355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виталий Федоров » Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969 » Текст книги (страница 40)
Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 03:29

Текст книги "Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969"


Автор книги: Виталий Федоров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 61 страниц)

Глава 94. ТРАГЕДИЯ В ОБЩЕЖИТИИ

В один из морозных дней декабря 1956 года нам сообщили трагическую новость. Наш однокурсник Володя Старовойтов повесился ночью на поясном ремне в лестничном пролёте между вторым и третьим этажами общежития. Для всех случившееся было шоком.

В его комнате нашли записку, написанную Старовойтовым: «В моей смерти прошу никого не винить. Передайте привет Израилю Григорьевичу Левину».

В этот же день в нашей группе было два часа автотормозов. Мы рассказали преподавателю о трагедии со Старовойтовым. Кто-то добавил:

– Он вас, Израиль Григорьевич, упомянул в своей предсмертной записке.

Левин побледнел. Он был смуглым, но бледность проступила во всём его облике, и на какое-то время он потерял дар речи. Мы даже изумились его состоянию. Лишь через некоторое время, отойдя от шока, наш преподаватель спросил заметно охрипшим голосом:

– Что он написал в записке?

– Он передавал вам привет, – ответил один из студентов.

После этих слов Левин немного успокоился. Но всё равно получить «привет с того света» – далеко не радостное событие.

Первоначальная реакция Израиля Григорьевича объяснялась тем, что Старовойтову очень трудно давался предмет «автотормоза», а преподаватель частенько посмеивался над его тупостью. В уголовном кодексе есть статья «Доведение до самоубийства», вот Левин и испугался – не назвал ли его в записке Старовойтов виновником своей смерти. Но всё оказалось для него не так страшно.

Через день приехал отец Володи, убитый горем человек лет пятидесяти. Он переночевал в комнате, где жил его сын, переговорил со всеми ребятами. Ему сказали, что Володя иногда уходил вечерами, а когда возвращался, никому не говорил, где был; ни с кем не делился своими переживаниями, правда, часто ходил в народную дружину.

Организацию похорон и расходы взяла на себя школа.

* * *

На третий день после смерти Старовойтова его тело привезли в гробу на открытой грузовой трёхтонной машине. В кузове сидел убитый горем его отец, согнувшись над гробом сына. Машина подошла к подъезду школы. Мы все вышли и, по очереди запрыгивая на машину, прощались со своим однокашником. Ребята, жившие с ним в одной комнате, сели в кузов машины и поехали на кладбище.

Так не стало у нас одного из шестидесяти. Причину самоубийства так и не установили, да и криминала в нём никто не искал. Правда, мне более чем через полгода довелось пообщаться с человеком, знавшим ситуацию, но об этом как-нибудь в другой раз.

Глава 95. ХАЛТУРКА

Молодёжь, особенно учащаяся, всегда нуждается в карманных деньгах. Мы не были исключением, но многие не слишком от этого страдали (я в их числе). Однако некоторые прямо «рвали свои жилы», лишь бы подзаработать. У нас собралась бригада трудоголиков под лаконичным самоназванием «Ух». Это Володя Коковин, Булынко и Оглезнев. Они имели связи с базами и другими принимающими грузы организациями. Эти учреждения знали телефон нашего общежития и по фамилиям вызывали ребят на выгрузку. А бригада «Ух» не отказывалась ни от какой работы. Они успевали поработать в неделю пару раз, даже в будние дни иногда им удавалось потрудиться после учёбы.

Выгрузка вагонов с углём – это несколько часов подышать угольной пылью и вдоволь наработаться лопатой. Но как выяснилось, это ещё не самое плохое. Однажды Володя Коковин пришёл с халтурки в прямом смысле слова с зацементированным носом. Им пришлось выгружать цемент из цистерны. Для этого одному надо было спускаться через люк и загружать ёмкость цементом. Поневоле приходилось дышать цементной пылью, а у них не было даже марлевых повязок. Постепенно, смешиваясь с влагой в носу, пыль превращалась в бетон. Дышать становилось всё труднее. Время от времени они менялись, поэтому «забетонировались» все трое. По дороге в общежитие они приобрели маленькие ножницы и пинцет, но этого для очистки трёх носов оказалось мало. Догадались использовать рейсфедеры. Было больно и смешно смотреть на то, как они друг друга «лечили». Немного отдохнув и приведя себя в относительный порядок, они изготовили из бинтов и ваты повязки на рот и нос, после чего вернулись на рабочее место заканчивать выгрузку.

