Текст книги "Книги Бахмана"
Автор книги: Стивен Кинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 83 страниц)
– Что во-вторых?
Во-вторых, довольно забавно, когда кандидат на премию «Нэйшнал бук» и его жена ухмыляются друг другу, как пара поддатых енотов, – подумал он и уже не сумел дальше сдерживать рвущийся наружу хохот.
– Тэд! Ты разбудишь близняшек!
Он попытался, правда не очень успешно, сдержать приступ смеха.
– Во-вторых, мы выглядим, как пара идиотов, но мне на это наплевать, – сказал он, крепко сжал ее в-объятиях и поцеловал в шею возле ключицы.
В комнате рядом расплакался сначала Уильям, а потом и Уэнди.
Лиз постаралась взглянуть на него с укоризной, но у нее не вышло.
Уж очень здорово было слышать, как он смеется. Может, потому здорово, что он делал это нечасто. Его смех таил в себе для нее какое-то чужое, экзотическое очарование. Тэд Бюмонт никогда не был весельчаком.
– Моя вина, – сказал он, – пойду принесу их.
Он начал вставать, стукнулся о стол и едва не перевернул его. Он был мягок в обращении, но неуклюж до странности: какая-то часть того, прежнего мальчишки, все еще жила в нем.
Лиз подхватила кувшин с цветами, стоявший посреди стола, за долю секунды до того, как он очутился на полу.
– Ну что же ты, Тэд! – воскликнула она, но тут же сама расхохоталась.
Он на секунду опять присел и не просто взял ладонями руку жены, а стал нежно поглаживать ее.
– Послушай, крошка, а разве тебя это задевает?
– Нет, – сказала Лиз. Она хотела еще добавить: «Но все же мне от этого как-то не по себе. Не потому, что мы ужасно глупо выглядим, а потому что… Ну, я не знаю, почему. Просто мне немного не по себе, вот и все».
Она подумала это, но промолчала. Слишком уж здорово было слышать его смех. Она поймала одну из его ладоней и легонько пожала ее.
– Нет, – повторила она, – ничуть не задевает. Я думаю, это забавно. И если сей опус поможет «Золотой собаке», когда ты наконец раскачаешься, возьмешься за нее всерьез и закончишь эту чертову вещь – тем лучше.
Она встала и, когда он сделал попытку тоже подняться, положила руки ему на плечи и усадила на место.
– Ты пойдешь к ним в следующий раз, – сказала она, – а сейчас я хочу, чтобы ты посидел здесь, пока твое подсознательное желание уничтожить мой кувшин не пройдет окончательно.
– Ладно, – сказал он и улыбнулся. – Я люблю тебя, Лиз.
– И я тебя люблю, – с этими словами она пошла за близнецами, а Тэд Бюмонт вновь принялся просматривать свою «БИО».
В отличие от большинства статей в «Пипле», «БИО» Таддеуса Бюмонта предваряла фотография. Она была не на всю страницу, а меньше, чем на четверть и все же цепляла взгляд, ибо некий верстальщик со страстью к необычному первым поместил снимок, где Тэд и Лиз, одетые в черное, стояли на кладбище. Несоответствие того, что было изображено на снимке, и надписи на нем казалось кощунственным.
На фотографии Тэд держал в руках лопату, а Лиз – ломик. Рядом стояла тачка с прочим кладбищенским инвентарем. На самой могиле были разложены букеты цветов, а на могильном камне без труда читалась надпись:
ДЖОРДЖ СТАРК
1975–1988
Не очень славный малый
В вопиющем противоречии с самим местом и действием (недавним погребением того, кто, судя по датам на камне, был мальчишкой-подростком) двое псевдопономарей пожимали друг другу руки, протянув их прямо через свеженабросанную землю и… весело смеялись.
Все это, конечно, было придумано. Для всех снимков, украшавших статью, – похороны, шоколадные пирожные, одинокая прогулка Тэда по лесу в Ладлоу, долженствующая изображать «творческий поиск», – они специально позировали. Это было забавно. Лиз покупала «Пипл» в супермаркете уже лет пять, и они оба издевались над ним, но оба по очереди листали его за ужином, а то и в спальне, если под рукой не было хорошей книжки. Время от времени Тэд просто поражался успеху журнала, гадая, в чем тут причина: то ли его делает таким интересным приверженность к закулисной жизни знаменитостей или просто привлекает макет – большие черно-белые фотографии и жирно набранный текст, состоящий в основном из простых декларативных фраз. Но никогда ему не приходило в голову задуматься над тем, специально ли позируют для фотографий.
