Текст книги "Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969"
Автор книги: Виталий Федоров
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 61 страниц)
– Нам работники нужны. А по приезде мы вас примем в колхоз и поможем устроиться с жильём.
В общем, «златых гор» они нам не обещали, но в остальном обнадёжили. Время подходило к вечеру. В деревне магазина не было, да нам и пользоваться магазином было бы непривычно. Наши будущие «работодатели» догадались, что нам нужно что-то перекусить и где-то переночевать. Организовали нам ужин, попросив повара тракторной бригады нас накормить. Анна Ивановна (так нам её представили) принесла хлеб, суп и по стакану молока. Мы поужинали, поблагодарили хозяев и, с их разрешения, остались ночевать в конторе.
Наконец-то мы выспались и почувствовали себя нормально. Когда хозяева утром пришли в кабинет, мы были уже «на ногах». Председатель предложил нам немного поработать, «не далее, чем до обеда». Мы согласились, даже не зная, что придётся делать. Нам принесли завтрак и мы поели втроём. Третьим был тракторист Степан, которому мы с Виктором должны были помочь вызволить из грязи трактор ХТЗ. Степан рассказал, что он перегонял трактор с одного поля на другое через низину, где было довольно сыро, трактор забуксовал и, как говорят, «лёг на пузо».
У конторы уже стояла конная повозка. На телеге уже находился шанцевый инструмент: две лопаты, пила, топор. Мы с Виктором сели на телегу, Степан был за кучера. От конторы мы поехали вдоль берега реки и добрались до другой улицы. На краю этой улицы, на берегу реки стоял большой красивый кирпичный дом. Степан рассказал, что в этом доме до революции жил богач Поклевский, чьим именем названа ближайшая железнодорожная станция. От дома Поклевских дорога шла к бывшему мосту через реку, от которого остались только сваи. Ниже был брод, глубиной не больше метра, с песчаным дном. Лошадь смело шла к воде и по воде. Видимо, эта переправа была ей привычна. На другом берегу находилось две улочки – около десятка жилых домов. Они располагались под прямым углом друг к другу. Одна улица примыкала к сосновому бору, а другая к лиственному лесу, то есть обе они находились в довольно живописном месте. Миновав этот маленький «посёлок», мы проехали через лес и оказались около «утонувшего» трактора», которому нужна была наша помощь.
Началась работа по освобождению машины. Мы обкопали её, подкопали, чтобы можно было подкладывать «подъёмные средства». Заехали на лошади в лесок, нарубили, напилили чурок и ваг (вага – длинный шест, рычаг) для поднятия передка – эта сторона более лёгкая. Подъехали к трактору, подняли передок. Степан завёл мотор, а мы подкладывали под задние ведущие колёса хворост, палки и чурки. Трактор всё это топил в грязь, но медленно и упорно продвигался к сухому месту. Так мы выполнили первое задание руководителей колхоза им. Рокоссовского.
Когда мы вернулись в контору, нас поблагодарили за помощь, покормили и дали в дорогу булку пшеничного хлеба и два литра молока. Пшеничный хлеб в Кваке мы ели лишь по праздникам и то до войны. Пшеницу там почти не сеяли. Обычно хлеб был из ржаной муки в смеси с овсяной. А ячмень шёл на крупу для каши. Но и этого мы не получали ни грамма.
На прощание председатель колхоза попросил нас, чтобы мы поскорее возвращались вместе с семьями. Мы пообещали по возможности не задерживаться и отправились пешком на станцию Поклевская.
* * *
Где-то около полудня мы уже сели на подножку вагона первого попавшегося поезда дальнего следования, идущего до Москвы. Конечно, билетов мы не брали. Поезд шёл около 80 километров без остановок до станции Камышлов, а вот там нас встретила и задержала «доблестная» милиция. Поезд тронулся, а мы сидели в привокзальной комнате милиции.
Меня, как несовершеннолетнего, вскоре отпустили, а Виктора оштрафовали на 200 рублей. У него денег не было, и он попросил у меня. Я отдал ему почти все деньги, осталась лишь пятёрка. А до Балезино добираться ещё 750 километров… Виктор штраф уплатил и его освободили. Мы посмотрели расписание поездов и оказалось, что можем уехать уже через полтора часа. Вышли в привокзальный сквер, сели на лавочку в тени деревьев и решили перекусить. И кого мы увидели? Николая, в том же пальто, которое у него чуть не отобрали грабители, такого же опрятного, в белой рубашке, при галстуке. Мы с ним поздоровались, подивившись неожиданной встрече и обрадовавшись знакомому человеку. Пригласили его за импровизированный стол – скамейку со скатертью – газетой. Достали хлеб и бутыль с молоком. Хлеб разломили на куски и ели, запивая из горлышка бутыли по очереди. Так отобедали втроём. Николай нас поблагодарил и сказал, что у него есть, что поесть, но он нас угостит позже. Но в этот раз он ехал в вагоне по билету и к нам больше так и не вышел.
