Текст книги "Самые знаменитые реформаторы России"

Автор книги: Владимир Казарезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 44 страниц)

Сергей Юльевич Витте
(1849–1915)

Сергей Юльевич Витте родился в Тифлисе в 1849 году в семье псковского дворянина, предки которого переселились в Россию из Голландии в XVII в. После окончания математического факультета Одесского университета некоторое время служил при Новороссийском генерал-губернаторе, а затем на железной дороге. Отличился во время Русско-турецкой войны 1878 г., занимаясь перевозкой войск и снаряжения, поскольку Одесская дорога, на которой он работал, находилась в тылу воюющей в Болгарии и Румынии русской армии.

Долгие годы занимал руководящие должности на Юго-Западной железной дороге и управлял ею. Витте обратил на себя внимание Александра III, часто путешествовавшего по югу России, безупречным знанием дела и мерами по обеспечению его безопасности. В 1888 г. царь поручил Витте создать в Министерстве финансов железнодорожный департамент и возглавить его. В 1892 г. он стал министром путей сообщения, но вскоре был назначен на должность министра финансов, в каковой и пребывал в течение десяти лет. В 1903 г. стал председателем комитета министров. После преобразования комитета в Совет Министров (октябрь 1905 г.) Витте также стал его председателем. 22 апреля 1906 г. ушел в отставку, оставшись членом Государственного совета.

Какие бы должности Витте ни занимал, он не оставался только чиновником, управленцем, политиком. Он был профессионалом высочайшего класса, как в железнодорожном деле, так и в финансах, в государственном строительстве и оставил после себя богатое литературное наследие и разного рода разработки. Еще во время своей службы на Юго-Западной железной дороге Витте составил проект общего устава Российских железных дорог. Став директором железнодорожного департамента, написал книги «Принципы железнодорожных тарифов» и «Национальная экономия и Фридрих Лист» и много различных статей.

Витте написал курс политической экономии, обстоятельную записку «Самодержавие и земство», «Записку по крестьянскому делу» и др. Большой интерес представляют трехтомные «Воспоминания» Витте о своей жизни в царствования Александра III и Николая II.

Реформаторская деятельность Сергея Юльевича Витте пришлась на 90-е годы XIX в. и начало XX в., на то самое время, когда «Победоносцев над Россией простер совиные крыла». В стране реакция, а экономика России бурно развивается, невиданными в мире темпами строятся железные дороги, как никогда прочной становится денежная система, ищутся пути решения крестьянского вопроса.

Мы не будем анализировать, почему могли сосуществовать, вместе управлять страной столь разные люди, как Победоносцев и Витте. Отметим лишь, что в начале XIX в. Сперанский с Аракчеевым, тоже являвшиеся в некотором смысле антиподами, служили в одно время, работали с одним царем. Можно привести и другие примеры подобного рода в российской истории, в том числе из нашей же книги. В этом проявлялся диалектический закон единства и борьбы противоположностей. Налицо повод утверждать, что при царях, несмотря на абсолютизм верховной власти, имел место реальный плюрализм взглядов на пути развития общества, государства. Суммарно этот путь складывался из многих разнонаправленных векторов. Приближенным к царю оказывался человек, обладавший собственным взглядом на то, что и как делать, влиянием на него и реальными полномочиями, и разворачивал государственный корабль на выбранный им курс. Разумеется, в борьбе с теми, кто вырывал у него штурвал управления.

В конце царствования Александра III и в начале правления Николая II таким человеком оказался министр финансов Витте. Он не был ни главой правительства, ни председателем Государственного совета, но в его руках была государственная казна, а следовательно и реальная власть. А главное – он пользовался абсолютным доверием обоих, сменивших один другого, царей, и потому имел свободу действий. Только этим можно объяснить, что «во второй половине 90-х годов реформаторским центром стало министерство финансов, на какое-то время занявшее особое положение среди других министерств, а его глава Сергей Юльевич Витте оказался основной фигурой среди реформаторов».

