Текст книги "Глаза ребёнка"

Автор книги: Ричард Норт Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 46 страниц)

Карло наморщил лоб; казалось, он намеренно тянет время.

– Минут сорок пять.

– Вы были один?

Вид у Карло был жалкий. Он еле заметно кивнул; с губ его слетело беззвучное «да».

Монк весь подался вперед и, стараясь сдерживать нетерпение, спокойно поинтересовался:

– И куда вы направились, Карло?

Мальчик посмотрел на отца. Паже понимал, что Карло бессилен что-либо сделать, однако виду не подал.

Карло снова посмотрел на Монка и, как-то вдруг собравшись, взял себя в руки и кратко ответил:

– Я поехал домой.

– Что же вы делали дома?

– Прошел к себе и забрал бумажник, – произнес Карло, откидываясь на спинку кресла. – Потом уехал.

– Где вы поставили машину?

Карло замешкался. Паже видел, что смысл этого вопроса до него не дошел.

– На дорожке перед домом.

Монк, помолчав, спросил:

– Другой машины там не было?

Озаренный внезапной догадкой, Карло почувствовал, как к лицу его прилила кровь.

– Папа ставит машину в гараже, – ответил он. – Я там не был.

Внимательно следя за беседой, Паже вдруг подумал, что Монк выступает в роли загонщика, который травит дикого зверя.

– Видели ли вы кого-нибудь дома? – тихо спросил инспектор.

Теперь Карло не смотрел в сторону Паже. Если еще минуту назад его взгляд, казалось, взывал о помощи, то теперь Карло усилием воли подавил этот инстинктивный порыв. Паже мысленно умолял его не лгать.

– Нет, – ответил мальчик. – Я только хотел забрать бумажник. Я поднялся к себе, взял бумажник и снова спустился по лестнице. Это заняло не больше двух минут.

– Чтобы попасть на лестницу, надо миновать библиотеку и гостиную, верно?

Карло кивнул, на сей раз медленнее.

– Верно.

– Вы кого-нибудь видели там?

– Я не обратил внимания.

Лицо у Монка было совершенно непроницаемым; только вопросы он теперь задавал быстрее.

– Но оттуда могли видеть вас, так?

Едва заметный кивок.

– Так.

– Где находится комната вашего отца?

Карло моргнул. Паже сидел, не шелохнувшись.

– Рядом с моей, – сказал мальчик.

– И вас никто не окликнул?

Карло медленно покачал головой.

– Сынок, ты должен отвечать вслух.

Он тебе не сынок, едва не вырвалось у Паже.

– Я могу сказать только одно, – произнес Карло. – Я не слышал, чтобы кто-то звал меня.

– Доносился ли какой-нибудь шум из комнаты отца?

Карло откинулся назад. Паже вдруг показалось, что он стал неестественно бледным.

– Не помню, – ответил Карло.

Паже отметил про себя, что это похоже на правду; люди в большинстве своем склонны выбрасывать из памяти малозначительные эпизоды. Те же, кто выступает в качестве свидетелей, зачастую из самых лучших побуждений излишне полагаются на воображение, и нормальная забывчивость вызывает у них чувство вины. Но Карло пока не мог этого знать: он сидел, устремив тяжелый взгляд на диктофон, словно тот был его личным врагом.

– Скажи-ка мне, – мягко произнес Монк, – можно ли было по каким-либо признакам установить, что твой отец находился дома?

Паже замер, видя, как сын мучительно пытается собраться с мыслями, – он даже не заметил, что сидит, открыв рот.

– Помню, – выдавил он, – что вроде слышал звук шагов в мансарде над моей комнатой.

– Но ты не уверен?

– Нет, – уже взяв себя в руки, ровно ответил Карло. – Но это вполне вероятно. Мы храним там всякие чемоданы.

– А вы слышали Карло? – отрывисто спросил Монк.

До Паже не сразу дошло, что вопрос обращен именно к нему.

– Нет, – ответил он.

Монк взглянул на диктофон и почти безразличным тоном осведомился:

– А все же где вы были?

В обращенном к отцу взгляде Карло была мольба.

– Я затрудняюсь ответить наверняка, – спокойно произнес Паже. – Но Карло прав: мы держим наверху кое-какие вещи, и я заходил туда.

– Сколько времени вы там провели?

