Текст книги "Самые знаменитые реформаторы России"

Автор книги: Владимир Казарезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 44 страниц)

Окажись Аввакум во главе церкви, плохо стало бы последователям Никона, а что сделалось бы с русским православием и самой Россией – не скажет никто.

Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин
(1605–1680)

Алексей Михайлович Романов, в отличие от многих предшествовавших ему на царском троне самодержцев, обладал безусловной способностью приближать к себе талантливых людей, доверять им, порой безгранично, создавать условия, возможности проявить себя в государственных делах.

Историческая традиция на Руси не способствовала появлению ярких личностей, с чьими именами связывались бы судьбоносные решения и перемены. Как правило, все делалось не только именем царя (великого князя), но и решалось им одним, а его соратникам оставалось исполнять приказания государя. Сильвестр и Адашев при Иване Грозном не в счет, поскольку пик их активной государственной деятельности пришелся на период юности царя, когда он еще не был подготовлен к управлению страной. И вот впервые при Алексее Михайловиче мы видим плеяду талантливых людей, которые не только советуют царю, но и проводят вполне самостоятельную политику, решительно влияя на государственный курс. Патриарх Никон, Илья Милославский, Борис Морозов, Афанасий Ордин-Нащокин, Федор Ртищев, А. Матвеев и др. – в разное время, а некоторые одновременно определяли важнейшие повороты внутренней и внешней политики России.

То были государственные мужи, каждый с собственным представлением о приоритетах, которых следует придерживаться для блага страны. Эта разнонаправленность векторов развития определялась потребностями растущего Русского государства и возможностями заимствования достижений зарубежной науки и культуры, с одной стороны, и боязнью лишиться нравственной национальной опоры, с другой. Острота и необычность проблем требовали ярких людей для их решения.

Оценивая перемену, произошедшую в России в описываемое время, Ключевский говорил: «Ход государственных дел тогда направлялся заведенным порядком да государевой волей. Личный ум прятался за порядком, лицо служило только орудием государевой воли… В XVII веке, однако, московская государственная жизнь начала прокладывать себе иные пути… Начался сильный спрос на ум, на личные силы, а воля царя Алексея Михайловича для общего блага готова была подчиниться всякому сильному и благонамеренному уму». Насчет благонамеренности не все однозначно. Известно, что мздоимство Милославского привело к народным бунтам, а максимализм и нетерпение Никона к еще худшему – расколу российского общества. Но факт остается фактом – Алексей Михайлович давал простор для деятельности умным, неординарным людям.

Доверие царя к этим людям было столь значительным, что некоторые из них становились временщиками с практически неограниченными возможностями. Поскольку их личная ориентация в определении государственной стратегии была различной, постольку и стоял царь одной ногой в старине, другой шагнув в будущее, контуры которого вырисовывались через заимствования с Запада.

Историки по-разному определяют время, с которого началось деление сторонников различных направлений общественной мысли на западников и славянофилов, но то, что оно при Алексее Михайловиче уже имело место быть, бесспорно, хотя в обиходе таких понятий еще не было. Афанасий Федорович Ордин-Нащокин безусловно – западник. Но это – не главное среди качественных характеристик столь уникального человека. Предварим рассказ о нем словами С.Ф. Платонова: «Его светлый государственный ум соединялся с редким в то время образованием: он знал латинский, немецкий и польский языки и был очень начитан. Его дипломатическая служба дала ему возможность и практически познакомиться с иностранной культурой, и он являлся в Москву очень определенным западником; таким его рисуют сами иностранцы (Мейерберг, Коллинс), дающие о нем хорошие отзывы. Но западная культура не ослепила Нащокина: он шел далее подражания внешности, даже вооружался против тех, кто перенимал одну внешность». Его необычность среди царских сановников уже в том, что немногие тогда знали иностранные языки, полагая их не только делом ненужным, но даже и вредным для настоящего русского патриота. А Нащокин знал несколько языков, что было предметом зависти и недоброжелательности, а то и враждебного отношения со стороны царского окружения, со стороны людей, с кем вместе приходилось заниматься государственными делами. Тем более, что он был незнатного происхождения, и этим также объяснялось его отторжение от боярской среды. Кстати, это тоже делает честь Алексею Михайловичу, задолго до более известного сына – Петра Великого открывшему доступ рядовым дворянам к высоким государственным постам.

