Текст книги "Глаза ребёнка"

Автор книги: Ричард Норт Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 46 страниц)

Кристофер не мог не подивиться хладнокровию Виктора. Но, в конце концов, тот был способным юристом.

– Приблизительно так, – ответил Салинас.

– Приблизительно?! – с наигранным удивлением воскликнул Паже. – Если подобная информация получит огласку, Маккинли, как политику, придет конец. Против него могут даже выдвинуть обвинение. Вам достаточно «скормить» этот источник генеральному прокурору – и «большое жюри» не преминет вцепиться в это дело зубами. И у вас, как у единственного честного человека, будет шанс.

Салинас явно почувствовал себя уязвленным; Паже говорил с ним покровительственно-снисходительным тоном, давая понять, дескать, он отнюдь не забыл, кем был Салинас во время процесса, и что нет смысла прикидываться невинной овечкой.

– Хорошо, – признал Виктор. – Мне необходимо именно это. Так вы сможете помочь мне?

Паже, не торопясь, достал из металлического шкафа какую-то папку и положил на стол.

– Это отчет Джонни. Здесь есть все, что вас интересует. Источник, звонивший Бруксу, – это тот самый человек, который снабдил информацией Джека Слокама, и, несомненно, он же передал десять тысяч долларов нашему покойному другу Рикардо. Пользуйтесь, если хотите. В интересах общества, разумеется.

Салинас молча уставился на папку. Он неуверенно протянул руку, потом вопросительно взглянул на Паже.

– Чего вы хотите?

– Мне нужен Джеймс Коулт.

Салинас не сводил с Паже глаз.

– Пресловутый источник связан с Коултом?

– Да. Коулт и является тем самым таинственным покровителем Маккинли Брукса. Именно с его подачи Мак сфабриковал все это дело.

Салинас молча взирал на лежащую папку.

Через минуту Паже понимающе кивнул и произнес:

– Ваша осторожность делает вам честь, Виктор. Потому что как только вы выпустите этого джина из бутылки, то потеряете контроль над ситуацией. Даже если бы это и было возможным, мы с Джонни никогда не остановились бы, насолив одному только Бруксу. Куда более важно – и генеральный прокурор непременно обратит на это внимание, – какие цели преследовал человек, чье инкогнито так усердно старались сохранить Слокам и Брукс. – Паже на минуту задумался. – Кэролайн Мастерс ни разу не сказала мне, что рискует нажить себе могущественного врага, способного прервать ее восхождение к судейскому Олимпу. Но я не могу допустить этого. Таким образом, если вы беретесь дать ход этой информации, то тем самым ввязываетесь в борьбу, конечная цель которой – свалить Коулта. То есть автоматически попадаете в стан его врагов. Вам решать, Виктор – либо пан, либо пропал, – бесстрастно заключил Паже.

Салинас молчал. Но Крис видел, что в нем борются противоречивые чувства – страх, тщеславие, благоразумная осторожность и внезапное понимание того, что надежда может обернуться крахом. Он медленно поднял глаза на Паже.

– Да или нет? – вполголоса спросил Паже.

На губах Виктора заиграла слабая улыбка, и было непонятно, чего в ней больше – заносчивости или холодного расчета. В следующее мгновение он наклонился над столом и взял папку.

Паже выбрал черный шар под номером восемь, тщательно прицелился и мягко ударил кием; раздался щелчок, шар отскочил и плавно скользнул в лузу.

– Есть, – объявил Крис довольный собой.

Карло уставился на то место, где только что лежал последний шар, затем требовательным тоном изрек:

– Еще партию.

Они снова установили шары. За минувшие девять лет ими было сыграно бесчисленное количество партий в пул; с течением времени Карло научился играть настолько, что на равных соперничал с отцом. Паже вдруг вспомнил о том времени, когда сын был еще слишком мал и все их общение в основном сводилось к катанию вот этих шаров. А еще он с грустью подумал, что многие люди живут в замкнутом молчаливом мире, вспоминая о том, что они близки друг другу, только за столом для игры в пул, и что они с Карло тоже прошли через это.

Паже опустил кий и неожиданно произнес:

– Послушай, я понимаю – это я все испортил.

