Текст книги "Глаза ребёнка"

Автор книги: Ричард Норт Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 46 страниц)

5

Стоило Паже увидеть Соню Ариас, ему стало не по себе.

Едва заняв свидетельское место, она метнула в его сторону по-птичьему недобрый взгляд. В облике женщины сразу же бросались в глаза многочисленные признаки, по которым можно угадать человека с расстроенной психикой: немилосердно выщипанные брови; выкрашенные хной, цвета желтоватого пергамента волосы, не вязавшиеся ни с ее возрастом, ни со смуглой кожей; тощие, как жерди, ноги и сухое изможденное лицо больного анерексией – потерей аппетита. Ее манера, озираясь, стрелять глазами напоминала одержимого параноика и одновременно фотомодель, позирующую перед объективами фотокамер. Соню, как «белую ворону», нельзя было не заметить. В памяти Паже возник образ увядшей кинозвезды из фильма Билли Уайлдера «Бульвар закатов», которую играла Глория Свенсон. Одним словом, чтобы исследовать наиболее темные стороны личной жизни Рики, лучше всего было начать с допроса Сони Ариас.

– Смотрела «Бульвар закатов»? – прошептал Паже, наклонившись к Кэролайн.

Та улыбнулась уголками губ, чтобы не заметили присяжные, и поежилась, как будто ей стало зябко. Это телодвижение вполне отвечало тем чувствам, которые испытывал Паже, глядя на Соню Ариас.

– Эта часть, – сквозь зубы процедила Кэролайн, – обещает быть занятной.

Салинас с самого первого вопроса вел себя с Соней Ариас крайне осторожно, формальной целью ее вызова в качестве свидетеля было установить, что Рики обещал позвонить ей в субботу, то есть на следующий день после того, как его в последний раз видели живым. На самом же деле предполагалось, что зрелище скорбящей матери должно до слез растрогать присяжных. Однако по тому, как властно она держалась, окидывая взглядом зал суда, словно требуя всеобщего внимания, было ясно, что добиться этого эффекта будет непросто. Когда Салинас задал первый вопрос по существу дела, женщина выдержала паузу, пока не убедилась, что взгляды всех присутствующих в зале прикованы к ней, после чего, вперившись глазами в Паже, неожиданно мстительно произнесла:

– Рикардо никогда не наложил бы на себя руки. Его отняли у нас. Вот почему он так и не позвонил мне.

Казалось, ее пылкие слова не произвели на Кристофера никакого впечатления. Тогда, выражая свое презрение, она резко отвернулась от него и уставилась на Салинаса.

Тот елейным голосом спросил:

– Почему вы уверены в этом?

Соня горделиво вскинула голову.

– Рикардо был примерным католиком – с самого его детства я сама следила за этим. Он знал, что самоубийство это грех.

Паже машинально посмотрел на Луизу Марин – та сидела, потупив взор, словно погрузившись в воспоминания собственного прошлого. Крис подумал, найдет ли она в себе силы поверить ему – ведь это значило бы поступиться убеждениями всей ее жизни.

– Ты собираешься и дальше наблюдать этот спектакль? – спросил он Кэролайн.

– Потерпи, – произнесла она, пожимая его за локоть. – Пусть Виктор немного позабавится с дебютанткой.

– Помимо религиозных убеждений вашего сына, – продолжал Салинас, – можете ли вы назвать какие-то черты его характера, которые не позволили бы ему совершить этот шаг?

– Он в жизни не брал в руки оружия. – Теперь Соня Ариас обращалась к присяжным. Казалось, она не очень-то внимательно слушает вопросы обвинителя. – С самого детства он был очаровательным мальчуганом с курчавыми черными волосами – мечта любой женщины. Всегда весел и полон жизни; во всем старался видеть только хорошее. В нем было невыразимое очарование: увидев его, в него нельзя было не влюбиться. – Соня помолчала и заговорила более решительным и резким голосом: – Никто не мог дать ему того, что он заслуживал. Если Рики в чем-то нуждался, он знал, что я дам ему это. Даже если ему и пришла бы мысль о самоубийстве, он поделился бы со мной.

