Текст книги "Глаза ребёнка"

Автор книги: Ричард Норт Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 46 страниц)

– Что же, – изрек Лернер, – пока будем продолжать. Однако до окончания процесса этот вопрос необходимо решить – путем ли взаимного соглашения сторон или каким-то иным способом. Надо свести до минимума возможность ошибки, дающей основание к отмене решения.

От глаз Паже не ускользнуло легкое недоумение, отразившееся на лицах присяжных.

– Каким образом, – сказала Кэролайн, поворачиваясь к Слокаму, – вы познакомились с источником, который передал вам документы мистера Ариаса?

Слокам на мгновение задумался.

– Я знал его по прошлым избирательным кампаниям.

– Чем занимается этот человек?

– Он консультант по политическим вопросам. – Слокам растерянно помолчал и добавил: – У него свое дело.

– Каким путем он передал вам бумаги?

Джек бросил мимолетный взгляд на Салинаса.

– Источник позвонил мне и попросил о конфиденциальной встрече. У меня дома.

– Что он сказал, когда вы встретились?

Журналист откашлялся.

– Что эти документы касаются мистера Паже. И что мне самому решать, стоял ли они того, чтобы их опубликовать.

– Ясное дело, не хотел, чтобы вы подумали, будто он придерживается определенного мнения относительно вашей порядочности как журналиста, – сухо заметила Мастерс. – Кстати, он не сказал, зачем ему была нужна публикация документов.

– Нет. Не сказал.

– У вас, по крайней мере, сложилось какое-то впечатление?

Слокам, похоже, разрывался между нежеланием говорить правду и страхом показаться лжецом.

– Я подумал, – наконец промолвил он, – что мой источник представляет интересы какого-то человека, который не хотел бы видеть мистера Паже в качестве кандидата.

– Мистер Слокам, вас не смутило то обстоятельство, что некие силы используют вас для того, чтобы дискредитировать неугодную им кандидатуру?

Слокам высокомерно улыбнулся, словно желая дать понять, насколько наивен вопрос.

– В моем деле, как, видимо, и в вашем, много полезного узнаешь от людей, побудительные мотивы которых, возможно, и не являются кристально-чистыми, но чья информация объективно служит интересам общества. Меня интересовало только качество самой информации.

Кэролайн изумленно вскинула брови.

– Мне показалось, вас не особенно волновало, правдива эта информация или нет.

– Возражаю, – вмешался Салинас. – Это намеренные придирки к свидетелю и превратная интерпретация предыдущих показаний.

– Как вам угодно, – безразлично бросила Мастерс. – Итак, вы получили эту информацию от некоего политического консультанта, который отказался демонстрировать свои интересы, после того как вы обещали не раскрывать его имени и мотивов. Это так?

– В основном да, – произнес Слокам, отводя взгляд.

– После чего вы решили опубликовать полученную от этого лица информацию, которая, по вашему признанию, могла навредить мистеру Паже, по существу, не зная, насколько она правдива?

– Да. – Джек повысил голос. – Я решил, что эти сведения важны сами по себе.

– С журналистской этикой все ясно. Теперь мне хотелось бы выяснить, знакомо ли вам такое понятие, как политическое фиаско. Допустим, личность политика, допустившего утечку, становится известна. Как, по вашему, может ли это повредить его репутации?

Слокам замешкался:

– По-видимому, да.

– Это даже может означать конец его карьеры.

– Мне трудно судить об этом, – растерянно пробормотал журналист.

– Полноте, мистер Слокам. Вовсе не трудно. – В голосе Кэролайн сквозило презрение. – Вы были куда менее застенчивы, когда мистер Салинас спросил, способны ли были эти сведения сами по себе сорвать кампанию мистера Паже. Почему бы вам и теперь не высказать свое откровенное суждение? – Она помолчала и добавила: – В интересах общества, разумеется.

– Я допускаю, что это могло бы навредить ему, – произнес Слокам, по-прежнему избегая смотреть ей в глаза.

– А мистер Ариас понимал это? – помедлив, спросила Кэролайн.

Джек растерянно оглянулся на Виктора, но тут же взял себя в руки.

