Текст книги "Самые знаменитые реформаторы России"

Автор книги: Владимир Казарезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 44 страниц)

Чудовищность лжи о ведущей роли Сталина заключается в том, что он вообще не участвовал непосредственно в перевороте, его в ночь с 24 на 25 октября не было в Смольном, являвшемся штабом восстания. Феномену неучастия Сталина в Октябрьской революции Роберт Слассер посвятил целую книгу «Сталин в 1917 году. Человек, оставшийся вне революции». Оказывается, Сталин считал, что восстание будет не 24, а 25 октября. Слассер пишет: «Его не было на заседании утром 24 октября, потому что Свердлов, созывая товарищей, не потрудился оповестить Сталина. Кроме того, наведаться в партийный штаб ему помешала собственная безынициативность и ошибочное убеждение, будто восстание намечено на 25 октября… Не исключено, что Свердлова вполне устраивала неосведомленность Сталина относительно истинной стратегии…»

Теперь-то о действительных руководителях Октябрьского переворота знают все, кто интересуется историей страны того времени. А вот наше поколение изучало ее по сталинскому краткому курсу. Зачем Сталину потребовалась столь тотальная ложь – чтобы удовлетворить свои непомерные амбиции, жажду славы, насытиться поголовным преклонением всех сограждан? Наверное, все это у него присутствовало, но не являлось самоцелью, а лишь средством для достижения настоящей высокой цели – стать творцом нового общественного устройства сначала в СССР, а там, может быть, и во всем мире.

Получался нонсенс. Сталин, уже оказавшийся на вершине большевистского Олимпа, – и вдруг – вне Октябрьского переворота. А ведь это главная, да по сути и единственная акция, осуществленная большевиками по захвату власти. И Слассер резонно спрашивает: «Что может быть более позорным для человека, претендовавшего на место в руководящей верхушке партии – и уже грезившего о том, чтобы стать ее единственным вождем, – чем упустить великий и неповторимый момент триумфа, момент взятия власти?»

Коль скоро Сталин такой момент упустил, он должен был задним числом подкорректировать историю, что и было сделано им в «Кратком курсе». А поскольку была масса свидетелей, знавших, кто на самом деле «делал» Октябрьскую революцию, то их нужно было просто-напросто уничтожить. Что Сталин и сделал. «Потребуются многие километры печатного текста, реки чернил – и крови, – пока Сталин наконец не успокоится, уверившись, что его отсутствие среди тех, кто руководил революцией 1917 года, навсегда стерто из памяти людей».

Так что и ложь в отражении роли своей личности в истории, и массовые репрессии вершил Сталин во имя высших соображений – сотворить миф о своей святости на благо утверждения великой цели – создания коммунистического общества. Ведь и обожествление Ленина потребовалось Сталину для того, чтобы, опираясь на его абсолютный авторитет, им, Сталиным, созданный, приобщить людей к новой вере. Нужно было добиться, чтобы народ поверил в гений, в мессианство Ленина, а сама марксистско-ленинская идеология обрела силу и значение новой религии. Не стало Ленина, пророка, носителя абсолютной истины, на его место пришел другой, Сталин, такой же безгрешный, великий, гениальный.

Прецедент создания Сталиным собственного культа был не случайным, а закономерным для всех тоталитарных режимов. По крайней мере об этом говорит опыт социалистических стран (Мао Цзедун, Ким Ир Сен, Фидель Кастро, Чаушеску, Хоннекер и др.) и наш собственный. Ведь и следовавшие после Сталина генеральные секретари ЦК КПСС обладали, как и Сталин, абсолютными властными прерогативами. Только при этом условии они могли удержать общество в подчинении, а ситуацию под контролем. Стоило Горбачеву допустить даже в дозированном виде возможность инакомыслия, как все пошло вразнос.

Сталинская по сути, марксистско-ленинская по названию, идеология создана: необходимо, чтобы массы ею овладели и стали сознательными строителями коммунизма. Но как это сделать, если грамотная часть населения, интеллигенция, уже имеет устоявшееся мировоззрение, базирующееся на религиозных и «буржуазных» ценностях, а другая, рабоче-крестьянская, малообразованна и не в состоянии понять и принять марксизм-ленинизм даже в упрощенном, по-сталински изложенном виде.