На такое самопожертвование я бы добровольно никогда не пошёл. За два курса учёбы я лишь четырежды поучаствовал в разгрузке вагонов, но от цемента бог миловал (да и сам я бы отказался).

Однажды на какой-то базе потребовались грузчики. Оттуда позвонили к нам в общежитие, но бригада «Ух» уже где-то работала. Трубку взял Вершинин, узнал, «что почём» и сколько человек нужно для работы. Иван зашёл в нашу комнату и спросил:

– Кто согласен пойти на выгрузку вагона с продуктами? Там всё в ящиках.

– Я, – сказал Лебедев. Я тоже поднял руку.

– А ты, Вася, пойдёшь? – спросил Юра.

– Хорошо, пойду. Тогда что надевать?

– Комбинезон, шинель сверху.

Мы быстро собрались и прибыли на базу. Кладовщик открыл нам вагон, мы взяли по ящику на плечо и пошли за ним. Нам указали место в подвале, куда нужно было составлять принесённые ящики. Мы сразу определили, какой груз нам предстоит переносить, но внешне никакой реакции в присутствии руководства базы не выказали. А было это вино в бутылках по 0,75 литра.

Как только кладовщик нас покинул, Иван взял одну бутылку из ящика, который он нёс, распечатал её и поставил за вертикальный бетонный столб в подвале. Сказал нам:

– Можете по глоточку утолять жажду вином.

Мы все периодически подходили к столбу и по чуть-чуть прикладывались к бутылке. Хотя мы и были под хмельком, работали споро, закончили вовремя. Получили обещанную зарплату.

В другой раз потребовалось шесть человек для выгрузки из полувагонов крупногабаритного камня. Когда мы забрались в вагон, показалось страшновато – как мы эти камни будем через борт вагона перекидывать (через открытые люки высыпалось лишь немного мелочи). Но «глаза боятся – руки делают». Тем более что плату пообещали хорошую, больше ста рублей за вагон каждому. Мы дружно принялись за дело. Ребята подобрались сильные, работящие. Как нам показалось, с вагоном управились без проблем. Руководство базы предложило нам разгрузить ещё один вагон на выбор из двух оставшихся. Мы согласились и выбрали вагон, где камней было меньше, но они были крупнее. Со вторым вагоном мы тоже управились, но от добавки в виде третьего вагона отказались – уже порядком утомились, а уставший человек может получить травму.

За работу нам выдали по двести пятьдесят рублей. Мы на радостях и «с устатку» купили две бутылки водки и разной закуски. И, можно сказать, впервые выпили в общежитии.

Потом я ещё дважды ходил на халтурку. Один раз пришлось разгружать уголь. Другой – на продуктовой базе выгружали упакованную в ящики дальневосточную мороженую рыбу.

Глава 96. ШУТНИКИ И ПРОКАЗНИКИ

В этом году почти все из нашей комнаты обзавелись подругами, кроме любящего больше всего поспать Вени Никонова. У Володи Коковина была подруга – молодая женщина, которая раза два побывала у нас в комнате. Вечерами он пропадал у неё до полуночи. А к Васе Воронкину подруга приходила довольно часто, и он с ней уединялся в укромном месте нашего общежития. Возвращался он минут через двадцать, уже один, и садился за стол заниматься высшей математикой. Надо сказать, что он учился ещё и заочно на первом курсе УЭМИИТ[15]15
  УЭМИИТ – Уральский электромеханический институт инженеров железнодорожного транспорта, ныне Уральский государственный университет путей сообщения (Прим. ред.)


[Закрыть]
. Но он всегда после «отбоя» был в постели, даже в дни вечерних консультаций в институте. Юра Лебедев тоже иногда задерживался до ночи, но свою пассию нам не показывал.

