Текст книги "Глаза ребёнка"

Автор книги: Ричард Норт Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 46 страниц)

Кэролайн поняла, что самое время реанимировать версию о самоубийстве.

– Доктор Гейтс, допускаете ли вы, что перспектива разоблачения в процессе освидетельствования опытным психиатром могла подвигнуть мистера Ариаса на мысль о самоубийстве?

Свидетельница задумчиво прищурилась.

– Допускаю ли я? Если говорить отвлеченно, я могла бы представить такой вариант. Но мистер Ариас и отдаленно не напоминал человека, дошедшего до этой черты. Хотя он и был немного не в себе, узнав о поездке миссис Перальты в Италию, но в последний раз, когда я его видела, держался довольно бодро и предвкушал свою победу. В сущности, он даже настаивал на очередном сеансе в понедельник – так ему не терпелось выговориться.

– Почему вы не отказались помогать этому человеку? – испытующе глядя на Гейтс, спросила Кэролайн.

Даэна угрюмо разглядывала пальцы, сцепленные на груди.

– Я неоднократно задавала себе этот вопрос. Ведь я довольно быстро поняла, в чем существо его проблем. Но надеялась, что помогу ему избежать эксцессов, помогу увидеть вещи в ином свете. Именно поэтому я откровенно высказала ему свое мнение относительно возможных результатов освидетельствования – я надеялась убедить его отказаться от использования Елены в качестве пешки в его игре. Всегда тщательно взвешивала каждый свой шаг. – Она помолчала, затем тихо заключила: – Но оказалось, что каждый мой шаг приводил к печальным последствиям – одному за другим. Вплоть до смерти мистера Ариаса – и даже после его смерти.

Кэролайн поразило, как просто сделала Гейтс свое страшное признание.

– Из ваших слов следует, – мягко произнесла адвокат, – что вы пришли к определенному выводу относительно способности мистера Ариаса воспитывать ребенка?

Гейтс медленно подняла на нее взгляд.

– Мисс Мастерс, я ничего не могу сказать о миссис Перальте. Я не знаю ни Елену, ни обстоятельств дела. Однако я ни при каких обстоятельствах не отдала бы опекунство над ребенком Рикардо Ариасу.

Паже, наблюдая, как Кэролайн возвращается к столу защиты, испытывал сложные чувства. Он искренне радовался за Терри: каким бы тяжелым для нее ни было решение оставить Рики, а потом бороться за Елену, жизнь подтвердила ее правоту. Что касается непосредственно процесса, то теперь едва ли кто-то из присяжных обвинил бы самого Паже в том, что он ломал комедию, надев личину оскорбленного отца.

Вместе с тем Карло по-прежнему оставался под подозрением, и здесь Кэролайн не продвинулась ни на йоту. Более того, из описания Гейтс выходило, что Рикардо Ариас – коварный и патологически мстительный тип – вполне заслуживает смерти. И наконец, Виктор Салинас наверняка отметил, что психотерапевт не верит в возможность самоубийства.

– Вот тебе и Рики, – прошептал Паже, когда Кэролайн села рядом с ним. В ее взгляде он прочел те же сомнения, которые одолевали и его самого.

Салинас встал.

– Насколько я понимаю, – обратился он к Гейтс, – вы считаете, что, какими бы ни были результаты психологического освидетельствования, это не могло подтолкнуть мистера Ариаса на самоубийство?

– Нет, не могло.

– Допускаете ли вы, что такое все же произошло?

Гейтс задумчиво посмотрела на него; теперь она выглядела уставшей.

– Опять нет. Мистер Ариас прекрасно умел взвешивать все «за» и «против», когда дело касалось его личных интересов, и если цена, которую предстояло заплатить, представлялась ему непомерной, он отступал. Мистер Ариас скорее согласился бы на определенные уступки, чем поставил бы себя в дурацкое положение. Гейтс на мгновение задумалась, потом тихо проронила: – Из опыта своего общения с мистером Ариасом я вынесла представление о нем как о человеке, который, прежде чем причинить боль себе, заставит страдать окружающих.

