Текст книги "Глаза ребёнка"

Автор книги: Ричард Норт Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 46 страниц)

10

Солнечный свет проникал сквозь жалюзи в кабинет Алека Кина и полосками ложился на серый кафель пола.

– Терри изложила все предельно ясно, – сказал хозяин кабинета, обращаясь к Рики. – Беспокойство, чувство неуверенности, бессонница, а в последнее время постоянные кошмары.

Ариас сидел, скрестив на груди руки.

– Алек, я ничего подобного не замечал, – произнес он подчеркнуто вежливо и бесстрастно. – Мне неприятно говорить, однако создается впечатление, что все это имеет место, когда Елена находится в обществе Терри. Если вообще имеет место.

Тереза про себя отметила, что по сравнению с прошлым визитом, почтительности в его голосе явно поубавилось, он словно чувствовал незримую поддержку судьи Скатена.

– Вы хотите сказать, что Терри, все это выдумала? – спросил Кин.

– Я совсем не утверждаю этого. – В его голосе снова появились знакомые виноватые нотки. – Просто то, что говорит Терри, неожиданно для меня.

– Есть ли у вас какие-нибудь соображения? – поинтересовался посредник, глядя на него оценивающим взглядом.

Рики уставился в потолок с видом человека, которому не хотелось бы делиться своими мыслями, наконец произнес, старательно подбирая слова:

– Пожалуй, да. Для меня не секрет, что Терри хорошая мать. Но с тех пор как началась ее связь с Кристофером Паже, ей не дают покоя мысли о Елене. – Он обратился к Терезе: – Ведь ты не станешь отрицать, что состоишь в интимной связи с Паже?

– Нет, – произнесла Терри, стараясь не выдавать волнения. – Теперь не буду. Но это не имеет никакого отношения к Елене.

– Ну что ты, Терри. – Рикардо многозначительно улыбнулся. – Всякий специалист скажет тебе, что любая интрижка, особенно после того как в семье произошел разрыв, может вывести ребенка из душевного равновесия, а у тебя интрижка была еще до разрыва.

– Рики, придумал бы что-нибудь новое. Это уже старо…

– Слушай, Тер. Я в состоянии привыкнуть к мысли, что ты меняешь любовников быстрее, чем я могу поменять автомобильную шину. Но для Елены это совсем не просто. – Он повернулся к Кину. – Алек, я вынужден просить у вас прощения. Это довольно грязное дело. Но я стараюсь быть объективным. Все, о чем я прошу, – это чтобы Елена не находилась вместе с Терри в обществе Паже.

– Это случается не так часто, – попыталась возразить Тереза. – Кроме того, Елена души не чает в Карло, и было бы несправедливо сказать ей, что она его больше никогда не увидит.

– Терри, как знать? А может, это будет для нее облегчением. Родителям постоянно приходится нести бремя решений. – Теперь Рики увещевал ее. – На твоем месте я бы согласился с этим. Прошу тебя, подумай о дочери.

Терри обратилась к Кину:

– Всякий раз, когда я говорю о Елене, Рики переводит разговор на Криса. Он намеренно сбивает вас с толку.

– Вы могли бы выполнить просьбу Рики или это будет для вас тяжело? – угрюмо осведомился Кин.

– Не то чтобы тяжело, – ответила Терри. – Это бессмысленно. Причина кошмаров Елены – не Крис и не Карло…

– В самом деле? – перебил ее Рики. – В таком случае это ты.

Терри не обратила на него внимания.

– Наша дочь нуждается в помощи специалиста, – продолжала она. – В немедленной помощи.

– А кто будет оплачивать эту помощь? Кристофер Паже? – Голос Рики звенел от возмущения. – Я предлагаю простой выход, а ты, вместо того чтобы хотя бы попытаться, хочешь снова переложить ответственность за Елену на чужого человека.

Кин смотрел то на одного, то на другого.

– Так мы ни до чего не договоримся, – произнес он. – Слушания по вопросу об опекунстве состоятся через пять месяцев, а вы вдвоем даже не в состоянии согласованно охарактеризовать состояние вашей дочери. – Он подался вперед. – Я буду настаивать на экспертном обследовании членов вашей семьи.

– Это еще что? – На лице Рики отразилось недоумение.

