Текст книги "Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969"
Автор книги: Виталий Федоров
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 61 страниц)
Глава 23. АНАТОЛИЙ ВЛАСОВ
Ещё в 1948 году я вступил в комсомол. Ради такого случая меня на одноконном «кабриолете» свозили в Талицу, в райком комсомола. Секретарём в нашей деревне был Анатолий Власов. В прошлом году он поступил в Одесское военно-морское училище, а сейчас находился на каникулах. Он меня агитировал тоже поступить в его училище, но у меня не было свидетельства об окончании неполной средней школы – 7 классов. Я написал письмо в школу, в которой учился, но не сдал экзамены, потому что сменил место жительства. Ответа я не дождался. Написал повторно, и получил ответ от директрисы, в котором она меня упрекала: «Так писал Ванька Жуков на деревню дедушке». Оказывается, я в первом письме не написал обратного адреса.
В конверт была вложена справка об окончании семи классов с оценками по каждому предмету, с подписями, штампом и печатью школы. Я собрал необходимые документы и отправил в то же училище, где учился Анатолий.
Через некоторое время я получил ответ. Документы мне вернули, потому что справка об образовании оказалась недействительной – нужно было свидетельство на форменном бланке. Я был огорчён и пошёл с этим неутешительным ответом к Анатолию. Он меня успокаивал – какие, мол, твои годы! И предложил сфотографироваться на память в морской форме. У него оказалось два комплекта: рабочая и парадная. Мне он дал белую – парадную. Но даже в ней вид у меня был грустноватый.
На каникулах Анатолий работал в колхозе, и надо сказать, трудился ударно. Этим летом у нас в деревне наметили электрификацию. Линия электропередачи должна была идти из деревни Луговой. Для опор линии нужно было выкопать ямы. Эту работу должны были делать сами колхозники. В это время я не был занят работой на тракторе – весенне-полевые работы закончились. Меня с Анатолием поставили на самый ответственный участок, где ЛЭП пересекала железнодорожные пути. Ямы здесь должны были быть особенно глубокими, так как опоры будут высокими и прочными, чтобы под ними с большим запасом проходили поезда. К тому же там ещё проходила телефонно-телеграфная линия путей сообщения. В общем, нам предстояло копать двухметровые ямы. Периметр нашей работы был обозначен колышками. Анатолий взялся копать со стороны Луговой, а я со стороны нашей деревни. Работали мы почти целый день.
Анатолий справился со своим заданием раньше меня и, подойдя к яме, где я ковырялся, скомандовал по-военному:
– Вылазь!
– Я же ещё не закончил.
– Вижу и хочу помочь.
Стало понятно, что он готов закончить работу вместо меня. Я не стал заставлять долго себя уговаривать, мигом выскочил из ямы, он же запрыгнул вниз и начал энергично работать. Откуда только силы брались? Мне ещё оставалось углубиться на полметра. Он проработал около часа. А я наверху отгребал глину, чтобы она не сыпалась обратно в яму.
Закончив работу, мы зашагали домой. Наши дома стояли рядом. Он жил с матерью и младшей сестрой. Любопытно, что у всех троих были разные фамилии. У матери – Титова, у сына – Власов, у дочери, кажется, Викулова.
* * *
В честь благополучного и своевременного окончания весенне-полевых работ руководство колхоза назначило праздник. А накануне в гости к Крестьянниковым приехал юноша из Свердловска. Он привёз настоящий футбольный мяч, который нам раньше видеть не доводилось. Свердловчанин пригласил всех желающих поиграть в футбол. Очень удачно нам под праздник дали два дня выходных, и мы, то есть я, Анатолий, Тисо, Саша и много ребят помоложе отправились на поляну у железной дороги. «Тренер» разделил нас на две команды, в каждую из которых вошли ребята постарше и «малышня». Из подручных материалов были изображены символические ворота, куда поставили двух пацанов. Остальных «тренер» условно расставил по местам. И началась игра…
Временами вся орава оказывалась около мяча, мешая друг другу и совершенно забыв о своём игровом месте. Но было весело, и никто не уходил с поля. Мы так пробегали часа полтора. Когда уже начало темнеть, мы, потные и уставшие, пошли к излучине реки; там от души искупались и разошлись по домам.
На другой день было намечено официальное торжество. Возле конторы собралось много народу. На грузовом автомобиле-полуторке приехал фотограф и пригласил всех желающих сфотографироваться.
