Текст книги "Томный дух болотного зверя"
Автор книги: Роман Яньшин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 46 страниц)
Мужчина вынул из-за пазухи маленькую штучку, похожую на брелок автомобильной сигнализации.
– Кроме того, я могу программировать открывание и закрывание двери в ее электронных мозгах. На тот случай, если кому-то сюда надо придти, а я, скажем, буду в это время спать… Достаточно договориться с тем человеком заранее…
Нехорошие предчувствия наполнили душу девушки. Для чего так круто, с помощью хитроумного устройства, охранять подвальную комнату с извращенческими игрушками? Или это делается не для запирания подвала от постороннего вторжения, а чтобы удержать кого-то внутри комнаты?
Ира попыталась переключиться на что-либо более приятное.
– Ты, наверное, кучу времени потратил, собирая такую коллекцию! – воскликнула она, бросая мимолетный взгляд в сторону своего садиста – бородача.
– Гораздо больше его потребовалось… чтобы найти тебя… – произнес Георгий. – Ведь именно на тебе я хочу испытать все составляющие ее предметы – от первого до последнего, – по очереди.
Ира почувствовала, как бородач взял ее за руку, и настойчиво потянул к выступающему из бетона подвальной стены деревянному кресту, – тому самому, который попался ей на глаза в первую же секунду пребывания здесь.
Девушка позволила приковать себя кандалами к этой штуке и стала ожидать дальнейшего развития событий…
Георгий приблизился к одному из стеллажей, достал с его верхней полки нож и начал раздевать ее – медленно, грубо.
Ира глубоко вздохнула. Ее пульс участился и сладкая теплота прокатилась по телу. Она уже не первый раз замечала за собой, что стала откликаться на всю эту садо-мазохистскую ерунду. К примеру, если Георгий прикасался к ней, каким-нибудь предметом (а он очень редко дотрагивался до нее руками), это пробуждало в ее голове эротические образы. Во время порки, когда она лежала перед ним голая, ей было приятно осознавать демонстрацию своей наготы мужчине, устроенную по его приказу.
Но всех законов садо-мазохистских отношений, тем более главного из них, говорившего о полном подчинении одного человека другому, Ира пока не принимала и сомневалась, что примет это когда-либо вообще. На ее взгляд, пускаться во все тяжкие ради какого-то Георгия было весьма опрометчивым поступком. Она не собиралась провести с ним всю свою жизнь!
Нож срезал пуговицы с ее кофточки – одну за другой. Ира чувствовала опасную близость острого лезвия. За пуговицами последовала сама кофта.
Далее девушка лишилась джинсов, лифчика и трусиков. Они разрезались на кусочки: рю-ю-ють, и нет одного рукавчика, рю-ю-ють и нет второго, рю-ю-ють и ее груди обнажились, почувствовав прохладный воздух комнаты.
По опыту встреч с этим человеком, Ира знала, что раздевание такого рода, с режущими предметами, когда одежда полностью уничтожается, Георгий использует нечасто. Дело было даже не в деньгах, их у него куры не клевали и стоимость тряпок он ей, потом возмещал (плюс по-королевски доплачивал). Корень зла скрывался в том, что это его очень возбуждало.
Возбуждение у него плавно трансформировалось в желание доставить ей болезненные ощущения. Особый колорит сцене придавал страх Иры перед неизведанным, ибо она никогда не знала, чем тот станет ее истязать. И это добавляло еще одну порцию масла в огонь, раскаляющий до кипения котел извращенных страстей Георгия.
В данный момент Ира опять, внутренне содрогаясь от всяких страшных мыслей, ожидала претворения в жизнь новой фантазии ее садиста – бородача.
На этот раз неизведанным оказались две металлические клипсы с натянутой между ними цепочкой. Одну клипсу Георгий закрепил на соске ее правой груди, другую – на соске левой, и стал ждать.
Сначала Ира спокойно восприняла такое ноу-хау, однако, по истечении всего лишь каких-то мгновений ей уже стало некомфортно; клипсы давили и давили.
Вскоре она испуганно захлопала глазами от ощущения, будто из сжимавших ее соски «прищепок» выросли иглы.
