Текст книги "Книги Бахмана"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 73 (всего у книги 83 страниц)

– Это нормально, мистер Бюмонт, – он очень серьезно посмотрел на Тэда, и неожиданно Тэд вспомнил, что его зовут Харрисон. Как того, из «Битлов». Глупо, что он забыл. – Только не забывайте, что те люди в Нью-Йорке погибли от слишком большой дозы одиночества.

Да? А я думал, Филлис Майерс и Рик Коули погибли в обществе полицейских. Он хотел произнести это вслух, но не стал. В конце концов эти ребята лишь стараются выполнить свой долг.

– Расслабьтесь, патрульный Харрисон, – произнес он. – В здании сегодня так тихо, что можно услыхать даже идущего босиком.

– Ладно. Мы будем с той стороны холла, в этой, как-там-она-у-вас-называется?

– Общая комната.

– Точно.

Они ушли, а Тэд раскрыл папку с надписью: «Заявки на факультатив». Но мысли его упрямо возвращались к еле заметному, но явному подмигиванию Рауля Де-Лессепса. И к тому голосу внутри, который говорил ему, что он заступил за последнюю черту и перешел на темную сторону. Сторону, где обретались и разгуливали монстры.

4

Телефон стоял на столе и молчал.

Давай, подумал он, кладя папку с заявками на стол, рядом с его университетской Ай-Би-Эм-селектрик. Давай же, ну давай, я здесь, стою рядом с телефоном и его никто не прослушивает. Давай, Джордж, звони, трезвонь, стращай меня.

Но телефон стоял молча.

Он поймал себя на том, что разглядывает ящик, который был не частично опорожнен, а совершенно пуст. Машинально он вытащил из него все папки, а не только дела тех студентов, которые подали заявки на курс художественной литературы. Вытащил даже ксероксы тех, кто желал изучить преобразовательную грамматику – это, по меткому выражению Ноэма Чомски, Евангелие, переведенное Деканом Мертвой Трубки Раулем Де-Лессепсом.

Тэд подошел к двери и выглянул в коридор. Харрисон и Манчестер, стоя в дверях общей комнаты отдела, пили кофе. В их окорокоподобных кулаках здоровые кружки выглядели как декоративные чашечки. Тэд поднял руку. Харрисон махнул своей в ответ и спросил, долго ли он еще задержится здесь.

– Пять минут, – ответил Тэд, и оба полицейских кивнули.

Он вернулся к своему столу, отделил заявки на свои занятия от остальных бумаг и начал перекладывать последние обратно в ящик, делая это как можно медленнее, чтобы дать телефону время на звонок. Но телефон по-прежнему молчал. Он услышал один звонок где-то далеко внизу – трель его была приглушена закрытой дверью и вообще прозвучала как-то призрачно в необычной летней тишине здания. Может быть, Джордж набрал неправильный номер, подумал он и тут же издал смешок. Все оказалось проще – Джордж и не собирался звонить. Тэд просто ошибся, свалял дурака. У Джорджа явно был какой-то другой трюк в запасе. Чему тут удивляться? Трюки – specialite de la maison Джорджа Старка. И все же он был так уверен, так чертовски уверен, что…

– Таддеус?

Он подпрыгнул, едва не рассыпав содержимое последней полудюжины папок по полу. Уверившись в том, что они не выскользнут у него из рук, он обернулся. Прямо в двери стоял Рауль Де-Лессепс. Его огромная трубка всунулась в комнату, как горизонтально торчащий перископ.

– Извини, – сказал Тэд, – ты так неожиданно влетел, Рауль. Я в мыслях был за тысячу миль отсюда.

– Кто-то звонит тебе по моему телефону, – дружелюбно сообщил Рауль. – Наверно, неправильно набрал номер. Удачно вышло, что я еще не ушел.

Тэд ощутил медленные, тяжелые удары собственного сердца – словно в груди у него был спрятан барабан и кто-то начал со строго отмеренной силой бить в него.

– Да, – сказал Тэд. – Вышло очень удачно.

Рауль поднял на него взгляд. Голубые глаза под припухшими и слегка покрасневшими веками смотрели так живо-вопросительно, что взгляд получился почти грубым и совсем не соответствующим его веселому, болтливому, профессорско-рассеянному тону, которым он спросил:

– У тебя все в порядке, Таддеус?