Большинство забралось в кузов, остальные встали возле машины, и я в их числе. Тут же кто-то принёс стулья. Сделав общий снимок, фотограф предложил сниматься группами. У не очень приличного забора, но под сенью красивого дерева мы, три тракториста, как «три танкиста, три весёлых друга», Тисо, Саша и я сфотографировались вместе. Они сидели на стульях, а я стоял сзади, потому что был самым маленьким.
В это время буйно цвели акация и сирень, которые были посажены вдоль железной дороги. В ту посадку и пригласил нас фотограф. Все желающие пошли. В основном это были девушки, из парней же было лишь трое: Виктор Блинов, Анатолий Власов и я. Место было действительно красивым. Жаль, что фото чёрно-белое, но цветное тогда ещё не делали.
Потом все пошли в правление колхоза, где начался торжественный митинг, на котором упомянули и наши имена как основных пахарей и сеяльщиков. После митинга было угощение: по сто граммов крепкого напитка (разумеется, «детям до шестнадцати» не наливали) и нехитрая закуска, приготовленная в нашей печи. Чуть позже Анна Ивановна, наша верная повариха, принесла ещё целое ведро закуски. Народу собралось много, даже в нашей половине дома было тесно.
Вдруг выяснилось, что на празднике нет Тисо. Я был уверен, что он придёт. Тут ещё и девчата, зная о нашей с ним дружбе, на меня насели: «Найди и приведи!» Я пошёл к нему домой и спросил:
– Ты чего на праздник не пошёл?
– Не хочу, – угрюмо отмахнулся он.
– Тебя девчата ждут. Пойдём, а?
– Да не пойду, отстань!
– Я девчатам обещал, что приведу тебя, – продолжал я упрашивать.
– Ну и иди к ним, только без меня.
Я продолжал настаивать, становясь всё более настырным, ибо был под хмельком. Наконец, ему это надоело, он почти неуловимым движением сделал мне подсечку, и я грохнулся на пол, как подкошенный. Для меня это оказалось большой неожиданностью, но я на него не обиделся, сообразив, наконец, что он никуда идти не собирается. Наверное, у Тисо была веская причина, по которой он не мог или не хотел идти на праздник. Впрочем, мы с ним никогда на интимные темы не разговаривали; я и в этот раз не стал допытываться о мотивах его отказа.
Когда я вернулся, танцы уже шли полным ходом. Девчата больше ко мне не обращались, наверное, поняв, что Тисо не придёт. Душой вечера, без сомненья, был Анатолий Власов. Похоже, в Одессе он учился не только морскому делу, но и танцам. Он всё время танцевал с разными девушками, не отдавая никому предпочтения.
Моё же внимание привлекла другая пара танцующих. Это девушка Надя и парень, который учил нас играть в футбол. Надежда была девушкой скромной, умной, красивой, держалась всегда с достоинством. Она мне очень нравилась, если не сказать больше. Но из-за своей робости и застенчивости я никогда не признавался ей в своих чувствах.
Я смотрел на танцующих ещё и потому что впервые видел бальные танцы. А Надя с этим юношей танцевала весь вечер, и время от времени прижималась к нему, на мой взгляд, слишком близко, а то и клала голову ему на плечо. Весь вечер я страдал от ревности, но не уходил. Надя же выглядела счастливой. Я пытался представить на месте этого парня себя, но ничего не получалось. Так и сидел надутый, злой на себя – ничего-то я не умею! Если бы умел танцевать, то обязательно пригласил бы Надю на танец, как это делал Анатолий. Позже я узнал, что этот «футбольный тренер» на самом деле был родственником Нади. Но у меня романтическое восприятие этой девушки уже пропало.
* * *
Закончился праздник. В августе началась уборка урожая. Мы тракторами таскали комбайн, а он жал, молотил и веял. Анатолий отвозил зерно от комбайна на склад. Он ухитрялся на обыкновенную телегу, запряжённую парой лошадей, нагрузить тонну зерна, отвезти его, разгрузить и взвесить. Для сравнения, грузовик-полуторка возил полторы тонны. Только вот грузовиков у нас в колхозе не было. Так что Анатолий возил по грунтовым дорогам (к счастью, ровным, без подъёмов и спусков) на двух лошадиных силах почти столько же, сколько и автомобиль с двигателем мощностью в сорок «лошадок». Другие обычно грузили на телегу в два раза меньше.
