Текст книги "Самые знаменитые реформаторы России"

Автор книги: Владимир Казарезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 44 страниц)

Сколько же знакомого видим мы в манипуляциях с деньгами, начинаемых правительствами во времена финансовых затруднений и заканчивающихся разорением населения. Не всего, конечно, а большинства людей, при том, что стоящие близко к главе государства на этом наживаются.

Выдающимся из преобразовательных дел Алексея Михайловича была церковная реформа, идеологом и проводником которой стал патриарх Никон. Последствия реформы, приведшей к расколу церкви, оказались значительными и существенно повлияли на духовную, и не только, жизнь русского общества.

Об этом наш отдельный рассказ.

Русские люди, по крайней мере высшие слои общества, при царе Алексее стали все более испытывать на себе влияние культуры, порядков, обычаев иноземных государств. Запад ранее пугал консервативное русское общество, препятствуя не только проникновению оттуда церковной ереси, бесовских идей, нравственных установок, но даже полезным хозяйственным и техническим достижениям. При Михаиле Романове, после смуты, вызвавшей неприятие всего иностранного, эта изоляционистская позиция еще более усилилась. Но Алексей Михайлович уже по-другому смотрел на Запад, понимая пагубность для страны отгораживания от прогрессивного влияния. Вместе с тем и активных телодвижений в его сторону не делал. Ключевский облек свою оценку отношения Алексея к Западу в такие причудливые, образные фразы: «Он был не прочь срывать цветки иноземной культуры, но не хотел марать рук в черной работе ее посева на русской почве… Своими часто беспорядочными и непоследовательными порывами к новому и своим уменьем все сглаживать и улаживать он приручил пугливую русскую мысль к влияниям, шедшим с чужой стороны».

Но как бы то ни было, в его правление началось приобщение к западной культуре и был подготовлен плацдарм для реформаторской деятельности Петра Великого в этом направлении. Мы видим при московском дворе массу иностранцев. Русская знать приобщается к театру, европейской одежде, пище, роскошным экипажам. Уже имеются целые полки «иноземного боя», дети вельмож обучаются иностранным языкам, едут на учебу за границу. И все это без надрыва, стрессов, революционных потрясений, как бы само собой.

Патриарх Никон
(1605–1681)

Никон – безусловно один из наиболее значительных исторических персонажей России XVII в., чьи идеи и деятельность оказали большое влияние не только на состояние тогдашнего общества, но и на историю страны, а в некотором смысле и на ее судьбу. Вышедший из народных низов (родился в селе Вельдеманово на Нижегородчине), он обладал выдающимися личными качествами (ум, воля, трудолюбие, любознательность, жертвенность и др.). Однако стать столь влиятельным деятелем в ему помогли обстоятельства – близость к царю Алексею Михайловичу и оказанное последним внимание к скромному священнослужителю и покровительство. Как принято сейчас говорить, он оказался в нужное время в нужном месте. Никон, по крещению Никита, родился в 1605 г. Детство его было трудным, рос в крестьянской семье без матери. Он рано приобщился к чтению священных книг и проявил большой интерес к знаниям, за приобретением которых ушел в монастырь Макария Желтоводского. Затем, послужив сельским священником, переехал в Москву, получил там приход. Выпавшее испытание (умерли все трое его детей) произвело на Никиту сильное впечатление. Он принял это как наказание Божье и постригся в монахи в Анзерском ските, что на Белом море, под именем Никона. Молодой монах не ужился с тамошним настоятелем, бежал и осел в Кожеозерской пустыни, где был замечен, отмечен и стал игуменом (1642–1646 гг.). Будучи в Москве по делам своей обители, представился Алексею Михайловичу, как тогда было принято. Он поразил богомольного царя своей начитанностью, ясностью мышления, логикой в суждениях, четкой позицией, готовностью пострадать за православие, за спасение душ грешников. Царь взял его под свою опеку, поспособствовал посвящению в архимандриты Новоспасского монастыря, в котором располагалась родовая усыпальница Романовых. Алексей стал часто встречаться с Никоном, бывать у него и приглашать к себе, внимательно выслушивал пожелания священника, предложения, просьбы о защите обездоленных, незаслуженно обиженных, убогих. Поскольку царь, как правило, внимательно относился к словам Никона, выполнял его просьбы, о последнем пошла слава как о народном заступнике и его популярность в Москве оказалась необыкновенно высокой. В 1648 г. Никон по протекции царя стал митрополитом Новгородским. В Новгороде он проявил себя как ревнитель благочестия, заставлял священников вести службу в строгом соответствии со всеми требованиями, упразднил многоголосие (когда для скорости пели сразу несколько человек и при этом каждый свое, и молящиеся ничего не понимали), стал выступать с проповедями. Построил ряд богаделен для нищих, раздавал бесплатно хлеб голодающим. Принял активное участие в подавлении мятежа 1650 г., предав проклятию его вождей и укрыв у себя воеводу. За что потерпел от мятежников. Царь буквально боготворил Никона, называл его «великим солнцем, сияющим», «избранным крепко-стоятельным пастырем», «возлюбленным своим и содружебником».