Ордин-Нащокин много сделал, защищая интересы российского государства на дипломатическом и военном поприще. Именно ему обязана Россия заключением в 1658 г. выгодного мира со Швецией в войне, в общем неудачно складывавшейся для нашей страны. Еще больше славы и влияния Ордину-Нащокину принес Андрусовский мир с Польшей, заключенный им после многолетней войны и означавший окончательное прекращение длительного противостояния в пользу России. За свои заслуги Нащокин был высоко оценен и отмечен царем всевозможными наградами. Алексей Михайлович писал ему: «А служба твоя забвена никоим не будет». В конце концов он стал ближним боярином, дворецким и начальником Посольского приказа с титулом «царственной большой печати и государственных великих посольских дел оберегателя».

Хорошо зная Запад, стремясь перенимать там все полезное для России, он был великим патриотом своей страны. Вместе с тем не стеснялся в выражениях, критикуя российские порядки. Это давало повод обвинять его в непатриотизме, преклонении перед Западом. Точь-в-точь как в наше время. Кричи, что ты патриот, ругай западных империалистов и сионистов, и ты будешь им, ничего не делая для своей страны.

Пришлось Нащокину одно время служить на границе с Ливонией и насмотрелся он там на отношение русских военных к населению завоеванных Россией территорий или мирным путем перешедших в русское подданство. Бесчинства, грабежи, убийства сопровождали пребывание там русских солдат, особенно казаков, что восстанавливало население против России, мешало их присоединению. Не в силах справиться с этим произволом, Нащокин писал царю: «А ныне господь бог помазаннику своему явными знаками без крови ту землю предает, ничего иного не требует господь бог, только милосердия к покорным, а противные сами на себя жестокий суд нанесут. У служилых людей тот обычай, чтоб непротивных пленить без остатка, за что им и смертная казнь бывает, и нрава своего не откладывают. Этою зимою изо Пскова служилые люди соседних с Юрьевым присяжных крестьян посекли и деревни пожгли и, то видя, в иных местах от подданства бегут, а немцам то и надобно, уездных людей к себе привозят и полки свои пополняют, а пехота лучшая у шведов – лифляндские люди. Рейтарам Царевичева Дмитриева города за разоренье крестьян много наказанья было, но они не унялись, зная, что в других городах от такого разоренья их не унимают; о таком их самовольстве писано в Рейтарский приказ, и по 5 июля государева указа об этом не прислано, а вперед сдерживать рейтар от разоренья над уездными людьми нельзя. А если уезды пусты будут, то государевым служилым людям в новоприобретенных городах держаться нельзя, а хлебные запасы из русских городов туда возить убыточно».

И опять есть повод для проведения аналогий с нашим временем. Кто больший патриот России в оценке Чеченской войны – критикующий недостойное поведение наших солдат в этой многострадальной республике или считающий или делающий вид, что там все нормально? Конечно, первый. Но кто его поймет? Так не понимали современники и Ордина-Нащокина. «Нащокин был чужой среди московского служебного мира и как политический новик должен был с бою брать свое служебное положение, чувствуя, что каждый его шаг вперед увеличивает число его врагов, особенно среди московской боярской знати», – писал В.О. Ключевский. В это время сходила на нет местническая система, терпевшая упадок от вторжения в управленческую элиту таких людей, как Ордин-Нащокин. Бойкотируя его действия при выполнении важнейших государственных дел, вельможи наносили урон стране, но это их не очень беспокоило. В уже цитированном письме он обращается с жалобой на воевод Полоцка, Витебска, Пскова, которые не выполняют царский указ, не шлют ратных людей и хлебные припасы для борьбы со шведами под Ригу из-за неприязни к автору письма. «Но помощи мне не дают по моей причине, твое государево дело возненавидели для меня, холопа твоего».

