Текст книги "Глаза ребёнка"
Автор книги: Ричард Норт Паттерсон
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 46 страниц)
5
Паже целовал Терри в шею, в подбородок. Голова ее лежала у него на плече. Он вдыхал запах ее кожи, волос и слушал, как женщина что-то довольно бормочет.
После визита полиции прошло два дня. Они были в библиотеке. Крис растянулся на персидском ковре, прислонившись к кушетке и держа в объятиях Терри, которая откинулась навзничь у него на груди. В комнате было темно и тихо; в камине в оранжевых и синих языках пламени потрескивали дрова. Блики огня купались в стоящих на кофейном столике хрустальных бокалах с остатками недопитого ими коньяка. Паже чувствовал себя умиротворенным.
Это был их первый – за несколько дней – свободный вечер. Они ели сыр и копченую лососину и неторопливо разговаривали. Они знали, что впереди у них ночь любви, и никуда не спешили. Под их беседу неспешно текло время, и казалось, что его можно потрогать руками. Все было ясно и просто, и Паже подумал, что в этот вечер они ничем не отличаются от всех влюбленных.
– Эта доктор Харрис, – произнес Паже, – какая она?
Терри чуть приподнялась, оперевшись рукой о его грудь.
– Думаю, она прекрасный специалист, – ответила женщина. – В этой области мне просто не с чем сравнивать. Только непонятно, почему мы больше заняты моим детством, а не Еленой.
– Ну и почему?
– Понятия не имею. – Терри протянула руку за коньяком. – Крис, а что ты помнишь про свое детство? Скажем, когда тебе было примерно столько, сколько сейчас Елене? Помнишь ты хоть что-нибудь?
Паже задумался.
– Меня это как-то не особенно занимало последнее время. Но думаю, что помню довольно много. Как хорошего, так и плохого.
– А какие твои первые воспоминания?
– Самые ясные? Помню, когда меня отшлепали за то, что сказал неправду, как я разрывался между чувством обиды и желанием заняться большим игрушечным автомобилем, который мне подарили на Рождество. У него были педали, и на нем можно было кататься, как на трехколесном велосипеде. Мне казалось, это настоящий «роллс-ройс».
– Ну, это само собой. – Терри улыбнулась. – Сколько же тебе было тогда?
– Чуть меньше, чем Елене сейчас. Четыре или пять. – Паже пригубил коньяк из бокала Терри и почувствовал, как мягкое тепло разливается по жилам. – А что помнишь ты?
Терри помолчала, потом сухо произнесла:
– Как бьют мою мать.
Паже вздрогнул.
– С чего вдруг?
– На днях Денис Харрис спросила, помню ли я себя в возрасте Елены. Сначала у меня перед глазами не было ничего, кроме смутного пятна, и вдруг я вспомнила, как натягиваю одеяло на голову, стараясь не слышать криков матери. – Терри отхлебнула коньяка. – Как будто, если бы у меня в ушах перестал стоять этот крик, отец прекратил бы избивать ее. Разумеется, я защищала тогда только самое себя.
– Где же это происходило, если ты все слышала?
– В спальне. Рядом с моей комнатой. Мне почему-то кажется, что он даже хотел, чтобы я слышала.
Паже смотрел на огонь.
– Ты, должно быть, до сих пор ненавидишь отца?
По тому, как слабо шевельнулись ее лопатки, он скорее почувствовал, чем увидел, как Терри пожала плечами.
– У меня уже нет никаких эмоций, – сказала она. – Я просто не думаю о нем. Все нормально.
Кристофер знал, что обсуждать это дальше не имело смысла.
– Ну и что же это дало Харрис? – спросил он.
– Я не сказала ей, – помолчав, произнесла Терри.
– Почему?
– Я не смогла. – Женщина повернулась к нему лицом. – Мне трудно объяснить это, Крис. Как будто мне было страшно.
– Чего ты боялась?
– Не знаю – это больше на уровне подсознания. Словно я сижу за столом, наблюдаю за ним и хочу только одного – успеть покончить с ужином, пока не произошел очередной взрыв. – Она покачала головой, точно в ответ на какие-то свои мысли. – В школе я всегда была тихоней, всегда старалась угодить, думая, что, если я стану примерной девочкой и стану приносить хорошие отметки, все будут добры ко мне и никто не прогневается. Главное, что отец не прогневается.