– Он был мертв. Как вы сами справедливо отметили.

– Но ведь на момент вашего первого разговора с ним он еще не мог быть мертв, не так ли? – с ядовитой улыбкой поинтересовалась Мастерс.

Слокам вновь устремил недоумевающий взгляд в сторону обвинителя.

– Вы когда-нибудь говорили с мистером Ариасом? – рявкнула Кэролайн.

Слокам нехотя перевел на нее взгляд.

– Да.

– Когда это было?

– После того как мне на глаза попалась статья в «Инкуизиторе». Я хотел написать об этом подробнее.

– Так это не мистер Ариас привлек ваше внимание к статье в «Инкуизиторе»?

– Нет, – произнес Слокам, беспомощно озираясь.

– А кто же?

– Мой источник.

Кэролайн удовлетворенно кивнула.

– Ваш приятель-«консультант». Как это я сама не догадалась? И что же сказал ваш источник во время первого разговора?

– Он просто отправил мне копию статьи. Посмотреть, заинтересует ли меня этот материал.

– А когда вы впоследствии позвонили мистеру Ариасу, он случайно не попросил заплатить ему?

– Он не сказал этого прямо, – ответил Слокам, потупив взгляд. – Он спросил, платим ли мы за интервью.

– И что вы ответили?

– Что сам я не обладаю данной компетенцией.

– Как отреагировал мистер Ариас?

– Он хотел знать, кто еще заинтересовался бы его сведениями и не могу ли я поговорить с нужными людьми.

Паже почувствовал отвращение к этому человеку. На скамье присяжных Джозеф Дуарте в презрительной мине плотно сжал губы.

– Что вы ему ответили? – спросила Кэролайн.

Слокам посмотрел в сторону и лишенным выражения голосом произнес:

– Что я не имею права раскрывать свои источники.

Не сводя с него испытующего взгляда, адвокат поинтересовалась:

– Но ведь вы сообщили вашему источнику о заинтересованности мистера Ариаса, верно?

Последовала долгая пауза.

– Да.

– Прекрасно, – надменным тоном изрекла женщина. – Похоже, вы помогли им договориться заочно. И, насколько я понимаю, любой, кто знал о вашем источнике – или о стоявшем за его спиной политике, – мог поставить последнего в весьма затруднительное положение, верно?

– Полагаю, это так.

Мгновение подумав, Кэролайн тихо спросила:

– В том числе мистер Ариас, правда? Человек с природным даром к шантажу.

– Протестую, – заявил Салинас. – Ответ на этот вопрос может быть только гипотетическим.

– Поддерживаю, – произнес судья Лернер и обратился к Кэролайн: – Адвокат, по-моему, все и так поняли, что вы хотите сказать.

Мастерс с вежливой улыбкой поклонилась судье.

– Мы переменим предмет разговора, Ваша честь. – И, повернувшись к Слокаму, спросила: – Если абстрагироваться от вашей нездоровой страсти к «жареным» фактам, вроде тех, что предоставил ваш источник, ведь вы рисковали жизнью, решившись на подобную публикацию? Я правильно понимаю?

Слокам в недоумении уставился на нее.

– Мне не очень ясна суть вопроса.

– Ну как же? Учитывая, каким страшным голосом говорил с вами по телефону мистер Паже, неужели вы не опасались за личную безопасность?

Джек скрестил руки на животе.

– Я этого не утверждал. Сказал только, что он был разгневан.

– И вы не испугались, что мистер Паже разделается с вами? – с притворным восхищением в голосе поинтересовалась адвокат. – Вы смелый человек, мистер Слокам. Скажите, у вас были основания полагать, что мистер Паже предрасположен к насилию?

– Я не знаю.

– Да или нет, – не отступала Кэролайн.

Слокам, помолчав, ответил:

– Нет. Конкретных оснований у меня не было.

– А вам известно мнение мистера Паже по поводу насилия в нашем обществе? В том числе его мнение относительно контроля над огнестрельным оружием?

Очередная пауза.

– Да.

