Текст книги "Самые знаменитые реформаторы России"

Автор книги: Владимир Казарезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 44 страниц)

На конференции в общих чертах давались характеристики общества, которое должно было сложиться в результате начатых преобразований. Конечно, речь шла только о социализме. Горбачев говорил:

«Социализм мы видим как строй подлинного, реального гуманизма, при котором человек на деле выступает „мерой всех вещей“. Все развитие общества, начиная с его экономики и кончая духовно-идеологической сферой, направлено на удовлетворение потребностей человека, на его всестороннее развитие. Причем все это делается трудом, творчеством, энергией самих людей.

Социализм мы видим как строй эффективной и динамичной экономики, опирающейся на лучшие достижения научно-технического прогресса и обеспечивающей наивысшую производительность труда; экономики, непосредственно подчиненной удовлетворению потребностей общества, гибко приспосабливающейся к ним. Основой такой экономики выступают разнообразные формы общественной и личной собственности, организации производства, при которых трудящиеся реально выступают как его хозяева, обеспечивается прямая связь заработка с результатами труда.

…Социализм мы видим как строй социальной справедливости, сочетающий социальные гарантии жизненно важных потребностей человекам труде, в охране здоровья, образовании, жилье, социальном обеспечении с последовательным проведением принципа распределения по труду, искоренением любых форм уравнительности и социального паразитизма.

…Социализм мы видим как строй подлинного народовластия, при котором всем трудящимся обеспечивается полная возможность для выражения своих потребностей и интересов, участие в управлении общественными процессами, преодолевается отчуждение человека от власти. Это – общество социалистического самоуправления народа, глубокого и последовательного демократизма в управлении экономикой, социальными процессами, законности, открытости и гласности.

…Именно такой демократический, гуманный облик социализма мы имеем в виду, говоря о качественно новом состоянии нашего общества как важной ступени в движении к коммунизму».

В соответствии с решениями XIX конференции Верховный Совет СССР принял Закон об изменении Конституции. Было решено, что высшим законодательным органом страны является Съезд народных депутатов (2250 человек). Две трети из них избираются в территориальных округах на альтернативных выборах, одна треть – на съездах общественных организаций – КПСС, профсоюзов, комсомола, Академии наук и др. Впервые в истории СССР предполагалось формировать высшую законодательную власть демократическим путем.

Но, выпустив из бутылки джина демократизма, гласности и идеологического плюрализма, Горбачев предоставил процессу развиваться по собственным законам. Трудно сказать, насколько он был уверен в том, что сумеет удержать его под своим контролем. Ведь по сути его оценки общества, которое должно было сложиться в результате перемен, становились мнением отдельного лица, хотя и занимающего высокое положение, а не установками к действию. Это Сталин и Хрущев могли, опираясь на партию и подконтрольные силовые структуры, делать все, что вздумают. То же самое делал и Горбачев, на начальном этапе понуждая членов ЦК голосовать за любые резолюции. Предложенная им реформа политической системы, добро на которую дала XIX партконференция, означала первый, но решительный шаг на пути отстранения партии от власти. Таким образом, Горбачев рубил сук, на котором сидел. Происходил удивительный исторический феномен – Горбачев с помощью партии наносил удар по партийному монополизму.

Что здесь являлось решающим? Стратегический просчет Горбачева, верившего в то, что он сможет управлять ситуацией и контролировать передачу власти Советам, избираемым демократическим путем? Или наоборот, тонкий ход мудрого политика, решившего таким образом отстранить партию от власти? Ведь при действиях напрямую у него ничего бы не получилось. Почуяв опасность, члены ЦК просто-напросто сняли бы Горбачева с должности и выбрали другого. Но такого чутья у них не оказалось.

Впрочем, это сейчас, по прошествии лет мы можем раскладывать все по полочкам. А тогда? У большинства, если не у всех партийных руководителей не было ощущения возможного краха социализма или угрозы утраты руководящей роли партии. Хотя червь сомнения шевелился. Ведь власть, как и материя. Если ее где-то прибыло, значит, в другом месте убыло. Больше власти Советам, стало быть меньше – партийным комитетам. Где баланс? И может ли вообще он быть?

