Текст книги "Избранные произведения в 2-х томах. Том 2"

Автор книги: Вадим Собко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц)

– Кажется, начинаю понимать, – замирая от радостного предчувствия, сказал Шамрай. – Вы пробиваетесь в эту шахту?

– Метров сорок осталось, – ответил Колосов. – Папа Морис всё точно рассчитал. А тогда…

– Что тогда?

– Что хочешь, – Колосов засмеялся. – Можно выйти через «Сан-маре», сделать отбивную котлету из немецкой комендатуры, вернуться снова в свой забой, нормально выйти наверх, снять номерки и лечь спать в лагере.

– Это возможно? – удивился Шамрай.

– Всё рассчитано по науке, – капитан улыбнулся.

– А чем ты будешь бить немцев? Кулаками? Где оружие?

– Будет и оружие, – капитан сказал спокойно, как говорят обычно о простом, уже решённом вопросе.

– Силён, капитан, силён, а я-то грешным делом тебя в немецкие холуи определил! – радостно засмеялся Шамрай.

Колосов тоже засмеялся и потрепал лейтенанта по плечу.

– Давай рубать.

Пневматики здесь не было, приходилось работать вручную. Но даже эта каторжная работа теперь казалась Шамраю весёлой прогулкой – такое необычное возбуждение охватило всё его существо.

Нет больше загадок. Всё стало на свои места. И он ещё чувствует у себя за ухом нежный стебелёк увядшего ландыша. Что ни говори, жизнь прекрасна!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

На преодоление последних сорока метров прохода ушли чуть ли не два месяца. Кажется, подумаешь – сорок метров, по горстке можно перебросать. А вот возьмёшься прорубаться сквозь эти сорок метров допотопным кайлом – небо с овчинку покажется…

Но за этой адовой работой стояла такая смелая цель, что каждый раз Роман Шамрай шёл на смену, как на праздник. Всё было бы хорошо, покой наконец разлился бы в душе лейтенанта, если бы не Жаклин…

Девушка его просто не замечала. Словно не Роман перед ней, а пустое место. Когда-то, казалось, её весёлые шутки и остроты, как ножом, кололи сердце Шамрая. Сейчас лейтенант полжизни отдал бы, чтобы услышать хоть одно слово, обращённое к нему. Хоть насмешку, хоть грубость – только не это равнодушие. Когда он подходил к окну аккумуляторной, Жаклин молча протягивала заряженный аккумулятор и брала следующий, чтобы передать его другому шахтёру. Её синие глаза равнодушно, холодно скользили по лицам людей.

И в самом деле, с какой стати должна обращать внимание на какого-то оборванного пленного такая чудесная девушка, как Жаклин Дюрвиль? Что, разве она не найдёт настоящего парня, красивого, хорошо одетого, вольного? С которым можно и по городу пройтись, и потанцевать, и поцеловаться.

Шамрай даже зубами скрипнул от одной этой мысли.

Да зачем ей далеко ходить? Вот он рядом, Робер Коше, молодой, ладный, хорошо выбритый. Где уж Роману с ним равняться, куда ему до него…

И всё-таки сколько ни успокаивай себя, сердце щемит, стоит только посмотреть на Жаклин.

Но это длится обычно всего лишь какое-то мгновение, пока он ещё не в шахте. Начинается работа, и нет уже у него места мыслям о Жаклин. Совсем немного осталось пройти до старых замшелых ходов «Сан-маре». Вот тогда-то настанет настоящая жизнь! Они вырвутся на волю, почувствуют свою силу, будут бороться!

Медленно, сантиметр за сантиметром, вгрызались люди в твёрдую породу.

Но всему на свете приходит конец. Однажды Гиви Джапаридзе пришёл в лаву к Шамраю, минуту помолчал, посмотрел, как ловко, умело отваливает отбойным молотком куски угля лейтенант. Потом сказал;

– Пробились.

Шамрай так ждал этого слова, что, услышав, сразу не понял:

– Куда пробились?

– В «Сан-маре».

– И туда можно уже пойти?

– Нет, Колосов запретил.

– А кто он такой, чтобы запрещать? – вспылил Шамрай.

– Он – командир.

