Текст книги "Книги Бахмана"
Автор книги: Стивен Кинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 81 (всего у книги 83 страниц)
Лиз перевела взгляд с Тэда на Старка, а потом снова посмотрела на мужа, и кровь отхлынула от ее щек, потому что она уже не могла отличить их друг от друга.
Край утеса над пропастью был близко, как никогда.
5
Алан пошел за карандашами. Он лишь на секунду сунул голову в машину, но ему показалось, что это тянулось гораздо дольше, и он испытал облегчение, когда вытащил ее обратно. В машине стоял густой, неприятный запах, от которого у него даже немного закружилась голова. Рыться в «торнадо» Старка было все равно, что сунуть голову в погреб, где кто-то разлил бутылку хлороформа.
Если это запах снов, подумал Алан, то я не хотел бы, чтобы они еще хоть раз мне приснились.
Он задержался на секунду возле черной машины и посмотрел на дорожку, ведущую к дому.
Воробьи прибыли.
Дорожка исчезла под ковром из перьев. Пока он смотрел, приземлялись все новые и новые. Лес тоже был полон ими. Они прилетали, сливались с огромным живым покрывалом и молча, в жуткой тишине смотрели на него.
Они пришли за тобой, Джордж, подумал он и пошел к дому. На полпути его вдруг осенила очень поганая мысль, и он резко остановился:
Или они пришли за нами?
Он обернулся и долго разглядывал птиц, но они не выдали никаких тайн, и он вошел в дом.
6
– Наверх, – скомандовал Старк. – Ты идешь первым, шериф Алан. Пойдешь в спальню для гостей и увидишь там застекленные полки у стены, набитые картинками, стеклянными пресс-папье и маленькими безделушками. Нажмешь на левую сторону полок и они все повернуться на центральной оси. Это – дверь в кабинет Тэда.
Алан кинул взгляд на Тэда, и тот кивнул.
– Ты до черта знаешь про этот дом, – заметил Алан, – для человека, ни разу не побывавшего здесь.
– А я бывал здесь, – мрачно сказал Старк. – И бывал часто. В мечтах.
7
Через две минуты они все собрались перед необычной дверью в маленький кабинет Тэда. Застекленные полки были повернуты боком, открывая два прохода в комнату, отделенную от спальни для гостей толщиной полок. Здесь не было окон; попробуй сделать тут окно, выходящее на озеро, сказал однажды Тэд жене, и я напишу два слова, а потом буду два часа глазеть из этого чертового окна на проплывающие мимо лодки.
Лампа с гибкой ножкой – «гусиная шейка» – и яркой кварцевой лампочкой отбрасывала круг белого света на письменный стол. Рабочее кресло и складной походный стул стояли бок о бок перед двумя чистыми блокнотами на письменном столе, положенными рядышком в освещенном лампой круге. На каждом блокноте лежало по остро заточенному карандашу «Черная Красотка – Берол». Электрическая машинка Ай-Би-Эм, которой Тэд иногда здесь пользовался, с выдернутой из розетки вилкой стояла в углу.
Тэд сам принес складной стул из кладовки в холле, и эта парность, присутствующая теперь во всей комнате, поразила Лиз и вызвала у нее крайне неприятное, отталкивающее чувство. В каком-то смысле это показалось ей очередным вариантом зеркального отражения, которое она увидела, когда Тэд только приехал, а Старк вышел на крыльцо. Два стула, где раньше стоял лишь один; два письменных прибора, тоже стоящие рядом, там, где должен стоять только один. То орудие производства, которое ассоциировалось у нее с нормальным (лучшим) «я» ее мужа, было отодвинуто в сторону, а когда они уселись за стол – Старк в рабочее кресло, а Тэд на складной стул, – она совершенно сбилась с толку и ее едва не схватил приступ морской болезни.
У каждого на коленях сидело по близнецу.
– Сколько у нас есть времени, пока кто-то из полиции не почует неладное и не решит проверить это место? – спросил Тэд Алана, стоящего рядом с Лиз, в двери. – Скажи честно и как можно точнее. Вы должны мне верить, когда я говорю вам, что это наш единственный шанс.
– Тэд, посмотри на него? – дико крикнула Лиз. – Ты что, не видишь, что с ним происходит? Он хочет, чтобы ты не просто помог написать книгу! Он хочет украсть у тебя жизнь! Ты что, не понимаешь это?