Салинас резко сел. Паже вдруг поймал себя на том, что как завороженный смотрит на предсмертную записку Рики – тут прозвучал удар судейского молотка, и он понял, что первая неделя процесса по делу об убийстве подошла к концу.

7

Притормозив у дома Розы Перальты, Паже вышел из машины и осмотрелся.

В эту пятницу они с Терри условились встретиться около девяти вечера, когда Елена уже ляжет спать. Но была еще одна причина, по которой он был здесь, – об этом попросила Роза. Паже тщетно пытался понять, почему мать Терезы пожелала видеть его именно сейчас, после всего, что случилось. Ему впервые предстояло увидеть Розу и впервые очутиться в доме, в котором Терри росла.

Это был скромный, но ухоженный оштукатуренный двухэтажный дом с крытым крыльцом и бетонными ступенями у входа. Крис остановился на тротуаре и устремил взгляд вдаль, туда, где отлого уходила вниз Долорес-стрит. Зал суда теперь представлялся чем-то вроде душного склепа, и ему казалось, будто в нем заново оживают простые человеческие чувства. Было темно; в призрачном свете уличных фонарей покачивались и шуршали листьями высокие пальмы; воздух был напоен свежестью, принесенной холодным ветром с океана. На противоположной стороне улицы Паже заметил смутные силуэты – возможно, это были бездомные бродяги или какие-нибудь сомнительные личности, промышлявшие наркотиками. Но его воображение рисовали совсем иное: Рамон Перальта ведет дочерей в миссионерскую школу, а в комнате на втором этаже с обезображенным побоями лицом лежит мать Терри.

Из окна наверху сквозь задернутые шторы пробивался тусклый свет. Крис машинально подумал, что это, должно быть, горит ночник в спальне Елены, где когда-то спала Терри. Он сердцем чувствовал: злой рок тяготеет над этим местом – над Розой, Терри, Еленой. Но странное дело – Рамона Перальты и Рикардо Ариаса не было в живых, ему самому грозило пожизненное заключение, и только женщины, казалось, способны превозмочь любую боль, чего бы им это ни стоило.

Что они с Терри могли сказать друг другу в такую минуту? И кем они были друг для друга? Он, над которым нависла реальная угроза тюрьмы, и она, не имеющая возможности из чувства долга оставить его до вынесения приговора. Сейчас Паже уже явственно ощущал, что между его отчаянным стремлением забыться – хотя бы на одну ночь – и теми краткими, внешне неприметными и безмятежными мгновениями, которые и составляют размеренный и спокойный ритм налаженной супружеской жизни, пролегла пропасть.

«Довольно», – приказал себе Паже. Какое-то время ему предстояло провести в обществе матери своей возлюбленной, и надо было не ударить в грязь лицом. Личность Розы Перальты казалась ему интригующей, а возможность познакомиться с этой женщиной – заманчивой, что бы она о нем ни думала.

С этими мыслями Крис подошел к дому и поднялся по ступеням.

Когда дверь перед ним открылась, Паже на мгновение лишился дара речи.

Даже при слабом освещении лицо стоявшей перед ним женщины показалось ему необыкновенным. Она смотрела на Паже со сдержанным достоинством, не произнося ни звука, как будто слова в эту минуту были излишни.

– Я только что осознал, – наконец выдавил из себя Паже, – какой со временем станет Терри. В этом смысле ей повезло.

Роза едва заметно кивнула.

– Прошу вас, входите, – предложила она, и Паже вслед за ней прошел в гостиную.

В небольшой комнате с облицованным керамической плиткой камином царил полумрак. Паже представлял себе это место по рассказам Терри и сразу увидел, чего здесь недостает: распятия и фотографий семьи Рамона Перальты. Вместо этого на каминной полке стояли более поздние снимки Терри и ее сестер, а также тот самый портрет Елены, который полиция нашла рядом с предсмертной запиской Рики.

Другой неожиданной – хотя и не столь бросавшейся в глаза – достопримечательностью интерьера была картина без рамы. На полотне, выполненном маслом в стиле гаитянского примитивизма, была изображена туземка с ребенком на руках, стоящая на берегу моря. Что-то в выражении ее глаз – холодном и бесстрастном – напомнило Паже Розу Перальту.

