Текст книги "Отверженные (др. перевод)"

Автор книги: Виктор Гюго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 123 страниц)

XIII. Solus cum solo in loco remoto, non cogitabuntur orare pater noster [93]93
  Если двое встречаются один на один в глухом месте, никому и в голову не придет читать «Отче наш» (лат.).


[Закрыть]

У Мариуса, несмотря на всю его мечтательность, был, как мы уже говорили, твердый и энергичный характер. Привычка к одиночеству и размышлению, развив в нем участие и сострадание, может быть, несколько ослабила способность раздражаться, что, впрочем, не мешало ему негодовать и возмущаться. Доброжелательность брамина соединялась в нем со строгостью судьи. Он жалел жабу, но раздавил бы змею. А теперь перед ним была как раз нора змей. Глаза его были устремлены на гнездо чудовищ. «Нужно уничтожить этих негодяев!» – думал он.

Против ожидания Мариуса тайна загадки не разъяснилась, окружавший их мрак даже как будто еще более сгустился. Ничего нового он не узнал о прелестной девушке из Люксембургского сада и о старике, которого называл Лебланом, – ничего, кроме того, что их знает Жондретт. Из темных намеков этого человека он понял лишь одно: что готовится какая-то ловушка, неизвестная, но ужасная, что отцу и дочери грозит большая опасность – отцу точно, дочери весьма вероятно, что нужно их спасти, что нужно расстроить ужасные замыслы Жондретта, разорвать паутину этих пауков.

Он с минуту смотрел на жену Жондретта. Она вытащила из угла старую железную печку и рылась в железном хламе.

Мариус тихонько спустился с комода, стараясь не делать никакого шума.

Несмотря на весь свой ужас перед тем, что готовилось, и отвращение, которое возбудили в нем Жондретты, он испытывал удовольствие при мысли, что ему, может быть, удастся оказать услугу любимой девушке.

Но как поступить? Предупредить тех, кому угрожает опасность? А где их найти? Ведь он не знает их адреса. Они на минуту появились у него перед глазами и снова исчезли в бездонных глубинах Парижа. Подождать Леблана около двери и, когда он придет, предупредить его об опасности? Но Жондретт и его товарищи заметят, что он караулит у дверей. Это место пустынное, сила будет на их стороне, они найдут средство схватить или удалить его, и тот, кого Мариус хочет спасти, погибнет. Недавно пробил час, а засада готовится к шести. В распоряжении Мариуса было пять часов.

Оставалось только одно.

Он надел свой новый сюртук, повязал на шею платок, взял шляпу и вышел так тихо, как будто ступал босыми ногами по мху.

К тому же жена Жондретта все еще рылась в старом железе.

Выбравшись из дома, Мариус отправился на улицу Пти-Банкье.

Дойдя до середины ее, он пошел вдоль выходившей на пустырь стены, настолько низкой, что в иных местах через нее можно было перешагнуть. Он шел тихо, озабоченный, снег заглушал его шаги. Вдруг совсем близко от него послышались голоса. Он обернулся; на улице не было ни души, а между тем он ясно слышал звук голосов. Ему пришло в голову заглянуть через стену, мимо которой он шел.

Там действительно сидели на снегу, прислонившись к стене, двое мужчин и тихо разговаривали между собою. Лица их были ему незнакомы; один был бородатый, в блузе, другой – лохматый, в рубище. На бородатом была греческая феска; товарищ его был с открытой головой и со снегом на волосах.

Перегнувшись через стенку, Мариус мог слышать их разговор.

Лохматый толкнул товарища локтем и сказал:

– С Патрон-Минетом дело, наверное, выгорит.

– Так ли? – спросил бородатый.

– Каждому достанется пятьсот кругляков, а засадят, в худшем случае, на пять или на шесть и, самое большее, на десять лет.

– Да, вот от этого уже не отвертишься, – нерешительно сказал бородатый, дрожа от холода в своей греческой феске. – На это не всякий пойдет.