Нет, Рауль, мысленно ответил Тэд. Все эти дни где-то бродит сумасшедший убийца, который отчасти – я сам, который может порой завладеть моим телом и заставить меня делать смешные штуки, например, втыкать в самого себя карандаши, и я считаю каждый день, когда мне удается не сойти с ума, своей маленькой победой. Но я не могу поделиться с тобой этой реальностью, никак не могу, дорогой мой приятель.

– В порядке? А почему что-то должно быть не в порядке? – проговорил он вслух.

– Кажется, я улавливаю слабый, но явственный запах иронии, а, Тэд?

– Ты ошибаешься.

– Правда? Почему же ты похож на оленя, попавшего в свет фар?

– Рауль…

– И тот человек, с которым я только что разговаривал, похож на продавца, с которым ты договариваешься о сделке по телефону лишь затем, чтобы избавиться от его личного визита к тебе домой.

– Ничего подобного, Рауль.

– Ну, хорошо, – произнес тот без особой убежденности.

Тэд вышел из своего кабинета и направился вниз по коридору к кабинету Рауля.

– Вы куда? – окликнул его сзади Харрисон.

– Кто-то позвонил мне в кабинет Рауля, – объяснил он. – Все номера здесь идут последовательно, и парень, наверно, по ошибке набрал не ту цифру.

– И как раз застал единственного находящегося здесь другого профессора? – скептически спросил Харрисон.

Тэд пожал плечами и продолжил свой путь.

Кабинет Рауля Де-Лессепса был уютным, неприбранным и все еще наполненным запахом его трубки – два года воздержания не перевешивали тридцати лет потакания своей привычке. Главное место занимала доска для метания стрел с пришпиленной к ней фотографией Рональда Рейгана. Огромный том «Американского фольклора» Франклина Баррингера лежал раскрытым на письменном столе. Телефонная трубка была снята и лежала на стопке голубых бланков. Тэд почувствовал, как прежний страх охватывает его, окутывает и сжимает его всего знакомой удушливой хваткой. Он повернул голову в полной уверенности, что сейчас увидит всех троих – Рауля, Харрисона и Манчестера, – выстроившихся в дверях, как воробьи на телеграфных проводах. Но дверной проем был пуст, а из коридора слышался мягкий шелест голоса Рауля. Он задержал сторожевых псов Тэда, и Тэд сомневался, что Рауль сделал это случайно.

Он поднял трубку и сказал:

– Привет, Джордж.

– Ты получил свою неделю, – произнес голос на другом конце провода. Это был голос Старка, но Тэду пришло в голову, что вряд ли голосовые отпечатки совпали бы так точно, будь они сняты с этого их разговора. Голос Старка был другим. Он стал грубым и хриплым, словно голос человека, слишком долго оравшего на каком-то спортивном матче. – Ты получил свою неделю. И ты палец о палец не ударил.

– Ты прав, – сказал Тэд. Ему стало жутко холодно и пришлось приложить все силы, чтобы не дрожать. Кажется, этот холод исходил от самого телефонного аппарата, просачиваясь сквозь дырочки наушника крошечными льдинками. Но он еще и здорово разозлился. – Я и не собираюсь этого делать, Джордж. Неделя, месяц, десять лет – мне все едино. Почему бы тебе не принять это? Ты мертв и мертвым останешься.

– Ты ошибаешься, старина. И если не хочешь ошибиться смертельно, давай начинай.

– Знаешь, как звучит твой голос, Джордж? – спросил Тэд. – Он звучит так, словно ты распадаешься. Вот почему ты хочешь, чтобы я снова стал писать, верно? Потеря спайки – так ты написал. С тобой происходит биологический распад, так? И осталось недолго до того, как ты просто развалишься на кусочки, как волшебная карета Золушки.

– Все это тебя не касается, Тэд, – ответил хриплый голос. От хриплого скрежета он переходил к шипящему звуку, похожему на ссыпающийся из фургона на мостовую гравий, потом сползал на скрипящий шепот – словно голосовые связки отказывались функционировать через каждые две-три фразы, – а потом снова возвращался к скрежету. – Все, что происходит со мной, это не твое дело. Для тебя это лишь повод отвлечься, дружок. Лучше берись за дело до ночи, или тебе придется очень пожалеть, сукин ты сын. И не одному тебе.