– Ш-ш-ш! – сказал он. – Я знаю, чего он хочет. Наверно, я с самого начала знал. Это единственный выход. Я знаю, что делаю. Так сколько, Алан?
– Может, до того, как моя жена позвонит и спросит, где я, – сказал он. – Может, больше. Она не вчера стала женой полицейского. Долгие часы ожидания и бессонные ночи для нее – дело привычное, – ему не нравилось слышать то, что он сам сейчас говорил. Это был совсем не тот способ, каким следовало играть в эту игру, а по сути – прямо противоположный.
Его вынуждали к этому глаза Тэда. Старк вообще, казалось, не слушал; он взял в руки пресс-папье, лежавшее поверх старой, неровно сложенной рукописи в углу стола, и принялся играть с ним.
– Как минимум, часа четыре, – сказал Алан, а потом добавил неохотно: – А может, и вся ночь. Я оставил дежурить Энди Клаттербака, а Клат не из породы вундеркиндов. Если кто-то и начнет рыть носом землю, то скорее всего, тот парень, Харрисон, который висел у вас на хвосте, или еще один, из Полицейских казарм. Его зовут Генри Пэйтон.
Тэд посмотрел на Старка.
– Этого нам хватит?
Глаза Старка – драгоценные камни в разрушенной оправе лица – были где-то далеко. Его перевязанная рука рассеянно играла с пресс-папье. Он положил его на место и улыбнулся Тэду.
– А как ты думаешь? Ты знаешь об этом столько же, сколько я.
Тэд обдумал это. Мы оба знаем, о чем говорим, но не думаю, чтобы кто-то из нас смог выразить это словами. Мы не собираемся здесь писать. На самом деле нет. Письмо – это лишь ритуал. Мы говорим о передаче какого-то жезла. Обмен силой. Или, точнее говоря, сделка: жизни Лиз и близнецов в обмен на… Что? Что именно?
Но, конечно же, он знал. Было бы странно, если бы нет, ведь он размышлял над этим не так уж много дней тому назад. Это его глаз нужен был Старку. Вот что он просил – нет, требовал. Этот странный третий глаз, который, будучи похоронен в его голове, мог смотреть только внутрь.
Он снова почувствовал тот ползающий зуд, напрягся и вышвырнул его из себя.
Нечестно подсматривать, Джордж… У тебя есть револьвер, а все, что есть у меня, это стая маленьких птичек. Не честно подсматривать.
– Я думаю, хватит, – сказал он. – Мы ведь будем знать, когда это произойдет, правда?
– Да.
– Как качалка: когда один конец идет вверх… Другой – опускается, так?
– Тэд, что ты прячешь? Что ты скрываешь от меня?
Наступило мгновение наэлектризованной тишины в комнате, показавшейся вдруг слишком тесной для заполонившего все ее пространство напряжения.
– Я мог бы задать тебе тот же самый вопрос, – в конце концов ответил ему Тэд.
– Нет, – медленно возразил Старк. – Мои карты все на столе. Скажи мне, Тэд, – его холодная гниющая рука обхватила запястье Тэда с непреодолимой силой стального наручника. – Что ты скрываешь?
Тэд заставил себя повернуться и взглянуть Старку прямо в глаза. То ползучее ощущение было теперь повсюду в его теле, но центр его находился в ране на руке.
– Ты хочешь сделать эту книгу или нет? – спросил он.
В первый раз Лиз увидела, как непоколебимое выражение лица Старка, – то, что было не на лице, а внутри него, – изменилось. Неожиданно в нем засветилась неуверенность. И страх? Может быть. А может быть, и нет. Но даже если сейчас – нет, то он был где-то рядом и ждал своего часа.
– Тэд, я приехал сюда не чаи с тобой распивать.
– Тогда ищи сам, – сказал Тэд. Лиз услыхала чье-то тяжелое дыханье и только потом поняла, что задыхается сама.
Старк мельком глянул на нее и вновь перевел взгляд на Тэда.
– Не дави на меня, Тэд, – тихо выговорил он. – Лучше тебе не давить на меня, старина.
Тэд рассмеялся. Это был холодный звук, полный отчаяния, но… не совсем лишенный веселья, и Лиз услыхала в этом смехе Джорджа Старка точно так же, как раньше она видела Тэда Бюмонта в глазах Старка, когда он играл с малышами.