Фотографом оказалась женщина по имени Филлис Майерс. Она сообщила Тэду и Лиз, что сделала серию снимков игрушечных плюшевых медвежат, одетых в детские платьица, в детских гробиках и надеется продать их как целую отдельную книжку крупному нью-йоркскому издательству. Лишь на второй день возни со снимками и интервью до Тэда дошло, что эта женщина пытается уговорить его написать текст для своей книжки.
– Вам не кажется, Тэд, что «Смерть и плюшевые мишки», – заявила она, – стала бы последним и окончательным толкованием американского отношения к смерти?
И, на его взгляд, при столь мрачных наклонностях не было ничего удивительного в том, что мадам Майерс обзавелась надгробным камнем Джорджу Старку и привезла его с собой из Нью-Йорка. Сделан он был из папье-маше.
– Вам ведь не трудно будет пожать перед ним друг другу руки, правда? – спросила она с льстивой и в то же время самодовольной улыбкой. – Кадр выйдет изумительный.
Лиз посмотрела на Тэда с легким ужасом. Потом они оба перевели взгляд на поддельный надгробный камень, прибывший из Нью-Йорка (круглогодичной резиденции журнала «Пипл») в Кастл-Рок, штат Мэн (летняя «резиденция» Тэда и Лиз Бюмонт), испытывая смешанное чувство изумления и смущенного любопытства. Тэд долго не мог оторвать взгляд от строчки:
Не очень славный малый
Если говорить по сути, история, которую «Пипл» вознамерился поведать затаившим дыхание поклонникам знаменитостей, была достаточно заурядной. Тэд Бюмонт был довольно известным писателем, и его первый роман «Резкие танцоры» выдвигался на премию «Нейшнал бук» в 1972-м. Может, это кое-что и значило в среде литературных критиков, но затаившие дыхание поклонники знаменитостей не дали бы и ломаного гроша за Тэда Бюмонта, опубликовавшего с тех пор под собственным именем лишь еще один роман. Тот, за кого они бы много дали, вообще не был реальным человеком. Тэд написал один по-настоящему крутой бестселлер и еще три последовавших за ним романа, имевших очень большой успех, под псевдонимом. Псевдоним, разумеется, был Джордж Старк.
Джерри Харвей, которым исчерпывался весь штат «Ассошиэйтед пресс» в Уотервилле, был первым, кто широко распространил историю Джорджа Старка, после того как агент Тэда, Рик Коули, с разрешения Тэда отдал ее Луизе Букер из «Паблишерз уик». Ни Харвей, ни Букер не получили всей истории целиком – Тэд и слышать не хотел о том, чтобы хоть вскользь упомянуть этого ничтожного вонючку Фредерика Клаусона, – но все равно не мешало придать ей более широкую огласку, чем могла обеспечить сеть «Ассошиэйтед пресс» и журнал по книгоиздательству и книжной торговле. «Клаусон же, – объяснил Тэд Рику и Луизе, – никоим образом в истории не участвовал. Он просто оказался той задницей, которая вынудила их предать эту историю гласности».
Беря у него первое, интервью, Джерри спросил: «А что за парень был этот Джордж Старк?» «Джордж, – ответил Тэд, – был не очень славный малый». С этой фразы Джерри и начал свой материал, и эта фраза подвигла мадам Майерс на заказ фальшивого надгробного камня с такой вот строчкой. Странный мир. Странный и загадочный.
Совершенно неожиданно Тэд снова расхохотался.
2
Под фотографией Тэда и Лиз на одном из ухоженных кладбищ Кастл-Рока красовались две строчки белым шрифтом по черному полю:
«ДОРОГОЙ УСОПШИЙ БЫЛ ОЧЕНЬ БЛИЗОК ЭТИМ ДВУМ ЛЮДЯМ», – гласила первая строка.