Георгий стоял в стороне, наблюдая за происходящим алчным взглядом кота, добравшегося, до сметаны.
Наконец, Ира все-таки не выдержала и закричала. Мышцы ее груди затрепетали, а спина и руки выгнулись, подвластные сейчас только одному непреодолимому желанию – сбросить все это с себя и помассировать травмированные соски ладонями. Но руки, да и ноги тоже, прочно удерживались металлическими путами. Дерганье ими принесло лишь дополнительные страдания.
Ира зажмурилась и, собрав все свои силы, начала терпеть мучительную боль. Пот выступил у нее на лбу, щечки раскраснелись. От сосредоточенности, концентрации и предельного напряжения всего организма у девушки заложило в ушах, поэтому она даже не услышала шагов приближающегося Георгия.
Гера снял с нее клипсы, дав ей отдохнуть.
Переводя дух, Ира заметила одну большую странность в поведении бородача.
Тот весь дрожал и сжимался в комок, будто его вот-вот должен шибануть приступ эпилепсии. Мужчина закатил глаза и стоял так посреди комнаты, произнося нечленораздельные звуки.
Конечно, на все подобное он бурно реагировал и в Череповце. Однако сейчас с ним творилось нечто невообразимое.
От этого девушка готова была испугаться еще сильнее прежнего, но бородач вдруг пришел в себя и, очевидно, решив, что отдых закончен, прикрепил клипсы обратно…
И Ира опять корчилась, превозмогая боль и стоя перед ним распятая, обнаженная и беззащитная…
Когда Георгий окончательно удалил с нее инструменты пытки, хотя и не выпустил из кандалов, Ира думала, что на сегодня ужасы «подземелья» для нее закончены. Ох, как она ошибалась! Дальше было только хуже. Бородач выключил в подвале свет и удалился наверх, оставив ее в кромешной темноте одну, да еще привязанную к этому… столбу позора. Система закрывания двери опять сухо и громко хлопнула.
Ира, конечно, понимала, что большинство пар, то есть союзов мужчины и женщины, – брачных, не брачных, – без разницы, не так уж и благополучны, как может показаться на первый взгляд. Зачастую, один любит другого, а второй просто позволяет себя любить. Но бывает и намного, намного хуже. В обществе эти люди ведут себя хорошо, ни у кого и мысли не возникает, что они надели, образно выражаясь, маску, скрывающую их подлинную сущность, а за закрытыми шторами своей спальни подобные парочки могут вытворять такое, от чего волосы дыбом встанут!
Вместе со вспыхнувшим вдруг светом, у Иры мелькнул слабый лучик надежды на освобождение. Но, это, оказывается, Георгий привел Чуша. За собой бородач тащил небольшую клетку. Поставив ее на пол, он закинул туда порцию приманки, состоящую из аппетитно пахнущих сосисок, в результате чего, пес быстро оказался под замком. Обманутый и уязвленный, он обиженно смотрел на все вокруг через металлические прутья решетки, сам не понимая, как ему удалось так дешево купиться на элементарную хитрость.
– Что все это значит? – спросила Ира Георгия, прищурив уже отвыкшие от света глаза.
– Я подумал, тебе не помешает компания. Может, вместе вы не будете скучать.
– Я спрашивала о другом! – крикнула девушка, чувствуя, что теряет самоконтроль.
Георгий только рассмеялся в ответ, потушил свет и снова ушел.
Ушел…
С тех пор минуло час или два. И все это время она предавалась своим воспоминаниям. Как глупо!
Девушка мысленно попыталась взять себя в руки. Чем попусту вспоминать всякую ерунду, надо лучше подумать. Первым делом – о том, что с ней происходит и почему.