Это полузабытое слово прозвучало как-то особенно торжественно впервые за долгие месяцы плена. И Шамрай понял, что именно в тот миг, когда упал последний кусок породы и потянуло гнилым затхлым ветерком из заброшенных штреков «Сан-маре», всё изменилось в жизни узников. Нет, они теперь больше не пленные. Они вновь стали бойцами! Пусть ещё не сформировавшегося подразделения, пусть ещё без своего названия, но всё-таки частью той большой и могучей силы, которая называется армией. Кто-кто, а Шамрай знал, как страшно для воина потерять своё подразделение, остаться без командира. И вот теперь наконец у них есть человек, которому можно и нужно верить и подчиняться. Он может, если потребуется, послать тебя на смерть, но и в случае чего вырвет тебя из когтей безносой, потому что он – командир. И этим сказано всё.

– Что же будет дальше?

– Ещё не знаю, только теперь мы не пленные,

– А кто же?

– Партизаны. – У Джапаридзе глаза сверкнули от волнения.

– Теперь мы можем выйти на поверхность, и никто не остановит нас, не запретит.

– А оружие?

– Оружие? Конечно, нам не преподнесут его на тарелочке с голубой каёмочкой. Придётся добывать самим.

– Твоя правда. Послушай, – Шамрай понизил голос до шёпота, – как ты думаешь, Скорик знает что-нибудь о нашей работе? Может, догадывается?

– Нет, – категорически возразил Гиви. – А почему ты спросил?

– Он сволочь и предатель. Ненавижу… Такие твари не должны поганить землю. Прежде всего его надо ликвидировать, я придушу его, как гадину…

– Подожди, – сказал Гиви. – Решать будет командир.

Они нетерпеливо ждали активных действий, а дни словно нарочно тянулись нудно, и ничто не менялось в их жизни, будто и не было этой блаженной минуты, давшей им возможность выйти на свободу через старые штреки «Сан-маре».

– Чего мы ждём? – в который раз спрашивал капитана Шамрай. – Когда выйдем?

– Зачем? Прогуляться захотелось? – в свою очередь, спросил Колосов.

– Бить гитлеровцев.

– Чем? Кулаками?

– Я уже сказал. Мы добудем оружие.

– Подожди. Выдержка – великое дело. Французские товарищи тоже не сидят сложа руки.

– Когда же это наконец будет?

– Скоро. И потом, Шамрай, думать надо не только об оружии. Людей надо верных отбирать.

– И это правда, чёрт подери.

И снова приходилось рубать уголь. Теперь работа стала легче: в лаве трудилась вся смена.

– Берегите силы, ребята, они нам пригодятся, – просил Колосов. – Наша забота – норма. Сделаем, взятки гладки.

– Осточертело всё, – Шамрай со злостью бросил отбойный молоток. – Работаешь и работаешь… А на кого? Ведь на Гитлера! Подумать только.

– Ничего, Шамрай. Подними-ка молоток, – пробасил Колосов. – Так надо. И не устраивай истерии. Недолго осталось ждать. А работать придётся, и даже за двоих… – Подмигнул хитро капитан. – На Гитлера… А как же?

И вот однажды вечером после переклички капитан сказал:

– Завтра.

План, разработанный Колосовым и Дюрвилем, был прост. Цель первого выхода из подземелья – достать оружие, вооружиться, поэтому сейчас их объект – арсенал в городке Картуш, Слово это на французском языке, Шамрай припомнил, обозначало «патрон». И кому пришло в голову так называть городок?

В конце концов какое это имело значение? Важно, что там были военные склады. И большие. А охрана незначительная. Робер Коше всё разведал. В городке действительно был патронный завод. Взрыв может быть немаленький. В Париже его, пожалуй, не увидят, в Берлине почувствуют наверняка. Ну вот, всё теперь ясно. Завтра ночью первый выход. На операцию пойдут девять пленных… Нет, не пленных, пленными их теперь нельзя называть… Точнее скажем, девять бойцов. Все остальные будут в шахте и выдадут за бригаду полную норму угля. Утром боевая группа вернётся в шахту «Капуцын», вместе со всеми выйдет на поверхность и под конвоем прибудет в лагерь. Алиби полное, не подкопаешься.

Они отработали ночную смену, потом целый день валялись на своих сосновых нарах, отсыпались, набирались сил: впереди их ждала настоящая работа. Нетерпеливый Шамрай хотел спросить Колосова подробно об операции, но капитан, недовольно поморщившись, повернулся к лейтенанту спиной.

