Текст книги "Аквилон. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Саша Токсик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 53 страниц)

– Редкостная красавица, – добавил лодочник.

– Хочет найти способ, чтобы определить заражение…

– А уж как на вас смотрела…

«Тётя красивая!» – булькнула Капля.– «И действительно всё время на Данилу смотрит».

Я мысленно закатил глаза. Даже водяной дух туда же. Заговор какой‑то.

Добролюбов кашлянул:

– Волнов, опять ты за свое. Прекрати всех сватать.

– Да я ж просто отметил! – оправдался лодочник. – Молодые, увлечённые… душа радуется!

Я решил вернуть разговор в деловое русло, пока Волнов не начал подбирать имена для наших с Надей несуществующих детей:

– Суть в том, что доктор Светлова действительно работает над методом определения зараженной воды. И это может быть серьёзным подспорьем в вашем бизнесе, господин Добролюбов.

Купец посерьезнел, и я мысленно отметил, как быстро он переключается с личного на деловое.

– Каким образом?

– Представьте: покупатель может проверить воду прямо при покупке. Увидеть своими глазами, чистая она или нет. Никаких сомнений в качестве.

– Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, – Добролюбов покачал головой. – Если бы такое было возможно, кто‑то уже изобрел бы.

– Возможно, для этого нужен был свежий взгляд, – добавил я. – Человек со столичным образованием и современными знаниями.

И магический артефакт, созданный Архимагом, но об этом я, разумеется, умолчу. Пусть думают, что это чистая наука. Так проще.

– Допустим. Но как это работает? На чем основано?

– Этого я точно не знаю, – соврал я. – Но видел предварительные опыты. Вода действительно меняется при заражении.

Еще как меняется. Элементали начинают жрать друг друга как пираньи. Но это детали, которые лучше опустить.

Добролюбов задумался, потирая подбородок. Я наблюдал, как в его глазах борются азарт предпринимателя и природная осторожность.

– Мне нужны доказательства, что метод работает, – продолжил купец. – Реальные, наглядные доказательства.

– Справедливо. Могу устроить демонстрацию.

– Вот это другой разговор! – оживился он. – Покажете метод в деле, объясните принцип, докажете эффективность. Тогда поговорим. Я человек практичный. Готов вкладываться в полезные вещи, но не в воздушные замки.

Волнов не удержался от комментария:

– Матвей Семеныч, а представь, если это правда сработает! Мергель со своей грязной водой сразу вылетит с рынка!

Вот это правильный аргумент. Ничто так не мотивирует, как возможность уничтожить конкурента.

– Если сработает, – подчеркнул Добролюбов, но я заметил, как блеснули его глаза при мысли о разорении барона.

Он повернулся ко мне:

– Вот что, молодой человек. Устройте демонстрацию. Пригласите вашу… доктора Светлову. Пусть покажет и расскажет. Если убедит, буду думать о поддержке. Не обещаю финансирование сразу, но хотя бы рассмотрю возможность.

– Договорились.

– Ладно, господа, – с сожалением вздохнул Добролюбов, глядя на опустошенный стол. – Пора возвращаться к делам.

Я тоже встал, мысленно подводя итоги. Встреча прошла лучше, чем я ожидал. Камни продал, легенда про Черную яму сработала, даже интерес к проекту Нади сумел продвинуть. Можно считать утро продуктивным.

Мы спустились обратно к пристани. Солнце поднялось выше, разогнав остатки утреннего тумана.

Миновали основной склад, прошли мимо мастерской Кузьмича, откуда доносился звон металла и ругань. Видимо, механик все еще возился со своей турбиной. Я предполагал, что мы свернём в контору для расчёта, когда Добролюбов вдруг свернул к дальнему зданию.

– Идемте‑ка сюда, – позвал он.

Волнов хитро ухмыльнулся в бакенбарды, но промолчал. Они что, сговорились? Или я параноик? В прошлой жизни паранойя не раз спасала мне жизнь, так что пусть лучше буду параноиком.

Дальний склад был меньше основного, но чище. Никаких бочек с водой, только стеллажи вдоль стен. И на этих стеллажах…

– Вот, – Добролюбов обвел рукой помещение. – Полюбуйтесь Русалочьи камни. Двадцать штук, каждый размером с два кулака. Но тусклые, серые, мертвые. Как галька с берега, только дороже в сотни раз.

