Текст книги "Книги Бахмана"
Автор книги: Стивен Кинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 83 страниц)
Отец Ричардса растворился в ночи, когда мальчику только исполнилось пять лет. Поэтому об отце у него остались лишь отрывочные воспоминания. Ненависти к отцу он не испытывал. Он понимал, что, оказываясь перед выбором: честь или ответственность, – мужчина практически всегда выбирает честь, если ответственность не позволяет ему оставаться мужчиной. Мужчина не может слоняться по дому и наблюдать, как жена своим телом зарабатывает ему на пропитание. Если мужчина превращается в сутенера собственной жены, полагал Ричардс, ему лучше выпрыгнуть из окна верхнего этажа.
С пяти до шестнадцати лет он не жил, а боролся за существование, он и его брат Тодд. Их мать умерла от сифилиса, когда ему было десять, а Тодду – семь. Тодд погиб пятью годами позже: у пневмогрузовика, стоявшего на подъеме, сорвался ручной тормоз, и он наехал на стоявшего у кузова Тодда. И мать, и сына отправили в муниципальный крематорий. Мальчишки называли его Зольной фабрикой. Они знали, что в большинстве своем тоже превратятся в жирный дым, постоянно извергаемый высокой трубой. В шестнадцать Ричардс остался один, после занятий в школе шел на завод, на полную восьмичасовую смену. Работал он на износ, и при этом его не оставляла паническая мысль – во всем мире у него никого нет. Иной раз он просыпался в три часа ночи в крошечной однокомнатной квартирке, пропахшей тухлой капустой, мокрый от пота, ужас проникал в самые дальние уголки его сознания: он один-одинешенек.
Вот так он женился, и Шейла провела первый год в гордом молчании, пока их друзья (и враги Ричардса – их он приобрел, отказываясь участвовать в погромах и присоединиться к местной банде) ждали появления их первенца. Ребенок не родился, и интерес к ним угас. Их оставили жить в квартале, отведенном в Ко-Оп-Сити для молодоженов. Немногих друзей и знакомых пускали только до входной двери подъезда. Ричардс не возражал, его это вполне устраивало. Он брался за любую сверхурочную работу. Платили плохо, перспектив на продвижение по службе не было никаких, инфляция нарастала, но они любили друг друга. И чувство это с годами не угасало. Ричардс накопил громадные запасы любви и дарил их женщине, на которой остановил свой выбор. За одиннадцать лет совместной жизни они ни разу серьезно не повздорили.
Работу он бросил в 2018 году, потому что шансы иметь детей уменьшались с каждой сменой, проведенной за «дырявыми» устаревшими свинцовыми щитами «Джи-Эй». Возможно, он сумел бы найти себе другую работу, если бы солгал, отвечая на вопрос бригадира: «Чего ты уходишь?» Но Ричардс высказал ему все, что думал о «Джи-Эй», предложив бригадиру взять эти самые щиты и засунуть их себе в задницу. Дело кончилось дракой. Бригадир был крепким парнем, но тут заголосил, как баба.
Так он получил черную метку. Он опасен. Держитесь от него подальше. Если уж вам нужен работник, возьмите его на неделю, а потом гоните вон. «Джи-Эй» зачислила Ричардса в красные.
Следующие пять лет он по большей части разгружал и загружал газеты, но работу удавалось найти все реже. А вскоре и этот денежный ручеек совсем пересох. Фри-ви убило печатное слово. Ричардс топтал ногами мостовую. Ричардса гнали дальше. Время от времени Ричардс находил работу на час-другой.
Важнейшие события последних десяти лет прошли мимо него незамеченными. Он ничего не знал о Резне домохозяек в 2024-м, пока жена не сказала ему об этом три недели спустя: двести полицейских, вооруженных автоматами и электрошоковыми дубинками, набросились на колонну женщин, идущих к Юго-Западному продовольственному распределителю. Шестьдесят женщин погибли. Он вроде бы слышал о нервно-паралитическом газе, использованном на Ближнем Востоке. Его это не касалось. Протесты не помогали. Насилие ничего не давало. Мир такой, какой он есть, и Ричардс плыл по течению, ни о чем не прося, желая найти только одно – работу. Чего ему только не приходилось делать. Он счищал мерзкую слизь с подводной части волнорезов, выгребал грязь из отстойных канав, тогда как другие слонялись по улицам в полной уверенности, что ищут работу.