Карло приготовился разбивать и не поднял головы; хлестким ударом он направил белый шар в выстроенный у противоположного борта треугольник; шары разлетелись во все стороны – два из них угодили в лузы.

Юноша был настроен решительно.

– Неплохой удар, – заметил Паже.

Карло окинул взглядом стол.

– Ты себе все испортил, – сказал он. – Это не одно и то же.

– То есть?

Карло изготовился для очередного удара.

– В этом деле с Рики ты сам себе подгадил, правильно? Проблема усугубляется еще и тем, что с детских лет ты был для меня идеалом. И когда моя вера в тебя пошатнулась, я испугался до смерти. – Карло наконец оторвал взгляд от стола. – Пап, тебе здорово повезло, ты единственный в мире человек, перед которым мне ни за что не хотелось бы ударить в грязь лицом. Долгие годы ты был единственным, на кого я мог надеяться и целиком положиться. Как я и сказал на суде.

Паже молча смотрел в глаза сына. Он не знал, что ему ответить.

Карло вновь склонился над столом.

– Наверное, быть отцом дерьмовое занятие, да?

Очередной шар исчез в лузе.

– Временами, – произнес Паже. – В основном не так уж плохо.

Карло сыграл шара от борта.

– Однако я уже не мальчик, – проговорил он. – Ты же не можешь всю свою жизнь только и делать, что переживать из-за меня. Или злить меня.

– Я, собственно, и не имел этого в виду.

Минуту они молчали.

– Так что там у тебя с Терри? – спросил Карло, загоняя в лузу пятый подряд шар.

Крис удивленно вскинул брови.

– Я не знал, что тебе это интересно. – Он невесело усмехнулся.

– На днях мы с ней снова ходили в ресторан. Я решил объявить амнистию. – Карло добродушно улыбнулся. – Словом, ты понимаешь? Решил образумиться, пока окончательно не достал вас всех.

Паже, недоумевая, покачал головой. То, что сын вступился за Елену, наполняло его сердце гордостью и грустью одновременно. Из разговора с Терри он понял, что для нее это было огромным облегчением.

– Ты даже не представляешь, сколько ты сделал для Елены, – с чувством сказал он. – Дело не в том, что ты мой сын и я люблю тебя: ты сделал больше того, о чем мы с Терри могли бы просить тебя.

Карло равнодушно пожал плечами и отправил в лузу шестой шар.

– Терри хороший человек, – сказал он. – Чего не скажешь о ее жизни.

– С чего ты заговорил об этом? – спросил Паже после секундного колебания.

– Я вспомнил, почему я сразу почувствовал симпатию к ней, – ответил Карло, примериваясь к очередному шару: тот скользнул к лузе, и он пробормотал: – Семь.

– Так почему же? – поинтересовался Крис.

– По двум причинам. – Карло загнал в лузу еще один шар и, широко улыбаясь, посмотрел на отца. – Во-первых, она говорит то, что думает, – иногда даже законченными предложениями. Во-вторых, она говорит со мной как со взрослым. Конечно, по возрасту она ко мне ближе, чем ты. – С видимым удовольствием, продолжая улыбаться, Карло заключил: – Между прочим, восемь: ноль. Ты проиграл.

– Я хочу погулять, – сказала Елена.

Стояла осень; прошло около полугода с тех пор, как Крис был признан невиновным и отпущен. Девочка стояла у окна, подставив лицо солнцу; теперь она проявляла живой интерес к окружающему миру и все более становилась похожа на того общительного и доброжелательного ребенка, каким ее знала Терри. Если она и вспоминала отца, то не в связи с болью, которую он ей причинил. Так или иначе, но память Елены отчаянно цеплялась за то время, когда они втроем жили вместе, одной семьей. Терри с горечью признавалась себе, что в каком-то смысле Роза нашла идеальный выход из ситуации: Елене больше не надо было поддерживать отношения с отцом и, подчиняясь строгому режиму посещений, который установил бы для Рики суд по делам брака и семьи, терзаться чувством вины и раздвоенности. Что касается самой Терезы, которая достаточно натерпелась, то она могла вздохнуть с облегчением – ей уже никогда не придется смотреть в зловещие глаза Рикардо.