Погожий жаркий день делился на минуты, и каждая казалась бесконечно длинной. О пропылённые стёкла окон барака бились маленькие чёрные мухи и зло жужжали. Жарко, как в печке, а тело вздрагивало от острого озноба ожидания.

– Лежи спокойно, – не глядя на Шамрая, приказал Колосов.

– Я и так лежу спокойно, – ответил лейтенант, готовый вот-вот спрыгнуть с нар, как при боевой тревоге.

Наконец солнце закатилось за невысокие синие холмы. Перекличка, ужин, и на работу. К счастью, в аккумуляторной нет Жаклин: не её смена. Девушка придёт сюда завтра рано утром. Очень интересно знать, каким оно будет, это завтрашнее утро…

Конечно, лучше всех предыдущих, что бы ни случилось ночью. Даже если придётся умереть, то всё равно лучше смерть в бою, чем опостылевшая лагерная жизнь.

Они поработали в забоях, может, с полчаса. Потом появился Колосов.

– Пошли. Гиви, ты остаёшься здесь за старшего, – сказал он.

– Счастливо вам, – ответил Джапаридзе, – Но знай, в следующий раз я…

– Хорошо, хорошо, возьму, – пробасил Колосов. – А пока командуй.

В темноте, не засветив на этот раз фонарей, они молча добрались до штрека, откуда ход вёл в шахту «Сан-маре».

– Все здесь? – спросил Колосов.

– Все.

– По порядку номеров…

В низком штреке они не могли выстроиться, но привычно рассчитались, узнавая друг друга по голосу.

– …Восьмой! Девятый! Десятый!

– Как это «десятый»? – прогремел голос Колосова. – Почему ты здесь, Джапаридзе?

– Я… я не мог, товарищ капитан…

– Ты сейчас же вернёшься на своё место. Немедленно!

Вспыхнул фонарь. Луч света вырвал из темноты сверкавшие, влажные глаза сержанта.

– Я не могу вернуться.

Голос командира стал неумолимо жестоким

– Предупреждаю, товарищи, малейшее нарушение воинской дисциплины карается по законам военного времени.

– Хорошо, я пойду, – тихо сказал сержант Джапаридзе.

Он медленно стал удаляться из штрека, согнутые плечи его, казалось, несли невидимую и непосильную тяжесть. Колосов выждал длинную паузу, прислушиваясь, как затихают в глубине подземелья медленные и трудные шаги сержанта.

– Сейчас, товарищи, мы переходим в шахту «Сан-маре», – деловито сказал он. – Там переоденемся в обычную одежду. Каждого из нас могут убить – это не исключено, поэтому мы не должны иметь при себе ни одной вещи, ни одной мелочи, – понимаете, ни одной! – которая могла бы обнаружить нашу принадлежность к лагерю Терран. Иначе всё пропало! Все наши многомесячные усилия и все надежды. Французские товарищи обеспечат нас одеждой и оружием, а также велосипедами. Двойное удобство: возможность быстрого манёвра и безопасность от собак-ищеек, след велосипеда собака не берёт…

«Значит, он разрабатывал эту операцию ещё весной, – чувствуя, как замирает сердце, вспомнил Шамрай вопрос капитана об умении ездить на велосипеде. – Выходит, он доверял мне ещё тогда».

– Есть вопросы?

– Нет.

– Пошли.

Всё произошло точно по плану. Девять костюмов, поношенных, но старательно вычищенных, лежало в нише, вырубленной между стояками шахты «Сан-маре». Положили их сюда, очевидно, совсем недавно: одежда не успела отсыреть. Шамрай нащупал свой талисман – узлом завязанный гвоздик, и решительно, не спрашивая разрешения Колосова, переложил в карман пиджака: талисман приносил счастье.

– Каски и аккумуляторы взять с собою, – приказал командир.

По наклонному стволу шахты, спотыкаясь на шпалах старой узкоколейки, обходя брошенные, поржавевшие вагонетки, они долго, может километра с три, шли наверх. С каждым шагом воздух становился свежее, чище. Ещё немного, ещё несколько шагов… Люди побежали.

– Стой! – приказал Колосов. – Шамрай, дай свет.

Роман чуть было не вскрикнул от неожиданности.

В небольшой нише, за стояком старого, уже подточенного водой крепления, лежало оружие.