Шевелись, слизняк. Проваливай. Нет работы. Проваливай. Надевай свои грязные башмаки, чего расселся. Сейчас расшибу твою дурацкую голову. Шевелись.
Однако и самую грязную работу становилось найти все труднее. Как-то вечером, когда Ричардс возвращался домой после бесплодного дня, его остановил богатый мужчина в шелковом комбинезоне, изрядно выпивший. Он предложил Ричардсу десять новодолларов, если он, Ричардс, спустит штаны. Мужчине хотелось посмотреть, действительно ли у уличных бродяг хозяйство длиной в фут. Ричардс сшиб его с ног ударом кулака и убежал.
И вот тогда-то, через девять лет усилий, Шейла зачала. Он же работал чернорабочим на атомном предприятии, говорили соседи. Можете вы поверить, что мужчина, проработавший шесть лет в зоне повышенной радиации, может обрюхатить женщину?
– Если кто и родится, так урод, – говорили соседи. С двумя головами и без глаз. Радиация, радиация, твои дети будут уродами…
Но родилась Кэти. Кругленькая, хорошенькая, крикливая. Повитуха, живущая в этом же квартале, приняла роды, получив пятьдесят центов и четыре банки фасоли.
И теперь, впервые после смерти брата, Ричардс почувствовал себя человеком. На него уже ничто не давило (даже Охотники), он расправил плечи.
Как же он ненавидел Корпорацию Игр, опутавшую весь мир сетью коммуникаций. Как же он ненавидел жирных котов с фильтрами в носу, проводящих вечера с куколками в шелковом белье. Пусть упадет нож гильотины. Раз, другой, третий… И все-таки он не находил способа добраться до них. Они возвышались над остальными, словно Геймс-билдинг.
Он думал об этом, одинокий, преследуемый, думал, не подозревая о том, что при этих мыслях его губы расходились в волчьем оскале, страшном оскале, способном взрывать мостовую и рушить дома. Тот же оскал увидел на его лице богатый мужчина, которого он давным-давно сшиб с ног ударом кулака и убежал, не обчистив его карманы.
…Минус 055, отсчет идет…
До половины седьмого понедельник ничуть не отличался от воскресенья: для работающих один день походил на другой как две капли воды.
Отец Огден Грасснер получил на обед мясной рулет (кухня отеля очень нравилась Ричардсу, привыкшему к сырым гамбургерам и белковым пилюлям. Другой мог бы найти стряпню местного повара несъедобной), бутылку вина «Тандерберд» и уселся смотреть «Бегущего человека». Первый кусок, с Ричардсом, прошел так же, как и два предыдущих. Звук с кассет заглушили вопли аудитории. Бобби Томпсон коротко подвел итог. В Бостоне идут повальные обыски. Укрывающих беглеца ждет смерть. Ричардс невесело улыбнулся, когда физиономия Томпсона сменилась рекламным роликом. Можно сказать, даже забавно. Он готов смотреть эту передачу, если только они не будут показывать лица погибших копов.
Вторая часть программы прошла по иному сценарию. Бобби Томпсон обворожительно улыбнулся.
– Теперь, когда мы посмотрели последние видеокассеты, присланные нам чудовищем, которое живет среди нас под именем Бен Ричардс, я с удовольствием сообщаю вам хорошие новости…
Они поймали Лафлина.
Его засекли в Топике в пятницу, но интенсивный поиск в субботу и воскресенье не принес результатов. Ричардс предположил, что Лафлин, как и он, проскользнул через кордоны. Но в понедельник Лафлина углядели двое детей. Он прятался в сторожке департамента автострад со сломанной правой рукой.
Дети, Бобби и Мэри Коулс, лыбились в камеру. У Бобби недоставало переднего зуба. Жаль, что ему выбили не все, мрачно подумал Ричардс.
Томпсон громогласно объявил, что Бобби и Мэри, «лучшие горожане Топики», завтра примут участие в программе «Бегущий человек». Хиззонер, губернатор Канзаса, намеревался лично вручить им Сертификаты достоинства, пожизненные карточки на ежедневную порцию овсянки «Веселая улыбка» и чеки на тысячу новодолларов. Известие вызвало бурю радости.