Она окинула взглядом зал, точно ища поддержки.

– Она в точности такая, – прошептала Кэролайн, – какой ее описала Терри. – Не представляю, как ей удавалось различить, где кончается Рики и начинается его мамаша.

Паже не мог не заметить, что Соня Ариас начинает утомлять Салинаса.

– Как бы вы охарактеризовали отношения Рики с вашей внучкой Еленой? – спросил Виктор.

– Это были отношения беззаветной преданности, – с горечью произнесла Соня. – Он любил ее так же, как я любила его. Эта девочка еще не понимает, как ей повезло, что у нее был отец, который не утаивал своих чувств.

Теперь даже Елена оказалась недостойна своего отца. Паже было трудно судить, каким образом «любовь» этой женщины отразилась на Рики, но при мысли о том, что могла унаследовать Елена от такой бабушки и ее чада, сердце его преисполнилось сострадания и тревоги.

– Вы с Рики говорили о том, как отразился его разрыв с Терри на дочери? – поинтересовался Салинас.

– Это был не его разрыв, – хмуро буркнула Соня. – И я хочу, чтобы каждый, кто умеет слушать, понимал это. Впервые миллионы людей внимают истории Рикардо Ариаса, и я не успокоюсь, пока они не узнают всей правды о нем. – Она резко повернулась и указала рукой в сторону Паже. – Она бросила моего сына, чтобы сойтись с этим человеком. Тереза всегда была слишком честолюбива, чтобы стать Рики поддержкой, в которой он нуждался, и, наконец, бросила его с дочерью на руках. – Судя по голосу Сони, она испытывала странное удовлетворение. – Я предупреждала его с самого начала. Но Рики был слишком добр.

Паже почувствовал, что его терпение на пределе.

– Пожалуй, с меня довольно, – процедил он сквозь зубы.

– Спокойствие, – сказала Кэролайн. В следующую секунда она уже обращалась к судье Лернеру:

– Ваша честь, мне не хотелось бы сразу заявлять протест, однако позвольте сделать одно замечание. Волнение миссис Ариас вполне объяснимо. Но суждения относительно брака ее покойного сына, возможно, не вполне справедливы и корректны – не говоря уже о том, что они не имеют отношения к делу. Надеюсь, с помощью мистера Салинаса нам удастся более строго придерживаться фактов.

Лернер кивнул и с некоторым смущением посмотрел на свидетельницу:

– Миссис Ариас, когда вы отвечаете на вопросы мистера Салинаса, попытайтесь не уклоняться в сторону. Не сочтите за обиду, но именно так вы поможете нам наилучшим образом.

Соня повернулась к судье и подарила ему кокетливую улыбку, которая настолько не вязалась с тоном ее выступления, что показалась зловещей.

– Ну разумеется, – прощебетала она. – Я хочу, чтобы мой Рикардо гордился мной.

Лернер потупился.

– Да, – растерянно произнес он. – Благодарю вас.

Салинас преодолел замешательство и продолжал:

– Я так понимаю, главной заботой Рики была Елена?

Соня сцепила пальцы.

– Всегда. – Ее голос вновь обрел прежнюю категоричность. – Я умоляла его приехать ко мне в Нью-Йорк, чтобы снять стресс, который ему приходилось переживать постоянно. Но он не мог оставить Елену.

Салинас выдержал паузу и спросил:

– Говорил ли вам Рики о своих подозрениях, что сын мистера Паже покушался на растление Елены?

Присяжные замерли в ожидании ответа. Соня скрестила руки на груди и заявила ничтоже сумняшеся:

– Да. Я помню, когда Рики был еще ребенком, каким он был красавчиком – просто загляденье. Он всегда был красавец – до самой смерти. Я просто ума не приложу, какие же это должны быть родители, чей собственный сын вырастает извращенцем.