Чувствовалось, что такие сомнения были и у Горбачева. Он искал выходы из очевидного противоречия, о чем говорил его оригинальный, хотя уже и тогда казавшийся не очень жизненным проект. Предлагалось на региональном и районном уровнях рекомендовать первых секретарей партийных комитетов на посты председателей соответствующих Советов. Имея в виду, что если депутаты не выберут секретаря своим председателем, то он подлежит замене и в партийном органе.

Все это было зыбко, неубедительно да и не очень демократично, вызвало жаркие дискуссии на конференции. Получалась демократия с оговорками, какими-то обусловленностями, исключениями.

Гарантией попадания в народные депутаты СССР представителей партийного руководства страны являлась предложенная Горбачевым система выборов по квотам от общественных организаций. На долю КПСС отводилось сто мандатов. Выборы народных депутатов СССР от КПСС проходили на расширенном пленуме ЦК. Выборы дали повод для скепсиса, разочарования.

В списке кандидатов оказались все члены Политбюро и секретари ЦК (больше 20 человек), остальные мандаты предназначались другим членам партии, в том числе рабочим и колхозникам. Первый вопрос, который возник, – почему секретари обкомов должны избираться на альтернативных выборах в округах, а секретари ЦК – по келейному списку? Во-вторых, на сто мест было выдвинуто ровно сто кандидатов. Член ЦК, ректор МГУ Лагунов спросил у Горбачева – почему предлагаются выборы без выбора, на что Михаил Сергеевич ответил, не смутившись: «Мы не можем допустить, чтобы из-за лишнего кандидата оказался неизбранным какой-нибудь достойный человек». Однако более циничной выглядела другая реплика генсека. Когда список зачитали и по сложившейся традиции нужно было хотя бы для формы обсудить кандидатов, Горбачев спросил присутствующих в зале: «Ну что, согласимся или будем играть в детские игры с отводами?» Игр не последовало. Только член ЦК смутьян Ельцин воздержался при включении в бюллетень для голосования Лигачева. В тот же вечер без всякой борьбы руководители партии стали народными депутатами СССР.

Вот такой урок нравственности, точнее – безнравственности преподал Горбачев своим кадрам. Еще более добавилось горечи, когда в газетах появились критические заметки о выборах народных депутатов СССР руководящими органами общественных организаций. Корреспондент «Правды», органа ЦК КПСС, писал 17 января 1989 г. в статье «Готовимся к выборам»: «Колхозам по самой их природе свойствен демократизм. Естественно, я предполагал, что на заседании совета (совета колхозников. – В.К.) состоится оживленный обмен мнениями о деловых качествах тех, кого колхозы предложили выдвинуть кандидатами в депутаты, столкнутся разные, может, даже полярные, точки зрения. Увы, ничего подобного не произошло. Никто из сидящих в зале не пожелал высказаться. Впрочем, сама обстановка к этому не располагала.

Перед каждым участником заседания лежал готовый список кандидатур с их краткой, сугубо производственной характеристикой. В списке – ровно столько человек, сколько выделено депутатских мандатов. Голосовать решили открыто. Все кандидатуры были поддержаны единогласно. Процедура заняла не больше получаса».

Вот такая двойная мораль – что можно членам Политбюро, того нельзя колхозникам. А между тем руководители орготдела ЦК настоятельно рекомендовали кандидатам в депутаты выходить на выборы только с соперником. Но многие, глядя на пример, преподанный Центральным Комитетом, мягко говоря, игнорировали такие установки.

Например, в Новосибирской области по каждому избирательному округу было несколько кандидатов, а на Алтае в шести округах было по одному кандидату, а в остальных по нескольку. Кто же эти шесть, кому не нашлось альтернативы?

Попов – первый секретарь крайкома, Гусев – первый секретарь Горно-Алтайского обкома, Кулешев – председатель крайисполкома, Сорокин – генерал армии, Кручина – управляющий делами ЦК КПСС.

Тридцать шесть первых секретарей крайкомов и обкомов тогда не были избраны в депутаты. А на сколько это число оказалось бы большим, если бы все они выступали на выборах с соперниками! Авторитету партии был нанесен огромный урон. Народ отвергал партию в лице ее руководителей.