Затем показали изрешеченное пулями тело Лафлина, когда его вытаскивали из сторожки. Автоматные очереди не оставили на нем живого места. Зрители визжали, орали, стучали ногами.
Ричардс отвернулся, его мутило. Невидимые пальцы сдавили виски.
Издалека доносились слова. Тело выставили на всеобщее обозрение в здании законодательного собрания Канзаса. Туда уже выстроились очереди добропорядочных граждан. Полицейский, принимавший участие в ликвидации Лафлина, сказал корреспонденту, что особого сопротивления тот не оказал.
Считай, что тебе повезло, мысленно бросил копу Ричардс, вспоминая Лафлина, его неприятный голос, презрительный взгляд.
Собрат по несчастью.
Теперь в большом шоу остался один солист. И звали его Бен Ричардс. Есть рулет расхотелось.
…Минус 054, отсчет идет…
В эту ночь ему приснился жуткий кошмар, чего раньше не случалось. Прежний Бен Ричардс снов не видел.
Более того, в действе, которое ему снилось, сам он никакого участия не принимал. Смотрел на все со стороны, невидимый для остальных.
Он видел комнату неопределенного размера, стены ее прятались в темноте. Где-то капала вода. У Ричардса создалось ощущение, что происходит все под землей.
В центре на деревянном кресле сидел Бредли. Руки накрепко привязаны кожаными ремнями к подлокотникам, ноги – к передним ножкам. Голову ему обрили наголо, как заключенному. Окружали его люди в черных капюшонах. Охотники, в ужасе подумал Ричардс. Господи, это же Охотники.
– Я не тот, кого вы ищете, – сказал Бредли.
– Тот, маленький братец, – возразил один из мужчин в капюшонах и вогнал иглу в щеку Бредли.
Бредли закричал.
– Мы ищем тебя?
– Отсоси.
Игла легко вошла в глазное яблоко Бредли, выскользнула наружу с каплей прозрачной жидкости на конце. Глаз Бредли из выпуклого стал плоским.
– Мы ищем тебя?
– Воткни это себе в зад.
Электрошоковая дубинка коснулась шеи Бредли. Он закричал вновь, волосы встали дыбом.
– Мы ищем тебя, маленький братец?
– От носовых фильтров у вас будет рак. Вы сгниете изнутри, хонки.
Ему проткнули второй глаз.
– Мы ищем тебя?
Бредли, слепой, рассмеялся им в лицо.
Один из мужчин в капюшонах махнул рукой, и вперед выступили Бобби и Мэри Коулс. Они начали прыгать вокруг кресла, на котором сидел Бредли, и напевать: «Нам не страшен серый волк, серый волк, серый…»
Бредли закричал, задергался, мышцы рук напряглись: ему хотелось разорвать ремни и зажать уши. Песня становилась все громче и громче. Дети на глазах превращались в волков. Лица вытягивались вперед, в глазах появился красный отблеск. Рты открылись, слюна потекла меж острых как бритва клыков.
– Я скажу! – закричал Бредли. – Я скажу! Я скажу! Вы ищете не меня! Вы ищете Бена Ричардса! Я скажу! Господи… О-о-о… Г-г-господи…
– Где он, маленький братец?
– Я скажу! Я скажу! Он в…
Но слова утонули в поющих детских голосах. Когда Ричардс проснулся, Коулсы тянулись пастями к шее Бредли.
…Минус 053, отсчет идет…
В Манчестере больше оставаться нельзя!
Он не знал, что послужило основанием для такого вывода, смерть Лафлина на Среднем Западе, кошмарный сон или предчувствие беды.
Но во вторник утром он остался в номере, не пошел в библиотеку. Ему казалось, что каждая лишняя минута, проведенная в отеле, – приглашение на смерть. Выглядывая из окна, он видел Охотника в каждом сгорбленном старике или замешкавшемся водителе такси. Он буквально видел киллеров, крадущихся по коридору. В голове словно тикали гигантские часы.
В начале двенадцатого с нерешительностью было покончено. Оставаться здесь невозможно. Они уже знают, где он.
Ричардс взял трость, на ощупь добрался до лифта, спустился в вестибюль.
– Решили прогуляться, отец Грасснер? – с вежливой, пренебрежительной улыбкой спросил портье.