Они были одни.

– Тереза наверху с Еленой, – пояснила Роза. – Я хотела встретиться с вами. Присаживайтесь, прошу вас.

Кристофер сел в кресло напротив дивана. Теперь, при более полном свете, он мог внимательнее разглядеть ее. Темные круги под глазами Розы словно напоминали о том, что лучшие годы ее уже позади. Вместе с тем она вступила в тот краткий отрезок жизни, когда женщины определенного типа достигают хрупкого равновесия между красотой и старостью, придающего их облику неуловимое очарование и утонченность – равновесия, которого нельзя ни приблизить, ни сохранить. Возможно, лишь Паже смог бы различить тонкий белый шрам над верхней губой и сказать, что легкая горбинка, которую она передала Терри, сейчас была заметна чуть больше, чем прежде. Личность Розы Перальты занимала Паже по многим причинам.

– Вы не похожи на свои фотографии, – произнесла Роза. – Золотистые волосы – как и описывала Тереза.

Паже вежливо улыбнулся. Пока он отчетливо не представлял, как вести себя в разговоре с ней.

– Сегодня они далеко не такие золотистые, как прежде.

– Я искренне сочувствую вам. Это все, что могу сказать.

Роза говорила с легким акцентом, медленно, словно привыкла взвешивать каждое слово. Это делало их беседу похожей на какой-нибудь дипломатический раут, на котором, пытаясь понять, прощупывают друг друга посланники чуждых держав.

– Да, мне пришлось несладко, – простодушно признал Крис.

Роза пристально посмотрела на него.

– Теперь понимаю, что вы по-настоящему любите мою дочь. Раньше я не была в этом уверена. – Она помолчала, поправляя юбку на коленях. – Более того, сейчас я осознаю, что ей действительно было необходимо уйти от Рикардо и забрать Елену.

– Неужели до сих пор это было так сложно понять? – Паже почувствовал, что ему становится все труднее сохранять учтивость.

Роза заметно помрачнела; превратности судьбы приучили ее быть скрытной, и Паже понял, что она пригласила его совсем не для того, чтобы отвечать на вопросы.

– Я боялась, что Рикардо что-нибудь сделает, – произнесла она. – Уйти от него было непросто.

– Это до сих пор непросто сделать.

– Да, – согласилась Роза. – Вам приходится расплачиваться за нас. Я это тоже понимаю.

Паже не стал спорить; вместо этого он сказал:

– Этот шаг потребовал от Терри мужества. Она порвала с Рики, не вняв вашим советам, и – хотите верьте, хотите нет – без всякого вмешательства с моей стороны. Пусть даже меня признают виновным, но этот процесс, по крайней мере, уже подтвердил ее правоту.

Роза подняла на него взгляд.

– Что ж, видимо, так. Но ведь теперь у нее есть вы.

Паже понял, что она проверяет его.

– Может быть, – проговорил он. – А может быть, и нет.

Роза внимательно вглядывалась в него.

– Вы полагаете, они поверят, что Рикардо покончил с собой? – спросила она.

Этот вопрос застал его врасплох некоторой двусмысленностью.

– Нет, – наконец произнес Крис. – Все сведется к тому, что они будут решать, я ли убил его.

Роза испытующе посмотрела на него из-под полуопущенных век.

– Почему вы это говорите?

– Потому что вы не найдете ни единого человека, который поверил бы в самоубийство Рики. К тому же судебно-медицинский эксперт утверждает: все обстоятельства смерти говорят в пользу убийства.

Роза откинулась назад; выражение ее лица стало холодным – почти жестким.

– Не важно, как он умер, – отчетливо произнесла она. – Главное, что он умер.

Это было сказано тоном полнейшего безразличия, так, будто факт смерти Рикардо значил для нее не больше чем гибель мухи под мухобойкой.

– Я не могу передать вам, – тихо промолвил Паже, – как бы мне хотелось, чтобы он был жив.

Роза окинула его равнодушным взглядом.

– Что ж, он до сих пор был бы жив, если бы Тереза не ушла от него.