Он так много сделал для развития экономики России, что десятилетнее пребывание его на постах министров и некоторое время во главе правительства называют «эрой Витте». В изданиях советского периода редко о ком из царских сановников можно было прочитать доброе слово. Витте являлся исключением. Один из примеров: «Со вступлением в управление финансами Витте, Россия стала еще в большей степени удивлять Европу „финансовыми чудесами“.

Дефициты как рукой сняло – и независимо от того, был ли урожай или недород. И это продолжалось во все одиннадцатилетнее управление Витте.

Мало того, не только не было дефицитов по росписям (бюджету. – В.К.), но и по их исполнению непрерывно оказывались еще избытки, отчего у министра финансов образовалась „свободная наличность“. Это создало министру финансов совершенно исключительное положение. Раз министр располагал не только сметною, но и сверхсметной свободной наличностью, то главы всех других ведомств должны были с ним не только особенно считаться, а и заискивать в нем.

А Витте и по личному характеру своему умел широко пользоваться своим положением и очень скоро стал самым властным министром, истинным главой правительства.

Несомненно, Витте был самым умным и самым даровитым из министров последних двух царствований».

Еще работая руководителем железнодорожного департамента, он много сделал для регулирования тарифов. В результате даже граждане с небольшими доходами могли пользоваться услугами железной дороги. А введением дифференцированных тарифов на грузовые перевозки Витте поставил под контроль государства торговлю, увеличил доходы в казну.

Железные дороги строились невиданными темпами. Наряду с Транссибирской магистралью стали сооружать дорогу в Китай. Благодаря высокому авторитету в мировых финансовых кругах, Витте удалось привлечь в Россию иностранный капитал, что способствовало процессу индустриализации, который являлся приоритетным в деятельности Витте. Упрочению финансового положения способствовала денежная реформа и введение монополии на винную торговлю. Витте пришлось основательно заняться крестьянским вопросом. А в начале XX в. выступить буквально в качестве спасителя Отечества.

О некоторых делах этого выдающегося реформатора России расскажем подробнее.

В 1897 г. была проведена денежная реформа, суть которой заключалась во введении рубля золотого. После чего курс рубля стал неизменным, авторитет российской денежной единицы был выше других европейских валют.

Предшественники Витте на посту министра финансов – Бунге и Вышнеградский в известной мере подготовили и обоснование реформы и возбудили общественный интерес к ней. Но не более того. Вся работа для перехода на золотой рубль была проведена Витте, и он очень гордился ею: «Одною из самых крупнейших реформ, которую мне пришлось сделать во время нахождения моего у власти, была денежная реформа, окончательно упрочившая кредит России в финансовом отношении наряду с другими великими европейскими державами.

Благодаря этой реформе мы выдержали несчастную японскую войну, смуты, разыгравшиеся после войны, и все то тревожное положение, в каком доныне находится Россия».

В начале Крымской войны кредитных билетов было напечатано столько, что обмен их на металлические деньги прекратился. Бумажные рубли не были обеспечены золотым (серебряным) эквивалентом. Понижавшийся курс рубля по отношению к европейским валютам, особенно к французскому франку, был выгоден российским экспортерам. А поскольку основной статьей российского экспорта являлся хлеб, то в сохранении денежной системы в неизменном виде были заинтересованы прежде всего помещики. Большинство сановников в окружении царя являлось крупными землевладельцами, а значит, противниками задуманной Витте денежной реформы.

Да и в кругах самих финансистов, считавших необходимым переход на металлические деньги, у Витте было немало оппонентов. Они полагали, что в основе должно быть не золото, как настаивал министр финансов, а серебро, или оба драгоценных металла одновременно.

Так что среди лиц, определявших государственную политику России вообще и финансовую в частности, сторонников у Витте практически не имелось. И тем не менее он провел эту реформу быстро и решительно. Главное, его поддерживали императоры – Александр III, при котором реформа задумывалась, и Николай II, принимавший решения. Оба царя не разбирались в тонкостях финансовой казуистики, но они безгранично доверяли своему министру, уже доказавшему к тому времени способность вести эффективную экономическую политику.

