Текст книги "Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969"
Автор книги: Виталий Федоров
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 61 страниц)
Катя стала чаще у меня бывать. Как-то она испекла и принесла большой пирог, который мы с ней ели два дня. Она стала звать меня Витенькой. Когда я уходил, то освобождал окно от шпингалетов, чтобы его можно было открыть с улицы. Так мы могли влезть в комнату в ночное время и уйти, когда сочтём нужным. Получалось, как в присказке: «А нам всё равно, что в дверь, что в окно».
Летом мы стали ходить купаться на реку Рефт. Несколько раз ездили автобусом на Черемшанскую плотину. Там брали напрокат лодку и уплывали вверх по течению подальше с глаз людских. Выбирали место поживописнее, приставали к берегу и были предоставлены друг другу.
Катя мне нравилась. Но не мог же я на ней жениться, при живом-то муже, да ещё и с ребёнком? Своего, можно сказать, бросил, а чужого брать? От такой мысли у меня аж мороз пробирал по коже. А Катя была не прочь уехать со мной хоть на край света. Даже намекала на это, но не настаивала. Я мог её понять. Её ребёнку не хватало материнской ласки, а уж каково было мужу, когда он узнал про развлечения своей жены… А он наверняка про это узнал, мы ведь не таились. В нашем цехе работал начальником контактной сети дядя Катиного мужа. Как-то он подошёл ко мне и ехидненько поинтересовался:
– Ну как, Катя, хороша?
– Очень хороша, – ответил я без тени смущения. После этого ему разговаривать со мной расхотелось. Похоже, он ожидал, что я стану открещиваться от связи с ней, юлить и выкручиваться, а он бы тогда вывел меня на чистую воду, рассказав, где нас видел вместе. Но я лишил его этого удовольствия.
Прознала про нашу связь и Катина свекровь. И, видимо, сама решила поймать нас с поличным. Однажды вечером я пришёл к Кате. На полу было постелено одеяло, на котором сидела её дочь. Девочка сразу указала на меня пальцем и сказала: «Дядя». Я не собирался ночевать и, не раздеваясь, сел на стул и разговаривал с Катей. Мы даже находились в разных углах комнаты. Дверь не запирали, поскольку я скоро собирался уходить. Мне вдруг показалось, что кто-то прошёл под окном, но я не придал этому значения. Но через минуту в квартиру в буквальном смысле ворвалась высокая, толстая бабища и прямо с порога начала орать, что пока её сын родину защищает, мы тут в его отсутствие предаёмся грешным утехам. В конце концов она так распалилась, что совершила абсолютно неразумный, на мой взгляд, поступок – сорвала со стены портрет сына и ударила им с размаху о спинку свободного стула, так, что в стороны полетели осколки стекла и щепки от рамы. Остатки фотографии она сама разорвала на мелкие кусочки.
Ребёнок от страха заплакал, Катя тут же взяла девочку на руки. Я попытался успокоить взбесившуюся фурию. А она, воспользовавшись тем, что я подошёл к ней поближе, тут же вцепилась в мои волосы. Если бы это был мужик, я бы его ударил, но не могу же я драться с женщиной?
Привлечённые шумом, в дверях квартиры уже толпятся зеваки. Пока никто из них не вызвал милицию, но может сделать это в любой момент. Каким-то полуборцовским приёмом я роняю вошедшую в раж женщину на пол, и она наконец-то отцепляется от меня. Но несколько моих волос остаётся в её руке, и она кричит, что непременно пошлёт их своему сыну в армию. Катя обращается ко мне:
– Уходи, я сама с ней разберусь.
– Пока, до свидания, – я спешу ретироваться и слышу, как фурия, поднимаясь на ноги, вопит:
– Я вам покажу «до свидания»!
После этого дикого случая Катя сменила место жительства. Вместо комнаты в доме «без удобств» она стала жить в однокомнатной квартире в благоустроенном доме на улице Лесной, что опять же было недалеко от моего жилица.
В гости к Кате должна была приехать старшая сестра, которую нужно было встретить на вокзале. Катя попросила меня поехать с ней. Из вагона к нам вышла приятная молодая женщина лет двадцати пяти, ростом чуть выше Кати. Она была похожа на свою младшую сестру (наверное, правильно было бы сказать наоборот). Сестра Кати ничуть не удивилась моему присутствию, вероятно, знала о моём кое-каком участии в жизни сестры. Около нового дома Кати я с ними простился, дав им побыть вдвоём.