Сталин решает эту задачу по-большевистски просто. Старую интеллигенцию перевоспитать, приобщив к коммунистическим ценностям, а неподдающуюся часть уничтожить. Вместо нее – создать новую интеллигенцию. И началась в стране культурная революция.

Выдающимся достижением сталинского режима стало превращение СССР в страну с абсолютно грамотным населением за короткий период времени. Конечно, большевистская пропаганда преувеличивала степень забитости российского народа, его темноту. Все было – церковно-приходские школы, где могли обучаться дети, в том числе крестьян, гимназии и реальные училища, институты и университеты. Имелись воскресные (вечерние) школы в городах, рассчитанные на рабочих и мещан. А как организована была пропаганда сельскохозяйственных знаний! Издавались книги, как массовыми тиражами для «народа», так и уникальные, рассчитанные на элитного читателя.

Все это было, и Россия безусловно не являлась страной сплошной неграмотности. Но фактом остается и то, что значительная часть населения не умела читать и писать. К ликвидации безграмотности приступили с первых годов советской власти и твердо этой политики придерживались, все повышая и повышая требуемый уровень. Пока, наконец, не сделали обязательным среднее образование.

Широко распространена точка зрения, что Сталин не верил в марксистские догмы, хотя сам их формулировал, как и в построение коммунизма, к которому призывал, а использовал соответствующую символику и лозунги только ради упрочения своего самодержавия. Например: «…к власти пришел человек, глубоко равнодушный к мистике марксизма и ценящий в революции превыше всего личную власть». Но если Сталин не верил в коммунизм, не считал его главной целью своей жизни и деятельности, а стремился только к упрочению личной власти, то вряд ли захотел бы сделать все население поголовно грамотным. Ведь необразованными, темными людьми управлять легче. Другое дело, что наряду с профессиональными знаниями, необходимыми для строителей будущего общества, имелось в виду привить людям, прежде всего молодежи, и новую, марксистско-ленинскую идеологию, новую мораль. И нужно отдать должное Сталину, он преуспел как в первом, так и во втором.

Если Ленин сумел сделать не много по всеобучу, только обозначил его безусловный приоритет, то Сталин организовал работу по созданию совершенно новой системы образования. Это была не просто реформа, это была настоящая революция. Объявленные масштабы социалистического строительства сами по себе были громадными, требовавшими миллионов специалистов с высшей квалификацией во всех сферах народного хозяйства и инфраструктуры (промышленность, транспорт, сельское хозяйство, культура, образование, армия и т.д.). Но еще оказалось необходимым заменить старых специалистов, которых в России было немало, так как они в массе своей не разделяли коммунистических идеалов. По существу, речь шла о создании в гигантской стране новой интеллигенции.

И эта задача, по крайней мере, если иметь в виду количественную сторону, была решена. Число студентов вузов возросло со 127 тысяч в 1914/1915 учебном году до 812 тысяч в 1940/1941 году. И далее подготовка специалистов с высшим и средним специальным образованием возрастала. Повторимся, то была настоящая образовательная революция, которая вывела нашу страну на первое место в мире по грамотности. О темпах насыщения народного хозяйства специалистами с высшим и средним образованием говорит нижеприведенная таблица.

Мировая практика ничего подобного не знала.

Мы видели, как трудно давались первые шаги ленинскому правительству, не имевшему опыта руководства народным хозяйством и управления. Через почти десять лет (к 1930 г.), конечно, власти на местах были уже иными. Но другими стали и задачи. Отбрасывался нэп и наконец-то начиналось социалистическое строительство. И вот тут-то оказалось, что «буржуазным» специалистам чужды идеалы коммунистической власти. Они работали на заводах и фабриках, но во имя добывания хлеба насущного, а не ради скорейшего наступления светлого будущего. Может быть, работай производство нормально, и не случилось бы наступления властей на интеллигенцию. Но дело не шло. Новые хозяева жизни не могли дать ума предприятиям, а многие погрязли в воровстве, разврате, разного рода злоупотреблениях. Кроме того, стоило большого труда заставить четко работать шахты, заводы, фабрики, лишившиеся хозяев, ставшие ничейными.