Сколько времени, сколько долгих минут, которые складывались в часы, дни, годы, мечтал лейтенант Шамрай об этом мгновении. Иногда мечта казалась настолько реальной, что руки будто бы чувствовали прикосновение оружия, ощущали его надёжную, прохладную тяжесть.

Но теперь это была не страстная мечта, не исступлённое желание, а сама реальность. Настоящее оружие – несколько пистолетов, два автомата и один карабин – поблёскивало в синеватых лучах аккумуляторного фонаря. Автоматы разные: один немецкий, другой английский, запасные обоймы лежат рядом.

– Бери, – сказал Колосов и протянул лейтенанту немецкий автомат.

– Спасибо, – почувствовав, как слёзы стиснули горло, ответил Шамрай.

– Что с тобой?

– Ничего. Это же оружие…

– Да. Это оружие… Это тебе, держи, это тебе… – капитан проворно распределил весь свой арсенал, себе взял старый карабин, – Морозов, и ты, Кикоть, берите взрывчатку. Были сапёрами?

– Были.

– Не забыли специальность?

– Нет.

– А с тобой что, Кикоть? Почему ты плачешь?

– Нет, я не плачу, – ответил невысокий блондин, с которым, как замечал Шамрай, иногда уединялся и о чём-то шептался капитан,

– Теперь слушай меня. Каски и аккумуляторы оставляем здесь. До выхода на-гора сорок шагов. Велосипеды на поверхности.

«Видно, уже не раз побывал здесь Колосов, – подумал Шамрай. – Ничего удивительного, на его месте и я провёл бы рекогносцировку местности».

Через минуту они вышли из шахты.

Казалось, ничего особенного не произошло. Ну вышли девять вооружённых, небритых, страшноватых на вид мужчин из бетонированного горла покатого ствола шахты. Но лица у них такие, будто это мгновение самое важное в их жизни, будто именно для того, чтобы его пережить, они родились на свет, воевали и страдали в лагерях.

Под ногами бетонированная, прошитая рельсами платформа. Слева бункер, куда ссыпался уголь, справа подъёмная машина, ещё дальше – баня, где переодевались и мылись шахтёры. Шахта старая, примитивная, до «Капуцына» ей далеко.

Луна поднялась невысоко, ещё не успела налиться яркой желтизной, и в её неверном трепетном свете всё казалось искажённым и опасным. Но на сердце не страх, а такой необычный подъём, и сам ты напряжён» словно взведённый автомат.

И всё это сделало прикосновение к оружию. Взяв его, все изменились, да, да, изменились. Из бесправных, униженных и хмурых людей они наконец превратились снова в воинов, готовых к победе и к смерти, отчаянно смелых, до безумия бесстрашных. С гитлеровцами у них большие и сложные счёты, они не написаны на бумаге, а глубоко, как на граните, вычеканены в сознании. Расплата полная, с процентами, начинается именно с той минуты, когда в их руках появилось оружие.

Ну, к делу! И быстрее. Куда же идти? Кому предъявить свой счёт?

Однако покинуть забытый людьми и богом двор старой шахты «Сан-марс» Колосов почему-то не спешил. Укрывшись от серебристого лунного света в угольночерную тень старого бункера, командир собрал возле себя бойцов.

– Полчаса, – сказал он, – даю вам, чтобы осмотреться, обжиться в шахте. Может, добираться сюда и прятаться здесь нам придётся, если вынуждены будем уклониться от боя с превосходящими силами противника. Поэтому каждый должен точно знать, как выйти из шахты и как в неё войти. Вы тут должны почувствовать себя, как дома. Через полчаса я свистну. А пока обживайтесь.

И поднёс к глазам освещённую лунным светом большую луковицу карманных часов, – посмотри-ка, даже эту мелочь не забыли предусмотрительные французы.

Но неожиданная задержка раздражала Шамрая. Как никогда, хотелось действий, стремительных, целенаправленных. А тут – на тебе! Ходи по загромождённому старыми вагонами, скрученными рельсами, кучами мелкого битого угля подворью брошенной шахты, обживайся. И в то же время он хорошо понимал глубокий смысл приказа Колосова. Сгоряча, убегая от преследования, не сразу найдёшь вход в шахту. Наступая такими маленькими силами, обязательно нужно думать о путях отхода. Партизанская война имеет свои железные законы; после молниеносного удара нужно так же стремительно отойти, бесследно исчезнуть. Да, всё обдумал, всё правильно рассчитал Колосов. Командир!