– Может, сходим в парк «Золотые ворота»? – предложила Тереза.

– Давай. – Елена робко посмотрела на мать и после секундного колебания спросила: – Как думаешь, может Карло пойти с нами? Он совсем перестал играть со мной.

Терри пристальнее всмотрелась в лицо дочери и заметила, как загорелись у той глаза. Тереза знала, что это была уловка: детским чутьем Елена давно уже догадывалась, почему они с Карло больше не встречаются.

– Что, если Карло не окажется дома? – спросила она. – Может, Крис пойдет с нами?

Девочка потупила взор.

– Ладно, – пролепетала она, точно заранее знала, что мать все равно не пригласит Карло.

Когда они встретились с Крисом на окруженной дубами лужайке, в руках у него был бумажный змей.

– Карло когда-то нравилось так играть, – объяснил он. – Я подумал – может, Елена тоже захочет попробовать.

Девочка растерянно взглянула на мать.

– Я хочу попробовать, – вмешалась Терри.

Она ничуть не лукавила, поскольку не могла припомнить, чтобы хоть раз в детстве запускала змея.

Вскоре выяснилось, что у нее прирожденный талант.

Не прошло и минуты, как змей взмыл в небеса. Какое-то время Терри самозабвенно следила за его полетом, потом передала ниточку Елене, а сама села на плед рядом с Крисом. Они пили кофе, наблюдая, как Елена с серьезным и сосредоточенным видом управляется с бумажным змеем. Крис невольно улыбнулся.

– Неужели Карло этим увлекался? – спросила Тереза.

– Угу, и я тоже. В детстве это было моим подлинным призванием, а уж ветра в Сан-Франциско хватает. – Крис не скрывал, что ему приятны эти воспоминания. – Естественно, Карло все хотел делать сам. Где-нибудь над Китаем до сих пор парит парочка превосходных змеев, которые когда-то вырвались у него из рук.

Паже говорил спокойно, без всякого надрыва, словно его нежное отношение к Карло было чем-то само собой разумеющимся. Но он избегал смотреть Терри в глаза. Она с грустью задавала себе вопрос, смогут ли они когда-нибудь говорить о детях, не оглядываясь назад, в прошлое, в котором остались нелепые обвинения Рики.

Внезапно налетел порыв ветра, Елена выпустила нитку из рук, змей судорожно заметался и зацепился за росшее неподалеку дерево. Девочка стояла с дрожащими губами, рассеянно взирая вверх. Когда Крис с Терри подошли к ней, она смерила обоих оценивающим взглядом, затем смущенно обратилась к Крису:

– Пожалуйста, ты можешь достать змея? Ведь ты высокий.

Крис кивнул.

– Надо попробовать.

Терри, заинтригованная, села на плед и принялась наблюдать; она невольно подумала о том, что к шести годам девочки уже начинают понимать, что мужчины сильнее, чем женщины. Но тут она вспомнила про Рики, и ее охватило чувство горечи.

Тереза видела, что Крису не составило бы большого труда достать змея – достаточно было подергать как следует за нитку, чтобы тот упал на землю. Однако вместо этого он упер руки в бока и молча уставился на дерево.

– Похоже, мне потребуется помощь, – наконец изрек Паже. – Давай я тебя подержу, а ты попробуй освободить конец нитки. Вон с того сучка.

Терри поймала себя на мысли о том, что Рики в подобной ситуации вел бы себя совершенно иначе. Елена устремила испуганный взгляд на дерево, как будто ей предстояло карабкаться на небоскреб.

– Не бойся, я не дам тебе упасть, – успокоил ее Крис.

Девочка еще мгновение колебалась, потом повернулась к Крису и, не поднимая на него глаз, протянула ему руки – когда-то она вот так же тянулась к отцу.

Елена и глазом не успела моргнуть, как крепкие руки Криса подхватили ее, и она исчезла в листве. Тут Терри заметила, что Крис для верности держит конец нитки в руке. Но вот он опустил девочку на землю; лицо ее сияло от удовольствия – следом появился и змей.

Крис улыбнулся.

– Спасибо, – сказал он Елене. – Одному мне ни за что бы не справиться.