В ее словах прозвучала зловещая убежденность. Паже так и не понял, чего в них было больше – сарказма или желания успокоить его. Одно было очевидно: перед ним далеко не простая женщина.

Крис задумчиво взглянул на Розу и проговорил:

– Кто-то однажды сказал, что характер – это судьба. Думаю, так оно и есть, и это относится к каждому из нас.

Роза молчала, оценивающе глядя на него.

– Я уже давно не верю в Бога, – услышал Паже ее глухой голос. – Но я по-прежнему верю, что все в жизни подчиняется какому-то странному закону равновесия. И думаю, что смерть Рикардо еще одно проявление этого закона. И еще я думаю, что в конце концов у вас все образуется.

На мгновение Паже охватил суеверный страх, словно перед гадалкой, предсказывающей по ладони его судьбу. Однако он тут же взял себя в руки и добродушно рассмеялся.

Но Роза Перальта была серьезна.

– Вот увидите, – повторила она. – А пока я буду верить в это за двоих. И за вашего сына.

При упоминании о Карло, на котором лежало подозрение в посягательстве на растление внучки этой женщины, Паже вздрогнул. Но тут на лестнице послышались шаги Тери.

Войдя в гостиную, она окинула обоих недоумевающим взглядом, словно не ожидала увидеть их вместе.

Паже натянуто улыбнулся.

– Все в порядке, – произнес он. – Твоя мать предсказала сейчас, что меня оправдают.

Роза покачала головой.

– Нет. Я лишь сказала, что вы будете отпущены. По-моему, это не совсем одно и то же.

Терри растерянно посмотрела на Паже, затем обратилась к матери:

– Мама, мы, пожалуй, пойдем.

Она наклонилась над диваном и поцеловала Розу в щеку. Паже отметил, насколько они похожи внешне; в то же время им владело смутное чувство, что это не так. Ему хотелось верить: когда Терри исполнится сорок девять, в глазах ее по-прежнему будет гореть огонь жизни.

– Я вернусь утром, – сказала Тереза. – Самое позднее – в семь, чтобы Елена не волновалась.

При бледном свете Роза Перальта рассматривала пару; Паже показалось, что она смотрит на них с печалью и сожалением.

– Вы хорошо смотритесь вместе, – заметила она.

Паже вдруг понял, как эта женщина любит дочь.

– Благодарю вас, – ответил он.

Выходя, Крис чувствовал обращенный на них взгляд Розы. Потом она закрыла дверь. Некоторое время они молчали.

– Она интересная женщина, – произнес Паже.

– Иногда она похожа на мистика, – промолвила Терри, не поднимая на него глаз. – Может быть, потому, что у нее слишком много тайн. Которые она не раскрывает даже самой себе.

8

– Расскажите, как вы впервые оказались в квартире Рикардо Ариаса? – спросил Салинас у Чарлза Монка.

Монк с неизменными очками в золотой оправе на носу сидел на свидетельском месте, одетый в серый блестящий костюм в тонкую полоску, словно знаменитый футболист на пресс-конференции. Из нагрудного кармана торчал шелковый платок (Паже прежде ни разу не видел его у Монка). Крис, который на время процесса вынужден был отказаться от этой детали туалета, даже подумал: не издевка ли это.

Чарлз озирался, словно не ожидал очутиться в таком месте.

– Со мной связался полицейский, – сказал он. – Им позвонила теща мистера Ариаса: его не было видно около недели, и она просила проверить, что с ним. На звонки никто не отвечал, и пришлось взломать дверь. В квартире лежал мистер Ариас.

– Что вы увидели, когда прибыли на место?

Монк стоял, вперившись взглядом в потолок.

– Тело, разумеется. Рядом с ладонью мистера Ариаса лежал револьвер «Смит энд Вессон» тридцать второго калибра – вторая модель выпуска приблизительно тысяча девятьсот второго – тысяча девятьсот девятого года. – Монк помолчал и, холодно взглянув на Салинаса, продолжал: – Удивительно, что оружие оказалось столь старым. При проверке было установлено, что мистер Ариас был убит со второго выстрела – первый дал осечку. Это означает, что если это самоубийство, то мистер Ариас был настроен весьма решительно.