Нащокин небезуспешно внедрял в сознание царя необходимость заимствований на Западе культурных, хозяйственных, научных, военных новаций. При этом для него важно было содержание, суть перенимаемого, а не форма, что выражалось в словах: «Какое нам дело до иноземных обычаев, их платье не по нас, а наше не по них».

Подготавливая почву для реформирования Петру I, он отличался от последнего большим здравомыслием. Приобщение к Западу видел не в том, чтобы заставить боярина брить бороду и курить табак, а солдат одеть в непрактичные треуголку и башмаки вместо удобных шапки и сапог. Для него важны были сущностные, а не внешние стороны явлений.

Тонкий и удачливый дипломат, он сочетал в себе западнические настроения с панславистской идеологией. Для этого готов был не просто помириться с извечным врагом России – Польшей, но и создать общую государственность, объединив две правящие династии (разумеется, при российском верховенстве). Он мечтал об отторжении от турецкой империи славянских народов и подчинении их российскому влиянию. При таком развитии ситуации Нащокин не видел проблем в отношениях с другими традиционными для России врагами – Швецией и Крымом. Усилившаяся за счет других славян Россия легко справилась бы с ними.

Повышению активности в отношениях со странами Востока (Персия, Бухара, Китай и др.) Россия в то время обязана также в значительной мере Ордину-Нащокину.

В Москве и за границей отмечали исключительную верность слову Нащокина как дипломата. Что также было непривычно для русского менталитета. Обмануть партнера, тем более – бывшего противника, на переговорах являлось обычным делом, а то и похвальным. Нащокин диссонировал на общем фоне, говоря: «Лучше воистину принять злому животу моему конец и вовеки свободну быть, нежели противно правды делати». Все это поднимало авторитет русской дипломатии, Русского государства.

В то время тот воевода или наместник считался хорошо выполняющим свои функции, кто больше соберет денег в государственную казну. При этом мало кого интересовало – что стоило подданным обеспечить податные выплаты, насколько возрастала эксплуатация людей. Нащокин начал проводить мысль об ответственности территориальных руководителей за развитие промышленности и торговли в подведомственных регионах. Ключевский называл его «одним из первых политико-экономов на Руси». Если выражаться в современных терминах, то можно говорить о нем и как о рыночнике, так как он связывал торгово-промышленный успех не с административным гнетом, а со свободой предпринимательства (насколько она была тогда возможна). Под его руководством разрабатывался «Ново-торговый устав» и устраивались торговые дворы для торговли со Швецией. Он обеспечил безопасные проезд и торговлю в России купцов из Хивы, Бухары, Персии. С его помощью была организована почтовая связь с Польшей и Курляндией, установлен денежный курс русского рубля по отношению к валютам других стран, налажено вексельное обращение. По его инициативе, идя навстречу купцам, которым приходилось обивать пороги многих приказов, решая свои вопросы в Москве, был учрежден специальный Приказ купецких дел.

Главный вклад Ордина-Нащокина в развитие Русского государства сделан в дипломатической, военной, административной, финансовой сферах. Но круг обязанностей и интересов его был настолько обширен, что следы деятельности этого человека оставались даже в таких специфических отраслях, как садоводство и кораблестроение. Ему также принадлежала идея замены дворянской конницы, как основной военной силы, на регулярную армию, комплектуемую через рекрутов.

Как уже говорилось, он встречал противодействие в своих начинаниях со стороны именитых сановников. Легче было ему действовать во время управления Псковом, будучи его воеводой. По приезде туда, увидев неурядицы в торговле, диктат бояр и состоятельных купцов над мелкими торговцами и посадскими людьми, процветающую контрабанду и т.д., он собрал земских старост для обсуждения состояния дел. С его участием были выработаны статьи, регламентирующие эти и другие вопросы. В соответствии со статьями посадские люди выбирали своего рода совет из 15 человек, в том числе 5 из них должны были работать по очереди в присутственном месте – Земской избе. Таким образом, воевода Ордин-Нащокин по своей инициативе уступал часть полномочий выборному посадскому органу. Без всяких натяжек – перед нами опыт организации городского самоуправления.