– А что же твоя мама?
– Она любила меня, – ответила Тереза, и в ее голосе впервые за вечер прозвучали жесткие интонации. – Она не могла переделать его, только и всего.
– Но так нельзя жить, Терри.
Она устало пожала плечами.
– Так живут многие. И в конце концов, ведь со мной ничего не случилось.
Паже замолчал. Он подумал о том, сколько еще подобных воспоминаний теснится в ее голове.
– Ты еще пойдешь к Харрис? – спросил он.
Терри сделала еще один глоток и передала ему бокал.
– Когда я уходила от нее в последний раз, мне больше не хотелось ее видеть. Я ненавижу все эти разговоры. Разве что с тобой иногда. – Она помолчала. – Но я снова пойду к ней. Я должна довериться Денис. Боже мой, ведь я ничем не смогла помочь Елене. Я не имею права оставить все как есть.
В камине в причудливом гипнотическом танце извивались языки пламени.
– Терри, может, тебе как-нибудь рассказать Харрис об этом твоем сне. Будь что будет.
Терри помедлила с ответом:
– Возможно, я так и сделаю. Только мне больше не хочется говорить об этом. Сегодня по крайней мере.
Паже счел за лучшее промолчать: в ее голосе явственно угадывалось раздражение, словно она уже пожалела о том, что поведала ему о своем кошмаре. Но когда мгновение спустя он поцеловал ее, губы Терезы страстно ответили на поцелуй.
Они поднялись наверх в спальню Паже.
Терри разделась. В лунном свете ее стройное тело казалось отлитым из серебра, но едва он коснулся его, оно ожило.
Паже прижал ее к себе. «Так много женщин на свете, – думал он, – но только с ней одной возникает это удивительное ощущение домашнего тепла и уюта». Только вот ощущение это, доселе не испытанное, ждало его в местах, весьма отдаленных от дома, там, где он никогда не ожидал найти его. Он чувствовал, как бьется ее сердце.
– Я люблю тебя, – услышал Кристофер.
Постель под ними была прохладной и упругой. Больше не нужно было слов.
Потом она лежала, разметав волосы по подушке, отбросив в сторону руку, – женщина, внезапно настигнутая сном. Ее дыхание было глубоким и ровным.
Некоторое время он наблюдал за ней. Порой в такие минуты ему казалось, что он видит перед собой Терри-девочку, но эти детские черты только угадывались. Перед ним все же была та Тереза, которую он знал, которая умела превозмогать боль и которая даже не догадывалась, насколько он восхищается ею. Как знать, возможно, когда-нибудь у них будет ребенок, и тогда его любовь к этому дитя будет так же глубока, как и его чувство к Терри. И может быть, в этой любви к двум дорогим его сердцу существам он обретет то, чем прежде был обделен.
Отвернувшись, Паже взглянул на настольные часы – они показывали четверть двенадцатого. Он решил, что она может еще немного поспать. Самому ему было не до сна.
Кристофер встал и, не спуская глаз с Терри, надел шорты.
Выйдя в холл, он проверил, не горит ли свет в спальне Карло.
Паже прошел по притихшему дому и через кухню спустился в гараж.
Воздух там был тяжелый, пахло цементом, землей, деревом и сыростью. В дальнем конце гаража, как раз напротив переднего бампера его автомобиля, он спрятал это.
Паже опустился на колени и вытащил блок, за которым и был устроен тайник.
Он находился там, только немного испачканный землей. Паже нащупал вверху провод, на котором болталась простая электролампочка, включил свет и взял в руки дневник в добротном кожаном переплете.
Страницы его были исписаны мелким, монотонно однообразным почерком, характерным для женщин. Поднеся дневник к желтому свету, Паже прочитал последнюю запись. Он был задумчив и сосредоточен, хотя читал это не в первый раз.
Ему не верилось, что не существует копии. Однако с каждым прожитым днем в нем крепла уверенность, что это именно так.
Завтра, когда Карло отправится в школу, надо будет перепрятать дневник в более надежное место.