– Сегодня у нас выходной, – ответил Ричардс, обращаясь к плечу дневного портье. – Кино в этом городе показывают?
Он знал, что кинотеатров с десяток, но в восьми крутят стереоскопические порнофильмы.
– Советую вам заглянуть в «Центр», – осторожно заметил портье. – Вроде бы там показывают диснеевские мультфильмы.
– Благодарю, – ответил Ричардс и по пути к двери едва не сбил стоящую в горшке пальму.
Отшагав два квартала, он вошел в аптеку, где купил бинты и пару дешевых алюминиевых костылей. Продавец упаковал покупки в длинную плоскую пластмассовую коробку, и Ричардс на углу поймал такси.
Машина стояла там, где и в прошлый раз, слежки он не заметил. Ричардса прошиб пот, когда он вспомнил, что водительского удостоверения у него нет, но волновался он недолго. Он же понимал, что повязка и костыли не выдержат даже минимальной проверки. Через любой кордон ему придется прорываться. Закончится сие скорее всего его смертью, но они все равно убьют его, если поймают.
Очки Огдена Грасснера он бросил в «бардачок» и помахал рукой парню, дежурящему у ворот. Тот едва оторвался от порножурнала.
На северной окраине города он завернул на компрессорную станцию. Лицо заправщика горело угрями, поэтому он старался не смотреть на Ричардса, закачивая в баллоны воздух. Ричардс не возражал.
С маршрута 91 он свернул на 17-й, потом на какую-то асфальтированную дорогу без названия. Нашел проселок, съехал на него и заглушил двигатель.
Постоянно поглядывая в зеркало заднего обзора, обмотал голову бинтом. Рядом на вязе чирикала без умолку какая-то птичка.
Получилось неплохо, решил он. Если в Портленде будет время, стоит добавить шейный бандаж.
Костыли он приставил к пассажирскому сиденью и включил двигатель. Сорок минут спустя въезжал на транспортное кольцо у Портсмута. Держа путь к маршруту 95, сунул руку в карман, достал смятый клочок линованной бумаги, полученный от Бредли. Писал тот почерком самоучки, тщательно выводя каждую букву, с силой налегая на перо:
94 Стейт-стрит, Портленд
СИНЯЯ ДВЕРЬ, ПАНСИОН
Элтон Парракис (и Вирджиния Парракис)
Оторвавшись от бумажки, Ричардс настороженно поднял голову. Черно-желтый патрульный корабль кружил над развилкой в паре с наземным вездеходом. На мгновение они взяли Ричардса в клещи, а потом проследовали дальше. Обычный дорожный патруль.
С каждой остающейся позади милей напряжение спадало. Ричардсу хотелось и смеяться, и блевать. Одновременно.
…Минус 052, отсчет идет…
До Портленда он добрался без происшествий. А вот когда ехал через ухоженный пригород Скарборо (богатые дома, богатые улицы, богатые частные школы, окруженные заборами из проволоки, через которую пропускался ток высокого напряжения), его вновь охватила тревога. Они могут быть где угодно. Могут окружать его. А может, их нет вовсе.
Стейт-стрит, череда каменных домов, видавших лучшие времена, располагалась по соседству с городским парком, теперь совсем заросшим, превратившимся в джунгли. Прибежище здешних грабителей, влюбленных, наркоманов и воров, подумал Ричардс. Едва ли кто выходит на Стейт-стрит с наступлением темноты без полицейского пса на поводке или приятелей из местной банды.
Стены дома номер 94 почернели от сажи, окна закрывали древние зеленые ставни. Глядя на него, Ричардс подумал о глубоком старике, умершем с катарактами на обоих глазах.
Он подрулил к тротуару, вышел из кабины. На улице тут и там стояли брошенные пневмокары, некоторые совсем проржавели. У самого парка на боку, словно дохлая собака, лежал «студебекер». Полиция, похоже, этот район не жаловала. Если оставить машину без присмотра, через пятнадцать минут около нее соберется стайка ребятни. Через полчаса в их руках появятся фомки, ключи, отвертки. Они будут постукивать по ним пальцами, сравнивать их, вертеть в руках, устраивать поединки на «мечах». Поднимать над головой, словно определяя направление ветра или ловя таинственные радиосигналы. А через час от машины останется один каркас. Они унесут все, от клапанов и диффузоров до рулевой колонки.