Много потерял Горбачев, соблазнившись легкой победой на аппаратных выборах. Зато триумфатором оказался Борис Ельцин, набравший 90% на выборах по Московскому округу.

Ошибкой Горбачева стало и согласие на избрание его Президентом СССР на съезде народных депутатов, а не всенародным голосованием. Ельцин же и в этом вопросе оказался на высоте.

В единоборстве за власть факт всенародного избрания Ельцина давал ему большую фору перед Горбачевым, вознесенным на вершину положения в результате аппаратных манипуляций. Борец за демократию, он не захотел испытывать ее на себе и потому – проиграл. Кроме того, будь Горбачев избран Президентом гражданами всех союзных республик, у него было больше шансов не только уцелеть самому, но и сохранить Советский Союз.

Такое, наверное, редко бывает в истории, когда бы меньшинство законодательного органа оказывало столь серьезное влияние на его работу. Наиболее реформистски настроенные депутаты сплотились в Межрегиональную группу (около 200 человек) во главе с академиком Сахаровым и мятежным Ельциным. Их устремления простирались гораздо дальше, чем хотел того автор перестройки. А малочисленность компенсировалась высоким моральным авторитетом Сахарова; наступательной аргументированной позицией, бойцовским характером многих членов Межрегиональной группы – Ю. Афанасьева, Б. Ельцина, В. Коротича, Г. Попова, А. Собчака, Ю. Черниченко и др.; мощной поддержкой средств массовой информации; симпатиями населения, отворачивавшегося от КПСС и его руководства под влиянием экономического кризиса, разоблачения преступлений партии и т.д.

И дело закончилось тем, что в начале 1990 г. Съезд народных депутатов, большинство которых были коммунистами, проголосовал за отмену шестой статьи Конституции СССР, в которой закреплялась руководящая роль партии.

С первых дней работы Съезда народных депутатов (май 1989 г.) стало очевидно – инициатива в проведении реформ переходит от Горбачева к Межрегиональной группе, то есть к Сахарову, а после его смерти – к Ельцину.

Условно народных депутатов СССР можно было разделить на три группы. На левом фланге – консервативное большинство, не желавшее перемен, смотревшее на Горбачева, как на ренегата, предателя. На правом фланге – радикалы реформаторы, готовые поддерживать Горбачева, более того – идти за ним в случае отказа его от КПСС. Впрочем, в то время на левых и правых делились по-другому. Говорить о центре было трудно ввиду аморфности его политической физиономии. Обычно эту массу называют болотом. Теоретически Горбачева следует отнести к центру. Он потому и проиграл, что оказался без опоры. Разве можно победить, опираясь на болото?

А между тем опора у него могла оказаться, сумей он реформировать партию. Но для этого надо было отказаться от одиозных идеологических догм, признать право на существование частной собственности, превратить партию из коммунистической в социалистическую (социал-демократическую). На это следовало пойти даже при угрозе риска раскола КПСС. В стране сложилась бы многопартийная система, в которой ведущую роль могла играть социально ориентированная социалистическая партия. Как, например, в Польше, Литве, некоторых других странах. Но Горбачев отстаивал мифическое единство КПСС, хотя ни о каком единстве уже тогда не могло быть речи. Потом он с горечью признает: «Я опоздал с реформированием КПСС. Сначала партия была мотором реформ, потом она стала силой торможения, реакционной силой» (Известия. 10 ноября 2001 г.).

Думаю, что и с этой оценкой, данной уже более чем через десять лет, можно поспорить. Все двадцать миллионов не могли являться реакционной силой. Потому и следовало опереться на ту часть, которая хотела перемен и могла поддержать Горбачева, а не пытаться сохранить в одной упряжке, говоря словами поэта, «коня и трепетную лань». Тем более Горбачев мог пойти на это, без риска потерять власть, когда стал Президентом СССР. Хотя, как уже говорилось, ему следовало избираться президентом всенародно. Тогда он был бы независим от Центрального Комитета партии. А в той ситуации, вздумай Горбачев занять раскольническую позицию, инициативная группа ЦК провела бы на съезде работу с депутатами, являвшимися на 80% коммунистами, и они не избрали бы его вновь президентом.