Вечерами молодым не спится, их тянет где-нибудь собраться. Лучшим местом для этого было правление колхоза, которое находилось в центре деревни. Иногда и мне удавалось после дневной работы там «потусоваться». На одном из вечеров Анатолий предложил для разнообразия новое, необычное соревнование «кто выпьет больше воды». На улице было не жарко, и жаждой никто не страдал. В коридоре стоял бак с водой, а рядом с ним – гранёный стакан. Девчата участвовать в таком состязании не захотели, но решили поддерживать нас морально. Придумали приз победителю – поцелуй в щёчку. Желающих оказалось пятеро. Трое ребят моложе 16 лет, я и Анатолий. Пили по очереди. После пятого стакана один сдался, после шестого и седьмого признали своё поражение ещё двое. Остались мы вдвоём с Анатолием. А девчата нас хором поддерживали: «Пей до дна, пей до дна!» – и бурные овации после очередного удачного захода. После девятого стакана я сдался. Анатолий же выпил ещё три и стал рекордсменом, за что получил обещанную награду от девушек. Но после поцелуев вышел на улицу и, вложив палец в рот, слил часть воды. Я попробовал сделать то же самое, но у меня ничего не получилось. Так я и носил гордо в себе девять стаканов воды.
Возможно, эта процедура была «посвящением в моряки» и была принята у них в училище. Но я и в этот раз не выдержал экзамена.
Анатолий вернулся в училище в августе, на другой год он на каникулы не приехал. Возможно, у них была практика, он ведь ещё учился на корабельного врача. В общем, Анатолия мне больше встретить не удалось, но мне писали, что он закончил училище в звании лейтенанта медицинской службы.
Глава 24. ОСЕНЬ 1949
Лето 1949 года было жарким и сухим, а осень дождливой. Уборка урожая затягивалась. Приходилось каждый погожий день и даже час использовать для жатвы. Обычно комбайн по полю тянул один трактор, на котором работал Феоктист. Его напарница давненько уволилась и отбыла в неизвестном направлении. Ночью пахали, а днём мы с Сашкой сеяли озимые. Однако из-за того, что поля сильно размокли, один трактор уже не мог тянуть комбайн, буксовал. Нас подключили возить комбайн «двойной тягой». Но в ночную смену кто-то из нас всё равно работал на вспашке.
Когда я и Тисо возили комбайн «тандемом», то легко объяснялись жестами. А с Сашей у них не ладилось. Он часто запаздывал с началом движения, а потом, стремясь натянуть трос, двигался быстрее, чем было нужно, и получался резкий рывок. Иногда наоборот, начинал движение раньше, рвал «с места в карьер». В общем, согласованности работы у них не было, и Сашка несколько раз рвал трос. Соответственно, страдали и детали трактора, особенно узел, соединяющий муфту сцепления с коробкой скоростей.
После пяти ночных смен я вышел на работу в день и обнаружил, что этот узел буквально рассыпался. Я подозвал бригадира-комбайнёра и показал, в каком состоянии узел. Он сказал, чтобы я отогнал трактор на полевой стан, там разобрал узел и неисправные детали отнёс в МТС. Там уже решат, что делать. Мне был знаком сценарий в исполнении механика Шевелева. Новых ролей он за это время не выучил, и сразу накинулся на меня с руганью, обвинениями и угрозой: «Весь ремонт за твой счёт!»
Как и в прошлый раз, я пытался возражать, объяснить, что мы работаем вдвоём, а износ произошёл постепенно, что мой напарник тоже приложил к нему руки и ноги. Но твердолобый Шевелев понять меня не захотел. Однако, из его шума я заключил, что ремонт всё-таки будет сделан. Так и произошло. Хитрые болты, имевшие конусную форму вне резьбы, были выточены заново, у фланцев износ заварили и обточили.
Когда я вернулся из МТС на полевой стан, там были Тисо и бригадир. Работа у них застопорилась, нужна была вторая тяга. Тисо поинтересовался, как дела. Вместо ответа я спел куплет шутливой песни тёти Павлы:
Всюду деньги, деньги, деньги,
Всюду денежки-друзья.
А без денег жизнь плохая,
Не годится никуда.
Тисо сразу понял моё состояние. А бригадира и Сашку совершенно не интересовало, как и за чей счёт были отремонтированы детали трактора.
Через полчаса мы втроём привели трактор в рабочее состояние и поехали к комбайну, где нас ожидали штурвальный и наши помощницы. К их обязанностям относилось наполнение мешков зерном и очистка агрегатов комбайна от намотавшейся на них соломы. В этот день мы проработали до потёмок. В остальные четыре моих дневных смены убрали урожай со многих полей. Тем временем в Луговском колхозе уборку уже закончили, и на помощь к нам привезли комбайн. Комбайнёром на нём была женщина, оказавшаяся женой нашего бригадира Новикова. Она к этому времени управилась с более обширными, нежели наши, полями Луговского колхоза. Её комбайн работал более чётко, без поломок, не то что наш. Она и закончила у нас уборку. Мы досеяли озимые и взялись за вспашку зяби.