– Да говорят же тебе, что дело выгорит, – возразил его товарищ. – Фура дяди Как-Бишь-Его будет запряжена.

Потом они начали толковать о мелодраме, которую видели накануне в театре Гетэ.

Мариус пошел дальше.

Ему казалось, что загадочные слова этих людей, сидевших на корточках на снегу и так таинственно прятавшихся за стеной, имели некоторое отношение к ужасным замыслам Жондретта. Это, по всей вероятности, было то самое «дело».

Мариус направился к предместью Сен-Марсо, и в первой попавшейся по пути лавке спросил, где ближайший полицейский участок.

Ему указали на улицу Понтуаз, дом № 14.

Мариус пошел туда.

Проходя мимо булочной, он купил хлеба на два су и съел его дорогой, предчувствуя, что ему не придется обедать.

Он от души благодарил провидение. Если б он не отдал утром дочери Жондретта своих пяти франков, он поехал бы за фиакром Леблана, не узнал бы ничего о грозившей этому старику опасности, ничто не помешало бы Жондретту привести в исполнение свой замысел, и в таком случае господин Леблан погиб бы, а вместе с ним, вероятно, и его дочь.

XIV. Полицейский агент дает адвокату два пистолета

Добравшись до дома № 14 на улице Понтуаз, Мариус поднялся на первый этаж и спросил полицейского комиссара.

– Полицейского комиссара нет в настоящую минуту – сказал писарь. – Вместо него здесь инспектор. Хотите поговорить с ним? У вас спешное дело?

– Да, – отвечал Мариус.

Тогда писарь провел его в кабинет комиссара. Человек высокого роста стоял за решеткой, прислонившись к печке и приподняв обеими руками полы своего широкого сюртука с тройным воротником; у него было квадратное лицо, твердый решительный рог с тонкими губами, густые свирепые бакенбарды с проседью и взгляд, способный выворотить ваши карманы. Это был взгляд не проницательный, а обшаривающий. У этого человека был почти такой же жестокий и опасный вид, как у Жондретта; иногда встретиться с догом так же страшно, как с волком.

– Что вам угодно? – спросил он Мариуса, не прибавив слова «господин».

– Я желал бы видеть полицейского комиссара.

– Он уехал. Я заменяю его.

– Дело секретное.

– Так говорите.

– И очень спешное.

– В таком случае говорите скорее.

Этот человек, спокойный и резкий, пугал и в то же время успокаивал. Он возбуждал страх и доверие. Мариус объяснил ему, в чем дело: господина, которого он знает только по виду, заманят сегодня вечером в ловушку. Сам он, адвокат Мариус Понмерси, живет в комнате, соседней с притоном, и слышал все через перегородку. Злодея, составившего заговор, зовут Жондреттом, у него будут сообщники, по всей вероятности, ночные бродяги, между прочим, некто Паншо, по прозванию Весенний, он же Бигрнайль, дочери Жондретта будут караулить. Нет никакой возможности предупредить человека, которому грозит опасность, так как он, Мариус, не знает даже его имени, и, наконец, все это должно произойти в шесть часов вечера в самой пустынной части бульвара Опиталь в доме № 50–52.

Услышав номер дома, инспектор поднял голову и спокойно спросил:

– Значит, в самой последней комнате по коридору?

– Именно так, – сказал Мариус и прибавил: – Разве вы знаете этот дом?

Инспектор с минуту молчал, а потом ответил, грея у огня подошву сапога:

– По всей вероятности, так.

И пробормотал сквозь зубы, как бы обращаясь не к Мариусу, а к своему галстуку:

– Здесь не обойдется без Патрон-Минета.

– Патрон-Минета? – с изумлением повторил Мариус. – Я действительно, слышал, как употребляли это выражение.

И он передал инспектору разговор, происходивший между бородатым человеком и его лохматым товарищем, сидевшими на снегу за стеной на улице Пти-Банкье.

