Текст книги "Кровь боярина Кучки"

Автор книги: Вадим Полуян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 42 страниц)

Святослав Ольгович удивлённо следил за его рукой.

– Гляди. Для чего тебе?

– Через перстень увижу судьбу боярина, – самонадеянно пообещал Род.

Однако сколь ни усердствовал, ни напрягал волю, ни всматривался внутренним зрением в печатку с буквицами, ничего не видел.

– Что молчишь? Что молчишь? – теребил его князь.

– Лик боярина мне не ведом, – смутился Род. – Мерещится какой-то смерд в пыточной. Шишкоголовый, козьебородый. Более ничего. – И он вернул перстень князю.

Однако Святослав Ольгович не спускал с юноши испуганных суеверных глаз.

– Шишкоголовый?.. Козьебородый?..

– Да, смерд какой-то, как тать на доиске, – растерянно улыбнулся Род. – Нешто это боярин?

Князь робко протянул к нему пухлые руки:

– Подсоби встать…

Род поднял его. Их пальцы соприкоснулись. Величественный кутырь, став на пол, по-простолюдински приоткрыл изумлённые уста и застыл.

– Не отпускай моих рук…

Так они и стояли некоторое время друг против друга.

– Ну и силища из тебя! – наконец молвил князь, – Так и вливается, так и обогатыривает! Уф! – Высвободившись, он приблизил водянистые глазки к большим очам Рода: – Откройся, как на исповеди: ты ведун, выученик волхвов заокских?

Род отпрянул от прямого вопроса, словно от удара.

– Бог свидетель: я окрещён. Согрешил сейчас не для себя. Вылгать[258]  [258] ВЫЛГАТЬ – обмануть.


[Закрыть] не хочу. Объявил, что видел, – И для вящего оправдания юный ведалец повторил: – Лик боярина Коснятки мне не ведом.

Но трясущемуся властелину эти оправдания не были нужны.

– Суздальского Гюргия лик ведом ли тебе? Ведом? Так открой, где нынче Гюргий?

Род молчал довольно долго. Слепо опираясь пятерней о стену, попросил:

– Дозволь сесть…

– Садись, садись, пожалуй, – помог ему Святослав Ольгович поудобнее устроиться на лавке. Сам сел напротив, коснувшись тыквинами своих колен худых ног юноши.

– Гюргий Владимирич идёт с войском в твою сторону, – вымолвил Род устало.

– Ох, утешил! – ванькой-встанькой подскочил кутырь. – Ох, снял тугу[259]  [259] ТУГА – горе, кручина, печаль.


[Закрыть] с сердца! Чуял я спиной предательство, посылывал к суздальскому брату. Коли верно твоё видение, стало быть, грядёт поможье. – Князь облегчённо перевёл дух. Громоздкая его туша, отодвинувшись от Рода, застыла на какое-то время и вдруг беспокойно задвигалась по тесной ложне от узкой стрельчатой оконницы к низкой сводчатой двери. – Брата бы выручить!.. Жизни не пожалею! Какая сила против меня? У Изяслава с Давыдовичами дружина по три-четыре сотни каждая, да ополченцев соберут тысяч пятьдесят-шестьдесят… Сила!.. У меня вдвое меньше. Вот если Гюргий поторопится… – Ольгович резко метнулся к Роду, сипло дыша, нагнулся над ним, заглянул – глаза в глаза. – Не за себя прошу, за страдальца. Погляди!.. Одоление моё над Изяславом Киевским видишь ли?

Творожно-рыхлые щеки его тряслись. Даже слеза непослушно выскользнула из узкого глаза и быстро скатилась с крутой скулы. Роду невольно пришли на память слова Нечая о том, что их Северский князь не только муж половчанки, но и сын половчанки. Род всматривался в его большое лицо, обрамлённое скупой пепелёсой растительностью, и не увидел в судьбе этого пожилого человека ничего доброго, кроме борьбы, борьбы и борьбы. И свела сердце юноши жалость к могучему одинокому кутырю.

– Сядет на великокняжеский стол одолетель… – выдавил из себя сердобольный ведалец.

Такой вожделенный венец борьбы он без провидения предрёк, не открыв при этом, кто и над кем будет одолетелем.

Северский князь принял сказанное на свой счёт и гордо распрямился.