– Я не…

Щелк! Старк исчез. Секунду Тэд задумчиво смотрел на телефонную трубку, а потом положил ее на место. Когда он обернулся, то увидел стоявших в дверях Харрисона и Манчестера.

5

– Кто это был? – спросил Манчестер.

– Студент, – сказал Тэд. В этот момент он даже не отдавал себе отчет в том, почему лжет. Единственное, в чем он отдавал себе отчет, это в жутком предчувствии где-то глубоко внутри. – Просто студент, как я и предполагал.

– Откуда он знал, что вы здесь? – спросил Харрисон. – И как получилось, что он позвонил по телефону этого джентльмена?

– Сдаюсь, – покорно произнес Тэд. – Я тайный русский агент. А это на самом деле был мой связной. Сопротивления оказывать не стану.

Харрисон не разозлился – во всяком случае не показал вида. Тот усталый взгляд, каким он окинул Тэда был куда более красноречив, чем злость.

– Мистер Бюмонт, мы стараемся оказать помощь вам и вашей жене. Я понимаю, как чертовски неудобно иметь на хвосте несколько ребят, таскающихся за вами, куда бы вы ни пошли, но мы действительно стараемся вам помочь.

Тэд ощутил укол стыда, но… укол недостаточный, чтобы сказать правду. Поганое предчувствие не проходило – почти уверенность в том, что все будет плохо или что все уже очень плохо. И еще кое-что. Легкая дрожь прошла по коже. Какой-то ползучий зуд под кожей. Что-то слегка сдавило виски. Это были не воробьи; по крайней мере он не думал о них. Но все равно некий внутренний барометр, о существовании которого он и не подозревал, падал. Он испытывал такое чувство не впервые. Нечто похожее, хотя не такой силы, он ощущал на пути к магазинчику Дэйва восемь дней назад. Примерно то же он чувствовал, перебирая папки у себя в кабинете, – что-то вроде слабого нервного возбуждения.

Это Старк, подумал он. Каким-то образом он сейчас с тобой, в тебе. Он наблюдает. Если ты скажешь что-то не то, он узнает. И кто-то будет страдать.

– Простите, – сказал он и увидел, что Рауль Де-Лессепс стоит позади двух полицейских и наблюдает за ним своими спокойными глазами, в которых отражается любопытство и легкое беспокойство. Ему придется начать лгать сейчас, и ложь пришла ему на ум так легко и естественно, что, быть может, пронеслось у него в голове, ее вложил туда сам Старк. Он не был полностью уверен, что Рауль подыграет ему, но беспокоиться об этом уже поздно. – Я, видимо, уже на пределе.

– Можно понять, – кивнул Харрисон, – я просто хочу, чтобы вы помнили, мистер Бюмонт, мы – не враги вам.

– Парень, который звонил, знал, что я здесь, потому что он выходил из книжного магазина, как раз когда я подъезжал. Он хотел выяснить, буду ли я вести летний курс по художественной литературе. Факультетский телефонный справочник разделен по отделам, сотрудники каждого отдела записаны в алфавитном порядке. Шрифт там очень мелкий, это может подтвердить вам каждый, кто хоть раз пользовался справочником.

– Очень неудобная книжица, – согласился Рауль, возясь со своей трубкой. Оба полицейских на мгновение удивительно обернулись к нему. Рауль одарил их совиным взглядом и церемонным кивком.

– Рауль идет сразу за мной в списке, – сказал Тэд. – В этом году у нас нет ни одного сотрудника, чья фамилия была бы между нами, – он бросил быстрый взгляд на Рауля, но тот вертел в руках трубку, и все его внимание, казалось, было сосредоточено на обгоревшем черном мундштуке. Вот почему, – закончил Тэд, – мне всегда приходится отвечать на звонки к нему, а ему – на мои. Я объяснил этому парню, что ему не повезло: до осени я на отдыхе.

Итак, ему удалось. Он чувствовал, что, быть может, слегка переусердствовал в деталях, но главное заключалось в том, когда Харрисон и Манчестер подошли к двери кабинета Рауля и сколько им удалось расслышать. Студентам, желающим записаться на летний курс по литературе, обычно не говорят, что они переживают биологический распад и очень скоро развалятся на куски.