– Хотел к Крутовым везти, даже договорился уже. – продолжил купец, подходя к стеллажу. Взял один камень, повертел в руках. – А потом они цену подняли. Триста рублей за штуку!

– Грабеж, – согласился Волнов.

– Вот именно. За двадцать камней получается шесть тысяч! За зарядку!

Он положил камень обратно, повернулся ко мне. И я понял, что вот оно. Сейчас будет предложение, от которого невозможно отказаться. Классический купеческий прием. Сначала показать проблему, потом намекнуть на решение, а потом сделать вид, что идея пришла случайно.

– Вы говорите, в Черной яме можете заряжать камни? – спросил он как бы между прочим.

– Могу, – осторожно ответил я, хотя внутренне уже ликовал. Двадцать пустых камней! Это же идеальное прикрытие для магической практики!

– И сколько времени надо?

– Дня три‑четыре для полной зарядки. Зависит от течений и погоды.

Добролюбов прошелся вдоль стеллажей, трогая камни один за другим. Считал? Проверял? Или просто тянул время, обдумывая предложение?

– А цена? – наконец спросил он, не оборачиваясь.

Вот он, момент истины. Назови слишком много и отпугнешь. Слишком мало и не поверит, решит, что подвох.

– Двести рублей за камень при максимальной зарядке, – сказал я спокойно. – Это на треть дешевле, чем у Крутовых.

Добролюбов замер. Волнов затаил дыхание, забыв про свою трубку.

«Все замерли!» – прошептала Капля. – «Как рыбка перед червяком»

Точное сравнение, малышка. Сейчас решается, клюнет ли купец на наживку.

– Двести… – медленно повторил Добролюбов. – За такую концентрацию, как у того камня?

– Не могу гарантировать точно такую же. Черная яма непредсказуема. Но минимум в два раза мощнее стандартной зарядки Крутовых, это точно.

На самом деле я мог зарядить их хоть в десять раз мощнее. Но для этого придётся самому вмешиваться в структуру камней, а к такому знанию они еще не готовы.

Купец развернулся, и я увидел в его глазах тот блеск, который бывает у торговцев перед выгодной сделкой.

– Четыре тысячи за все двадцать?

– При полной предоплате получится три тысячи восемьсот, – неожиданно для себя сказал я. Откуда это? А, ну да, остатки памяти прошлой жизни.

Добролюбов усмехнулся:

– Три с половиной, и по рукам.

– Три шестьсот.

– По рукам!

Мы пожали руки. Волнов облегченно выдохнул и наконец‑то закурил свою многострадальную трубку.

– Когда сможете начать? – деловито спросил Добролюбов.

– Хоть сегодня. Но лучше завтра с утра. Подготовлюсь, спланирую маршрут.

– Договорились, транспорт у вас есть?

– Есть! – обрадовался Волнов, отчаянно подмигивая. – Можешь пользоваться лодкой, сколько надо!

Я смотрел на стеллажи с камнями и едва сдерживал улыбку. Теперь можно будет открыто «ездить в Черную яму», а на самом деле заряжать их в любом тихом месте. Идеальное прикрытие для магической деятельности. И деньги неплохие. И репутация. Все складывается как нельзя лучше.

«Данила хитрый‑хитрый! – восхитилась Капля. – Всех перехитрил»

«Это не хитрость, малышка. Это… тактический манёвр.»

«О! Капля запомнила! Это когда говоришь правду, но не всю! Как когда Капля говорит, что не брала блестяшку у дядьки‑рыбака! Капля просто нашла ее! На дне его лодки! Это тоже маневр?»

Кажется мой водный дух благодаря эмпатии учится даже слишком быстро.

– О чём задумался? – хлопнул меня по плечу радостный Волнов. – Пошли купюры считать!

* * *

Дмитрий Долгорукий сидел на жесткой койке и считал трещины на стене. Двадцать семь. Вчера было двадцать шесть две, но ночью появилась новая. Тонкая, как волос, от окна к углу. Может, это его взгляд прогрыз камень? Целую неделю он смотрел на эту чертову стену, изучил каждое пятно сырости, каждую неровность.