Интересным представляется его попытка организовать купцов, прежде всего мелких, в своего рода товарищества, или компании, с тем чтобы они могли конкурировать с более оперативными иностранными, особенно немецкими купцами, что для пограничного Пскова было весьма актуально. Предусматривалась выдача ссуд мелким купцам, «недостаточным людям», при участии воеводской службы. Этому нововведению не суждена была долгая жизнь – придворные бояре увидели в нем перекос в сторону защиты интересов посадских низов от высших слоев общества.

Несмотря на особые отношения царя к Нащокину, по его указанию под давлением бояр псковские реформы были прекращены.

Много доброго сделал для Русского государства Афанасий Ордин-Нащокин. Как непосредственно на важнейших дипломатических, военных и административных постах, так и генерируя реформаторские идеи для московского правительства. Не всем им было суждено реализоваться при жизни этого выдающегося человека, но их очевидное влияние заметно стало в последовавших вскоре реформах Петра Великого.

Трудно понять поступок Нащокина, совершенный им в расцвете карьеры. В 1672 г. он постригся в монахи под именем Антония. Но и там его нашли в 1679 г. для участия в трудных переговорах с Польшей. Умер Ордин-Нащокин в 1680 г.

Петр Великий
(1672–1725)

В истории России мало других ее руководителей, которые бы столь по-разному оценивались как современниками, так и потомками во многих поколениях. Если говорить о крайних суждениях о Петре Великом, то на одном полюсе Ломоносов со своими знаменитыми словами: «Он Бог твой, Бог твой был, Россия», на другом – старообрядцы, считавшие его антихристом, бичом божьим, посланным русскому народу в наказание за грехи его. Обычно говорят, что истина лежит посредине. Но прошло столько времени, и вроде бы пора уже эту середину определить. Тем более что личность Петра и его деяния привлекают внимание пишущих и мыслящих людей самого различного профиля. К нему обращаются историки и политики, философы и теологи, писатели и художники и др. Но результатами исследований и творческой работы над его личностью становилось не схождение крайностей к центру, а формирование самостоятельных образов этого человека, далеких друг от друга, которые живут, сосуществуя, в общественном сознании.

Мы не преследуем такой амбициозной цели, как внесение ясности в трехсотлетний спор об этом человеке. Задача куда скромнее – рассказать о реформаторской деятельности Петра Великого, предоставив читателю самому выбирать между богом и антихристом. Но свой рассказ мы предварим кратким обзором суждений об этом человеке различных историков, чтобы показать хотя бы малую толику той самой неодинаковости представлений о нем. Начнем с самых авторитетных, так сказать, столпов отечественной исторической мысли.

Отношение Н.М. Карамзина к Петру Великому было неоднозначным, однако в основе своей – все-таки негативным. Я.К. Грот отмечал, что Карамзин хвалил многие начинания Петра, но вместе с тем «резко укорял его за введение иностранных обычаев, приписывал ему презрение к народным особенностям, осуждал отмену в высших классах русской одежды, пищи, бороды, порицал учреждение сената вместо древней думы, – коллегий вместо приказов, – министров, канцлеров, президентов вместо бояр, – генералов, капитанов, лейтенантов вместо воевод, сотников, пятидесятников… обвинял Петра за жестокость и ужасы самовластья, за унижение духовенства, подчинение церкви мирской власти, наконец, за основание столицы в суровом климате, на болотистой почве».

Зато другой выдающийся российский историк С.М. Соловьев поднимается до высокой патетики в защиту Петра, явно теряя при этом всякую меру: «…он жил с своим народом одной жизнью и вне этой жизни существовать не мог… за горячую любовь, за глубокую и непоколебимую веру в свой народ, народ этот заплатил вождю успехом…».

Дальнейший наш рассказ даст много поводов усомниться в сказанном историком. Как по поводу того, что царь жил с народом одной жизнью, так и касательно его любви к подданным. Н.Я. Данилевский о петровской любви говорит уже по-другому: «Если Европа внушала Петру страстную любовь, страстное увлечение, то к России относился он двояко. Он вместе и любил, и ненавидел ее… любил в ней орудие своей воли и своих планов… ненавидел же самые начала русской жизни – самую жизнь эту, как с ее недостатками, так и с достоинствами. Если бы он не ненавидел ее со всей страстностью своей души, то обходился бы с нею осторожнее, бережнее, любовнее».