– А почему бы и нет, Джордж? Я знаю, что мне терять. Тут мои карты тоже на столе. Так что ты хочешь, писать или болтать?
Старк раздумывал почти минуту, не отрывая своих похожих на две пули глаз от лица Тэда. Потом он сказал:
– A-а, хрен с ним. Пошли.
Тэд улыбнулся.
– Почему бы и нет?
– Ты останешься с легавым, – повернулся Старк к Лиз. – Теперь сыграют одни мальчишки. Пришел наш черед.
– Я возьму детей, – услышала Лиз свой собственный голос, и Старк засмеялся.
– Это уже забавно, Бет. Дети – моя страховка. Как заглушка от стирания на дискете, верно, Тэд?
– Но… – начала было Лиз.
– Все в порядке, – оборвал ее Тэд. – С ними все будет нормально. Джордж последит за ними, пока я раскачаюсь. Он им нравится. Ты что, не видела?
– Конечно, я видела, – произнесла она тихим, полным ненависти голосом.
– Только не забывай, что они здесь, с нами, – сказал Старк Алану. – Держи все время это в голове, шериф Алан. И ничего не выдумывай. Если вздумаешь что-нибудь выкинуть, здесь будет настоящая бойня. Нас всех вынесут вперед ногами, ты понял меня?
– Понял, – кивнул Алан.
– И закрой за собой дверь, – Старк повернулся к Тэду и коротко бросил, – Пора.
– Верно, – сказал Тэд и взял в руку карандаш. Потом он повернулся к Алану и Лиз, и глаза Джорджа Старка глянули на них с лица Тэда Бюмонта. – Давайте отсюда.
8
Лиз так внезапно остановилась посреди лестницы, что Алан чуть не наткнулся на нее. Она уставилась через всю комнату в огромное, во всю стену, окно.
Там не было видно ничего, кроме воробьев. Они заполонили балкон; склон, ведущий к озеру весь чернел от них в заходящем солнце; небо над озером тоже все было черно, потому что все новые и новые стаи приближались к летнему дому Бюмонтов с запада.
– Боже мой… – тихо произнесла Лиз.
Алан схватил ее за руку.
– Тихо, – сказал он. – А то он услышит.
– Но что…
Осторожно держа ее за руку, он помог ей сойти вниз по лестнице. Когда они оказались в кухне, Алан рассказал ей финал той истории, которую поведал ему доктор Притчард, около полудня… тысячу лет назад.
– Что же это значит? – прошептала она. Лицо ее было серым от страха. – Алан, я так боюсь.
Он обнял ее за плечи и, хотя сам испытывал сильный страх, почувствовал, как много в ней чисто женского.
– Этого я не знаю, – сказал он, – но знаю, что они здесь, потому что их позвал либо Тэд, либо Старк. И я почти уверен, что – Тэд. Он должен был видеть их по пути сюда. Он их видел, но ничего про это не сказал.
– Алан, он – не тот, что прежде.
– Я знаю.
– Какая-то его часть любит Старка. И эта часть в нем любит в Старке его… черноту.
– Я знаю.
Они подошли к окну в холле, возле столика с телефоном, и выглянули наружу. Дорожка была вся покрыта воробьями. И лес. И небольшое пространство вокруг сарая, где по-прежнему был заперт в шкафу револьвер 22-го калибра, «фольксваген» Рауля исчез под плотным черным саваном из воробьев.
Однако на черном «торнадо» Старка воробьев не было. И вокруг машины оставался узкий круг пустого пространства, словно на это место распространялся неведомый воробьиный карантин.
Одна птичка подлетела к окну и легонько ударилась о стекло. Лиз слабо вскрикнула. Все остальные птицы всколыхнулись – волна прокатилась от дома и по всему склону, – а потом снова затихли.
– Даже если они принадлежат Тэду, – сказала она, – он может и не воспользоваться ими против Старка. Алан, часть Тэда сошла с ума. Какая-то часть его всегда была ненормальная. Он… Ему нравится это. Я… знаю.
Алан ничего не ответил. Он тоже это знал.
– Все это, как кошмарный сон, – она всхлипнула. – Если бы я только могла проснуться. Если бы я могла проснуться, и все было бы так, как прежде. Не так, как все было до Клаусона, а так, как было до Старка.