Неделю в этой клетке. Сто шестьдесят восемь часов. Он считал все. Трещины, часы, удары колокола на Соборной площади. Что еще делать, когда жизнь сузилась до четырех стен, вонючего ведра в углу и миски баланды два раза в день?

От былого лоска гвардейского офицера не осталось и следа. Мундир, некогда безупречный, висел на нем как на пугале. Золотые пуговицы потускнели, эполеты съехали набок. Щеки покрылись щетиной. Но хуже всего был взгляд. Потухший, как у дохлой рыбы. В нём больше не было той наглой уверенности, которая так нравилась женщинам и раздражала мужчин.

Дверь скрипнула. Долгорукий даже не поднял голову. Наверное, опять баланду принесли. Или ведро выносить. Все одно…

– Встать! – рявкнул тюремщик. – К тебе посетитель, твое благородие!

«Твоё благородие» прозвучало как плевок. Толстый охранник с красным носом алкоголика обожал издеваться над аристократом. Но сейчас в его голосе слышалось что‑то новое. Страх? Уважение?

В камеру вошел высокий худощавый мужчина в дорогом черном сюртуке. Граф Алексей Павлович Вердеревский собственной персоной. Двоюродный дядя по материнской линии.

Долгорукий узнал бы эту фигуру из тысячи. Прямой как палка. Седые виски, холеные усы с идеальным завитком. И глаза. Холодные, как у ящерицы. В детстве Митя боялся этих глаз больше, чем розог гувернера.

Граф брезгливо осмотрел камеру, морщась от запаха. Достал из кармана надушенный платок, приложил к носу. Охранник стоял навытяжку, как перед генералом. Еще бы. Вердеревский занимал пост в министерстве. Какой именно, Долгорукий точно не знал, но явно важный. Из тех постов, о которых не говорят вслух.

– Оставь нас, – коротко бросил граф.

– Но… инструкция… – начал было тюремщик.

Вердеревский даже не повернул головы. Просто молчал. Охранник попятился, споткнулся о порог, выскочил за дверь. Щелкнул замок.

Граф стоял, глядя на племянника.

– Ты выглядишь отвратительно, – констатировал он без всякого сочувствия.

Долгорукий попытался выпрямиться, пригладить волосы. Бесполезно.

– Дядюшка… я…

– Молчи. Я буду говорить, ты слушать. Кивни, если понял.

Долгорукий кивнул. В горле пересохло.

– Доказательства против тебя железные. Покушение на убийство при десятке свидетелей. Использование боевой магии в черте города. Разрушение городской собственности. Тот гидрант стоил казне триста рублей. И вишенка на торте. Связь с замужней женщиной.

Каждое слово било как пощечина. Долгорукий сжался, ссутулился.

– Семья не может открыто вмешаться, – продолжил Вердеревский тем же бесстрастным тоном. – Слишком громкий скандал. Газеты уже растрезвонили на всю империю. «Позор гвардии», «Падший офицер», «Любовный треугольник с покушением». Принято решение от тебя официально отречься. Теперь ты просто Дмитрий Николаев. Без титула, без состояния, без будущего.

Мир рухнул. Долгорукий упал на колени, вцепился в полы дядиного сюртука:

– Дядюшка! Умоляю! Я исправлюсь! Поступлю в колониальные войска! Уеду на край света! Куда угодно! Только помогите!

Вердеревский смотрел на него сверху вниз, как энтомолог на жука:

– Патетично. И бесполезно. Но… есть один выход.

Долгорукий поднял голову, в потухших глазах мелькнула надежда:

– Какой? Я все сделаю!

– Главный свидетель должен исчезнуть до суда.

Тишина. За стеной кто‑то кашлял. Надрывно, больно.

– Но… как? – выдавил Долгорукий. – Я же здесь! Под стражей!

Вердеревский отряхнул невидимую пыль с рукава:

– Это твои проблемы. У тебя есть друзья снаружи. Точнее, были. Некоторые еще помнят твое существование. Используй их.

– Но как я передам им весточку? Меня же не выпускают!

Граф кивнул на зарешеченное окно под потолком:

– Человек с воображением найдет способ. Человек без воображения отправится на каторгу. Двадцать лет минимум. За полярным кругом. Знаешь, какая там зима? Минус пятьдесят. Пальцы отмерзают за минуту.

Он направился к двери, постучал тростью. Охранник тут же отпер.