Суров в своих суждениях о Петре и П. Милюков, не допускавший и мысли о какой-либо любви: «Небольшая кучка ближайших сотрудников держалась мнения, которое впоследствии Ломоносов формулировал словами: „Он Бог твой, Бог твой был, Россия“. Народная масса, напротив, готова была согласиться с утверждением раскольников, что Петр был антихрист».

Ну а что касается Ключевского, то, на наш взгляд, он пытается в большей мере, чем названные и другие историки, выглядеть объективным в оценке Петра Великого. Вот несколько афоризмов Ключевского о царе-реформаторе:

«…Реформа Петра вытягивала из народа силы и средства для борьбы господствующих классов с народом…

…После Петра государство стало сильнее, но народ беднее.

…Он действовал как древнерусский царь-самодур; но в нем впервые блеснула идея народного блага, после него погасшая надолго, очень надолго. Чтобы защитить отечество от врагов, Петр опустошил его больше всякого врага. Понимал только результаты и никогда не мог понять жертв».

Большевики, в том числе Ленин и Сталин, отказывавшие в добром слове всем российским царям и императорам, делали исключение для Ивана Грозного и Петра Великого. О Грозном уже говорилось в посвященной ему статье, а вот их мнения об императоре Петре мы приведем. И не потому, что суждения вождей претендуют на некую истину и вносят ясность в противоречивый образ этого исторического деятеля. По ним видно, почему именно такой, а не иной образ Петра Великого сложился в общественном сознании большинства советского народа и живет по сей день.

Ленин: «Петр ускорял перенимание западничества Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства».

Сталин: «Когда Петр Великий, имея дело с более развитыми странами на Западе, лихорадочно строил заводы и фабрики для снабжения армии и усиления обороны страны, то это была своеобразная попытка выскочить за рамки отсталости».

Историки советского периода могли только комментировать высказывания вождей, не решаясь на глубокие исследования и тем более публикации, допускающие отклонение от уже установившейся, с подачи этих вождей, точки зрения.

Общественное мнение о Петре Великом у советских людей формировалось под влиянием его отлакированного образа в учебниках российской истории и художественной литературы, в которой на первом месте стоит роман Алексея Толстого. И конечно же кинофильм, созданный на его основе, где выдающиеся актеры Симонов, Жаров формируют соответствующий взгляд на Петра и его эпоху.

По мере ослабления идеологического абсолютизма стали появляться публикации иной тональности, содержащие суждения, отличные от официальной точки зрения. Особенно сильный «накат на Петра» начался с перестройки, с переосмысления отечественной истории. Причиной тому являлись ассоциации советской административно-командной системы с абсолютистским, автократическим режимом Петра Великого в общественном мнении. Мощная критика советского тоталитаризма, повторное развенчивание культа Сталина, а заодно и Ленина, не могло не коснуться и Петра I, его деяний и личностных качеств. Поскольку Сталин не только почитал Петра, но и в некотором роде «делал с него» себя.

Конечно, в потоке критических материалов есть и содержащие конъюнктурные соображения, отрицание многого доброго, сделанного Петром для России. Но вместе с тем имело место и добросовестное переосмысление роли этой яркой личности в истории страны. Ведь мы знали образ Петра, написанный только одной краской. Поэтому, несмотря на перехлесты в стремлении очистить этот образ от излишней позолоты, он становится более многогранным, многокрасочным.

Из публикаций 1990-х гг., «затемняющих» «светлый» образ великого реформатора, следует назвать обширный труд Ивана Солоневича «Народная монархия», вышедший за рубежом еще в 1973 г., а изданный в России в 1991 г. Среди других работ – «Император-большевик» А. Ланщикова, «Россия Петра: маски и лица» Н. Петрухинцева, «Царь и российский император Петр Алексеевич Первый (1672–1725)» А. Николаева, «Церковные реформы Петра I» игумена Иоанна (Экономцева) и др.