Реформирование в экономике, управлении народным хозяйством шло одновременно с изменением политической системы. Начиналось, казалось бы, с безобидных вещей – хозяйственная самостоятельность предприятий, выборы директоров, контроль трудовых коллективов за их деятельностью, кооперативы и т.д. Но даже такого относительно мягкого вмешательства в жесткую административно-командную систему, отлаживаемую десятилетиями, оказалось достаточно, чтобы ее расстроить.

За год до августовского путча, в сентябре 1990 г. заседание Верховного Совета СССР обсуждало вопрос «О подготовке единой общесоюзной программы перехода к регулируемой рыночной экономике и выработке мер по стабилизации народного хозяйства страны». Это было вызвано стремительным спадом экономики, нарушениями плановой дисциплины и поставок, принимавшими угрожающие масштабы. Речь шла уже не об ускорении и интенсификации, а о том, как остановить деструктивные процессы. В выступлении Горбачева на заседании Верховного Совета звучала не просто тревога, а в некотором роде – паника.

«…реально идет распад структур, старое уходит, а новое еще не сформировалось. Система разлажена, собственно, системы уже нет, она ушла, налицо разлаженное состояние, дестабилизационные процессы в экономике в функционировании правовых органов, в политической власти. Более того, нарастают негативные процессы в самой экономике, идет распад хозяйственных связей, натурализация, изоляция, даже есть намерения создать таможни вокруг областей. Другими словами, дальше откладывать нельзя, надо решать».

Но нужно отдать должное Горбачеву – об отказе от реформ нет речи. Только вперед, к ликвидации двусмысленности, к переходу к рынку. Он обращается к депутатам:

«Вспомните, в какой атмосфере вы работали весной. Общество практически в своем большинстве и разговаривать не хотело о рынке, а Верховный Совет занял очень серьезную позицию, подчеркнув, что надо прорабатывать направление к рынку. Общество прошло за эти месяцы столько, сколько проходят иногда за десятилетия. Сегодня опросы показывают, что люди понимают, и что надо идти к рынку, и что они изменили свои прежние представления о рынке. Поняли, что нужно в иное положение поставить человека в производстве, приблизить его к средствам производства, определить другие стимулы и выйти через это на новые формы экономической жизни. Значит, надо основательно заняться перестройкой отношений собственности. Теперь это в обществе понимают».

Тогда Верховный Совет рассматривал стабилизационную программу, подготовленную учеными. Выступили мэтры советской экономической науки, академики А. Аганбегян, С. Шаталин, Л. Абалкин. Шаталин делал доклад от лица совместной комиссии – СССР и РСФСР. Россию в ней представлял заместитель Председателя Правительства Г. Явлинский. Предваряя доклады академиков, Горбачев выражал решимость идти до конца. И хотя в его выступлении все еще присутствовали ссылки на социализм, в предлагаемой схеме уже вырисовывались контуры иного общества: «Вопрос о переходе к нему (рынку. – В.К.) возник в русле осуществляемых преобразований. Он продиктован самой жизнью и логикой происшедших перемен. В самом деле, мы давно уже поняли, что из кризисной ситуации, в которой оказалась страна и наша экономика, можно выйти лишь путем радикальной экономической реформы.

В качестве центральной задачи реформы в свое время мы выдвинули преодоление всех негативных последствий, связанных со всеобщим господством государственной собственности и ее монопольным положением.

Мы подошли к пониманию необходимости преобразования отношений собственности еще тогда. И через это – выход на новые формы экономической жизни, новое положение человека труда в экономике и в обществе. Иначе говоря, мы должны пойти по пути разгосударствления и выхода на смешанную экономику, где как равноправные субъекты будут функционировать государственные и акционерные предприятия, кооперативы и предприятия, действующие на арендных началах в определенных масштабах и частные предприятия.

С выходом на многообразие форм собственности мы связываем решение коренного вопроса социалистической революции: преодоления отчуждения человека от средств производства, от собственности. Тем самым мы соединяем социализм с частными интересами людей, собственно, возвращаемся к известному всем лозунгу „Фабрики и заводы – рабочим, землю – крестьянам“.