* * *
В этом году я заработал кое-какие деньги и купил себе первый в жизни костюм. Стоил он 140 рублей и был серого цвета. Решил прогуляться по деревенской улице и зайти к Тисо. Прошёл лишь полпути, когда мне повстречался Толя Конев. Он шёл со своей собакой, и то ли решил пошутить, то ли был на меня за что-то обижен (хотя мы с ним никогда не ссорились, а первый год даже дружили). В общем, он натравил на меня свою собаку. Она была рада стараться, тут же кинулась на меня и порвала новые брюки. О полученных мной синяках и ссадинах я уже и не говорю. Я разозлился и было бросился к Толе с кулаками, но собака не дала мне до него добраться, снова кинувшись на меня. Я подумал: «Не сносить мне моего костюма…» Лишь только тут Толя решил успокоить свою собаку. Пошёл я не домой, а к Язовским. Увидев меня с разорванными штанами и голым коленом, Тисо шутливо поинтересовался:
– К кому я лазал в огород в новом костюме?
– Да за гвоздь зацепился, – стараясь продолжить шутку, ответил я. Потом уже серьёзно рассказал ему о случившемся. Он меня немного успокоил:
– Разберёмся!
Сестра Тисо Зина немного подшила мне порванные брюки, чтобы не сверкал голой коленкой, идя по улице. Вернулся домой. Мама была страшно огорчена. Сёстры же никогда не вникали в мои мелкие неприятности. Мама заштопала порванное место, причём вышло у неё так хорошо, что новый шов почти не был заметен.
Тем временем Тисо вынашивал план мести за друга. У него было ружьё и патроны, и он решил убить собаку. О его решении я ничего не знал. Тисо с Толей жили на одной стороне одной и той же улицы. Их дома разделяли два огородных участка. Собака всегда вечером возвращалась с прогулки мимо дома Тисо. Как-то он её подкараулил и выстрелил. Собака была ранена, но сумела добраться до своего дома.
А Тисо пришёл в нашу контору-клуб. Я был уже там; мне-то, чтобы оказаться в клубе, нужно было лишь открыть дверь из своей половины дома и сделать один шаг. Там же были трое девчат. Мы впятером сидели, болтали, шутили, «подкалывали» друг друга, и вдруг дверь резко распахнулась, а из сеней прямо в нас полетело полено, за ним другое. Нам удалось увернуться, поленья никого не поранили. Тут внутрь ввалился пьяный Толя Конев. С порога мрачно сказал, что мы подстрелили его собаку, она, раненая, ползала по комнате и измазала пол кровью. За это он нас будет бить. Резко скинул рубашку, отбросил её в сторону. Кинулся с кулаками на Тисо. Девчонки мигом выпорхнули из помещения через нашу дверь.
Толя замахнулся на Тисо, но тот моментально перехватил руку нападавшего, выволок его в сени и там отлупасил по голой спине как нашкодившего щенка. Я был там же, но моей помощи не понадобилось. Через некоторое время Толя успокоился, мы отдали ему рубашку и отправили домой. Затем закрыли дверь, выключили свет в конторе и перешли в нашу половину.
Но на этом всё не закончилось. Вскоре пришёл отчим Толи, ссыльный молдаванин; вероятно, Толя пожаловался ему на нас. Он стоял у порога, угрожающе размахивая руками, но к нам не подходил. Последними его словами перед уходом были: «Я вас таких сэмэрых по одинке зарэжу!»
А собака вскоре выздоровела, больше на неё мы не покушались. На этом конфликт закончился.
Глава 25. ЧАСТНИК СТАЛИНСКОЙ ФОРМАЦИИ
Ещё летом 1949-го мама купила в Поклевской корову. Деньги для этой покупки были отложены ещё два года назад, когда мы продали свою корову в Балезино. Новая животина была рыжей, длинноногой, поджарой, с короткими рогами. Мы стремились приучить её пастись в стаде, но она непременно убегала, причём не домой, а в чужой огород. Заборы и ограды ей препятствиями не были, она их просто перепрыгивала. Не корова, а «конь с яйцами»! И ведь даже не каждый конь отважился бы перепрыгнуть изгородь, которую она преодолевала. Молока она давала немного, но это всё равно было лучше чем ничего.