– Хотелось бы мне отдохнуть до осени, – вздохнул Манчестер. – Вы закончили ваши дела, мистер Бюмонт?

Тэд испустил незаметный вздох облегчения.

– Мне надо только положить на место папки, которые больше не понадобятся, – сказал он. И записку надо написать, записку секретарше, напомнил он себе.

– Да, и еще мне надо написать записку миссис Фентон, – услышал он собственный голос. Он понятия не имел, зачем говорит это, а знал лишь то, что он должен это сказать. – Она – секретарша английского отделения.

– Мы успеем выпить еще по чашке кофе? – спросил Манчестер.

– Конечно. И даже съесть печенье, если орды варваров хоть что-то оставили, – сказал Тэд. Чувствуя, что события вышли из-под контроля, что все идет не так – чем дальше, тем хуже, – вновь охватило его с уверенной силой. Оставить записку миссис Фентон? О, Господи Иисусе, это вообще смеху подобно. Рауль, наверно, подавился собственной трубкой.

Когда Тэд вышел из кабинета, Рауль спросил:

– Могу я поговорить с тобой минутку, Таддеус?

– Конечно, – сказал Тэд. Он хотел было попросить Харрисона и Манчестера оставить их наедине и сказать, что он скоро придет, но сообразил – с неохотой – что вряд ли стоит обращаться с такой просьбой, если хочешь избежать подозрений. Харрисон-то уж во всяком случае навострил свою антенну. Может, не на полную длину, но близко.

Как бы там ни было, но лучше просто промолчать. Когда он повернулся к Раулю, Харрисон и Манчестер неторопливо двинулись по коридору. Харрисон негромко сказал что-то своему напарнику, а потом встал в дверях общей комнаты, пока Манчестер отправился на поиски печенья. Харрисон держал Тэда и Рауля в поле своего зрения, но Тэд полагал, что они за пределами его слуха.

– Недурная была басня насчет факультетского справочника, – заметил Рауль, снова засунув в рот обгрызанный мундштук своей трубки. – Думаю, у тебя много общего с той девчонкой из «Открытого окна» – Саки, Таддеус… Оказывается, ты крупный специалист по пению романсов.

– Рауль, это не то, что ты думаешь.

– Я и понятия не имею, что это, – мягко сказал Рауль. – И хотя я не лишен простого человеческого любопытства, я не уверен, что, действительно, хотел бы знать.

Тэд слабо улыбнулся.

– Но в чем я совершенно уверен, это в том, что ты нарочно упустил Гонзо Тома Кэрролла. Он хоть и вышел на пенсию, но когда я последний раз листал факультетский справочник, его фамилия стояла как раз между нашими.

– Рауль, я лучше пойду.

– Действительно, – кивнул Рауль, – тебе же надо написать записку миссис Фентон.

Тэд почувствовал, как у него начинают гореть щеки. Алтея Фентон, работавшая секретаршей английского отделения с 1961 года, умерла в апреле от рака пищевода.

– Я задержал тебя лишь затем, – продолжал Рауль, – чтобы сказать, что я, кажется, отыскал для тебя то, чем ты интересовался. Про воробьев.

Тэд ощутил тяжелый толчок собственного сердца.

– Что ты имеешь в виду?

Рауль провел Тэда обратно в свой кабинет и взял в руки «Американский фольклор» Баррингера.

– Воробьи, гагары и особенно козодои – психопомы, – заявил он не без некоторого триумфа в голосе. – Я знал, что про козодоев что-то должно быть.

– Психопомы? – неуверенно переспросил Тэд.

– Это от греческого, – пояснил Рауль, – означает: те, кто ведут. В данном случае, это те, кто провожает человеческие души из страны живых в страну мертвых и обратно. Если верить Баррингеру, гагары и козодои – проводники живых, говорят, они собираются в местах, где вскоре должна произойти смерть. Они вовсе не несут дурного знамения. Их дело – сопровождать души недавно умерших к правильному месту в загробной жизни, – он пристально взглянул на Тэда. – Сборища воробьев куда более знаменательны, во всяком случае по Баррингеру. Говорят, что воробьи – проводники покойников.

– А это означает…

– А это означает, что их дело – сопровождать заблудшие души, стремящиеся попасть в страну живых. Другими словами, они – предвестники живых мертвецов.