Стараясь держаться в тени, Шамрай подошёл к воротам. Велосипеды стояли, как круторогие бараны. Целая отара, штук двадцать, не меньше. Выглянул на шоссе. В месячном сиянии пустынное, безлюдное, оно взбегало на холм, проходило по склону и пропадало где-то в долине. Может, там вдали и расположился городок Картуш.

Странно, полное ощущение свободы пришло только сейчас от вида этой серо-белёсой ленты бетонного шоссе. Иди, куда хочешь. Автомат на груди, запасной магазин в кармане, не так-то просто теперь его задержать. Возьми, попробуй!

И тут же, радостно вспыхнув, обожгла мысль о Жаклин: какая жалость, не видит сейчас она Романа Шамрая…

Тёплая, даже душная июньская ночь лежала над Терраном. Тишина. До утра ещё далеко. Они вышли из шахты, может, около одиннадцати часов. Всё хорошо.

Вспомнив приказ командира, лейтенант снова вернулся на подворье. До той минуты, когда послышался тихий свист, он уже мог пройти путь от ворот до ствола чуть ли не на ощупь.

– Проверка, – собрав группу, приказал Колосов. – Марш к воротам. Когда свистну, добираться сюда. Быстро, тихо.

Полчаса не прошли напрасно. Теперь они, причём каждый своим путём, сбегались до ствола шахты секунд за сорок, не больше.

– Молодцы, – похвалил командир. – А сейчас слушайте диспозицию. Патронные склады находятся на южной окраине города Картуш. В центр, значит, нам лезть нечего. Едем по шоссе восемь километров, охрана на складах незначительная, но всё равно рассчитаться с ней придётся. За центральными воротами – часовой. В караульном помещении трое солдат и ефрейтор. Может так случиться, что возле ворот двое часовых, иногда они сторожат вдвоём. Часовых нужно снять бесшумно. Конечно, в крайнем случае стрелять можно, но тишина мне больше по душе. Пока мы доберёмся, луна уже зайдёт. Молодой месяц не долго гуляет по небу, стемнеет скоро. Шамрай, Мунтян, Ганковский, вам поручается снять часовых. – И он протянул три длинных сверкнувших в лунных лучах ножа.

Их тотчас же схватили три нетерпеливые руки.

– Нападения они не ждут, – продолжал Колосов. – Поэтому, думаю, успех обеспечен. Но могут быть и неожиданности. Морозов и Кикоть, разобрались со взрывчаткой?

– Всё готово.

– Хорошо. Вопросы есть?

– Нет.

– Ну что ж, товарищи. В добрый час!

– Минутку, – сказал Шамрай. – Как мы будем теперь называться?

– Не было бы у тебя большей заботы, – усмехнулся Колосов. – Подорвём склад, тогда и придумаем себе название. Ещё не заслужили.

– Нет, товарищ командир, Шамрай прав, – сдержанно и веско сказал бывший сапёр Кикоть. – В бой идти легче, зная, кто ты такой. Я думаю, что мы – партизанский отряд «Сталинград».

– Не заслужили пока такой чести, – Колосов вдруг рассердился. – Вот вернёмся, тогда и окрестимся. Марш!

Они молча двинулись к воротам. Когда-то возле выхода была клумба цветов. Теперь, забытая и запущенная, она заросла травой и почти сровнялась с землёй. Остался лишь небольшой пригорочек да ещё один-разъединственный кустик сине-фиолетовых, похожих на пушистые живые существа гелиотропов. Шамрай наклонился, сломал крепкий шершавый стебель, зацепил маленький цветок за ухо, невольно вспомнил Нуртре, виселицу и Альбера… Нина и Галя… Как там они живут, девчата? И живы ли вообще? А почему бы и нет?

Жёсткий стебелёк цветка ласкал кожу. Роман Шамрай улыбнулся – приятное это ощущение. Уверенность и спокойствие наполнили его душу. Всё будет хорошо. А как же иначе?

На велосипедах мчались они по шоссе, как бесшумные ночные птицы. Возле каждого дорожного знака Колосов чуть-чуть замедлял бег: «Запоминайте!» На каждом перекрёстке такое же предупреждение: «Хорошенько запоминайте». И снова стремительный полёт, целеустремлённый, как выстрел.