Алан молча кивнул.
Она подняла на него глаза.
– Так что же нам остается делать?
– Нам остается самое трудное, – сказал он ей. – Ждать.
9
Казалось, вечеру этому не будет конца. Медленно опускались сумерки, солнце заходило за горную гряду на западной стороне озера – гряду, уходящую вдаль, где она смыкалась с Президентским пастбищем в нью-гемпширской расселине.
К дому подлетели последние стайки воробьев и влились в общую стаю. Алан и Лиз, чувствовали, что крыша дома стала могильным курганом из воробьев, но – молчали. И ждали.
Когда они бродили по комнате, их головы все время поворачивались в одну сторону, как тарелки радарных установок, настроенные на определенный сигнал. Они прислушивались к происходящему в кабинете, но что сводило с ума, это та гнетущая тишина, стоявшая за оригинальной дверью, ведущей в кабинет, – оттуда не доносилось ни звука. Лиз даже не слышала лопотания и возни малышей. Она надеялась, что они уснули, но была не в силах заставить замолчать внутренний голос, который упрямо бубнил, что Старк убил их обоих и Тэда впридачу.
Убил бесшумно.
Бритвой, которую таскал с собой.
Она уговаривала себя, что, если бы это случилось, воробьи бы знали и как-то прореагировали, и такие мысли помогали, но только чуть-чуть, самую малость. Воробьи были огромным, неподвластным разуму неизвестным, окружившим дом. Бог его знает, что они сделают… и когда.
Сумерки уже постепенно сгущались во тьму, когда Алан тихо сказал:
– Они поменяются местами, если это затянется, да? Тэд начнет… болеть… А Старк – выздоравливать?
Она так ужаснулась от этих произнесенных вслух слов, что едва не опрокинула на себя чашку с горячим кофе, которую держала в руках.
– Да. Думаю, так.
Чайка крикнула на озере – далеким, полным боли, одиноким криком. Алан подумал о тех, кто был наверху, двух близнецах на двух стульях – одном отдыхающем, а другом – вовлеченном в какую-то жуткую схватку, происходящую в тусклых сумерках их общего воображения.
Снаружи, пока сгущались сумерки, птицы наблюдали за домом и ждали.
Качалка двигается, подумал Алан. Сторона Тэда идет вверх, сторона Старка – опускается. Там, наверху, за дверью, образующей два прохода, когда она была открыта, началась какая-то перемена.
Скоро конец, подумала Лиз. Или так, или эдак.
И, словно ее мысль вызвала это, она услышала странный звук, похожий на шелест ветра. Только поверхность озера оставалась ровной и гладкой, как тарелка.
Она встала и, поднеся руки к горлу, расширившимися глазами уставилась в огромное окно. «Алан», – попыталась произнести она, но голос пропал. Впрочем, это уже не имело значения.
Сверху послышался странный, жуткий свистящий звук, как будто дунули в сломанную флейту. Вдруг Старк резко выкрикнул:
– Тэд? Что ты делаешь? Что ты делаешь?
Раздался резкий хлопок, словно выстрелили из капсюльного пистолета. Мгновением позже начала плакать Уэнди.
А снаружи, в сгущающихся сумерках, миллион воробьев захлопал крыльями, готовясь к полету.
XXVI. Воробьи летают
1
Когда Лиз закрыла за собой дверь и оставила двух мужчин одних, Тэд открыл свой блокнот и секунду смотрел на пустую страницу. Потом взял один из заточенных берольских карандашей.
– Я начну с пирога, – сказал он Старку.
– Да, – кивнул Старк, на лице у него отразилось легкое нетерпение. – Верно.
Тэд наклонился, карандаш завис над чистым листом. Это мгновение – перед началом первой строки – всегда было самым лучшим. Как перед хирургической операцией, которая почти наверняка закончится смертью пациента, но все равно ты оперируешь. Ты должен, потому что ты создан для этого. И только для этого.
Но помни, подумал он. Помни, что ты делаешь.
Однако, какая-то часть его – та часть, которая и вправду хотела написать «Стального Машину», – запротестовала.
Тэд весь подался вперед и принялся заполнять строчками пустое пространство листа.