У одного парня с нашего курса была подруга – студентка мединститута. Как-то они подговорили студенток пятого-шестого курсов организовать «вечер встречи» с ребятами нашего курса. Были запланированы танцы. Поехало около двадцати человек (я был в их числе). Встреча проходила в общежитии старших курсов. Девушкам было 22–24 года. Танцы организовали в коридоре, который был длинным, но узким, и танцевать там, мягко говоря, было тесновато. Из девушек меня никто не впечатлил, да я и не собирался с кем-то знакомиться. А вот Васю Рязанского познакомили с девушкой Асей. Но знакомство это было приготовлено заранее. Зная мягкохарактерность Васи, организаторы вечера довольно легко «сосватали Васю за Асю» (в принципе, должно было быть наоборот). И с этого времени стал наш Вася-скромница иногда пропадать до полуночи.

И тут Юра придумал, как охладить его пыл. Он налил в кружку воды, поставил её на карниз (Вася спал у окна), взял Васину подушку и переложил её в середину койки. Длинную толстую нитку привязал одним концом к кружке, а другим к краю подушки. Когда Вася зашёл в комнату, свет был выключен. В темноте он увидел только, что подушка не на месте, и взял её, чтобы переложить куда следует. В результате нитка натянулась, кружка опрокинулась и, падая, облила голову и постель Васи.

Юре Лебедеву подстроили шутку немного попроще. Скрутили с его койки никелированные шарики, служащие украшением, и положили их под простыню, рассеяв в разные стороны. Потом решили, что этого мало, и заднюю спинку кровати вынули из пазов и приставили кое-как. Когда Юра пришёл и стал ложиться спать, койка развалилась. Он терпеливо её собрал и снова лёг, но опять пришлось вставать, так как что-то мешало под простынёй. Он убрал шарики и на этом успокоился. Утром стал прикручивать их на место, а двух не хватило. Поискал на полу – нету. Начал шарить по кровати, а они, родненькие, так под простынёй и лежат. Получается, он на них всё-таки переночевал. Правда, принцессой на горошине его дразнить не стали.

Больше всех от «шутников» пострадал Володя. Он приходил после свидания быстро и шумно, это был его стиль. Перед его возвращением со свидания возле двери составили пирамиду из стульев. Володя быстро идёт по коридору, резко распахивает дверь, делает шаг вперёд и налетает на груду мебели. Слышится грохот падающих стульев, кое-кто из наших ругается, что не дают спать (хотя на самом деле никто и не спал, все были в курсе и с нетерпением ждали этой минуты). Володе ощупью пришлось проделывать себе путь к постели.

Недели через две Володе снова подстроили «серьёзную шутку». На этот раз постарался Веня – он-то всегда приходил в общежитие вовремя. Веня сел на Володину койку и довольно крепкой ниткой пришил одеяло к матрасу. Наверное, и простынь кое-где попадала, в общем, возился он около получаса. Когда Володя пришёл и стал ложиться спать, обнаружил, что не может отделить одеяло от матраса. Тогда он встал на койку, прижал ногами матрас и руками со всей силы начал отрывать одеяло. В комнате послышался треск рвущихся ниток, а также простыни, матраса и одеяла. В конце концов он варварски оторвал одеяло от матраса, не пользуясь ни ножом, ни ножницами.

Утром, когда Володя проснулся, я как обычно пожелал ему доброго утра, но он промолчал и лишь зло посмотрел на меня. Было понятно, что он сердится, как-никак мы с ним были земляками и в какой-то степени друзьями, хотя до сих пор ни разу вместе не проводили свободное время. Возможно, Володя подозревал меня в авторстве грубых шуток или считал, что я мог помешать этим козням. Одним словом, он на меня обиделся (впрочем, на других тоже). Он вообще перестал разговаривать со мной, я волей-неволей отвечал тем же. Получилась у нас с ним «ссора в молчанку». Со временем меня стало раздражать его молчаливое присутствие, наверное, так же и его – моё.