Его язвительное брошенное вскользь замечание не прошло мимо ушей Кэролайн. Паже обратил внимание, как настороженно слушает Монка Луиза Марин; все говорило за то, что это один из самых опасных свидетелей.

– Что еще вы установили? – спросил Салинас.

– Да, мистер Ариас был убит выстрелом в рот. На его столе рядом с фотографией девочки – как выяснилось, это его дочь – лежала записка. – Он мельком взглянул на Паже. – Кроме того, кто-то выключил автоответчик.

Краем глаза Паже увидел, как Джозеф Дуарте открыл блокнот, приготовившись записывать, а Мариан Селлер заглянула туда через его плечо. Крис снова перевел взгляд на Монка.

Салинас подался вперед.

– Что вы предприняли после этого?

– Доктор Шелтон с бригадой криминалистов делала свое дело – осматривала тело, снимала отпечатки пальцев. Мы же приступили к обыску.

– И что удалось обнаружить?

– Ну, для начала – нам не удалось найти никаких признаков, которые указывали бы на насильственное вторжение в квартиру. Это можно истолковать как свидетельство самоубийства. Но можно предположить и другое, а именно – мистера Ариаса убил некто, кого он добровольно впустил в квартиру, тем более что дом оборудован домофоном. Затем мы обратили внимание на детали, которые на первый взгляд никак не согласовывались между собой. – Монк отхлебнул воды из стоявшего перед ним стакана. – В кармане у мистера Ариаса оказалась квитанция из прачечной, датированная тем днем, когда его последний раз видели живым. Представляется довольно странным, что человеку, задумавшему покончить с собой, потребовалось пять чистых сорочек со средним крахмалом.

Паже сразу понял, что это серьезный удар по версии о самоубийстве.

Салинас удовлетворенно спросил:

– Что-нибудь еще показалось вам столь же странным?

– Да, – ответил Монк. – На кухне стоял полный бачок кофе. Автомат был поставлен на следующее утро; мистеру Ариасу уже не суждено было выпить свой кофе. Мы вошли в его компьютер и обнаружили, что он планировал встречи на те дни, когда его уже никто не видел, а судя по почте и газетам – когда уже не было в живых. – Монк начал загибать пальцы. – На следующий день в одиннадцать у него была назначена встреча, значившаяся как «кофе с Лесли». Потом шли встречи с неким доктором Гейтс – в понедельник и в пятницу – и слушания в суде по вопросам семейно-брачных отношений. Если этот человек собирался свести счеты с жизнью, то оставил слишком много нерешенных дел.

Далее, мы не нашли ничего, что указывало бы на принадлежность пистолета мистеру Ариасу – ни разрешения, ни отметки о приобретении, ничего. Не было ни патронов, ни оружейного масла, позволивших бы предположить, что у человека имеется огнестрельное оружие. – Монк окинул взглядом жюри. – Человек собирается застрелиться – зачем же ему делать тайну из факта покупки оружия. Какой в этом смысл, тем более что он хочет оставить предсмертную записку. Разумеется, это могло быть ограбление. Но в квартире ничего не тронуто, а при мистере Ариасе находились часы и бумажник с наличными и кредитными карточками. – Монк задумчиво опустил взгляд. – Кроме того, в стенном шкафу в спальне лежала спортивная сумка, в которой было десять тысяч долларов. Наличными.

Кэролайн настороженно подняла взгляд, оторвавшись от своих записей.

– Это Коулт, – прошептал Паже. – Рики, должно быть, платили наличными.

Кэролайн едва заметно кивнула.

– Понаблюдай за Виктором, – шепнула она в ответ.

Салинас выдержал многозначительную паузу и спросил:

– Таким образом, судя по тому, что вам удалось найти, можно сделать вывод: финансовое положение мистера Ариаса отнюдь не было безнадежным?

Монк окинул его невозмутимым взглядом, словно предвидел этот вопрос.