– Это психологическая оценка обоих родителей и самого ребенка. Для этого вам двоим придется оплатить услуги детского психиатра или психотерапевта, который подробно побеседует с вами, с вашей женой, с Еленой, а также с теми, с кем общается ваша дочь. Кроме того, будут предложены интенсивные психологические тесты для вас и для девочки, соответствующие ее возрасту. – Кин посмотрел на Терри. – Во-первых, на основании этого психиатр вынесет рекомендации для суда, а во-вторых, это позволит вам понять, что же происходит с вашей дочерью.

Рики, похоже, был крайне озадачен услышанным.

– Для меня главное – не травмировать ребенка. Елена тяжело переживает наш разрыв, – заявил он.

– А мне казалось, – заметила Терри, – что с тобой она чувствует себя превосходно. С чего же ты тогда взял, что она тяжело переживает?

– Потому что она рассказывает мне. – Всем своим видом Ариас, казалось, умолял прекратить испытывать его терпение. – И между прочим, рассказывает о том, что это ты виновата в ее теперешнем состоянии. Хотя со своей стороны я и пытаюсь убедить девочку, что мама просто запуталась. – Тут он повернулся к Кину. – А возможно ли, чтобы в число обследуемых включили и Криса Паже?

– Пожалуй, да. Это вполне вероятно при условии, что Терри намерена жить с ним.

– Отлично. Я бы хотел, чтобы он тоже прошел тестирование.

Ни Тереза, ни Алек Кин не произнесли ни слова. Рики, казалось, был подавлен воцарившейся в комнате тишиной. Откинувшись на стуле, он глубоко вздохнул и уже более сдержанно произнес:

– Что ж, момент несколько напряженный. – Он как-то самоуничижительно улыбнулся. – Послушайте, я не меньше вашего хочу найти выход из этого положения. Дайте мне только немного поразмыслить.

Терри могла побиться об заклад, что это всего лишь очередная мастерская уловка. Рики сидел, прикрыв глаза ладонью, затем вдруг энергично тряхнул головой, словно пришел к какому-то решению.

– Итак, вот что я предлагаю, – начал он. – На мой взгляд, проблем, о которых говорит Терри, не существует, и я не вижу никакой сложности в сегодняшней ситуации с опекунством. Единственный камень преткновения, как я уже сказал, заключается в любовной связи Терри – я не хотел бы быть превратно понятым. Что касается всего остального, полностью отдаю себе отчет в том, что Елена действительно скучает по своей маме. И знаешь что, Тер. Я даже согласен, чтобы ты брала Елену к себе каждые выходные – посмотрим, что из этого выйдет. Если ей будет хорошо, возможно, мы все так и оставим. А в случае необходимости обследования, мы, по крайней мере, будем знать, как чувствует себя дочь, проводя с тобой гораздо больше времени, чем теперь. – Последнюю фразу Рикардо произнес особенно подчеркнуто.

Терри покачала головой.

– Я хочу, чтобы обследование провели безотлагательно…

– Через три месяца, если ты по-прежнему будешь настаивать, мы сделаем обследование. Всех нас, включая Кристофера Паже. – Рики картинно развел руками. – Я даю тебе дополнительное время для свиданий и в обмен не требую даже того, чтобы ты не появлялась в доме Паже вместе с Еленой. Хотя считаю, что тебе не следовало бы этого делать.

– Ты просто увиливаешь, Рики…

– Увиливаю? Я предлагаю тебе – и даже больше, чем ты заслуживаешь.

Тереза поймала на себе взгляд Кина, и тут ей стало ясно, что Рики загнал ее в угол. Если она рассчитывает добиваться опекунства, а Скатена узнает, что она отклонила предложение о дополнительных свиданиях, у нее не будет никаких шансов. В то же время, если она согласится на предложение Рики, за ним все равно останется право преимущественного опекунства, и ей по-прежнему придется оплачивать его счета. Вдобавок Ариас получит свободные от всяческих забот выходные – то, о чем он всегда мечтал.

Зато она сможет уделять Елене больше времени.

– Ну хорошо, – с тяжелым сердцем согласилась Тереза. – Попробуем. Хотя бы несколько недель.

Кин с улыбкой пожал обоим руки на прощание. Пока Терри шла с Рики через приемную, где было много народу, он все время беззаботно болтал. Наконец они оказались в вестибюле: вокруг не было ни души.