Зачастую нам с мамой до ночи приходилось искать свою корову. Иногда она обнаруживалась лишь на следующий день. Мало того, так она даже повадилась бегать в соседнюю деревню Горбуново, и там шалила по огородам. На нас жаловались, грозились её убить. Про нашу проблему прознал один «предприниматель» того времени. Звали его Зиновий. Он жил в добротном доме, имел большое подворье. В колхозе не работал, но пользовался лесом, сенокосными угодьями, имел большой огород (а работающим на производстве деревенским жителям полагалось лишь десять соток земли). Он работал дома. Жил вместе с женой, детей у них не было. У нас таких людей называли единоличниками. Зиновий промышлял всякими ремёслами: выделывал кожу, шил шапки, валял валенки, вставлял в окна стекло и т.д. В общем, был полезным человеком в деревне, где в послевоенные годы мужиков «раз, два и обчёлся».
Он предложил моей маме обмен. За нашу корову-беглянку он давал нам взрослую тёлку, которая на следующий год должна была стать коровой, и в придачу немного денег. Мама согласилась, сделка состоялась. Однако со временем мы узнали, что тёлка больная – она мочилась с кровью. Мы пригласили ветеринара. Он сделал заключение: «Ваша тёлка не жилец. Пока не поздно, пустите её на мясо». Вот такую «медвежью услугу» оказал нам Зиновий. Сам же он между тем превратил бывшую нашу корову в «ездовую лошадь». Запрягал в телегу и возил на ней дрова, сено и другие грузы. Кстати, в то время запрещалось кому бы то ни было иметь в личном пользовании лошадь.
Мы не стали испытывать судьбу, сделав так, как сказал ветеринар. Я в тот день работал в дневную смену, и поэтому мама сама отвезла тушу на рынок в Талицу, где продала перекупщикам по низкой цене. Этих денег явно не хватало для покупки другой коровы. Так мы снова остались без своего молока и молочных продуктов: сметаны, творога, масла.
* * *
Когда Феоктист приехал с семьёй в Перванову, у него была охотничья собака и полугодовалый щенок чёрной масти. Мы с Феоктистом очень быстро подружились, и этого щенка он подарил мне. За лето пёсик подрос и стал свободно бегать по улице, а иногда убегал в лес, возможно, находил себе там пропитание. А ночами, когда я был дома, он спал рядом с моей постелью, которая была на полу. За тем, что и где он ел, я особо не следил. Вот тут-то и пошли слухи и жалобы на нашего пса. Говорили, что он нападает на кур и цыплят. К нам приходила жена Зиновия, которая сказала, что «если ваша собака нападёт на наших кур, то Зиновий её убьёт».
Я угрозу принял к сведению, но ничего делать не стал. Честно говоря, я не слишком был привязан к этому псу. Да, он был красив, с чёрной короткой блестящей шерстью. Может, его шкурка Зиновию и приглянулась, и это именно он пустил слух о коварстве пса. Ведь больше никто на собаку не жаловался.
Через пару дней мой пёс домой не пришёл. Я подождал ещё сутки, но тщетно. Отправился к Зиновию и спросил его:
– Где моя собака?
– Нет больше у тебя собаки! – отрезал он. Я в недоумении переспросил:
– А что случилось?
– Он целый выводок наших цыплят истрепал. Часть съел, часть придушил!
– И что? – оторопело спросил я.
– Я его задушил!
Мне стало жутко. Мой пёс за свою короткую жизнь ни на кого ни разу не гавкнул, я даже его голоса слышал. Но требовать доказательств не стал, ушёл. Собаку было жаль, но долго я не горевал. Не то время и не тот возраст, чтобы долго горевать по псине. Маме я не стал говорить, куда девался пёс. Тисо, паче чаяния, тоже не интересовался, а то, не дай бог, надумал бы с ружьём пойти!
* * *
Мама на Зиновия из-за проблем с коровами зла не держала и заказала ему сделать мне на зиму валенки и шапку-кубанку. Для этого она купила белой шерсти. Валенки получились хорошие, но уж очень тонкие. Тогда я решил, что часть шерсти он просто-напросто присвоил. А он, видимо, после того как свалял валенки, заключил, что мы смирились с его обманом (и, в принципе, был в этом прав).
Однажды зимой, когда я работал на ремонте тракторов в МТС, Зиновий пришёл ко мне и принёс стеклорез с бесформенным куском алмаза и попросил заострить его на наждаке. Я его задание выполнил, и он не остался в долгу, расплатившись за это перочинным ножиком.
До сих пор я не могу решить, злодеем он был или благодетелем? С одной стороны, за работу, которую он выполнял, брал плату, причём немалую. Это нормально, но благодетелем его за это назвать было сложно. С другой стороны, убил собаку, возможно, ни за что, для своих корыстных нужд – сшил шапку себе или для продажи; подсунул нам, лопухам, вместо здоровой коровы больную тёлку. Злодей?