Маленький мальчик подбежал к Ричардсу, когда тот доставал из кабины костыли.
– Скэг, мистер? Отличный товар. Забросит на луну. – Он захихикал, подпрыгивая, морща маленькое обожженное личико.
– Отвали, – коротко ответил Ричардс.
Мальчишка попытался выбить у него один из костылей, Ричардс взмахнул другим, врезав мальчишке по заднице. Тот с проклятиями убежал.
Он медленно поднялся по каменным, в выбоинах, ступеням, посмотрел на дверь. Когда-то синюю, но давно выцветшую до сероватой голубизны. Звонок какой-то вандал вырвал вместе с проводом.
Ричардс постучал. Никакой реакции. Постучал вновь.
День катился к вечеру, на улице заметно похолодало. Из парка доносился едва слышный шелест слетающих с деревьев октябрьских листьев.
Открывать дверь никто не собирался. Оставалось только одно – уйти.
Но Ричардс постучал еще раз, почему-то в полной уверенности, что в доме кто-то есть.
На этот раз наградой ему стало медленное шарканье домашних шлепанцев. Шаги замерли у двери.
– Кто там? Мы ничего не покупаем. Уходите.
– Мне сказали, что я могу у вас остановиться.
Со скрипом открылось смотровое окошко, на него уставился карий глаз. И тут же окошко захлопнулось.
– Я вас не знаю. – То есть проваливай.
– Мне нужен Элтон Парракис.
– А, – ворчливо, – так ты один из этих…
За дверью начали поворачиваться замки, отодвигаться засовы, сниматься цепочки.
Дверь распахнулась. Ричардс увидел костлявую женщину с плоской грудью и огромными узловатыми кистями. Лицо практически без морщин, чуть ли не ангельское, но чувствовалось, что на ее долю пришлось немало пинков, апперкотов и зуботычин в неравной борьбе с временем. Возможно, время и побеждало, но она не относилась к тем, кто легко сдается. Почти шести футов роста, даже в шлепанцах, с коленями, раздутыми артритом, волосами, замотанными в банное полотенце. Из-под густых бровей (брови эти напоминали кусты, уцепившиеся за горный обрыв, не поддающиеся ни высоте, ни недостатку влаги) смотрели карие глаза, в которых, помимо ума, читался то ли страх, то ли ярость. Позднее он понял, что от страха, забот, волнений женщина балансировала на грани помешательства.
– Я – Вирджиния Парракис, – представилась она. – Мать Элтона. Заходите.
…Минус 051, отсчет идет…
Она не узнала его, пока не привела на кухню, чтобы заварить чай.
Обстановка этого старого, рассыпающегося, мрачного дома показалась ему до боли знакомой. Те же вещи окружали его и дома: из лавки старьевщика.
– Элтона сейчас нет. – Она поставила на газовую горелку помятый алюминиевый чайник. На кухне было светлее, и Ричардс разглядел пятна от воды на выцветших обоях, дохлых мух на подоконниках, привет от ушедшего лета, черные от въевшейся грязи трещины на линолеуме и комок мокрой оберточной бумаги, подсунутый под протекающую трубу. Сильно воняло каким-то дезинфицирующим средством.
Она пересекла кухню, ее раздутые пальцы копались на верхней полке буфета, пока не нашли два пакетика с чаем, один уже использованный. Он и достался Ричардсу. Тот даже не удивился.
– Элтон работает. – В ее голосе словно слышалось осуждение. – А вы от того парня из Бостона, которому Элти пишет о загрязнении воздуха, так?
– Да, миссис Парракис.
– Они встретились в Бостоне. Мой Элтон ремонтирует торговые автоматы. – Она медленно двинулась в обратный путь к плите. – Я говорила Элти, что Бредли нарушает закон. Говорила ему, что он может попасть в тюрьму, а то и хуже. Он меня не слушает. Он не слушает свою старуху мать. – Она мрачно улыбнулась. – Элтон всегда любил что-то строить, знаете ли… Еще мальчиком построил шалаш на дереве. С четырьмя комнатами. До того, как они срубили тот старый вяз. Но черный предложил ему построить в Портленде станцию контроля загрязнения воздуха.
Она повернулась к нему спиной и теперь грела руки над горячей конфоркой.