Рауль вынул трубку изо рта и со значением взглянул на Тэда.

– Не знаю, в какой ситуации ты оказался, Таддеус, но, думаю, тебе следует соблюдать осторожность. Предельную осторожность. Ты похож на человека, попавшего в беду. Если я могу что-то для тебя сделать, пожалуйста, скажи.

– Я очень благодарен тебе, Рауль. Ты уже делаешь все, на что я мог только надеяться, тем, что просто держишь язык за зубами.

– Уж в этом ты нашел бы общий язык с моими студентами, – усмехнувшись, произнес Рауль, но в его теплом взгляде читалась тревога и забота. – Ты будешь осторожным?

– Постараюсь.

– Таддеус, но если эти люди следуют за тобой, чтобы помочь тебе в этом старании, быть может, разумнее было бы оказать им доверие.

Было бы замечательно, если бы он мог это сделать, но дело тут не в его доверии. Решись он и впрямь открыть рот, доверия ему они оказали бы очень мало. И даже если бы он действительно решился довериться Харрисону и Манчестеру настолько, чтобы поговорить с ними об этом, он все равно не посмел бы ничего сказать, пока у него под кожей не исчезнет это ползающее и сосущее чувство. Потому что Джордж Старк следит за ним. И потому что он преступил последнюю черту.

– Спасибо, Рауль.

Рауль кивнул, еще раз посоветовал ему быть осторожным и уселся за свой письменный стол.

Тэд вернулся к себе в кабинет.

6

И, конечно, мне нужно написать записку миссис Фентон, подумал Тэд.

Он перестал складывать в ящик оставшиеся папки, которые вытащил по ошибке, и взглянул на свою бежевую Ай-Би-Эм-селектрик. Совсем недавно его, словно под гипнозом, начало тянуть ко всем пишущим предметам, большим и маленьким. На прошлой неделе он не раз задумывался, нет ли внутри каждого из них своего отдельного варианта Тэда Бюмонта – вроде злых духов, выглядывающих из горлышек бутылок.

Я должен написать записку миссис Фентон.

Но в наше время, чтобы связаться с миссис Фентон, которая варила такой крепкий кофе, что, казалось, он выскочит из чашки и начнет бегать и прыгать, лучше воспользоваться не пишущей машинкой, а доской Оуиджа и… Почему он вообще произнес это? Никакой миссис Фентон у него и в мыслях не было.

Тэд сунул последнюю папку в ящик, закрыл его и взглянул на свою левую руку. Там, под повязкой, слой плоти между большим и указательным пальцами вдруг стал гореть и чесаться. Он потер руку о штанину, но от этого рука стала чесаться еще сильнее. А потом начала еще и пульсировать. Ощущение глубокого жара внутри нее усилилось.

Он глянул в окно кабинета.

Телеграфные провода на противоположной стороне бульвара Беннет были усеяны воробьями. Воробьи облепили крышу госпиталя, а пока он смотрел, новая стая приземлилась на один из теннисных кортов.

Казалось, они все смотрят на него.

Психопомы, подумал он. Вестники живых мертвецов.

Стая воробьев, как циклон, слетела с деревьев и опустилась на крышу Беннет-Холла.

– Нет, – дрожащим голосом прошептал Тэд. Его спина покрылась гусиной кожей. Рука горела и чесалась.

Пишущая машинка.

Он мог избавиться от воробьев и от безумной, обжигающей чесотки только с ее помощью.

Я должен написать записку миссис Фентон, стучало в висках.

Лучше берись за дело до ночи, или тебе придется очень пожалеть, сукин ты сын. И не одному тебе.

Скребущее, ползущее ощущение под кожей усилилось. Оно волнами исходило из раны в руке. Глазные яблоки, казалось, пульсировали в такт с этими волнами. А своим внутренним, мысленным взором он увидел воробьев: то была риджуэйская часть Бергенфилда; Риджуэй под мягким, белым весенним солнцем; 1960-й год; весь мир словно вымер, кроме этих жутких самых простых и обычных птиц, этих психопом, и стоило ему разглядеть их получше, как они все, словно по команде, взвились в воздух. Небо потемнело от их огромной колышущейся массы. Воробьи снова летали.