Именно через это мы и хотим дать мощные стимулы инициативе людей, предпринимательству».

Строя новое общество, новые экономические отношения, Горбачев не хотел использовать большевистские приемы для достижения цели. Он подчеркивал: «…нельзя допустить, чтобы, отказываясь от одной административно-командной системы, насильственно навязанной обществу в свое время, мы вновь встали на путь субъективизма, механического использования схем и перенесения чужого опыта на нашу почву. Нельзя насильно загонять людей в новые формы экономической жизни, в акционерные предприятия, в кооперативы, в аренду или частную собственность, не считаясь с реальностями общества, объективным ходом экономических процессов, коренными интересами людей и их настроением, психологией. Мы, это хочу подчеркнуть, должны иметь такую политику и такие законы, реализация которых давала бы людям возможность свободно решать, делать выбор и форм собственности, и методов хозяйствования, исходя из нашей приверженности социалистической идее, к свободе, демократии, социальной справедливости».

Но одно дело – хотеть, другое – реально представлять, а как это сделать. В реформировании политической системы Горбачев пошел до конца – отменил статью в Конституции, закреплявшую руководящую роль партии, и создал систему законодательной власти, основанную на демократических альтернативных выборах. Но его экономические реформы не получили логического завершения. Многие руководители союзных республик усматривали в стремлении Горбачева стабилизировать обстановку в стране, навести порядок и дисциплину покушение на их суверенитет, самостоятельность. Они стали заявлять о намерениях самим решать – как проводить экономические реформы и стабилизировать положение.

Может быть, останься Горбачев у власти еще некоторое время, то не Ельцину с Гайдаром, а ему принадлежали бы лавры вхождения в рынок и отпуска цен. Но Горбачев остановился перед решительным шагом. Инициатива перешла к его преемнику – сопернику, поддерживаемому реформаторами-радикалами.

Не отличалась последовательностью и решительностью и аграрная политика Михаила Горбачева. Взгляды на пути развития сельского хозяйства, как и других отраслей экономики, претерпели за десять с лишним лет его работы в ЦК КПСС (секретарем и генсеком) радикальные перемены. Долгое время возглавляя «хлебный» Ставропольский край, он конечно же знал сельское хозяйство. Ввиду чего и был поставлен ответственным в ЦК КПСС за агропромышленный комплекс.

Горбачев, еще в Ставрополье, получил широкую известность благодаря так называемому Ипатовскому методу уборки урожая, зародившемуся в крае и поддержанному партийным руководством. Этот метод представлял собой форму организации труда, адекватную проводившейся в стране аграрной политике на укрупнение, концентрацию, усиление партийно-государственного руководства и контроля в АПК. Суть его заключалась в том, что формировались крупные уборочно-транспортные комплексы, которые возглавлялись первыми секретарями райкомов. Происходила полная обезличка – комбайнер мог работать не только не на своем поле, где пахал и сеял, но даже и не в своем колхозе-совхозе.

Горбачев говорил тогда, что с «трудом давалась психологическая перестройка людей – от механизатора до руководителя хозяйства… так важно в ходе внедрения прогрессивной технологии особое внимание уделять воспитанию чувства коллективизма и взаимопомощи не только в рамках звена и бригады, но и целого района… Ипатовский метод ценен еще и тем, что он направлен против узкой ведомственности и местничества, против тех, кто поле соседа считает чужим полем». По сути дела, речь шла о более высоком уровне концентрации, обобществления – то есть о продолжении сталинско-хрущевской аграрной политики.