Однако в Новгороде Никон не получил такого признания и любви у местных священников и горожан, которые имел в свое время у московских прихожан и царя, что объясняется жесткими требованиями митрополита к священнослужителям соблюдать все правила ведения службы. Миряне не благоволили к нему из-за частых порицаний их за небогоугодное поведение и из-за крутого нрава. И тем не менее царь настолько находился под влиянием Никона, что после смерти в 1652 г. патриарха Иосифа поспособствовал избранию своего фаворита на патриарший престол. От чего вначале Никон категорически отказывался, как считают многие, выговаривая себе чрезвычайные полномочия на посту главы Русской православной церкви. Перед этим он предложил Алексею Михайловичу перевезти мощи митрополита Филиппа, задушенного по указанию Ивана Грозного Малютой Скуратовым, в Московский Успенский собор из Соловецкого монастыря, где тот и был похоронен. Этим самым царь, по замыслу Никона, должен был совершить покаяние за грехи Ивана Грозного и признать верховенство духовной, церковной власти над светской.

При избрании Никон добился от Алексея обещания полного суверенитета и невмешательства в его дела.

Главным свершением Никона на патриаршем посту стала церковная реформа, проведенная им в 1650-х гг. Ее целью было вроде бы рутинное дело, не обещавшее серьезных последствий – исправление богослужебных книг и уточнение некоторых обрядов, приведение их в соответствие с изначальными догмами греческой веры. А вылилось все в еще одну смуту, сопровождавшуюся большими потрясениями, затронувшими не только религиозную, но и иные стороны жизни общества и продолжавшуюся несколько столетий.

В 1654 г. началась эта столь значительная реформа, проводимая с согласия Алексея Михайловича, а летом 1658 г. произошел разрыв некогда исключительно близких отношений Никона с царем. В чем же главная причина столь крутых перемен? Все дело в разных взглядах царя и патриарха на соотношение между духовной и светской властями в Русском государстве. А если быть более точным – в посягательстве Никона на верховенство над царем. С чем даже такой богобоязненный царь, каким являлся Алексей Михайлович, конечно же не мог согласиться.

А между тем некоторые источники говорят о намерении Никона установить своего рода папизм в православном мире с полной независимостью церкви от светской власти, с подчинением монархов патриарху. Он выражал недовольство слишком большими, на его взгляд, царскими прерогативами по отношению к церкви: «Государь расширился над церковью и весь суд на себя взял».

Начатая ранее политика по ограничению церковного и монастырского землевладения при Никоне была приостановлена. Снова, по разрешению царя, вопреки Уложению, стали на имя патриарха и монастырей (церквей) приобретаться земля и другая недвижимость. Церковь богатела, более пышными становились обряды, весь обиход самого патриарха. Он воспринимал уступки и доброжелательное отношение царя как должное, высокомерно заявляя: «И мы за милостыню царскую не будем кланяться… так как примет царь за то сторицею…»

В документах Никон, наряду с царем, именовался «великим государем». Именно его оставлял Алексей Михайлович «на царстве», отбывая в длительные походы. Никон принимал это как должное, завоевывая все новые позиции. Но всему наступает предел. Царь стал тяготиться всевластием Никона, его неуступчивостью к своим просьбам, противодействием в решениях, если таковые шли вразрез с представлениями патриарха.