Сопротивление реформе было настолько сильным, что Витте сомневался в успехе своего предприятия до самого последнего момента. В частности, когда уже все было подготовлено и требовалось лишь одобрение Государственного совета перед подписью императора, оказалось, что большинство его членов не хочет денежной реформы. Зная о поддержке предложений Витте царем, члены Госсовета не могли возражать прямо, открыто, а намеревались загубить реформу затягиванием рассмотрения, бесконечными проволочками, согласовываниями, запросами разного рода справок, разъяснений. «Я… отлично понял, что мне эту реформу через Государственный совет не провести, – вспоминал Витте, – а потому я и решил провести ее помимо Государственного совета». То есть прибегнув непосредственно к царю. Тот собрал заседание, выборочно пригласив членов Госсовета и финансового комитета, и вынес свой приговор. Впоследствии Витте писал, что «Россия металлическому золотому обращению обязана исключительно Императору Николаю II».

В связи с перипетиями денежной реформы Витте высказал очень важную мысль: «Вообще из последующего моего государственного опыта я пришел к заключению, что в России необходимо проводить реформы быстро и спешно, иначе они большей частью не удаются и затормаживаются».

Многие реформы конца XX в. в нашей стране не удались или, говоря языком Витте, «затормозились» из-за отсутствия понимания, что делать их нужно было быстро. Классический тому пример – судьба аграрной реформы, затянувшейся на долгие годы, что привело к обвалу сельскохозяйственного производства.

После проведения реформы финансовое положение России стало прочным, как никогда. Кредитные билеты свободно обменивались на золотую монету вплоть до мировой войны. Даже такие катаклизмы как разорительная Русско-японская война и смута 1905–1907 гг. не поколебали денежного обращения. Золотое обеспечение было больше суммы пущенных в обращение бумажных денег. Так, в 1914 г. кредитных билетов имелось на 1633 миллиона рублей, а золотой запас России составлял 1604 миллиона. Кроме того, в заграничных банках было размещено золота на 141 миллион рублей.

Введение в стране винной (питейной) монополии стоило Витте огромных усилий. Министр финансов Бунге разрешил свободную торговлю вином. У Витте же была иная точка зрения. Хотя он ведущую роль в реформе винной торговли отдает Александру III, о чем говорит в своих «Воспоминаниях» («Питейная монополия, введенная по инициативе императора Александра III, получила уже прочные устои и постепенно будет введена во всей России»), все источники ставят винную монополию в заслугу ему самому. Введение монополии затрагивало интересы большого числа производителей водки, оптовых торговцев, содержателей трактиров и гостиниц и др. Они находили себе заступников в лице губернских и городских властей, поскольку многие чиновники были на содержании у виноторговцев.

Витте рассказывал, насколько трудно проходило это в Петербурге, где «ватага заинтересованных лиц нашла себе пути к Великому князю… дяде императора.

Великого князя уверили, что в тот день, когда я введу монополию в Петербурге, произойдут в городе волнения, которые могут иметь кровавые последствия, а так как Великий князь Владимир Александрович был главноуправляющим войсками, то в этом смысле это до него касалось».

Опасения великого князя были переданы царю, и он «за несколько дней до того, как монополия должна была быть введена и все приготовления к ней уже были окончены, высказал некоторое колебание относительно того, вводить ли монополию в Петербурге или нет». Этот сюжет показывает, как сложно было утверждать монополию даже после соответствующего решения императора. Поэтому ее введение растянулось почти на десять лет (1895–1905 гг.).

Установлению монополии помогло отсутствие демократической законодательной власти в стране. Вот такой казус. Витте рассказывал об отзыве одного француза, ознакомившегося с этим российским нововведением. Он высоко его оценил, но при этом сказал, что во Франции такое невозможно, поскольку «необходимо прежде всего одно условие, – чтобы та страна, в которой она вводится, имела монарха неограниченного, и мало того, что неограниченного, но и с большим характером».

То же примерно отмечал и наш соотечественник С.Л. Любош: «Питейная государственная монополия нарушала очень много частных интересов, и, только опираясь на неограниченное царское самодержавие, Витте мог провести эту монополию».