– Лохматый, по всей вероятности, Брюжан, – проворчал инспектор, – а бородатый, должно быть, Пол-Лиар, он же Два Миллиарда.

Он снова опустил глаза и задумался.

– Что касается дяди Как-Бишь-Его, я подозреваю, кто это… Ну, вот я и прожег сюртук. Они всегда разводят слишком сильный огонь в этих проклятых печах!.. Итак, № 50–52. Старинное владение Горбо.

Он поднял глаза и взглянул на Мариуса.

– Вы видели только двоих: бородатого и лохматого?

– И Паншо.

– А не заметили вы, не шатался ли в тех местах довольно подозрительный франтик?

– Нет.

– И не видели вы громадного, массивного толстяка, похожего на слона в Ботаническом саду?

– Нет.

– А плутоватого прожженного молодца?

– Нет.

– Ну а что касается четвертого, то его не видит никто, не исключая и его адъютантов – помощников и служащих. Неудивительно, что вы не видели его.

– Не видал. Что же это за люди? – спросил Мариус.

– К тому же это совсем не их час, – пробормотал вместо ответа инспектор.

Он снова замолчал, а потом проговорил:

– 50–52. Я знаю эту лачугу. Спрятаться внутри нет никакой возможности без того, чтобы не заметили эти артисты. И тогда они, конечно, отменят свой водевиль. Они так скромны! Публика стесняет их. Нет, это не годится. Я хочу послушать, как они запоют, и заставлю их поплясать.

Проговорив этот монолог, инспектор обернулся к Мариусу и, пристально взглянув на него, спросил:

– Испугаетесь вы?

– Чего?

– Этих людей?

– Не больше, чем вас! – резко ответил Мариус, заметив наконец, что этот шпион ни разу не обратился к нему вежливо.

Инспектор еще пристальнее взглянул на Мариуса и сказал торжественным и поучительным тоном:

– Вы говорите, как человек смелый и честный. Смелость не боится преступления, честность – власти.

– Прекрасно, – прервал его Мариус. – Что же вы намерены делать?

– У каждого жильца этого дома, – сказал инспектор, не обращая внимания на его вопрос, – свой ключ от входной двери на случай позднего возвращения домой. У вас тоже, наверное, есть такой ключ?

– Да.

– Он с вами?

– Со мной.

– Дайте его мне.

Мариус вынул из жилетного кармана ключ и подал его инспектору.

– Поверьте моему слову, – сказал он, – захватите с собой побольше людей.

Инспектор взглянул на Мариуса так, как посмотрел бы Вольтер на какого-нибудь провинциального академика, вздумавшего предложить ему рифму. Потом он засунул свои огромные руки в бездонные карманы сюртука, вынул оттуда два маленьких пистолета и дал их Мариусу, проговорив резким отрывистым тоном:

– Возьмите их. Вернитесь домой. Спрячьтесь в своей комнате. Пусть думают, что вас нет дома. Пистолеты заряжены. Каждый двумя пулями. Вы будете наблюдать, ведь вы говорили, что в перегородке есть щелка. Они придут. Дайте им немножко разойтись. Когда вам покажется, что пора остановить их, выстрелите из пистолета. Только не слишком рано. А остальное – мое дело. Стреляйте в воздух, в потолок – все равно. Главное – не слишком рано. Подождите, чтобы началась экзекуция. Вы адвокат и должны понимать, что это такое.

Мариус взял пистолеты и положил их в карман сюртука.

– Нет, так очень заметно, – заметил инспектор, – они слишком выпирают. Положите их лучше в жилетные карманы.

Мариус переложил пистолеты.

– А теперь нам нельзя терять ни минуты, – продолжал инспектор. – Который час? Половина третьего. Назначено в семь часов?

– Нет, в шесть.

– Ну, время у меня есть, – сказал инспектор, – но кроме времени нет ничего. Не забудьте, что я вам говорил. Паф! Один выстрел из пистолета.