За окном кабинета Тэда воробьи, сидящие на проводах, на крыше госпиталя и на крыше Беннет-Холла разом взлетели с громким хлопаньем крыльев. Несколько студентов, гуляющих на площади, остановились и проводили взглядами взмывшие стаи птиц, исчезающие на западе.

Тэд этого не видел. Он не видел ничего, кроме страны его детства, каким-то образом превратившейся в тусклую, мертвую страну забытья. Он сидел перед пишущей машинкой, все глубже и глубже погружаясь в сумерки транса. И все же одна мысль оставалась ясной. Старая лиса Джордж мог заставить его сесть и начать нажимать клавиши Ай-Би-Эм, это – да, но что бы там ни было, он не станет писать книгу, и… если он удержится от этого, старая лиса Джордж или распадется на части, или просто-напросто сгинет, как пламя задутой свечки. Это он знал точно. Это он чувствовал.

Его рука теперь, казалось, билась в судороге, и он чувствовал, что если бы он мог ее видеть, она выглядела бы, как лапка персонажа мультиков – может быть, Братца Волка, – которого ударили кувалдой. То была не боль, а скорее ощущение, что я-вот-вот-сойду-с-ума, – такое бывает, когда начинает чесаться место, до которого никак не можешь дотянуться. Чешется не поверхность, а где-то глубже, и чешется так, что приходится стискивать зубы.

Но даже это ощущение казалось далеким и неважным теперь, когда он сидел за пишущей машинкой.

7

В тот момент, когда он включил машинку, чесотка исчезла, и… вместе с ней исчезло и видение воробьев.

Однако транс продолжался, и в центре его существовало какое-то четкое повеление: что-то необходимо было написать, и он ощущал, как все его тело вопиет ему же, чтобы он начал это делать, сделал и наконец покончил с этим. В каком-то смысле это было гораздо хуже, чем видение воробьев или чешущаяся ладонь. Эта чесотка исходила из самых глубин его сознания.

Он заправил в машинку лист бумаги и на мгновение замер, ощутив себя страшно далеким и потерянным. Потом он опустил пальцы в исходную позицию для печатания вслепую – на средний ряд клавиш, – хотя бросил печатать вслепую много лет назад. Пальцы дрогнули, а потом убрались – все, кроме указательных. Оказывается, Джордж Старк печатал точно так же, как и сам Тэд, – по-любительски, двумя пальцами. Ну, разумеется, – ведь машинка не была его стихией.

Когда он двигал пальцами левой руки, возникал отдаленный отзвук боли – и только. Его указательные пальцы печатали медленно, но потребовалось очень немного времени, чтобы на белом листе появилась фраза. Она была сухой и предельно краткой. Печатающий «шарик» повертелся и оттиснул прописными готическими буквами пять слов:

УГАДАЙ, ОТКУДА Я ЗВОНИЛ, ТЭД?

Неожиданно к нему вернулось зрение и окружающая реальность предстала перед ним в резком фокусе. Никогда в жизни он не испытывал подобного отчаяния и ужаса. О, Господи, ну конечно, это было так ясно, так очевидно.

Сукин сын звонил из моего дома! Он схватил Лиз и близнецов!

Тэд начал вставать из-за стола, не имея понятия, куда намерен идти. Он даже не отдавал себе отчет в том, что встает, пока рука не полыхнула больно, как тлеющий факел, которым резко взмахнули в воздухе, чтобы вызвать яркую вспышку огня. Он оскалил зубы и испустил глухой стон, потом рухнул обратно в кресло, за пишущую машинку, и… Не успел он осознать, что происходит, как его пальцы вновь легли на клавиши и стали нажимать их.

На этот раз шесть слов:

ПОПРОБУЙ СКАЗАТЬ КОМУ-НИБУДЬ, И ОНИ ПОКОЙНИКИ.

Он тупо уставился на написанное. Как только он отстучал последнее «И», вдруг все как отрезало – словно он был электрической лампочкой и кто-то выдернул штепсель из розетки. Ни боли в руке, ни чесотки. Ни неприятного ощущения ползания под кожей.

Птицы исчезли. Пропало смутное ощущение оцепенения. С ним пропал и Старк.