Согласно Большой Советской энциклопедии, «установление винной монополии было продиктовано интересами государственной казны и винокуров-помещиков». С такой трактовкой можно согласиться только отчасти – в том, что касается государственной казны. Но и то, здесь не вся правда. Предполагались и другие интересы, о которых Витте писал: «Должен сказать, что в течение всего моего управления питейная монополия, по завету покойного императора Александра III, имела главным образом в виду возможное уменьшение пьянства».

Однако расчет на «уменьшение пьянства» не оправдался. Во всяком случае, потребление спирта на душу в России (в сорокаградусном исчислении) составляло: в 1897 г. – 0,5 ведра; в 1900 г. – 0,52; в 1905 г. – 0,53; в 1906 г. – 0,60; в 1908 г. – 0,57.

Но к положительным последствиям реформы нужно отнести ужесточение правил торговли, возросшую культуру в питейных заведениях, повышение качества напитков, увеличение поступлений в казну от торговли вином и др. В любом случае введение винной монополии явилось благом для России.

К началу XX столетия жизнь российских крестьян не улучшилась. Население быстро росло, земли не прибавлялось, а урожайность зерновых оставалась практически на одном уровне. Следовательно, на душу населения хлеба приходилось все меньше. Чтобы как-то прокормить себя, крестьяне сокращали поголовье скота в своих хозяйствах. Если в 1860 г. на 100 человек приходилась 41 голова крупного рогатого скота, то в 1900 г. – 36, в 1914 г. – 30. Спад поголовья овец был и вовсе катастрофическим (1860 г. – 88, 1900 г. – 55, 1914 г. – 22). Это значило ухудшение питания крестьян и сокращение товарности их хозяйств.

Естественной реакцией на снижение уровня жизни и неспособность властей улучшить положение стали выступления крестьян, перераставшие местами в настоящие восстания. Поводом для волнений служили часто случавшиеся в это время неурожаи, обрекавшие население на голод. Пример – выступления крестьян весной 1902 г. в Полтавской и Харьковской губерниях после неурожая 1901 г. (когда было собрано всего по 11–14 пудов хлеба с 1 дес.). Участники стихийных бунтов громили помещичьи имения, захватывали зерно, скот, имущество, сжигали усадьбы. Однако волнения 1902 г. имели локальный характер и не распространились на другие губернии. Через два-три года ситуация резко изменилась. Крестьянские выступления быстро охватили обширные пространства империи – Украину, Центрально-Черноземные губернии, Поволжье, Грузию, Прибалтику.

Абсолютное большинство крестьянских бунтов носило стихийный характер и сопровождалось бессмысленным уничтожением материальных ценностей, погромами, гибелью людей.

Крестьяне требовали одного – земли. А между тем, при сложившемся и мало менявшемся к лучшему способе ее использования даже в случае полного изъятия земли у помещиков и раздачи ее крестьянам, через некоторое время опять, в связи с ростом населения встал бы вопрос о малоземелье. В начале XX в. в России урожайность хлебов составляла 48 пудов с десятины, в то время как в Германии – 134, Англии – 154, Бельгии – 161, Дании – 197.

Российские власти понимали, что очередным переделом земли, к которому призывали революционеры всех мастей, ситуацию не улучшишь. Нужны были коренные изменения в системе землевладения и землепользования.

В критической обстановке массовых волнений и бунтов в действиях правительства обнаруживались явная нервозность и непоследовательность. Тем не менее ему не откажешь в стремлении объективно оценить ситуацию и определиться с ответом на вопрос – а что же делать? В 1901–1905 гг. в этом направлении работали три весьма представительные комиссии: «Комиссия об оскудении центра», возглавляемая В.Н. Коковцевым (министр финансов после Витте); «Редакционная комиссия» под председательством А.С. Стишинского (начальник главного управления землеустройства и земледелия); и, наконец, «Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности» под руководством Сергея Юльевича Витте.

Первые две комиссии не предложили каких-либо проектов законодательных актов: глубина изучения проблемы и компетентность членов комиссий оставляли желать лучшего. Другое дело – «Особое совещание…», образованное по указу царя от 23 января 1902 г., в которое вошли министры финансов, внутренних дел, земледелия и государственных имуществ и возглавил которое статс-секретарь, министр финансов Витте. Перед «Особым совещанием» была поставлена задача «выяснения нужд сельскохозяйственной промышленности и соображения мер, направленных на пользу этой промышленности и связанных с нею отраслей народного труда».