У порога Вердеревский обернулся:

– До суда неделя. Не разочаруй семью окончательно. Хотя… ты уже разочаровал. Просто не усугубляй.

Дверь захлопнулась. Долгорукий остался сидеть на полу посреди камеры.

Неделя. Семь дней.

Сто шестьдесят восемь часов до суда.

Или до свободы.

Или до смерти человека по имени Данила Ключевский.

Глава 7

Я прошелся вдоль стеллажей, беря камни один за другим. Тяжелые, холодные. Структура плотная, без явных дефектов. Большинство годились для мощной зарядки. Но два…

Провел пальцем по поверхности одного. Еле заметная линия, тоньше волоса, змеилась от края к центру. На втором такая же, только с другой стороны. Обычный человек никогда не заметит. Но для мага, это было как красная тряпка для быка.

«Ой, камушки больные!» – Капля плескалась неподалёку, но видела всё моими глазами.

– Эти два придется отложить, – сказал я, ставя бракованные камни отдельно. – Микротрещины. При мощной зарядке разлетятся на осколки.

Кузьмич материализовался возле стеллажа так внезапно, что Волнов подпрыгнул от неожиданности.

– Где трещины? – он бросился к отложенным камням, схватил один, поднес к самому носу. – Где? Я каждый проверял! Где⁈

Я показал едва видимую линию. Кузьмич присвистнул, потом достал из кармана лупу, снова присвистнул.

– Мать честная! Как ниточка! Я бы в жизни не заметил! Это ж надо какой глаз!

– Профессиональная привычка, – пожал я плечами.

На самом деле я их не видел. Я их чувствовал. Магическое зрение показывало структуру камня как рентген показывает кости. Но объяснять это было бы… неуместно.

Добролюбов наблюдал за процессом с нескрываемым интересом.

– Десять камней для первой партии хватит? – спросил он, переходя к делу. – Если качество устроит, возьмете остальные восемь.

Кузьмич тем временем уже тащил деревянный ящик. Обитый изнутри тканью, с бронзовыми уголками и массивным замком. Укладывал камни как яйца в корзину, перекладывая каждый слой мягкой ветошью.

Я наблюдал за его работой и обдумывал момент. Сейчас Добролюбов предложит условия. Стандартные купеческие условия. Аванс, сроки, штрафы за просрочку. Бумаги всякие подписывать. Но можно сыграть на опережение.

– Матвей Семеныч, – заговорил я, пока Кузьмич возился с упаковкой. – Черная яма непредсказуема. Водовороты, аномалия, всякое случается. Я предлагаю оставить залог за полную стоимость этих десяти камней. Если что‑то пойдет не так, вы не потеряете деньги.

Эффект превзошел ожидания.

Волнов закашлялся так, что дым пошел через уши.

– Ты что, парень, спятил? – прохрипел он, отдышавшись.

Добролюбов медленно опустил камень, который держал. Прошел к окну, постоял, глядя на канал. Обернулся. В серых глазах плясали смешанные чувства. Удивление, подозрение, и что‑то еще… уважение?

– За тридцать лет в торговле, – медленно произнес он, – я встречал разных людей. Но чтобы человек сам предложил залог… Это впервые.

Он подошел ко мне, встал напротив. Изучающий взгляд, словно пытался прочитать мысли.

– Почему?

– Потому что я хочу долгосрочного сотрудничества, – ответил я просто. – Разовая нажива или постоянный доход? Я выбираю второе. А для этого нужно доверие. Доверие строится на честности.

Добролюбов хмыкнул. Потом неожиданно улыбнулся. Не той вежливой купеческой улыбкой, которую надевают для клиентов, а настоящей.

– Пойдем в контору, рассчитываться будем.

Контора после склада показалась душной. Добролюбов обошел стол, достал из жилетного кармана связку ключей. Выбрал самый большой, с затейливой бородкой. Отпер сейф в углу. Массивный, в человеческий рост, с двойными дверцами.

Фабрикант извлек гроссбух, положил на стол. Раскрыл на чистой странице, взял перо.

– Записываю, – объявил он. – Девятнадцать заряженных камней. Крупные пять штук, по три тысячи. Пятнадцать тысяч. Остальные четырнадцать…

Мы принялись торговаться камни, пошли по цене от пятисот до тысячи, в зависимости от размера. Итоге на них я выручил двенадцать тысяч.