Паже положил дневник на место и незаметно вернулся в дом.
Войдя в спальню, он услышал сдавленный крик. Терри беспокойно металась в постели. Паже склонился над ней: глаза у нее были закрыты, губы судорожно подергивались.
Нежно коснувшись ее рта губами, Паже взял ее ладонью под голову и долгим взглядом посмотрел на Терезу.
Терри распахнула глаза и испуганно уставилась на мужчину.
– Это я, – тихо произнес он, – Крис. Твой белый рыцарь.
Она, казалось, наконец узнала его. По телу ее пробежала дрожь.
– Черт, – пробормотала Тереза, и в ее голосе была тихая ненависть к самой себе.
– Ты снова видела этот сон?
– Да. Прошу тебя, не говори ничего.
Он сел рядом на краешек постели. Она никак не могла отдышаться. А потом холодно и отчетливо произнесла:
– Мне действительно осточертело все это, Крис.
Паже взял ее за руку.
– Как ты себя чувствуешь?
– Уже нормально. – Терри повернулась, чтобы посмотреть на часы, словно в надежде зацепиться за что-то реальное. – Который теперь час?
– Около двенадцати.
Она вздрогнула.
– Бог ты мой, надо спешить домой. Мама без меня не ляжет спать.
Паже хмыкнул:
– Вот эту сцену я лично не очень люблю. То место, где ты превращаешься в важную шишку.
– Ничего не попишешь. – Ее голос по-прежнему звучал несколько отстраненно. По-видимому, сама подозревая это, она коснулась ладонью его щеки. – Зато все остальные места были восхитительны, Крис.
Минуту спустя Терри встала, зажгла ночник и начала одеваться. Наблюдая за ней, Паже вдруг поймал себя на мысли, что в душе он до сих пор находит их близость божьим даром. Его по-прежнему волнует ощущение их наготы, прикосновений, когда они лежат рядом. До сих пор он внутренне преображается, заслышав по телефону ее голос.
– Я тут подумал, – нерешительно начал он, – о наших разговорах по телефону.
Терри замерла, пальцы ее не успели застегнуть последнюю пуговицу на блузке.
– Монк? – Она вопросительно посмотрела на Паже. – Но они не имеют права подслушивать разговоры. В этом штате им никто не даст такого разрешения.
Словно под гнетом собственных страхов, Паже уронил голову на грудь.
– Знаю. Только не забывай, что теперь я окунулся в политику. Подслушивать можно и нелегально, и делать это может кто-то другой – не обязательно Монк. – Он заговорил тише. – Я просто считаю, что нам следует быть осторожнее. Не распространяться по телефону насчет Рики или Елены, даже насчет твоих встреч с доктором Харрис. Вообще не говорить ничего лишнего.
– Никогда бы не подумала, что кто-то способен пойти на такое. Да мы, впрочем, и не говорим ничего особенного.
Паже улыбнулся.
– Когда я говорю о твоем теле, то для меня это нечто особенное. И я не хочу лишней аудитории.
Терри наконец застегнула последнюю пуговицу.
– А тебе не кажется, что это смахивает на паранойю?
– Возможно. Однако в политике шпионаж вещь вполне заурядная. А у Маккинли Брукса есть множество приятелей, вращающихся в этой сфере. Один из них Джеймс Коулт, который всюду твердит о том, что наши политические цели не совпадают.
Терри надела туфли.
– Крис, да пошли они все… В конце концов, можем говорить и поменьше, коль на то пошло. Просто я люблю звонить тебе, когда Елена уже спит. Я чувствую себя девчонкой, которая из постели звонит своему мальчику.
– А мама тебе разрешает?
Терри улыбнулась.
– Пока я выполняю «домашнее задание», она притворяется, что ничего не замечает. Хотя на самом деле это не так.
Паже встал.
– Потерпишь еще чуть-чуть? Ладно? Еще недели две.
В тусклом свете ночника он не столько увидел, сколько почувствовал на себе ее пристальный взгляд.
– Ладно, – тихо произнесла она. – Я буду просто часто-часто дышать в трубку.
Терри сидела, прислушиваясь к дыханию дочери.