«ТАК ПОЧЕМУ ЖЕ ОНИ СМЕЮТСЯ?» – вопрошала вторая.
– Потому что мир – странное местечко, мать его… – сказал Тэд Бюмонт и чихнул в кулак.
Не только Лиз Бюмонт испытывала смутное беспокойство из-за этого маленького забавного трюка в статье. Ему самому тоже было не по себе. И все равно он никак не мог удержать приступы смеха. Несколько секунд он сдерживался, но как только взгляд его падал на строчку «Не очень славный малый», его вновь обуревал новый приступ веселья. Сдерживать его было все равно, что латать дыры в плохо сделанной земляной плотине – стоит заткнуть одну, как смотришь, а вода хлещет из следующей.
Тэд подозревал, что в таком безудержном смехе было что-то не совсем нормальное и естественное – своего рода истерия. Он знал, что такие приступы не очень смахивают на веселье. Их побудительная причина на самом деле не смешна, а заключается в чем-то очень далеком от смеха. Быть может, в чем-то, чего следует бояться.
Ты что, испугался этой дурацкой статьи в «Пипл»? – спросил себя Тэд. И сейчас думаешь об этом? Чушь. Боишься насмешек, боишься, что твои коллеги по английскому отделу посмотрят на эти картинки и решат, что ты растерял последнюю толику извилин, которую имел?
Нет, ему нечего было бояться своих коллег, в том числе и тех, кто сидел на своих местах со времен динозавров. Он уже имел необходимый стаж, а также достаточно денег, чтобы жить, если ему вздумается – взрыв рукоплесканий, будьте любезны, – как свободный художник (правда, он не был уверен, что ему так вздумается; бюрократические и административные аспекты университетской жизни его мало прельщали, но вот преподавательская работа была по душе). Нет, еще и потому, что он миновал несколько лет назад ту стадию, на которой его очень заботило, что подумают о нем сослуживцы. Он заботился о том, что думают о нем его друзья, – это да, а в ряде случаев его друзья, друзья Лиз, а также их общие друзья оказывались одновременно и коллегами, но он полагал, что этим людям будет точно также наплевать на это, как и ему самому.
Если и стоило чего-то бояться, так это…
Прекрати, приказал его мозг сухим, жестким тоном, заставлявшим побледнеть и замолкнуть самых шумных и беспокойных из его студентов. Немедленно прекрати эту чушь.
Не сработало. Как бы ни был эффектен этот тон со студентами, на самого Тэда его властный эффект не распространялся.
Он опять взглянул на фотографию, но на этот раз не обращая внимания на лица, свое и жены, нахально ухмыляющиеся друг другу, словно подростки, затевающие веселый розыгрыш.
ДЖОРДЖ СТАРК
1975–1988
Не очень славный малый
Вот от чего ему было не по себе.
От этого надгробного камня. От этого имени. От этих дат. И больше всего от этой кислой эпитафии, которая вызывала у него там, внизу на снимке, смех, но по какой-то причине была ничуть не смешна в своей основе.
Это имя.
Эта эпитафия.
– Не имеет значения, – пробормотал Тэд, – Выродок уже сдох.
Но какое-то гнетущее чувство не проходило.
Когда вернулась Лиз, держа в каждой руке по переодетому в свежее близнецу, Тэд снова был погружен в статью.
– Убил ли я его?
Тэд Бюмонт, выдвигавшийся однажды как самый многообещающий американский новеллист на премию «Нейшнал бук» за роман «Резкие танцоры» в 1972-м, задумчиво повторил вопрос.
– Убил, – вновь произнес он это слово так осторожно, словно раньше оно никогда не приходило ему в голову, хотя… Убийство – это почти все, о чем его «темная половина» – как Бюмонт называл Джорджа Старка – когда-либо действительно думала.
Из керамической вазы с широким горлом, стоящей рядом с его старомодной пишущей машинкой «Ремингтон-32», он достает карандаш «Черная Красотка – Берол» (единственный инструмент, которым, если верить Бюмонту, стал бы писать Старк) и начинает легонько покусывать его. Судя по тому, как выглядит с дюжина других карандашей в керамической вазе, грызть их – его привычка.