– Итого двадцать семь тысяч за камни, – провозгласил Добролюбов.

Волнов присвистнул. Кузьмич перестал ковыряться в своей железке и уставился на купца.

– Аванс за зарядку десяти камней, – продолжал Добролюбов, выводя цифры красивым почерком. – По двести за камень, как вы предложили. Две тысячи. Вы обещали скидочку, так что тысячу восемьсот. Итого причитается двадцать восемь тысяч восемьсот.

Он начал отсчитывать купюры. Делал это методично, раскладывая по номиналам. Сотенные отдельно, полусотенные отдельно, десятки и пятерки тоже.

– Пятнадцать тысяч… шестнадцать… семнадцать…

«Ой, сколько бумажек!» – Капля высунулась из щели в половицах. – «Зачем Даниле столько? Они не блестящие, просто нарисованные картинки!»

«Люди меняют эти бумажки на еду и вещи».

«Глупые люди! Лучше бы блестяшки собирали! Блестяшки красивее!»

– Принимайте.

Добролюбов пододвинул деньги ко мне. Я не стал пересчитывать.

– Теперь залог, – сказал я, отсчитывая от полученной суммы. – Десять камней первой партии, примерно по две тысячи за камень. Двадцать тысяч залога.

Деньги перекочевали обратно через стол. Добролюбов кивнул, убрал в сейф.

Итого у меня осталось восемь тысяч восемьсот рублей. Неплохо, учитывая что я смогу вернуть залог буквально через несколько дней.

Добролюбов встал, протянул руку. Рукопожатие было крепким, основательным.

– Четыре дня, Данила. Если справитесь с первой партией, остальные восемь тоже ваши. Условия те же.

– Справлюсь.

– Кузьмич проверит каждый на приборе. Минимум сто пятьдесят единиц, как обещали.

– Будет больше.

Добролюбов прищурился, но промолчал. Мы вышли из конторы. Кузьмич потащил ящик к лодке Волнова, кряхтя и ругаясь вполголоса на тяжесть. А мы с фабрикантом на этом распрощались.

* * *

Лодка отчалила от пристани мягко, почти беззвучно. Только легкий всплеск, когда Волнов оттолкнулся багром. Ящик с камнями устроился на дне между скамейками, накрытый брезентом. Со стороны обычный груз, ничего примечательного.

Я сел на нос, доставая из внутреннего кармана пачку купюр. Восемь с лишним тысяч. Неплохая сумма, но Волнов честно заработал свою долю. Десять процентов от полученного, это восемьсот восемьдесят рублей.

– Это вам, Иван Петрович. Как договаривались.

Волнов обернулся от рычага управления, увидел протянутые деньги. Покачал головой.

– Погоди, Данила. Ты же только что двадцать тысяч в залог оставил.

– Уговор есть уговор. Десять процентов с полученного.

– Не многовато ли? – усомнился он. – За то, что свел с человеком!

– За то, что свели с нужным человеком в нужное время, – поправил я. – И поручились за меня своей репутацией. Это дорогого стоит.

Волнов взял деньги с таким выражением лица, словно они могли в любой момент превратиться в осенние листья. Пересчитал дважды. Аккуратно сложил, спрятал во внутренний карман, застегнул на все пуговицы.

– Я за четыре месяца столько не зарабатываю, – произнес он благоговейно. – Даже за пять.

Лодка плыла по каналу размеренно. Утренний деловой поток уже схлынул, до обеденного еще далеко.

– Знаешь, что я сделаю? – Волнов оживился, выруливая в боковой канал. – Куплю кольцо! Настоящее, золотое! С камушком!

Он перекладывал рычаг управления из руки в руку, жестикулируя свободной.

– И костюм справлю. Приличный, из английского сукна. В лавке Морозова видел, темно‑синий, в тонкую полоску. Сто двадцать рублей стоит, дороговато думал. А теперь могу!

Мимо проплыл пустой паром. Паромщик сидел на корме, удил рыбу прямо на ходу. Поймать что‑то в городском канале затея сомнительная, но человеку явно было скучно.

– И в ресторацию поведу! – продолжал мечтать Волнов. – В «Золотого карася»! Там отдельные кабинеты есть, для приличной публики. Закажу осетрину под белым соусом. Глаша осетрину любит, сама говорила.