Здесь Рикардо взял ее под локоть и по-свойски, но вместе с тем твердо произнес:

– Я говорил тебе держаться подальше от Паже. Ты меня не послушала, поэтому на большее можешь не рассчитывать. Это и так гораздо больше того, что предложил бы тебе мой «приятель» Скатена, как ты его называешь. – И совсем тихо добавил: – Тебе никогда не обскакать меня, Терри. Лучше не связывайся.

С этими словами он повернулся и вышел.

Терри с неприязнью посмотрела ему вслед, благодаря в то же время судьбу за дополнительные свидания с дочерью, и решила следующие выходные целиком посвятить Елене.

Однако она совсем упустила из виду запланированный на субботу дебют Криса в качестве политика.

Терри не рассчитывала, что Елена будет с ней в эти выходные, а Роза как раз гостила в Лос-Анджелесе у другой своей дочери. Крис же очень хотел видеть Терезу на своем первом публичном выступлении. Он предложил заплатить Карло, чтобы тот посидел с Еленой, – тем более что парень копил на машину.

Елена была в восторге. Когда утром Терри привезла ее, она моментально помчалась разыскивать Карло, держа в руках кукольный домик и корзинку с игрушечными человечками.

Тереза наблюдала, как девочка карабкается по ступенькам.

– Бедный Карло, – сказала она Крису. – Ему не позавидуешь.

– Это за двадцать-то баксов в час? – Крис улыбнулся. – Карло мечтает о машине и ради этого готов играть даже с ручными гранатами.

Терри недоверчиво покосилась на него.

– Ты бесподобен. А Карло, должно быть, просто не знает, сколько стоят машины. Даже подержанные. Боюсь, долго ему придется быть сиделкой.

Крис усмехнулся:

– Он все прекрасно понимает. Надеется, что, если он продемонстрирует характер, я ему в конце концов помогу.

– Ты так и сделаешь?

– Разумеется.

Ярко светило солнце, предвещая прекрасный день.

Однако, как выяснилось по дороге, для занятий политикой это утро ничего хорошего не предвещало.

А ведь все складывалось прекрасно. Место для выступления было выбрано идеальное – ежегодный съезд Калифорнийского общества главных редакторов. Еще не будучи связанным никакими заявлениями о своем намерении баллотироваться в Сенат, Крис собрал небольшую команду консультантов и провел ряд встреч в редакциях центральных газет штата, не делая при этом никаких реверансов в сторону Джеймса Коулта-младшего. Тот дал всем понять, что поддержка Криса будет расценена как акт измены. Даже у Терри не было уверенности в том, не совершает ли Крис ошибку. Однако реакция на его действия оказалась по меньшей мере благожелательной: у Криса были деньги и прочная репутация, к тому же он представлял из себя слишком интересную и привлекательную фигуру, чтобы его можно было сбрасывать со счетов. Свое выступление Кристофер собирался посвятить реформе системы правосудия, то есть предмету, в котором разбирался как никто другой. И вдруг теперь, по дороге к Москонскому центру, они услышали по радио чудовищное сообщение: какой-то психопат, выведенный из равновесия судебной тяжбой об алиментах, с автоматом Калашникова в руках ворвался на территорию детского парка отдыха в Окленде и застрелил семерых детей, двое из которых были его собственными.

– Боже мой, – пробормотала Терри, которая вела машину. Крис молчал.

– Вот оно, хваленое право на хранение и ношение оружия, – наконец произнес он. – Наши свободы – это святое. Святое не тронь. А за ценой мы не постоим.

Терри показалось, что Паже произнес это как нечто обыденное, о чем говорил уже много раз.

– Однажды, – продолжал Крис, – мы с Уолли Мэтьюзом обсуждали тему моего выступления. Я предложил сосредоточить внимание на проблеме контроля за огнестрельным оружием. В ответ Уолли покачал головой. «Попробуй выдели это в выступлении, – сказал он. – Неприятностей не оберешься. Прежде всего со стороны производителей оружия и их лобби, а остальные скажут, что ты против законности и порядка». И, к несчастью, он прав.

Терри слушала его, не в силах вымолвить ни слова. Наконец они прибыли в Москонский центр.

В зале собралось около пятисот человек, преимущественно белых, среднего возраста. Не всех еще облетело страшное известие. Сидя в первом ряду, Тереза размышляла, когда Криса представляли аудитории, как он поведет себя в этой ситуации.

Повисла напряженная пауза, потом он начал говорить:

– Сегодня утром, как раз в то время, когда я корпел над текстом моего выступления, на территорию детского парка в Окленде вошел вооруженный автоматом человек и расстрелял семерых детей. Двое из них были его детьми, пятеро других просто подвернулись под руку. Все семеро мертвы.