Предполагалось, что «Особое совещание» на основе глубокого изучения проблемы, с привлечением представителей различных социальных групп населения, выработает необходимые предложения и рекомендации. Озабоченный важностью порученного дела и возложенной на него ответственностью, Витте говорил: «Опрос местных людей и учреждений представляется, безусловно, необходимым. В таком жизненном и важном для всей России деле, как сельское хозяйство, едва ли целесообразно предпринимать какие-либо меры, не спрося мнения тех, чьи нужды удовлетворить должны эти меры, кто близко стоит к земледелию и кому лучше всего известны его слабые стороны и насущные требования».

Как видим, задача была поставлена серьезная и ответственная. «Особое совещание» предполагало задействовать органы власти и общественные организации различных уровней, а также отдельных граждан, компетентных в аграрных вопросах. Были созданы губернские комитеты, возглавляемые губернаторами, и уездные во главе с предводителями дворянства. Совещание высказало пожелание руководителям комитетов иметь отзывы «не одних только земских деятелей, но и местной администрации, поместного дворянства, сельскохозяйственных обществ и даже отдельных знатоков того или другого предмета».

Насколько эти пожелания были учтены, можно судить по составу губернских и уездных комитетов.

Как видим, в комитетах представителей сословия, судьбу которого решало «Особое совещание…», то есть крестьян, было очень мало: в уездных комитетах – 17% от состава, в губернских – только 2%.

В комитеты были разосланы перечни вопросов, касавшихся сельского хозяйства, по которым они должны были представить свои соображения. Одним из основных был вопрос о сельской общине, однако далеко не все комитеты, как губернские, так и уездные, высказались по нему. Из присланных ответов было видно, что значительная часть (хотя отнюдь не большинство) государственных чиновников и общественных деятелей была за сохранение общины.

Богатый материал, полученный из многих губерний и уездов отражал отношение к крестьянскому вопросу, преобладающее в самых различных экономических, природно-климатических и культурно-национальных зонах России. В результате его обработки, произведенной виднейшими российскими учеными и общественными деятелями, были изданы труды, открывшие глаза российской общественности на важнейшую для страны проблему.

Был сделан вывод в пользу перехода от общинной земельной собственности к индивидуальной. Витте в своих воспоминаниях так подытоживал работу этого органа:

«По крестьянскому вопросу сельскохозяйственное совещание вообще высказалось за желательность установления личной, индивидуальной собственности и, таким образом, отдавало предпочтение этой форме землевладения перед землевладением общинным… Но сельскохозяйственное совещание… полагало, что устройство личной, индивидуальной собственности крестьянства должно истекать не из принуждения, а из таких мер, которые бы постепенно привели крестьянство к убеждению в значительных преимуществах этой формы землевладения перед землевладением общинным».

Однако и работа этой комиссии не завершилась созданием проектов законодательных актов. В связи с чем Витте писал: «…если бы совещанию дали закончить работу, то многое, что потом произошло, было бы устранено. Крестьянство, вероятно, не было бы так взбаламучено революцией, как оно оказалось…»

Что же случилось? Почему столь затратное предприятие, выполненное на высоком профессиональном уровне, не было доведено до конца? Витте объясняет это чрезвычайной революционностью предложений, выработанных участниками «Особого совещания»: «Эта черта трудов комиссии и послужила истинным основанием к закрытию сельскохозяйственного Совещания, как нечто грозящее существующему в то время государственному строю». Окружение царя, в значительной степени состоявшее из сторонников незыблемости сложившихся порядков, убедило его издать указ (март 1905 г.) о прекращении работы Совещания. Очевидно, для окончательного прозрения умов нужна была революция, которая вскоре и последовала.