– Минут пять. Никаких особенных дел у меня там не было. – Паже посмотрел на Линча, затем обратился к Монку: – Если у вас больше нет вопросов к Карло, у него, полагаю, могут быть дела.

Карло бегло взглянул на него и сказал Монку:

– Если вы не возражаете.

Монк некоторое время взвешивал предложение Паже отпустить Карло и заняться им, потом молча кивнул.

Карло поднялся и посмотрел на отца, взгляд у него был тревожный и одновременно виноватый. «Нет, – пронеслось в голове у Паже, – это я должен просить у тебя прощения». Тут Монк, спохватившись, попросил Карло минуту подождать и снял у него отпечатки пальцев.

Наконец мальчик встал, уставившись на свои вымазанные краской пальцы. Паже вдруг вспомнил, что такие же были у Терри.

– Желаю приятно провести время, – как ни в чем не бывало сказал он сыну. – И не забудь вымыть руки.

Карло вымученно улыбнулся.

– Спасибо, па.

Карло старался говорить в тон отцу, чтобы не выдать голосом терзавших его чувств. Паже машинально подумал, куда пойдет Карло, у которого на самом деле никаких дел и не было. Мальчик вышел, и Паже обратился к Монку:

– Что ж, давайте закончим с этим.

4

– Вы когда-нибудь встречались с Рикардо Ариасом? – ровным голосом спросил Монк, и Паже понял, что теперь все иначе.

Теперь он оказался в неком силовом поле, где действовали такие величины, как улики, и их еще предстояло найти. Теперь все зависело от вопросов, на которые ему нужно было ответить, от фактов, в которых предстояло разобраться, от связей, которые только предстояло установить. Но все это будет сделано своим чередом: зададут вопросы – о Терри, о Карло, о людях, незнакомых Паже и о существовании которых он, возможно, даже не догадывался; установят связи – подобно тому, как в детской головоломке разбросанные в кажущемся беспорядке точки соединяются линиями, образуя в конце концов отчетливый и понятный рисунок. Кристофер пока не мог видеть этого рисунка, а вероятно, никогда и не увидит: ведь это Монк будет задавать вопросы и соединять точки линиями. Паже оставалось лишь наблюдать, как перед его взором сворачивается змеей магнитная пленка, и еще – думать.

– Нет, – ответил он.

– Видели ли вы его когда-нибудь?

– Да.

– Где?

Короткая пауза.

– На страницах «Инкуизитора». Под его фото была трогательная подпись: «За десять тысяч долларов разрешается покормить этого ребенка» – что-то вроде этого.

Монк вперился в него тяжелым взглядом; даже у Линча лицо стало суровым – было видно, что обоим не до шуток.

– Где вы находились в тот вечер? – спросил Монк.

– Здесь.

– Вы когда-нибудь были в его квартире?

Паже почувствовал тяжесть в висках, словно их зажимали в тиски.

– Нет, – ответил он.

Жестом человека, который решил ослабить галстук, чтобы слегка раскрепоститься, Монк протянул диктофон Линчу, а потом спросил:

– Вы сами верите, что ваш сын совершал развратные действия с Еленой Ариас?

– Абсолютно не верю.

– Вам известно, почему мистер Ариас выдвинул подобное обвинение?

– Да, – твердо произнес Паже. – Это был никчемный паразит, который хотел безбедно прожить за счет алиментов. Для него самым верным способом достичь цели было отравить жизнь Терри и всякому, кто мог вступиться за нее.

Монк слушал, развалясь в кресле. Паже вдруг обратил внимание на глаза инспектора – какого-то странного грязновато-желтого цвета.

– Мистер Ариас, – изрек Монк, – приобщил к своему делу об опекунстве некие бумаги, в которых обвиняет вашего сына в совершении развратных действий с несовершеннолетним ребенком, а вас – в прелюбодеянии. Вам это известно?

Паже прищурился – полуденное солнце начинало резать глаза.

– Разумеется, – ответил он.

– Займемся Терезой Перальтой. – Монк поправил очки на носу. – Итак, вы отбили ее у мужа?

Никогда прежде Паже не задавался мыслью, что должны чувствовать его клиенты, когда им лезут в душу, когда у них на глазах их судьбы препарируют и составляют заново таким образом, чтобы это устраивало полицию, когда копаются в самых незначительных поступках или самых сокровенных подробностях их жизни, чтобы потом использовать все это в суде.