Не выпуская из рук нитку, девочка смерила его оценивающим взглядом.

– Ты знаешь Сьюзи Голдман? – спросила она.

Крис склонил голову набок, делая вид, что мучительно старается вспомнить, кто же это.

– Боюсь, что нет, – ответил он.

– Она со мной в одном классе, – сказала Елена и нахмурилась. – Иногда мы с ней дружим, а иногда ссоримся.

Ее слова вызвали у Криса улыбку.

– С друзьями это случается. – Он присел на корточки и обвязал нитку вокруг пояса девочки. – Елена, ты здорово запускаешь змея. По крайней мере, не хуже Карло.

Услышав имя Карло, девочка подхватила змея и побежала прочь.

Крис сел рядом с Терри.

– А я-то думала, что ты не умеешь обращаться с малышами, – сказала она.

Он взял свою чашку кофе.

– Я никогда не утверждал этого. Я говорил лишь, что у меня нет практики. Особенно в воспитании девочек.

– Не притворяйся, все ты умеешь. – Было видно, что Терри приятно удивлена. – Твой трюк с бумажным змеем – это для ребенка настоящий урок самоутверждения.

Крис улыбнулся.

– С впечатлительными барышнями легче иметь дело, когда они посещают начальную школу.

Терри машинально улыбнулась в ответ, но его шутливое замечание неприятно резануло ей слух; ей показалось, что он намекает на Рики. Она сидела точно завороженная, не в состоянии отвести от него глаз.

Паже наблюдал за Еленой и, казалось, не видит Терезы, но она почему-то была уверена, что он чувствует на себе ее пристальный взгляд.

– Убежден, – произнес он, – после того, что случилось с Карло, тебя не перестает мучить один вопрос, а именно: как же я на самом деле отношусь к Елене?

Терри смешалась – Крис словно читал ее мысли.

– Я знаю, ты жалеешь ее, – вполголоса проронила она. – Но ты прав: меня это тревожит.

Он повернулся к ней лицом.

– То, что произошло с Еленой, иначе как трагедией не назовешь. Неужели ты думаешь, я буду обвинять ее за это? Так что не стоит усложнять себе жизнь, договорились?

«Сможешь ли ты полюбить ее?» – подмывало спросить Терезу. Но она не была уверена, что сейчас это имело значение.

За два месяца до ноябрьских выборов федеральное «большое жюри» предъявило обвинения Маккинли Бруксу.

Формально ему вменялось в вину посягательство на федеральное законодательство, регулирующее организацию и проведение предвыборных кампаний, а также на гражданские права Кристофера Паже. Однако суть обвинения сводилась к тому, что Брукс – очевидно, по наущению Джеймса Коулта – помешал полиции провести объективное расследование обстоятельств убийства Рикардо Ариаса. В качестве свидетелей фигурировали Джек Слокам и консультант по политическим вопросам Джордж Нортон, причем последнего освободили от ответственности перед судом за то, что он представил отчет о своих разговорах с Бруксом, Слокамом и помощником Джеймса Коулта.

В день предъявления Бруксу обвинения Паже встретился с Джонни Муром. Приятели сидели за стойкой бара перед телевизором; вот-вот должен был начаться вечерний выпуск новостей. Перед Паже стоял бокал «мартини», Мур, как всегда, пил свою минеральную воду.

– Не надоела тебе еще эта гадость? – осведомился Крис.

Джонни улыбнулся.

– Еще как. К десяти вечера я совершенно зверею. Мало того, что меня начинает буквально распирать от красноречия и я готов сцепиться с любым горе-политиком, окажись он рядом. К тому же мне еще становится нестерпимо скучно в пьяной компании.

– Джонни, может, тебе найти новое увлечение? Ходить в спортзал, например.

Мур скорчил гримасу отвращения.

– Чтобы тягать штангу перед зеркалом? Страдая алкоголизмом, ты, по крайней мере, можешь разделить свою участь с другими. Что касается нарциссизма, то я могу удовлетворять эту слабость опосредованно. Через тебя.

Паже улыбнулся и посмотрел на экран; начинались новости.