Кэролайн коснулась руки Паже и встала.

– Ваша честь, я прошу признать не имеющим юридическую силу ту часть ответа, которая следовала за утвердительной частицей «да». – От прежней доброжелательной Кэролайн не осталось и следа. – И я настоятельно призываю данного свидетеля по возможности проводить различие между обстоятельствами дела и личными пристрастиями. На кого бы ни был обращен ее праведный гнев.

– Ходатайство удовлетворяется, – без промедления произнес Лернер. – Я рекомендую членам жюри слова миссис Ариас, относящиеся к мистеру Паже и его сыну, расценивать как умозрительные и необоснованные. – Затем обратился к Соне Ариас: – Мне понятно ваше стремление помочь обвинению. – Его голос чуть смягчился. – Поймите и вы, что в данном случае вы оказываете ему медвежью услугу.

Соня Ариас, торжественно-прямая, сидела на месте свидетеля, стараясь не смотреть в сторону судьи, и обиженно молчала.

Салинас, явно раздосадованный, спросил:

– Что именно говорил вам Рики по поводу своих подозрений?

– Он чувствовал себя мерзко, словно ему плюнули в душу. Хуже того – мать Елены не оставила ему ни гроша, чтобы он мог нанять адвоката или психолога, и он даже не мог помочь собственной дочери. – Соня окинула скамью присяжных заносчивым взглядом. – И мне пришлось отправить ему тысячу долларов. Он был так признателен за это.

Паже заметил, как брови у Кэролайн поползли вверх и она принялась что-то записывать в своем блокноте.

– Известно ли вам, – спросил Салинас, – о намерении сына добиваться постоянного опекунства?

Соня выразительно кивнула:

– Да. Он собирался бороться до конца. И я готова была помочь ему в этом. Он не хотел, чтобы эта женщина вместе со своим дружком и его сыном сломала Елене жизнь. – Она выдержала многозначительную паузу. – Рикардо не остановился бы ни перед чем – слышите? Ни перед чем! – чтобы его дочь осталась с ним.

Паже еще раз подумал, как трудно отделить мать от сына. Он наклонился к Кэролайн.

– Помнишь, мать Ли Харви Освальда решила написать книгу? Она хотела назвать ее «Роль матери в истории».

Мастерс усмехнулась, не спуская глаз с Сони. Салинас же, казалось, тем временем полностью овладел ситуацией.

– Когда, – спокойно спросил он, – вы в последний раз говорили с Рикардо?

Соня задумчиво опустила взгляд.

– В ту пятницу. Когда моего сына в последний раз видели живым.

– И о чем вы говорили?

– Что мать Елены собирается в Италию вместе со своим дружком. И это несмотря на то, что произошло между Еленой и его сыном. Рики сказал, что у него больше нет сомнений в необходимости любыми способами бороться за Елену.

Настроение в зале изменилось. Присяжные настороженно прислушались. Мариан Селлер перестала протирать очки, вся обратившись в слух.

– Вы что-то сказали в ответ на его слова? – спросил Салинас.

– Да, – произнесла Соня, не поднимая глаз. – Я сказала, что готова приехать к нему – в тот же самый день, если ему нужна моя помощь. Но он ответил, что в состоянии сам позаботиться о Елене и что будет лучше, если я пошлю ему те деньги, которые потратила бы на авиабилет. Тогда я сказала, что подумаю и мы еще поговорим об этом, когда он позвонит в следующий раз. – Последние слова она произнесла укоризненным тоном, словно не могла поверить, что ее сын был способен поступиться ее присутствием ради денег. – Еще он сказал, что теперь у него есть могущественные друзья, которые помогут ему.

Паже сразу понял, что фраза «про могущественных друзей» вырвалась у нее помимо воли. Салинас выглядел обескураженным.

