тратить на улучшение жизни на уже имеющихся территориях.

Это противоречило традиции российских государей, со времен московской Руси отдававшей предпочтение расширению государства, а не его обустройству. Поэтому российские вельможи, как и сама императрица, отнеслись к предложениям наследника как к чудачеству, если не сказать хуже.

Одним из первых государственных актов императора Павла явился указ о престолонаследии. Этот важный указ устранял произвол в передаче трона, который имел место со времен Петра I. Неопределенность, зависимость судьбы престола от каприза умирающего монарха, а не от закона, в известной мере определяли «страсти у российского трона», продолжавшиеся весь XVIII в., сопровождавшиеся переворотами и цареубийствами. Согласно указу Павла, престол переходил преимущественно по мужской линии от отца к сыну, если такового не было – к брату. И лишь при отсутствии наследников-мужчин на трон могли претендовать женщины. Очевидно, личные страдания, на долгое время устранение от управления государством, подвигли Павла к немедленному принятию этого закона. Установленный Павлом порядок действовал до конца царствования династии Романовых. Правда, он не спас его автора от насильственной смерти.

Павел принял «Учреждение об императорской фамилии», которое вносило ясность – на какие средства должна содержаться царская семья, царский двор. За двором закреплялись удельные земли, называемые ранее дворцовыми. Крестьяне, пользовавшиеся этими землями, являлись собственностью царской семьи. Всего на время принятия «Учреждения…» было около 4,2 миллиона десятин удельных земель, кроме этого 3,5 миллиона десятин находились в совместном с государственной казной и помещиками владении. Надо сказать, и этот государственный акт, принятый Павлом I, действовал и при Николае II, последнем российском императоре. Критикам Павла Первого, отказывающим ему в присутствии созидательного начала в его деятельности, следует помнить, что принятые им законодательные акты оказались разумными, коль скоро ими пользовались до конца существования в России монархии.

Всем российским самодержцам, одним в большей, другим в меньшей степени, приходилось заниматься крестьянским вопросом, что естественно. Крестьяне не просто были самым многочисленным сословием, а в абсолютном большинстве именно они и составляли население России, создавали национальное богатство, содержали всех остальных. Разумное устройство жизни крестьян, их терпимое отношение к царю и вообще к властям означали спокойствие в государстве и его процветание.

По этой причине мы и поговорим подробно о деятельности Павла Петровича как императора в связи с его новациями в крестьянской политике. Тем более что ей он уделял очень много внимания, особенно в начале царствования.

Если дворянское сословие Павел I откровенно ненавидел, называя дворян тунеядцами, то о крестьянах говорил как о «сих добрых и полезных членах государства». Еще в бытность свою наследником престола он в наказе жене в 1788 г. писал о крестьянском сословии, которое «содержит собою все прочие части и своими трудами, следственно, особого уважения достойно…». Благие намерения у Павла остались только намерениями, как это часто бывает, до тех пор, пока на плечи человека не легла вся полнота власти и ответственности. Вон и Екатерина II в своих мечтаниях на раннем этапе доходила чуть ли не до конституции и освобождения крестьян, но столкнувшись с реальной жизнью, с необходимостью защищать интересы дворянства, опоры трона, отказалась от благих намерений.