– А вы случайно не присутствовали на выступлении мистера Паже перед Калифорнийской ассоциацией главных редакторов, которое состоялось вскоре после того несчастного случая, когда некий выживший из ума отец семейства расстрелял семерых детей в детском садике?

– Да, присутствовал.

Кэролайн обратилась к судье Лернеру:

– Ваша честь, мне хотелось бы показать свидетелю видеозапись этого выступления – это всего минут десять, – а затем задать несколько коротких вопросов.

Салинас поднялся с места.

– Протестую, Ваша честь. Это судебный процесс, а не политическая сходка. И речь мистера Паже, которую он произнес, исходя из своекорыстных интересов, не имеет никакого доказательного значения.

– Вздор. Выступление имело место задолго до смерти мистера Ариаса. Полагаю, что то искреннее отвращение, которое мистер Паже питает к оружию, а также к насилию, весьма убедительно показывает, мог он застрелить мистера Ариаса или нет. – С этими словами она повернулась к Джеку. – Кроме того, это поможет нам понять, были ли у данного свидетеля – который столь усердствовал, представляя свою реакцию на справедливое возмущение мистера Паже едва ли не актом журналистского героизма, – были ли у него малейшие основания полагать, что образ жизни мистера Паже не согласуется с теми убеждениями, которые он излагал публично.

Лернер задумчиво приложил палец к губам.

– Необычный сегодня денек, – рассеянно пробормотал он и добавил: – Запускайте пленку, мисс Мастерс.

Зал погрузился в полумрак, и на телевизионном экране замелькали черно-белые полосы; присяжные сидели с сосредоточенными лицами, словно зрители в кинотеатре.

– Что ты об этом скажешь? – шепнула адвокат.

– Скажу вот что, – отозвался Крис. – Этому парню конец. Но это еще не все. Теперь его пресловутый «источник» представляет серьезную проблему для обвинения. Я не могу поверить, что Виктор этого не осознает.

В темноте Кэролайн повернулась к нему.

– Думаю, он все прекрасно понимает, Крис. Здесь идет какая-то тонкая игра. Подозреваю, что Виктор подставил Маккинли по причине, которая не имеет отношения ни к тебе, ни к этому делу.

Внезапно взгляд Паже приковало его собственное изображение на экране – изображение человека, страстно излагающего свои убеждения. В тот день были зверски убиты несколько детей.

«У меня нет никакого оружия, – услышал Паже свои слова. – Кроме как в армии, я никогда не стрелял. Возможно, поэтому мне нетрудно заметить, что в Америке стрелковое оружие в основном применяют те, кто грабит бакалейные лавки или совершает преступления на бытовой почве…»

Голос его дрожал от гнева; Паже с болью вспоминал, что он чувствовал в тот день. Но теперь, слушая самого себя, Крис испытывал скорее горечь, чем гнев. Горечь оттого, что погибли дети; оттого, что сейчас он не мог сказать, что думает. Горечь оттого, что сейчас все его страстные слова нужны были ему одному, дабы смыть позор обвинения в убийстве человека.

Паже повернулся в сторону жюри. В полумраке присяжные являли собой призрачную череду фигур, словно сошедших с барельефа: Мариан Селлер, сочувственно наклонившая голову; Луиза Марин, жадно внимающая каждому слову. Кэролайн рядом с Паже не сводила глаз с экрана.

– Ты так и не стал политиком, – пробормотала она. – Об этом остается только жалеть.

Паже был искренне признателен ей; она дала возможность присяжным услышать его другой голос, отличный от того, каким он звучал на пленке с записью его допроса Монком. Кристофер понял: как бы все ни повернулось в дальнейшем, эта дата запомнится как день поражения Салинаса.

Когда экран погас и зажегся свет, все увидели, что Кэролайн Мастерс стоит, вперившись тяжелым взглядом в Слокама.

Присяжные, затаив дыхание, ждали, что она скажет дальше.

– Что же, – наконец нарушила она молчание. – Уверена, всем теперь понятно, как вы усердствовали, чтобы избавить нас от кандидатуры мистера Паже. А сейчас, если не возражаете, несколько вопросов.

14

– Нам надо поговорить, – предложил Паже Кэролайн.