Но Витте встретил противников своим планам не только в высших сферах российского общества. Они были также среди любителей старины и национальных традиций, противников индивидуализма и проповедников социалистических утопий, сторонников сохранения круговой поруки для лучшей управляемости крестьянством и т.д. «Таким образом, – писал Витте, – защитниками общины явились благонамеренные, почтенные „старьевщики“, поклонники старых форм, потому что они стары, полицейские администраторы, полицейские пастухи, потому что считали более удобным возиться со стадами, нежели с отдельными единицами; разрушители, поддерживающие все то, что легко привести в колебание, и, наконец, благонамеренные теоретики, усмотревшие в общине практическое применение последнего слова экономической доктрины – теории социализма».

Как часто бывает, крайности сошлись. Аристократы и полицейские чины, с одной стороны, народники и социалисты – с другой, были за сохранение общины. Но все же Марксово «бытие определяет сознание» нашло подтверждение и здесь – в мировоззренческих изменениях, произошедших в российском обществе за предшествующее революции 1905–1907 гг. десятилетие. Особенно хорошо можно проследить это на примере самого Витте. Иллюстрацией произошедшей с ним метаморфозы служат два написанные им документа – «Соображения министра финансов по поводу суждений, высказанных по вопросу о мерах к предупреждению отчуждения крестьянских земель» в 1893 г. и «Записка по крестьянскому делу статс-секретаря С.Ю. Витте» в 1904 г.

Посмотрим, что же говорил Витте об одном и том же в разное время. В 1893 г. он утверждает:

«…сельская община представляет собою наиболее яркое, живое и типичное выражение массовых способностей, массового творчества крестьянского мира.

…община вовсе и не предназначена служить ареною для инициативы и экспериментов людей исключительных. Нельзя из-за нескольких лиц уничтожить форму землевладения, если она благодетельна для громадного большинства.

…живя деревнями, крестьяне получают возможность иметь общий выгон, общее пастбище, общего пастуха и табунщика…

…крестьянская жизнь, от самых важнейших до самых мельчайших явлений ее, вообще свидетельствует о глубочайшей привязанности крестьянина к общине, больше того, неудержимом, стихийном влечении к ней».

В качестве аргумента против частной собственности на землю, рыночного ее оборота Витте приводит даже слова из Священного Писания: «Землю не должно продавать навсегда, ибо Моя земля, вы пришельцы и поселенцы у Меня». Венчает записку предложение отменить известную статью 165, позволяющую крестьянину выйти из общины: «От лазейки, открытой статьей 165, нет пути, там беспутье!».

В общем, с какой стороны ни посмотри – о какой-либо альтернативе общине не может быть и речи, ввиду ее хозяйственной полезности, социальной значимости, признания абсолютным большинством крестьян, освященности божьим именем.

Совсем другое говорит Витте в 1904 г. Теперь он признает наличие «фактических данных последнего времени, указывающих на существование обширных районов, где община совершенно прекратила уравнительные порядки… Уравнительные порядки являются серьезным тормозом культуры». Более того, он даже отказывает общине в таких, казалось бы, неоспоримых чертах, как уравнивание крестьян и формирование чувства коллективизма:

«Местные комитеты справедливо указывают, что основанием земледельческих коопераций, уже появившихся на Западе, является твердое право собственности, определенная доля участия в доходах соответственно размерам владения и вложенного капитала, свобода вступления и выхода из союза и, наконец, сознательное чувство общности экономических интересов, возможное лишь в условиях высокой культурности, развитой самодеятельности и правовой гарантии имущественных интересов. Между тем, все эти условия совершенно отсутствуют при уравнительном землепользовании».

Таким образом, накануне Столыпинской реформы глава российского правительства Витте стал убежденным противником общины и отныне связывал будущее российской деревни с утверждением системы частного владения землей. Его прозрению способствовали два обстоятельства. Субъективное – ранее о сельском хозяйстве в целом и о принципах землевладения в частности он знал лишь в общих чертах, и отношение к общине вряд ли выходило за рамки господствовавших в кругах, к которым он принадлежал, настроений. Естественно, что, став министром финансов и оказавшись ответственным за положение в деревне, о которой он ранее имел информацию лишь из третьих рук, Витте прогнозировал ее будущее, исходя из общепринятой концепции. Впоследствии он честно написал в своих воспоминаниях: «Когда меня назначили министром финансов, я был знаком с крестьянским вопросом крайне поверхностно, как обыкновенный русский так называемый образованный человек. В первые годы я блуждал и имел некоторое влечение к общине по чувству, сродному с чувством славянофилов». Но реальная работа и реальная ответственность заставили Витте радикально изменить позицию.