– Будьте покойны, – ответил Мариус.

В ту минуту, как он взялся за дверную ручку, собираясь уходить, инспектор крикнул ему:

– Кстати, если я зачем-нибудь понадоблюсь вам до тех пор, приходите или пришлите кого-нибудь сюда. Пусть спросят инспектора Жавера.

XV. Жондретт делает покупки

Через некоторое время после этого, около трех часов, Курфейрак случайно проходил по улице Муфтар, в сопровождении Боссюэта. Снег падал все гуще и покрывал землю. Боссюэт только что собирался сказать товарищу: «Смотря на эти падающие снежные хлопья, можно подумать, что на небе начался мор белых бабочек». Вдруг он увидел Мариуса, который шел по направлению к заставе. У него был какой-то странный вид.

– Смотри-ка! Ведь это Мариус! – воскликнул Боссюэт.

– Я его видел, – сказал Курфейрак. – Не нужно подходить к нему.

– Почему?

– Потому что он занят.

– Чем?

– Да разве ты не заметил, какое у него лицо?

– Какое же?

– У него такой вид, как будто он следит за кем-нибудь.

– Это правда, – согласился Боссюэт.

– Посмотри, какие глаза он делает! – воскликнул Курфейрак.

– Но кого же, черт возьми, он выслеживает?

– Какую-нибудь красотку. Он влюблен.

– Да я не вижу тут никакой красотки, – возразил Боссюэт. – На улице нет ни одной женщины.

Курфейрак огляделся и воскликнул:

– Ага! Он следит за мужчиной!

На самом деле какой-то старик в фуражке шел шагах в двадцати впереди Мариуса. Курфейрак и Боссюэт видели не лицо, а спину этого человека, но сбоку можно было различить его седую бороду.

Он был в новеньком, слишком широком для него рединготе, из-под которого виднелись отвратительные, все перепачканные в грязи, оборванные панталоны.

Боссюэт расхохотался.

– Что это за фигура! – воскликнул он.

– Эта?.. – сказал Курфейрак. – Это – поэт. Поэты часто ходят в панталонах, как у тряпичников, и в рединготах, как у пэров Франции.

– Посмотрим, куда идет Мариус и куда идет этот человек. Пойдем за ними. Хорошо?..

– Боссюэт! – воскликнул Курфейрак. – Орел из Mo! Ты замечателен! Следить за человеком, который выслеживает другого!

И они повернули назад.

Мариус, увидев проходившего по улице Муфтар Жондретта, действительно стал следить за ним.

А Жондретт, ничего не подозревая, шел вперед.

Он свернул с улицы Муфтар, и Мариус видел, как он вошел в одну из самых ужасных лачуг улицы Грасьез. Он оставался там около четверти часа и снова вернулся на улицу Муфтар. Потом он вошел в скобяную лавку, которая в то время была на углу улицы Пьер-Ломбар; через несколько минут он вышел оттуда, держа в руке большое долото с белой деревянной рукояткой, и спрятал его под своим рединготом. В конце улицы Пти-Жантильи Жондретт повернул направо и быстро дошел до улицы Пти-Банкье. Начинало темнеть; снег, на минуту переставший, снова повалил. Мариус не пошел за Жондреттом и спрятался на самом углу улицы Пти-Банкье, как и всегда безлюдной. И хорошо сделал, потому что Жондретт, дойдя до низкой стены, за которой Мариус слышал разговор двух приятелей, бородатого и лохматого, оглянулся и внимательно осмотрелся кругом. Удостоверившись, что поблизости никого нет, что никто не следит за ним и не видит его, Жондретт перешагнул через стену и исчез.

Тянувшийся за стеной пустырь примыкал к заднему двору пользовавшегося дурной славой каретника, который когда-то отдавал внаем экипажи, а потом обанкротился. Впрочем, у него под навесом еще стояло несколько старых экипажей.