– Они пишут друг другу. Я говорила ему, что это опасно. Говорила, ты можешь попасть в тюрьму, а то и хуже. Он ответил, не волнуйся, мама, мы пользуемся кодом. Он просит двенадцать яблок, я отвечаю, что дяде стало похуже. Я спросила: Элти, неужели ты думаешь, что они не смогут разобраться, что к чему? Он не слушает. А слушал. Я была его самым близким другом. Но все переменилось. Когда он стал мужчиной, все переменилось. Порножурналы под кроватью и тому подобное. А теперь этот черный. Полагаю, они поймали тебя, когда ты замерял концентрацию смога или канцерогенов, и теперь ты в бегах.
– Я…
– Это не важно! – обращалась она к окну. Выходило оно на двор, заваленный ржавым железом, заросший кустами. – Это не важно! – повторила она. – Все дело в черных. – Она повернулась к Ричардсу, ее глаза яростно блеснули. – Мне шестьдесят пять, и я еще была юной девятнадцатилетней девушкой, когда все это началось. В семьдесят девятом черные проникли повсюду. Повсюду! – Она уже кричала. – Повсюду! Ходили в одни школы с белыми. Занимали высокие государственные посты. Радикалы, возмутители спокойствия, мятежники. Я так…
Она замолчала, словно слова исчезли с ее языка. Уставилась на Ричардса, будто увидела его впервые.
– О Матерь Божья, – прошептала она.
– Миссис Парракис…
– Нет! – просипела она. – Нет! Нет! О нет! – Она начала надвигаться на него, задержавшись лишь у разделочного столика, с которого схватила большой кухонный нож. – Вон! Вон! Вон! – Ричардс поднялся и попятился, сначала через короткий коридор, соединявший кухню и гостиную, потом через гостиную.
Он заметил на стене древний телефон-автомат, оставшийся с тех времен, когда в доме жили постояльцы. «Синяя дверь», пансион. Сколько прошло лет? Двадцать? Сорок? До того, как черные вышли из-под контроля, или после?
Он уже пятился через коридор, ведущий из гостиной к входной двери, когда в замке заскрежетал ключ. Оба застыли, словно артисты на съемках, пока режиссер решал, как продолжить отснятый эпизод.
Дверь открылась, вошел Элтон Парракис. Невероятно толстый, с зачесанными назад светло-русыми волосами, с круглым детским лицом, на котором так и застыло изумление, в сине-золотой униформе компании «Продажи-покупки». Задумчиво посмотрел на Вирджинию Парракис.
– Убери нож, мама.
– Нет! – вскрикнула она, но на ее лице уже читалась обреченность: она признавала свое поражение.
Парракис закрыл дверь, переваливаясь, направился к ней.
Ее плечи поникли.
– Ты должен заставить его уйти, сын. Он – плохой человек. Этот Ричардс. Из-за него ты попадешь в тюрьму или хуже того. Я не хочу, чтобы ты попал в тюрьму!
Она расплакалась, выронила нож, припала к его груди.
Он ее обнял, начал нежно покачивать.
– Я не попаду в тюрьму. Не надо, мама, не плачь. Пожалуйста, не плачь. – Он улыбнулся Ричардсу через ее сгорбленные, содрогающиеся в рыданиях плечи печальной улыбкой.
Ричардс ждал.
– Вот и хорошо, – заговорил Парракис, когда рыдания перешли во всхлипывания. – Мистер Ричардс – давний друг Бредли Трокмортона и поживет у нас пару дней, мама.
Она завыла в голос, и он, поморщившись, закрыл ей рот рукой.
– Да, мама. Поживет. Я отведу его машину в парк и спрячу там. А завтра утром ты отправишь в Кливленд маленькую посылку.
– В Бостон, – автоматически поправил его Ричардс. – Видеопленки отправляются в Бостон.
– Теперь они поедут в Кливленд. – Элтон Парракис смиренно улыбнулся. – Бредли в бегах.
– О Господи.
– И тебе придется бежать! – взвизгнула миссис Парракис. – Только тебя они поймают! Ты слишком толстый!
– Сейчас я отведу мистера Ричардса наверх и покажу ему его комнату, мама.
– Мистера Ричардса? Мистера Ричардса? Почему бы не называть его настоящим именем? Отрава!