Майский пленум ЦК (1982 г.) принял Продовольственную программу, подготовленную под руководством Михаила Горбачева. Он говорил тогда, что «важной особенностью аграрной политики 1980-х гг. является обеспечение соответствия производственных отношений (системы планирования, управления, стимулирования) характеру и уровню развития производительных сил». Этого соответствия было решено добиваться путем создания агропромышленных объединений, включавших в себя колхозы, совхозы, перерабатывающие, обслуживающие и другие, имеющие отношение к АПК предприятия и организации. Это было своего рода реформой сверху. Основанием для проведения ее по всей стране явился положительный опыт создания таких объединений в Эстонии. Буквально за год все регионы Советского Союза, независимо от условий и особенностей, перешли на эту форму организации хозяйствования, видя в ней очередную панацею, или, как говорил Горбачев, «пружину в увеличении производства продовольствия». Но районные объединения рассматривались лишь как начало повсеместной интеграции. Дальше – объединение всего АПК, «…чтобы агропромышленный комплекс планировался, финансировался и управлялся как единое целое…»

В общем, как и в хрущевские времена, реформы управления АПК представляли собой попытки добиться повышения эффективности производства, не затрагивая отношения работника к труду. Потому и обречены были на неудачу.

Революционные преобразования в стране, критическая оценка драматических страниц отечественной истории, вызванные Горбачевской перестройкой, повлекли за собой переосмысление, изменение аграрной политики. Расширенное толкование социализма, снятие табу с частной собственности, провозглашение принципа «Что не запрещено, то разрешено» породили многообразные формы хозяйственной организации как внутри колхозов-совхозов, так и наряду с ними.

В декабре 1986 г. выходит Постановление ЦК КПСС «О неотложных мерах по повышению производительности труда в сельском хозяйстве на основе внедрения рациональных форм его организации и хозрасчета». Теперь ставка делается не на концентрацию, а на включение интереса работников.

В Постановлении отмечалось: «Во многих колхозах и совхозах хозрасчет и коллективный подряд уже сейчас, обеспечивая высокую личную заинтересованность механизаторов, животноводов и других работников в результатах своего труда, оказывают большое воздействие на повышение эффективности общественного производства.

Среди различных форм коллективного подряда лучше проявили себя небольшие по численности звенья и бригады интенсивного труда, за которыми на договорной основе на длительный срок закрепляются земля, техника и другие средства производства. Во всех регионах страны все большее распространение получает семейная форма подряда».

ЦК не просто поддержал коллективный подряд, а «обязал ЦК компартий союзных республик, крайкомы, обкомы, райкомы партии, Госагропром СССР, Советы Министров союзных и автономных республик, крайисполкомы, облисполкомы и райисполкомы, руководителей хозяйств коренным образом улучшить организаторскую и политическую работу по широкому внедрению во всех звеньях сельскохозяйственного производства хозяйственного расчета и коллективного подряда в сочетании с интенсивными технологиями, считая это дело обязательным и необходимым для всех колхозов и совхозов страны».

Академик Никонов, поставленный Горбачевым руководить Сельскохозяйственной академией, писал в те годы: «Суть современной аграрной политики состоит в возвращении на землю крестьянина в классическом значении этого слова, который сочетал бы в себе качества инициативного работника и ответственного хозяина…»

Превращения работника колхоза-совхоза в хозяина предполагалось добиться путем повсеместного развития арендных отношений. Появилась масса примеров, когда арендное звено в несколько человек управлялось с тысячей гектаров пашни, а прежде на это требовались десятки работников. Коровник в 200 голов, взятый в аренду, обслуживался тремя-четырьмя работниками вместо полутора десятков. То же самое – на откорме скота и в других делах. Горбачев провел в Орловской области всесоюзное совещание по арендному подряду, рассчитывая дать импульс его развитию. Казалось, найдена панацея, позволявшая значительно поднять производительность труда и при этом остаться в рамках социализма. Но, хотя и поддерживаемая центральным руководством страны и местными партийными и советскими органами, аренда «не пошла».

Причины этого, на наш взгляд, следующие.

Отученные от самостоятельности крестьяне в массе своей не хотели брать на себя ответственность за дело с непредсказуемыми результатами. За долгие годы социализма сельское население в значительной мере утратило крестьянский образ мышления, крестьянскую психологию, предприимчивость, смекалку, азарт, стремление к превосходству над другими. Поэтому, несмотря на создание для арендаторов условий максимального благоприятствования, лишь немногие решались стать самостоятельными хозяевами.