Разве он пропал в реальной жизни? Нет, не пропал. Пока Тэда не было, Старк завладел его домом. Двое патрульных штата Мэн оставались наблюдать за ним, но это не имело никакого значения. Он был просто дураком, полным кретином, если поверил, что несколько полицейских могут иметь хоть какое-то значение. Да хоть бы там была бригада зеленых беретов из группы «Дельта» – какая разница? Джордж Старк – не человек, он был чем-то вроде «тигра» – нацистского танка, лишь внешне принявшего человеческий облик.

– Как дела? – послышался у него за спиной голос Харрисона.

Тэд подпрыгнул, словно кто-то воткнул ему сзади в шею булавку, и… это заставило его вспомнить о Фредерике Клаусоне – да-да, Клаусоне, который влез туда, куда не надо и… рассказав то, что знает, подписал себе смертный приговор.

ПОПРОБУЙ СКАЗАТЬ КОМУ-НИБУДЬ, И ОНИ ПОКОЙНИКИ,

– бросилось ему в глаза на листе бумаги, заправленном в пишущую машинку.

Он протянул руку, вытащил лист и скомкал его. Проделывая это, он не стал оборачиваться, чтобы посмотреть, как близко от него стоит Харрисон, – обернуться было бы непростительной ошибкой. Он пытался выглядеть беззаботным, хотя чувствовал себя отнюдь не так. Ему казалось, что он сходит с ума. Он ждал, что Харрисон спросит, что он тут печатал и почему с такой поспешностью вытащил лист бумаги из машинки. Но Харрисон молчал, и тогда заговорил Тэд:

– Пожалуй, все, – сказал он. – Черт с ней, с запиской. В любом случае я верну эти бумаги раньше, чем миссис Фентон их хватится.

Это уж по крайней мере было чистой правдой, разве что Алтея Фентон решит спуститься с небес. Он встал, моля Бога, чтобы ноги его не подвели и не заставили рухнуть обратно в кресло. С облегчением он увидел, что Харрисон стоит в дверях и даже не смотрит на него. Секунду назад Тэд готов был поклясться, что тот дышит ему в затылок, но Харрисон жевал печенье, глядя мимо Тэда в окно на нескольких студентов, бредущих через лужайку.

– Ну и ну, – заметил полицейский, – это местечко и вправду вымерло.

Как вымрет, быть может, и моя семья, еще до того, как я вернусь домой, мысленно продолжил Тэд.

– Чего мы ждем? – спросил он Харрисона. – Можем идти.

– Неплохая мысль.

Тэд направился к двери. Харрисон с удивлением посмотрел на него.

– Елки-палки, – сказал он, – может и в самом деле в этих анекдотах про профессорскую рассеянность что-то есть.

Уставившись на него, Тэд нервно поморгал, потом перевел взгляд ниже и заметил, что все еще сжимает в руке смятый комок бумаги. Он бросил его в мусорную корзину, но нетвердая рука подвела. Комок ударился о край и отскочил на пол. Он хотел нагнуться и поднять комок, но Харрисон опередил его. Подняв бумажный шарик, он стал небрежно перебрасывать его из одной руки в другую.

– Вы хотите уйти без тех бумаг, за которыми приходили? – спросил он и ткнул пальцем в перетянутую красной резинкой пачку заявок на курсы художественной литературы, лежащую рядом с пишущей машинкой, а потом снова принялся перебрасывать комок смятой бумаги с двумя последними посланиями Старка из одной руки в другую – левая-правая, правая-левая, туда-сюда, – следя за ним глазами. Тэду были видна часть строки: «АТЬ КОМУ-НИБУДЬ, И ОНИ ПОКОЙНИКИ».

– Ах эти. Спасибо.

Тэд взял заявки и едва не уронил их. Сейчас Харрисон развернет комок. Он сделает это, и хотя Старк в данный момент не следит за ним – в этом Тэд почему-то был уверен, – скоро он вернется. А когда вернется, то узнает. А когда узнает, сделает с Лиз и близнецами что-то неописуемое.

– Не стоит, – Харрисон кинул комок в мусорную корзину. Тот прокатился почти по всему ободку и очутился внутри. – Два очка, – сказал он и вышел в холл, чтобы Тэд мог запереть дверь.