Как ни крути, Георгий стал ей хорошим знакомым и даже проявлял заботу, – например, снял для нее квартиру. Хотя, почему она думает, что для нее? Может, все-таки, для себя? Ему, ведь, удобнее было встречаться с ней на нейтральной территории, без чужих любопытных глаз?! Но, в то же время, когда она намекнула ему о работе, он специально подыскал для нее место, где бы ей пришлось поменьше трудиться, – проявил доброту (не был бы добр, устроил бы пахать, как лошадь, а вечером еще и издевался бы над ней). Если так, то получается, что он просто играл в жестокость. Однако, с другой стороны, Георгий был способен опять поступить эгоистично, к примеру, из-за желания, чтоб она поменьше израбатывалась, а то, иначе, после тяжелого трудового дня, у нее могли возникнуть усталость, плохое настроение и тому подобные факторы, влияние которых значительно снизило бы накал их встреч.
В общем, выходило так, – либо Гера до сих пор с ней играет, либо окончательно сбрендил.
На мысль о продолжении садистской игры Иру навели какие-то обрывки знаний, полученных в институте. Психология человеческой сексуальности определяла садизм как форму страсти человека к жестокостям, когда половое удовлетворение достигается при условии причинения партнеру физического и морального страдания.
И если Георгий недавно причинил ей физическое страдание, Ира не исключала возможности, что теперь он продолжает свои издевательства, пытаясь доставить ей страдания моральные. Вдруг, этот человек сейчас наблюдает за ней, как она мучается в темноте, как ей страшно и холодно, как она дрожит и волнуется? Наблюдает через кромешную темноту? А что удивительного? Есть ведь приборы ночного видения!
Думать в другом направлении, а именно – о возможном помешательстве своего бородатого дружка, помешательстве от наркоты, ты же видела, с какими пришибленными мозгами он сюда ехал, – абзац, подруга, полный септик шизо! – девушке не очень хотелось, было противно и боязно. Нахлынули воспоминания о каких-то теленовостях: вот там, маньяк-садист четвертовал двенадцатилетнюю девочку, а тут, другой маньяк, выкопал под своим гаражом подвал, заманил туда двух девушек и держал их там ТРИ ГОДА в качестве секс-рабынь, причем одна ему родила, а он избавился от ребенка, утопив его в выгребной яме.
Но, даже если Ира отгоняла от себя эти образы и возвращалась к первой версии действий Георгия, то все равно понимала, что крупно вляпалась.
Иру затрясло. Частично причиной ее дрожи стала царившая в подвале прохлада. У любого бы, наверное, застучали зубы, если долго находиться в комнате, где температура не превышает 18-ти градусов, а на тебе из одежды только золотые украшения и макияж. Однако, большей частью, это была нервная дрожь.
Как назло, еще зачесался кончик носа.
«Говорят, к выпивке», – усмехнулась Ира.
Прикованные руки не дотягивались до чешущегося места. Сначала это ее раздражало, а потом начало вгонять в уныние. Ира погримасничала, двигая губами и носом, чтобы хоть немного унять зуд. Помогло. Но, то ли из-за появившегося плаксивого настроения, то ли из-за осознания своего досадного положения, в которое она попала, из глаз у нее потекли слезы. Слезинки катились по ее щекам, собираясь соленой влагой в уголках рта, девушка стояла в темноте, всхлипывая, и жалея саму себя. Другие мысли уже не шли ей на ум.
Спустя некоторое время Ира погрузилась в полудрему. Совсем спать было невозможно – тогда подкашивались колени и оковы больно резали руки, принимавшие на себя вес тела, но бодрствовать тоже не получалось – измождение от пытки давало о себе знать.
Так она переминалась с ноги на ногу, изредка открывая глаза и проверяя, не изменилось ли что в окружающей обстановке.
Долго-долго ничего не менялось. Ее обволакивала плотная, почти осязаемая тьма. Но, в один прекрасный (действительно прекрасный!) момент, девушка вдруг заметила где-то в районе входной двери маленькую золотистую полоску. Наверное, дверь не везде плотно прилегала к косяку, и лучик солнца, пройдя по коридору вниз, сумел пробиться в этот подземный «каземат».
Очевидно, уже наступило утро.
Запястья Иры ломило, ноги устали от долгого стояния на одном месте, грудь болела.
Неожиданно послышался звук открываемой двери: сначала щелчок запора, потом тихий скрип…
В обед и вечером он повторился. Далее последовали прочие дверные открывания – четвертое, пятое, шестое и так далее, пока Ира не сбилась со счета.