В центре внимания были выдвинутые против Брукса обвинения. Ведущая, чем-то напоминающая Марлу Маплз, блондинка, говорила голосом, каким обычно повествуют о захвате заложников или стихийных бедствиях:

«Сегодня были предъявлены обвинения окружному прокурору Сан-Франциско Маккинли Бруксу, которого подозревают в том, что он, используя свое служебное положение, вмешивался в ход кампании по выборам в Сенат, а также препятствовал нормальной работе суда в ходе процесса над известным адвокатом Кристофером Паже…»

На экране появился Маккинли Брукс; мрачнее тучи, он в окружении своих адвокатов выходил из здания федеральной администрации. Брукс отказался говорить с прессой.

Ведущая продолжала:

«Обвинение против Брукса основывается на показаниях политического консультанта Джорджа Нортона, который утверждает, что говорил с Бруксом от имени Джеймса Коулта, претендента на пост губернатора. Как стало известно из источников, близких к федеральному «большому жюри», он передал предназначавшиеся на избирательную кампанию деньги Рикардо Ариасу, бывшему мужу Терезы Перальты, которая является сотрудником фирмы мистера Паже. За это Рикардо Ариас должен был выступить с сенсационными разоблачениями мистера Паже и его сына. После загадочной смерти Рикардо Ариаса мистер Нортон – предположительно, следуя инструкции, полученной им от одного из ближайших помощников Джеймса Коулта, – снова связался с окружным прокурором Бруксом, который должен был помешать полиции установить связь между Рикардо Ариасом и Джеймсом Коултом. Джеймс Коулт отрицает все обвинения в свой адрес…»

На экране появился Коулт; окруженный камерами, он стоял у пальмы во дворе своего дома в Бел-Эйр, напряженный, но сосредоточенный.

– Неважно выглядит, – заметил Мур. – Похож на альбиноса. Видно, общественное внимание не идет ему на пользу.

Паже кивнул.

– Славные ребята. Я по ним даже соскучился.

«Эти обвинения, – с гневом заговорил Коулт, – не что иное, как происки тех, кто противостоит моим усилиям повысить уровень жизни всех калифорнийцев, богатых и бедных. Мы надеемся на справедливость и уверены, что она не заставит себя долго ждать…»

– Ставлю два против одного, что Маккинли продаст его с потрохами, – пробормотал Паже.

– Два ящика «Перье» против бутылки «Мартини»? Ты серьезно?

– Вполне.

На экране Коулт беззвучно шевелил губами.

«Однако, – продолжала ведущая за кадром, – мы располагаем данными о том, что Маккинли Брукс пытается договориться о смягчении обвинения в обмен на его показания относительно своих контактов с Джеймсом Коултом. Пока неясно, увенчаются ли его переговоры с властями успехом, но уже можно сказать наверняка, что политической карьере мистера Коулта причинен непоправимый вред».

– Коулт влип, – проронил Мур. – Неважно, сдаст его Мак или нет.

– Как насчет пари, Джонни? Будут встречные ставки?

– Нет уж, увольте. К тому же и так все ясно. Мак обязательно сдаст его. Вопрос только – за сколько.

Ведущая вновь появилась на экране:

«В связи с сегодняшними событиями весьма вероятно, что пост окружного прокурора займет Виктор Салинас, известный своими критическими выступлениями против Маккинли Брукса. В интервью нашей программе мистер Салинас, в частности, сказал, я цитирую: „Процесс по делу об убийстве Рикардо Ариаса был пародией на судопроизводство. Обвинения, выдвинутые против окружного прокурора, еще раз подтверждают, что правосудие не продается, каким бы богатством и влиянием ни располагал покупатель“».

Паже заметил, как усмехнулся Мур, глядя в стакан минералки.

«Что касается мистера Паже, который все это время хранил молчание, то он был крайне сдержан в оценке этих событий. Вот что он сказал, я цитирую: „Уверен, с мистером Коултом обойдутся более снисходительно, чем он обошелся с моим сыном. Разумеется, он рассчитывает на это“».

Мур внимательно посмотрел на Паже.

– Как некрасиво, – произнес он, – заставлять Коулта отдуваться за грязные делишки Рики.