Видя охлаждение Алексея к своему бывшему любимцу, усилили интриги против всесильного патриарха бояре, высшие сановники, воеводы и другие влиятельные лица, им притесняемые. Он раздражал их, восстанавливал против себя постоянным вмешательством в судебные и другие мирские дела. Им были недовольны как поклонники старых обычаев, никогда не испытывавшие на себе столь мощного давления верховного церковного лица, так и сторонники новых веяний за нетерпение Никона ко всему западному (книги, костюмы, домашний обиход, утехи и т.д.).

Добавим к общему недовольству в обществе состояние настоящего административного террора патриарха по отношению к священнослужителям, особенно низших разрядов. Они часто выгонялись со своих мест за малейшие проступки или уходили сами. В результате многие приходы пустовали, некому было совершать повседневные обряды.

Все это вместе взятое привело к полному охлаждению царя к своему бывшему «возлюбленному содружебнику»? Никон не мог перенести столь резкой перемены в отношении к нему царя, оказавшейся в какой-то мере для него неожиданностью. В июле 1658 г. Никон заявил о сложении с себя обязанностей патриарха, в душе, очевидно, надеясь, что его будут отговаривать, и он попробует восстановить пошатнувшееся положение. Однако созванный в феврале 1660 г. собор избрал нового патриарха. Обиженный Никон, удалившийся в Воскресенский монастырь, вел себя вызывающе как по отношению к царю, так и церковным деятелям. В 1664 г. обратились к вселенским патриархам с 25 вопросами, суть которых сводилась к одному – прав или нет Никон в своих притязаниях и гордыне? Патриархи ответили, что не прав, что «московский патриарх и все духовенство обязаны повиноваться царю и не вмешиваться в мирские дела, что местные епископы могут судить патриарха…».

Состоявшийся в конце 1666 г. собор, в котором участвовали восточные патриархи, обвинил Никона в том, что «он произносил хулы на царя, называя его латиномудренником и мучителем, и на всю русскую церковь говоря, будто она впала в латинские догматы… что он был жесток к подчиненным, которых наказывал кнутом, палками, а иногда и огнем пытал». На соборе Никон был лишен сана и сослан в Белозерский Ферапонтов монастырь, а потом в заключение с более тяжелыми условиями в Кирилло-Белозерский монастырь. Уже перед смертью, наступившей в августе 1681 г., царь Федор Алексеевич и вселенский патриарх разрешили ему возвратиться в Воскресенский монастырь, на пути следования в который он и умер.

Но все жизненные перипетии Никона, его осуждение и отстранение от патриаршества не касались главного свершения его жизни – церковной реформы. Она стала делом уже не Никона, а царя Алексея Михайловича и нового церковного руководства, и проводилась несмотря на сопротивление значительной части духовенства и мирян. С тем и переходим к коллизиям в русском обществе, начавшимся с вроде бы формальных вещей – корректировки священных книг и обрядов.

Сама по себе необходимость исправления церковных, богослужебных книг носила объективный характер. За долгие годы ручного переписывания в них была внесена масса ошибок. Попытки их исправления оказывались малоуспешными. Так, Максим Грек, взявшийся за редактирование книг в начале XVI в., ошибки нашел, но в силу незнания славянского языка допустил новые очевидные неточности, за что был обвинен в порче книг и сослан. Решили править только книги, имеющиеся на славянском языке, не занимаясь переводом древних греческих.

В «Стоглаве», принятом на соборе 1550 г. при Иване Грозном, сохранились многие догмы, сложившиеся уже в русском периоде православия, которые при Никоне были отвергнуты как ошибочные. Положить конец ошибкам обещало книгопечатание.

В 1564–1565 гг. вышли первые печатные книги «Апостол» и «Часослов», но качество их было исключительно низким. Многие принимались за исправление книг, но чаще всего дело заканчивалось добавлением новых ошибок и противоречий. В том числе работали над книгами такие влиятельные священнослужители, как духовник царя Стефан Вонифатьев, протопоп Казанского собора Иван Неронов, Юрьевский протопоп Аввакум и другие. Из них сложился своего рода кружок ревнителей благочестия, хорошо знакомых царю Алексею. К этому кружку когда-то принадлежал и сам Никон. Но и они, берясь за исправление книг, вносили в них новые ошибки, утверждали обряды, вошедшие в обиход относительно недавно.