– Это она про людей Коулта, – шепнула Кэролайн.

– Вы часто говорили с Рикардо? – спохватился Салинас.

Услышав этот вопрос, Соня оживилась и, с гордостью посмотрев в сторону присяжных, произнесла:

– Каждую среду и субботу – с тех пор как он окончил университет. Рикардо никогда не забывал звонить мне. Ни разу за двенадцать лет.

Салинас понимающе посмотрел на нее.

– Но он больше не позвонил? Ни в субботу, ни позже?

Соня снова опустила глаза:

– Нет, не позвонил.

– Вы пробовали позвонить ему сами?

– Я хотела, чтобы он сам позвонил мне. – У нее задрожали губы. – Я думала, он расстроился из-за денег.

– Так вы пробовали позвонить ему?

– Я была очень зла на него, – сказала миссис Ариас, заламывая руки; на ее глаза навернулись слезы. – Понимаете, я совсем забыла, какой он – мой Рики.

Кэролайн понимала, что ей будет непросто добиться того, что она задумала.

Когда она встала, в ее взгляде, обращенном на Соню Ариас, сквозила растерянность.

– Что именно вы имели в виду, когда говорили, что Тереза Перальта не смогла стать поддержкой для вашего сына? – спросила адвокат.

Соня понимающе усмехнулась:

– Я имела в виду духовную поддержку. Она никогда не ценила того, что он не такой, как все, – его воображения, привлекательности, его непохожести на других мужчин. По-вашему, много ли найдется отцов, которые относились бы к своей дочери с такой беззаветной преданностью?

Кэролайн сохраняла непроницаемо-учтивое выражение.

– Таким образом, говоря о том, что миссис Перальта никогда не поддерживала Рики, вы не имели в виду финансовой поддержки?

Соня насторожилась.

– Нет.

– Но ведь она содержала его на протяжении пяти лет замужества, не так ли?

– Только после того, как он оставил адвокатскую практику. Он хотел основать собственное дело.

– Сколько раз Рики уходил с работы?

– Три. – Соня выглядела все более раздраженной. – Но один раз он оставил службу, потому что поступал в бизнес-школу. Рики говорил, что ему необходимо приобрести навыки предпринимателя.

– И отправил его в эту школу не кто иной, как Тереза? Учиться на магистра управления.

– Да, это так, – неохотно признала Соня.

– А затем она же дала ему деньги, чтобы он смог открыть собственное дело?

– Возможно, – миссис Ариас пожирала ее глазами, – но я тоже давала.

– Известно ли вам, куда пошли эти средства? Будь то деньги Терезы или ваши?

– Нет. – Соня на секунду замешкалась. – Рики преследовали неудачи.

Кэролайн держалась подчеркнуто холодно.

– Кто содержал Рики, до того как они поженились? – спросила она.

Соня Ариас смешалась.

Кэролайн подумала, что этот акт следовало бы назвать «Истинное лицо Рикардо Ариаса». Краем глаза она заметила, что Виктор Салинас начал проявлять нетерпение.

– Его содержали мы, – наконец ответила свидетельница. – И позвольте мне внести ясность. Я помогала им все студенческие годы, когда Тереза родила. Мне самой пришлось устроиться на работу.

– А сам Рики, он когда-нибудь зарабатывал деньги? – не унималась Кэролайн.

– Возражаю! – с места выкрикнул Салинас. – Трудовая биография мистера Ариаса не имеет отношения к делу.

– Да что вы? – парировала Кэролайн. – Не вы ли подняли вопрос о том, считает ли миссис Ариас, что у ее сына могла быть склонность к суициду? Как можно судить об этом, не ознакомившись с его биографией?

Лернер согласно кивнул.

– В каком-то смысле вы правы, адвокат, – заметил он. – Продолжайте.

В ожидании ответа Кэролайн снова повернулась к Соне Ариас.