Джордж Старк
Стальной Машина
Глава 1. Свадьба
Алексис Машина редко бывал прихотливым, и чтобы его в ситуации, подобной нынешней, посетила капризная мысль – это было нечто, чего раньше никогда не случалось. И все же ему пришло в голову: «Из всех живущих на этом свете – сколько их там? Миллиардов пять? – я единственный, кто сейчас стоит внутри движущегося свадебного пирога с полуавтоматическим „Хеклер и Кошем-223“ в руках.»
Никогда еще он не оказывался в таком запертом пространстве. Воздух почти сразу стал невыносимым, но в любом случае он все равно не мог глубоко вдохнуть. Слой мороженого на Троянском Пироге был настоящим, но под ним не было ничего, кроме тонкой прослойки из особого гипса, называющегося «Нартекс» – своего рода качественного картона. Стоит ему наполнить, как следует, грудь воздухом, невеста и жених, стоящие на самом верхнем ярусе пирога, скорее всего опрокинутся. Слой мороженого, наверняка, треснет и…
Он писал почти сорок минут, все быстрее и быстрее – его мозг все больше наполнялся картинками и звуками свадебного ужина, который закончится с таким громким треском.
Наконец он отложил карандаш. Он исписал весь его заточенный грифель.
– Дай сигарету, – сказал он.
Старк удивленно приподнял брови.
– Да, – сказал Тэд.
На письменном столе лежала пачка «Пэлл Мэлл». Старк щелчком выбил одну сигарету, и Тэд взял ее. Ощущение на губах после скольких лет перерыва было странное – словно сигарета была слишком велика. Но чувство – приятное. Чувство правильности.
Старк чиркнул спичкой и дал Тэду прикурить. Тэд глубоко затянулся. Дым врезал по легким своим обычным, безжалостным и столь необходимым Тэду ударом. Он тут же почувствовал головокружение, но не обратил на это никакого внимания.
Теперь мне нужно выпить, подумал он. И если я останусь жив и еще буду стоять на ногах, когда все закончится, это – первое, что я сделаю.
– Я думал, ты бросил, – сказал Старк.
– Я тоже так думал, – кивнул Тэд. – Что я могу сказать, Джордж? Я ошибался. – Он сделал еще одну глубокую затяжку и выпустил дым из ноздрей. Потом он повернул свой блокнот к Старку и сказал: – Твоя очередь.
Старк склонился над блокнотом и прочитал последний абзац, который написал Тэд; читать все не было смысла. Они оба прекрасно знали, как развивался этот сюжет.
В доме Джек Рэнгли и Тони Вестерман находились на кухне, а Роллик уже должен быть наверху. Все трое были вооружены полуавтоматическими «Стир-Аугами» – единственными приличными автоматами, сделанными в Америке, – если кто-нибудь из телохранителей, замаскированных под гостей, окажется слишком проворным, они втроем сумеют обрушить такой шквал огня, какого с лихвой хватит для их отхода. Дайте мне только выбраться из этого пирога, подумал Машина. Это все, о чем я прошу.
Старк закурил «Пэлл Мэлл», взял один из своих берольских карандашей, открыл свой блокнот и… замер. Он поднял глаза на Тэда и посмотрел на него прямым, честным взглядом.
– Я боюсь, старина, – сказал он.
И на Тэда накатила огромная волна сочувствия Старку – несмотря на все, что он знал. Ты боишься. Ну, да, конечно, боишься, подумал он. Лишь те, кто только начинают – дети, – не испытывают страха. Проходят годы, и слова на странице не тускнеют, но… белые листы бумаги становятся все светлее и светлее. Ты напуган? Ты был бы еще большим сумасшедшим, чем ты есть, если бы не боялся.
– Я знаю, – сказал он. – И ты знаешь, что это значит. Единственный способ сделать это – начать.
Старк кивнул и склонился над блокнотом. Дважды он снова прочел последний абзац, написанный Тэдом, и… начал писать.
Слова складывались в мозгу Тэда очень медленно и с трудом.
Машину… никогда… не интересовало…
Долгая пауза, потом – сразу всплеск:
…как чувствуют себя те, у кого астма, но если бы его кто-нибудь спросил после этого случая, он тут же вспомнил бы дело Скоретти.
Старк перечитал написанное им и взглянул на Тэда так, словно не верил своим глазам.
– Получается, Джордж, – кивнул Тэд.