Ребята из соседней комнаты рассказали мне, как они подшутили над своим товарищем по фамилии Поздняков. Его койка была напротив входной двери, а под кроватью лежал чемодан. Шалуны вытянули чемодан и привязали его к дверной ручке. Когда Поздняков открыл дверь, ему навстречу двинулся его чемодан и остановился на пути к его койке. Мало того, Поздняков за него запнулся, при этом вспомнив чёрта и матерей всех шалунов.

Володя по-прежнему не разговаривал ни с кем из нашей комнаты. Натянутые отношения продолжались, и меня это сильно тяготило. Однажды, когда его в комнате не было, зато были все остальные, я решил провести профилактическую беседу на тему: «Ребята, давайте жить дружно», – как просил кот Леопольд своих длиннохвостых оппонентов-шалунишек, Серого и Белого.

– Если мы продолжим строить козни друг другу, то окончательно рассоримся, а это может привести к нехорошим последствиям. Может, всё-таки лучше помогать друг другу и уважать интересы своих товарищей?

– Мы согласны, – ответил за всех Юра Лебедев своим громким баритоном.

– Веня, а ты что думаешь? – спросил я его персонально, поскольку два последних розыгрыша были его ума и рук дело.

– Я как все, – согласился он.

– Для разнообразия было интересно, – подытожил я. – Но всему нужно знать меру.

Больше у нас в комнате никаких розыгрышей не было до конца учёбы. А с Володей через недельку как-то незаметно, ни о чём не вспоминая, начали разговаривать, и раздражение прошло.

* * *

В один из выходных дней после Нового года я надумал съездить в деревню к маме. Билет покупать не стал, подошёл к поезду где-то в середине состава. Сказал проводнице магическую фразу:

– У меня проездной четвёртой категории.

– Пожалуйста, проходите, – разрешила она.

Я нашёл свободную боковую полку и по-хозяйски на ней расположился. Ехал с комфортом часа два, поезд был скорый и остановок делал мало. Мне оставалось ехать около получаса, когда услышал разговор проводников о том, что в Камышлове в поезд сел ревизор, который уже идёт по вагонам и проверяет билеты. «Этого ещё не хватало», – подумал я. Пришлось подниматься, надевать шинель и шапку. Я ещё немного посидел, а затем пошёл в следующий вагон. Надо же было такому случиться, что проводница этого вагона приняла меня за ревизора. Одет я был полностью в железнодорожную форму, в руках держал планшетку, похожую на ревизорскую. Больше никаких вещей у меня при себе не было. Проводница обратилась ко мне:

– Будете проверять? – Она открыла своё купе и сделала пригласительный жест. Я знал, что билеты пассажиров дальнего следования находятся у проводников в специальной сумке, но как должен действовать ревизор, мне известно не было.

– Проверять буду позже, – сказал я и медленно двинулся по вагону, заглядывая в каждое купе и даже на третьи багажные полки. А проводница шла за мной, не отставая ни на шаг. Так и передала меня «с рук на руки» проводнице следующего вагона. Настоящий же ревизор следовал за мной, отставая, наверное, на один вагон. Можно представить, как была изумлена проводница, когда проводила меня, а тут к ней пожаловал более старший по возрасту ревизор. Не знаю, было ли это похоже на «немую сцену» из Гоголя, но думаю, что да. Видимо, придя в себя, она рассказала о лжеревизоре, который, возможно, ещё находился в соседнем вагоне.

Но тут поезд остановился. Я увидел в окно, что это станция в десяти километрах от Поклевской, решил выйти из вагона и пойти пешком до Горбуново. Я соскочил с подножки и пошёл вдоль состава к паровозу. И тут из дверей одного вагона услышал женский крик: «Вот он, вот он идёт!»

Было ясно, что крик в мой адрес. К счастью, в этот момент поезд после минутной стоянки тронулся и начал разгоняться. Я помахал им рукой. Вообще-то я не слышал, чтобы наших ребят, попадавшихся ревизорам без билета, штрафовали. Но и совсем безнаказанными подобные проступки не оставались: зайцам прокалывали компостером студенческий билет, а иногда сообщали в администрацию школы. Вызывали к начальнику школы, который проводил профилактическую беседу, не более того. В общем, неприятно, но не смертельно.