– Не оценил в тебе Гюргий редкого, аки яхонт, подданца. Иначе бы вернул отнятую жизнь, приличную твоему боярству. А я тебя ценю. Получишь села по реке Рахне. Продолжишь род Жилотугов на нашей Северской земле.

Сын боярина Гюряты встал, согнувшись в поясном поклоне:

– Благодарствую, государь!

Ему явно привиделось, как вводит он Улиту в свою боярскую вотчину. Забыл юный лесовик вещие слова волхва Букала: «Все чужие судьбы можешь знать, только не свою». Спутал он мечту с пророчеством, журавля в небе с синицею в руках. Вознамерился без промешки отблагодарить благодетеля.

– Верю! – выдохнул Ольгович.

– Посылай в Чернигов, в эту преисподнюю. Вызнаю, чего ожидать от князей-клятвопреступников. Сыщу боярина Коснятку.

Вырвались слова – и не поймаешь. Ольгович, видимо, не ждал от юноши готовности к такому подвигу. Даже всполохнулся:

– Как? Пролагатаем?[260]  [260] ПРОЛАГАТАЙ – лазутчик, соглядатай.


[Закрыть] Не стоит служба свеч. Опасно потерять тебя, едва обрёл…

– Не пролагатаем. Посольником. С твоею речью и хоругвью, – тряхнул кудрями Род. – Мне личит не крадвой, честь честью ведаться с врагом. А там уж что Сварог… то есть что Бог даст.

Ольгович пообещал:

– Вернёшься, получишь чего и в мыслях нет.

Он крепко обнял Рода. Удушливы были объятья кутыря.

4

Суздальцы! Владимирцы!

Когда ваши жены именинницы?

В середу Арины, в пятницу Салмониды..

Нечай дурным голосом без чуру растягивал слова. Конская хлынь и встречный ветер почти не заглушали песенного орева.

– Перестань козла драть! – не стерпел слушатель поневоле.

– Хоть козла деру, да сердце тешу, – удальски ответствовал Вашковец.

Оба придержали притомившихся коней, поравнялись стремя в стремя.

– Далече ли до Чернигова? – спросил Род.

– От Чернигова до Киева не более четырёх поприщ, – прикинул Нечай. – Стало быть, нам не более трёх. Из них два уже отмахали.

– А что ты, словно петух на спице, головой вертишь? – заметил Род.

– Остерегаюсь встречи в степи, – пояснил Нечай. – Чернигов уж не за дальним холмом. Не зря говорят: козла бойся спереди, коня сзади, а злого человека со всех сторон. Вспомни-ка Несмеяна Лученца.

– Несмеян один отправился в путь, а нас двое, – возразил Род.

– Истинно, – вздохнул Вашковец. – Двое одному – рать, а четверо – двоим.

– Мне сама степь страшна более, нежели её злодеи, – признался Род, – Пустота! Глазу остановиться не на чем.

– Карасю худо в небе, соколу в воде, – засмеялся Нечай. – Лишь единожды я бывал в лесу, потерял, где юг, где север.

– Пни обрастают мохом от севера, – мечтательно вспомнил Род.

Некоторое время молчали. Потом юный посол не сдержал признательности:

– Уж так я рад, что именно ты пустился со мною в путь. – При этом он лукаво взглянул на долгощельского кузнеца и добавил: – Едва тебя добудился.

– Тяжело было отрясти пладенный сон, – признался Нечай и разоткровенничался: – Ежели б не ты, не пустился бы в этот путь, отговорился бы чем-ничем. Не вижу понадобья наперёд судьбы сыскаться головой в преисподнюю.

– Твоему же государю в пособ, – оправдался Род.

– Моему?– хмыкнул Вашковец. – Государи что птицы. Наши земли для них что ветки. Поутру раскачивается на Северской, к пладню перелетит на Черниговскую, а повечер – гляди-ка! – вспорхнёт на Киевскую. Народ охудел от нужи, а Мономашичи, Давыдовичи да Ольговичи никак на одном дереве не рассядутся. Вдавне больно было славянам от варяжских князей. А нынешние – осколки рюриковщины. Осколки режут больнее!

Род задумался. Замолчал и Нечай, не возобновив своего козлодрания. Враз, словно по уговору, пустили коней в галоп и заполдень миновали первую переспу с лачужным подградием, обрекаемым при осаде на сожжение. Кони сбавили бег.