– Отбил, вы говорите? – переспросил он. – Терри нельзя ни у кого отбить – как нельзя и владеть ею. А что касается наших с ней отношений, то они вышли за рамки чисто дружеских уже после того, как она оставила мужа.

– Я слышал, вы собираетесь участвовать в выборах в Сенат, это верно?

Последние слова Монка несли в себе некий скрытый подтекст, возможно, выражавший внутреннее недоверие полицейского к адвокату – его извечному оппоненту в мире, в котором извращенные представления о морали не оставляют места элементарной справедливости.

– Возможно, – ответил Паже, который теперь держался уже более непринужденно. – Но до предвыборной кампании еще целых два года.

Монк молча смотрел на Паже; взгляд его, казалось, говорил, что тому не стоит баллотироваться в сенаторы. Однако был ли этот взгляд вызван общим нерасположением к адвокатам или политическим деятелям, либо более глубокими и специфическими причинами, Паже не знал. Тщательно подбирая слова, инспектор спросил:

– Почему Рикардо Ариас оставил эти бумаги запечатанными?

У Паже, хотя он и ждал этого вопроса, екнуло сердце.

– Можно только догадываться, – ответил он. – Очевидно, стремясь, чтобы опекунство закрепили за ним, намеревался оказать давление на Терри. Используя и меня, в случае необходимости.

– Мистер Ариас шантажировал вас? – поинтересовался Монк, наклоняясь вперед.

Словно Рики и не умирал: полиция продолжала выстраивать за него интриги и козни, втягивая людей, против которых Рики их замышлял.

– Нет, – ответил Паже.

Монк, казалось, видит его насквозь. Небрежным тоном, словно выражая простое любопытство, он задал свой следующий вопрос:

– Скажите, Рикардо Ариас просил у вас деньги?

Это был очередной ловкий трюк. Коварство и прелесть этого вопроса заключались в том, что за ним скрывался совсем другой вопрос: имел ли когда-либо место разговор Паже с Рикардо Ариасом?

– Нет.

Монк откинулся в кресле. Он, очевидно, ждал, что Паже сейчас добавит, что никогда не говорил с Рики. Взглянув на диктофон, который Линч держал на коленях, Паже заметил, что пленка вот-вот кончится.

– Хотите кофе? – предложил он.

– Нет, благодарю вас, – подчеркнуто вежливо произнес Монк. – Вы когда-нибудь говорили с мистером Ариасом по телефону?

Раздался щелчок – пленка кончилась.

Монк полез в карман за новой кассетой. У Паже было немного времени, чтобы подумать, записал ли Рикардо Ариас телефонные разговоры. В следующее же мгновение его осенило, что Рикардо не мог этого делать.

Монк вставил кассету, повторил, что ведется опрос свидетеля Кристофера Паже, и передал диктофон Линчу.

– Говорили ли вы с мистером Ариасом по телефону? – снова спросил он.

– Нет, – ответил Паже.

– Таким образом, вечером накануне отъезда в Италию вы не говорили с мистером Ариасом по телефону?

– Нет.

– И не видели его? И не заходили к нему домой?

– Нет.

Паже чувствовал, что инспектор старается загнать его в угол.

– А Рики звонил вам домой? – продолжал тот.

Паже смешался:

– Не знаю. Теоретически это не исключено.

– Кто кроме вас подходит к телефону?

– Очевидно, Карло. Иногда Сисилья, горничная. Кроме того, есть еще автоответчик, когда он работает.

– Когда у вас бывает Сисилья?

– Пять дней в неделю, с половины третьего до половины седьмого. Она занимается стиркой, убирается по дому, иногда готовит нам ужин.

– У вас есть ее адрес? – спросил Линч.

Паже повернулся к нему:

– Вы можете поговорить с ней здесь. Когда я буду дома. Я должен предупредить ее – так будет удобнее. Иначе она до смерти перепугается.

Инспектора переглянулись.

– Давайте вернемся к вам, – предложил Линч.

Монк сложил руки на груди и спросил:

– У вас есть оружие?

– Нет.

– Когда-нибудь имелось?

– Только когда я служил в армии.

– Вам приходилось стрелять?

– Опять же только в армии. Я не люблю огнестрельного оружия.