Крис равнодушно пожал плечами.

– В этом есть какая-то изысканность, по-моему. – Он поднял бокал. – Как бы там ни было, Кэролайн теперь может спать спокойно.

Они чокнулись.

– Весьма великодушно с твоей стороны, – сказал Мур. – Правда, нельзя не отметить, что попутно ты восстановил доброе имя Карло. А в каком-то смысле и свое собственное.

Паже улыбнулся.

– В конце концов, ведь нам здесь жить. И нам, и Терри.

– Это верно, – согласился Джонни. Он замолчал, потом подозрительно покосился на Паже и спросил: – И все же, кто убил Рикардо Ариаса?

– Разумеется, Джеймс Коулт, кто же еще, – с плутоватой улыбкой ответил тот. – Разве не он заварил всю эту кашу?

Тереза Перальта лежала рядом с Паже в его спальне.

Только что миновало Рождество; Елена, которая не могла нарадоваться подаркам, была у Розы. Со дня смерти Рики прошло четырнадцать месяцев, и девочка по-прежнему ни о чем не догадывалась. Ее мироощущение все больше и больше определялось беззаветной привязанностью к ней бабушки и материнской любовью. Видя это, Терри чувствовала себя на седьмом небе. Разговоры об отце, которые могли бы нарушить хрупкое душевное равновесие Елены, прекратились. Тереза сознавала, что со свойственным ребенку инстинктом самосохранения ее дочь, прежде чем обратиться к прошлому, старается найти опору в настоящем. С исчезновением Рики к Елене стало возвращаться чувство безопасности.

От этой мысли Терри стало грустно. Она прижалась к Крису.

На его лице лежала печать безмятежного покоя. Еще недавно они сжимали друг друга в объятиях, неторопливых и сладких, длившихся до тех пор, пока Терри в самозабвении не откинулась на подушку, устремив на Криса взгляд, исполненный неподдельного изумления и наслаждения. Ощущения от близости были намного богаче, когда Тереза знала, что это не просто бегство от действительности, а конечная цель. Хотя до последнего момента она не вполне отдавала себе отчет в том, куда же они держат путь.

– Помнишь, как мы занимались этим первый раз? – спросила она.

– Ты имеешь в виду сегодня? Конечно, помню.

– Я имею в виду самый первый раз.

Паже медленно кивнул.

– Тогда тебя лишили опекунства. Сегодня мы принадлежим сами себе. Это совсем другое дело.

Она задумчиво смотрела в его глаза.

– Но мы-то остались прежними?

Он отодвинулся и, облокотившись на подушку, внимательно посмотрел на нее.

– Мы никогда уже не будем прежними. Слишком много нам пришлось пережить.

В глазах его стояла такая невыразимая печаль, что у Терезы заныло сердце.

– Как, например, мои подозрения на твой счет? – промолвила она.

– Это было, – спокойно произнес Крис. – Возможно, я сам виноват. Теперь уже ничего не поделаешь.

– Нет, Крис, ты не виноват. – Терри устало покачала головой. – Просто мне кажется, что после всего случившегося я стала любить тебя чуть сильнее, а ты меня – чуть меньше.

– Ты так считаешь?

– Да. – Терри с удивлением обнаружила, что вот-вот разрыдается. – Черт побери, Крис. У меня разрывается сердце от любви к тебе. С тех самых пор, как все это началось, ты был бесконечно добр ко мне, оказав тем самым неоценимую помощь. Но с каждым днем чем лучше мне становилось, тем больше болела душа при мысли о том, чего я могу лишиться. Я избавилась от изнурительных кошмаров, раздумья об отце все меньше тревожат меня – я даже смирилась с тем, что сделала моя мать; по крайней мере, понимаю теперь, как она дошла до этого. Я могу жить с этим. Но не в силах свыкнуться с мыслью о том, что теряю тебя.

– Терри, но ты же не потеряла меня.

– Но и не приобрела. – Словно со стороны услышала она, как взлетел ее голос. – Боже, я не хочу, чтобы вся наша жизнь вращалась вокруг Рики. Но получается именно так. Поскольку ты никогда не забудешь того, что с нами произошло.