– А вон и черниговские ворота, – засмотрелся Род на деревянную крепость, более мощную, нежели новгород-северская, – Не наши Черниговские ворота, а настоящие черниговские.

Нечай поднял взгляд на высоту городниц и стен, перекрестился и произнёс:

– Охрабри меня, Бог!

Стража вызвала приставов, а те препроводили прибывших на посольный двор.

Опрянувшись[261]  [261] ОПРЯНУТЬСЯ – приодеться.


[Закрыть], Род поторопился в детинец. Вернулся ни с чем.

– Князья, бояре и гриди выехали на Киевскую дорогу встречать… нам не надобно знать кого.

Вашковец потянулся на лавке, хрустнул суставами.

– Любят Давыдовичи охмурять тайнами! С кем говаривал в детинце?

– Назвался черниговским тысяцким. Забыл прозвище.

– Эх, посольник-рассольник! – укорил долгощельский кузнец своего совсельника[262]  [262] СОВСЕЛЬНИК – поселившийся с другим в одном месте.


[Закрыть]. – Поелику берёшься за такой скользкий гуж, все прозвища и порекла помни. Каков хоть с виду?

– Высок и страшон, аки хищный зверь.

– Стало быть, Азарий Чудин, – щёлкнул пальцами Вашковец. – Всамделишный черниговский тысяцкий. Видывал я его в Киеве у Святослава Всеволодича, великокняжьего сына, своего господина. Страшон не только обликом, а и нравом. Истый онагр![263]  [263] ОНАГР – дикий осёл.


[Закрыть]. Ну да Бог с ним. Пойдём в корчму повечеряем.

Однако повечерять им не пришлось. Гул голосов за дубовым тыном, отделявшим главную улицу от посольного двора, неожиданно так усилился, что слюда в оконницах задрожала. Грянули где-то неподалёку колокола. Эхом их поддержали все колокольни города. Накинув однорядку[264]  [264] ОДНОРЯДКА – однобортная долгополая верхняя одежда без воротника.


[Закрыть], Нечай схватил Рода за руку и потащил из избы. Подведя к тыну, велел:

– Подставь плечи. Потом я тебя подтяну.

Вместо этого Род взял его за ноги, как бревно под край, поднял столбиком по пояс над тыном, сам подскочил, ухватясь за верхушку пали, и через секунду оба восседали вверху.

Забыв о переполохе на улице, Нечай уставился на приятеля, округлив глаза.

– Откормила Агница битыша! Да в тебе силы на целый полк!

Род разглядывал конный поезд, прокладывающий бичами путь сквозь толпу зевак.

Воистину было на что смотреть. Ну и всадники! Ну и наряды! Сплошной аксамит[265]  [265] АКСАМИТ – вид бархата.


[Закрыть], голубой скурлат![266]  [266] ГОЛУБОЙ СКУРЛАТ – дорогая завозная цветная ткань.


[Закрыть]

– Кто это? Вон тот, на вороном жеребце? – указал пальцем Род. – Попона в три строчки золотом прострочена, во всех четырёх углах по самоцветному камню яхонту…

Нечай зло прищурился:

– Это здешний князь Владимир Давыдович, онуча ему в рыло! Ласкает речами – затыкай уши, обнимает – уноси ноги. Зато жена у него красавица!.. А вон и братец Владимира Изяслав Давыдович. Этому – где клятва, тут и преступление…

– Брат брату – сосед, – откликнулся Род, не вдумываясь в суровые слова Нечая о двух Давыдовичах.

Он уже перевёл взгляд с черниговских князей на самого почётного всадника, самого оберегаемого, самого разодетого, и сразу вспомнил слова вестоноши Олдана: «Ростом мал, а лицом хорош. Волосы кудрявые, борода круглая». Поравнявшись с посольным двором, всадник все ещё держал в руке свой блестящий шлем с гребнем и раскланивался на обе стороны, благодарно обозревая приветствующий его народ. До примостившихся на заборе новгород-северских послов – а таких зрителей скопилось на уличных тынах что воробьёв – долетели слова красивого всадника, сказанные звучным голосом одному из вельмож:

– Не место идёт к голове, а голова к месту!

Раболепно и одобрительно закивал вельможа.

– Неужто сам Изяслав Мстиславич? – вспомнил Род его имя.