Постепенно звук, издаваемый открывающейся дверью, стал для Иры сигналом, означающим, что в подвал спускается служанка Георгия.
Служанка была молодой девушкой, скорее всего, ровесницей Иры. Она имела такое же, как у нее, хрупкое телосложение, обувалась, если можно так выразиться, в самовязаные носочки-чуни, и все время носила одинаковые халатики.
Эта девушка кормила ее, причесывала, заботилась о Чуше, одним словом, – ухаживала за ней и собакой.
Георгий появлялся вместе со служанкой, но только не утром, а исключительно вечером, освобождал Иру от оков, – тут бы и дать деру, – но, прежде чем снять с Иры все кандалы, мужчина одевал на ее шею стальной ошейник и, используя, маленький, работающий от изящного ключика, замок, сделанный из титанового сплава, прикреплял его к длинной цепи, идущей от вмонтированного в стену железного кольца. Таким образом, волоча за собой цепь, она кушала, ходила в туалет и мылась.
Унитаз оказался не таким уж и грязным, как ей почудилось сначала. Ванная и душ были вообще великолепны, но в них не хватало одной важной детали – загородки или, хотя бы, занавесочки. Специально не хватало! Бородатый извращенец с удовольствием наблюдал за ней…
Потом, Гера, отсылал служанку, брал, какие – ни будь, еще не использовавшиеся атрибуты садо-мазохистских развлечений, и пускал их в ход.
Ире оставалось – подчиняться и ждать, когда тот перепробует всю свою коллекцию (может, тогда он, все-таки отпустит ее?). Девушка уже морально подготовилась выдержать этот период. Ей было жаль только Чуша. Пес являлся невольным свидетелем издевательств над его хозяйкой. Раньше, когда подобное происходило в Череповце, Ира просила Наташу увести его погулять (благо, что и подруге тоже надо было на это время куда-то сваливать). В крайнем случае, когда Наташа отсутствовала, Ира, хотя бы закрывала пса в другой комнате. Теперь же его психика страдала по полной программе: до него долетали все звуки, он все видел и чувствовал. Чуш лаял, крутился волчком, бросался на прутья клетки, но ничем не мог ей помочь. Особенно плохо ему становилось, когда хозяйка кричала. В эти моменты, сопереживая ей, пес жалобно скулил.
Но ничто не продолжается бесконечно. В один прекрасный день последняя вещь из садистской коллекции бородача, оказалась испробована.
Последняя, если не считать дыбы. Почему садист ее не использовал – было не ясно: хотел ли он тем самым оградить девушку от наиболее страшных мучений? Вряд ли. Скорее, забыл о существовании адского станка из-за собственной эйфории, делающей его недальновидным идиотом, – таким, какой он был и в день их приезда сюда – «обкуренным» водителем…
Но пыл Георгия, от этого, видимо, ни чуть не уменьшился.
В его глазах читалось, что он готов продолжать. Способ продолжения был один – выйти на второй круг использования уже бывших в употреблении предметов.
Иру охватило отчаяние, когда Георгий снова хотел нацепить на нее те самые клипсы. Не отдавая себе отчета, что делает, девушка вдруг начала слезно просить его о свободе. Просила она по-хорошему, умоляя этого ублюдка отпустить ее, называя эту сволочь милым, дорогим. Ни одного бранного слова не слетело с ее губ.
Но реакция Георгия оказалась неожиданной. Не говоря ни слова, он надел на нее знакомый ошейник с цепью, а потом отвесил ей такую оплеуху, что она полетела кубарем через всю комнату.
Интуитивно чувствуя опасность, и желая от нее спрятаться, Ира забилась между унитазом и ванной, прикрыв лицо руками. Не защищенной осталась лишь ее макушка.
Георгий раз пять, ногами и руками, ударил в то место, где она должна была находиться, но промахнулся – теснота комнаты и появившееся из-за этого неудачное расположение санузла, помешали ему подойти близко к Ириному убежищу, и он не смог как следует прицелиться. Его кулаки или ботинки колошматили по унитазу, сливному бачку и краю ванной.
Девушка, зажмурив глаза, выла от страха.