Элтон мягко отстранил мать, и Ричардс последовал за ним на второй этаж по прячущейся в тени лестнице.
– Наверху много комнат. – Он уже начал пыхтеть, огромные ягодицы перекатывались из стороны в сторону. – Когда-то давно, в моем детстве, тут был пансион. Вы сможете наблюдать за улицей.
– Может, мне лучше уехать? – спросил Ричардс. – Если Бредли раскрыт, ваша мать скорее всего права.
– Вот ваша комната. – Он открыл дверь в темную конуру, где давно уже никто не жил. Слова Ричардса он пропустил мимо ушей. – К сожалению, удобств особых нет, но чем богаты… – Он повернулся к Ричардсу, застенчиво улыбнулся. – Можете оставаться сколько хотите. Бредли Трокмортон – мой лучший друг. – Улыбка чуть поблекла. – Мой единственный друг. А с мамой я разберусь. Не волнуйтесь.
– Мне бы лучше уехать, – повторил Ричардс.
– Вы же знаете, что из этого ничего хорошего не выйдет. Ваша повязка не провела даже мою мать. Сейчас я отгоню вашу машину в безопасное место, мистер Ричардс. А потом мы поговорим.
И он ушел. Ричардс заметил, что на заднице униформа залоснилась. И остался от Элтона Парракиса только легкий запах вины.
Ричардс чуть сдвинул зеленую портьеру. Парракис вышел из дома, залез в кабину, вылез, поспешил в дом. Ричардса сковал страх.
На лестнице послышались тяжелые шаги, дверь открылась, Парракис улыбнулся Ричардсу:
– Мама права. Хорошего секретного агента из меня не выйдет. Я забыл ключи.
Ричардс отдал ключи, попытался свести все к шутке:
– Половина секретного агента лучше, чем ничего.
Слова его задели больную струну. Комплексы, мучившие Элтона Парракиса, ни для кого не составляли тайны, Ричардс буквально слышал насмешливые голоса детей, которые будут преследовать его до конца дней, как маленькие суденышки – океанский лайнер.
– Спасибо вам, – мягко добавил Ричардс.
Парракис ушел, маленькая машина, на которой Ричардс добрался в Портленд из Нью-Хэмпшира, покатила к парку.
Ричардс стянул с кровати пыльное покрывало, лег, глубоко дыша, уставившись в потолок. От одеяла, подушки, простыней пахло плесенью.
Внизу плакала мать Элтона.
…Минус 050, отсчет идет…
Он задремал, но не заснул. Темнота сгустилась, когда он вновь услышал тяжелые шаги поднимающегося по лестнице Элтона. Ричардс сел, облегченно вздохнул.
Парракис постучал, прежде чем войти. Униформу он сменил на необъятных размеров рубашку и джинсы.
– Я спрятал машину. В парке.
– Ее не разберут по частям?
– Нет. Я поставил охранное устройство. Батарейка и два «крокодильчика». Если кто-то коснется машины рукой или ломом, последует удар электрическим током и взвоет сирена. Сработает как надо. Я собрал его сам.
Он сел.
– А что вы можете сказать насчет Кливленда? – спросил Ричардс (он уже понял, что Элтон обожает повелительные интонации в голосе собеседника).
Парракис пожал плечами:
– Там такой же парень, как я. Однажды встретил его в Бостоне, в библиотеке, вместе с Бредли. Наш маленький клуб борцов с загрязнением. Полагаю, мама вам об этом что-то рассказывала.
Он потер руки, невесело улыбнулся.
– Рассказывала, – кивнул Ричардс.
– Она… немного не в себе, – продолжил Парракис. – Не понимает, что произошло за последние двадцать лет. Всегда напугана. Кроме меня, у нее ничего нет.
– Они поймают Бредли?
– Не знаю. У него целая… разведывательная сеть. – Но встретиться взглядом с Ричардсом он не рискнул.
– Вы…
Открылась дверь, на пороге возникла миссис Парракис. Она скрестила руки на груди, улыбалась, но в глазах стоял страх.
– Я вызвала полицию. Теперь вы должны уйти.
Лицо Элтона пожелтело.
– Ты лжешь.
Ричардс вскочил, склонил голову, прислушиваясь.
Далекий, но нарастающий вой сирены.
– Она не лжет. – У Ричардса засосало под ложечкой. – Отведи меня к машине.