– Новый великий князь, – подтвердил Вашковец. – Племянник Гюргия Суздальского и злейший его враг.

Холодно стало Роду от прибытия в Чернигов такой особы.

– А рядом-то, рядом, – продолжал киевский бывалец, – стремя в стремя с Изяславом Мономашичем – его сын, вон тот, косая сажень в плечах, – Мстислав Изяславич, в отца лицом красен и кудряв, да не в отца силен. Говорят, никто лука его натянуть не может. Спит мало, сластолюбствует в меру. Все читает да все воительствует. Господин мой княжич Святослав Всеволодич дорожил его обществом. Чему усмехаешься?

– Шальная мысль налетела, – положил Род руку на плечо Нечая, – Знавал я одного силача. Его лук тоже никто натянуть не мог.

– Что ж за силач? – удивился Нечай, не веря в подобного двойника.

– Якуша Медведчиков, бродник из заокских лесов, крадёжник… Ой, а это кто? – вдруг устремил юноша любопытный взгляд на сивоусого инородца возглавляющего отряд черных клобуков, смуглых, жесткобородых.

– Ха! – воскликнул Нечай, – Это сам Кокдувдеи, князь берендеев.

Род так и подскочил на острых дубовых палях, хлопнул себя по стёгнам. Только не в Кондувдее тут было дело. Он углядел Чекмана!

– Вон тот, вон тот берендейский княжич вызволил меня из половецкого плена, спас жизнь!

– Ого-го-го-го! – обрадовался и Нечай. – Тот, что тебя в наше Долгощелье доволок? Как же, узнаю! Приятно повстречать друга в гнезде врагов. Добрая примета!

Однако и сам Вашковец неожиданно так дёрнул Рода за рукав, что тот едва не свалился с тына.

– Гляди, гляди! Вон на избура-пегом жеребце… бывший мой господин… Надо же! И он тут!

– Кто, кто? – вглядывался Род.

– Сын покойного великого князя Святослав Всеволодич. Не упёк под спуд милостивца моего нынешний одолетель, как его дядю Игоря Ольговича. Помиловал. Теперь Святоелавушка вокруг него ездит.

– Отчего ты расстался с ним? – полюбопытствовал Род.

– Не упомню, за что он на меня опузырился, – задумался было Нечай, да махнул рукой, – Он и сам теперь не упомнит. Ой! – сыкнулся он пальцем куда-то в гущу Святославовой обережи. – Совсельник мой киевский, друг Первуха Шестопёр! Нет, я немедля должен обнять его. Ты уж не взыщи, Родислав. Я бегом сбегаю в детинец: две ляжки в пристяжке, сам – в корню!

Не успел Род опомниться, как Нечай спрыгнул с тына и был таков.

Род тоже спрыгнул. Долго ещё слышалось из-за тына, как завывали гудцы, вырывались возгласы из многоголосья, всхрапывали кони, барабанили в деревянную мостовую копыта. Потом все стихло. Возвратились посольничьи слуги. Внесли крытый жбан, источающий пар. Род с удовольствием отведал ароматный напиток, не лесной, а степной, пышущий травами кипяток с прозеленью.

Выходило, что боярин Коснятко заранее предвидел этот пышный приезд. Значит, давно стакнулись Давыдовичи с киевским одолетелем Изяславом, а Святослава Ольговича водили за нос. Теперь, коль измена пошла в открытую, северский посольник туг будет не ко двору. Как же отыскать Коснятку? В детинце на расспросы о нём отворачивались, будто знать такого не знали, ведать не ведали. Лишь тысяцкий Азарий Чудин, названный Нечаем истым онагром, изрёк сквозь зубы: «На охоте небось. Похлынять в поле с кречетами Будимир Зарынич ба-а-льшой любитель!»

Нечай явился лишь повечер, изрядно покачиваясь.

– Чтой-то шатость напала, чмур[267]  [267] ЧМУР – хмель, одуренье.


[Закрыть] меня возьми! – рухнул он на лавку.

– Чмур тебя уже взял, – неодобрительно молвил Род.

Ох, и чмыркнули[268]  [268] ЧМЫРКНУТЬ – выпить.


[Закрыть] мы с Первухой! – не унимался Нечай. – Святославушка меня к ручке допустил. Все простил, окаянный! Велел по-прежнему вокруг него ездить.