– Конечно, он не был похож на нуждающегося, – холодно проронил он, затем замолчал и равнодушно повел плечами. – Мы также нашли чековую книжку, на которой было еще около десяти тысяч. На счету в «Бэнк оф Америка». Так что деньги у него были и без пособия, которое выплачивала ему миссис Перальта. Откуда – это уже другой вопрос.

– Брукс, видно, осадил его, – пробормотал Паже. – Монк хотел докопаться, откуда у него эти деньги, но когда выяснилось, что не от меня и не от Терри, его заставили прекратить поиски.

– Похоже на правду. – Кэролайн сделала какую-то пометку. – Интересно, знает ли об этом Виктор.

– Когда, – продолжал Салинас, – вы впервые говорили с мистером Паже?

Паже понял, что обвинитель хочет обойти этот щекотливый вопрос о деньгах Рики.

– Виктор о чем-то догадывается, – тихо произнес он.

– Три дня спустя, – ответил Монк. – У него дома. Когда они с Терезой Перальтой вернулись из Италии. Она также присутствовала при разговоре.

Крис наклонился к Кэролайн.

– Я помню, Монк спросил, по-прежнему ли я намерен баллотироваться в Сенат. Возможно, он хотел что-то сказать мне.

– И что же рассказал вам мистер Паже? – спросил Салинас.

– В тот раз? Немного. – Чарлз мельком взглянул на Паже. – Я спросил мистера Паже, был ли он дома в тот злополучный вечер в пятницу, когда мистера Ариаса последний раз видели живым. Мне показалось, он ответил «да». Однако когда я вернулся к себе в контору и прокрутил запись, выяснилось, что он не произнес ни звука. Просто кивнул. – Монк недоуменно развел руками. – С моей стороны это был непозволительный промах. Сколько раз я предупреждал своих собеседников, чтобы они давали внятные, громкие ответы. Среди них попадалось даже несколько клиентов того же самого мистера Паже.

– Что же вы предприняли в этой связи?

– Поначалу ничего. – Чарлз поправил очки. – Начал изучать бумаги, найденные в квартире мистера Ариаса. Мне на глаза попалась вырезка из «Инкуизитора» – там, где мистер Ариас обвинял мистера Паже в том, что последний «отбил» у него жену и разрушил семью. Тогда я обратился к материалам бракоразводного процесса.

Салинас подобрался и многозначительно сложил на груди руки.

– И что вы там обнаружили?

– Последнее поданное в суд мистером Ариасом заявление было помечено как конфиденциальное и не подлежало публичной огласке. – Монк задумчиво почесал подбородок. – Это было ходатайство мистера Ариаса оградить его дочь Елену от общества мистера Паже и его сына. Там содержались те же самые обвинения, которые мистер Ариас изложил в «Инкуизиторе». Но помимо этого, – добавил свидетель скучающим тоном, – мистер Ариас выдвинул обвинения против Карло Паже в том, что тот покушался на растление Елены Ариас.

Отцовский инстинкт призывал Паже встать и во весь голос заявить, что Рикардо Ариас был лжецом. Однако чувствуя испытующий взгляд Мариан Селлер, он заставил себя сдержаться. Кэролайн незаметно пожала ему руку. Вслед за этим он услышал очередной вопрос Салинаса:

– Вы еще раз были у мистера Паже?

– Да.

Паже приготовился к худшему – прослушать запись беседы с Монком. Но к его удивлению, Салинас перевел разговор на другое.

– После встречи с мистером Паже что вы предприняли дальше?

Чарлз Монк снова перевел взгляд на Паже.

– Мы допросили свидетеля. Это женщина по имени Джорджина Келлер. Ее квартира расположена на той же лестничной клетке, что и квартира мистера Ариаса. В тот же день, когда мистер Паже отправился в Италию, она уехала к дочери во Флориду и вернулась лишь на десятый день – или около того, – после того как мистер Ариас был найден мертвым.

– Что сообщила вам миссис Келлер?

– Сообщила она нам вот что, – произнес Монк. – Вечером накануне отъезда она выходила из квартиры, чтобы выбросить мусор в мусоропровод. Ей показалось, что из квартиры мистера Ариаса доносятся голоса. Говорили двое мужчин; затем послышался глухой удар – словно кто-то рухнул на пол.