Однако и те, кто хотел свою судьбу делать собственными руками, не осознавали себя истинными хозяевами не только средств производства, но даже и произведенного продукта. Договор, заключаемый с руководством колхоза, даже если он был составлен с учетом интересов арендатора, казался последнему грабительским. Сравнивая рыночную цену, например, на зерно с той, которую назначал ему совхоз, плохо представляя накладные расходы хозяйства, арендатор считал, что его обирают. А если учесть, что многие его действительно грабили, а также что арендатор видел массу бездельников, паразитирующих на таких, как он, то становится ясным, почему в нем постоянно тлел протест против мнимой или действительной несправедливости. Случалось, что в особо удачный для арендатора год, когда ему причиталось, по мнению бухгалтера-экономиста, слишком много, задним числом договора корректировались. Это одна из главных причин, если не самая главная, того – почему аренда «не пошла».

Многие руководители хозяйств, агрочиновники из районных и областных управлений не хотели допускать аренду, даже понимая ее очевидную экономическую выгоду. Для них важнее было другое. Аренда – форма организации труда, альтернативная колхозной. С ее повсеместным утверждением председателям колхозов, как и чиновникам, не оставалось места под солнцем. Самостоятельным хозяевам не нужны были погонялы, указчики, распределители. Начальники не могли смириться с доходами арендаторов, значительно превышающими их собственные. Кроме того, утверждение отношений, принципиально отличающихся от тех, к которым они привыкли, ставило под сомнение смысл прожитой ими жизни.

Взять землю арендатор не мог. Она была отдана государством в вечное пользование коллективным хозяйствам. Кроме того, арендатор не мог вступить в прямые отношения с властью как самостоятельный хозяйственный субъект. Между ними становился колхоз или совхоз и сводил на нет получаемые преимущества от аренды.

Арендаторам не принадлежала ни земля, ни сельскохозяйственные машины, ни скот. Договоры заключались на короткие сроки, поэтому арендаторы чувствовали себя временщиками и, кроме как много заработать, а иногда просто урвать, иной заботы у них не было. В этих условиях трудно было говорить о расширенном воспроизводстве. Доходов, получаемых руководителями хозяйств от арендаторов, едва хватало на содержание многочисленного аппарата. Между фондами развития и потребления происходил явный перекос в сторону последнего.

Промежуточный статус арендатора – вроде бы и не колхозник, но пока и не хозяин – создавал массу проблем нравственно-этического характера. С одной стороны, будучи колхозником, но зарабатывая в несколько раз больше своих бывших товарищей, арендатор автоматически вызывал к себе неприязнь. Да они и часто давали поводы для подобного отношения. Скажем, нужно внести удобрения. За них надо платить. А рядом колхозный механизатор на колхозном поле как раз этим и занимается. Сошлись, договорились за бутылку или сходную сумму, и вот уже колхозные удобрения на колхозном же тракторе вносятся в землю арендатора.

Другой пример. Арендатор обычно сам заготавливал для скота корма или покупал их в колхозе. Но вот кончились те же концентраты или силос, а платить полную цену жалко. Что он делает? Встречает на дороге машину, везущую корма на колхозную ферму, и заворачивает к себе. Договориться с шофером – не проблема. И таких случаев было множество.

Если оценивать причины неудавшегося прорыва в сельском хозяйстве на основе аренды с политэкономической точки зрения, то можно сказать так: частнособственнические принципы не могли функционировать в рамках социалистической формы хозяйствования.

И все-таки аренда сыграла огромную роль в реформировании производственно-хозяйственных отношений и уклада жизни на селе. Она показала главное – на селе есть люди, умеющие и желающие работать на свой страх и риск, а не по указанию начальников. Аренда, подобно троянскому коню, проникла в сознание крестьянина, разбудив в нем чувство хозяина.

Тем не менее становилось очевидно, что если аренду развивать внутри колхозов и совхозов, никакого толку не будет. И Горбачев решился на смелый шаг. 16 марта 1989 г. пленум ЦК принял постановление «Об аграрной политике в современных условиях», в котором впервые в истории СССР было заявлено о переходе к развитию агропромышленного производства на основе разнообразных форм собственности и видов хозяйствования, в том числе «арендных коллективов и арендаторов, крестьянских хозяйств и их кооперативов, личных подсобных хозяйств граждан». Многоукладность в сельском хозяйстве, уже имевшая место де-факто, закреплялась де-юре.