Проблема заключалась в том, что считать за образец, эталон, по которому нужно было исправлять книги и уточнять обряды. В среде русского духовенства сложилось устойчивое мнение, что греческие книги уже не могут считаться эталонами, так как за время турецкого владычества в них было внесено много всяческой ереси. Не было доверия и к книгам, по которым служили в Киеве и других западнорусских землях, равно как и к тамошним священникам. Недоверие объяснялось просто – западные области были под властью Польши, то есть католиков (латинян). Посланный Никоном и царем в Грецию келарь Арсений Суханов сделал подробный доклад, в котором частично подтвердил это. Но решение Никона о необходимости исправления книг было твердым. Тем более что на отклонение от древнегреческих обрядов в Московском государстве указывали восточные патриархи, а афонские старцы даже объявили русские печатные книги еретическими и сожгли их.

Чтобы понять повод, оказавшийся в основе страстей с богослужебными книгами, назовем некоторые расхождения в обрядах ведения службы в русских церквах в сравнении с существовавшими у греков и которые требовалось исправлять. На Руси крестились двумя перстами вместо трех, имя Иисус произносилось Исус, слово «аллилуйя» пели два раза вместо трех, литургия совершалась на семи просфорах вместо пяти, хождение в церкви при крещении и других обрядах шло по солнцу (осолонь) вместо того, чтобы ходить против солнца, и т.д.

В 1654 г. Никон созвал собор, в котором участвовал и царь Алексей Михайлович. На соборе патриарх просил благословения на исправление книг. Большинство собравшихся согласилось с ним, решив: «достойно и праведно исправити (книги) противу старых харатейных и греческих». Однако некоторые иерархи отказались подписать решение собора – епископ Коломенский Павел, два архимандрита, два протопопа, один игумен.

Никон направил константинопольскому патриарху Паисию список из 26 вопросов и обрядов, выявленных в служебных книгах как ошибочные, и просил высказать его мнение на сей счет. Паисий поддержал Никона и решение Московского собора.

На Восток снова послали келаря Арсения Суханова с заданием приобрести все наиболее значительные греческие православные рукописные книги, изданные с древнейших времен. Он выполнил поручение, приобретя до 500 старых рукописных книг, в том числе одно евангелие, которому было в то время 1050 лет. Кроме того, 200 книг прислали в Москву восточные патриархи.

На соборе 1655 г. было зачитано одобрение константинопольским патриархом Паисием предпринятого дела, принят новый служебник, якобы соответствующий древним греческим книгам.

В 1656 г. Никон собрал очередной собор, на котором был рассмотрен и рекомендован к печати перевод с греческого языка книги «Скрижаль», содержащей обряды богослужения в том порядке, как было принято у греков. Предписывалось теперь следовать только им. А что касается одного из главных внешних признаков расхождения – двуперстного крестного знамения, которое ранее применялось, то отныне оно предавалось проклятию. Все православные обязаны были креститься тремя перстами.

Число противников патриарха Никона значительно возросло. К выступающим вообще против какого бы то ни было исправления богослужебных книг добавились те, кто считал необходимым проведение такой работы, но не соглашался с предлагаемыми решениями. С осуждением Никона выступили и известные священники, блюстители благочестия, ранее работавшие над исправлением книг, о которых говорилось выше (Иван Неронов, Аввакум). Аргументом для них являлся факт участия в исправлении книг нерусских священников (греков и киевлян), самих причастных, по их убеждению, к ереси. И уж совсем недопустимым казалось привлечение к работе над священными православными книгами бывшего католика Афанасия Грека, обучавшегося в Риме и Венеции. Возмущение подогревалось оскорблением одновременно патриотических и религиозных чувств. Кроме того, сюда привносились и личностные моменты, неприязненное отношение священников, противящихся новшествам, к самому Никону.

Противники Никона обратились к царю с «общим прошением на многомятежного Никона», перечислив неправильные, на их взгляд, нововведения. Царь никак не отреагировал на послание, зато Никон принял решительные меры против несогласных. Их лишали санов, ссылали в дальние монастыри, сажали в тюрьмы. Все это создавало вокруг гонимых ореол великомученичества. Протест против Никона и его реформы широко растекался по стране, деля верующих на две части. И начался раскол, последствия которого ощущаются и по сей день.