Через день Катя пригласила меня посетить её новое жилище, которое ей помог получить дядя её мужа. Он хорошо к ней относился. Я засиделся у Кати допоздна и остался ночевать. Так мы «обновили» её новую квартиру.
На следующий день я узнал, что на побывку прибыл её муж, наверное, с целью налаживать семейные дела. Мне было не безразлично, как эти дела «налаживаются», и я постарался переговорить с Катей на работе. Остановился у стрелочного поста, где она дежурила. Она выглядела нормально, только смотрела серьёзно, без привычной улыбки.
– Как дела? – спросил я.
– Муж потребовал, чтобы я всё рассказала. А что тут рассказывать? Я призналась, что с тобой дружила, как с коллегой. На работу, с работы иногда вместе ходим. В столовой зачастую ужинаем после смены. Живём рядом, поэтому часто встречаемся. А что он хотел? Если я ни с кем не буду разговаривать три года, пока его нет, и с ума сойти можно. Так я ему и сказала.
– Держись, Катя, я с тобой! Всё, поехал.
Я с облегчением узнал, что никакого рукоприкладства не было, а моральное давление Катя выдержит, заболтав кого угодного. В остальные дни отпуска Головашова в их доме царил мир. А после его отъезда на службу мы с Катей стали снова встречаться, но это уже не были те страстные вечера и ночи, что раньше. Можно сказать, мы стали прагматиками. Я стал задумываться о более спокойной «гавани», а то в этом водовороте можно было и затеряться.
В нашем микрорайоне было кафе, где в ассортименте было вино, пиво, ну и, конечно, можно было хорошо покушать. Я частенько ходил туда обедать. В коридоре у раздевалки всегда толпились выпивохи и разный люд. И вдруг среди них я увидел женщину-монстра – Катину свекровь. Она стояла и курила. Я прошёл мимо неё. Пообедал. На выходе она меня вдруг остановила, сунула деньги и попросила купить ей в буфете папирос. Я вернулся в зал, купил пачку «Беломора» и отдал ей. Она сказала «спасибо», я же не ответил ей и ушёл. Наверное, она хотела извиниться или хотя бы мирно поговорить. Только вот я этого не хотел. Зато мне стало понятно, почему Катя никогда не ходила со мной в это кафе. Оказывается, рядом жила её свекровь.
Глава 116. АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ
Мы с Володей продолжали посещать вечернюю школу до конца учебного года. Старались не пропускать занятия без уважительной причины, надеясь получить аттестат с хорошими оценками.
Однажды к нам с Володей подошла учительница физики и неожиданно пригласила нас на день рождения подруги, тоже физички, которая вела уроки в других классах нашей школы. Мы её знали. Выходило, что обе они холостячки? По возрасту они были немного моложе нас. Но нам было как-то неудобно: во-первых, они всё-таки наши учителя, а, во-вторых, подруги у нас у обоих были. В общем, мы вежливо отказались. Они на нас за это не обиделись, и наши отношения с физичкой не испортились. Хотя в отношении самого предмета у нас были «белые пятна». Если в механике и электротехнике мы разбирались хорошо, то забивать себе голову оптикой совершенно не хотели.
На выпускных экзаменах мы попросили нашу учительницу, чтобы билеты, в которых есть вопросы по оптике (они были где-то в последних номерах билетов), она положила вниз. А сверху лежали билеты, ответы на которые мы знали хорошо. Мы рассказали про это тем одноклассникам, с кем были в приятельских отношениях.
Взяв билеты одними из первых и ответив на «хорошо», мы не ушли, а стали ждать, как ответят наши друзья-товарищи. Я «болел» за Андрея, с которым обычно сидел за одной партой. Сначала всё шло хорошо, ребята отвечали успешно. Но вдруг член комиссии, наш математик (он же завуч школы) заподозрил неладное.
– Почему это берут билеты только из первой половины номеров? – спросил он физичку.
– На-наверное, так попадаются, – заикаясь, ответила она.
– Немедленно перемешайте все оставшиеся билеты, – приказал завуч.