– Нет, – произносит он наконец, кидая карандаш обратно в вазу, – я не убивал его, – он поднимает голову и улыбается. Бюмонту тридцать девять, но когда он так открыто улыбается, то вполне может сойти за одного из своих собственных студентов. – Джордж умер естественной смертью.
Бюмонт утверждает, что Джорджа Старка придумала его жена. Элизабет Стефенс Бюмонт, спокойная и миловидная блондинка, отказывается выступать в роли единственного ответчика.
Все, что я сделала, – говорит она, – это предложила ему написать роман под другим именем и посмотреть, что из этого выйдет. Тэд переживал серьезный творческий кризис, и ему был необходим какой-то толчок. А Джордж Старк, – она смеется, – на самом деле присутствовал всегда. Я видела его следы в некоторых незаконченных вещах, которые Тэд время от времени начинал и бросал. Все дело было только в том, чтобы заставить его вылезть из кладовки.
Судя по словам многих его сверстников, проблемы Бюмонта выходили за рамки творческого кризиса. Как минимум, двое хорошо известных писателей (не разрешившие называть их имена) говорят, что всерьез беспокоились о здравости рассудка Бюмонта в этот критический период от его первой книги до второй. Один из них полагает, что Бюмонт, возможно, пытался покончить с собой после выхода «Резких танцоров», которые принесли больше хвалебных отзывов от критиков, чем гонораров.
На вопрос, подумывал ли он когда-нибудь о самоубийстве, Бюмонт лишь качает головой и говорит:
– Это идиотская мысль. Проблема заключалась не в успехе у читателей; это был творческий кризис. А у мертвого писателя нет шансов выйти из него.
Тем временем Лиз Бюмонт продолжала «обрабатывать» – словечко Бюмонта, – идею псевдонима.
– Она говорила, что я мог бы хоть раз плюнуть на все и расслабиться, если б захотел. Писать все, что взбредет мне в голову, не боясь, что «Нью-Йорк таймс бук ревью» каждую секунду заглядывает мне через плечо. По ее словам, я мог написать вестерн, детектив, научно-фантастический рассказ. А мог и криминальный роман.
Тэд Бюмонт усмехается.
– Думаю, последнее она упомянула нарочно. Она знала, что я давно носился с мыслью о криминальном романе, хотя так ни разу и не смог взяться за него. Идея псевдонима послужила для меня своеобразной приманкой. От нее повеяло свободой… Как от потайной дверцы, за которой можно укрыться, убежать… Если вы понимаете, о чем я. Но было тут и еще кое-что. Нечто такое, что очень трудно объяснить.
Бюмонт тянется к вазе с остро заточенными беролами, потом отдергивает руку. Он переводит взгляд на застекленную заднюю стену своего кабинета, за которой открывается весенний пейзаж с зеленеющими деревьями.
– Думать о работе под псевдонимом было все равно, что думать, как я стану невидимкой, – произносит он наконец, как будто колеблясь. – Чем больше я играл с этой мыслью, тем больше чувствовал, что это было бы, как… ну… заново себя придумать.
Его рука тянется к вазе и на этот раз ей удается, пока его мысли заняты чем-то другим, выташить один из торчащих карандашей.
Тэд перевернул страницу, поднял голову и посмотрел на близнецов, сидящих в своем высоком двойном стуле. «Близнецы» – всегда мужского рода, даже если речь идет о мальчике и девочке… Ну, в крайнем случае – близняшки, если уж не хочешь прослыть приверженцем половой дискриминации, свиньей мужского пола. Впрочем, Уэнди и Уильям были настолько идентичны, насколько это возможно, не будучи одним и тем же созданием.
Уильям улыбнулся Тэду из-за своей бутылочки.
Уэнди тоже улыбнулась Тэду из-за своей, продемонстрировав, правда, некоторую принадлежность, которой ее брат еще не обладал – один-единственный передний зубик, прорезавшийся совершенно без боли, просто прошедший поверхность десны так же бесшумно, как перископ подводной лодки протыкает поверхность океана.
Уэнди оторвала пухлую ручонку от своей пластиковой бутылочки. Раскрыла ее, показав чистенькую розовую ладошку. Закрыла. Открыла. Знак Уэнди.