– О чем?

– Об этом свидетеле, которого Виктор собирается заслушать завтра. А кроме того, о версии, что мы представим присяжным.

Они находились в кабине лифта, направляющегося в подземный гараж. По договоренности с судьей Лернером репортеры не были допущены к ним. Кэролайн, сжимая в руке портфельчик с документами, стояла, прислонившись к стене кабинки; на губах ее блуждала загадочная улыбка.

– Что касается нашей версии, – произнесла она, – то у нас богатейший выбор. Для начала необходимо знать, намерен ли ты давать показания.

Паже невольно улыбнулся; Кэролайн обладала необычайно острым умом, и он был уверен, что адвокат просчитала все возможные варианты – до мельчайших нюансов. И она прекрасно понимала: ее заключительное слово будет зависеть от того, что скажет последний свидетель Салинаса.

– Мне просто не хочется, чтобы ты попала впросак, – пробормотал Крис.

– Кристофер, – Кэролайн вздохнула с нарочитым облегчением, словно у нее гора с плеч свалилась, – что бы я делала без твоей помощи.

Она так искусно изображала хрупкую женственность, что Паже рассмеялся:

– Видел бы тебя сейчас мистер Слокам: несчастную женщину, несущую нелегкий груз своих профессиональных обязанностей.

Лицо Мастерс исказила гримаса.

– Этот тип произвел на меня не самое приятное впечатление.

– Это было заметно, – сказал Паже.

В следующее мгновение двери лифта открылись.

Они подошли к машине.

– Ну хорошо, – произнесла Кэролайн. – Куда же мы направимся?

– Мне надо на часок заглянуть домой – посмотреть, как там Карло. Ему приходится нелегко. – Паже занял место справа и, когда женщина села за руль, добавил: – Я бы с удовольствием пригласил тебя поужинать с нами, но мне не хочется вести эти разговоры при нем. По ряду причин.

Кэролайн понимающе кивнула.

– Мне все равно надо принять душ, – сказала она, включая зажигание. – Может, придешь ко мне? Так было бы проще – по крайней мере, для меня.

Паже посмотрел на нее, не в силах скрыть удивления; Кэролайн так ревностно охраняла свою частную жизнь от посторонних глаз, что Крис и представить не мог оказаться когда-нибудь у нее дома.

– Я не возражаю, – ответил он. – Скажи только, как к тебе доехать.

Жилище Кэролайн Мастерс представляло собой удобный пентхаус на крыше четырехэтажного здания в районе Телеграф-Хилл. Войдя, Паже заметил, что женщина, одетая в серые шерстяные брюки и черный свитер, выглядит немного смущенной. Но уже в следующее мгновение его внимание привлекла открывавшаяся взору через огромное, во всю стену, окно величественная панорама города: яркий силуэт моста через залив и горящие огнями небоскребы финансовых кварталов, где они оба работали, – здание «Трансамерика Пирамид», четыре башни Эмбаркадеро-центра, ступенями возвышавшиеся на фоне кромешной тьмы сливавшегося с ночным небом залива. Паже внезапно поразило, как редко в последние дни он видел свет Божий.

– Красиво, – вырвалось у него.

– Спасибо, – ответила Кэролайн. – Хочешь бокал вина?

– Если есть что-нибудь открытое.

– «Монтраше». Не возражаешь?

– Ничуть. – Паже про себя улыбнулся: изысканное французское вино удивительно сочеталось с обликом Кэролайн, которая в своей упрямой эксцентричности, должно быть, считала калифорнийские марки вин чересчур обыденными. Он проследовал за ней в гостиную, не забывая смотреть по сторонам. Апартаменты были убраны со вкусом, при этом безо всякой нарочитости; среди современной мебели встречались редкие старинные предметы, вроде кресла-качалки или дубового шведского бюро, которые, как отметил про себя Паже, скорее достались Мастерс по наследству, нежели были куплены. Это напомнило ему, что он почти ничего не знает о ней, за исключением того, что она была выходцем из Новой Англии. Судя по всему, Кэролайн, как и сам Паже, унаследовала также какие-то деньги. Иначе невозможно было представить, чтобы эту квартиру она приобрела на то скромное жалованье, которое получала, работая двадцать лет общественным защитником или судьей, даже с учетом полугода работы на «Кеньон энд Уокер».