Казалось бы, с отрешением Никона от поста патриарха протест должен был угаснуть, а получилось наоборот. Никон подавлял инакомыслие своим убеждением, твердой волей, авторитетом, близостью к царю, наконец, У его преемника всего этого было меньше. Число противников нововведений росло. Среди них следует отметить вятского епископа Александра, попа Лазаря, московского игумена Феоктиста, дьякона Федора и др. К раскольникам благоволила сама царица Мария Милославская. Среди их сторонников были представители знатных родов – боярыни Евдокия Урусова и Федосья Морозова. Личность последней вдохновила художника Сурикова на историческое полотно «Боярыня Морозова».

Удивительно, сколь быстро распространялось по стране учение раскольников и сколь глубока была убежденность их сторонников в своей правоте. Удивляет и то, что люди, почитавшие патриарха чуть ли не наместником Бога на земле, отвернулись от него из-за посягательства на привычные и дорогие им обряды.

Движение раскола оказалось столь обширным, а возмущение в народе столь значительным, что считать его рутинной внутрицерковной разборкой было уже нельзя. В 1666 г. собрали церковный собор, перед которым поставили вопросы о праведности восточных патриархов, верности греческих служебных книг и правильности решений собора 1654 г. Ответы на все вопросы были даны положительные. Собор осудил раскольников. Многие из священников отказались от раскола, приняли новшества, остались служить. Не подчинился собору фанатичный протопоп Аввакум и ряд его соратников.

Великий собор с участием восточных патриархов, созванный по просьбе царя Алексея, осудил Никона, но положения его реформы оставил неприкосновенными. Более того, собор пригрозил анафемой тем, кто будет продолжать выступать против реформы. Таким образом, состояние раскола Русской православной церкви было признано официально.

Вернемся к истокам величайшей духовной драмы в истории России. Неужели неодинаковое толкование обрядов, по сути всего лишь внешних признаков и атрибутов религии, вызвало раскол среди верующих, подвигло часть их на принятие великих мук во имя отстаивания своих убеждений? Конечно, исправление книг и уточнение обрядов – это повод для возмущения, а вот что касается раскола, то его причины глубже и значительнее. Равно как у российской смуты начала XVII в. были куда большие основания, чем просто факт пресечения династии Ивана Калиты.

При всей консервативности русского общества, охраняемой церковью, западное влияние на все стороны его жизни возрастало. Оно шло через приглашаемых на русскую службу иноземных военных, рудознатцев, лекарей. Через поездки за границу русских дипломатов, торговых людей, молодежи на учебу, паломничество верующих к святым местам. Через знакомство разных людей с зарубежной жизнью во время военных походов в Ливонию, Польшу, Швецию. Через поступавшие из-за границы книги сначала духовного, а потом и светского содержания. Ревнителей старины пугало такое влияние, тем более что оно шло из стран с чуждой русским людям верой – католической, протестантской, мусульманской. Но отгородиться от него оказывалось невозможно, да изоляция была и во вред Русскому государству. Достижения западной науки были очевидны, равно как очевидной являлась и необходимость привнесения их в жизнь русского общества. Но против этого восставала боязнь ереси, утраты исторической традиции, национальной самобытности. У Ключевского мы читаем: «…Так западная наука, или, говоря общее, культура, приходила к нам не покорной служительницей церкви и не подсудимой, хотя и терпимой ею грешницей, а как бы соперницей или в лучшем случае сотрудницей церкви в деле устроения людского счастья. Древнерусская мысль, опутанная преданием, могла только испуганно отшатнуться от такой сотрудницы, а тем паче соперницы… Когда учителями явились иностранцы, протестанты и католики, вопрос должен был еще более обостриться. Возбужденное им сомнение в нравственно-религиозной безопасности новой науки и приносившего ею западного влияния привело к тяжелому перелому в русской церковной жизни, к расколу».

Да что говорить о церкви или обществе вообще, если сам царь Алексей Михайлович, по мнению многих историков, одной ногой стоял в старине, другой в новой жизни, усердно молился в русских церквах, а не прочь был посмотреть комедию и проехаться в иноземном экипаже; носил бороду и русскую одежду, а читал книги католических и протестантских сочинителей.