Последним, – шестым, ударом Георгий достиг-таки цели. Его тяжелый башмак проник через слабую защиту рук Иры и разбил ей губу. Удар был достаточно сильным. Лично самой девушке показалось, что ее голову от этого пинка, тряхнуло назад, подобно действию космических перегрузок. В результате она потеряла сознание.
Очнулась Ира от прикосновения чего-то мокрого к своему лицу. Испугавшись, что чокнутый извращенец приготовил для нее еще что-нибудь, похуже (скажем – соляную кислоту!), она резко подняла голову, как оказалось – с пола, и широко распахнула глаза. Ошейник лязгнул о цепь. Но это был не Георгий, а всего лишь служанка, присевшая около нее на корточки и делающая ей промывание ранки на губе водным раствором фурацилина. Ира с облегчением вздохнула.
«Это уже настоящее издевательство», – подумала Ира, потрогав свою распухшую губу. – «И денег никаких нет. И выберусь ли я, если так дальше пойдет, отсюда ЖИВОЙ?!»
Надо было разузнать, что тут творится, ибо пока она сидит в неведении, то полностью обезоружена, а ответы на те или иные вопросы помогут ей координировать собственные действия. У кого разузнать? Да, вот, хотя бы, у служанки. С этой девушкой Ира еще никогда не пыталась заговорить. Но теперь момент настал. Рассматривая, от волнения, носочки-чуни, которые носила служанка, Ира спросила ее о первом, что пришло в голову:
– Привет! Тебя как зовут?
– Лариса, – ответила та.
– А меня Ира.
– Я знаю.
– Откуда?
– Хозяин сказал.
Ира осмотрелась по сторонам, изучая стены, потом обшарила взглядом потолок. Вроде, никаких камер и микрофонов, по крайней мере – визуально, не наблюдалось. Не было даже того, во что бы удалось их спрятать. Разве только в шкафы с садо-мазохистскими игрушками.
– Почему ты все время ходишь в одинаковых халатиках? Это у тебя рабочая одежда такая? – продолжала спрашивать Ира, все еще не решаясь задавать прямые вопросы.
– У меня больше ничего нет, – ужала губы Лариса.
От последних слов новой собеседницы, в голове у Иры резко сработала неопределенная догадка. Дело в том, что сначала она думала о Ларисе, как о наемной служанке, – уборщице, горничной. Хотела даже сделать ей особое предложение: пусть подстроит ее побег, а взамен может забрать шубу из морского котика, стоимостью около тысячи долларов, модельные итальянские сапожки, кожаные штанишки, новейший френч, да и вообще все, что угодно, оставшееся в снятой Георгием городской квартире. Конечно, Ира понимала – это крайняя мера. И ситуация имеет много нюансов. Взять хотя бы для рассмотрения вопрос оплаты помощи Ларисы. Это означает, что они, после того, как провернут дело, должны будут встретиться в условленном месте. Но доверится ли ей Лариса? Ира бы сдержала обещание, однако служанка ее мысли читать не могла. Вдруг она решит: «Помогу ей, а та и был таков!». К тому же, Иру обуяла жадность. Сколько она не упрекала себя, дескать – сейчас не время и не место жадничать, обуздать свою скупость у нее не получалось. Если она даже вырвется из этого страшного дома, и доберется до города, то и сама-то не возьмет всего, что ей хочется, – надо будет драпать. И уж совсем в ее планы не входило расплачиваться последними своими вещами с некой Ларисой, прислуживающей этому гаду! Но, похоже, тут крылась какая-то тайна, раскрыв которую, можно было и сэкономить…
– Погоди, что значит – у тебя больше ничего нет? – захлопала глазами Ира, давая себе драгоценные секунды для обдумывания, чего же спрашивать и говорить дальше.
– У меня только три халатика, – объяснила Лариса. – Еще Георгий Федорович разрешает мне смотреть телевизор в гостиной, кушать его продукты, вязать на спицах.
– Вязать на спицах… Кстати, нормальных тапок в доме, что, нет? Я о твоих носках.
– Нет, нету. Георгию Федоровичу не нравится, когда на девушке надеты лишние вещи.