Была середина ночи. Примерно час назад Терри услышала, что Елена плачет. Она бросилась к ней и увидела, что та сидит на постели, оцепенев от ужаса; наконец девочка узнала ее и протянула к ней руки. В этот момент между ними не существовало больше никаких барьеров. Елена снова была просто ребенком, ищущим утешения у матери, кроме которой у него никого больше нет.
Лицо девочки было мокрым от слез.
– Мне страшно, мамочка, страшно. Мамочка, пожалуйста, обними меня.
Терри сжала ее в объятиях.
– Что с тобой, душенька? Скажи мне, что мучает тебя во сне?
Уткнувшись ей в лицо, Елена молчала.
– Останься со мной, мамочка. Я боюсь одна.
Терри знала, что Елена ничего не скажет ей. Но даже если бы и сказала – что толку?
– Конечно, я останусь, – произнесла она. – Ведь я твоя мама, я никогда не брошу тебя.
Она произнесла это автоматически, не задумываясь. И вдруг вспомнила, что именно эти слова по ночам снова и снова повторяла ей мать, когда еще жив был Рамон Перальта. Она поняла, что сейчас произнесла их голосом своей матери.
И вот теперь она, Тереза Перальта, охраняет сон своей дочери, Елены. «Я вспомню, – пообещала она девочке, вглядываясь в ее спящее лицо. – Я все вспомню. И придет время, когда я, быть может, все пойму».
6
Придя утром на работу, Терри увидела, что за ее столом, придерживая плечом телефонную трубку, сидит Чарлз Монк.
Он сосредоточенно слушал своего телефонного собеседника, то и дело что-то записывая. Лишь на секунду оторвался, смерил Терри пристальным взглядом и вновь обратился к своему занятию, точно ее и не было в комнате.
Было тихо. Казалось, Монк настолько погрузился в себя, что Терри подчеркнуто аккуратно прикрыла за собой дверь, как будто боялась вспугнуть его мысль. У него за плечом она увидела фотографию Елены. Потом она заметила Денниса Линча, который задумчиво сидел у окна, держа в руках диктофон и наблюдая за кораблями Шестого флота ВМС США, бороздившими воды залива.
По-прежнему не обращая на Терри никакого внимания, Монк произнес в трубку несколько скупых слов, напомнив ей адвоката, которому время чрезвычайно дорого, чтобы расходовать его по мелочам. Терри успела лишь понять, что он говорил с банком.
Только положив трубку, Монк снова взглянул на нее.
– Извините, что занял ваше место. Прошу вас.
– Благодарю.
Поднявшись, Монк принялся изучать фотографию Елены.
– Когда сделали эту карточку?
– В прошлом году. К школе.
Монк повернулся к ней лицом.
– Должно быть, вашему мужу она была особенно дорога?
Терри не нашлась, что ответить. Помолчав, она сказала:
– У него была точно такая же. Если вас это интересует.
Монк промолчал. Затем он вышел из-за стола и сел. Линч поставил стул рядом с ним.
– У нас есть ряд вопросов к вам, – начал Монк.
Терри улыбнулась.
– А я-то надеялась, вы хотите вместе со мной послушать «Битлз», там, где они поют: «Пол умер».
– «Дорога в аббатство», кажется? – заметил Монк. – Мне не нравится эта вещь.
Линч включил диктофон.
Сделав привычное вступление, Монк отрывисто спросил:
– Приходилось ли вам угрожать Рикардо Ариасу убийством?
Терри вздрогнула от неожиданности.
– Разумеется, нет. Кто-то утверждает обратное?
Инспектор оставил ее вопрос без ответа.
– Вы ссорились из-за Елены?
– Да. – Она вдруг почувствовала приступ гнева, словно кто-то ввалился к ней в дом без приглашения. – Именно поэтому дело и находится в суде.
– Однако вы никогда не грозили убить его? Даже во время скандалов по поводу Елены?
Терри почувствовала, что начинает дрожать.
– Я не помню, чтобы когда-нибудь говорила такое, – размеренно произнесла она. – И не помню, чтобы подобные мысли вообще приходили мне в голову.
– Кристофер Паже угрожал когда-нибудь мистеру Ариасу?