Кухня была просторная и уютная; все свидетельствовало о том, что здесь одна-единственная хозяйка, делающая то, что ей нравится.

Кэролайн протянула Паже бокал вина.

– Спасибо, – поблагодарил он.

Она молча пригубила вино, словно поглощенная какими-то мыслями, но в следующее мгновение спросила:

– Может, выйдем на крышу? Хороший вечер, к тому же мы целый день словно в заточении.

Не дожидаясь ответа, она поднялась, и Крис прошел за ней в гостиную, в углу которой оказалась витая чугунная лестница наверх. Поднявшись, они попали в небольшое помещение, из которого вышли в садик на крыше, где в деревянных ящиках росли кусты и стояли стол и четыре кресла; стеклянные стены защищали от ветра. Отсюда открывался вид на многие мили вокруг, словно Кэролайн постаралась создать на этом клочке некое подобие идеального, в ее представлении, мира, где находила покой и уединение. Паже вдруг подумал, что, если бы не Карло, он и сам, наверное, предпочел бы такой образ жизни.

Он подошел к краю.

– Невероятно, – вырвалось у него.

– Тебе нравится здесь? – спросила женщина.

Паже повернулся к ней; она наблюдала за ним из глубины этого уютного дворика.

– Очень, – просто ответил Крис.

Кэролайн вернулась к выходу и зажгла свет; от растений поползли причудливые тени.

Они сели за стол друг напротив друга; выражение глаз Мастерс было исполнено загадочного очарования, и невозможно было догадаться, о чем она сейчас думает.

– Можно задать тебе один вопрос? – спросил Паже.

– Смотря о чем, – с улыбкой ответила она.

Паже откинулся на спинку кресла.

– Скажи на милость, как тебя угораздило стать адвокатом по уголовным делам?

Кэролайн понимающе усмехнулась, словно она предвидела этот вопрос, хотя и считала его немного легкомысленным.

– «Такая обаятельная особа…» – ты это хочешь сказать? – сухо проронила она. – Может, мне следовало стать профессором права и сочинять монографии по антитрастовому законодательству. Или специалистом по финансам и сидеть в какой-нибудь конторе на Уолл-стрит. В этой роли я, скорее, вижу тебя.

– Ну, со мной все иначе. Дело Мэри Карелли явное исключение. В основном же моими клиентами были люди, которые никогда не применяли оружия и не имели неприятностей с полицейским на улице, – банкиры и подобная им публика. Тогда как твою клиентуру в большинстве случаев составляли убийцы, насильники, вооруженные грабители и похитители автомобилей.

– Не спорю – ты всегда представлял интересы наиболее благовоспитанной элиты криминального мира, – сказала Кэролайн, поднеся бокал к губам. – Вот почему защищать тебя самого такая трудная штука.

От неожиданности Паже расхохотался.

– Приятно наблюдать, как ты смеешься, – произнесла женщина. – Даже если это всего лишь ирония, а не наслаждение жизнью.

Крис горько усмехнулся.

– Потому что, как ты справедливо отметила, тебе достаются все шишки. Кстати, ты не ответила на вопрос.

– Это насчет уголовного права? – Кэролайн обвела задумчивым взглядом вечернее небо и залитый огнями противоположный берег залива. – По правде говоря, я не имела четкой программы действий. Просто на каком-то отрезке, когда мне было за двадцать, я вдруг поняла, что занята бесконечными поисками себя; что делаю совсем не то, что предназначено мне судьбой; что живу чьей-то чужой жизнью. Вот и все: в итоге я пошла своим путем. – Казалось, Кэролайн решила не откровенничать дальше. – Занятия уголовным правом меня вполне устраивают. К тому же у меня это неплохо получается.