Не глядя на нее, Уильям оторвал свою ручку от своей бутылочки. Раскрыл ее, показывая чистую розовую ладошку. Закрыл. Знак Уильяма.
Тэд торжественно оторвал одну из своих рук от стола, раскрыл ладонь, закрыл, снова раскрыл.
Близнецы улыбнулись за своими бутылочками.
Он опять взглянул на журнал. Эх, «Пипл», подумал он, где бы мы были, что бы делали без тебя. Это звездный час Америки, ребята.
Писатель припомнил и вытащил наружу все грязное белье, которое только можно было вытащить – конечно, главным образом, поганый четырехлетний кусок после того, как «Резкие танцоры» так и не получили «Нэйшнал бук», но… этого следовало ожидать, и сейчас он поймал себя на том, что не очень раздосадован представшей перед мысленным взором картиной. Во-первых, белье было не такое уж грязное, а во-вторых, он всегда чувствовал, что с правдой жить легче, чем с ложью. Уж во всяком случае в забеге на длинную дистанцию.
Что, конечно, влекло за собой вопрос: а имеют ли что-нибудь общее журнал «Пипл» и «длинная дистанция»?
Ну, ладно. Все равно теперь уже поздно.
Парня, который написал статью, звали Майк, – это он помнил, но вот фамилия? Если только ты не граф, сплетничающий о королевском семействе, или не кинозвезда, судачащая о другой кинозвезде, твоя подпись, когда ты пишешь для «Пипл» всегда стоит в самом конце публикации. Тэду пришлось перелистать четыре страницы (из них две полностью отданные рекламе), чтобы дойти до автора. Майк Доналдсон. Они с Майком засиживались допоздна, просто болтая, и когда Тэд спросил парня, неужто и вправду для кого-то будет иметь значение, что он написал пару книг под другим именем, Доналдсон ответил так, что Тэд долго смеялся.
– Опыт показывает, – сказал он, – что у большинства читателей «Пипла» чрезвычайно узкие носы. Из-за этого им нелегко клевать, и потому они рады клевать любого, до кого только могут дотянуться. Они захотят узнать все о твоем дружке Джордже.
– Он мне не дружок, – возразил Тэд, все еще смеясь.
Лиз стояла у плиты, и он спросил:
– Ты все еще возишься, крошка? Тебе помочь?
– Все нормально, – сказала она. – Просто варю немножко похлебки для малышек. Ты все еще не можешь оторваться от себя?
– Пока нет, – без малейшего смущения ответил Тэд и вновь углубился в статью.
– Самое трудное здесь было имя, – продолжает Бюмонт, легонько покусывая карандаш. – Но это было важно. Я знал, что это могло сработать. Я знал, что это может вытащить меня из творческого кризиса, с которым я боролся, если… если только у меня будет индивидуальность. Настоящая индивидуальность, которая будет существовать отдельно от меня.
Как же он выбрал Джорджа Старка?
– Есть такой писатель, автор криминальных романов по имени Доналд Е. Уэстлейк, – объясняет Бюмонт. – И под своим настоящим именем, которым он подписывает свои криминальные романы, Уэстлейк пишет еще очень забавные бытовые комедии из американской жизни и о разных ее смешных неурядицах. Но начиная с ранних шестидесятых и примерно до середины семидесятых он написал целую серию романов под именем Ричарда Старка, и эти книги – совершенно иные. Они написаны о человеке по имени Паркер, по профессии он вор. У него нет прошлого, нет будущего и нет – в лучших романах – никаких интересов, кроме как грабить и воровать. В конце концов, по причинам, о которых вам лучше спросить самого Уэстлейка, он перестал писать книги о Паркере, но я никогда не забуду, что он сказал после того, как псевдоним был уничтожен. Он сказал, что сам писал книги в ясные, солнечные дни, а Старк забирал себе дождливые. Мне понравилось это, потому что дни между 1973-м и началом 1975-го для меня были дождливыми.
В самых удачных книгах Паркер – скорее робот-убийца, нежели живой человек. Довольно постоянная тема этих книг – ограбленные грабители. И Паркер разбирается с плохими парнями – я имею в виду, другими плохими парнями, – в точности как робот, запрограммированный на одну-единственную цель. «Мне нужны мои деньги, – говорит он, и это все, что от него можно услышать, – мне нужны мои деньги, мне нужны мои деньги». Это никого вам не напоминает?