Ей ничего не оставалось делать, как выполнить его требование. В результате этого ответы следующих выпускников стали куда менее уверенными. Но двоек, кажется, не было. А у меня возникло чувство вины перед нашей учительницей. Возможно, ей предстоял неприятный разговор с администрацией школы.
* * *
По литературе учительница мне поставила итоговую тройку, но я был принципиально с этим не согласен. Я сказал ей об этом, но она и слушать не хотела. На выпускном экзамене я ответил на четыре балла, но у меня были тройки в четвертях, которые она ставила, ни разу меня не вызывая.
Я обратился к классному руководителю, Нине Петровне. Она пошла мне навстречу и всё уладила. В аттестате у меня стояла по литературе четвёрка. Я одержал маленькую победу над упёртой учительницей литературы, правда, с помощью Нины Петровны.
* * *
Получали мы аттестаты на торжественном вечере в актовом зале школы. Хорошо отметили окончание учёбы. Были танцы. Одна пара даже обручилась на этом вечере. Впрочем, они всё время учёбы были неразлучны.
После окончания школы мой сосед Володя Коковин и Юра Лебедев (с ними, если помните, мы жили в одной комнате в Свердловском общежитии) женились на сёстрах-блондинках и вскоре уехали в Украину, в город Никополь. Весточек оттуда они не присылали, но что-то мне подсказывало, что устроились они там хорошо.
Глава 117. НЕШТАТНЫЕ СИТУАЦИИ
На раскомандировке нам сообщали, где в данный момент находится твой локомотив. До «рабочего места» нужно было идти пешком или ехать автобусом. Пешком приходилось добираться в карьер, а автобус мог отвезти на другой борт карьера, где располагались главные пути на отвал и на фабрики. В этот день мой электровоз оказался в ПТО (пункте техобслуживания), который находился недалеко от раскомандировки. В шестнадцать часов я уже был на месте. Подошёл к электровозу – никого, зашёл в кабину – тоже никого. Заглянул в книгу приёма-сдачи смены и не увидел там никакой записи.
Вдруг краем глаза заметил на пульте управления что-то лишнее, присмотрелся и остолбенел. Это была довольно ровно отрезанная ногтевая фаланга человеческого пальца. Днём должен был работать Вася Рязанский. Возможно, это его палец? Я решил узнать, что здесь случилось. Зашёл к слесарям-вагонникам. Там было два человека. Один из них спросил:
– Вы на 75-й электровоз? Тогда можете ехать, всё готово.
– Хорошо, только расскажите, что здесь случилось.
– Да мы не особо много знаем. Все, кто был причастен, сейчас во главе с мастером на разборе у начальства.
– Ну вы хоть знаете, чей палец у меня в кабине и как он туда попал?
– Ну раз ты не торопишься зарабатывать деньги, то садись и слушай. Василий заехал к нам и решил сам отрегулировать тормоз одного из вагонов. Забрался под вагон, вытащил регулировочный валик, подтянут на себя одну тягу и пальцем стал проверять совпадение отверстий в тягах. В это время автоматчик открыл концевой кран для проверки тормозов. Тормоза сработали, тяги двинулись и отрезали палец твоему товарищу. Его увезла скорая помощь.
– Надеюсь, начальники разберутся, кто виноват, – сказал я. – Правда, Васе от этого не легче.
Всю смену я проездил, видя перед собой этот палец – как свидетельство человеческой безалаберности и несоблюдения правил техники безопасности. Автоматчик-вагонник не имел права таким образом приводить в действие тормоза. Он должен был подать сигнал машинисту, чтобы тот включил тормоза краном машиниста, или же подойти к машинисту и попросить его тормозить, после чего уже мог проверять работу тормозной системы. Кроме того, машинист не должен заниматься ремонтом в ПТО, тем более лезть под вагон. Это ещё можно было бы понять, если бы электровоз находился на линии. Машинист, напомню, один – без помощника. Тогда можно попытаться устранить неисправность. Но делать это с риском для своего здоровья? «Хватит читать мораль, сам-то каков?» – скажет читатель и будет прав.