Петр Алексеевич родился в 1672 г. В 1682 г. был возведен на престол вместе с братом Иваном V. Регентшей при них стала Софья Алексеевна, старшая сестра. После смерти Ивана V (1696 г.) и заточения Софьи в монастырь Петр начал править единолично. Он не получил глубокого системного образования, зато очень рано впечатлялся распрями при дворе, убийствами, бунтами. Здесь много похожего на детство Ивана Грозного. Все это наложило отпечаток на умного, впечатлительного молодого человека. Любовь к военному делу началась с потешных полков, которыми он с увлечением занимался в детские и юношеские годы. Война и армия были любимым занятием Петра в течение всей его жизни.

В 1695 и 1696 гг. он предпринял два Азовских похода. Первый неудачный, второй – закончившийся взятием Азова и основанием Таганрога. Но эти завоевания были утрачены после Прутского похода (1711 г.). Северная война (1700–1721) со Швецией закончилась завоеванием обширных прибалтийских территорий, Карелии и основанием Санкт-Петербурга. В ней были поражения (под Нарвой – 1700 г.) и победы (под Полтавой – 1709 г. и другие), успешные морские сражения (Гангутское в 1714 г., Гренгамское – в 1720 г.). Русско-персидская война 1722–1723 гг. закончилась присоединением к России прикаспийских территорий с городами Баку и Дербент.

Петр I предпринял ряд длительных путешествий по странам Европы. Первое из них – в 1697–1698 гг. После него Петр решительно принялся за европеизацию России, строительство морского флота, используя личные навыки, приобретенные на заграничных верфях.

Непрекращающаяся война, все увеличивающаяся армия, создание и содержание флота, строительство новой столицы и т.д. требовали громадных средств. Не видя возможности получить их от страны, находящейся в рамках традиционного государственного устройства и хозяйственной организации, Петр решительно приступил к ее реформированию.

Нет сколько-нибудь существенной области общественной и хозяйственной жизни, сферы функционирования государства, которая бы оказалась не захваченной кипучей реформаторской деятельностью Петра Великого. За время своего правления он издал более 4 тысяч указов, значительная часть которых касалась тех или иных преобразований. При этом у царя не было изначально планов – что и как реформировать. Можно говорить только об одном основополагающем начале его реформ – большинство их было подчинено обеспечению успешного ведения войны. Как только возникали серьезные проблемы, Петр решительно вмешивался, с ходу выдавая решения и организуя их реализацию. Это в одинаковой мере касалось административной и финансовой реформ, крестьянского вопроса, развития промышленности, просвещения и т.д. Мы не в состоянии подробно остановиться на всех преобразованиях Петра, но о важнейших из них расскажем.

Петр подверг коренному реформированию все сферы государственной административной системы. Первым и важнейшим шагом в этом направлении явилось разделение империи на губернии. Петр шел к этому постепенно, а стимулирующим моментом в скорейшем наведении порядка в административном делении страны явилась катастрофическая нехватка денег во время Северной войны. Поскольку царь не мог на содержание армии выделить средства в достаточном объеме, он отдавал в распоряжение командующим отдельными армиями территории с городами и селами и предоставлял им возможность самим беспокоиться о содержании, беря все нужное с населения. Примерами такого закрепления могут служить территории, прилегающие к Петербургу, где располагались войска, ориентированные против шведов, провинции вокруг Киева и Смоленска для организации там оборонительных центров против поляков, Донская область, как базовая для строительства флота и завоевания Азова и др. Так постепенно сложились области с известной степенью обособленности. Требовалось только расписать по ним города, уточнить границы соприкосновения и закрепить юридически то, что уже сложилось фактически.

В 1708 г. было объявлено о разделении всей территории России на восемь губерний, а губерний на провинции и далее – на уезды. Первая из них, Ингерманландская, переименованная позже в Петербургскую, была образована еще в 1702 г. на землях, отвоеванных у Швеции.

Если губернаторы назначались, как и руководители провинций – вице-губернаторы, то уездами управляли комиссары, избираемые местным дворянством.