– А что вы можете сказать в этом смысле о миссис Перальте?

– Терри уже говорила вам, – удивленно заметил Паже. – Она ненавидит оружие. Ее невозможно представить с оружием в руках, и я вообразить не могу, зачем оно ей нужно.

– А ее семья? – поинтересовался Монк, сохраняя то же непроницаемое выражение лица, так что было невозможно догадаться, что он имеет в виду.

– Вы хотите сказать, есть ли у них оружие? Отца Терри давно нет в живых, в Сан-Франциско живет только ее мать. И я как-то сомневаюсь, что она снабжает Терри оружием. Если вас интересует именно это.

Монк только пожал плечами.

– Вы когда-нибудь встречались с ее матерью? – спросил он.

– Нет.

– Знаете ли вы, какие отношения были у матери Терри с Рики Ариасом?

– Нет… Разумеется, она знала его. Этого, на мой взгляд, достаточно, чтобы предположить, что она не была от него в восторге.

Линч мрачно ухмыльнулся, Монк сохранял невозмутимость.

– А сама миссис Перальта? – спросил последний. – Как бы вы охарактеризовали ее отношения с мистером Ариасом?

– Как весьма натянутые. Хотя ради Елены Терри старалась не показывать виду.

– Считаете ли вы, что миссис Перальта могла желать зла мистеру Ариасу? – спросил Монк, при этом вид у него был таким, словно он утратил всякий интерес к предмету разговора.

Паже покачал головой.

– Инспектор, все время, пока мы были в Италии, Терри, невзирая ни на что, переживала из-за того, что Рики куда-то пропал. Разумеется, переживала она из-за Елены. – Паже решил бросить им кость и поведать кое-что из своей личной жизни, чтобы отвлечь их внимание от Терри: – В Италии мы долго и тяжело обсуждали, есть ли будущее у наших отношений в свете злобных происков Рики. Едва ли мы стали бы изводить себя этими разговорами, если бы знали, что Рики мертв.

– Если только один из вас не ломал при этом комедию. – В голосе Монка послышался металл.

Монк рассчитал правильно – для Паже оказалась полной неожиданностью такая трактовка итальянского эпизода: получалось, что убийца пытался заручиться своего рода алиби, играя на чувствах возлюбленного или возлюбленной, в надежде, что по разложившемуся трупу Рики будет невозможно установить дату смерти.

– А каково было ваше отношение к Рикардо Ариасу? – неожиданно поинтересовался Монк. – Вы были не очень-то словоохотливы, говоря о причинах, по которым могли недолюбливать его. Например, эта история с вашим сыном, а?

– Мне он был всегда неприятен. И теперь тоже. – Паже скрестил руки на груди. – Что касается моего сына, то вы спрашивали меня не о нем, а об обстоятельствах смерти Рики, о которых мне, увы, ничего неизвестно.

Монк испытующе посмотрел на него.

– Таким образом, вам нечего сказать по поводу возможных обстоятельств его смерти?

– Мне неизвестно ничего, за исключением тех сведений, которые обнаружились при разговоре с вами.

– И вам не приходило в голову, что это могло быть убийство?

– Нет.

– У вас нет даже такого предположения?

Некоторое время Паже с явным интересом разглядывал инспектора.

– Разрабатывать версии – эта ваша работа, а не моя. Хотя меня лично версия о самоубийстве вполне устроила бы. Будь я на вашем месте, то для меня его предсмертное послание послужило бы достаточным основанием верить в искренность его намерений.

Монк внимательно слушал.

– Чего только не сделаешь, – наконец произнес он, – под дулом пистолета.

– Но зачем же его глотать? – улыбнувшись, заметил Паже.

Монк не счел нужным отвечать; по его виду было ясно, что он удовлетворен. Он получил то, за чем пришел: записанные на пленку ответы Паже, от которых тот был не в силах уклониться. Отметив время окончания беседы, он выключил диктофон.

– Прошу извинить, что отняли у вас столько времени.

Эта лицемерная куртуазность взбесила Паже.

– Не стоит, – буркнул он, не выдав, однако, своего раздражения. Он вступил на неизведанную территорию, не имея ни карты, ни компаса. Он больше не знал, что следует говорить, не знал, как следует вести себя. Потребовалось всего два часа, чтобы нарушить естественный ход вещей.