– Я об этом не знаю.
– Говорил ли он, что желает смерти мистера Ариаса?
Последовала короткая пауза.
– Нет.
– Есть ли у вас основания полагать, что мистер Паже способен совершить акт насилия?
Терри сложила руки на груди и отчетливо произнесла:
– Ни разу я не встречала человека с таким самообладанием, как у Криса. Он всегда думает, прежде чем сделать что-то.
– Я спрашиваю вас не об этом. – Терпению Монка, казалось, нет предела; невозмутимо и методично он продолжал гнуть свое. – Мой вопрос – способен ли мистер Паже на насилие. Меня не интересует, что он при этом думает.
Терри бросило в краску. Она чувствовала, что пора положить этому конец.
– Крис не способен на убийство, – холодно произнесла она. – Даже в гневе.
Инспектор и глазом не повел.
– А вы?
– У меня и в мыслях такого никогда не было – даже во сне.
Не отрывая от нее глаз, Монк тихо спросил:
– Вам известно, где Кристофер Паже был в тот вечер?
– Да, – ровным голосом ответила Терри. – Он был дома.
– А откуда, скажите, вам это известно?
– Он сам сказал мне об этом, – проговорила Терри, глядя ему глаза.
Монк подался вперед.
– Но вы не можете утверждать, оставался ли он дома весь вечер, ведь так?
– Нет, если следовать формальной логике.
– Как он себя чувствовал на следующее утро?
«Прекрасно», – подумала Терри. Потом, хотя Монк не мог об этом знать, она вспомнила о распухшей руке.
– Нормально, – ответила она. – Он, правда, выглядел немного уставшим, как будто не выспался. Когда у человека недомогание, такое бывает.
– Кто из вас предложил поехать в Италию?
Терри почувствовала, что ей необходимо собраться с мыслями.
– Я бы выпила чашечку кофе, – сказала она. – Как вы на это смотрите?
– Нет, благодарю вас, – произнес Линч.
Монк, не спуская с нее глаз, молча покачал головой.
Терри встала. Подойдя к двери, она глубоко вздохнула. Ладони у нее были влажные от пота.
Вернувшись, она подошла к окну и, не обращая внимания на двух полицейских, устремила взгляд на залив.
От земли их отделяло более двадцати этажей; внизу под ними на теннисном корте две крохотные фигурки в белом гонялись за невидимым мячом. Зато было отчетливо видно, как стальные громадины кораблей Шестого флота, словно ножи, разрезают гладь залива; издали эта картина точно олицетворяла неотвратимость судьбы. Терри подсчитала: крейсер, линкор, два эсминца; ей вдруг показалось странным, что она прекрасно помнила день, когда Рамон Перальта учил ее различать корабли.
Ей было тогда восемь лет. Корабли Шестого флота вошли в залив, где должны были простоять неделю. Отец, который еще до рождения Терри четыре года прослужил на флоте, взял ее с собой. Роза и две сестры Терри остались дома. На ее памяти это был единственный раз, когда она была с отцом одна.
В тот день, солнечный и ясный, он был трезв. С холма они наблюдали за кораблями; отец держал ее ладошку в своей шершавой руке и объяснял ей, как называется и какие функции выполняет каждое судно. Она поняла: он гордился тем, что когда-то сам являлся частью этого флота; днем он повел ее на экскурсию, они ходили по мрачному стальному кокону эсминца, и когда Рамон показал, в какой каюте ему приходилось спать, Терри не стала говорить, как там тесно и неуютно. В тот момент ничто не имело значения, кроме непередаваемого ощущения, которое она испытала, находясь в стальной утробе корабля, кроме голоса отца, ставшего совсем другим. Она посмотрела на него и увидела его черные усы и под ними обращенную к ней белозубую улыбку, по которой можно было прочитать, что он рассчитывает на ее сопереживание и одобрение. В тот момент Терри поняла, почему мать полюбила этого человека.
Несколько недель ее согревало тепло того дня. Пока отец в очередной раз не избил ее мать.
Она отвернулась от окна.
– Вы когда-нибудь наблюдали, как корабли заходят в гавань? – спросила Терри. – Показывали детям?