В полночь ко мне на смену пришёл Петя Морозов. Он уже в общих чертах знал о произошедшем (рассказали на раскомандировке), а я, волнуясь, поделился кое-какими подробностями и показал Васин палец. Эта «встреча» оказалось для Петра полной неожиданностью, и он долгое время не мог вымолвить ни слова. Я почему-то всю смену ждал, что за пальцем кто-нибудь придёт, отнесёт его в больницу, чтобы хирурги пришили на место. Но никто так и не появился.
Видимо, от всех этих переживаний я и сам стал рассеянным. У Петра была полевая сумка, точь-в-точь похожая на мою – видимо, в одном магазине покупали. И я эту сумку забрал с собой, оставив своего сменщика без завтрака. И ладно бы на этом всё закончилось – можно было списать на моё волнение, но через несколько дней я снова унёс обед Петра. И обнаружил это, уже когда собирался на очередную смену. Меня аж в пот бросило от стыда. Первым делом на работе я извинился перед Петром. А чтобы не было рецидива, я на следующий же день прилепил на свою сумку заметную наклейку. После этого подобных казусов больше не было.
* * *
Однажды я работал в ночную смену. Накануне мне не удалось отдохнуть, поэтому постоянно клонило в сон. Я ехал на отвал бедных руд для разгрузки. На разъезде Отвальном остановился у красного выходного. Впереди меня под разгрузку заехал самый длинный наш поезд с шестью вагонами и электровозом А-80. До экскаватора было метров триста. Я подумал, что пока он доедет до места разгрузки, разгрузит по очереди шесть вагонов, доедет до Отвального – пройдёт минут двадцать, и за это время я могу вздремнуть. А когда порожняк будет проходить рядом, я услышу и проснусь. С такими мыслями я поднял ноги на контроллер и закрыл глаза.
Мне показалось, что прошло всего несколько мгновений, когда я услышал крики и стук в дверь. Ещё не проснувшись окончательно, я почему-то решил, что заснул на ходу. На то, что перед глазами маячит зелёный цвет светофора, я даже не обратил внимания. Я мгновенно, не раздумывая, дёрнул кран машиниста, производя экстренное торможение. Другой рукой, которой, наверное, управлял в этот момент совсем иной участок мозга, я на всю катушку включил контроллер (дал полный газ, говоря по-автомобильному).
Электровоз дёрнулся, но с места не тронулся – сработала защита от перегрузки. Я кинулся к дверям, но там уже никого не было. Открыв дверь, увидел удалявшегося от электровоза человека. Он сделал своё дело, разбудил заснувшего на рабочем месте наглеца. У входного светофора стоял его поезд, ожидая, когда я освобожу ему путь. Только в этот момент я начал осознавать, что натворил, позволив себе «немного отдохнуть». Тормозной кран по-прежнему находился в положении экстренного торможения. Я его перевёл в отпускное, а затем в поездное положение. Рукоятка контроллера находилась на последней позиции, горела аварийная лампочка. Я сбросил на ноль рукоятку контроллера, восстановил защиту и поехал под разгрузку.
Этот случай произошёл в первые месяцы моей работы в Асбесте. Будучи научен горьким опытом, я больше не позволял себе расслабляться на работе. При вынужденной стоянке делал физические упражнения или читал. Стал хоть немного отдыхать перед ночной сменой. И – вот уж чем не могу гордиться – начал курить «Беломор».
* * *
Очередная нештатная ситуация произошла как всегда неожиданно. Я работал в вечернюю смену с шестнадцати до двадцати четырёх часов, вёз пустую породу на отвал. Уже стемнело, когда я подъезжал к станции Майская. Мне горел зелёный, и я ехал, не снижая скорости. У выходного светофора в этот момент остановился порожняк, ехавший с отвала. Вдруг из-за остановившегося локомотива вышел человек и, не глядя по сторонам, шагнул на мой путь. Я резко затормозил и подал звуковой сигнал, но тут же до меня дошло, что это бесполезно. Человек исчез из моего поля зрения. Попал он под колёса или был сбит локомотивом, я не знал. Удара я не ощутил – как-никак, вес тридцатипятитонной махины и человека несоизмерим. Но я чувствовал, что произошло что-то нехорошее.