Пришлось мне идти пять километров по шпалам до деревни Перванова, и ещё два до села Горбуново. Пришёл домой уже в половине первого. Меня встретили как обычно. Дома было всё нормально.

Перед отъездом зашёл к Лене посмотреть на дочку – как она изменилась за полгода, что я её не видел. Она заметно подросла и уже твёрдо стояла на ножках, но самостоятельно ещё не ходила, а передвигалась вдоль спинки кровати.

Глава 97. КАТЯ

Театр стал одним из моих увлечений, особенно в зимнее время. Решился я пойти и на оперу. В оперном театре давали «Травиату» Джузеппе Верди. Я купил билет в партер. Программки продавались тут же. В них были указаны герои, исполнители ролей и, главное, описано содержание постановки, которое иначе понять было бы трудно, поскольку оно воплощалось средствами музыкальной драматургии, главным образом – пения.

В «Травиате» главная героиня Виолетта Валери – болезненная, худая девушка, в конце произведения умирающая в возрасте двадцати трёх лет. Её роль исполняла полная и не такая молодая оперная певица, совсем не похожая на умирающую от туберкулёза девушку. Но надо отдать ей должное, арии она исполняла великолепно, у неё был хороший, приятный голос. Когда она пела, временами я даже закрывал глаза, представляя себе Виолетту такой, какой она должна была быть в моём понимании. В общем, опера мне понравилась, и в дальнейшем я был частым гостем Свердловского театра оперы и балета.

Как-то декабрьским вечером я пошёл проведать сестру Веру. У неё в комнате оказалась девушка, которую я не знал. Оказывается, что хотя она и жила в общежитии, ночевала в детском саду, где подрабатывала сторожем.

– Это Катя Носова, – представила мне её Вера. – Ей пора на работу, хочешь пойти с нами? Проводишь её до рабочего места, и мы заодно прогуляемся.

Я согласился. Вместе с нами пошла Вера и ещё одна её подружка. Вчетвером мы пешком дошли до центра города. Я сильно скользил, так как уплотнённый снег на тротуаре вечером покрылся ледяной корочкой, а на ногах у меня были старенькие летние туфли с гладкой подошвой. Но все держали друг друга под руки, и я, поддерживаемый с двух сторон девушками, при всём желании не смог бы упасть к их ногам. В центре мы простились с Верой и её подругой, и они повернули обратно. А мы с Катей сели на трамвай и поехали к ней на работу.

Она пригласила меня зайти погреться в детский сад. Я не стал отказываться. Катя до утра была здесь полноправной хозяйкой. Мы с ней поболтали, познакомились поближе. Я рассказал ей о своих увлечениях коньками и театром, а затем дал ей номер телефона общежития и назвал номер комнаты. Сказал, что она может мне звонить вечерами, а по выходным дням в любое время – если я в комнате, то меня обязательно вызовут. Она мне дала номер телефона детсада.

– Я позвоню, – пообещал я и, попрощавшись, уехал к себе в общежитие.

Катя мне понравилась. Хотя её трудно было назвать писаной красавицей, но она была симпатичной и приятной в общении девушкой. Она была темноволосая, со светло-серыми глазами, небольшого роста, плотненькая. По её словам, она занималась гимнастикой. С ней не стыдно было бы показаться как в театре, так и в любой компании.

На другой день я купил два билета в оперу на «Риголетто». Вечером позвонил Кате и пригласил её в театр. Договорились встретиться в фойе. Она пришла вовремя. В гардеробе она сняла с себя пальто, и я увидел её в красивом бордовом шерстяном платье, которое ей очень шло. Я не преминул сделать ей комплимент. Мы заняли свои места в средней части партера и ознакомились с программкой. Имена артистов нам ни о чём не говорили, зато мы узнали краткое содержание оперы. На этот раз мне очень понравился баритон исполнителя роли Риголетто. Я слушал его с большим удовольствием.