Взрывы на шахтах, порча оборудования, невыполнение планов и т.д. – во всем этом обвинялись технические специалисты, якобы устраивавшие аварии и катастрофы специально, чтобы навредить советской власти. Возникло так называемое Шахтинское дело. Судили инженеров Донбасса, а также представителей украинского и московского центров. Около 50 человек были приговорены к расстрелу и различным срокам тюрьмы. Сталин сразу же сделал выводы из Шахтинского дела. Выступая на пленуме ЦК в апреле 1929 г. по вопросу «О правом уклоне в ВКП(б)», говоря о задачах по реконструкции промышленности, он призывал «отточить все наши организации, очистить их от скверны…

Нельзя считать случайностью так называемое шахтинское дело. „Шахтинцы“ сидят теперь во всех отраслях нашей промышленности. Многие из них выловлены, но далеко еще не все выловлены. Вредительство буржуазной интеллигенции есть одна из самых опасных форм сопротивления против развивающегося социализма. Вредительство тем более опасно, что оно связано с международным капиталом. Буржуазное вредительство есть несомненный показатель того, что капиталистические элементы далеко еще не сложили оружия, что они накопляют силы для новых выступлений против Советской власти».

Тогда же, на этом пленуме, Сталин выдвинул свой знаменитый тезис об обострении классовой борьбы по мере продвижения социалистического строительства, «…капиталистические элементы чуют смертельную опасность и усиливают свое сопротивление… На этой основе и возникает на данной стадии развития, при данных условиях соотношения сил, обострение классовой борьбы и усиление сопротивления капиталистических элементов города и деревни».

Таким образом, партийные организации получили установку на изыскание и уничтожение классовых врагов, по сути – продолжение Гражданской войны. С той лишь разницей, что враг был безоружным и речь шла просто об уничтожении людей, которые гипотетически могли оказаться врагами утверждающемуся абсолютизму.

После Шахтинского были другие процессы. Москва задавала тон, показывала, что надо делать, а круги расходились по всей стране. По буржуазному «национализму» ударили, проведя в 1930 г. суд над мифическим «Союзом вызволения Украины». Мелкой сетью выгребли украинскую интеллигенцию – ученых, врачей, учителей, кооператоров, земских деятелей и др. Глядя на украинцев, в той или иной мере делали то же самое в других республиках. Вообще 1930 г. оказался «выдающимся» по фабрикации процессов над несуществующими политическими организациями, якобы намеревавшимися свергнуть советскую власть.

Мало оказалось Шахтинского дела для чистки промышленности и транспорта от «буржуазных» специалистов. В декабре организовали процесс над промпартией, которой на самом деле не существовало. Ее руководителем был объявлен директор теплотехнического института Л.К. Рамзин, ученый с мировым именем. Еще ранее, в этом же году «раскрыли» «Трудовую крестьянскую партию», якобы возглавляемую выдающимися российскими учеными-аграрниками Кондратьевым и Чаяновым. Было объявлено о 200 тысячах членов крестьянской партии. Если Рамзина пощадили, то Кондратьева с Чаяновым расстреляли. Они и им подобные мешали Сталину в проведении коллективизации своим авторитетом, взглядами на перспективу развития села, противоположную той, которую объявило большевистское руководство. В том же 1930 г. состоялся процесс над работающими в центральных органах – ВСНХ, Наркомторге и различных Всесоюзных продовольственных объединениях.

Стратегия и тактика Сталина в проведении социалистических преобразований не отличалась большим разнообразием. Он не тратил время на дискуссии, выработку оптимальных решений, исследование причин трудностей на пути реализации задуманного. Не идет так, как рассчитывали, в промышленности и на транспорте – «Шахтинское дело» и процесс над промпартией. Часть специалистов уничтожается и рассылается по тюрьмам, а оставленные живут и работают – ведут себя тише воды, ниже травы.

Не хотят люди идти в колхозы, а ученые-аграрники своими теориями предлагают некие иные пути развития села – разгром «Трудовой крестьянской партии».

Довели страну до того, что в магазинах нечего стало продавать – виноваты работники соответствующих наркоматов и других структур – одних расстрелять, других посадить.