Корреспондент кивает. Бюмонт описывает Алексиса Машину – главного героя первого и последнего романов Джорджа Старка.
– Если бы «Способ Машины» заканчивался так же, как он начинался, я бы навсегда зашвырнул его в мусорный ящик, – говорит Бюмонт. – Публикация его была бы чистым плагиатом. Но в процессе работы, где-то после первой четверти, роман обрел свой собственный ритм, и все встало на свои места.
Корреспондент спрашивает, хочет ли Бюмонт тем самым сказать, что после того, как он некоторое время поработал над книгой, проснулся и заговорил Джордж Старк.
– Да, – отвечает Бюмонт. – Приблизительно так.
Тэд поднял голову, вновь почти вслух смеясь над собой. Близнецы, увидав, что он улыбается, заулыбались в ответ из-за грушевого пюре, которым их кормила Лиз. Насколько он помнил, в действительности он сказал: «Господи, как же это отдает мелодрамой! У вас это звучит, как в той части „Франкенштейна“, где молния в конце концов ударяет в шпиль самой высокой башни замка и начиняет энергией монстра!»
– Если ты не перестанешь, я не сумею их накормить, – заметила Лиз. Крошечная точка из грушевого пюре была на кончике ее носа, и Тэд ощутил нелепое желание слизнуть ее поцелуем.
– Ты улыбаешься – они улыбаются. Тэд, невозможно же кормить улыбающегося младенца.
– Прости, – смиренно произнес он и подмигнул близнецам. Их одинаковые зеленогубые от пюре улыбки на мгновение расширились.
Он опустил глаза и снова стал читать.
– Я начал писать «Способ Машины» той ночью в 1975-м, когда придумал псевдоним, но было и еще кое-что. Приготовившись писать, я заправил лист бумаги в свою пишущую машинку и… вытащил его. Я печатал на машинке все свои книги, но Джордж Старк пишущих машинок явно не одобрял, – на губах его промелькнула усмешка. – Может, потому, что ни в одной из тех дешевых гостиниц, где он проводил время, не было курсов машинописи.
Дальше Бюмонт переходил к «биографической справке» Джорджа Старка, где говорится, что автору тридцать девять, что он отбывал заключение в трех разных тюрьмах по обвинению в поджоге, вооруженном нападении и нападении с целью убийства. Однако биографическая справка – лишь часть истории; Бюмонт достает авторскую карточку из «Дарвин пресс», где расписана жизнь его alter ego[91] с такими подробностями и так кропотливо, как это мог сделать буквально из ничего лишь настоящий писатель. От самого рождения в Манчестере, Нью-Гемпшир, до последнего местопребывания в Оксфорде, Миссисипи, там есть все о Джордже Старке, за исключением его шестинедельной давности погребения на местном кладбище в Кастл-Роке, штат Мэн.
– В одном из ящиков моего стола я нашел старый блокнот и вот это, – он указывает на керамическую вазу с карандашами и с удивлением обнаруживает, что указывает на нее зажатым в руке карандашом из этой самой вазы. – Помню, я начал писать, а следующее, что я помню, это Лиз, которая пришла сказать мне, что уже полночь и спросила, собираюсь ли я когда-нибудь ложиться спать.
У Лиз Бюмонт есть свои собственные воспоминания об этом вечере.
– Я проснулась без четверти двенадцать, – говорит она, – увидела, что его нет в постели и подумала: ну что ж, значит, работает. Но, прислушавшись, я не услышала стука пишущей машинки, и мне стало немножко страшно. – По ее лицу можно предположить, что было страшно чуть больше, чем «немножко». – Когда я спустилась вниз и увидела, как он царапает в этом блокноте, меня можно было сбить с ног перышком, – она смеется. – Он едва не водил по бумаге носом.
Корреспондент спрашивает, испытала ли она облегчение. Мягким, рассудительным тоном Лиз Бюмонт отвечает:
– Жуткое облегчение.