Месяц устало клонился к горизонту. Потемнело, но надпись «Картуш», выведенную чёрной краской на голубом щите, они увидели отчётливо. Сразу за указателем – развилка шоссе.

– Нам направо. Теперь уже близко.

Влево, южнее, чувствовался прятавшийся за густой зеленью садов город. Нигде ни огонька. Молчат собаки, спят люди. Тишина.

– Стоп, – скомандовал Колосов. – Ставьте велосипеды к забору.

Они остановились, прислонили к стене своих железных коней. Что же дальше?

– Шамрай, Мунтян, Ганковский. Слушайте и смотрите внимательно. Вот за этим рвом – склад боеприпасов. Ограда – сто метров от рва, – объяснял капитан, показывая рукой в сторону видневшейся в темноте высокой каменной стены. – Часовой может стоять впереди ворот или за ними. Если всё заперто, придётся лезть через стену. Ясно?

– Ясно.

– Старший группы – лейтенант Шамрай. Мы остаёмся в резерве. Всё. Выполняйте.

– Есть.

Теперь они уже были не партизанами, а настоящими, хорошо дисциплинированными и выученными солдатами. В темноте, бесшумно прижимаясь к стене, сделали шаг, второй и исчезли, будто в тёмную воду нырнули,

Шамрай двигался осторожно, мягко, как кошка. Откуда у него эта ловкость? Спроси – сам бы не ответил.

Двое бойцов следовали за ним, напряжённые, готовые каждую минуту к бою. Все чувства настолько обострились, что казалось, люди могут видеть сквозь непроницаемую стену, слышать на расстоянии многих километров.

Может быть, поэтому лейтенант Шамрай уловил где-то вблизи сонное дыхание человека. Не храп, а именно дыхание, глубокое, спокойное и тихое. Шамрай на мгновение оцепенел, будто прирос к стенке.

– Что там? – прошептал Мунтян.

– Слышишь?

И Мунтян тут же услышал это сладкое, тихое посапывание, Ладонь Шамрая вспотела, стискивая ручку кинжала. Да, совсем рядом, в темноте кто-то спал.

Ещё несколько осторожных, мягких шагов. Каменная ограда окончилась. Ворота. Тяжёлые, дубовые, запертые. Перед ними никого. В воротах прорезана калитка. Тоже, видно, заперта. Охрана склада за высокими стенами спит, как в неприступной крепости.

Шамрай взмахнул рукой, указав на стену. И Ганковский, поняв намерение Шамрая, наклонился, прислонившись к стене. Шамрай, взобравшись ему на плечи, ухватился руками за край стены. Так и есть, колючая проволока, но, слава богу, без электрического тока. Ловко взобрался наверх, с трудом, обдирая руки, зацепил одну колючую проволоку за другую, Мунтян тотчас же очутился рядом.

Сонное дыхание внизу вдруг стихло, и люди на стене затаились, прислушиваясь. Вот глубокий вздох, он оборвался громким всхрапом, перешедшим в мирное переливчатое подсвистывание, будто кто-то тихо подыгрывал на флейте.

Проклятая проволока с трудом поддалась, пронзительно звякнула. Они замерли. Нет, тишина. И в этой тишине снова похрапывание часового.

– Мунтян, за мной!

Теперь под проволокой образовалась дыра. Прижавшись к камню, можно было проползти по стене и спрыгнуть вниз. Тихо, бесшумно, мягко, по-кошачьи. От твоей ловкости и проворства, Роман, сейчас зависит не только твоя жизнь! Прыгай!..

Шамрай поднялся с земли, помог спуститься Мунтяну. Храп не затихал. Осторожно, боясь не только резкого движения, но и собственного дыхания, приблизились они к воротам.

Прислонясь плечом к полосатому столбу, стоя спал часовой, опираясь на винтовку образца ещё первой мировой войны. Ничего удивительного, чабаны на Херсонщине тоже умеют дремать стоя, опираясь только на тонкую ярлыгу.

Справа от ворот домик. В маленьком занавешенном окошке едва заметный огонёк. Скорее всего караульное помещение.

– Тише, – прошептал Шамрай.

Ему казалось, что в удар нужно вложить всю свою силу. Лишь бы не попало остриё ножа в кость или ремень амуниции. Даже странно, как легко вошла сталь в человеческое тело. Может, он ошибся и в темноте ударил не туда. Нет, не ошибся. Часовой как-то сразу обмяк, скользнув спиной по воротам, повалился на землю. Даже не вскрикнув, не проснувшись… Послышались только хрип и бульканье, будто из опрокинутой бутылки вылилось немного воды.