Десять лет прошло после Гражданской войны. Еще не все оказались перебитыми или умершими естественной смертью бывшие союзники большевиков по борьбе с царизмом – меньшевики, эсеры, трудовики, представители других социалистических партий. Фабрикуется дело о «Союзном бюро ЦК РСДРП (меньшевиков)». Опять обвинения во вредительстве, шпионаже, подготовке контрреволюционного переворота. Расстрелы, тюрьмы.

Таким образом, речь шла о тотальном уничтожении «буржуазной» интеллигенции, и в этом смысле 1930 г. стал годом знаковым. На это же время пришлось и уничтожение какой бы то ни было оппозиции внутри самой большевистской партии. Именно 1930 г. следует считать годом обретения Сталиным абсолютной, более чем монаршей власти не только над партией, но и над всем народом. Через семь лет репрессии приняли еще более массовый, более жестокий характер. Причина та же – все в стране шло не так, как задумывалось, поэтому отыскивались «враги» и уничтожались. Сколько людей погибло в СССР в результате сталинских репрессий – похоже, теперь уже точно не установить. Но так или иначе, цифра выходит за пределы десяти миллионов. «По оценке историка Роберта Конквеста, в советских тюрьмах и лагерях на конец 1938 года находилось около 9 миллионов человек. Арестовано между январем 1937 года и декабрем 1938 года около 7 миллионов. Расстреляно за два года около 1 миллиона. Умерло в заключении в 1937–1938 годах около 2 миллионов. В период с 1938 по 1950 год в тюрьмах и лагерях погибло 12 миллионов человек и к ним нужно прибавить еще по крайней мере миллион расстрелянных».

Ненависть Ленина к интеллигенции была унаследована верным учеником и продолжателем его дела. Из всех сталинских реформаторских свершений наиболее значительным по своим последствиям является не индустриализация и даже не коллективизация, а мировоззренческая революция. Она могла быть совершена только благодаря практически поголовному уничтожению носителей старого «буржуазного» мировоззрения, то есть интеллигенции. Какими бранными словами ни награждал ее Ленин, он ограничился лишь уничтожением и высылкой части интеллигенции, оставив основную массу работать в стране, очевидно, веря в формулу Бухарина о возможности «выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».

Годы нэпа породили у специалистов иллюзии, что черная полоса в жизни страны и их собственной миновала, и все возвращается в привычное русло. И вдруг – настоящий разгром. Многие объясняют жестокие репрессии Сталина, тотальное уничтожение носителей знания и интеллекта нации ненавистью, а то и завистью его к умным, образованным людям. Типичными для сторонников подобной точки зрения можно считать слова профессора ЛГУ Никиты Алексеевича Толстого, сына известного писателя Алексея Толстого: «Он интеллигенцию просто ненавидел. Он страдал от того, чтобы были люди умнее его, речистее его, с большим количеством идей. Животная зависть». Если даже это и так, не в этом причина того, что с окончанием нэпа было развернуто наступление на интеллигенцию. И дело также не в патологической жестокости, и не в паранойе, которую приписывал Сталину один из выдающихся медиков, занимавшихся его здоровьем, Бехтерев.

К сожалению, подобного рода публикации, хлынувшие как из рога изобилия (первая волна – во время Хрущевской оттепели, вторая – в годы Горбачевской перестройки), как это всегда бывает в подобных случаях, качнули маятник от одной крайности в другую. От обожествления к полному отрицанию у Сталина не только выдающихся качеств государственного деятеля, но и просто нормальных человеческих. Думается, и сейчас, когда общество все еще находится в возбуждении, трудно рассчитывать на объективную оценку Сталина как личности и всего им сделанного. Но сделанное этим, без всяких оговорок выдающимся, человеком говорит само за себя. Только ненависть и тем более паранойя могут подвигнуть человека к какому-то поступку, разовому действию. Перед нами же предстает диктатор, не просто управлявший великой страной более тридцати лет, что само по себе требует выдающихся качеств от правителя, но и перевернувший ее до неузнаваемости, построивший общество на принципах, ранее не известных человечеству. По схемам, созданным безудержными фантазиями мыслителей-утопистов.

Все большевистские вожди апеллировали к молодежи – Ленин, Троцкий, Бухарин. Призывали учиться вообще и коммунизму в частности.