– Я перелистал блокнот и увидел, что написал шестнадцать страниц без единой помарки, – говорит Бюмонт, – и я извел три четверти новехонького карандаша на стружку в точилке. – Он смотрит на вазу с таким выражением, которое можно принять то ли за меланхолию, то ли за скрытый юмор. – Наверно, мне надо выкинуть эти карандаши теперь, когда Джордж мертв. Сам я ими не пользуюсь. Что касается меня, то я не могу работать без машинки. Руки устают и не слушаются.
– У Джорджа никогда не уставали, – подает реплику Лиз Бюмонт.
Он поднимает голову и загадочно подмигивает.
– Детка? – он взглянул на свою жену, сосредоточенно засовывающую остатки грушевого пюре в Уильяма. Немалая часть порции малыша оставалась на его слюнявчике.
– Что?
– На секундочку посмотри сюда.
Она посмотрела. Тэд подмигнул.
– Это было загадочно?
– Нет, дорогой.
– Так я и думал.
Все остальное – уже следующая глава в длинной истории о том, что, по выражению Тэда Бюмонта, «уроды называют романом».
«Способ Машины» был опубликован в июне 1976-го в маленьком издательстве «Дарвин пресс» (вещи «настоящего» Бюмонта печатались в «Даттоне») и стал сюрпризом года, заняв первое место в списке бестселлеров от одного побережья до другого. Снятый по нему фильм стал убойным хитом.
– Долго я ждал, когда кто-нибудь разнюхает, что я – это Джордж, а Джордж – это я, – рассказывает Бюмонт. – Авторское право было зарегистрировано на имя Джорджа Старка, но мой агент был в курсе, а также его жена – сейчас она его бывшая жена, но по-прежнему полноправный деловой партнер, – и, конечно же, служащие высокого ранга в «Дарвине» тоже знали. И главный бухгалтер – он-то не мог не знать, потому что Джордж хоть и умел писать от руки романы, но у него были некоторые проблемы с росписью на обратной стороне чеков. Знали, разумеется и в Налоговом управлении. Потому мы с Лиз и ждали около полутора лет, когда же кто-нибудь накроет наш балаган. Этого не случилось. Думаю, это просто слепое везение, и единственное доказательство тому – когда вы не сомневаетесь, что кто-то непременно должен болтнуть, все держат язык за зубами.
И все держали язык за зубами последующие десять лет, за которые неуловимый мистер Старк, гораздо более плодовитый писатель, чем другая его половина, опубликовал еще три романа. Ни один из них не имел того феерического успеха, что был у «Способа Машины», но все они уверенно протоптали дорожку к верхушке списка бестселлеров.
После долгой, задумчивой паузы Бюмонт начинает рассказывать, почему он все-таки решил в конце концов раскрыть столь выгодный секрет.
– Не нужно забывать, что Джордж Старк был человеком всего лишь на бумаге. Долгое время он доставлял мне удовольствие, и… черт возьми, парень делал деньги. Я называл его своим печатным станком. Одно сознание того, что я могу бросить преподавание, если захочу, и жить припеваючи, давало мне потрясающее ощущение свободы. Но я хотел снова писать свои собственные книги, а там Старку сказать было нечего – вот и все. И все это очень просто. Я сам знал это, знала Лиз, знал мой агент и, думаю… даже издатель Джорджа в «Дарвин пресс» это знал. Но если бы я продолжал держать все в секрете, желание написать еще один роман Джорджа Старка в конце концов одолело бы меня. Я точно так же подвластен сладкому зову сирен, поющих о звонкой монете, как и любой другой человек. Единственный выход был – забить ему кол в сердце раз и навсегда. Другими словами, вынести все на публику. Что я-и сделал. Что я, между прочим, делаю и сейчас.
Едва заметно улыбнувшись, Тэд оторвался от статьи. Вдруг все его изумление от ненатуральности, надуманности фотографий в «Пипле» показалось ему наигранным и даже ханжеским. Ведь не только фотокорреспонденты порой устраивали все именно так, как того ждал и хотел увидеть читатель. В той или иной степени это, по-видимому, делают и все те, у кого берут интервью. И возможно, у него-то это получается лучше, чем у некоторых – ведь он как-никак романист, а… а романист – это малый, которому платят за то, что он рассказывает байки. И чем больше он врет, тем лучше ему платят.