Монк молча покачал головой.
– Напрасно, – сказала она и снова села напротив Монка.
– Чья это была идея? – повторил Монк. – Отправиться в Италию?
Терри попробовала кофе. Чашка в ее ладонях была маленьким очагом тепла.
– Мы решили это вместе. – Ее голос был тверд и спокоен. – Нам нужна была передышка.
Монк минуту помолчал.
– Кто составлял маршрут?
– Крис, – на мгновение замешкавшись, произнесла Терри.
– И он же покупал билеты до Милана?
– Да.
Монк наклонился к ней.
– Расскажите мне, когда вы первый раз попытались позвонить Рикардо Ариасу и не нашли его.
– В понедельник утром. В Сан-Франциско был вечер воскресенья.
– Вы сказали об этом мистеру Паже?
– Да, конечно.
– И что он сказал?
– Сказал, чтобы я попробовала еще раз. Что я и сделала. В понедельник вечером и еще раз во вторник утром и потом звонила на протяжении всего дня.
– В это время вы еще не знали, что Елена находится у вашей матери, верно?
«Я бы знала это наверняка только в одном случае – если бы сама убила его», – подумала Терри. А вслух произнесла:
– Я не знала, где она.
– Вам не приходила мысль о том, чтобы позвонить в школу?
«Он совсем не глуп», – отметила про себя Терри. Выражение его лица было невозмутимое, почти скучающее – такое же, вспомнила она, бывает у Криса, когда он хочет скрыть свои мысли.
– Я думала об этом, – ответила она. – Потом решила сначала позвонить матери.
– Почему не в школу? Там бы вам точно сказали, была она в школе или нет.
– Мне не хотелось поднимать панику. – Терри постаралась заставить себя поверить в то, что действительно так думала. – Я решила, что мама, должно быть, говорила с Еленой.
Ее последние слова прозвучали не очень убедительно: этим ответом она оказывала себе медвежью услугу, но любой другой мог навредить Крису.
– Вы обсуждали это с мистером Паже? – подозрительно глядя на нее, спросил Монк. – Куда звонить – в школу или вашей матери?
«Неужели вам неизвестно, – думала Терри, – что я обсуждаю с ним все, что он и я – единое целое?» Поставив чашку кофе на стол, глядя Монку в глаза, она сказала:
– Я не помню.
– Значит, позвонив матери и убедившись, что Елена у нее, вы решили бросить поиски мистера Ариаса?
– Именно так.
– Это вы обсуждали с мистером Паже?
«Чтобы он сдох», – именно так выразился Крис по этому поводу.
– Кажется, да, – неуверенно произнесла Терри.
– Что конкретно вы говорили?
Терри осенило: ей стал ясен весь ход рассуждений Монка. Поездка в Италию, спланированная специально, чтобы замести следы. Подозрительный вечер накануне отъезда. А потом Рики просто оставили разлагаться в его квартире, чтобы невозможно было установить, что он умер до их отъезда.
– Это я сама решила, – сказала она, – не звонить Рики. Нам предстояло судебное разбирательство по поводу опекунства. В подобных обстоятельствах мне было даже выгодно представить его как нерадивого отца. Потому что у меня и в мыслях не было, что он мертв. – Терри молча взирала, как пленка с ее ответом наматывается на пластиковую катушку кассеты.
– Благодарю вас, – вежливо изрек Монк. – И извините за доставленное беспокойство.
В душе Терри предпочла, чтобы он обвинил ее. Все эти условности со словами благодарности в конце – притом что разговор записывался на пленку и в заключение Монк с точностью до минуты указал время окончания его – показались женщине ужасно неуместными и противоестественными, тогда как сам Монк не видел, казалось, в этом ничего удивительного. Как будто у людей принято общаться между собой именно таким образом.
Инспектора собрались и вышли.
Подождав, пока они сядут в лифт, Терри направилась к Крису.
Он только что кончил говорить по телефону.
– Звонили из телефонной компании, – сообщил он. – Полиция получила разрешение на прослушивание моих телефонных разговоров. Как и на проверку банковских счетов.
– Знаю. – Терри села напротив него. – У меня только что были. Крис, по-моему, они это серьезно.