Кэролайн встала и обратилась к судье Лернеру:

– Ваша честь, я допускаю, что инспектор Монк, описывая ход расследования, вправе придерживаться той или иной точки зрения. Однако мы рискуем оказаться в плену информации, не имеющей документального подтверждения, информации, полученной из вторых рук и во многом основанной исключительно на слухах. Я прошу отклонить данный вопрос и признать инспектора Монка избегать слов, за которые он лично не отвечает.

– Нет, отвечает! – запальчиво выкрикнул Салинас. – Я не прошу его давать показания за миссис Келлер, которая вскоре сделает это сама. Я прошу лишь изложить собранные им факты, которые еще подлежат доказательству. И мы правомочны выслушать их. – С этими словами он повернулся к Кэролайн. – Особенно учитывая то обстоятельство, что мисс Мастерс, как нам кажется, подозревает полицию или обвинителя в некоторой предубежденности против мистера Паже.

У Криса мелькнула мысль, что Виктор просчитывает ходы, подобно компьютеру. Казалось, он предвидит любой шаг защиты и готов доказать правомочность любого свидетельского показания.

– Ходатайство защиты отклоняется, – изрек Лернер. – Обвинение может продолжать.

– Благодарю вас, Ваша честь. – Салинас повернулся к Монку. – Что еще сказала вам миссис Келлер?

– Что войдя в свою квартиру, она остановилась у двери, чтобы послушать.

– Что же, по ее словам, она услышала – если вообще что-нибудь услышала?

– Ей показалось, что дверь мистера Ариаса открылась. – Монк говорил, старательно подбирая слова. – Тогда она чуть приоткрыла свою и выглянула в коридор.

– Что она там увидела? – спросил Салинас, наклоняя голову.

– Высокого мужчину-блондина в светло-сером костюме. Она разглядела его лицо, потому что он на мгновение остановился и принялся рассматривать сначала свою руку, а потом – рукав пиджака.

– Она описала приметы этого человека?

– Да. Рост около ста восьмидесяти или чуть больше, светлые волосы, крупная челюсть, нос с легкой горбинкой.

Паже почувствовал, как все без исключения присяжные впились в него взглядами, стараясь определить, подходит ли он под это описание. Джозеф Дуарте прищурился; сидевшая рядом с ним Мариан Селлер надела очки.

– Вы показывали ей фотографию?

– Да. – Монк помолчал и добавил: – Фотографию мистера Паже.

– Сказала ли что-нибудь миссис Келлер?

– Что это тот самый человек, которого она видела в коридоре.

Паже поймал себя на том, что не в состоянии поднять глаза на присяжных.

– Что вы предприняли дальше? – спокойно спросил Салинас.

– Мы с детективом Линчем получили санкцию на обыск дома мистера Паже и арест его машины.

– Нашли ли вы какие-нибудь улики?

Монк снял очки, протер их шелковым платком и небрежно сунул его в нагрудный карман.

– Хозяин, у которого мистер Ариас снимал квартиру, – промолвил он, – как раз незадолго до того сменил ковровое покрытие в доме. Ковровое покрытие вообще всегда оставляет ворс на обуви, а новое оставляет его вдвое больше. – Он снова нацепил очки. – Согласно данным криминологической экспертизы, ворс с покрытия в квартире мистера Ариаса был найден на персидском ковре в прихожей дома мистера Паже, на ковровой дорожке на лестнице, наконец, на китайском ковре в его спальне.

При упоминании об этих символах богатства Салинас удивленно вскинул брови.

– А как насчет ковриков в «ягуаре» мистера Паже?

– То же самое, – ответил Монк, буравя Виктора взглядом. – Под сиденьем водителя.

На скамье присяжных Джозеф Дуарте что-то угрюмо записывал в блокнот. Салинас, казалось, сгорает от нетерпения.

– Вы сняли отпечатки пальцев у мистера Паже?

– Да.

Паже вдруг стало душно.

– Пытались ли вы сличить его отпечатки с найденными в квартире мистера Ариаса? – спросил Салинас, стоя вполоборота к скамье присяжных.