Остатки хлеба мы с Виктором поделили поровну и дальше ехали на подножках разных вагонов. Было похоже, что в стране началась борьба с бродяжничеством, и власти не хотели, чтобы в Москву приезжали бездомные. Если во время поездки в сторону Сибири нас не трогали ни проводники, ни милиция, то на обратном пути не давали становиться на подножку, пока поезд не уйдёт со станции. Кроме слов, проводники использовали флажки, как холодное оружие. Могли ударить по голове или попытаться столкнуть нахала на ходу.
Обратно мы ехали от Камышлова на пригородных поездах, которые идут медленно и останавливаются «у каждого столба». До Молотова (Перми) было 520 км, а добирались мы больше суток. За это время я почти ничего не ел, кроме нескольких кусочков хлеба.
На одном из перегонов где-то за Свердловском еду я на площадке между вагонами. Напротив, на площадке соседнего вагона стоит худой, измождённый мужчина с желтоватым лицом. Меня одолевает голод, а в сумке остался маленький кусочек хлеба, грамм эдак на 100-150; он греет душу, но не желудок. И я решаю воспользоваться относительно комфортным положением (хотя поезд движется, вагон качается, подпрыгивает): стою на металлической площадке, сзади дверь вагона, по бокам перила, руки свободны. Снимаю свою котомку, достаю НЗ и вгрызаюсь зубами в свой последний кусочек. И вдруг стоящая передо мной «мумия» произносит:
– Отдай хлеб!..
– Не отдам! – Я пытаюсь его доесть, глотаю, почти не жуя. Мумия угрожает:
– Если не отдашь, то сброшу с поезда!
Я молчу и быстро глотаю последние крошки. А поезд тем временем замедляет ход и останавливается на полустанке. Я спешно покидаю этот вагон и ищу другое место в поезде, подальше от этого опасного человека.
Через несколько часов мы доехали до города Кунгур, где к платформе примыкал небольшой привокзальный рынок. Там продавали кое-что съедобное. Я приценился. Ватрушка стоила десять рублей, а у меня была лишь половина этой суммы. Продавщица отрезать половину отказалась, и мне, скрепя сердце, пришлось купить пучок зелёного лука за три рубля. На том и доехал до Молотова. Теперь уже казалось, что до своей станции совсем недалеко, каких-то 240 километров.
Наш поезд прибыл на конечную, но вскоре пришёл поезд дальнего следования, и мы с Виктором нацелились поехать на нём. Когда поезд тронулся, Виктор первым заскочил на подножку вагона, а я настроился на следующий вагон. Как только я запрыгнул на подножку, проводник флажком попыталась меня столкнуть, но я держался. А тут вдруг сзади неожиданно кто-то сильно дёрнул меня за лямки котомки, и я от неожиданности отпустил поручень и оказался на платформе. Я рванулся к поезду, но меня крепко держали сзади. Я оглянулся и увидел женщину в форме железнодорожника, красной повязкой на рукаве и надписью «Дежурный по перрону». Я начал вырываться, и мне это удалось, но было уже поздно, мимо промелькнул последний вагон! Я в отчаянье бросился вслед за поездом, но споткнулся, упал, и, поняв, что бежать бесполезно, заплакал от обиды.
Тут подошёл милиционер, поднял меня за лямки и сказал:
– Марш с перрона в город!
Я ему:
– Не пойду!
– Почему?
– Мне нужно ехать домой.
– Куда ездил?
– Талицкий район Свердловской области.
– Зачем?
Я объяснил. Но целью его было убрать меня с перрона. Я же упрямился и не шёл.
– Я голоден, двое суток не ел.
– Сам виноват, ездить не будешь!