В другой раз мы для разнообразия пошли на балет «Щелкунчик», а после этого Катя стала бывать и у нас в общежитии. Она была общительной, вела себя раскованно (в хорошем смысле этого слова), и понравилась не только мне, но и другим ребятам из нашей комнаты.

* * *

Приближался новый, 1957 год. Пора уже было подумать, как, где и с кем провести два праздничных дня. Неожиданное предложение сделал мне Вася Воронкин, пригласив встретить Новый год в хорошей молодёжной компании. У него были знакомые девушки по вечерней школе, которую он закончил в прошлом году. Вася рассказал, что хозяйками были две сестры, у которых родители уехали куда-то далеко в гости. Квартира у них была просторная. Я спросил:

– А что, если я приду с Катей?

– Я выясню у хозяек, – пообещал он. – Заодно уточню, на какую сумму с каждого они рассчитывают.

Мне тоже нужно было узнать, отпустит ли Катю заведующая в новогоднюю ночь. Я ей сразу же позвонил, и она пообещала дать ответ на следующий день. Назавтра она сама перезвонила мне и сказала, что на Новый год будет свободна до трёх часов дня первого января. А в детском садике будут встречать Новый год работницы данного заведения.

Вечером и Вася доложил мне результат своих переговоров:

– Хозяйки будут рады гостям. Говорят, чем их больше, тем интереснее.

– Ну и отлично. Катя придёт со мной.

Вася озвучил сумму, которую надо было внести каждому гостю. Вклад оказался даже меньше, чем я предполагал. Я тут же заплатил за двоих.

31 декабря Катя приехала к нам в общежитие точно в назначенное время, и мы отправились по адресу, известному только Васе. Он шёл уверенно, было ясно, что он бывал здесь не раз. В квартире нас встретила группа нарядно одетых молодых юношей и девушек. Включая нас, здесь было десять человек, поровну мужского и женского пола. Мы поздоровались, познакомились со всеми. В квартире была наряжена небольшая ёлочка, стол уже был накрыт. Он не ломился от яств, был довольно скромен, без излишеств. Но выпивки и закуски было вдоволь.

У хозяев было пианино и телевизор. Я впервые видел и то и другое так близко, что мог потрогать.

Приближался Новый год. Все расселись за столом, телевизор был включён. Ровно в двенадцать ночи мы синхронно подняли бокалы с шампанским и под «ура!» выпили. По телевизору шла праздничная программа. Зачарованный этим чудом техники, я уставился на экран и практически выпал из общения. Но понимал, что так вести себя нельзя, не для того пригласили гостей, чтобы они сидели, не отрывая взгляда от голубого экрана. Как-никак, хозяйки составили праздничную программу мероприятий, и в них нужно было принимать участие.

После застолья были танцы под пианино; сёстры играли по очереди. Иногда танцевали под музыку и песни, исполняемые по телевидению.

Через два часа под звон курантов встретили Новый год по московскому времени. Выйдя из-за стола, начали играть в «кто во что горазд». Каждый должен был исполнить какой-нибудь номер, чтобы показать свои умения и развлечь публику. Кто-то стеснялся, кто-то, напротив, старался выпендриться. Один запел «В лесу родилась ёлочка», и все, взявшись за руки, походили вокруг нашей ёлки. Я решил соригинальничать и спел два куплета из песенки, сочинённой мной из грузинских слов, которые помнил. Мне аплодировали и даже дали подарок.

Никто не выпил лишнего, всем было хорошо и весело. Мы смотрели по телевизору новогодний концерт и снова танцевали. Под утро собрались немного поспать. Нам с Катей, прямо как молодожёнам, предложили совместную кровать. Для меня это было так неожиданно, но Катя не отказалась, и я был рад этой возможности сблизиться с ней. Постель была чистой и мягкой – сплошной комфорт. В квартире было не менее четырёх комнат, и кто где и с кем спал, меня не интересовало. Смущало лишь то, что рядом, в нашей комнате на диване тоже кто-то пристроился. Ну а вообще мне было хорошо. Поспали, наверное, часов пять.