По залу прокатился глухой ропот. Терри содрогнулась, услышав это сухое монотонное сообщение.

– Я подготовил неплохую речь, – продолжал Крис. – Это был вполне сдержанный обзор недостатков и пороков нашей системы уголовного права. Произнеси я сегодня эту речь, и моя цель была бы достигнута – я показал бы вам, что вполне гожусь на роль сенатора Соединенных Штатов. Как и большинство ораторов – даже из числа либералов, – затрагивающих тему преступности, я собирался лишь вскользь упомянуть о проблеме контроля над огнестрельным оружием. – Его голос выдавал скрытую иронию слов. – Уверен, это было бы лишним подтверждением моей политической зрелости.

Зал притих.

– У меня нет никакого оружия, – говорил Крис. – Кроме как в армии, я никогда не стрелял. Возможно, поэтому мне нетрудно заметить, что в Америке стрелковое оружие в основном применяют те, кто грабит бакалейные лавки или совершает преступления на бытовой почве. – Он помолчал, потом заговорил снова, впервые повысив голос:

– С каких это пор, осмелюсь спросить, АК-47 принято считать спортивным оружием? Если разрядить обойму в оленя, от того не останется даже рогов, чтобы повесить на стену. А правда заключается в том, что если в других странах автоматическое оружие применяется в ходе военных действий, то у нас его используют, чтобы убивать мирных людей – дома, на улице, в магазине. Сегодня утром мы снова применили такое оружие. Чтобы убить детей. В зале поднялся неодобрительный гул. Перекрывая его, Крис сказал: – Я не оговорился: это мы применили оружие. Большинство несет ответственность за это. Производители оружия лоббируют политиков, набивая деньгами их сейфы. Политики охотно принимают эти деньги и охмуряют остальных, устраивая пустопорожние дебаты в поддержку законодательства, которое превратило нашу страну во всемирный стрелковый полигон. А мы с вами не можем призвать их к ответу. Взять, к примеру, меня, который требует обуздать распространение оружия, только когда выступает на вечеринке, и за всю свою жизнь не сделал ничего, чтобы остановить трагедию, подобную сегодняшней, разве что сам никого не застрелил.

Терри хотела посмотреть вокруг, но не могла оторвать глаз от Криса.

– Полагаю, мое выступление аполитично, – продолжал Паже. – На самом деле мне наплевать. Потому что наша политика питается хохмами. Я знаю политиков, чьим лозунгом, похоже, стали слова: «Любите их, пока они не родились». Наша экономика все более и более опирается на людей, которые сами ничего не производят – в их числе и юристы, – а заняты лишь тем, что перекачивают деньги в карманы таких же непроизводителей и обратно. Мы несем какой-то вздор насчет информационного общества, игнорируя основополагающее правило компьютерного века: намусорил – убери. А все потому, что наша система народного образования лежит в руинах. И мы, видимо, окончательно смирились с тем, что бок о бок с нами существуют низшие слои – неимущие и нацменьшинства. Просто-напросто махнули на них рукой.

Короче говоря, наша политика – несерьезное занятие. Потому что она не затрагивает серьезных проблем. Если кому-то нужно доказательство – вот оно: семеро детей, погибших из-за того, что политическая система страны оказалась слишком труслива и равнодушна, чтобы защитить их. Такое выступление не требует особого труда. Смерть детей кого угодно подвигнет на гневные слова. Но в дальнейшем я рассчитываю заняться куда более трудным делом: я буду задавать серьезные вопросы и предлагать столь же серьезные ответы. Иначе нет смысла заниматься политикой. – Крис расправил плечи. – Я надеюсь быть услышанным. А если меня и не услышат, по крайней мере, я знаю, что уже не буду чувствовать себя хуже, чем сегодня утром. Спасибо.

Он сел. Спустя мгновение Терри вдруг увидела, что зал аплодирует стоя, сверху волнами накатывались овации.

Через час они возвращались домой. Терри сидела за рулем и казалась задумчивой.

– Ты молодец, – произнесла она, прервав затянувшееся молчание. – Больше чем молодец. Я слышала, вокруг говорили, что ты можешь выиграть, даже невзирая на происки Джеймса Коулта.