– Это я заметила, – Ира провела рукой по своему обнаженному бедру.
– И не более трех халатиков – тоже по этой причине. Они, конечно, меняются, но редко: Георгий Федорович привозит мне другие, только взамен износившихся или обветшавших.
– Так, получается, ты тут живешь и никуда не ходишь? Я правильно поняла? – сформулировала, наконец, уже добрых полминуты крутящийся на языке вопрос, Ира.
Лариса, вдруг, испугалась. Тень страха легла на ее симпатичное лицо, обрамленное красивыми волосами, имеющими, подобно волосам Иры, естественный русый оттенок.
– Нельзя никуда ходить! – сказала она взволнованно. – Георгий Федорович не разрешает покидать дом.
– Хочешь сказать, он держит тебя здесь силой? – Ира поморщилась от боли, так как Лариса сильно промокнула ватой ее разбитую губу.
– Не знаю, – еле слышно пролепетала ее собеседница.
– Ну-ка, посмотри на меня, – Ира приподнялась и села на полу, глядя в глаза Ларисы.
Лариса мгновенно потупила взгляд.
И тут Ира до конца все осознала. Получалось, прямо как в триллере! Запуганная жертва строгого хозяина. Туда – не ходи, сюда – не смотри, это не делай, сиди тихо и ни до чего не дотрагивайся! Сколько, интересно, она жила тут такой жизнью? Год? Два? Но, уж, точно не пару дней!
– А ты знаешь, что у него нет никакого права держать тебя здесь, взаперти? – повысила голос Ира.
Лариса не отреагировала, лишь сильнее сжала в ручонках бутылочку с раствором фурацилина и вату.
– Ладно, не будем об этом, – Ира поняла, что оказывать сейчас давление на бедную девушку – пустая затея. – Только я ни в жизни не поверю, что тебе не хотелось отсюда удрать…
Лариса вдруг заплакала, – тихо, одними глазами.
– Ну что ты, не плачь, – Ира протянула руку и погладила ее по голове. – Я представляю, сколько тебе здесь пришлось пережить. Над тобой он так же издевался, как надо мной?
– Только сначала. Потом он утерял ко мне интерес. Сказал, что я слишком вялая и терпеливая. Мои действия его не удовлетворяли. – Лариса вытерла слезы ладошкой.
– А чем я ему не смогла угодить? – недоуменно спросила Ира.
– Мне кажется, ты, наоборот угодила. Может, даже слишком. Ты кричала, причитала, словно бедная овечка. Ведь он, когда доставляет девушке ужас и боль, и так-то, становится, от возбуждения, что ли… мягко говоря, странным и рассеянным, – как не от мира сего, а если слышит мольбы, тогда вообще теряет над собой контроль, и не понимает, что делает. Ты, наверное, и сама многое заметила.
Да, Ира заметила особенности поведения бородача. Но только сейчас до нее дошло, с чем они связаны, – Лариса раскрыла ей глаза, – Георгий тащится от возбуждения до такой степени, что теряет голову.
Он был уже на седьмом небе, когда только предвкушал все, увозя ее из Череповца на своем джипе. Потому машина и виляла по дороге, проваливаясь во все ямы! А, раздев ее с помощью ножа, и помучив клипсами бородач словил кайф в тысячу раз сильнее прежнего. Вот тебе и приступ эпилепсии! В городе это, очевидно, не проявлялось из-за того, что тот себя сдерживал. Но тут была его территория.
Уразумев, наконец, все, касающееся сумасбродности Георгия, Ира сконцентрировала внимание на других важных вопросах. Таковыми являлись две сложные головоломки: как отсюда сбежать и, если сразу это сделать не получится, каким образом подготовиться к побегу.
Тем временем, Лариса робко рассказывала дальше:
– Потом Георгий Федорович сказал, что любая девушка, которая здесь побывала, остается тут навсегда. Я думала, он меня… убьет. Но не убил.
Слава богу, не убьет! У Иры отлегло на сердце. Но все равно он психованный подонок, сумасшедший сукин сын!
– А, что, в доме еще есть девушки? – спросила Ира.