Он потрогал пальцем уголок своего рта, где вдруг кольнуло острой болью, и нащупал там свежую язвочку. Он взглянул на Старка и увидел, что точно такая же язва исчезла с угла рта Старка.
Это происходит, подумал он. Это действительно происходит.
– Валяй, Джордж, – сказал он вслух. – Покажи, на что ты способен.
Но Старк уже снова склонился над блокнотом и стал писать – теперь намного быстрее.
2
Старк писал почти час, а потом с довольной ухмылкой отложил карандаш.
– Здорово, – произнес он с тихой радостью в голосе. – Лучше этого ничего и быть не может.
Тэд взял блокнот и стал читать, но в отличии от Старка начал читать с самого начала. То, что он искал, стало появляться на третьей странице написанного Старком текста.
Машина услыхал шлепающие звуки и напрягся, его руки крепче стиснули «Хеклер-Воробья», но потом до него дошло, что они там делали. Гости – их набралось около двухсот, – собравшиеся у длинных столов, накрытых под огромным желто-голубым полосатым тентом, решили размять свои затекшие воробьи, не выходя за границы, установленные, чтобы уберечь лужайку от женских воробьев с высокими каблуками. Гости устроили воробьиному пирогу целую е…ую овацию стоя.
Он не знает, подумал Тэд. Он пишет слово воробьи снова и снова и даже… мать его, не подозревает об этом.
Он слышал, как воробьи шевелятся над его головой, на крыше, и близнецы несколько раз поглядывали туда, перед тем как заснуть, поэтому он знал, что они тоже это заметили.
А Джордж – нет.
Для Джорджа воробьи не существовали.
Тэд вернулся к чтению. Слово стало попадаться все чаще и чаще, и к последнему абзацу стала проглядывать вся фраза.
Позже Машина понял, что воробьи летали, и единственными из тех, кто еще послушно дергался на веревочке, зажатой у него в руке, и оставался его воробьями, были Джек Рэнгли и Лестер Роллик. Все же остальные – воробьи, с которыми он вместе летал целых десять лет, были против него. Воробьи. И они начали летать даже до того, как Машина успел крикнуть в свой воробьиный переговорник.
– Ну? – спросил Старк, когда Тэд отложил рукопись. – Как тебе это?
– По-моему, отлично, – кивнул Тэд. – Но ты ведь и сам это знал, правда?
– Да… Но я хотел услышать это от тебя, старина.
– Мне кажется, ты выглядишь уже гораздо лучше.
Это была правда. С того момента, как Джордж нырнул в грубый, жестокий мир Алексиса Машины, он начал поправляться.
Язвы исчезали. Потрескавшаяся, гниющая кожа стала снова розоветь; края новой кожи постепенно смыкались друг с другом, накрывая рубцующиеся язвы, а кое-где уже сомкнулись. Начали проступать брови, которых раньше просто не было видно в месиве гниющей плоти. Струйки гноя, заливавшего воротничок рубашки Старка отвратительными желтыми потеками, высыхали.
Тэд вытянул свою левую руку и дотронулся до начавшей гноиться язвы на своем левом виске. Он на мгновение задержал кончики пальцев перед глазами. Они были влажными. Он снова поднял руку и потрогал свой лоб. Кожа была гладкой. Маленький белый шрам – след операции, которую ему сделали в тот год, когда началась его настоящая жизнь, – пропал.
Одна сторона качалки идет вверх, другая – должна опускаться. Просто еще один закон природы, малыш. Просто еще один закон природы.
Снаружи еще темно? Тэд полагал, что да, темно, или близко к этому. Он посмотрел на свои часы, но это не помогло. Они остановились на без четверти пять. Время не имело значения. Скоро ему придется это сделать.
Старк кинул окурок в забитую до отказа пепельницу.
– Хочешь продолжить или сделать перерыв? – спросил он.
– А почему бы тебе не продолжить? – сказал Тэд. – Я думаю, у тебя получится.
– Ага, – кивнул Старк. На Тэда он не смотрел. Глаза его были прикованы лишь к словам, словам, словам. Он взъерошил рукой свои светлые волосы, к которым возвращался их блеск. – Я тоже думаю, что могу. Вообще-то, я знаю это.