– То есть это что? – опешил Род. – Ты на службу к врагу пошёл?

– Какой он нам враг, Родиславка, чмурила ты этакий? Он нам друг! Только – шш! Знаешь? Молчи!.. Ох, и чмыркнули мы с Первухой, сколько было в измогу! Ещё Павёлко Мухлак нас на хату водил. Черниговский бывалец! А Мавруша-касатка – ах, хороша! Шапка камчатная багрова да шубка баранья под поволокою. Шубка тёплая, испод белый, поволоки тафтяные… Но я – ни-ни! Любострастной болезни[269]  [269] ЛЮБОСТРАСТНЫЕ БОЛЕЗНИ – венерические.


[Закрыть] остерегаюсь, – шёпотом признался Нечай.

Так и заснул обездруженный Род под его воркотанье… Во сне привиделся христианский храм, схожий с церковью Бориса и Глеба в конце Епископской улицы на волховском берегу в Новгороде Великом. В тот храм шёл молиться не славянин оглашённый, а почему-то цыган. «Как тебя зовут?» – спросил Род. Тот ответил: «Доронка».

Едва проснулся юный посол, прежде всего сподобился лицезреть Нечая. Совсельник держал в руках расписную опанку[270]  [270] ОПАНКА – деревянная чашка.


[Закрыть] и жадно пил.

– Поразмыслил я над твоим вчерашним поступком, – приподнялся на локте Род, – решил: так тому и быть. Первый господин – первая любовь. Ничего с этим не поделаешь.

Долгощельский кузнец оторвался от рассола, шумно выдохнул и прищурился.

– Ты ещё не досочился до сути. От поступка моего Ольговичу оброна не будет, а поможье ждётся большое. Вникни: мой Святослав нашему Святославу племянничек!

– Изяслав Гюргию тоже, – напомнил Род.

– Это иной случай, – поморщился Нечай.

Уговорились, что он останется у Святослава Всеволодича в охранышах, заменит канувшего в тартарары боярина Коснятку, Род же, совершив посольство, возвратится к Ольговичу.

В детинце в княжеских хоромах посольник северского супротивника ожидал приёма до немощи в ногах. Принят был не влепоту, а наспех одним Изяславом Давыдовичем при нескольких боярах. Князь стоял, а не сидел. К руке не пригласил. А Род, не знающий посольничьего чина, этим не обиделся. Громким голосом он произнёс затвержённое, как бы сказанное самим Ольговичем:

– Родственники жестокие! Возьмите все, что имею. Освободите только брата Игоря!

В стороне, у входа во внутренние покои, раздался приторно-сладкий голос:

– Ещё при жизни Всеволода Игорь с братцем не давали нам покоя. Требовали Чернигов и волостей его. Сдерживались обещанием Киева и волостей заднепровских. А вернётся Игорь на киевский стол, что Святослава сдержит?

Род, обернувшись на голос, узнал Владимира Давыдовича, что мягко стелет, да жёстко спать. Сухое желчное лицо. И как только его жена-красавица терпит?

Конечно, сказанное Владимиром Черниговским не братний ответ Ольговичу. Настоящий ответ дал другой Давыдович, принимавший посла, – Изяслав:

– Целуй крест, что не будешь ни просить, ни искать брата, а волость держи!

Предусмотрительный Святослав Ольгович загодя снабдил Рода достойной отповедью на такие слова:

– Лучше мне помереть, чем оставить брата. Буду искать его, пока душа в теле!

– Завершай скоморошину, – истиха попросил Изяслава Владимир. – Не начинаем почестной пир. Ждём тебя.

Изяслав мановением руки отпустил посла.

И тут случилась заминка. Посол не уходил, во все глаза смотрел на князя. Изяслав содрогнулся:

– Пошто выпучил буркалы?

Содрогнулся и посол:

– Не верю своим очам – на тебе золотая шапка!

Князь отшатнулся:

– Должно быть, у Святослава добрые люди перевелись. Юродивых назначает в посольники.

Уходя, провидец услышал, как Владимир Давыдович сказал брату:

– Молодой, да ранний! Ишь как представил тебя великим князем! Льстец! Хи-хи-хи…

Изяслав ответно громыхнул смехом.