Губерния обязана была, прежде всего, обеспечивать средствами армию, флот, артиллерию, дипломатический корпус. Каждый полк закреплялся за меньшей территорией, его подразделения – за еще меньшей. Роту содержал сельский округ из расчета – 35,5 душ мужского пола на одного солдата-пехотинца и 50,25 душ на кавалериста (драгуна).

Так потребности войны привели к радикальной гражданской административной реформе. Однако понадобилось время, пока к делению на губернии привыкли и управляемость государства стабилизировалась. Дело в том, что произошло обособление отдельных территорий от центра. Случилось то, что мы называем сейчас децентрализацией. Отсутствие регламента взаимоотношений центральной власти с губерниями вело к неразберихе. Приказы, как правительственные учреждения, ведавшие отдельными сферами управления, практически потеряли свое прежнее значение. Требовалась перестройка органов управления и на центральном уровне.

Правомерно говорить об экспромтах, об отсутствии какого-либо генерального плана в действиях Петра при реформировании всей системы управления. Нужды военные, как уже говорилось, стали причиной деления империи на губернии. Проблема управления ими потребовала центрального правительственного учреждения, что привело к созданию в 1711 г. Сената. И опять же, образован он был как бы для решения всего лишь текущей задачи – править страной во время отсутствия царя, возглавившего Прутский поход. Но созданный «по случаю», Сенат не был упразднен, а наоборот, получил дальнейшее развитие. Он состоял из руководителей отдельных коллегий и входивших в него лиц – сенаторов. Сначала Сенат выполнял функции административно-распорядительные. Затем он стал и высшим судебным органом. В законодательной деятельности если Сенат и участвовал, то не более как на совещательном уровне, не издавая каких-либо собственных законов. Эту функцию Петр сохранил за собой. Следующим звеном между царем и Сенатом являлся генерал-прокурор. Он контролировал деятельность этого учреждения, при необходимости отменял его решения от имени царя, имел своих представителей – обер-прокуроров в коллегиях и губерниях. По сути, генерал-прокурор являлся вторым лицом в государственной управленческой вертикали после царя. Тому способствовали личные качества первого генерал-прокурора Ягужинского.

Центральными учреждениями, ведавшими отдельными направлениями государственной деятельности, с 1719 г. стали коллегии. Они начинали действовать наряду с ранее существовавшими приказами, а потом – взамен их.

Всего было учреждено двенадцать коллегий:

– Иностранных дел,

– Военная,

– Адмиралтейская,

– Штатс-коллегия (ведомство расходов),

– Камер-коллегия (ведомство доходов),

– Юстиц-коллегия (судебная),

– Ревизион-коллегия (финансовый контроль),

– Коммерц-коллегия (торговая),

– Мануфактур-коллегия (промышленная),

– Берг-коллегия (горного дела),

– Вотчинная коллегия (землевладения),

– Главный магистрат (городское управление).

Более мелким приказам не был дан статус коллегии, они преобразовывались в канцелярии или оставались в прежнем качестве. Как видим, коллегии представляли собой не что иное, как министерства. Они ведали делами на территории всей империи, подчинялись Сенату, но не все обладали властными прерогативами по отношению к губерниям.

По мере роста государственных учреждений множилось число разного рода управленцев и исполнителей, выстраивалась сложная иерархия должностных лиц. Для приведения в систему всего этого появилась «Табель о рангах всех чинов воинских, статских и придворных, которые в каком классе чины», утвержденная Петровским законом от 22 января 1722 г. Устанавливалось четырнадцать классов должностных лиц не по исполняемой должности, а по «чину». Откуда и пошло слово «чиновник», то есть государственный служащий. Конечно, в чиновники поступали прежде всего дворяне, но допускались и представители иных сословий. При этом дослужившиеся до XIV класса в армии получали дворянский титул и все положенные дворянам привилегии – освобождение от прямых налогов и телесных наказаний, право приобретать имения и т.д. Для стимулирования служебного рвения устанавливался срок пребывания в каждом чине, по истечении которого следовало повышение. При назначении на должность выбирались лица с соответствующими чинами, в случае наличия нескольких кандидатов в одинаковом чине на одну вакансию предпочтение отдавалось тому, кто в этом чине пребывает дольше.

При преемниках Петра положения Табели о рангах пересматривались.