Он снова стал царапать карандашом бумагу, лишь один раз быстро вскинув глаза – когда Тэд встал со стула и пошел за точилкой, – и тут же снова уткнувшись в блокнот. Тэд заточил один из карандашей, как бритву. Возвращаясь к столу, он вытащил из кармана птичий свисток, который дал ему Рауль. Зажав его в руке, он уселся на стул и уставился в свой блокнот.
Вот оно и пришло, пришло время. Он знал это так же точно и бесповоротно, как узнал бы собственное лицо наощупь. И единственный вопрос заключался в том, хватит ли у него духа попытаться или нет.
Часть его не хотела этого; часть его все еще жаждала написать книгу. Но он с удивлением обнаружил, что чувство это было уже не столь сильным, как в самом начале – когда Алан и Лиз вышли из кабинета, – и ему казалось, он знает почему. Вступало в силу разделение. Что-то вроде второго рождения. Эта книга больше не принадлежала ему. Алексис Машина оказался с тем, кто всегда, с самого начала был его хозяином.
По-прежнему крепко сжимая птичий свисток в левой руке, Тэд склонился над своим блокнотом.
Я – тот, кто принес, – написал он.
Неумолкаемый шорох птиц наверху, над его головой прекратился.
Я – тот, кто знает, – написал он.
Казалось, весь мир затих и прислушался.
Я – владелец.
Он остановился и взглянул на своих спящих детей.
Еще три слова, подумал он. Всего три слова.
И он обнаружил, что жаждет написать их больше, чем все слова, которые написал за всю свою жизнь.
Он хотел писать разные истории, но… гораздо больше… больше, чем те чудные картины, которые иногда показывал ему тот волшебный третий глаз внутри его мозга, он хотел быть свободным.
Еще три слова.
Он поднес левую руку ко рту и зажал в губах птичий свисток, словно сигару.
Не смотри сейчас на меня, Джордж. Не смотри, не выглядывай из того мира, который ты создаешь. Не сейчас. Господи, прошу тебя, пожалуйста, не дай ему сейчас выглянуть в реальный мир.
На чистом листе бумаги он вывел ровными заглавными буквами: «ПСИХОПОМЫ». Обвел их в кружок. Начертил стрелку вниз и под ней написал: «ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ».
Снаружи подул ветер – только это был не ветер, а шелест миллионов перьев. И он дул в голове Тэда. Вдруг в его мозгу раскрылся глаз – раскрылся так широко, как никогда не раскрывался раньше, и он увидел Бергенфилд, штат Нью-Джерси: пустые дома, пустые улицы и тусклое весеннее небо. И повсюду он видел воробьев – больше, чем их было когда-либо в прежние видения. Мир, в котором он вырос, превратился в громадную птичью клетку.
Только это был не Бергенфилд.
Это был Финишвилль.
Старк перестал писать. Его глаза расширились от неожиданного и запоздалого ужаса.
Тэд глубоко вдохнул и дунул. Птичий свисток, который дал ему Рауль Де-Лессепс, издал странную, жалобную трель.
– Тэд? Что ты делаешь? Что ты делаешь?
Старк потянулся к свистку. Прежде чем он успел дотронутся до него, раздался хлопок, и свисток треснул и раскололся у Тэда во рту, поранив ему губы. Этот звук разбудил близнецов. Уэнди начала плакать.
Снаружи шорох воробьиных крыльев перешел в рев.
Они летели.
3
Услышав плач Уэнди. Лиз бросилась к лестнице. Алан на мгновение застыл там, где стоял, завороженный тем, что видел снаружи. Земля, деревья, озеро, небо – все скрылось из виду. Воробьи взмыли вверх огромным, колышущимся занавесом и затмили все окно сверху до низу.
Как только первые маленькие комочки ударились в толстое стекло, с Алана сошел весь «столбняк».
– Лиз! – заорал он. – Лиз, ложись!
Но она не собиралась ложиться; ее ребенок плакал – больше она ни о чем думать не могла.
Алан ринулся к ней через комнату со всей быстротой, на какую только был способен, и сбил ее с ног как раз в то мгновение, когда огромное, во всю стену окно лопнуло под ударами двадцати тысяч воробьев и брызнуло осколками внутрь. Они тут же заполонили всю комнату.
Алан навалился на Лиз сверху и затолкал ее под диван. Весь мир наполнился пронзительным писком воробьев. Они услышали звон других окон – всех окон в доме. Дом трещал от полчищ крошечных бомб-смертников. Алан выглянул из-под дивана и не увидел ничего, кроме движущейся черно-коричневой массы.