Паже холодно проводил гостей до двери. Из окна в библиотеке он видел, как они сели в машину и уехали.

Черт бы побрал этого проклятого Рикардо Ариаса!

Кристофер сел в кресло, постарался взять себя в руки и попробовал рассуждать с позиций Чарлза Монка. Просидев так около часа, он почувствовал, что весь покрылся испариной, как после ночного кошмара.

Пройдя на кухню, он взял зеленый пакет для мусора и, мельком взглянув на входную дверь, поднялся к себе в комнату.

Стенной шкаф был битком набит костюмами. С годами у Паже выработалась привычка – чувствуя приступ хандры или просто усталость и скуку, он отправлялся в магазин и покупал очередной итальянский костюм. У него накопилось их штук двадцать пять, они висели так плотно, что теперь ему было непросто выбрать тот, который искал, – серый, с маленьким пятнышком на манжете.

Наконец он отыскал его и внимательно осмотрел. Химчистка, решил он, тут не поможет. Хотя костюм вполне еще можно было носить.

Паже снял его с плечиков и сунул в пакет. Только выйдя на улицу и подойдя к мусорному баку, он догадался, что здесь полиция может найти костюм.

Паже прошел в библиотеку и задумчиво посмотрел на камин. Нет, решил он, может вернуться Карло.

Он поспешно поднялся в свою комнату.

Наугад вытащил из шкафа еще три костюма, снова повесил серый на плечики и вместе с остальными тремя бросил на кровать; теперь нужны были туфли.

С этим дело обстояло проще. Паже был равнодушен к обуви: три пары туфель – больше у него не было – стояли внизу между непромокаемыми башмаками и спортивными тапочками.

Какие же из них?

Черные, простые – вспомнил он. Туфли были почти новые; он купил их, когда Терри заявила, что даже ей меньше лет, чем тому, что он носит на ногах. Он положил туфли в мешок. Ему вдруг стало грустно; мысль о том, что ему приходится воровато озираться в собственном доме, была мучительна, он остро ощутил собственное одиночество.

Выбора нет, размышлял Паже, он не мог оставить здесь этот костюм и ботинки.

Ярко светило солнце. Кристофер сел в машину и поехал к пункту благотворительной распродажи, который находился в помещении супермаркета. Но пункта приема там больше не было, зато висело объявление, из которого следовало, что сдать вещи можно в специальных благотворительных магазинчиках.

Он сидел в машине на стоянке перед супермаркетом, обдумывая свое положение. То и дело ему мерещилась сцена: Чарлз Монк внезапно наносит ему визит.

В расстроенных чувствах он подъехал к благотворительному пункту в округе Мишн. Где-то неподалеку отсюда, подумал он, в детстве жила Терри.

Приемный пункт представлял собой полутемную комнату с длинным прилавком, за которым обходительная латиноамериканка с ярким макияжем и красивыми круглыми глазами принимала пожертвования в виде различных предметов одежды и выписывала квитанции, дающие право на снижение ставки налогообложения. Паже встал в очередь, состоявшую из двух мужчин, и уставился в пол – на душе у него было неспокойно. Потом он поднял взгляд и увидел обращенную к нему улыбку приемщицы.

Паже выложил на прилавок вещи.

– Довольно приличные костюмы, – заметила женщина.

– Благодарю вас, – произнес Паже и, тушуясь, поставил зеленый мешок на прилавок. – У меня еще вот, туфли.

– Да они совсем новые, – сказала та, доставая их из мешка.

Паже кивнул.

– Они не очень удобные. Я в них все равно что на роликовых коньках.

Приемщица рассмеялась, кокетливо заглядывая ему в глаза.

– Не следовало бы так сорить деньгами.

Одна мысль не выходила у него из головы: «Что, если она запомнит и потом опознает меня?»

– Вот и моя приятельница говорит то же самое, – сказал он.

Женщина снова посмеялась, но вслед за этим занялась квитанцией, стопка которых лежала перед ней на прилавке.

– Может быть, не стоит… – неуверенно пробормотал Паже.

Она взглянула на него с некоторым удивлением.

– Ну что вы? Мне совсем не трудно выписать. А вам поможет с налогами. Ведь все это, верно, потянет на тысячу долларов, а то и больше – даже поношенное.

Разговор явно затягивался.

– Хорошо, – сказал Паже, – благодарю вас.