Мариус нашел, что благоразумнее всего, пользуясь отсутствием Жондретта, вернуться теперь же домой. К тому же становилось темно. Тетка Бугон, уходя мыть посуду в город, обыкновенно запирала входную дверь.

А так как Мариус отдал свой ключ инспектору, то ему нужно было поторопиться.

Наступил вечер, и уже почти совсем стемнело. Багровая луна выплывала из-за низкого купола больницы Сальпетриер.

Мариус торопливо подошел к дому № 50–52. Входная дверь была еще отперта. Он на цыпочках поднялся по лестнице и проскользнул около самой стены коридора до своей комнаты. По обеим сторонам этого коридора были, как известно, каморки; теперь они сдавались внаймы и стояли пустые. Тетка Бугон оставляла всегда их двери отворенными. Когда Мариус проходил мимо одной из дверей, ему показалось, что в комнате виднеются четыре неподвижных головы, освещенные бледным светом, падавшим из слухового окна. Мариус не стал вглядываться: он боялся, как бы не увидели его самого. Ему удалось тихо и незаметно добраться до своей комнаты. И было как раз время. Минуту спустя он слышал, как тетка Бугон ушла и заперла за собой дверь.

XVI. Здесь читатель найдет песенку на английский мотив, бывшую в моде в 1832 году

Мариус сел на кровать. Было около половины шестого. Только полчаса отделяло его от того, что должно было произойти. Он слышал биение своего сердца, как слышат в темноте тиканье часов. Он думал о двойном движении, которое совершалось во мраке в эту самую минуту; с одной стороны, приближалось преступление, с другой – шло правосудие. Мариус не чувствовал страха, но какой-то трепет охватывал его, когда он думал о том, чему предстояло свершиться. Как бывает со всеми, внезапно застигнутыми каким-нибудь необыкновенным приключением, весь этот день казался ему сном, и только ощущение холода, идущее от двух пистолетов в жилетных карманах, убеждало его, что он не жертва кошмара.

Снег перестал. Луна, становившаяся все ярче, выплывала из облаков, и ее свет, примешиваясь к белому отражению снега, придавал комнате какой-то сумеречный вид.

В мансарде Жондретта был огонь. Из щели в перегородке пробивался красный свет, казавшийся Мариусу кровавым.

Этот свет не могло, очевидно, отбрасывать пламя свечи. Однако в комнате не слышно было никакого движения, никто там не шевелился, не говорил, не дышал, в ней царила глубокая, как бы ледяная тишина, и, не будь света, можно было бы подумать, что это склеп.

Мариус тихонько снял сапоги и поставил их под кровать. Прошло еще несколько минут. Вдруг заскрипели петли отворившейся внизу двери, тяжелые быстрые шаги прозвучали по лестнице, затем по коридору, и задвижка двери громко Щёлкнула.

Это вернулся Жондретт.

И в то же мгновение раздалось несколько голосов. Вся семья была в мансарде. Только она молчала в отсутствие своего главы, как молчат волчата, когда уходит волк.

– Вот и я, – сказал Жондретт.

– Здравствуй, отец, – запищали дочери.

– Ну что же? – спросила мать.

– Все идет как по маслу, – ответил Жондретт, – только ноги у меня совсем окоченели. А ты принарядилась – вот это хорошо. Ты должна внушать доверие.

– Я совсем готова и могу идти.

– Ты не забудешь, что я говорил тебе? Сделаешь все, как следует?

– Будь покоен.

– Дело в том… – начал было Жондретт, но не кончил своей фразы. Мариус слышал, как он положил на стол что-то тяжелое, по всей вероятности, купленное долото.

– А вы ели? – спросил Жондретт.

– Да, – отвечала жена. – Я купила три большие картофелины и соли. Так как у нас был огонь, то я испекла их.

– Отлично, – сказал Жондретт. – Завтра я поведу вас обедать с собой. У нас будет утка и всякая штука. Вы пообедаете, как Карл X. Все идет как нельзя лучше.