Пока он расписывал план покорения сердца поварихи, я разглядывал ящик с камнями. Десять штук, и всего четыре дня. При моем нынешнем уровне, Мастер третьего ранга, теоретически мог бы зарядить два‑три камня в день. Но это означало бы полное истощение к вечеру. А мне еще нужны силы на другие дела.

– Женщины, Данила, они как вода, – философствовал тем временем Волнов. – Течет себе мимо, спокойная такая. А потом раз, водоворотом закрутит, и уже не выберешься!

Слово «водоворот» внезапно разбудило в голове идеи. После прорыва у меня появился «Гарпун». Заклинание для быстрого поглощения энергии водных существ. Изначально оно предназначалось для боя, для ослабления противника. Но можно использовать и для «подзарядки».

Без магов воды некому контролировать диких элементалей. За столетия они наверняка расплодились в тихих заводях, в старых колодцах, в заброшенных водоемах. То, что простые люди называют «нехорошими местами».

– Видел, как она покраснела? – продолжал Волнов, не замечая моей улыбки. – Это прогресс! Определенный прогресс! В прошлый раз она вообще убегала, как только я появлялся. А сегодня целых пять минут выдержала!

Впереди показалась пристань проката. Волнов причалил мастерски, даже не глядя. Многолетняя привычка.

– Лодку оставляю тебе в пользование, – объявил он, помогая вытащить ящик. – Бесплатно! И не спорь! Это дело принципа.

Крепко пожал мне руку обеими ладонями, долго тряс.

– Спасибо, Данила. За честность. Редкость это в наше время, ох редкость. Если что понадобится, обращайся. Хоть днем, хоть ночью!

Я кивнул, взвалил ящик на плечо. Тяжелый. Килограммов двадцать, не меньше. Но нести недалеко, до лавки Золотова, где можно временно оставить в сейфе. Хотя по дороге стоит еще в библиотеку заглянуть.

– И Данила! – крикнул вслед Волнов. – Осторожнее там, в Черной яме! Лодку береги!

Я обернулся, усмехнулся. Волнов в своем репертуаре.

* * *

Грохот упавших книг я услышал еще на лестнице. Следом донеслась ругань – приглушенная, но на удивление изобретательная. Что‑то про недоумков, которые не способны отличить историю от географии, и про руки, растущие из одного места.

Я ускорил шаг. Картина, открывшаяся в дальнем проходе между стеллажами, стоила того, чтобы ее запечатлеть для потомков. Кирилл Матвеевич, обычно солидный и степенный, балансировал на самой верхушке стремянки, которая выглядела старше здания библиотеки. Одной рукой он цеплялся за край полки, другой тянулся к толстому тому, застрявшему между другими книгами.

– Какой кретин… – бормотал он, не стесняясь в выражениях, – засунул труды Мельникова… на историческую полку… Это ж краеведение!

Стремянка покачнулась. Дерево жалобно скрипнуло.

Внизу парень в гимназической форме вцепился в шаткую конструкцию обеими руками. На лбу блестели капельки пота, хотя в зале было прохладно.

– Дядя Кирилл, умоляю! Слезьте! Я сам достану!

– Не достанешь! – огрызнулся библиотекарь, делая еще одну попытку. – У тебя руки короткие! И вообще, почти дотянулся!

Стремянка качнулась так, что верхние книги на соседней полке задрожали. Одна даже выдвинулась на край, готовая последовать примеру своих упавших собратьев.

Я быстро подошел, перехватил стремянку с другой стороны.

Кирилл Матвеевич обернулся посмотреть на подмогу.

– А, господин Ключевский! Вовремя! Митя хороший мальчик, но хлипковат. Гимназическое образование мышцы не развивает.

– Я вообще‑то не хлипкий! – обиделся парень. – Просто лестница старая.

– Плохому танцору всегда что‑то мешает, – парировал дядя, наконец ухватив нужную книгу. – Есть! Попался, голубчик!

Он победно выдернул том. Слишком резко. Стремянка опасно накренилась, Кирилл Матвеевич взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие. Книга полетела вниз. Митя бросился ловить, то ли дядю, то ли книгу. В результате не поймал ни то, ни другое.