– Нет, не забуду. – В голосе Криса не было ни тени раздражения. Он смотрел на нее, как человек, который не может позволить себе неправды без достаточных к тому оснований. – Так чего же ты хочешь?

«Тебя, – подумала в отчаянии Терри, – такого, каким ты был прежде». Она почувствовала себя беззащитной, как никогда.

– Помнишь, в Портофино ты говорил мне, чего хочешь ты? – чуть слышно произнесла она. – Я хочу того же. Хочу иметь от тебя ребенка. Хочу, чтобы ты любил меня и Елену. Тогда я уже сказала тебе об этом.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Думаешь, у нас получится? Семья и все такое?

– У меня получится. Вопрос в том, получится ли у тебя. И у Карло.

Взгляд Криса смягчился.

– Считай, что Карло ты уже покорила, – ответил он. – Думаешь, я не знаю, кому обязан возвращением сына? Мне трудно просить за себя; я не умею даже вызвать к себе сочувствие. Дело не в том, понимают люди меня – или Карло…

Терри дотронулась до него ладонью:

– Я понимаю тебя, Крис. Я всегда понимала тебя, за исключением этих проклятых четырех месяцев.

– Знаю.

– Только не принимай это как должное, хорошо? Ты думаешь, это так просто – понять?

Он мимолетно усмехнулся:

– Я только что признался в обратном.

Терри обескураженно покачала головой:

– У меня такое чувство, как будто у тебя в душе есть место, до которого мне не дотянуться. Я никак не могу коснуться его.

– Только не останавливайся, постарайся дотянуться. – Улыбка слетела с его губ. – Потому что, если ты остановишься, мне кажется, я этого не перенесу.

Тереза смутилась.

– Мы испытали горечь и боль, – вполголоса продолжал Крис. – Немного найдется людей, на долю которых выпали бы такие испытания. – Он поцеловал ее в лоб. – Я верю в тебя, Терри. Я всегда верил в тебя. И если ты по-прежнему считаешь, что мы можем создать семью, значит, мы действительно сможем. Я по-прежнему люблю тебя, очень люблю – почему бы не попробовать?

Терри поняла, что только сейчас пришел конец ее сомнениям. Она не могла сдержать слез.

Кристофер Паже привлек ее к себе.

– Так ты выйдешь за меня замуж? – спросил он. – Или мне придется упрашивать тебя?

Тереза улыбнулась, уткнувшись ему в плечо: она удивлялась, что до сих пор не сошла с ума после всего свалившегося на нее в этот день.

– Не придется, – наконец ответила она. – Я выйду за тебя замуж. Только… как на это посмотрит Карло?

– Карло? Я уже сказал ему об этом пару дней назад. Он согласен. Просил только передать тебе, чтобы не рассчитывали на него, если потребуется сидеть с ребенком.

Когда Крис уснул, Тереза с тихой улыбкой смотрела на его лицо. Она знала, что будет любить его так, как никто никогда не любил его. Она знала, что и Елена со временем полюбит его. И как бы ни сложилась ее жизнь, при слове «отец» перед глазами дочери уже не будет возникать образ Рикардо Ариаса. Тереза Перальта не сомневалась в этом и потому была бесконечно благодарна Крису Паже.

Паже впервые вошел в церковь в Монтальчино.

У алтаря стояли Карло и Елена. Крис был немало удивлен, что Терри удалось уговорить священника, и тот согласился обвенчать ее с некатоликом. Ему оставалось только надеяться, что она не прибегла к какому-нибудь граничащему со святотатством обману.

Когда они шли к алтарю, он прошептал:

– Надеюсь, ты ничего не соврала про меня?

Ее глаза радостно блестели.

– Разумеется, нет, – невинным тоном произнесла она. – Ведь это твои отпечатки пальцев нашли на вазе с цветами у входа в церковь?

– Боже мой, – пробормотал Паже. – Только бы это было законно.

Терри двусмысленно улыбнулась.

– Поверь, я сама на это надеюсь.

В следующее мгновение они предстали перед священником, крепким мужчиной с крестьянским лицом и излучавшими радушие карими глазами. По обе стороны стояли их дети.