8

Он спустился по лестнице на первый этаж со своим полицейским эскортом за спиной. Рауль Де-Лессепс высунулся из своего кабинета и пожелал ему – на тот случай, если они больше не увидятся, – хорошо провести лето. Тэд пожелал ему того же тоном, который, по крайней мере на его слух, звучал вполне нормально. Он чувствовал себя так, словно двигается на автопилоте. Это чувство не покидало его до того момента, как он сел в свою машину. Бросив бумаги на сиденье рядом с собой, он вдруг заметил на другой стороне стоянки платный телефон-автомат.

– Я позвоню жене, – сказал он Харрисону, – спрошу, не нужно ли чего-нибудь купить.

– Сделали бы это наверху, – заметил Манчестер, – сэкономили бы четвертак.

– Забыл, – сказал Тэд, – наверно, в анекдотах о профессорах что-то все-таки есть.

Двое легавых довольно переглянулись и забрались в «плимут», где можно было включить кондиционер и наблюдать за Тэдом под струйками холодного воздуха.

Тэд чувствовал себя так, словно все его нутро было набито толченым стеклом. Он выудил четвертак из кармана и опустил его в прорезь. Рука у него дрожала, и вторую цифру он набрал неверно. Он повесил трубку, дождался, пока выскочит его четвертак, и попробовал еще раз. «Господи, – подумал он, – это как в ту ночь, когда умерла Мириам. Все снова, как в ту ночь».

Это было deja vu того сорта, без которого он вполне мог бы обойтись.

Со второй попытки он набрал номер правильно и так крепко прижал трубку к уху, что ему стало больно. Он постарался ослабить хватку. Нельзя, чтобы Харрисон и Манчестер заподозрили, что что-то не так – как бы там ни было, а этого допускать нельзя ни в коем случае. Но оказалось, мышцы заклинило и он просто не в силах их расслабить.

На первом же гудке Старк взял трубку:

– Тэд?

– Что ты с ними сделал? – слова выплюнулись, как сухие комки ваты. Издалека до Тэда доносились яростные вопли близнецов. Как ни странно, эти крики произвели на Тэда успокаивающий эффект. Это был не тот жуткий вопль, который издавала Уэнди, когда свалилась с лестницы: вопили от обиды, от злости, но не от боли.

Но Лиз… Где же Лиз?

– Ничегошеньки, – ответил Старк. – Как ты сам можешь слышать. Я не тронул ни единого волоска на их драгоценных головках. Пока.

– Лиз, – произнес Тэд. Его вдруг захлестнул дикий страх, словно его засосало в огромную воронку холодного омута.

– Да? Что – Лиз? – дразнящий тон прозвучал кошмаром, от которого не было спасения.

– Дай ей трубку! – рявкнул Тэд. – Если хочешь, чтобы я написал хоть одно распроклятое слово под твоим именем, дай ей трубку! – и часть его мозга, не затронутая даже столь жутким страхом и яростью, предупредила: следи за своим лицом, Тэд; ты стоишь в пол-оборота к легавым; так не орут в трубку, когда звонят домой, спросить жену, не нужно ли ей свежих яиц.

– Тэд! Старина! – в голосе Старка звучала обида, но Тэда не покидала твердая, непоколебимая уверенность, что сукин сын издевается. – Как же ты погано обо мне Думаешь, приятель. Это же просто низко, сынок! Охлади нутро, вот она.

– Тэд? Тэд, это ты? – Голос у нее был торопливый и испуганный, но без паники. Почти.

– Да. Родная, с тобой все в порядке? И с малышами?

– Да, мы в порядке. Мы… – последнее слово прозвучало неясно. Тэд слышал, как ублюдок что-то говорит ей, но не разобрал, что именно. Она сказала: «Да. Ладно» – и снова повернулась к трубке. Теперь она едва не рыдала. – Тэд, тебе придется сделать то, что он хочет.

– Да. Я знаю.

– Но он хочет, чтобы я сказала тебе, что ты не можешь это сделать здесь. Сюда скоро приедет полиция. Он… Тэд, он говорит, что убил тех двоих, которые следили за домом.

Тэд закрыл глаза.

– Я не знаю, как он это сделал, но он сказал, что убил, и… я… я верю ему, – теперь она действительно плакала. Стараясь сдержать слезы, зная, что это расстроит Тэда, и понимая, что если он расстроится, то может сделать что-то опасное. Он стиснул трубку, прижал к уху и постарался принять беззаботный вид.