– Она лжет, – настаивал Элтон. Поднялся, почти коснулся плеча Ричардса, но убрал руку, словно понял, что Ричардс не хочет, чтобы его трогали. – Это пожарные.
– Отведи меня к моей машине. Быстро.
Сирены выли все громче, отчетливее, наводя на Ричардса ужас. Он в одном доме с двумя психами, а в это время…
– Мама… – Лицо Элтона скривилось.
– Я их вызвала! – выпалила Вирджиния и схватила сына за руки. – Мне пришлось! Ради тебя! Этот черный впутал тебя! Мы скажем, что он ворвался в наш дом, и получим причитающуюся нам премию…
– Пошли, – бросил Элтон Ричардсу, пытаясь высвободить руки.
Но она цепко держала его, маленькая собачка, пытающаяся остановить першерона.
– Я не могла не позвонить. Пора тебе прекращать якшаться с радикалами, Элти! Ты должен…
– Элти! – взревел он. – Элти! – И отшвырнул ее в сторону. Она пролетела полкомнаты, повалилась на кровать.
– Быстро, – добавил Элтон, лицо перекосилось от ужаса и горечи. – Пошли.
Они слетели по лестнице, выскочили из дома. Элтон уже жадно ловил ртом воздух.
А наверху, из комнаты, отделенной от них наглухо закрытым окном, перекрывая вой приближающихся сирен, несся крик миссис Парракис:
– Я СДЕЛАЛА ЭТО РАДИ ТЕБЯ-Я-Я-Я!..
…Минус 049, отсчет идет…
Их тени бежали следом за ними, вниз по холму, к парку, укорачиваясь, когда они приближались к очередному забранному решеткой фонарю «Джи-Эй», и удлиняясь, когда он оставался позади. Элтон Парракис дышал как паровоз, воздух со свистом вырывался у него из груди.
Они пересекли мостовую, и внезапно фары патрульной машины выхватили их из темноты на дальнем тротуаре. Синие огоньки перемигивались на крыше, патрульная машина в визге тормозов остановилась в сотне ярдов от них.
– РИЧАРДС! БЕН РИЧАРДС!
Громогласный, усиленный динамиками голос.
– Ваша машина… впереди… видите? – прохрипел Элтон.
Ричардс увидел. Элтон спрятал ее хорошо, в березовой рощице. Сам он бы ее не нашел.
Патрульная машина рванулась вперед, шины задних колес оставили на асфальте черные следы, бензиновый двигатель ревел все громче. Она перевалила через бордюрный камень и помчалась прямо на них.
Ричардс повернулся к ней лицом, выхватил из кармана револьвер Бредли, попятился. Других патрульных машин он не видел. Только одну. Она накатывала на них, черная осенняя земля парка веером летела из-под задних колес.
Он дважды выстрелил в лобовое стекло. Попал, но стекло не разбилось. В последнюю секунду он отпрыгнул в сторону и покатился по земле. Сухая трава царапала лицо. С колен он дважды выстрелил в багажник, но патрульная машина уже разворачивалась, синие огни превращали ночь в безумный, с прыгающими тенями кошмар. Копы оказались между ним и его машиной, но Элтон отпрыгнул в другую сторону и теперь лихорадочно снимал охранное устройство.
Кто-то высунулся из патрульной машины, которая вновь катила к нему, со стороны пассажира. Темноту наполнил прерывистый стук. Автомат! Пули взрывали траву вокруг него. Комочки сухой земли летели в лицо, били по щекам, лбу.
Он встал на колени, словно собрался помолиться, вновь выстрелил. На этот раз пуля пробила лобовое стекло.
Патрульная машина нависла над ним…
Он прыгнул влево, и стальной бампер ударил по левой ноге, сломав лодыжку, швырнув лицом оземь.
Двигатель надсадно взревел, патрульная машина вновь развернулась. Теперь фары поймали его, залили ярким светом. Ричардс попытался подняться, но сломанная лодыжка не держала его.
Ловя жадными глотками воздух, он наблюдал за приближающейся патрульной машиной. Его словно вырвало из реальности, перенеся в мир адреналинового забытья. Время замедлило свой бег, привычное изменило очертания. Вот и патрульная машина уже казалась ему гигантским слепым буйволом.