– Нет, и, по-моему, кроме меня и тебя, у него тут больше никого никогда и не было. Собственно, я бы не пожелала нашей участи ни одной девочке на свете, – продолжала Лариса. – Ведь жизнь здесь, как мне кажется, хуже смерти. Именно по этой причине я, однажды, и пыталась убежать. Даже вышла как-то вечером, когда стемнело, на крыльцо. Только не удачно. Там стоял Георгий Федорович…
– И что? – нетерпеливо заерзала на месте Ира.
– Он мне объяснил, что я не смогу это сделать. За дорогой, с помощью каких-то инфракрасных лучей следит специально нанятая охрана. Лучами, о которых я упомянула, прилегающая к дому территория отделена от единственного здесь пути сообщения. То есть вдоль дорожного полотна, в обе стороны, на протяжении нескольких километров, тянется особая система сигнализации. У охранников приказ – никого не впускать в усадьбу и не выпускать, без ведома хозяина. Их пост располагается у красного шлагбаума, метрах в ста – ста пятидесяти отсюда. Видела его?
Заграждение-то Ира видела, а вот, что у ее мучителя отчество – Федорович – не знала. И еще так плохо зная человека, поехала с ним в это ужасное место!
– Для демонстрации Георгий Федорович взял тогда моего котенка – Мурзика. Я его сюда привезла. – Лариса опять заплакала, на этот раз сильнее. – Повел меня к дороге. Не к шлагбауму, естественно, а поодаль от него, причем существенно, и опустил котенка на землю. Мурзик пробежал метров пятнадцать и был уже почти у асфальта, но сигнализация сработала, я сама слышала вой сирены. Буквально через десять секунд после ее срабатывания появились охранники на джипе. Они выстрелили в Мурзика электрошокером, еще смеялись, что двадцать тысяч вольт в кота выпустили. Двадцать тысяч! Представляешь?! Человек от такого, может, со временем и пришел бы в себя, но котенок – поджарился.
– Хорошо, с дорогой все понятно, – Ира придвинулась к девушке и по-товарищески обняла ее за плечо, как бы давая понять: ты не одна, подруга, я тебе сопереживаю. – Ну а лес? Что насчет леса?
– А что лес? – удивленно посмотрела на нее влажными глазами Лариса.
– В лесу, как я понимаю, сигнализации нет?
– В лесу нет, но там сам лес. Я этих мест не знаю, и если туда войду – точно заблужусь, а заблудиться в здешней глухомани – равносильно самоубийству.
– Зато я знаю тутошние леса, я ведь родом из поселка, который не больше, чем в двадцати километрах отсюда, а если напрямки, через кладбище… то получится всего километров шестнадцать. Леса в округе не страшные. Они страх наводят, только когда здесь темных коттеджей с охраной понаставят всякие Георгии Федоровичи, – быстро заговорила Ира. – Так, что, Лариса, решай. Хочешь бежать? Беги со мной! Я тебе в лесу сгинуть не дам, а ты, взамен, – помоги мне…
Обе девушки одновременно посмотрели сначала на цепь, прикрепленную к Ириному ошейнику, потом – на дверной запор с электронной системой блокировки.
Лариса поставила бутылочку с раствором фурацилина на пол и поднялась с корточек, теперь не только лицом, но и всем своим видом показывая, что испугана до чертиков.
– Да ты не бойся, подруга, – попыталась воодушевить ее Ира. – Тебе и делов-то: найти у бородача сверху ключ от этой хренотени…
Она потеребила пальцами ошейник.
– И принести его мне. Главное – помоги удалить цепь, а с дверью я сама покумекаю.
Лариса была в панике. Дрожа мелкой дрожью, она пошла к выходу, по пути доставая из кармана халатика…
Мобильник!
Нервы у Иры натянулись до предела.
Нет, не мобильник, а всего лишь длинноволновую рацию, – подобно тем, которые носят спасатели, пожарные, работники милиции. Кстати, милиция! Не туда ли ей вдруг захотелось позвонить, как только появилась мысль о мобильнике? Бесполезно!
– Георгий Федорович, выпустите меня, пожалуйста, – сказала девушка в приемное устройство рации.