– Мне трудно припомнить те места, где мог работать Рики, – желчно изрекла она.

Кэролайн помолчала, обдумывая следующий вопрос.

– Как насчет того времени, когда он еще жил с вами дома? – как бы невзначай спросила она. – Когда он учился в школе. Работал он или нет?

Соня растерянно молчала.

Мастерс было любопытно наблюдать, как та, боясь попасть впросак, мучительно пытается прочесть ее мысли. Наконец Соня решилась:

– Это было так давно.

– Позвольте мне помочь вам, – вежливо вызвалась Кэролайн. – По-моему, когда Рики было семнадцать, он летом подрабатывал в спортивном магазине Бернхарда – в Бронксе, неподалеку от вашего дома?

Соня словно язык проглотила. Салинас в нетерпении ерзал на месте.

– Да, – проронила свидетельница. – Теперь я припоминаю.

– А не звонил ли мистер Бернхард вашему мужу с требованием возместить ему убытки? Потому что он поймал Рики на утаивании выручки?

– Ваша честь, – раздался голос Салинаса, – обвинение просит разрешения провести обмен мнением с защитой.

– Пожалуйста, – сказал Лернер и кивнул Кэролайн, приглашая ее подойти.

Они с Салинасом встали напротив друг друга; Лернер взирал на них с высоты своего места председательствующего.

– В чем дело? – требовательным шепотом произнес Салинас. – Я пригласил данного свидетеля с целью уточнить две простые позиции. Первое: что у Рикардо Ариаса никогда не было склонности к суициду. И второе: то, что он, хотя и обещал, не позвонил своей матери в субботу, дает возможность установить вероятное время смерти. Воровал он деньги, когда учился в пятом классе, или нет, все это чистой воды диффамация[31]31
  Распространение о ком-либо порочащих сведений.


[Закрыть], не имеющая никакого отношения к существу дела.

Кэролайн предвидела подобную ситуацию с тех самых пор, как впервые намекнула Джереду Лернеру о процессе, и теперь она надеялась, что он вынесет то решение, которое было нужно ей. Поэтому заговорила, обращаясь непосредственно к нему:

– Думаю, мистер Салинас не станет отрицать того, что он старается представить Рикардо Ариаса психически уравновешенным человеком, которому и в голову никогда не приходила мысль о самоубийстве и у которого не было никаких врагов, кроме его бывшей жены и моего клиента. Достаточный повод, чтобы говорить об этом. Однако кроме того с самого начала процесса, со своей вступительной речи Виктор пытается изобразить Рикардо Ариаса как некий кладезь добродетели. – С этими словами она повернулась к Салинасу. – Вы сами вынудили меня, Виктор. Мой Рикардо Ариас мошенник и лжец, неспособный заработать на жизнь честным трудом; к тому же вполне вероятно, он являет собой хрестоматийный тип социопата, скрывающегося под личиной мелкого плутишки. Все это заставляет предположить, во-первых, то, что мой Рики был человеком психически неуравновешенным, а во-вторых, что подобные ему люди отравляют жизнь другим. – Она вновь обратилась к Лернеру: – Ваша честь, мы находимся на процессе об убийстве, а не на поминках, устроенных для семьи и друзей Рики, если допустить, что таковые, кроме незадачливой мисс Уорнер, у него были. Представляя интересы Криса Паже, я имею право предать огласке любые факты, которые свидетельствовали бы о психическом отклонении в поведении покойного мистера Ариаса. Смею вас заверить, Ваша честь, таковых наберется немало.

– Это пустая отговорка. – В обращенном на Лернера взгляде Салинаса стояла мольба. – Мелкая кража, если таковая действительно имела место, не дает оснований говорить о склонности к суициду. Для мисс Мастерс вопрос о самоубийстве – это уловка с целью всячески опорочить человека и добиться, чтобы присяжные в конце концов забыли, что это суд не над Рикардо Ариасом, а над его убийцей.