Однако это лишь одна сторона проблемы, и из сказанного еще не следует, что переход к крестному знамению тремя перстами вместо двух или произношению «аллилуйя» два раза вместо трех и т.д. должны были разделить верующих на две непримиримые части.

И здесь мы снова обратимся к Ключевскому, давшему любопытное, образное и, на наш взгляд, верное объяснение значению обряда в формировании религиозного, да и вообще нравственного чувства и сознания в человеке. «Обряд или текст, – говорит историк, – это своего рода фонограф, в котором застыл нравственный момент, когда-то вызвавший в людях добрые дела и чувства… Я не знаю, каков будет человек через тысячу лет; но отнимите у современного человека этот нажитой и доставшийся ему по наследству скарб обрядов, обычаев и всяких условностей – и он все забудет, всему разучится и должен будет все начинать сызнова». Эти слова подтверждают многие примеры из отечественной истории. Возьмем стрессы в общественном сознании, связанные со сменой государственной идеологии. При этом все население страны теряет устойчивость и начинается смута. До 1917 г. национальная идея зиждется на «вере, царе и отечестве», после него – вера и царь не более чем ругательские слова, а главное для человека – строительство коммунизма. Начало 1990-х гг. – все переворачивается. Вот и получается по Чаадаеву, что «по мере движения вперед пережитое пропадает для нас безвозвратно».

Мы привлекли авторитет Ключевского и Чаадаева, чтобы подчеркнуть значение укоренившихся в сознании людей обрядов и пагубность волевого отрицания их. Для человека, привыкшего к определенным обрядам, перешедшим к нему от предков, малосущественным являлось – а что и как там у греков, нынешних и древних.

Но причина раскола заключалась не только и не столько в разном понимании церковных обрядов, сколько в нетерпимости Никона к противодействию его начинаниям, его, если так можно выразиться, диктатуре. В преследовании оппонентов, осмелившихся возражать.

Когда Иван Неронов покорился ему, Никон сказал о старых и исправленных книгах: «…и те и другие добры; все равно коим хочешь, по тем и служишь». Священники же, державшиеся старины, прогонялись, лишались сана, сажались в тюрьмы, а то и уничтожались физически не из-за обрядных частностей, а из-за непокорности церковному владыке.

Однако и его столь жесткая, бескомпромиссная позиция объясняется не радикализмом и фанатизмом только или дурным характером. Дело было в другом. Идея о том, что Москва – Третий Рим, – уже к тому времени основательно усвоилась русским обществом. Московский патриарх занимал еще в некотором роде подчиненное положение по сравнению с другими православными патриархами – константинопольским, антиохийским, александрийским; он не являлся патриархом вселенским. А ему хотелось быть не только равным среди других патриархов, а над ними. К тому подвигали как упрочившееся положение Московского государства, так и то, что оно взяло на себя содержание восточных патриархов. Так что непомерные притязания Никона являлись следствием не только его чрезвычайных амбиций, но и объективно сложившихся к тому времени условий. Но он не мог рассчитывать стать вселенским православным патриархом, имея в собственном приходе, то есть в Московском государстве, столь существенные обрядовые отличия от, как он считал, первоначально установленных. И он начал железной рукой диктатора подгонять русские порядки под мировые стандарты. По сути дела, всему русскому обществу, как бы не знавшему даже – как молиться, наносилось оскорбление, в то время как у русских были основания упрекнуть в незнании восточных патриархов, опираясь на авторитет которых Никон и изменял обряды. Сказанное подтверждается диалогом между Аввакумом и патриархами, судившими его в 1667 г.

Патриархи: «Ты упрям, протопоп: вся наша Палестина, и сербы, и албанцы, и римляне, и ляхи – все тремя перстами крестятся; один ты упорно стоишь на своем и крестишься двумя перстами; так не подобает».

Аввакум: «Вселенские учители! Рим давно пал, и ляхи с ним же погибли, до конца остались врагами христианам; да и у вас православие пестро, от насилия турского Махмета немощны вы стали и впредь приезжайте к нам учиться; у нас божией благодатью самодержавия и до Никона-отступника православие было чисто и непорочно и церковь безмятежна».

Трудно возразить против такой логики Аввакума и его сторонников, восставших, возможно, не столько против обрядов, сколько против оскорбления национального достоинства и религиозных чувств.