Том «История купеческих родов Озерного края» грохнулся на пол, раскрывшись ровно посередине. Страницы зашелестели от сквозняка.

– Вот теперь можно спускаться, – заметил я, крепче удерживая стремянку.

Кирилл Матвеевич спустился с достоинством римского сенатора, сходящего с трибуны. Отряхнул жилет, поправил очки, пригладил волосы. Только потом поднял книгу, осмотрел на предмет повреждений.

– Цела, слава богу. Профессор из Университета не простил бы. Митя, отнеси в контору, упакуешь для отправки. И аккуратно! Это не учебник арифметики!

Гимназист взял том двумя руками, поморщился.

– Тяжелая зараза. Кто вообще пишет такие кирпичи?

– Люди, у которых есть что сказать, – отрезал дядя. – В отличие от современных писак, которые растягивают одну мысль на двенадцать томов. Иди уже!

Митя побрел к выходу, бормоча что‑то про эксплуатацию детского труда и нарушение прав учащихся.

Кирилл Матвеевич тем временем отставил стремянку к стене, критически ее осмотрел.

– Сто лет ей, наверное. Еще мой предшественник пользовался. Скрипит, шатается, но держит. Так что вас привело, господин Ключевский? Редко встретишь у молодёжи подобную тягу к знаниям, как у вас. Разве что в сессию.

– Местный фольклор, – ответил я. – Предания, легенды. И газетные заметки о происшествиях на воде за последние лет десять‑пятнадцать.

Библиотекарь почесал подбородок. На манжете остался след книжной пыли.

– Фольклор… Происшествия на воде… Специфическое сочетание. Статью пишете? Или диссертацию?

– Исследование. Для личных целей.

– Ага, личные цели, – хмыкнул он. – У нас тут все для личных целей исследуют. На прошлой неделе барышня из института искала материалы о русалках. Тоже для личных целей. Оказалось, роман пишет. «Истинная для Тритона», представляете?

Он направился к каталожным ящикам – длинному ряду деревянных коробок с медными ручками. Каждая размером с обувную коробку, набитая карточками.

– Так, фольклор у нас… – он выдвинул ящик с буквами «Е‑З», быстро перебирая карточки. Пальцы мелькали с ловкостью карточного шулера. – Есть. «Сказания Озерного края» Мельникова, издание восемьдесят седьмого года. «Народные былины и поверья», сборник без указания составителя. «Легенды о водяных и русалках», это вообще детская книжка, но на этнографическом материале.

Он выписывал шифры на клочке бумаги. Почерк неразборчивый, как у всех библиотекарей.

– А газеты в подвале. Митя!

Никакой реакции.

– Митя, оглох что ли⁈

Из‑за двери высунулась взъерошенная голова племянника.

– Я книгу упаковываю! Вы же сказали аккуратно!

– Упаковывай быстрее и спускайся в архив. Принесешь подшивки «Озерных ведомостей» за… – он посмотрел на меня вопросительно.

– За последние пятнадцать лет будет достаточно.

– Слышал? За пятнадцать лет. И «Синеозерского вестника» тоже.

Митя простонал.

– Это же целая гора! Я надорвусь!

– Вот и мышцы накачаешь. Две пользы сразу.

Пока племянник топал в подвал, бурча вполголоса, Кирилл Матвеевич притащил стопку книг. Поставил на стол с глухим стуком.

– Начните с этой, – он выдернул из середины стопки потрепанный том. – «Гиблые воды Озерного края». Автор, некто Федор Васнецов, сам чуть не утонул в трех разных местах. Описывает очень… живописно.

Книга выглядела так, словно ее читали сотни раз. Кожаный переплет потрескался, углы обтрепались. На корешке еле различимое золотое тиснение. Внутри – пожелтевшие страницы с неровными краями, старый шрифт с длинными «ятями» и твердыми знаками.

Оглавление читалось как путеводитель самоубийцы: «Синяя дыра, или Мѣсто, гдѣ вода тянетъ внизъ», «Озеро Глухое и сокрытыя въ немъ тайны», «Бабій затонъ – омутъ для молодыхъ жениховъ», «Черная яма – врата въ преисподнюю».