Там Старку сказать было нечего. И все это очень просто.
Как точно.
Как победно звучит.
Какое дерьмо!
– Детка?
– Мм-м? – она как раз пыталась вытереть мордашку Уэнди.
Уэнди эта процедура не нравилась, она упорно отворачивала свое маленькое личико, что-то недовольно бормоча, а Лиз продолжала терпеливо ловить его салфеткой. Тэд подумал, что рано или поздно его жена добьется своего, хотя и не исключено, что устанет первая. Похоже, Уэнди тоже не исключала такую возможность.
– Может, мы зря наврали о роли Клаусона во всем этом?
– Мы не врали, Тэд. Мы просто не упоминали его имени.
– Он просто букашка, верно?
– Нет, дорогой.
– Не букашка?
– Нет, – безмятежно сказала Лиз. Она начала вытирать мордашку Уильяму. – Он маленький, грязный Ползоид.
Тэд чихнул.
– Ползоид?
– Точно. Ползоид.
– По-моему, я впервые слышу такое название.
– Я видела его в видеотеке на прошлой неделе, когда зашла в магазинчик на углу – искала, чтобы взять напрокат посмотреть. Там был фильм-ужастик, он так и назывался «Ползоиды». И я сразу подумала: как здорово, кто-то снял фильм про Фредерика Клаусона и его семейство. Надо рассказать Тэду. Но потом я забыла и только сейчас вспомнила.
– Значит, ты спокойна на этот счет?
– Более чем, – сказала она и ткнула рукой с салфеткой сначала в сторону Тэда, а потом на раскрытый журнал на столе. – Тэд, ты получаешь с этого свой кусок хлеба с маслом. «Пипл» получает свой. А Фредерик Клаусон получает шиш с маслом… Что он и заслужил.
– Благодарю, – сказал он.
– Не стоит. – Она пожала плечами. – Тэд, ты порой бываешь таким чувствительным.
– И в этом моя беда?
– Да. В этом – вся беда… Уильям! Ну, что ты, в самом деле! Тэд, если бы ты мне хоть чуть-чуть помог…
Тэд закрыл журнал, взял Уилла и понес его в детскую спальню следом за Лиз, несущей Уэнди. Пухлый малыш был теплым и приятно тяжелым; небрежно обвив ручонками шею Тэда, он таращился на все вокруг по своему обыкновению с огромным интересом. Лиз положила Уэнди на ее столик для переодевания; Тэд положил Уилла на другой. Они заменили промокшие пеленки на сухие – у Лиз это получилось немного быстрее, чем у Тэда.
– Ладно, – сказал Тэд. – Мы побывали на страницах «Пипла» и хватит об этом. Верно?
– Да, – сказала она и улыбнулась. Что-то в этой улыбке показалось Тэду не совсем искренним, но он вспомнил собственный приступ довольно фальшивого смеха и решил оставить все, как есть. На него иногда накатывала странноватая неуверенность в довольно ясных и простых вещах – своего рода душевный аналог его физической неуклюжести, – и тогда он принимался пытать Лиз. Она редко ворчала на него из-за этого, но порой, когда это затягивалось, он замечал, как в ее глаза закрадывается усталость. Как она сказала? Тэд, ты порой бываешь таким чувствительным.
Он плотно заворачивал Уилла в пеленки, рукой придерживая малыша за радостно извивающийся животик, чтобы Уилл не скатился со стола и не разбился насмерть, чего он, кажется, изо всех сил добивался.
– Пиииррассфф! – крикнул Уилл.
– Ага, – согласился Тэд.
– Диидивооон! – прокричала Уэнди.
– И в этом есть резон, – кивнул Тэд.
– Хорошо, что он мертв, – вдруг вырвалось у Лиз.
Тэд поднял голову, на мгновение задумался, а потом кивнул. Оговаривать, кто именно этот «он», было не нужно, они оба знали.
– Да.
– Он мне не очень нравился.
Ничего себе – так высказаться о собственном муже, едва не отреагировал он, но промолчал. Ничего в этом не было странного – ведь она говорила не о нем. А метод письма Джорджа Старка не был единственным весомым различием между ними двумя.