– Это что-то новенькое, – оборвал его Лернер. – Но вы немного опоздали, Виктор. В следующий раз, подбирая мальчика для битья, не забудьте как следует проверить его, прежде чем отдавать на заклание. – Он посмотрел на Кэролайн. – Адвокат, я предоставляю вам значительную свободу действий. Постарайтесь не злоупотребить моим доверием.

– Благодарю вас, Ваша честь, – произнесла Кэролайн и добавила про себя: «И вас, Джонни Мур».

Салинасу не оставалось ничего другого, как только пожать плечами. Возвращаясь на свое место, он украдкой взглянул на Кэролайн, словно желая напомнить ей, что процесс будет длинный и трудный.

Кэролайн повернулась к Соне Ариас: перед ней стояла нервная, не скрывавшая своего раздражения женщина, полная решимости до конца защищать доброе имя своего сына. Лишь на мгновение Кэролайн ощутила жалость к ней.

– Вы помните мой вопрос? – ровно спросила она.

Соня выпрямилась на свидетельском месте.

– Этот Бернхард не ловил Рики на краже. Но мы выплатили ему пятьсот долларов, потому что он грозился позвонить в полицию.

– А не было ли другой причины, по которой вам не хотелось иметь неприятности? Например, не случалось ли у Рики за три месяца до этого инцидента неприятностей в школе?

Кэролайн показалось, что Соня Ариас съежилась на своем стуле.

– Произошло недоразумение, – пробормотала та.

– Его на время исключили из школы, не так ли? Потому что обвинили в краже контрольной по математике из стола учителя?

– На него заявил другой учащийся, который сам и украл эту контрольную, а потом, когда его поймали, во всем обвинил Рики. – Соня с мольбой посмотрела на присяжных. – Рикардо ни в чем не был виноват. Просто такому красивому и талантливому мальчику всегда все завидовали. Видели бы вы его в смокинге на школьном балу. Девочки были от него без ума…

– Верно ли, что, когда он учился в университете, – прервала ее тираду Кэролайн, – ему пришлось съехать из общежития?

– Да. – Соня посмотрела на нее как-то затравленно, потом нахмурилась и добавила: – Это было, когда он решил жить вместе с Терезой. Хотя мог бы выбрать любую девушку.

Кэролайн подошла ближе.

– А Рики не рассказывал вам, что совет самоуправления общежития потребовал, чтобы он выехал, потому что он воровал из комнат?

– Нет, – отрезала Соня, обеими руками вцепившись в подлокотники. – Такое могла сказать только она. Рики не говорил мне ничего подобного.

Паже заметил краем глаза, что Салинас порывался встать, чтобы заявить протест, но в последний момент передумал: у Кэролайн, скорее всего, были свидетели, и заяви он протест по данному пункту, те могли бы выступить на суде.

– Нет? Ну хорошо, – продолжала Кэролайн. – Вы упоминали, что после окончания юридического факультета Рики работал в трех различных фирмах, верно?

– Да.

– Он говорил вам, что из двух его уволили?

– Нет.

– И что из одной его уволили, потому что он ввел их в заблуждение относительно своих профессиональных качеств?

– Нет, – изрекла Соня. Ее взгляд растерянно блуждал по залу. – И это также неправда.

– Откуда вам это известно?

Соня снисходительно ухмыльнулась:

– Потому что я знаю своего сына.

«Сомневаюсь я, что кто-нибудь может похвастаться тем, что знает его, – подумала Кэролайн. – За исключением разве что его жены». Однако в душе она чувствовала удовлетворение: ей хотелось верить, что в биографии Джозефа Дуарте не было таких фактов, как кража выручки у работодателя и жульничество на экзаменах.

– Вы знали, что ваш сын наблюдался у психотерапевта? – спросила она.

К удивлению Паже, Салинас не выказал никакого беспокойства.