Я открыл главу о Синей дыре. Васнецов писал витиевато, но образно:

«Въ полуденный часъ вода представляется взору обыкновенною, развѣ что цвѣтъ ея отдаетъ синевою необычайной глубины. Но едва солнце начнетъ склонятися къ закату, какъ изъ самой бездны подымается дивное свѣченіе, подобное сѣверному сіянію, заточенному подъ водною толщею. Мѣстные обыватели обходятъ сіе мѣсто за версту.»

Интересная информация. Свечение вполне может быть признаком энергии

Митя притащил первую охапку газет. Подшивки в картонных папках, перевязанные бечевкой.

– Это только за первые пять лет, – пропыхтел он, вываливая ношу на соседний стол. – Остальные сейчас принесу. Если не помру по дороге.

Я погрузился в чтение, пока парень таскал остальные подшивки. Газеты оказались золотой жилой. Регулярные заметки о происшествиях, часто с подробностями, которые Васнецов деликатно опускал.

«Загадочная гибель приезжего коммерсанта в Синей дыре» – Человек был опытным пловцом, нырнул за упавшей тростью, не вынырнул.

«Две жертвы озера Глухого» – Молодые люди решили искупаться в новолуние. Нашли только одежду на берегу.

«Бабий затон забрал восьмого» – прошлый год. И снова молодой мужчина, недавно женившийся.

Закономерность была очевидна. Синяя дыра «работала» постоянно, независимо от времени суток и фазы луны. Озеро Глухое только в новолуние. Бабий затон выбирал исключительно женатых мужчин от двадцати до тридцати лет.

– Занимательное чтение? – Кирилл Матвеевич устроился напротив с чашкой чая.

– Более чем. Особенно закономерности.

Мне стало по‑настоящему интересно. Если элементаль достаточно силен, чтобы создавать постоянное свечение, то он накопил изрядную энергию. Как раз то, что нужно для зарядки камней. И для пополнения собственных резервов.

– Не вздумайте туда соваться, – Кирилл Матвеевич смотрел на меня поверх очков. – Вижу, как у вас глаза загорелись. Это же верная смерть.

– Я осторожный человек.

– Все так говорят. А потом их вылавливают. Или не вылавливают, что еще хуже.

В этот момент чарофон в кармане завибрировал. Вибрация была такой сильной, что зазвенела ложечка в блюдце.

– Простите, – я встал, отошел к окну.

Голос Золотова ворвался в ухо как набат:

– Данила! Господи, где вы⁈ Тут кошмар! Толпа! Человек тридцать, не меньше! Все ломятся в лавку, требуют найти их вещи!

* * *

Еще с улицы я услышал шум. Не просто шум – гвалт, как на базаре в разгар торговли. Только вместо «свежая рыба» и «яблоки, сладкие яблоки» доносилось:

– Мои запонки стоят больше!

– Я первый пришел!

– Это государственная собственность!

Толпа у входа в лавку напоминала осаждающую армию. Человек двадцать пять, не меньше. Прилично одетые господа толкались локтями как уличные мальчишки. Дамы в кружевах теснили друг друга зонтиками. Какой‑то молодой человек в рабочей куртке безуспешно пытался протиснуться через стену из бархатных спин.

Я протиснулся к двери, используя ящик с камнями как таран. Десять человек одновременно обернулись с надеждой.

– Вы из Бюро находок?

– Молодой человек, вы ныряльщик?

– Пропустите специалиста!

Внутри творилось нечто невообразимое.

Толстый господин в бархатной жилетке занял прилавок, разложив на нем какие‑то бумаги. Рядом тощий чиновник в форменном мундире стучал тростью по полу, требуя внимания. У стеллажа с фарфором застыла пожилая женщина в поношенном платье, прижимая к груди потертую сумочку. Она была единственной, кто не кричал.

– Господа! – попытался перекричать толпу Золотов. – Пожалуйста, по очереди!

– Какая очередь⁈ – взревел толстяк. – Мои запонки стоят три тысячи! Бриллианты!

– Моя печать важнее! – не остался в долгу чиновник. – Без нее я не могу заверять документы!

Молодой человек в рабочей куртке, который наконец протиснулся внутрь, отчаянно пытался что‑то объяснить, но его никто не слушал.

Я поставил ящик на пол, осмотрелся. На прилавке стоял медный поднос, тяжелый, основательный. Поднял его, ударил ребром по деревянной стойке.