Как только мой поезд остановился, я выскочил из кабины. Фонаря у меня не было, но немного света падало от работавшей рядом фабрики №3. Я осмотрел электровоз и заглянул под все вагоны. Ничего и никого не найдя, я посмотрел по сторонам и заметил, что на обочине что-то темнеется. Я быстро подошёл к этому месту. Там лежал человек, он тихо стонал. Я попытался с ним заговорить, но, судя по всему, он был без сознания. Беглый осмотр показал мне, что руки-ноги у человека на месте, значит, под колёса он не попал. Тут вдруг подошёл Дроздов, машинист поезда, стоявшего рядом. Не обращая на меня внимания, он начал тормошить бедолагу, повторяя: «Ты только не говори, что я тебя привёз».
– Ты в своём уме?! – прикрикнул я на Дроздова. – Человек помирает, а ты только о себе думаешь! Иди отсюда!
Дроздов ретировался в свой электровоз и уехал в карьер, а я побежал на станцию, чтобы вызвать скорую помощь и сообщить о случившемся. Дежурная, увидев меня, удивилась:
– Чего стоишь, не едешь?
– Я человека сбил! Звони скорее, вызывай скорую!
– Ой, как же так случилось… – запричитала девушка, снимая трубку.
Я закурил, чтобы немного унять дрожь в руках. Дежурная вызвала медиков и сообщила диспетчеру о случившемся. Я вернулся к пострадавшему – вдруг он нуждается в помощи? Но моя помощь не потребовалась, скорая прибыла довольно быстро. Его, так и не пришедшего в сознание, увезли в больницу. Порожняк, из-за которого он выскочил на мой путь, давно уехал под погрузку. Мне тоже позволили продолжать работу.
А утром меня вызвали на разбор в контору рудника, где я предстал перед инспектором по технике безопасности и главным инженером. Они меня капитально трясли, задавая вопросы, которые позволили бы меня хоть в чём-то обвинить.
– С какой стороны шёл пострадавший? – спросил инспектор по ТБ.
– Он вышел из-за остановившегося электровоза с порожняком и направлялся в сторону фабрики.
– А может, всё-таки со стороны фабрики? Вы тогда могли его раньше заметить и предотвратить несчастный случай.
– Я в любом случае не успел бы затормозить, он буквально кинулся под электровоз.
– А с какой скоростью вы ехали? – продолжал допытываться инспектор.
– Я точно не знаю, потому что на этих электровозах нет скоростемеров.
– А приблизительно?
– Где-то километров тридцать в час.
– А вы знаете, что впереди находился только что построенный путепровод?
– Да, знаю.
– А то, что проезд по нему должен быть на скорости не более пятнадцати километров в час?
– Я бы успел снизить скорость до требуемой ещё до путепровода.
Наверное, они бы долго ещё пытали меня, если бы им не позвонили по телефону. Главный инженер проговорил что-то в трубку и попросил меня подождать вызова в коридоре. Мне пришлось маяться там довольно долго, пока не пришли новые посетители. Это был машинист экскаватора, помощник которого пострадал, и машинист электровоза Дроздов, который вёз тот самый злосчастный порожняк.
Мы втроём вошли в кабинет и расселись на стулья. Главный инженер начал свою обличительную речь со слов:
– Мы только сегодня утром узнали, кто пострадал. При нём не было документов. А недавно он пришёл в сознание и смог рассказать, как всё было. Так вот, вы двое, – он указал на моих соседей, – даже не сообщили о случившемся, отработали смену и ушли домой отдыхать со спокойной совестью! Особенно это касается вас, – он сфокусировал сердитый взгляд на машинисте экскаватора и продолжил: – Надо, же, у него пропал помощник за пять часов до конца смены, а ему хоть бы хны! Даже не сказал никому! А вы, – он повернул голову к Дроздову, – не имели права допускать в кабину посторонних. А сами привезли его и выпустили из кабины как раз в момент подхода другого поезда. Человека сбили, а вы спокойно уехали! А если бы и Фёдоров уехал?
Надо сказать, что про нашу ночную встречу с Дроздовым я никому докладывать не стал. Возможно, это только усугубило бы его вину. Дальнейший разбор длился недолго, потому что мои коллеги в основном просто повторили то, что уже рассказал пострадавший. Экскаваторщик лишь добавил, что его помощник направлялся ужинать в столовую фабрики.