Дымоуловители стали выходить из строя, когда птицы стали биться в них. Откуда-то раздался чудовищный треск – взорвался кинескоп телевизора. С грохотом падали со стен картины. С металлическим лязгом рухнули все кастрюли, висевшие в кухне у плиты.
Но сквозь все это он слышал детский плач и крик Лиз:
– Пусти меня! Дети! Пусти! Я должна забрать детей!
Она ухитрилась наполовину высвободится из-под него, и в ту же секунду вся верхняя половина ее тела была покрыта воробьями. Они путались в ее волосах и бились, как сумасшедшие. Она стала яростно отмахиваться. Алан схватил ее и втащил обратно. Сквозь темную массу забивших комнату птиц он сумел разглядеть огромную черную полосу воробьев, вытянувшуюся над лестницей и устремленную в кабинет.
4
Старк потянулся к Тэду в тот момент, когда первые птицы стали биться в полку-дверь. Из-за стены до Тэда доносились приглушенные звуки падающих пресс-папье и звон разбитого стекла. Теперь уже скулили оба малыша. Их рев усилился и слился с оглушительным писком воробьев, создав адскую какофонию.
– Прекрати это, – заорал Старк. – Прекрати, Тэд! Какую бы ты чертовщину ни затеял, прекрати!
Он потянулся за револьвером, и Тэд размахнулся и вонзил карандаш, который держал в руке, Старку в горло. Кровь брызнула из раны. Старк повернулся к нему, сразу замолчав и судорожно протянув пальцы к горлу. Карандаш дернулся вверх, а потом вниз, когда он попытался глотнуть. Он обхватил его рукой и вытащил оттуда.
– Что ты делаешь? – каркнул он. – Что это?
Теперь он слышал птиц; он не понимал, что это такое, но он их слышал. Он вытаращил глаза на закрытую дверь, и впервые в его глазах Тэд увидел настоящий ужас…
– Я пишу конец, Джордж. – сказал Тэд так негромко, что внизу его не услышали ни Лиз, ни Алан. – Я пишу конец в реальном мире.
– Ладно, – сказал Старк, – тогда давай напишем его вместе – для всех.
Он повернулся к близнецам – с окровавленным карандашом в одной руке и револьвером в другой.
5
На одном краю дивана валялось смятое афганское одеяло. Алан потянулся за ним и тут же почувствовал, как в руку ему впились дюжины раскаленных игл.
– А, черт! – воскликнул он и отдернул руку.
Лиз все еще старалась выбраться из-под него. Жуткий рокочущий звук, казалось, теперь заполнил всю вселенную, и Алан уже не мог расслышать детский плачь, но… Лиз Бюмонт его слышала. Она извивалась, вертелась и толкала его изо всех сил. Алан схватил ее левой рукой за ворот и услышал треск рвущейся ткани.
– Подожди минуту, – рявкнул он ей, но это было бесполезно. Чтобы он ей ни говорил, ее ничто не остановит, пока она слышит, как плачут ее дети. С Анни было бы тоже самое. Алан снова высунул правую руку, на этот раз не обращая внимания на впивающиеся в нее клювы, и сдернул одеяло. Упав с дивана, оно развернулось. Из гостиной раздался жуткий грохот падающей мебели – наверно, опрокинулось бюро. Изумленный и явно перегруженный впечатлениями рассудок Алана попытался представить, сколько нужно воробьев, чтобы свалить бюро, и – не сумел.
Сколько нужно воробьев, чтобы ввернуть лампочку? – завертелся вдруг у него в мозгу безумный вопрос. Трое, чтобы ее держать, и три миллиарда, чтобы вертеть дом! Он издал какой-то сумасшедший смешок, и тут большой глобус, висевший в центре комнаты, взорвался, как бомба. Лиз вскрикнула и на мгновение отпрянула, и Алан сумел набросить одеяло поверх ее головы. Потом натянул его и на себя. Даже под покрывалом они все равно были не одни; с полдюжины воробьев оказалось вместе с ними внутри. Он почувствовал, как перья крыльев щекочут его щеку, ощутил укол на левом виске и похлопал себя по щеке через покрывало. Воробей скатился ему на плечо и упал на пол.