Ну и, конечно, методы, которыми Никон и помогавший ему царь приобщали людей к новым обрядам, дают повод для сравнения с российской революцией, когда новая идеология внедрялась огнем и мечом. Патриарх Никон действовал по-большевистски, и его следует считать главным виновником последовавшего после реформы раскола.

Большинство священнослужителей, кто с колебаниями, кто без, кто по убеждениям, а кто идя на сделку с совестью, признало новые порядки. А многие не подчинились церковному руководству и светской власти. Они вошли в историю как непримиримые борцы за старую веру. Наибольшую известность получил уже не однажды упомянутый нами протопоп Аввакум, что объясняется не только его действиями на поприще раскола, но и талантом писателя и страстного публициста, о чем можно судить по дошедшим до нас произведениям этого удивительного человека.

Отношение Аввакума к царю и патриарху претерпело перемены от любви до взаимной, не поддающейся измерению и описанию ненависти. Он был дважды обласкан царем, заступившимся за него, защитившим от гонителей. Был направлен им протопопом Юрьевца-Повольского. Но слишком круто взялся за утверждение благочестия новый протопоп. Слишком ревностно стал искоренять пороки, слишком подолгу заставлял молиться, отрывая людей от дел и отдыха. И двух месяцев не выдержали жители города, взбунтовались, избили его. Отправился Аввакум в Москву – опять искать защиты и справедливости, но не поняли его там. Однако в Юрьевец он не вернулся, из Москвы его не выгнали. Когда Аввакум восстал против никонианских преобразований, врагом его сделался и Алексей Михайлович.

Все время гонимый, он обращался к царю, то угрожая и проклиная, то пытаясь воздействовать на него убеждением. В первых посланиях протопопа – надежда, хотя тон и поучительный: «Ты ведь, Михайлович, русак, а не грек. Говори своим природным; не унижай его и в церкви, и в дому, и в пословицах». Далее тон меняется: «А ты, миленькой, посмотри-тко в пазуху-то у себя, царь христианской! Всех ли христиан тех любишь? Перестань-ко ты нас мучить тово! Возьми еретиков тех, погубивших душу свою, и пережги их, скверных собак, латынников и жидов, а нас распусти, природных своих. Право, будет хорошо. Меня хотя и не замай в земле той до смерти моей; иных тех распусти».

Аввакум пережил царя. Но и после смерти нет у него христианского прощения и смирения. Ненависть клокочет в мятежном протопопе. Он просит сыновей своих осквернить царскую гробницу, «дехтем марать» ее. Только в аду видит Аввакум место царю Алексею и злорадствует, рисуя картины его там пребывания: «А мучитель ревет в жюпеле огня. Навось тебе столовыя… пироги, и меды сладкие, и водка процеженная, с зеленым вином! А есть ли под тобою перина пуховая и возглавия? И евнухи оплакивают твое здоровье, чтобы мухи не кусали великого государя? А как там срать-тово ходишь, спальники ребята подтирают гузно-то в жюпеле том огненном? Бедной, бедной, безумное царишко! Что ты над собою зделал? Ну, сквозь землю пропадай, блядин сын!»

Изругав одного царя, но надеясь на перемены при его преемнике, Аввакум писал из заточения новому царю, Федору Алексеевичу: «А что, государь-царь, как бы ты мне дал волю, я бы их, что Илья-пророк, всех перепластал в один день. Не осквернил бы рук своих, но и освятил, чаю. Да воевода бы мне крепкой, умной – князь Юрий Алексеевич Долгорукий. Перво бы Никона того, собаку, рассекли бы начетверо, а потом бы и никониан тех».

Но не внял призывам Аввакума царь Федор. За дерзкие письма в адрес Алексея Михайловича и патриарха Иакима, за рассылаемые письма и обличения после 14-летнего сидения в яме на хлебе и воде он, так и не сломленный и непокоренный, был сожжен в Пустозерске 14 (24) апреля 1682 г., став мучеником в глазах раскольников.

Аввакум по своему характеру, нетерпимости, фанатизму не уступал Никону, а скорее всего превосходил его. По текстам его книг и посланий чувствуется мощь и бескомпромиссность этого человека. Читая одного и другого, понимаешь, каких типов способна рожать Русская земля и какие последствия получаются, когда расколотое общество становится на сторону одного и другого.