И, понизив голос, он прибавил:

– Мышеловка открыта. Коты там. Положи это в огонь.

Мариус услыхал, как затрещали уголья, которые ворочали щипцами или каким-то железным орудием.

– А ты смазала салом дверные петли, чтобы они не скрипели? – спросил Жондретт.

– Смазала, – ответила жена.

– Который теперь час?

– Скоро шесть. Недавно пробило половину на колокольне Сен-Медар.

– Черт возьми! – воскликнул Жондретт. – Девчонкам пора отправляться на караул… Ну, идите сюда, слушайте!

За перегородкой зашептались.

– Бугон ушла? – снова громко спросил Жондретт.

– Ушла, – ответила жена.

– Ты точно знаешь, что в комнате соседа никого нет?

– Его целый день не было дома, а в это время он, как ты знаешь, всегда обедает.

– Ты уверена, что его нет?

– Конечно.

– Ну, все равно, – сказал Жондретт. – Ничего дурного не будет, если мы посмотрим, не здесь ли он. Возьми-ка свечу, дочурка, да сходи туда.

Мариус встал на четвереньки и осторожно заполз под кровать. Только что успел он притаиться, как сквозь дверные щели блеснул свет.

– Его нет дома, отец, – крикнул женский голос. Мариус узнал голос старшей дочери.

– Входила ты в комнату? – спросил отец.

– Нет. Когда его ключ в замке, значит, он ушел.

– Все равно войди, – закричал отец.

Дверь отворилась, и Мариус увидал старшую дочь Жондретта со свечою в руке. Она была такая же, как и утром, только казалась еще ужаснее при освещении.

Она пошла прямо к постели, одно мгновение Мариус испытывал мучительную тревогу. Но оказалось, что девушку привлекло висевшее над кроватью зеркало. Она поднялась на цыпочки и погляделась в него. А в соседней комнате передвинули что-то железное.

Девушка пригладила ладонями волосы и несколько раз улыбнулась перед зеркалом, напевая своим разбитым, могильным голосом:

 
Любили мы друг друга лишь неделю,
Как сладкий сон она для нас прошла!
И только восемь дней мы знали счастье,
Тогда как вечность для любви нужна!
О да, вся вечность для любви нужна!
 

Мариус дрожал. Ему казалось невозможным, чтобы она не услышала его дыхания.

Девушка подошла к окну и посмотрела в него, проговорив со своим несколько безумным видом:

– Как некрасив Париж, когда надевает белую рубашку.

Она снова подошла к зеркалу и стала делать гримаски, рассматривая себя то анфас, то в профиль.

– Ну чего же ты там запропастилась! – крикнул отец.

– Смотрю под кровать и под мебель, – отвечала она, оправляя волосы. – Нигде никого нет.

– Дура! – заревел отец. – Иди сюда сию же минуту! Нам нельзя терять времени.

– Иду! Иду! В этой конуре ни на что нет времени! – ответила дочь и запела:

 
Покинешь ты меня, на славу променяешь,
Но сердце грустное с тобою полетит…
 

Она бросила последний взгляд в зеркало и вышла, притворив за собою дверь.

Через минуту Мариус услыхал шаги босых ног. Это шли по коридору девушки.

– Смотрите внимательнее! – крикнул им отец. – Одна должна стоять в той стороне, где застава, другая – на углу улицы Пти-Банкье. Ни на минуту не теряйте из виду двери дома, и как только увидите что-нибудь, сейчас же бегите сюда! Одним духом! У вас есть ключ от входной двери.

– Сторожить, стоя босыми ногами на снегу! – проворчала старшая дочь.

– Завтра у вас будут красные шелковые башмаки, – сказал отец.

Они спустились с лестницы, и через несколько секунд входная дверь захлопнулась. Они ушли.

В доме остались только супруги Жондретты, Мариус и, по всей вероятности, те таинственные существа, которых он видел в темноте за дверью необитаемой каморки.