И второе обстоятельство, уже из объективных. Революционная ситуация в деревне и в стране в целом, являвшаяся следствием тяжелого положения крестьян, указывали на причину – архаичность системы землепользования.

В конечном итоге «Особое совещание о нуждах сельской промышленности» постигла участь предыдущих комиссий, возглавляемых Стишинским и Коковцевым: оно не выработало документа, который мог быть положен в основу закона или царского указа, как предусматривалось. В марте 1905 г. «Особое совещание» Витте было закрыто, а вместо него создано новое, уже под руководством Горемыкина, которое также вскоре было ликвидировано.

И все-таки работа сотен и тысяч людей под руководством Витте не пропала даром. Были вскрыты реальные причины застоя сельского хозяйства и бедственного положения крестьян, определены основные принципы и возможные направления аграрной реформы, а реформаторские настроения в российском обществе заметно укрепились. Они сводились к необходимости наделения крестьян землей и разрушения сельской общины. Обстоятельнее о феномене русской общины мы расскажем в очерке о Столыпине, который предпринял решительные шаги по ее ликвидации.

Взгляды Витте на внешнюю политику империи также диссонировали с позицией царского окружения и выглядели на общем фоне реформаторскими. Дело в том, что в России менялись императоры и их фавориты, но неизменной оставалась внешняя политика – стремление ко все новым и новым территориальным приобретениям. Отсюда – постоянные войны. Ни одно царствование не обходилось хотя бы без одной большой войны и непрекращающихся малых. Только при Александре III Россия не воевала. Витте, один из немногих царских сановников, всегда противостоял традиционно сильной в правительстве военной партии, стараясь не дать втянуть Россию в очередную, разорительную для нее авантюру. Но не всегда это удавалось и ему.

В середине 1890-х гг. чуть-чуть не началась очередная русско-турецкая война. Турция после свержения султана ослабла из-за внутренних раздоров, и царскому окружению показалось, что наступил благоприятный момент осуществить вожделенную мечту многих московских царей и российских императоров – присоединить проливы Босфор и Дарданеллы вместе с Константинополем (Стамбулом) к России. Со времен Ивана III эта идея, то в большей, то в меньшей степени, владела умами государственных деятелей. По докладу посла в Турции Нелидова на совещании у царя с участием высших сановников 23 ноября 1896 г. было принято решение – искать повод для осуществления экспансии. Особенно настаивали на ней министр иностранных дел, руководители военного и морского министерств. Единственный, кто высказался против этой идеи, был министр финансов Витте. В журнале совещания было записано его особое отношение к проблеме: «По мнению статс-секретаря Витте, занятие верхнего Босфора без соглашения с великими державами по настоящему времени и при настоящих условиях крайне рискованно, а потому может иметь гибельное последствие».

Витте оказал давление на царя через влиятельных сановников, в том числе великих князей и Победоносцева. Трудно сказать, что здесь больше всего помогло, но в конце концов Николай отказался от авантюры, на которую уже дал согласие.

Витте выступил и против развития экспансии на Дальнем Востоке и, в частности, захвата Порт-Артура и Дальнего. Инициатором аннексии китайских портов на сей раз был министр иностранных дел. В обоснование этой идеи он сослался на то, что Германия заняла китайский порт Цинтау. На совещании у царя его поддержали военный и морской министры. Пытаясь их переубедить, Витте указал на ряд факторов, которые те не брали в расчет: во-первых, агрессия против дружественной страны, с которой заключен договор о сотрудничестве, недопустима по нравственным соображениям. Во-вторых, ставилась под сомнение реализация совместных с Китаем выгодных для России проектов, в том числе строительство Китайской Восточной железной дороги. В-третьих, резко осложнялись отношения с Японией. В-четвертых, на военную акцию отвлекались большие средства, необходимые на другие нужды. Были и другие соображения против захвата китайских портов.