Та выписала квитанцию и спросила:

– Ваше имя?

– Паже.

Он увидел, как она аккуратно вывела «Падже», но не стал поправлять ее. Получая квитанцию, он заметил, как она машинально смахнула вторую копию в ящик.

Еще раз поблагодарив ее, Паже поспешно ретировался. Обернувшись, он увидел, что женщина улыбается ему вслед, и помахал ей рукой. Пройдя несколько шагов по улице, он еще раз оглянулся, скомкал квитанцию и бросил в урну.

По дороге домой ему хотелось только одного – чтобы та женщина в приемном пункте поскорее забыла его. Это вполне вероятно, ведь она занятой человек, уговаривал он себя; если только она не увидит его еще раз. Вслед за этим его охватил внезапный и суеверный страх: он допустил чудовищную оплошность, поправить которую был уже не в силах.

Прибыв домой, Паже был даже немного удивлен, обнаружив, что в библиотеке сидит Карло, а вовсе не инспектор Монк.

Это было для него до некоторой степени неожиданностью, потому что в последнее время Карло не часто появлялся там. Паже понял, что сын ждал его.

– Где ты пропадал? – в голосе Карло слышались тревожные нотки.

– Подрабатывал курьером, – ответил Паже, избегая смотреть Карло в глаза. Затем, уже серьезно, добавил: – Я должен попросить у тебя прощение за сегодняшнее.

Карло отвернулся.

– Я боялся, что скажу не то.

– Я же всегда учил тебя – говори людям правду. – Паже улыбнулся. – Это гораздо удобнее.

– Жаль все-таки, что я не видел тебя в тот вечер, – произнес Карло, искоса глядя на отца.

«Или хотя бы слышал», – добавил за него Паже про себя.

– Не волнуйся, – успокоил он мальчика. – Все это не более чем игра в полицейских. К каждому случаю смерти при невыясненных обстоятельствах они относятся с подозрением, и любой человек, который так или иначе был связан с покойным, должен рассчитывать на их визит. – Паже помолчал. – Ужасно только, что они стали ворошить этот вздор насчет Елены. Но ты держался молодцом, честное слово. Все время.

– Ты что-то чересчур спокоен. – Карло подозрительно посмотрел на отца.

Паже был уверен – его напускная беспечность выглядит довольно правдоподобно. Но он знал своего сына и не заблуждался на его счет. Знал достаточно, чтобы понять, что его слова – это скорее вопрос, нежели констатация; он знал его более чем достаточно, чтобы расслышать в голосе сына неподдельную тревогу. Но в конечном счете ведь не каждый подросток отличается подобной восприимчивостью.

– Карло, через пару недель все уляжется. Пока же не стоит говорить с ними об этом. Вообще ни с кем.

Паже всматривался в глаза сына и чувствовал, как тоска снова пробирается к нему в сердце, словно дом его стал обителью страха, который прежде он наблюдал только в глазах своих клиентов, – страха затравленного человека. Затем Карло равнодушно пожал плечами, однако Паже понял, что в душе его царило смятение.

Он ощутил острую потребность быть вместе с сыном, вести себя с ним, как обычно.

– Что ты делаешь сегодня вечером? – спросил он.

– Ничего особенного, – помолчав, ответил Карло. – Родители Кэти хотят, чтобы она присутствовала на семейном ужине, – счастливые лица за столом, ну и все такое.

Паже улыбнулся.

– Да, в некоторых семьях это принято. Особенно в таких, где есть мать.

Карло понимающе ухмыльнулся:

– Да ты и сам точно такой же. Ну ладно, а ты-то чем будешь заниматься?

– У меня по нолям: Терри занята с Еленой.

Карло посмотрел на него испытующе.

– Небось скучаешь по женщинам без детей?

– He-а. Скучаю исключительно по женщинам без мужей.

Карло рассмеялся:

– Ну-ну.

– Послушай, а почему бы нам не пойти в кино? – спросил Паже, откидываясь на спинку кресла.

– Есть конкретные идеи? – поинтересовался Карло.

– Не знаю. А ты что предлагаешь?

Карло на минуту задумался.

– Арнольд Шварценеггер?

– А может, сойдемся на Клинте Иствуде?

– Продано, – ответил Карло, широко улыбаясь. – Арнольда я предложил так, в качестве стартовой цены.