Последняя фраза означала, что предмет разговора можно считать исчерпанным; к Паже вновь вернулось то странное ощущение, которое он испытывал в обществе Кэролайн – смущающее душу ощущение (которое, впрочем, всегда оказывалось обманчивым), что вот-вот поймет Мастерс. Как бы то ни было, сейчас в руках этой непостижимой женщины оказалась судьба его самого и его сына.

– Не просто неплохо, – наконец произнес он. – Лучше, чем у большинства.

Кэролайн с улыбкой пожала плечами, но не стала кокетливо возражать ему. «Мы взрослые люди, – красноречивее всяких слов говорил этот жест. – К чему притворяться?»

Паже пригубил вино, ощутив на языке его терпкий вкус и богатый букет.

– Как Тереза? – спросила Кэролайн.

Паже помолчал, разглядывая бокал с вином на свет, затем промолвил:

– Ты имеешь в виду – как она сама или как ее дела?

Кэролайн на мгновение задумалась.

– И то и другое, полагаю.

Паже попробовал убедить себя, что не обязан быть откровенным, но почувствовал, что ему необходимо именно это.

– Для Терри все складывается непросто. Отчасти из-за Елены. Отчасти оттого, что нам обоим сегодня приходится непросто. – Он заглянул Кэролайн в глаза. – В душе она не уверена, что это не я.

Во взгляде Мастерс сквозило недоверие; Паже показалось, что ей тяжело смотреть ему в глаза.

– Для юриста двойственность в отношении – это норма, – успокоил ее Паже. – Когда речь о влюбленных – это болезнь.

Кэролайн улыбнулась одним краешком рта:

– Значит, мне простительно?

– Всегда.

– А Терри?

Паже погрузился в глубокую задумчивость; затем словно со стороны услышал звук собственного голоса:

– Не знаю. Право, не знаю.

Женщина пристально наблюдала за ним.

– Она хорошо выступала, – заметила она. – Особенно если допустить, что твои слова – правда.

В глазах Кэролайн был немой вопрос: сказала ли Тереза неправду ради его спасения. Теперь Паже самому было тяжело поднять взор.

– Возможно, когда закончится суд, – пробормотал он, – во всем этом появится какой-то смысл. И моя жизнь обретет смысл. Сейчас она бессмысленна.

Кэролайн с минуту молчала, потом осторожно произнесла:

– Между «сейчас» и «потом» предстоит кое-что сделать. Ты, кажется, хотел поговорить об этом.

Крис кивнул.

– Да, верно, – согласился он, мимолетно подумав, что Кэролайн все же удалось избежать разговоров, касающихся ее самой.

– Что же, – проговорила Мастерс, допив свое вино. – На завтра назначен допрос последнего свидетеля со стороны обвинения – это женщина, которая заявляет, что видела, как ты выходил из квартиры Рики. Стоит подумать о том, что же мы имеем.

Паже показалось, что с тех пор как он вышел из зала суда, ни о чем другом и не думал.

– Тебе придется импровизировать по ходу дела, – промолвил он. – Однако мы должны исходить из того, что это все же было самоубийство. Правда, здесь Салинас хорошо постарался. Все показания Лиз Шелтон, основанные на данных медицинской экспертизы, говорят в пользу версии об убийстве. Да и не один из тех, кого допрашивал Салинас – какую бы медвежью услугу ни оказали они посмертной репутации Рики, – ни один из них не верит в то, что Ариас был способен на самоубийство. Признаться, я и сам в это не верю. – Паже помолчал. – И все же мы можем прибегнуть к версии о самоубийстве как к линии защиты. Правда, если ты спросишь присяжных, во что те верят, готов поспорить – они выберут убийство.

– Согласна, – бесстрастно констатировала Кэролайн. – В этом случае нам остается уповать на то, что у них будут разумные основания для сомнения при вынесении приговора.

Паже кивнул.

– Их несколько. Первое – мотив убийства. Важно доказать главное. С одной стороны, если допустить, что я являю собой тип личности, склонной к убийству, тогда у меня было достаточно причин прикончить его. Но не меньше оснований для этого имелось и у Терри – хотелось бы мне того или нет, – и она ясно дала это понять. Ты же убедительно доказала, что я никогда не пошел бы на убийство – разве что ради спасения жизни Карло.