Утром, позавтракав, снова начали танцевать и играть. Кажется, всем особенно понравилась игра «Бутылочка». Все расселись на стулья, образовав большой круг. В середину круга вышла старшая из сестёр, Тоня (ей было двадцать два года) с пустой бутылкой из-под вина. Она положила бутылку набок и раскрутила её движением пальцев. Для тех, кто был не в курсе, она коротко пояснила правила:

– На кого укажет горлышко остановившейся бутылки, с тем и целуется ведущий. Но если бутылка укажет на лицо того же пола, что и ведущий, то попытку надо повторять до тех пор, пока она не укажет юноше на девушку и наоборот. После поцелуев тот или та, на кого указала бутылка, становится ведущим и вращает бутылку.

И так все юноши перецеловались со всеми девушками (можно сказать и наоборот), а с некоторыми по нескольку раз. Спасибо бутылке!

После обеда мы с Катей попрощались с гостеприимными хозяюшками, Вася же решил остаться. Я проводил Катю до детсада, но заходить не стал, а простился и поехал трамваем к себе. Так мы отметили Новый, 1957 год.

* * *

Уже второго января в школе продолжились занятия. Через пару дней мы договорились с Катей встретиться в детском садике. Я приехал к ней, и сразу, не раздеваясь, кинулся её обнимать и целовать. Она отвечала тем же.

– Надеюсь, ты не собираешься уходить? – спросила она, когда мы, наконец, отклеились друг от друга.

– Нет, хочу быть с тобой, пока не выгонишь.

– Пока не собираюсь выгонять, – засмеялась она.

– Тогда я раздеваюсь.

– Давно пора. У меня сегодня много работы, но я с ней скоро управлюсь.

– Какая работа?

– Нужно заготовить овощи для кухни.

– Ну и ну! – и я кинулся снова её обнимать. И тут она напомнила мне о первых свиданиях.

– Ты был такой робкий, что даже не смел взять меня за руку, когда мы были в театре. А сейчас изменился.

– Серьёзные знакомства не начинаются с объятий, – рассудительно ответил я. – Нужно узнать друг друга, хотя бы немного.

Катя пошла за перегородку. Я тоже туда заглянул, увидел два ведра разных овощей (но в основном картофель) и подумал: «Когда же она с ними управится?». – Но тут Катя начала работать, и делала это так сноровисто и быстро, что я невольно залюбовался. Нож так и мелькал в её руках, а картофелины одна за другой булькали в ведро с водой. Я сидел рядом и удивлялся, как можно так быстро работать ножом. Через полчаса всё было сделано. Мы стали снова принадлежать друг другу. Время прошло незаметно. Спохватились мы только тогда, когда трамваи уже не ходили. Пришлось мне остаться до первых утренних, то есть до шести часов.

Как таковой, постели для взрослых в садике не было, и пришлось нам сооружать из четырёх детских матрасиков общую постель на полу, благо, мы уже имели новогодний опыт совместного сна в одной кровати. Натянули на себя по парочке детских одеял. Будильник поставили на 5:30. В этот раз мы, конечно, не только спали, но и предавались любовным утехам.

После этого случая я стал часто оставаться ночевать в детском садике вместе с Катей.

Мы несколько раз ходили вместе на каток (иногда я бывал там и с сестрой Верой). А однажды я сказал Васе Воронкину, что собираюсь пойти с Катей в оперный театр.

– Ты пойдёшь в шинели? – удивился он.

– Да, а что? Я уже не раз так ходил. В гардеробе раздевался, а потом мне её возвращали.

– Примерь-ка моё пальто, – предложил Вася.

Я взял протянутое пальто и надел его. Пальто сидело как родное.

– Оно тебе идёт, – подытожил Вася. – Можешь не снимать, иди в театр в нём. Мне-то оно длинновато…

Я приехал к театру и зашёл в фойе. Кати не было видно, и я стал её ждать. Решил немного пошутить. Отошёл подальше и стал поглядывать на дверь. Зашла Катя, огляделась и, не заметив или не узнав меня, направилась к выходу. Я стоял к ней вполоборота и видел её только боковым зрением. Она уже была возле дверей, когда я быстро вышел из своего «укрытия» и преградил ей дорогу на выход.