Ленин на III съезде комсомола призывал молодых людей учиться, учиться и учиться, обещая, что им придется жить при коммунизме, а там без грамотности – никуда. Об этом же самом говорит Сталин на VIII комсомольском съезде, с той разницей, что патетики в его словах меньше. Уже прошло Шахтинское дело, на «буржуазных» специалистах поставили крест, остается надежда на массовое производство новых специалистов, не отягченных грузом пережитков. Вождь говорил:

«Достаточно вспомнить о шахтинском деле, чтобы понять всю остроту вопроса о новых кадрах строителей социалистической индустрии. Конечно, у нас есть старые специалисты по строительству промышленности. Но, во-первых, их мало у нас, во-вторых, не все они хотят строить новую промышленность, в-третьих, многие из них не понимают новых задач строительства, в-четвертых, значительная часть из них уже состарилась и выходит в тираж. Чтобы двинуть дело вперед, надо созвать ускоренным темпом новые кадры специалистов из людей рабочего класса, из коммунистов, из комсомольцев».

И еще из той речи Сталина: «Рабочий класс не может стать настоящим хозяином страны… если он не сможет создать собственной интеллигенции».

Нет, зря говорят, что Сталин не верил Марксу и Ленину, а только использовал их в своих целях. Он был убежден в великой миссии рабочего класса, в его способности побеждать не только на фронтах Гражданской войны, самоотверженно трудиться на заводах и фабриках, но и помочь крестьянам в коллективизации и дать человеческий материал для создания многомиллионной интеллигенции.

Так думал не один Сталин, а все, одержимые пафосом коммунистического строительства. Типичный пример – как намеревались решать проблему научных кадров собравшиеся на Первой всесоюзной конференции аграрники-марксисты. Выступающий на ней москвич Булатов, обеспокоенный тем, что старая профессура уходит из вузов, а остающиеся преподаватели низкого качества, говорил:

«Если в промышленности, в индустрии мы имеем громадные кадры рабочих, прошедших школы индустриального производства, имеем людей, которые могут обеспечить правильную генеральную линию нашей партии, то в сельском хозяйстве мы не имеем такого крепкого пролетариата. По-видимому, ставится вопрос о том, чтобы в ближайшее же время сюда, на аграрный фронт, бросить наиболее крепких аграрников-марксистов, бросить их из рабочей среды. Те достижения, которые мы имеем на аграрном фронте в борьбе со старой профессурой, могут быть закреплены и может быть обеспечено дальнейшее их проведение при одном условии – если здесь будет обеспечен классово-социальный состав именно за счет рабочего класса». Вот он, залог успеха – ставка на рабочий класс, класс-гегемон. Что удивляться всеобщему общественному умопомрачению на базе фетишизации роли рабочего класса, если в аудитории, собравшей людей, в той или иной мере имеющих отношение к науке, всерьез говорится о том, чтобы из рабочей среды бросить марксистов на фронт борьбы со старыми профессорами и чтобы они одновременно готовили новые кадры аграрников.

Можно понять абсолютизацию ставки на рабочий класс, когда речь идет об общественных науках, сфере мировоззренческой. Но уж техника и естественные науки, они-то, казалось бы, должны быть вне идеологии, вне классовых отношений? Ничуть не бывало. Выступает на той же конференции В. Матюхин, который после ритуального обращения к Ленину и критики буржуазных ученых говорит: «…мы должны взять под свое руководство и создать все необходимые предпосылки к тому, чтобы работу ученых в области техники сельского хозяйства направить по марксистско-ленинской линии, в интересах построения крупного социалистического производства… Успешно справиться с задачами социалистического строительства мы можем только при условии, если мы сумеем подчинить марксистско-ленинскому влиянию ученых, занимающихся техникой сельского хозяйства. Это одна из наших основных задач, и мы не можем пройти мимо нее. Если мы сейчас говорим много о чаяновщине и буржуазных теориях в области экономики, то не надо забывать, что в области техники чаяновщина процветает почти на все 100 процентов. В области техники мы не подошли еще к тому, чтобы ученых, занимающихся техникой сельского хозяйства, подчинить марксистскому влиянию. Это имеет огромное значение».