– К тому же, – задумчиво произнесла Мастерс, – у тебя никогда не было оружия. Если только пистолет не достался тебе по наследству – тогда все сходится: и возраст револьвера и ржавые пули. Но у них нет доказательства.

– Верно.

– Давай-ка лучше займемся теми доказательствами, которыми они располагают, – продолжала Кэролайн. – Поначалу казалось, что им удалось поймать тебя на ворсе от коврового покрытия Рики, найденного в твоем доме. Но Терри все объяснила. То же самое с твоей машиной. – Она испытующе посмотрела на него. – Наконец, злосчастные отпечатки на автоответчике – здесь Тереза превзошла самое себя. – Паже предпочел промолчать, и Кэролайн продолжала как ни в чем не бывало:

– В отношении алиби твои позиции особенно слабы, если говорить о том, где ты находился вечером накануне отъезда в Италию. Вольно или невольно Карло оказал тебе медвежью услугу: то обстоятельство, что все выглядело так, будто он говорит неправду, лишний раз напоминало о том, что никто не может подтвердить, что ты действительно был дома. Разумеется, кроме тебя самого.

Паже понимал – она прощупывает его слабые места, однако снова сделал вид, будто ничего не заметил.

– С другой стороны, – подхватил Крис, – сделав ставку на те десять тысяч откупных, полученных Рики от Коулта, ты обозначила зловещие и таинственные фигуры политиков и наркодельцов, которым все сошло с рук, благодаря вмешательству желающего отомстить мне окружного прокурора и стараниям надутого репортеришки, чей пресловутый источник – с этим мы оба согласны – куда более полезен как иллюзорный подозреваемый, нежели в качестве живого свидетеля. – Паже откинулся назад и вытянул ноги. – Едва ли вопрос о моем местонахождении повис в воздухе, то же самое можно сказать о ниточках, которые тянутся от найденной у Рики наличности. Даже Монк не отрицает этого. Наконец, твоими усилиями Рики превратился из обездоленного паренька-латинос в гнусного мошенника, а такие люди, случается, живут недолго. – Внезапно Паже охватило какое-то беспокойство, и он встал. – Сомневаюсь, что кто-то из присяжных спит и видит, как бы отомстить за него. Возможно, у них уже сложился образ Рики как человека, которого общество отторгает.

На лице Кэролайн блуждала задумчивая улыбка.

– Предположим, – спустя некоторое время промолвила она, – голосование присяжных назначено на завтра…

Паже вдруг стало страшно произнести вслух слова, которые давно бились у него в мозгу.

– В чем-то я ошибался, – наконец проговорил он. – Но думаю, на основании этих показаний они оправдают меня. Возможно, даже сам Лернер будет рекомендовать жюри принять такое решение.

– Согласна, – тихо произнесла Кэролайн. – Но что, если завтрашняя свидетельница будет настаивать на том, что она именно тебя видела выходящим из квартиры Рики? А я не смогу поколебать ее уверенности?

Паже принялся нервно вышагивать по садику.

– Тогда все меняется.

– В таком случае, – услышал он голос Мастерс у себя за спиной, – может, тебе стоит подумать о том, чтобы дать показания. Или пойти на сделку с Маккинли и добровольно признаться в совершении убийства по внезапно возникшему умыслу? Потому что иначе тебе действительно придется туго.

Паже ощутил тошноту.

– Предположим, – произнес он, стоя к ней спиной, – тебе удастся переломить эту дамочку. К какой тактике защиты должен прибегнуть я?

– А что ты сам думаешь по этому поводу?

Крис резко повернулся.

– Ровным счетом ничего. Ты вела дело таким образом, что исключила возможность применить какую бы то ни было тактику.

Кэролайн вскинула брови.

– В самом деле?

Паже коротко кивнул.