– Да. – Монк снова повернулся к Паже и впился в него немигающим взглядом. – На автоответчике мистера Ариаса найдены отпечатки пяти пальцев правой ладони мистера Паже. На том самом автоответчике, который кто-то отключил.

В зале повисла зловещая тишина.

– Может быть, – тихо проронил Салинас, – имеет смысл послушать запись вашего второго интервью с мистером Паже?

Следующие несколько минут показались Крису вечностью.

Все происходило, словно в замедленной съемке: Монк подтвердил идентичность записи, потом монотонным голосом ответил на вопросы Салинаса. В предыдущей беседе Паже не упоминал про обвинения Рикардо Ариаса против Карло, говорил Монк, не упоминал он и про статью в «Инкуизиторе»; Паже заявил, что, невзирая ни на что, возможно, будет баллотироваться в Сенат; наконец, Паже признался, что питает ненависть к Рикардо Ариасу.

Затем Монк включил запись.

Паже живо вспомнил, каким натянутым голосом отвечал он на вопросы Монка, когда тот спрашивал, говорил ли он с Рикардо Ариасом или встречался с ним, был ли когда-нибудь в его квартире, был ли дома вечером накануне отъезда в Италию.

Он удивился, услышав звук собственного голоса – холодно-вежливого и слегка скучающего. Казалось, именно с этого момента характер процесса кардинально переменился.

Присяжные подались вперед, напряженно вслушиваясь в интонации его голоса. Возможно, кто-то и смотрел его выступления по телевидению, но на данном процессе эти слова были последними, произнесенными им самим. Для самого Паже в его ответах – кратких и сдержанных – отчетливо звучала ложь.

– Короче говоря, – сухо заключил Салинас, – мистер Паже заявил, что не был знаком лично с мистером Ариасом, я правильно понял? Не говоря уже о том, что он никогда не был в квартире убитого?

– Все верно, – не сводя глаз с Паже, тихо подтвердил Монк. – На какое-то время я даже поверил ему. Пока мы не довели свое дело до конца.

Перекрестный допрос начался после обеденного перерыва, большую часть которого Кэролайн говорила по телефону неизвестно с кем.

Свой первый вопрос Монку она задала тихим, почти приглушенным, голосом:

– Инспектор, вы сказали, что в ходе расследования пытались определить, не принадлежал ли револьвер системы «Смит энд Вессон» мистеру Ариасу. А попытались ли вы установить, не принадлежал ли он мистеру Паже?

Монк кивнул.

– Да, мы пытались выяснить это.

– Не могли бы вы рассказать, какие именно шаги вы предпринимали, чтобы установить личность владельца револьвера?

– Разумеется. – Монк откинулся на спинку стула. – Во-первых, мы проверили обычные источники – торговцы оружием, записи в магазинах, отметки о регистрации за последние двадцать лет. Но это не дало никаких результатов. Тогда мы копнули глубже. В компании «Смит энд Вессон» в Коннектикуте имеется серийный номер каждого револьвера тридцать второго калибра второй модели, который вышел с их заводов. Интересующий нас экземпляр был отправлен в универсальный магазин «Шревс» в Сан-Франциско где-то в октябре тысяча девятьсот шестого года. – В голосе Монка послышались иронические интонации. – В то время оружие продавалось свободно, все равно что духи или спортивные тапочки. Никто не вел никаких записей. После того как «Шревс» впервые продал этот револьвер, он исчез из виду почти на девяносто лет. Пока не был обнаружен нами рядом с телом мистера Ариаса.

– Предпринимались ли вами другие меры, которые могли бы связать конкретный револьвер с именем мистера Паже?

– Да.

– В том числе вы спрашивали об этом его горничную и ее сына?

– Да.

– Вы также показывали фото мистера Паже местным торговцам оружием?

– Да.

– Удалось ли вам обнаружить хотя бы единственный факт, который указывал бы на то, что у мистера Паже когда-то было огнестрельное оружие?

– Мы не нашли ни одного подтверждения того, что мистер Паже когда-либо владел огнестрельным оружием, – мрачно произнес Монк.