Сталин объявил, что нет такой крепости, которой большевики не смогли бы взять. Не считал он, как видим, неразрешимой и проблему создания новой интеллигенции, причем самой высшей квалификации, в том числе научной, и при этом во всех областях человеческого знания. Я никогда не опускаюсь до обвинения Сталина в невежестве, примитивизме и тем более паранойе. Считаю его человеком выдающимся и потому не могу понять, как это он мог поверить в возможность замены в СССР одной интеллигенции на другую и поставить эту задачу в практическую плоскость.

Это специалистов можно подготовить и быстро, и в большом количестве. Но выучить врача или инженера и воспитать интеллигента – это не одно и то же. Интеллигент и человек с высшим образованием – это не однопонятийные категории.

Интеллигента формирует среда, создающаяся в течение многих поколений. Как дворянина нельзя сделать таковым, вручив ему фамильный герб, так и молодого человека нельзя превратить в интеллигента, продержав пять лет в студенческой аудитории. В семье интеллигентов, где профессия наследуется из поколения в поколение, царит особый дух, атмосфера, аура, которые с детства приобщают к ней ребенка. Сначала информация от родителей к детям передается на чувственном уровне, через случайные образы, реплики, выражения. Сколько нюансов бытового, морально-этического, а затем и профессионального характера, имеющих отношение только к данной группе интеллигенции получает ребенок в семье, а также в обществе, в кругу, в котором семья общается. Это в одинаковой мере относится к семьям инженеров, врачей, агрономов, офицеров и др. Нет смысла говорить о том, что сын художника, с малых лет наблюдая за действиями отца у мольберта и задавая бесконечные «почему», значительно раньше усвоит таинства творчества, чем тридцатилетний молодой человек, решивший приобщиться к изобразительному искусству в любительской студии или кружке при заводском клубе. То же самое скрипач, пианист и так далее. И вот в одночасье семьи и круги интеллигентов, воспроизводящие себе подобных, были уничтожены. Нужно было начинать практически с нуля. Массовый приток в интеллигенцию «из народа» взамен уничтоженной и выгнанной резко опустил ее средний уровень, упростил критерии, при наличии которых интеллигент считался таковым. Произошла деинтеллигентизация общества, страны при резком росте образовательного уровня. Представляется, что в первые десятилетия послеоктябрьской истории нам еще удалось держаться на более или менее среднем мировом уровне, благодаря ранее набранной инерции. По мере ухода из жизни поколений, еще владевших предшествующим вековым опытом, с выходом на сцену новых, не отягощенных грузом традиционных ценностей, мы более активно пошли к тому концу, к которому пришли.

Пока мы говорили преимущественно об интеллигенции, занятой в различных сферах народного хозяйства и оказывающей воздействие на сознание людей, участвуя в совместном производственном процессе. Теперь коротко о творческой интеллигенции, занятой в литературе, искусстве, кинематографии и т.д. Сталин уделял исключительно большое внимание всему этому, заботясь об идеологической выдержанности произведений искусства. Он прочитывал все сколько-нибудь значительные новые книги, лично давал разрешение на выход на экраны каждого кинофильма, утверждал архитектурные проекты, по крайней мере в Москве, посещал премьерные спектакли в театрах. То есть держал руку на пульсе творческой жизни страны, вмешиваясь, когда считал нужным.

Головы неугодных мастеров искусства полетели в массовом количестве во второй половине 1930-х гг., когда Сталин стал уже великим, гением и отцом всех народов. А накануне этих зловещих 1930-х он еще вполне терпимо относится к интеллигенции, даже той ее части, на которой лежит печать идеологической ущербности. Она еще не стоит перед вождем по стойке «смирно». Сталин позволяет себе порассуждать о допустимости постановки в театрах пьес сомнительного идейного содержания, в том числе Булгакова.

В письме Билль-Белоцерковскому он говорит: «Почему так часто ставят на сцене пьесы Булгакова? Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватает. На безрыбье даже „Дни Турбиных“ – рыба. Конечно, очень легко „критиковать“ и требовать запрета в отношении непролетарской литературы. Но самое легкое нельзя считать самым хорошим. Дело не в запрете, а в том, чтобы шаг за шагом выживать со сцены старую и новую непролетарскую макулатуру в порядке соревнования, путем создания могущих ее заменить настоящих, интересных, художественных пьес советского характера. А соревнование – дело большое и серьезное, ибо только в обстановке соревнования можно будет добиться сформирования и кристаллизации нашей пролетарской художественной литературы».