Я понял, что ему всё равно, хоть помирай, но так не сделал ни одного шага по его команде. Тогда он взял меня за те злополучные лямки и начал тащить, поддавая под зад коленом. Таким образом он и вытолкал меня за высокие металлические ворота, которые закрывались на замок до прибытия следующего пассажирского состава. По прибытию поезда пассажиров пропускали на перрон только по проездным билетам, встречающие-провожающие должны были приобретать входной билет за пять рублей. У меня же осталось только два…
Я не знал, что делать. Куда податься? Был в депрессии. В задумчивости поднялся на большой пешеходный мост, проходящий над железнодорожными путями станции. На высоте примерно четырёх метров остановился, посмотрел вниз и увидел каменный трёхметровый забор, преграждавший путь на перрон. Если спрыгнуть с такой высоты, можно покалечиться. Да и люди кругом. Решил не испытывать судьбу и стоял на ступеньках моста с плаксиво-несчастным лицом. Может, кто-нибудь обратит на меня внимание и даже спросит, что, мол, мальчик, случилось? Но увы, все проходили мимо, словно не замечая меня. У всех свои дела, заботы. Что уж говорить о чужих людях, когда даже мой спутник и односельчанин вначале откупился от милиции моими деньгами, а потом и вовсе бросил меня в беде. Наверняка ведь видел, как меня «сорвали» с поезда, вагоны-то были рядом. Вот такие проскочили в моей голове мысли. Я по наивности рассказал, что я имею с собой, он же мне ничего не говорил и при мне ничего не покупал. Не думаю, что он в такое неблизкое путешествие пустился вовсе без денег. До этого времени и думать-то мне было некогда – нужно было действовать. А тут оказался почти в безвыходном положении.
Просить милостыню совесть не позволяла, да и смелости и нахальства не хватало. И я решил пойти туда, куда движется по мосту большинство людей. Думал просто походить по городу, раз уехать не могу. Проходя по мосту, я заметил, что станция огорожена с другой стороны деревянным забором. А в таком заборе всегда найдётся «дырка». Не торопясь, стал изучать сверху возможность пробраться на станцию. На путях стояло больше десятка длинных грузовых составов, между ними ходили по одному охранники. Я спустился с моста, пошёл вдоль забора и вскоре набрёл на нелегальный вход на территорию станции. Доска держалась на одном гвозде – отодвинул её в сторону, сделал шаг вперёд, и ты уже на территории станции. Теперь осталось пройти под составами и не попасться на глаза охране. Мне приходилось по-пластунски переползать под вагонами и одновременно следить за охранником, замечая, в какую сторону он идёт. Если он шагал спиной ко мне, я рывком проскакивал под следующий состав и начинал следить за очередным охранником. Между некоторыми составами не было охраны, и я продвигался быстрее. Таким образом я в конце концов пробрался на перрон. Зашёл в здание вокзала, узнал из расписания, что ближайший пригородный поезд до станции Верещагино не более чем через час. Эта станция находилась примерно на полпути до Балезино.
На перроне я уселся на скамейку, где уже сидели люди. Вижу – проходит мимо милиционер, который бесцеремонно выволок меня отсюда. Заметил меня и, показалось мне, подмигнул и чуть заметно улыбнулся. Подошёл поезд, пассажиры начали садиться, но проводники почему-то билеты не проверяли. Видимо, решили, что проверки у ворот достаточно. В вагон все садились свободно, спокойно, и я зашёл вместе со всеми. Внутри не было полок и купе, только сидячие места. Но мне нужно было где-то отдохнуть. В углу за сидениями стояла железная печка-буржуйка, которая не топилась, потому что было уже тепло – май месяц. А около печки на полу было свободное место, туда я и лёг, кажется, обняв «буржуйку». Сразу уснул мертвецким сном. Не помню, как тронулся с места поезд, как он шёл. Не удивительно – я был сильно утомлён, да и стресс был немалый. К тому же я не ел и не спал двое суток.
Разбудила меня пинками проводник. В вагоне не было уже ни одного человека. Я был удивлён, что поезд так скоро прибыл на конечную остановку. Хотя на самом деле прошло около трёх часов, мне показалось, что прошёл один миг.
В Верещагино, ознакомившись с расписанием, убедился, что скоро должен прибыть поезд дальнего следования. Было что-то около полуночи. Состав подошёл строго по расписанию на второй путь. Первый путь был свободен. Я двинулся вдоль поезда в поисках открытой двери, чтобы попасть в тамбур вагона. Вдруг услышал крики немногочисленных людей, находившихся на перроне. Оглянулся и увидел идущий прямо на меня паровоз! Успел отскочить, как – не помню. Ух, «спасён был хвастунишка наш!» Оказывается, я ходил вдоль поезда не по перрону и не по междупутью, а прямо по первому пути.