– Ты вела перекрестные допросы так, чтобы версию защиты озвучили свидетели обвиняющей стороны. То есть с расчетом на то, что я не буду давать показания. Положим, мы попробуем пригласить своего судебно-медицинского эксперта, с тем чтобы он оспорил заключения, сделанные Лиз Шелтон. Но нам вряд ли удастся найти такого профессионала, который бы не согласился с ней по существу, а все, что можно, ты и так сделала на перекрестном допросе. Прошло довольно много времени, когда Шелтон давала показания; присяжные уже успели подзабыть ее, и плохой эксперт только лишний раз напомнит им о том, насколько убедительны были доводы Лиз. Следовательно, эксперт отпадает. Что мы постарались бы сделать – так это очернить Рики в глазах присяжных. Но тебе это уже удалось.

Паже заметил, что Кэролайн снова улыбается.

– Наконец, – продолжал он свои размышления вслух, – можно пригласить свидетелей, которые подтвердили бы, что у меня непорочная репутация, что я добрый и деликатный человек, неспособный причинить зло ближнему. Но в этом смысле моими главными свидетелями являются Терри и Карло, которых ты уже допрашивала. Более того, тебе удалось навязать присяжным видеозапись моего выступления, где я с пафосом разглагольствую о контроле над огнестрельным оружием. – Кристофер замолчал, затем тихо произнес: – А приглашать других свидетелей, которые заявят во всеуслышание, какой я замечательный малый, значит напоминать присяжным, что сам-то я не способен что-либо сказать в свое оправдание, ведь так?

Кэролайн взяла бокал и, внимательно глядя из-под полуопущенных век на какие-то видимые только ее глазу деления, налила себе вина.

– Как насчет того, чтобы вызвать в качестве свидетеля Маккинли Брукса? – спросила она.

Теперь пришла очередь Паже улыбнуться.

– Кэролайн, ты ведь никогда не рассматривала такую возможность всерьез. Ни единой секунды.

– Почему бы нет?

– Потому что Маккинли выгоднее иметь в качестве зловещей фигуры некоего кукольника, дергающего за ниточки из-за кулис, чем живым свидетелем, который предстанет перед присяжными в виде эдакого дружелюбного политика, к тому же способного вещать тоном оскорбленной добродетели. Ты угрожала ему просто на всякий случай, чтобы заставить его согласиться на сделку. Если это потребовалось бы.

Кэролайн посмотрела на него долгим задумчивым взглядом.

– Итак, если мне удастся завтра сломать эту несчастную, мы с тобой квиты?

– Разумеется, – ответил Паже и не без иронии добавил: – Ты, наверное, уже сочинила свою заключительную речь? «Леди и джентльмены, надо отдать должное гению мистера Салинаса, он действительно все доказал в пользу мистера Паже…»

Кэролайн нахмурилась:

– А что, если я не смогу сломать ее?

– Сможешь, – тихо промолвил Крис. – Я же говорил, что ты лучшая среди лучших.

Паже ехал домой, предчувствуя бессонную ночь. Оставалось надеяться, что хотя бы Кэролайн удастся уснуть.

Квартира встретила его темнотой и подозрительной тишиной. Обычно Крис сразу мог определить, дома ли Карло, по каким-то неуловимым признакам догадываясь, что в данный момент сын сидит за учебником, разговаривает с приятелем или смотрит спортивную хронику. Сейчас дом казался замкнутым безвоздушным пространством, точно вся его жизнь съежилась и притаилась где-то в темном углу.

Паже поднялся по лестнице. Хотя было только половина одиннадцатого, а Карло любил полуночничать, под его дверью не было привычной полоски света.

В растерянности Паже остановился. Когда он уезжал на встречу с Кэролайн, сын показался ему полностью погруженным в себя; он безучастно наблюдал за отцом и даже не поинтересовался, куда тот собирается; похоже, он даже хотел поскорее остаться один. Крис не помнил, чтобы Карло говорил ему, что сам куда-то пойдет этим вечером.

Паже тихонько постучал в дверь.

Никакого ответа не последовало. Тогда осторожно, словно боялся увидеть бездыханное тело, он открыл дверь.

Карло – в майке и джинсах – лежал на кровати. Он встретил Паже взглядом, в котором странным образом сочетались настороженность и полнейшее равнодушие. Едва Крис вошел в комнату, в нос ему ударил стойкий запах марихуаны.