Смутясь, покидал Род красную хоромину. Надо же было выскочить неосторожным словам! Даже истинное провидение не дело объявлять вдруг. Не каждая лисица поверит, коли предскажешь ей место льва. Род дал себе зарок быть посдержаннее.

В низких дверях он нос к носу столкнулся с неким из здешних детей боярских. Лицо показалось знакомым. Оборотился. Дюжий отрок с хитроватым прищуром из-под нависшей чёлки тоже обернулся. Как было не вспомнить цепкий взгляд того самого посла, что объявлял Святославу Ольговичу об измене Давыдовичей? Тяжко бы пришлось Роду как самозванцу, не подоспей этот черниговец вовремя.

– Кто сей княж отрок? – спросил Род сопровождавшего челядинца.

– Фёдор Кутуз, – был ответ.

Подумалось: этот Кутуз неспроста обменялся взглядом с посланцем Ольговича. Хотя вряд ли в Новгороде-Северском он запомнил юнца, стоявшего наособицу. «Подозрительность – правде мачеха!» – укорил себя Род и тут же опрометчиво позабыл о случайной встрече.

5

В многолюдном граде Чернигове пригодилась чуткая зоркость лесовика. Род сразу приметил статного кудряша, что издали провожал его от дворцового Красного крыльца до площадных красных рядов. И площадь перешёл следом, встряхивая русыми кудрями. Род заглянул в корчму, мучимый пустотой в желудке. Подошёл к заседке[271]  [271] ЗАСЕДКА – стойка в корчме.


[Закрыть], заказал у посидельца[272]  [272] ПОСИДЕЛЕЦ – продавец за стойкой.


[Закрыть] ботвинью с огурцами, грибы холодные под хреном. Едва уселся, звякнул колоколец над дверью. Вошёл тот самый кудряш удалец, потребовал ставец[273]  [273] СТАВЕЦ – точеная деревянная чашка.


[Закрыть] со жбаном взвару, присел напротив.

Мысли северского посольника омрачало отсутствие Коснятки в Чернигове. Кречетовать ему в степи неразумно. Такая каша заваривается против его князя, а боярин будет потешествовать? Однако же он предупредил об опасности, волен и отдохнуть. В то же время пышный приезд киевлян, речи с ними не предназначались для Косняткиных глаз и ушей. Неудобного боярина могли хитроумно сплавить подалее от детинца. Да он, умудрённый в усобицах, мог ли опростоволоситься? Род от недоверия к такой мысли даже прицокнул языком. Нет, нельзя покидать Чернигов, не доискавшись Коснятки.

Приняв его цоканье на счёт жаждоутолительного вишнёвого взвара, коего перед северским послом не было, кудряш обратился к застольнику с прибауткой:

– Стоит град пуст, а около града растёт куст, из града идёт старец, несёт в руках ставец, в ставце-то взварец, а во взварце-то сладость! Вижу, боярин, яства ты взял, а о питии позабыл. Не дозволишь ли угостить?

Не дожидаясь соизволения, угощатель принёс от заседки второй ставец и от души наполнил его ароматным взваром.

Род освежился и выразил благодарность.

– С кем Бог свёл, не откроешь ли? – просиял кудряш.

– Третьяк Косолап, – назвался Род, как договорились с Ольговичем.

– А перед тобой Якубец Коза, как раз Третьяка Косолапа ищущий.

Кудряш скоропалительно расплатился за двоих и вывел Рода из корчмы.

– Не взыщи, боярин. Лишние люди вошли. Вместе б нас не подметили. Весьма важный человек немедля должен видеть тебя. Ступай со мною. Тут недалече.

Якубец бодро пошёл вперёд. Род на ходу раздумывал: западня или нечаянная удача? Миновали крытую имполу с красным товаром, юркнули в хитросплетение узких уличек – вправо, влево, сызнова влево, – вошли в распахнутые ворота усадьбы с двумя бердышниками, лузгающими подсолнух, черным ходом проникли в терем.

В одном из переходов у низкой двери Якубец остановился.

– Входи. Не бойся. Я обожду.

За дверью Род оказался в кромешной тьме. Вот она, западня! Пока глаза лесовика привыкали, старческий голос изрёк спокойно:

– Охрабрись впотьмах. Ты у друга.

Род постарался не оказать смущения:

– Мне, уроженцу заокских лесов, густая ночь не страшна. Твоя темнота пожиже.

– Зрячий, как кот? – не поверил старец.