Здесь обращает на себя внимание готовность допустить соревнование пьес «своих» с несвоими, пока имеет место безрыбье на литературном горизонте и отказ от запрета, на который Сталина подталкивают.

В 1946 году выходит Постановление ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“». Оно отражает совсем иную ситуацию в стране. Наступление эры полного подчинения духовной жизни общества единому началу. Тональность постановления – военно-административная, приказная: «…всякая проповедь безыдейности, аполитичности, „искусства для искусства“ чужда Советской литературе, вредна для интересов советского народа и государства и не должна иметь места в наших журналах.

…Принять меры к безусловному устранению указанных в настоящем постановлении ошибок и недостатков журнала, выправить линию журнала… прекратив доступ в журнал произведений Зощенко и Ахматовой и им подобным.

…Утвердить главным редактором журнала „Звезда“ т. Еголина А.М. с сохранением за ним должности заместителя начальника Управления пропаганды ЦК ВКП(б)».

Сталин оставался верным себе, как системный человек. Дрессировку, укрощение строптивых мастеров творчества он вел последовательно, закрепляя свои позиции, не давая ни одного шанса для появления даже намека на чуждую идеологию. Особенно богатыми в этом смысле оказались послевоенные годы. Зря многие историки, особенно периода Горбачевской перестройки, обвиняют его в серости, а то и в невежестве, незнании истории.

Историю Сталин знал, как нашу отечественную, так и мировую. Знал и о том, что после заграничного похода русской армии в 1813 г., окончившегося разгромом Наполеона, в Россию была принесена зараза вольнодумства, закончившаяся выступлением декабристов. Миллионы советских солдат после победы над Германией тоже несли в свои убогие избы и бараки информацию о жизни в богатой, ухоженной Европе. Она, эта информация, противоречила официальной пропаганде и могла спровоцировать выступления похлеще декабристского. Нужно было все средства воздействия на людей целиком и полностью подчинить своей воле.

Вслед за постановлением о журналах (14 августа 1946 г.) последовали другие: «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» (26 августа 1946 г.); «О кинофильме „Большая жизнь“» (4 сентября 1946 г.); «Об опере „Великая дружба“ В. Мурадели». В этих и других постановлениях композиторы (Прокофьев, Шостакович, Мясковский, Шебалин) обвинялись в упадничестве и формализме, субъективизме, конструктивизме, индивидуализме, противопоставлении себя русской реалистической музыке. Кинорежиссеры Эйзенштейн, Пудовкин, Козинцев и Трауберг – в незнании отечественной истории.

Любопытен и к нашей книге имеет особое отношение пассаж из постановления «О кинофильме „Большая жизнь“», касающийся фильма об Иване Грозном: «Режиссер С. Эйзенштейн во второй серии фильма „Иван Грозный“ обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов…» И поделом досталось режиссеру, так как Сталин в известном смысле «делал» себя с Ивана Грозного. Осудить репрессии этого самодержца и его опричников значило бросить тень на Сталина с его карательными службами.

Но Сталину было мало прекратить выход идеологически вредных книг и журналов, кинофильмов, спектаклей, опер и других музыкальных произведений, пьес. Все это требовалось и не только выдержанное в идейном духе, но и высокого художественного уровня. Чтобы искусство не противостояло Сталину, а, наоборот, помогало его утверждению. И потому вождь умел не только карать, но и поддерживать таланты, на его взгляд, «правильно» делающие свое дело.

Сверх всякой меры был обласкан Максим Горький. Условиям жизни и работы Алексея Толстого мог позавидовать любой из западных собратьев по перу. Михаил Шолохов позволял себе посылать Сталину письма очень даже критического содержания, и тот терпел в благодарность за помощь в утверждении колхозного образа жизни. Парфенов, Фадеев, Федин и др., ставшие классиками при жизни, верно обслуживали режим, получая взамен материальные блага. А иные писатели – Пильняк, Мандельштам, Кольцов, погибали от пуль или гнили в тюрьмах.