– Катя, привет, ты куда?

– На улицу, тебя встречать.

– А мне показалось, что ты убегаешь.

– А ты, я вижу, разбогател? На тебе новое пальто, просто и не узнать.

– Да нет, – признался я. – Пальто не новое, к тому же не моё. Мне его Вася одолжил.

– Ну пошли в театр, а то опоздаем на «Аиду».

* * *

Так безоблачно продолжалась наша любовь с Катей до самой весны. Я уже снял шинель и ходил в плаще. И тут мы с ней «дали маху». В шесть утра уже было довольно светло. После очередной ночёвки в детском садике Катя предложила мне выйти из садика не через двор, где меня могли увидеть жители соседнего дома, а через другой выход, который вёл прямо на улицу. Прохожих на улице было ещё мало. Я смело, не таясь, вышел. Но буквально в десятке метров увидел дворничиху, которая подметала тротуар у самого садика. Она подозрительно посмотрела на меня. Я понял, что она видела, откуда я вышел.

Из ближайшего телефона-автомата я позвонил Кате, чтобы сообщить о том, что мы с ней разоблачены, и что ей, вероятно, нужно придумать, как вести себя, если заведующая обрушится на неё с обвинениями и оскорблениями. Вечером мне позвонила Катя и сообщила, что дворничиха не умолчала о подозрительном субъекте, вышедшем из садика в шесть утра, и рассказала всё заведующей. Та вызвала к себе Катю и взяла с неё слово, что впредь в садик посторонних она впускать не будет, иначе её с позором уволят. Так что мне было велено там не появляться.

Но впереди лето, гулять можно и на улице. Не будет только такого интимного и удобного места для встреч. Мы продолжали изредка бывать в театрах, гуляли в парке. А когда наступило жаркое лето, ездили купаться и загорать на загородный пляж на реке Исеть. Обычно туда ездили с однокурсниками большой компанией, некоторые ребята тоже были со спутницами. Катя непременно была со мной. Часто на пляже, раздевшись до купальника, Катя занималась гимнастикой, выделывая разные упражнения. У нас Лопатин всегда ходил с фотоаппаратом, он сделал несколько снимков Кати. Один из них, где она делала «мостик», он передал мне. К сожалению, эта фотография со временем затерялась.

Когда закончилась летняя сессия в пединституте, Катя уехала в дом отдыха. Вернувшись, она рассказывала мне, как и с кем проводила время. Во мне шевельнулось чувство ревности, но виду я не показал и на словах ничего не высказал.

Нас распределили на поездную практику по всем электровозным депо нашей электрифицированной части железной дороги (около 300 километров). Вместе с ребятами из нашей группы я попал в Нижний Тагил, и тут понял, что в следующем учебном году в Свердловске мне бывать не придётся. Чтобы не давать девушке несбыточных надежд, я решил расстаться с Катей по-доброму. За всю нашу более чем полугодовую дружбу я ничего на будущее ей не обещал, нам просто было хорошо вместе.

Я назначил Кате свидание в городе, недалеко от трамвайной остановки у детского садика. Сейчас она жила и работала в детском садике, и днём была постоянно занята: помогала на кухне, при необходимости замещала нянечек и даже воспитательниц. И поэтому домой на каникулы ехать не собиралась. Обо всём этом она мне рассказала ещё по телефону.

Встретились мы как обычно, с объятьями и поцелуями. Но в её голосе и взгляде сквозила какая-то напряжённость, словно она чувствовала, что предстоит серьёзный разговор. Я помолчал, собираясь с мыслями, и начал:

– У нас скоро выпускные экзамены по теории, которую мы проходили два года. Нужно серьёзно готовиться, чтобы сдать. После экзаменов я поеду в Москву, к армейским друзьям, потом, возможно, ещё и в Ленинград. А весь следующий учебный год я буду на поездной практике в Нижнем Тагиле. Жить тоже буду там. Боюсь, что мы с тобой расстаёмся надолго, а может, навсегда.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю