Текст книги "Книги Бахмана"
Автор книги: Стивен Кинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 83 страниц)
– Пошли. Тебе надо зашить щеку.
– Я могу и сам поехать.
– Я тебя отвезу.
Он отвез. Мы поехали в травмпункт, в Брансуик, и врач наложил на мою щеку шесть швов. Я сказал ему, что споткнулся о поленницу в гараже и поранил щеку о каминную решетку, которую красил отец. То же самое мы сказали и маме. И поставили точку. Мы больше об этом не говорили. С тех пор он никогда не пытался вразумлять меня, что-то советовать. Мы жили в одном доме, но обходили друг друга стороной, словно два старых кота. Мне представлялось, что его это вполне устраивало.
Во вторую неделю апреля мне разрешили вернуться в школу, предупредив, что рассмотрение моего дела еще продолжается, а потому я должен каждый день видеться с мистером Грейсом. Они вели себя так, будто оказывают мне большую услугу. Хороша услуга. Сделать из меня подопытного кролика.
Потребовалось немного времени, чтобы я опять взорвался. В коридорах я постоянно ловил брошенные на меня взгляды. Я знал, что в учительской говорят только обо мне. За исключением Джо, все сторонились меня. И я не очень-то откровенничал с Грейсом.
Да, старички, на этот раз все изменялось быстро, от плохого к худшему. Но я всегда схватывал все на лету и не забываю тех уроков, которые хорошо выучил. Я, например, помню, что справиться можно с любым, главное, взять в руки подходящую дубинку. Мой отец схватил кочергу с расчетом размозжить мне голову, но я взялся за топор, и он положил кочергу на место.
Я никогда больше не видел того разводного ключа, да и хрен с ним. Нужды в нем больше не было, потому что дубинка из него получилась недостаточно большая. О том, что у отца в столе лежит револьвер, я знал лет десять. С конца апреля я стал носить его в школу.
Глава 30
Я взглянул на настенные часы. Половина первого. Собрал волю в кулак и приготовился к финальному броску.
– Тем и заканчивается короткая, но суровая сага Чарлза Эверетта Декера. Есть вопросы?
– Мне очень жаль тебя, Чарли, – раздался в притихшем классе голос Сюзан Брукс. Словно ударил погребальный колокол.
Дон Лорди смотрел на меня голодным взглядом, заставив второй раз за день вспомнить фильм «Челюсти». Сильвия докуривала последнюю сигарету. Пэт Фицджеральд все возился с самолетиком, выглаживал крылья, его лицо превратилось в деревянную маску. Сандра Кросс по-прежнему пребывала в мире грез. Даже Тед Джонс думал о чем-то своем, возможно, о двери, которую забыл запереть на задвижку в десятилетнем возрасте, или о собаке, которую когда-то пнул.
– Если с этим все ясно, давайте покончим с последним оставшимся нам делом, чем и завершим наше совместное пребывание в этом классе, – прервал я затягивающуюся паузу. – Вы чему-нибудь сегодня научились? Кто скажет, чем нам осталось заняться? Давайте посмотрим.
Я наблюдал за ними. Никакой реакции. Я боялся, что ничего из этого не выйдет. Все такие зажатые, такие замороженные. Когда тебе пять лет и тебе больно, ты поднимаешь крик на весь мир. В десять ты хнычешь. А к пятнадцати начинаешь есть запретные яблоки, которые растут на дереве боли в твоей душе. Таков уж западный путь развития. Ты начинаешь зажимать рот руками, чтобы заглушить крики. Кровит у тебя внутри. Но они повзрослели еще на несколько лет и…
Тут Свин оторвался от своего карандаша. Улыбнулся хищно, как хорек. И его рука медленно потянулась вверх, пальцы по-прежнему сжимали дешевый пишущий инструмент. Я шумно выдохнул. Разумеется, мысленно.
С остальными дело пошло веселее. Началась цепная реакция.
Следующей подняла руку Сюзан Брукс. Затем Сандра, Грейс Станнер, очень изящно, Ирма Бейтс. Корки. Дон. Пэт. Сара Пастерн. Кто-то улыбался, у большинства лица оставались серьезными. Танис. Нэнси Каскин. Дик Кин и Майк Гейвин, оба игроки плейсервиллских «Гончих». Джордж и Хэрмон, заядлые шахматисты. Мелвин Томас. Энн Ласки. В конце концов руки подняли все, кроме одного.
Я вызвал Кэрол, потому что решил, что она это заслужила. Казалось, ей переход через терминатор дастся труднее, чем остальным, но она переступила черту легко и непринужденно, как девушка снимает одежду в кустах на школьном пикнике после наступления сумерек.
– Кэрол? Каков ответ?
Она подумала, как лучше сформулировать его. Приложила палец к ямочке у рта, насупила брови.
– Мы должны помочь. Мы должны помочь Теду осознать, в чем он не прав.
Я счел, что с поставленной задачей она справилась блестяще.
– Спасибо тебе, Кэрол.
Она покраснела.
Я посмотрел на Теда, который уже вернулся в настоящее. Он вновь таращился на меня, теперь уже в полном недоумении.
– Думаю, будет лучше, если я возьму на себя функции и судьи, и прокурора. Остальные могут быть свидетелями, а подсудимый, естественно, ты, Тед.
Тед дико расхохотался.
– Судьей и прокурором, значит? О Господи, Чарли! Да за кого ты себя принимаешь? Ты же совершенно обезумел.
– Тебе есть что сказать? – спросил я его.
– Со мной у тебя ничего не выйдет, Чарли. Ничего я говорить не буду. Поберегу дыхание до того момента, как мы выйдем отсюда. – Он оглядел одноклассников, обвиняя их в сговоре, не доверяя им. – Вот тогда мне будет что сказать.
– Ты знаешь, как поступают с предателями, Рокко, – произнес я грубым голосом Джимми Кэгни. Резко поднял револьвер, прицелился ему в голову и рявкнул: – БАХ!
Тед от неожиданности подпрыгнул.
Энн Ласки весело рассмеялась.
– Заткнись! – напустился на нее Тед.
– Не тебе говорить мне заткнись, – отрезала она. – Чего ты боишься?
– Чего?.. – У него отвисла челюсть. Глаза вылезли из орбит. В этот момент я даже пожалел его. В Библии сказано, что змей искушал Еву яблоком.
А что бы случилось, если б его вынудили съесть это самое яблоко?
Тед приподнялся со стула, дрожа всем телом.
– Чего я?.. Чего я?.. – Он тыкал ходившим из стороны в сторону пальцем в Энн, а та сидела спокойная, уверенная в себе. – ТЫ ГЛУПАЯ СУКА! У НЕГО РЕВОЛЬВЕР! ОН ЧОКНУЛСЯ! ОН ЗАСТРЕЛИЛ ДВУХ ЧЕЛОВЕК! ОН ДЕРЖИТ НАС ЗДЕСЬ!
– Меня он не держит, – возразила Ирма. – Я могу выйти прямо сейчас.
– Мы узнали о себе что-то важное, Тед, – холодно добавила Сюзан. – Не думаю, что ты поступаешь правильно, замыкаясь в себе, пытаясь продемонстрировать свое превосходство. Неужели ты не понимаешь, что этот день может стать самым значительным в нашей жизни?
– Он убийца, – стоял на своем Тед. – Он убил двух человек. Это не телефильм. Эти люди не смогут подняться и уйти в гримерные, чтобы готовиться к следующему эпизоду. Они действительно мертвы. Он их убил.
– Душегуб! – внезапно прошипел Свин.
– Ты решил, что тебе все сойдет с рук? – спросил Дик Кин. – А тут из тебя начали вытрясать дерьмо, так? Ты же не рассчитывал, что кто-либо узнает насчет Сэнди? А твоя мать? Ты о ней подумал? Или ты видишь себя рыцарем на белом коне? Я скажу тебе, кто ты. Ты членосос.
– Свидетельствую! Свидетельствую! – радостно закричала Грейс, замахав рукой. – Тед Джонс покупает журналы с голыми бабенками. Я видела у него «Варьете» Ронни.
– Много сливаешь, Тед? – спросил Хэрмон. С грязной ухмылкой.
– А ведь в скаутах ходил командиром, – с упреком вставил Пэт.
Тед отпрянул от них, как медведь, привязанный к столбу на деревенской площади.
– Я не онанирую! – проорал он.
– Свежо предание, – хмыкнул Корки.
– Готова спорить, в постели ты дерьмо. – Сильвия посмотрела на Сандру. – Дерьмо он в постели?
– В постели не знаю. Мы были в машине. И все кончилось очень быстро…
– Да, так я и думала.
– Ладно. – Тед встал. Лицо его блестело от пота. – Я ухожу. Вы все свихнулись. Я скажу им… – Он замолчал, потом кивнул, в чем-то убеждая себя. – О матери сказал зря. Я, конечно, так не думаю. – Он сглотнул слюну. – Ты можешь застрелить меня, Чарли, но не остановить. Я ухожу.
Я положил револьвер на стол.
– У меня нет ни малейшего желания застрелить тебя, Тед. Но позволь заметить тебе, что ты еще не выполнил свой долг.
– Это точно, – кивнул Дик, а когда Тед ступил из-за стола в проход и сделал два шага, бросился за ним и схватил за шею. На лице Теда отразилось недоумение.
– Ты чего, Дик?
– Я-то ничего, а ты сукин сын.
Тед попытался двинуть ему локтем в живот, но Пэт уже держал его за одну руку, а Джордж Йенник за другую.
Сандра Кросс медленно поднялась, направилась к нему, потупив глаза, прямо-таки девушка на сельской дороге. Я предчувствовал, что должно произойти. Так летом доносящиеся издалека раскаты грома предвещают ливень… а то и град.
Сандра остановилась перед ним, усмешка мелькнула на ее лице и исчезла. Она протянула руку, коснулась воротника его рубашки. Мускулы шеи Теда напряглись, он отпрянул. Но Дик, Пэт и Джордж держали его крепко. Сандра взялась за воротник и потянула на себя, отрывая пуговицу за пуговицей. В классе стояла полная тишина, нарушаемая только звуком падающих на пол пуговиц. Майку он не носил. Сандра придвинулась, словно хотела поцеловать его гладкую, без единого волоска грудь, и он плюнул ей в лицо.
Из-за плеча Сандры ухмылялся Свин, придворный шут вступился за королевскую любовницу.
– Я могу выдрать тебе глаза. Ты это знаешь? Выдрать, будто это две оливки! Пух! Пух!
– Отпустите меня! Чарли, прикажи им отпустить…
– Он списывает! – воскликнула Сара Пастерн. – Он всегда заглядывает в мою контрольную на уроках французского.
Сандра все стояла перед ним, убийственная улыбка играла на ее губах. Двумя пальцами правой руки она легонько коснулась стекающей по щеке слюны.
– Получи и ты, красавчик. – Билли Сэйер на цыпочках подошел к Теду сзади и дернул за волосы.
Тед вскрикнул.
– Он жульничает и с отжиманиями в спортивном зале, – буркнул Дон. – Ты ушел из футбола, потому что у тебя кишка тонка, так?
– Пожалуйста. – Тед смотрел на меня. – Пожалуйста, Чарли. – Он как-то странно заулыбался, глаза наполнились слезами. Сильвия присоединилась к тем, кто стоял вокруг него. Возможно, именно она щекотала его, но я этого не видел.
Они кружили вокруг него в медленном танце, доставлявшем мне несказанное наслаждение. Пальцы щипали, тянули, тыкались, задавались вопросы, высказывались обвинения. Ирма Бейтс засунула указку ему в брюки. Каким-то образом с него сняли рубашку, разорвали надвое и отбросили обе половинки в угол. Энн Ласки начала тереть его переносицу ластиком. Корки не поленился прогуляться до своего стола, порылся в портфеле, достал пузырек с чернилами и вылил их ему на волосы. Руки взметнулись, словно птицы, втирая чернила в кожу.
Тед заплакал, из его рта посыпались несвязные фразы.
– Брат по духу? – спросил Пэт Фицджеральд. Он улыбался, легонько постукивая Теда тетрадью по голым плечам. – Будешь моим братом по духу? Ты об этом? Ты этого хочешь? Так? Так? Будем братьями? Будем братьями по духу?
– Получи свою Серебряную звезду, герой. – Дик поднял колено и расчетливо надавил на бедро Теда.
Тед закричал. Глаза его вылезли из орбит, повернулись ко мне. Глаза лошади, зависшей на высоком барьере.
– Пожалуйста, пож-ж-алуйста, Чарли… пож-ж-жж…
И тут Нэнси Каскин засунула ему в рот кляп из смятых листов бумаги. Он попытался вытолкнуть кляп языком, но Сандра загнала его обратно.
– В следующий раз подумаешь, прежде чем плеваться, – назидательно сказала она.
Хэрмон наклонился и стянул с ноги Теда ботинок. Повозил подошвой по залитым чернилами волосам, а потом приложил ее к груди Теда, оставив на белой коже громадный лиловый отпечаток.
– Вот тебе и звезда!
Кэрол осторожно наступила каблуком на оставшуюся в носке ногу Теда и покрутилась на пятке. Что-то хрустнуло. Тед заверещал.
Вроде бы он о чем-то просил, может, молил, но кляп не позволял разобрать ни слова. Свин неожиданно метнулся к нему и укусил за нос.
Потом в глазах у меня потемнело. А очнулся я, держа револьвер стволом к себе, хотя желания стреляться у меня не было. Но на всякий случай я разрядил револьвер и положил в верхний ящик стола, на журнал миссис Андервуд, в который она аккуратно записывала план каждого урока. Я не сомневался, что ее последний урок прошел совсем не так, как она его планировала.
Они все улыбались Теду, в котором не осталось ничего человеческого. В эти короткие мгновения они выглядели богами, юными, мудрыми и прекрасными. А вот Тед богом не выглядел. По щекам стекали чернила. Переносица кровоточила. Один глаз смотрел куда-то вбок. Изо рта торчала бумага. Воздух с шумом вырывался из ноздрей.
Мне хватило времени, чтобы подумать: Мы это сделали. Мы прошли весь путь до конца.
Они набросились на него.
Глава 31
Перед тем как они ушли, я попросил Корки поднять шторы. Он их поднял, одну за другой. К школе съехались, как мне показалось, сотни патрульных машин, сбежались тысячи людей. До часа дня оставалось три минуты.
От солнечного света болели глаза.
– Прощайте, – сказал я.
– До свидания, – ответила Сандра.
Думаю, они все попрощались со мной, прежде чем выйти за дверь. Их шаги эхом отдавались в пустом коридоре. Я закрыл глаза и представил себе громадную сороконожку с надписью ГИГАНТЫ ДЖОРДЖИИ на каждой ноге. Когда я вновь открыл глаза, мои одноклассники пересекали изумрудно-зеленую лужайку. Я жалел, что идут они по траве, а не по дорожке. Даже после того, что произошло, к лужайке я питал самые теплые чувства.
И последнее, что мне в них запомнилось: измазанные чернилами руки.
Толпа поглотила их.
Один из репортеров, забыв про осторожность, подбежал к ним.
Последней смешалась с толпой Кэрол Гранджер. Мне показалось, что она оглянулась, но утверждать не берусь. Филбрик направился к школе. Фотовспышки накладывались одна на другую.
Времени оставалось в обрез. Я подошел к Теду, которого усадили у выкрашенной зеленой краской стены. Он сидел, широко разбросав ноги, под доской объявлений, большую часть которой занимали информационные бюллетени Математического общества Америки (их никто никогда не читал), комиксы (по мнению миссис Андервуд, очень смешные) и постер с изображением Бертрана Рассела и цитатой из его сочинений: «Наличие гравитации уже доказывает существование Бога». Но, думаю, любой школьник, знакомый с теорией сотворения мира, мог бы сказать Бертрану, что никакой гравитации нет и в помине: просто земля притягивает к себе.
Я присел на корточки рядом с Тедом. Вытащил бумажный кляп изо рта, положил на пол. Тед начал что-то бормотать.
– Тед.
Он смотрел мимо меня, за мое плечо.
– Тед, – повторил я, легонько похлопав по щеке.
Он отпрянул, вжавшись в стену, бешено вращая глазами.
– Тебе станет лучше, – пообещал я. – Ты полностью забудешь этот день.
Тед что-то промяукал.
– А может, и нет. Может, с него ты начнешь новую жизнь, Тед. Попытайся. Или это невозможно?
Так и вышло. Для нас обоих. А близость к Теду еще и нервировала меня.
Включился аппарат внутренней связи. Филбрик. Опять он пыхтел и фыркал.
– Декер?
– Весь внимание.
– Выходи с поднятыми руками.
Я вздохнул.
– Лучше бы тебе прийти и забрать меня, старина. Я что-то устал. Психоанализ отнимает все силы.
– Хорошо. – В голосе зазвучали жесткие нотки. – Через минуту класс забросают гранатами со слезоточивым газом.
– Вот это зря. – Я посмотрел на Теда, а тот продолжал вглядываться в пустоту. Наверное, видел там что-то вкусное, потому что по подбородку текла слюна. – Ты забыл пересчитать головы. Один из них все еще здесь. Он ранен. – В последнем я несколько приукрасил ситуацию.
– Кто? – Голос мгновенно наполнила тревога.
– Тед Джонс.
– Рана серьезная?
– Наколол мизинец на ноге.
– Его там нет. Ты лжешь.
– Я не стал бы лгать тебе, Филбрик, и ставить под удар наши столь прекрасно складывающиеся взаимоотношения.
Нет ответа. Лишь пыхтение да фырканье.
– Спускайся вниз, – пригласил его я. – Револьвер разряжен. Лежит в ящике стола. Мы даже сможем сыграть пару партий в криббидж, а потом ты выведешь меня из школы и расскажешь газетчикам, как тебе это удалось. Возможно, даже попадешь на обложку «Тайм».
Щелчок. Он выключил интерком.
Я закрыл глаза, закрыл лицо руками. Перед собой я видел только серое. Ничего, кроме серого. Ни единой белой вспышки. Не знаю уж почему, но я подумал о новогодней ночи, когда люди толпятся на Таймс-сквер и кричат, как шакалы, когда сверкающие звезды праздничного фейерверка спускаются вниз, чтобы своим блеклым сиянием озарить все триста шестьдесят пять дней нового года в этом лучшем из возможных миров. Меня всегда занимал вопрос, каково это, попасть в такую вот толпу, где ты можешь кричать, но не слышать своего голоса, где твоя индивидуальность растворяется в общей массе, где нет личностей, а есть стадо.
Я заплакал.
Переступив через порог, Филбрик посмотрел на слюнявого Теда, потом на меня.
– Господи, что ты с ним… – начал он.
Я прикинулся, будто хочу что-то вытащить из-за стопки учебников на столе миссис Андервуд.
– Получай, грязный коп! – выкрикнул я.
И он всадил в меня три пули.
ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ ПРИЧАСТНЫХ К ПРОЦЕССУ:
Глава 32
В этот день, 27 августа 1976 года, Верховным судом рассмотрено дело ЧАРЛЗА ЭВЕРЕТТА ДЕКЕРА, обвиняемого в преднамеренном убийстве Джин Элис Андервуд и Джона Доунса Вэнса.
По заключению пяти психиатров штата, Чарлз Эверетт Декер в момент совершения преступлений не мог отдавать отчета за свои действия по причине безумия. Поэтому суд постановил поместить его в психиатрическую клинику в Огасте, где он и должен пребывать на излечении до тех пор, пока уполномоченная на то комиссия не признает его способным нести ответственность за свои действия.
Подписано моей рукой.
(Подпись)
(Судья) Сэмюэль К. Н. Диливни
То есть до второго пришествия, детка.
Глава 33
СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА
ОТ КОГО: от доктора Андерсена.
КОМУ: Ричу Госсэджу, администратору.
Касательно Теодора Джонса.
Рич!
У меня по-прежнему не лежит душа к использованию электрошоковой терапии в лечении этого мальчика, хотя я даже себе не могу объяснить причины – будем считать, что это интуиция. Разумеется, я не могу ссылаться на интуицию, отчитываясь перед советом директоров или перед дядей Джонса, который оплачивает счета, а лечение в частной клинике вроде Вудлендса обходится недешево. Если в течении ближайших четырех или шести недель мы не достигнем никакого прогресса, нам не останется ничего другого, как прибегнуть к электрошоку, но пока я хотел бы повторить стандартный медикаментозный курс, добавив некоторые новейшие препараты. Я имею в виду синтетический мескалайн и силоцибин, если на то будет ваше согласие. Уилл Гринберг, как вы знаете, добился превосходных результатов в лечении неполной кататонии, и эти два галлюциногена играли важную роль в предложенном им терапевтическом методе.
Этот Джонс – такой странный случай. Черт побери, если бы мы только могли узнать, что произошло в классной комнате после того, как этот Декер опустил шторы!
Диагноз остается неизменным. Устойчивое кататоническое состояние[28] с признаками деградации.
Готов также признать, Рич, что теперь уверенности в благополучном исходе у меня поубавилось.
3 ноября 1976 г.
Глава 34
5 декабря 1976 г.
Дорогой Чарли!
Мне сказали, что теперь ты можешь получать письма, вот я и решил черкнуть тебе пару строчек. Может, ты заметил на конверте почтовый штемпель Бостона – твой старый друг наконец-то прорвался в высшую лигу и теперь учится в Б.У. Учеба дается нелегко, за исключением английского. Весь семестр корпели над книгой «Почтальон всегда звонит дважды». Книга мне понравилась, и я получил А на экзамене. Написал ее Джеймс Кейн, уж не знаю, читал ли ты ее или нет. Я даже думаю писать диплом по кафедре английского языка, ну не смешно ли? Должно быть, сказалось твое влияние. По части словесности ты у нас был докой.
Я видел твою мать перед отъездом из Плейсервилла, и она сказала, что раны у тебя зажили и три недели назад врачи сняли последние дренажи. Я этому очень обрадовался. Она сказала, что ты практически не разговариваешь. На тебя это совсем не похоже, дружище. Я уверен, что мир многое потеряет, если ты будешь молчать и целыми днями просиживать в углу.
Хотя с начала семестра дома я не был, Сандра Кросс прислала мне письмо с ворохом новостей. (Боюсь, эти мерзавцы все вырежут. Готов спорить, они читают поступающие к тебе письма.) Сэнди решила в этом году не поступать в колледж. Полагаю, хочет побыть дома, посмотреть, как обернется. Должен сказать тебе, что прошлым летом я пару раз приглашал ее на свидания, но она держалась больно уж отстраненно. Она просила передать тебе привет, так что держи привет от Сэнди.
Может, ты знаешь, что случилось со Свином. Никто в городе не мог поверить, что он и Дик Кин (дальнейшее вырезано, поскольку могло расстроить пациента). Так что никогда не знаешь, что могут сделать люди, не так ли?
Выпускную речь Кэрол Гранджер перепечатал журнал «Семнадцать». Насколько я помню, называлась она «Чистота помыслов и естественная реакция на нее». Что-то в этом роде. Уж мы-то знаем, о чем идет речь, не так ли, Чарли?
Да, Ирма Бейтс встречается с каким-то хиппи из Льюистона. Вроде бы они даже участвовали в демонстрации, когда Роберт Доул приезжал в Портленд в ходе предвыборной кампании. Их арестовали, а после отъезда Доула отпустили. Миссис Бейтс, наверное, чуть с ума не сошла. Только представь себе, Ирма гонится за Доулом с плакатом, на котором изображен Гэс Холл. Смех, да и только. Мы бы с тобой точно посмеялись. Господи, если б ты знал, Чарли, как мне иной раз тебя не хватает.
Грейси Станнер, наша дюймовочка, собирается замуж, и это тоже местная сенсация. Кто бы мог подумать (дальнейшее вырезано, поскольку могло расстроить пациента). Так или иначе, уму непостижимо, на какие уловки могут идти люди, чтобы добиться своего.
Ну, полагаю, на этом можно ставить точку. Я надеюсь, обходятся с тобой хорошо, старичок, и ты выйдешь оттуда, как только они тебе позволят. А когда к тебе начнут пускать посетителей, хочу, чтобы ты знал, что я буду в очереди первым.
Мы все переживаем за тебя, Чарли. Сильно переживаем.
Люди помнят. Ты знаешь, о чем я.
Ты должен в это верить.
С любовью,
твой друг Джо.
Глава 35
Почти две недели я сплю без кошмаров. Я собираю картинки-головоломки. Они дают мне заварной крем, я ненавижу его, но все равно ем. Они думают, что заварной крем мне нравится. То есть у меня вновь появилась тайна.
Мама прислала мне альбом нашего класса. Я его еще не раскрывал, но, наверное, раскрою. Может, на следующей неделе. Думаю, смогу смотреть на фотографии и не дрожать. Скоро. Как только сумею убедить себя, что на их руках не будет чернильных пятен. Что их руки будут чистые. Без чернил. Может, на следующей неделе я буду в этом уверен.
Насчет заварного крема: это маленькая тайна, но до чего приятно осознавать, что она у тебя есть. Будто вновь становишься человеком.
Вот и все. Пора выключать свет. Спокойной ночи.
Долгая прогулка
Эта книга посвящается Джиму Бишопу, Берту Хэтлену и Теду Холмсу
Для меня не было во Вселенной ни Жизни, ни Цели, ни Воли, ни даже Враждебности; вся она была одной огромной, мертвой, безмерной Паровой Машиной, что с мертвым безразличием катится вперед, чтобы уничтожить меня. О бескрайняя, печальная, пустынная Голгофа, о Мельница Смерти! Почему послан туда Живой, наделенный сознанием, в полном одиночестве? Почему – ведь Дьявола нет? Его нет, если только Дьявол не есть твой Бог. Томас Карлайл
Я советовал бы всем американцам ходить пешком как можно чаще. Ходьба не только полезна для здоровья; она – удовольствие. Джон Ф. Кеннеди (1962)
Не работает насос –
Управляли им вандалы. Боб Дилан
Часть первая
На старт
Глава 1
Скажи тайное слово и выиграй сотню долларов.
Джордж?.. Ты здесь, Джордж?
Джордж, кто выходит на старт первым? Граучо Маркс «Жизнь на карту»
В то утро на охраняемую автостоянку подъехал старенький синий «форд», похожий на маленькую измученную собачку, которой пришлось очень долго бежать. Один из охранников, скучающий молодой человек в форме цвета хаки, подпоясанный солдатским ремнем, спросил удостоверение личности – синюю пластиковую карточку. Сидевший на заднем сиденье юноша протянул ее матери, а та передала карточку охраннику. Охранник вставил ее в прорезь электронной машины, смотревшейся дико и неуместно посреди сельского однообразия. На мониторе машины высветились строчки:
ГАРРАТИ РЕЙМОНД ДЕЙВИС
ШОССЕ 1 ПАУНАЛ ШТАТ МЭН
ОКРУГ АНДРОСКОГГИН
№ УДОСТОВЕРЕНИЯ 49–801–89
ОК-ОК-ОК
Охранник нажал на кнопку, и буквы исчезли, зеленоватый экран монитора вновь стал ровным и пустым. Взмахом руки охранник предложил «форду» въехать на стоянку.
– Что, они не отдают карточку? – спросила миссис Гаррати. – Разве они не…
– Нет, мама, – терпеливо отозвался Гаррати.
– Как хочешь, мне это не нравится, – заметила миссис Гаррати, выруливая на свободное место. Эту фразу она постоянно повторяла начиная с двух часов ночи, когда они с сыном отправились в путь. Собственно, она не говорила, а стонала.
– Не волнуйся, – пробормотал он, не слыша собственного голоса. Ему нужно было как следует оглядеться, а кроме того, его переполняло ожидание, смешанное со страхом. Он выскочил из машины едва ли не раньше, чем стих последний астматический вздох двигателя. Высокий, хорошо сложенный парень в выгоревшей армейской куртке.
Весна. Утренний холодок. Восемь часов.
Мать – тоже высокая, но чересчур худая. Грудь, можно сказать, отсутствует; легкий намек на выпуклость. Глаза бегают, взгляд неуверенный, растерянный. Лицо очень больной женщины. Стального оттенка волосы растрепались, несмотря на сложную систему заколок. Одежда висит на ней мешком, как будто она недавно сильно похудела.
– Рей, – прошептала она заговорщицки; этот тон он с некоторых пор ненавидел. – Рей, послушай…
Он кивнул и сделал вид, что поправляет складки на куртке. Один из охранников ел кукурузные хлопья из жестяной банки и просматривал книжку комиксов. Гаррати смотрел на него и его книжку и в тысячный раз повторял про себя: «Все это действительно случилось». И впервые эта мысль показалась ему не слишком тяжелой.
– Еще не поздно передумать…
Страх ожидания мгновенно вернулся к нему.
– Нет, уже поздно, – возразил он. – Вчера был последний день.
Все тот же ненавистный конспираторский шепот:
– Они поймут, я знаю. Главный…
– Главный… – начал Гаррати и вдруг умолк, увидев, как содрогнулась мать. – Мама, ты знаешь, как поступит Главный.
Еще одна машина остановилась у ворот и въехала на стоянку после положенного мини-ритуала. Из нее выбрался темноволосый молодой парень, за ним – его родители. Все трое постояли около машины, о чем-то совещаясь, как бейсболисты, чья команда оказалась в трудном положении. На спине у темноволосого был легкий рюкзак, популярный среди юношей его возраста. Гаррати подумал, что, возможно, совершил глупость, не взяв с собой рюкзака.
– Так ты не передумаешь?
Чувство вины; чувство вины, скрытое под личиной волнения. Хотя Рею Гаррати исполнилось всего шестнадцать лет, он представлял себе, что такое чувство вины. Миссис Гаррати чувствовала, что она слишком устала, слишком измучена, может быть, слишком поглощена старым горем, чтобы погасить порыв сына в зародыше, погасить прежде, чем вспыхнули экраны компьютеров, явились солдаты в форме цвета хаки и бесчувственная машина государственного подавления начала привязывать к себе ее сына все больше и больше с каждым днем. Вчера же дверь, отгородившая его от мира, с лязгом захлопнулась окончательно.
Он тронул ее за плечо:
– Мама, это моя инициатива. Не твоя, я знаю. Я… – Он осмотрелся. Ни один человек вокруг не обращал на них ни малейшего внимания. – Я люблю тебя, но в любом случае это лучший выход.
– Неправда, – возразила она, едва сдерживая слезы. – Это не лучший выход, Рей, и если бы твой отец был здесь, то он бы остановил…
– Но его с нами нет. – Он говорил намеренно жестко, надеясь не дать ей расплакаться… Что, если придется оттаскивать ее силой? Эта мысль отрезвила его, и он добавил, уже более мягко: – Теперь пойдем, мама. Идем? – Он заставил себя улыбнуться и ответил за нее сам: – Идем.
У нее дрожал подбородок, но она кивнула. Она не согласна, но уже поздно. Делать нечего.
Ветки сосен шелестят на ветру. Над головой – чистое голубое небо. А впереди дорога, и на ней – каменный столб, означающий границу между Штатами и Канадой. Внезапно его страх отступил перед ожиданием будущего, и он ощутил желание двигаться вперед.
– Вот, я приготовила. Ты возьмешь? Оно ведь не очень тяжелое. – Мать протянула ему завернутый в фольгу пакет печенья.
– Да-да. – Он взял печенье и неловко обнял ее, рассчитывая дать ей то, в чем она нуждалась. Поцеловал в щеку. Кожа у нее как задубевший шелк. Он сам сейчас мог бы расплакаться. Но ему представилось улыбающееся усатое лицо Главного, и он отступил на шаг, засунув сверток с печеньем в карман куртки.
– До свидания, мама.
– До свидания. Будь умницей.
Она вдруг показалась ему почему-то очень легкой, как будто ее, как парашютик одуванчика, занесло сюда утренним ветром. Потом она села в машину и включила зажигание. Гаррати стоял и смотрел на нее. Она помахала ему рукой. По ее щекам теперь действительно текли слезы. Он видел это. И помахал в ответ. Она отъехала, а он стоял неподвижно, думая о том, каким красивым, храбрым и стойким, наверное, выглядит. Но вот машина выехала со стоянки, и на него накатило ощущение одиночества. Теперь он был всего лишь шестнадцатилетним мальчиком, всеми покинутым в незнакомом месте.
Он снова взглянул на дорогу. Там стоял темноволосый парнишка и смотрел, как отъезжают со стоянки его родные. На одной щеке у него красовался большой шрам. Гаррати подошел к нему и сказал:
– Привет.
Темноволосый окинул его взглядом и ответил:
– Здорово.
– Меня зовут Рей Гаррати, – сказал Гаррати и слегка смутился.
– Питер Макврайс.
– Уже готов? – спросил Гаррати.
Макврайс пожал плечами:
– Рвусь в бой. Это хуже всего.
Гаррати кивнул.
Они вдвоем дошли до дороги, до пересекающей ее каменной черты. Они слышали, как за их спинами отъезжают другие машины. Вскрикнула какая-то женщина. Гаррати и Макврайс бессознательно придвинулись друг к другу. Ни тот, ни другой не оглядывались. Перед ними лежала широкая черная дорога.
– К полудню асфальт раскалится, – заметил Макврайс. – Лично я буду держаться поближе к обочине.
Гаррати кивнул. Макврайс задумчиво посмотрел на него:
– Какой у тебя вес?
– Сто шестьдесят.
– У меня сто шестьдесят семь. Говорят, быстрее устает тот, кто тяжелее, хотя я, по-моему, в неплохой форме.
Гаррати показалось, что Макврайс не просто в неплохой форме – он поразительно натренирован. Гаррати уже хотел спросить, кто это говорит, будто большой вес способствует быстрой усталости, но передумал. С Прогулкой связано множество апокрифов, суеверий, мифов.
Рядом в тени сидели еще двое мальчиков. Макврайс присел рядом с ними, а через секунду около него опустился и Гаррати. Макврайс как будто совершенно не замечал его. Гаррати взглянул на часы. Пять минут девятого. Впереди пятьдесят пять минут. Вернулось чувство нетерпеливого предвкушения; Гаррати попытался подавить его, говоря себе, что нужно просто посидеть, пока есть возможность.