Всё-таки я сел в этот поезд. Вначале на подножку вагона, а потом попробовал открыть дверь – на моё счастье, она оказалась не заперта, и я вошёл в тамбур. Меня здесь никто не побеспокоил: ни проводники, ни «зайцы». Все, наверное, спали. Так благополучно я и доехал до Балезино.
Не желая тревожить своих родственников среди ночи, я решил поспать до утра где-нибудь на вокзале. Все сиденья были заняты дремлющими пассажирами, а в одном углу я увидел спящих вповалку человек десять бродяг. Я мог бы к ним присоединиться, так как ничем от них не отличался. Но среди этих людей я заметил того, который хотел отнять у меня последний кусочек хлеба и грозился сбросить с поезда. Спать мне сразу расхотелось, и я в темноте побрёл к Сусловым.
Они мне открыли дверь, уложили спать. И часа через три я проснулся от голода. Меня накормили «кашей» из «пестиков» полевого хвоща. Хлеба у них тоже не было. Насытившись этой «кашей», я смог уже нормально рассуждать. Я рассказал дяде Семёну, почему мы решили переменить место жительства, как нас встретили на новом месте и коротко – о своём путешествии.
Я спешил домой и сразу утром, не заходя к тёте Марусе, отправился в путь. Но сил у меня идти быстро не было, и я пришёл лишь под вечер. Виктор уже сутки был дома, и сказал маме, что я потерялся. Мама и сестрёнки со вчерашнего дня меня оплакивали. Когда я вошёл, то увидел их заплаканные припухшие глаза. Слёзы горя сменились слезами радости, когда они меня увидели. Пятилетний Женька на всё взирал с любопытством.
Дома я рассказал о своём путешествии, а на следующий день было решено: начинаем собираться и готовиться к переезду. Первыми уехали молодые супруги Виктор и Полина. Они не были обременены хозяйством, поскольку мать Виктора ехать не собиралась, и всё хозяйство у них осталось на своих местах.
Глава 17. ПЕРЕЕЗД НА УРАЛ
Нам же надо было продать недвижимое имущество: дом, амбар, хлев, баню, а также живность: корову, овец, кур. Дядя Семён решил нам помочь продать корову. Нашёл в Балезино покупателя и послал к нам своего младшего сына Мишу, которому тогда было 12 лет, чтобы он помог пригнать корову в Балезино. На другое утро корову в стадо не выпустили. Сделали ошейник с поводком, а к рогам привязали поводок, и мы вдвоём с Мишей повели её в дальний путь. Шли почти целый день. Корова рвалась поесть травы (в стаде-то они пасутся целый день), мы же давали ей на это не более получаса. К вечеру мы прибыли на место. Дядя Семён нас уже ждал вместе с покупателем. Я не знал стоимости коровы, торговаться не умел и потому целиком положился на дядю Семёна. Взял столько, сколько дали.
Утром я простился с Сусловыми. Зашёл в магазин, где на часть вырученных от продажи коровы денег купил пряников для детишек тёти Маруси. Мне было необходимо переговорить с ней о нашем переезде на средний Урал. Она работала на станции в почтово-багажном отделении (я об этом уже упоминал) и обещала посодействовать с отправкой багажа и покупкой билетов на поезд. От тёти Маруси я отправился домой. Там уже подготовка к отъезду шла полным ходом. Знаменитый наш сундук стоял посреди комнаты, и в него укладывали вещи: одежду, постельное бельё, книги, кухонные принадлежности. Перины, подушки укладывали в большие мешки, написали на них адреса. Пока я был в Балезино, мама продала соседям овец, а кур отдала тёте Наташе, оставив нам парочку «на дорогу». Недвижимость нам продать не удалось. Да и кто будет покупать, когда в деревне начался голод. Заколотили окна и двери досками и оставили на произвол судьбы. Со слезами на глазах мы покинули родное жилище.
Уехали мы на подводе с кучером, погрузив свой багаж на телегу. Лошадь оказалась сильной и благополучно довезла нас всех вместе с багажом до станции. Мы поблагодарили кучера и простились с ним. Так оборвалась наша жизненная цепочка с деревней Квака, ставшей родиной отцу, мне, моим сёстрам и брату.
Багаж мы сразу подвезли к багажному отделению. Тётя Маруся помогла нам ещё аккуратнее его уложить, сделала необходимые надписи, оформила документы. С багажом всё вышло хорошо и быстро. А вот с билетами оказалась проблема. Мы подошли к кассе, и кассир нас быстро «успокоила»:
– Свободные места на поезда дальнего следования бывают редко.