В результате Дроздова сняли на два месяца с электровоза и перевели на это время в бригаду путейцев. Как наказали машиниста экскаватора, я не знаю, так как он числился в другом цехе. Ко мне никаких санкций не применили. Хотя мне хватило и того испуга – не часто под твою машину бросаются «самоубийцы».
Сам же пострадавший провёл в больнице около двух месяцев. У него было несколько переломов. Можно сказать, легко отделался. После окончания лечения он вышел на работу.
* * *
Новое ЧП произошло по моей вине. Я ехал сверху под погрузку вдоль закруглённого борта карьера. Было утро, светало. На обозримом расстоянии я не видел ни одного поезда. Перед станцией Комсомольская в кривой малого радиуса находился входной светофор, который не был виден издалека. Но я решил, что светофор должен быть зелёным и ехал, не снижая скорости. Я помнил, что на станции в тупике всю ночь простоял электровоз с двумя вагонами-дозаторами. Машиниста я на нём не видел. Со стороны мне показалось, что он и сейчас находился на том же месте.
Мой поезд двигался вперёд вагонами, поэтому я увидел красный огонь светофора слишком поздно. Я экстренно затормозил, но поезд по инерции проехал мимо светофора, и тут я к своему ужасу разглядел, что тот электровоз с дозаторами теперь находится на моём пути. Скорость моя снижалась слишком медленно, вот-вот должно было произойти столкновение. Находящиеся на том электровозе увидели, что на них идут вагоны, и начали отъезжать. Но у меня скорость была выше, я догнал их и сцепился. Сильно тряхнуло, поднялась пыль, и движение в миг прекратилось, несмотря на то, что перед столкновением мы ехали в одном направлении.
Я подошёл к тому электровозу и увидел на нём начальника смены Иванова и инструктора Деменьтича. Иванов спросил:
– Светофор что, зелёный был?
– Нет, красный, – признался я.
– Отцепляй, мы поедем.
Никаких повреждений ни у них, ни у меня не обнаружилось. Я отцепил свой поезд и они уехали. В конце смены я зашёл в раскомандировку и увидел обоих «пострадавших». Они сидели за столом и играли в домино. Я спросил:
– Разбор будет?
– Нет, иди домой, отдыхай, – разрешил начальник смены.
Я подумал, что «пронесло», но в конце месяца обнаружил, что меня лишили ста процентов премии.
* * *
Погрузившись в карьере, я выехал к стрелочному посту, на котором в эту смену работала уже известная читателям Катя. По её сигналу я должен был заехать в тупик, куда вёл небольшой уклон. Поезд катился по инерции, и я решил перейти с заднего пульта на передний на ходу. Пульты находились в одной кабине, всего в паре-тройке шагов друг от друга, но, переходя, я совершил ошибку – не перекрыл кран на тормозной магистрали. Конец тупика приближался, я начал тормозить. До меня не сразу дошло, что тормоза не сработали: из-за того, что магистральный кран не был перекрыт, один кран машиниста выпускал воздух, а другой пополнял. Я быстро кинулся исправлять ошибку, но было поздно. В тупике на рельсах лежали шпалы, сложенные в аккуратную большую горку высотой больше метра. Электровоз врезался в неё, шпалы разлетелись в разные стороны, но две шпалы попали под колёса, которые своими гребнями проделали в них заметные борозды.
Электровоз остановился. Я вышел из кабины, посмотрел на свою «работу». Две шпалы находились под электровозом. Я попробовал их вытащить, но они были зажаты намертво. Немного подумав, я решил попробовать выехать обратно через эти же шпалы. В конце концов, электровоз ведь не сошёл целиком с рельс, пройдя по шпалам вперёд. Так почему бы не повторить то же самое в обратном направлении? Я поехал медленно и осторожно. Всё вышло так, как было задумано. Электровоз поднимался колёсной парой на шпалу и со стуком становился на рельсы. Таким образом я «перешагнул» через обе шпалы и, не оглядываясь, поехал на основные пути.
Стрелочница как обычно проводила меня жёлтым свёрнутым флажком. Поскольку я в тупике долго не задержался, она и знать не знала, и ведать не ведала, что я там натворил.
Такие вот нештатные ситуации время от времени случались у нас в карьере. Всё описанное в этой главе произошло в течение первого года моей работы на Центральном руднике.