Церковь с ее скромным очарованием произвела на Паже благоприятное впечатление, хотя он и подозревал, что в этой заброшенной церквушке никто никогда не бывает. Потом он поднял глаза на Терезу Перальту, и все остальное перестало для него существовать.

Ее взгляд, торжественный и строгий, был устремлен к алтарю, где стоял священник; лицо Терри в рассеянном зыбком свете было прекрасно. Крис не переставал удивляться, сколько загадок таит человеческое сердце; сейчас он был уверен, что, как бы она ни старалась освободиться – избавиться – от своего детства, она принадлежала миру детства, и он был счастлив разделить его с ней.

Наступил момент, когда они должны были дать обет верности.

Священник обращался к ним на ломаном английском; он делал это исключительно ради Паже, поскольку Терри понимала по-итальянски. Но, как она тем утром сказала Крису, ей хотелось, чтобы он сам проникся моментом, когда они станут мужем и женой.

Когда это наконец свершилось, Паже про себя улыбнулся и почувствовал, как напряглась в его руке ладонь Терри. Он поцеловал ее, краем глаза заметив, что Елена Ариас разглядывает его с настороженным любопытством, точно какую-нибудь таинственную находку.

Потом Терезу поздравил и поцеловал Карло.

– Нормальный ход, ребята, – сказал он. – Вы и впрямь начинаете смахивать на супружескую чету.

Терри счастливо улыбалась.

– Это чудо какое-то, – пробормотала она.

Елена начала нетерпеливо теребить ее за подол желтого шелкового платья.

– Теперь мы можем выйти на улицу? – спросила она.

Священник мягко улыбнулся.

– Ступайте, – сказал он, обращаясь к Крису и Терри. – Я отдам бумаги вашему сыну.

Паже это устраивало. Он кивнул Карло, в кармане у которого лежал чек на десять тысяч долларов – дар Криса этой церкви. Он не хотел выслушивать слов благодарности; было что-то глубоко символичное в том, что заброшенная церковь распахнула свои двери перед неверующим, и он чувствовал сердечную признательность за это. Они с Терри попрощались со священником и вслед за Еленой вышли на свет.

На той самой скамье, на которой они сидели во время своего первого приезда сюда, их ждала бутылка шампанского и блюдо с клубникой. Но не успели они разлить шампанское, вмешалась Елена:

– Мама, пойдем купим мороженое. Вчера я видела здесь, в деревне, одно место…

Терри с улыбкой повернулась к ней.

– Елена, потерпи. Ты помнишь, что мы с Крисом только что поженились? Мы должны отметить это событие.

Девочка растерянно замолчала, но потом увидела Карло, который как раз выходил из церкви.

– Может, ты сходишь со мной, Карло? – спросила она. – Теперь ты мой братик.

Карло искоса взглянул на нее.

– Малявка, ты считаешь, что я теперь должен повсюду таскаться с тобой?

Услышав свое старое прозвище, Елена просияла.

– Ну да, – решительно заявила она. – Теперь ты должен.

– Хорошо, уговорила. Но сначала я выпью шампанского.

– А тебе разве можно?

Карло снисходительно улыбнулся.

– Что? Шампанское? Конечно, можно, малявка. Не забывай – мы ведь все-таки в Италии.

Терри взяла Паже под руку и увлекла его к скамейке.

Некоторое время они молча наблюдали за Еленой, которая как ни в чем не бывало приставала к Карло со своим мороженым. Паже про себя усмехнулся: «Карло небось уже рад, что утром уезжает в Рим к матери».

– Как думаешь, – прервала молчание Терри, – Карло с Еленой не будут возражать, если мы выпьем без них? Поскольку мы теперь муж и жена, я хочу кое-что сказать тебе.

Он взглянул на нее, по-прежнему улыбаясь, но внутренне насторожившись. Однако едва увидев ее глаза, Крис все понял: месяца два назад, когда Терри с Еленой переехали к нему, Терезе вынули спираль. В конце концов, Паже было сорок семь лет, и тянуть дальше вряд ли имело смысл.

– Ребенок? – спросил он.

Произнесенное вслух, это слово показалось ему странным.

Терри смущенно улыбнулась.

– Угу. Что скажешь?