– Я просто подумал об этих несчастных родителях, – сказал Крис, отрывая взгляд от окна. – Знаешь, чего я хочу? Заняться чем-нибудь с детьми.

Но дома их встретила тишина. Прислушиваясь, они посмотрели друг на друга; Терри подумала, что в них сработал родительский инстинкт – когда умирают чужие дети, еще острее переживаешь за своих.

– Наверное, пошли в парк, – предположил Крис. – Видимо, Карло надоели куклы.

Терри улыбнулась. Сверху послышался приглушенный звук детского голоса.

Они поднялись в спальную комнату Криса. В ванной плескалась вода.

В огромной ванне барахталась Елена в окружении игрушечных человечков. Карло, сидя на полу у стены, наблюдал за девочкой и слушал приемник – передавали футбол.

– Я принимаю ванну, – радостно объявила она, – с Карло и моими друзьями.

– Это я вижу, – промолвила Тереза.

Карло сдвинул на затылок кепку и объявил:

– Она сказала, что хочет залезть в ванну. Даже от мороженого отказалась. Она купается, когда одна дома? Я толком не помню, как это было в мои пять лет.

– Я пригляжу за ней, – ответила Терри и обратилась к Елене: – Тебе нравится эта ванна?

– Да, огромная.

В подтверждение своих слов девочка изогнулась, раскинула руки и вытянулась во всю длину. Терри вздрогнула, шокированная этой позой, которая не очень вязалась с возрастом дочери.

– Я остаюсь здесь с Карло, – заявила та.

Как это часто случалось в последнее время, в голосе Елены слышался некий вызов, желание казаться самой себе взрослой. Терри повернулась к Карло и с улыбкой сказала:

– Я сменю тебя. Думаю, на сегодня с тебя довольно.

Карло с облегчением вздохнул.

– Пойду схожу к Кэти. Ничего? – спросил он отца.

– Валяй.

Провожая Карло, Крис рассказал ему о своем выступлении. Елена сверху наблюдала за ними. Остаток дня она была угрюма и замкнута.

Терри объяснила это ее привязанностью к Карло. А через две недели, в пятницу, Терезе на работу позвонила Лесли Уорнер.

– Мне не хотелось бы беспокоить вас, – сказала она. – Но боюсь, у Елены проблемы в школе.

– Я вас слушаю.

Уорнер смешалась, подыскивая слова:

– Елена очень… смущена происшедшим, и я вас прошу, когда будете говорить с ней, постарайтесь быть сдержаннее.

– Договорились. – Терри почувствовала раздражение. – Так о чем же я должна говорить с ней сдержанно?

– Это произошло на школьном дворе, где стоят несколько контейнеров для мусора. Иногда дети прячутся там. Сегодня Елену нашли за этими контейнерами с мальчиком, его зовут Мэттью. Она сняла трусики и показывала ему свои гениталии.

Терри обмерла.

– Что она говорила при этом?

– Ничего. – Уорнер снова запнулась. – Со слов Мэттью, она попросила посмотреть на нее.

– Что, по-вашему, мне следует предпринять?

– Думаю, ничего. В таком возрасте проявляется много подавленных желаний. – Учительница говорила теперь слегка покровительственно. – К тому же этот развод. Дети перевозбуждаются из-за подобных вещей. Новые связи и прочее…

Фраза повисла в воздухе. Терри поняла, что Лесли уже разговаривала с Рики.

– Вы уже сообщили Елениному отцу? – спросила она, стараясь не выдать волнения. Ей показалось, что вопрос застал Уорнер врасплох.

– В общем, да, – промямлила учительница. – Я знаю, что Елена живет с отцом. Но он сказал, что сегодня девочка останется у вас.

– Да, это так. Спасибо за звонок, – сказала Тереза и повесила трубку.

Она хотела найти Криса, но тот был в суде. Остаток дня у нее все валилось из рук, она думала о том, что скажет Елене.

Но разговор не получился. Перед ужином, когда Терри спросила, что случилось, девочка отвернулась к стене, обхватив руками плечи, и не произнесла ни слова.

– Душенька, я же люблю тебя, – уговаривала ее мать. – Ты можешь сказать мне все.

Елена только затрясла головой. Перед глазами Терри летали черные пряди ее волос. Она хотела обнять ее, но дочь вырвалась.

Той ночью Тереза не могла уснуть. Когда уже за полночь она подошла к кроватке дочери, та плакала. Ей снова снились кошмары.