– Одрина невелика, оконце завешено тяжёлой тафтой, – проявил свои способности Род. – Твоя милость в переднем углу, в большом кресле. Не опасайся, – добавил гость. – Лик твой останется мне неведом.

лава Ольговича. Я ещё его батюшке, Олегу Святославичу, служил верно. Передай вот что – Давыдовичи говорили меж собой: «Мы начали злое дело, так уж окончим братоубийство – пойдём, искореним Святослава и переймём волость его». Вчера у них с киевским Изяславом был съезд. Просились идти на Новогород-Северский. Великий князь разрешил: «Ступайте! Если Святослав не выбежит перед вами из города, то осадите его там. Когда вы устанете, я со свежими силами приду к вам и стану продолжать осаду, а вы пойдёте домой». Изяслав оставил им сына с берендеями. Быть большой крови!

– Клятвопреступники! – возмутился Род и в сердцах сказал: – Коснятко нашёл время охотиться!

– Коснятко? Охотиться? – изумлённо протянул старик, – Кто о нём хитрую молвку распустил? Коснятко под спуд посажен. Им ведают заплечных дел мастера.

Пришёл черед изумляться Роду:

– Как может такое быть?

– Однако же так и есть, – возразил боярин, – Весть подлинная. Вчера он подвергнут пытке был, это точно.

– За что? – не понимал Род, – Из корысти – клятву преступить, дружбе изменить, а пытать безвинного… в чем корысть?

– В чем, ни в чем, – шамкал старец, – Однако передай князю Святославу…

– Передам без веры, – пообещал посол.

Боярин на его неверку не осерчал. Долго длилось молчание. Потом старик, как бы колеблясь, спросил:

– В лицо ведом тебе Коснятко? – И, поняв замешательство юноши, обрисовал словесно: – Бородой скуден, аки козел. На лысом темени шишка.

Род внутренне обомлел.

– Шишкоголовый? Козьебородый? – вырвалось у него.

– Стало быть, знаешь, – удовлетворился боярин. И внезапно полюбопытствовал: – Ты грамоте вразумлён изрядно?

– Обучался достаточно, – не понял сути вопроса Род. – Пишу уставом, полууставом…

– Тогда сможешь видеть Коснятку. Собственными очами удостоверишься и донесёшь с верой. Выйдешь от меня, условишься с Якубцем Козой. Повечер он проводит в застенок. Станешь на одну ночь не посольником, а писальником. Их писальник третьего дня обезглавлен за длинный язык. Будь настороже, чтоб комар носу не подточил. По окончании доиска беги, не дождавшись утра. Найдёшь способ?

Вместо ответа Род спросил:

– Тебя, добрый человек, не ждёт доиск за такого писальника?

Старик тоненько захихикал:

– Я в стороне. Через опосредника все решится. А тот вперёд тебя задаст лататы.

– В измогу ли выручить Коснятку? – со слабой надеждой вымолвил Род.

– Мне не в измогу, – твёрдо отвечал старец. – О тебе же и речи нет. Сам ноги уноси. Иначе без толку вся затея.

– Добро, – согласился Род. – Долгих лет тебе…

– Мои лета коротки, – перебил старик, – Передай князю: скорблю, уходя из мира без встречи с ним, без надежды обнять его. Вырос на моих руках… Сызнова заклинаю: сбереги себя для Святослава Ольговича. Вздумаешь отказаться от опасного дела, дай знать Якубцу Козе.

На том расстались. За дверью Род в свою очередь ждал Якубца – тот получал наказы от господина. Потом черным ходом вышли, назначив встречу в той же корчме.

Идучи на посольный двор, Род обдумывал предстоящее дело. Где укрыть коня, чтобы ночью без промешки исчезнуть из города? Искать пристанище Вашковца? Не просто, да и разумно ли? Ещё прочное вервие следует приобресть на случай побега через застеночный тын. Будоражил мысль отчаянный замысел бежать все-таки не одному, а с Косняткой. Думы Рода прервал кучерявый плосколицый богатырь, преградивший путь у самых ворот посольного двора.

– Байбачка! – узнал он слугу Чекмана.

Булгарин солнечно улыбался, бережно оглаживая недавно спасённого полонянника.

– Чекман! Чекман! – приговаривал он, тыча то себя в грудь, то куда-то в сторону.