Дверь, по обыкновению, сухо щелкнула электроным запором.
На пороге Лариса обернулась, и дрожащими губами прошептала:
– Я не смогу. Прости.
Ира, с досады, ударила кулачком по деревянной конструкции стоявшей рядом дыбы. И, вдруг…
Ее осенило. Она даже сама от себя не ожидала, что в ее голове настолько быстро и удачно может возникнуть такой грандиозный план побега.
Надо перехитрить Георгия! Это, по-видимому, не трудно, если заставить его как следует возбудиться. Сомнения? Разве недостаточно уже известных фактов, касающихся отрешенности бородача от окружающей обстановки, как только он испытает блаженство? Взять хотя бы: виляние машины по дороге (когда они ехали сюда из Череповца), и его внешний вид во время поездки, подобный виду стукнутого пыльным мешочком дебила.
Да что она все вспоминает дела давно минувших дней?! Главное доказательство произошло только что и говорило само за себя.
«Желаете с ним ознакомиться?» – задала, как бы сама себе, немой вопрос Ира. – «Пожалуйста!»
Недавно, Георгий мог вовсе не разбивать свои кулаки и ноги о керамику с чугуном. Достаточно было ухватиться за цепь, прикрепленную к ее ошейнику! Так она мгновенно превращалась в рыбку на крючке, чье трепыхающееся тельце не представляло труда выволочь из углубления между ванной и унитазом. Исключено, что бородач специально игнорировал цепь. Пуля, летящая к мишени, не петляет! Может, «спортивный» запал ослепил его? Фигушки! Георгий точно сбрендил, до такой степени, что уже не в силах был заметить своих промашек! Однако возбуждать его следует без причитаний (как сказала Лариса?) бедной овечки, иначе он снова может навешать оплеух.
Когда Георгий появился вновь, за эту ночь уже во второй раз, – такого раньше еще не бывало может его совесть замучила, что он зашел слишком далеко, вплоть до разбивания губ беззащитным девушкам? – Ира успела, как следует, подготовиться, хоть и не ожидала этого его прихода (она думала, что нечто подобное случится позже, – по обыкновению, – следующим вечером).
Особенно на руку для подготовки оказалась ее прикованность к цепи, а не к деревянному кресту, вмурованному в бетон подвальной стены. Цепь, по сравнению с кандалами креста, давала максимум свободы, позволяя перемещаться по комнате.
Пользуясь представившейся возможностью, Ира предприняла кое-какие действия. Во время действий она была чрезвычайно рада электрическому свету, оставленному Ларисой (которая, из-за своего волнения, очевидно, забыла его выключить), ибо даже всей длины удерживающей ее цепи, не хватало, чтобы девушка могла дотянуться до выключателя. Зато ей удалось приблизиться к одному из крайних стеллажей и поорудовать с ним. Как любой стеллаж, он имел свободно выдвигающиеся полки, и несущие (т. е. жестко связанные с боковинами) щиты. Вот, только, выдвигающиеся полки не совсем соответствовали своему названию, ибо были закреплены на саморезах, – словно в психушке, – чтобы присутствующие не поранили себя и окружающих. Прикинув свои возможности, Ира решила, что стоит попытаться отвинтить саморезы. Толстый, прочный лист ламинированного ДСП, из которого была сделана полка, внушал доверие. В результате немалых усилий, когда в ход пошли ее серьги причудливой формы, использовавшиеся ей, подобно отвертке, одна из этих полок теперь держалась «на соплях». При любом удобном случае ее можно было запросто вырвать из стеллажа и превратить в нехилое орудие самообороны.
Конечно же, Ира поискала, и что-нибудь еще, для борьбы с этим бородатым психом. Но ничего больше не нашлось.
Особенно девушка желала завладеть тем ножом, которым Георгий раздевал ее в первый день приезда сюда. Только бородач, видимо, предугадал такой ее ход (что ж, видимо, его башка, затуманенная кайфом от ужасного хобби, иногда все-таки не переставала варить), и нож исчез. Все остальное, сделанное из пластмассы, кожи и других легких материалов, представлялось бесполезным.