Мы приуныли и решили дневать и ночевать около кассы. Тётя Маруся поговорила с кассиром, и та пообещала, что если будут свободные места, то их дадут нам. Но мы «провалялись» на вокзале, в углу возле кассы, сутки, а уехать так и не получилось. Приходила на вокзал мамина сестра с мужем Семёном и приглашала нас в гости, но мы отказались. Главное для нас было – уехать.
* * *
На второй день пребывания на вокзале мы увидели за окном двух погибших молодых людей. Они лежали на земле рядышком, лицами вверх. У одного была рана через весь лоб, у другого разбита затылочная часть. Мы узнали, что парни ехали на крыше поезда, перебегали с вагона на вагон и не заметили, что приближаются к мосту через железную дорогу. Они двигались в сторону хвоста поезда друг за другом. Задний получил удар первым. Впереди бегущий, услышав удар, а может, и вскрик, оглянулся и получил удар в лоб. Вот такая трагедия. Их почему-то привезли к вокзалу и расположили под окнами на всеобщее обозрение, даже ничем не прикрыв. Пролежали они там довольно долго. Я выходил на улицу и рассматривал их вблизи.
Уехать из Балезино мы смогли лишь на третий день, на поезде Москва – Свердловск. Нам пришлось переплатить кассиру 150 рублей, зато эту ночь мы провели в поезде и смогли отдохнуть. В Свердловске нас ожидала пересадка, и пути оттуда нам оставалось 220 км. Однако в кассах на Тюменское направление на ближайшие поезда билетов нет. И вдруг мы слышим объявление по радио: «На пятый путь прибыл грузопассажирский поезд номер 500, следующий до станции Тюмень». Мы всей семьёй рванули туда, нашли этот поезд и стали выбирать вагон, в который можно было бы забраться. Все вагоны были грузовыми, крытыми и с нарами вдоль стен. Они все были заняты пассажирами.
Мы заметили, что в одном вагоне было свободное пространство. Но как только мы поставили вещи на край дверного проёма, а сами начали забираться в вагон по неудобным ступенькам, из-под вагона вдруг высунулась рука и схватила наш чайник – литой, стальной, в нём находилось кое-что из съестного. Я кинулся за злоумышленником. Им оказался мальчик лет тринадцати. Я его почти догнал, он бросил в сторону добычу и нырнул в тоннель. Я схватил чайник, но всё, что в нём было – исчезло. И с пустым чайником я вернулся к вагону, но снова повторил свою ошибку, поставив его на край дверного проёма, а сам начал подниматься по лесенке. И когда я поднялся и оглянулся, чайника уже не увидел – он снова исчез. Оказывается, это был отработанный беспризорниками-невидимками приём ежедневного грабежа на таких поездах. В этот раз я не успел обнаружить воришку, так как локомотив уже подал сигнал отправления и поезд тронулся в путь.
Когда я подошёл к своей семье в уже мчащемся поезде, то заметил в их глазах замешательство и испуг. Я спросил, что случилось; они молча указали мне на старушку, неподвижно лежавшую на полу вагона недалеко от открытых дверей. На ней было чёрное пальто, по которому ползали вши – крупные, белые, и до жути много. Так вот почему этот вагон был относительно свободным! Народ старался переместиться от этой страсти подальше, а одиночные пассажиры уходили в другие вагоны. Мы же стояли кучкой у противоположной стенки вагона, боясь присесть (да мы были и не уставшие) или поставить наш негромоздкий скарб.
Как нам рассказали попутчики, поезд этот в народе назывался «Пятьсот весёлый», проезд на «Пятисотом» бесплатный. Мы доехали до Поклевской днём и без задержки пошли пешком в Перванову вдоль полотна железной дороги по пешеходной тропе. Где-то на полпути неожиданно встретили наших первопроходцев – Виктора и Полину. Оказалось, что они идут на станцию, чтобы уехать обратно в Кваку. Говорила в основном Полина:
– Ничего хорошего здесь нет, мы разочаровались!
Мне было странно это слышать. Если бы Виктор разочаровался в первую поездку, то не поехал бы повторно. Я на него смотрел «волчонком», а он не проронил ни единого слова. Мы нисколько не расстроились, что они уезжают. С Виктором жить и работать в одной деревне мне не хотелось – плохой он товарищ. И мы спокойно пошли в «неизведанную даль» с одним желанием – там прижиться.