Потом снова наступила тишина.

В домике караулки распахнулась дверь. На пороге появилась слабо освещённая со спины фигура солдата.

– Мюллер! – крикнул он. И тут же свалился на землю под ударом ножа притаившегося у двери Мунтяна.

«Почему так нестрашно и просто убивать на войне?» – подумал Шамрай.

В караулке, которая служила одновременно и казармой, спало на железных койках трое солдат. Хорошо выбритые сонные физиономии резервистов в пугливом свете керосиновой лампы казались лицами древних мумий.

– Ключи! – Шамрай толкнул Мунтяна, указа» на лежавшую на краю стола связку ключей. – К воротам!

– А немцы? – скорей выдохнул, чем проговорил Мунтян.

– Куда они денутся! Отворяй и зови Колосова.

Ожидание тянулось долго, Шамрай стоял, направив на сонных немцев свой автомат. Тускло светила лампочка. Тишина. Рядом вырос Колосов.

– Что с ними делать?

– Ничего. Оставайся здесь. Шевельнутся – стреляй.

Вскоре послышались приглушённые торопливые шаги Шамрай, приготовившийся ждать долго, даже вздрогнул от неожиданности, когда Колосов снова появился возле него.

– Спят?

– Спят.

– Бери оружие и харчи. Гаси лампу.

Они вышли, нагруженные оружием и мешком с консервами, тихо прикрыв за собой дверь и приперев её валявшейся неподалёку доскою. Двигались по двору, как в тёмной воде, – плавно и бесшумно. Семь теней стояло, поджидая, за воротами. На каждом за плечами по два-три автомата или карабина.

– Все? Поехали, – сказал Колосов. – Кикоть, на какое время рассчитан шнур?

– Минут на пять.

Шамрай ясно представил, как в глубине склада боеприпасов, подбираясь всё ближе и ближе к взрывчатке, медленно ползёт незаметный огонёк.

Они уже отъехали далеко от ворот, когда Колосов приказал остановиться.

– Кикоть, вы там не ошиблись? – спросил он с волнением в голосе.

– Нет, товарищ командир. Оно сейчас ударит.

И оно действительно ударило. Раздался взрыв, похожий на вздох какого-то огромного, злого, фантастического зверя. В темноте в небо фейерверками взлетели радужные огни. Они опадали золотыми колосьями, ясными цветами подсолнухов, огненной пылью осыпались на землю.

– Богатый был склад, – сказал Колосов,

Шамрай почему-то вспомнил сонных немцев, их старческие, как у мумий, мёртвые лица.

Теперь отряд мчался на велосипедах к шахте «Сан-маре», не чувствуя ни капли усталости, ни малейшего намёка на страх. Наоборот, людей охватил восторг, ликование, ощущение свободы и своей силы. Хотелось смеяться, громко, не таясь, запеть. Кто-то даже попробовал, но Колосов оборвал резко, почти грубо:

– Отставить! Рано пташечка запела… Разобьём Гитлера, тогда запоём.

Обратная дорога показалась хорошо знакомой и неожиданно короткой. Всё ещё не веря в свою удачу, в такой благополучный исход операции, они, не сбавляя скорости пролетели во двор «Сан-маре», поставили свои велосипеды, сложили в стволе шахты оружие и консервы…

– Может, хотя бы одну банку с собой взять? – попросил Мунтян, вспомнив о строгой лагерной «диете».

– Всё останется здесь, – оборвал его Колосов. – Так нужно!

В глубине ствола переоделись в брезентовые робы и снова стали обычными пленными из шахты «Капуцын». Знакомыми переходами вернулись к своим забоям. Вся операция заняла часов пять, не больше.

После смены, сдавая аккумулятор, Шамрай увидел Жаклин. Стояла она возле выхода, сумрачная, сердитая.

Роман вспомиил о цветке, сорванном там, на воле. Синенький цветочек, всё ещё державшийся за ухом под каской, должен принадлежать Жаклин. Да, только ей…

– Не смей, – заметив его движение, сердито зашептала Жаклин. – Спрячь скорее. Глупый…

И уже не обращая никакого внимания на Шамрая, протянула руку к аккумулятору.