– Разумеется, – с улыбкой, словно ей удалось провести Кэролайн, произнесла Соня. – Рики рассказывал мне. Он переживал за Елену, и ему нужен был совет специалиста. Я помогла ему деньгами.

– Сколько стоил такой совет?

– Недешево – сто долларов в час. Но для Рики мне ничего не жалко.

Адвокат с любопытством взглянула на нее.

– Вы отправляли деньги врачу или Рики? – спросила она.

– Естественно, Рики. Я не хотела ставить его в неловкое положение.

«Положим, это было бы невозможно», – отметила про себя Кэролайн.

– Скажите, миссис Ариас, а почему Рики сам не платил за услуги психотерапевта? – поинтересовалась Мастерс.

– Она давала ему слишком мало денег, и мне, как обычно, пришлось помочь ему.

– Говоря «она», вы, видимо имеете в виду миссис Перальту и те деньги, которые она давала ему в качестве алиментов на ребенка и супружеского пособия?

– Ну да. – Соня с вызовом уставилась на присяжных. – Рики говорил, она получает больше восьмидесяти тысяч в год, в то время как он вынужден выбиваться из сил, заботясь о дочери и пытаясь наладить собственное дело. Я думала, наш суд окажется более справедливым.

– Я вас понимаю, – промолвила Кэролайн. – А не упоминал ли он, что миссис Перальта тоже добивалась опекунства и что он, отстаивая свои родительские права, в тоже время отказался устроиться на какую-либо работу? И требовал в суде, чтобы ему назначили максимальное пособие, какое только допустимо по законам штата, – и получил его?

Соня пренебрежительно махнула рукой.

– Как бы там ни было, этого недостаточно, чтобы свести концы с концами.

– Так, значит, он жил на деньги Терезы Перальты?

– Ну да.

– Когда вы согласились оплачивать услуги психотерапевта, вам, конечно, было известно, что «Инкуизитор» заплатила Рики десять тысяч долларов за статью, в которой ваш сын обвинял ответчика, мистера Паже, в том, что тот отбил у него жену?

В глазах Сони отразилось недоумение, затем она высокомерно улыбнулась.

– Эта история имела огромный общественный интерес, и Рикардо представал в ней в самом выгодном свете. Разумеется, газета не могла упустить случай, чтобы не рассказать о нем.

– Миссис Ариас, вы, видимо, не поняли мой вопрос. Я спросила, известно ли вам, что «Инкуизитор» заплатила Рикардо десять тысяч долларов?

На смену улыбки пришла презрительная гримаса.

– Я не помню таких деталей.

– Вот как? Вы бы согласились оплачивать расходы Рикардо, если бы знали, что у него есть десять тысяч? Или отправили бы ему ту сумму, о которой упоминали?

– Возможно, – ответила Соня. – Ведь Рикардо был моим сыном. Вам, наверное, не понять, что это значит.

Какое-то время адвокат молча разглядывала свидетельницу, чувствуя на себе взгляды жюри, потом тихо произнесла:

– Нет. И я никому бы не пожелала познать то, что познали вы.

Это двусмысленное замечание заставило Соню на мгновение оторопеть.

– Но вы напомнили мне еще об одном, – продолжала Кэролайн. – Хорошо ли вы в действительности знали своего сына?

– Благодарю вас, очень хорошо, – ответила миссис Ариас, гордо вскинув голову.

– В то же время вам неизвестно о том, что он утаивал выручку от работодателя, жульничал в школе, что за кражи его вытурили из общежития, что его выгнали из двух юридических фирм, что, наконец, он был при деньгах, когда вам приходилось платить за его консультации у психотерапевта?

– Я не могу знать того, чего не было, просто потому что вы рассказали мне об этом, – произнесла Соня, избегая смотреть в сторону Кэролайн.

– Но если допустить, что это все же было? Вы по-прежнему стали бы утверждать, что знаете своего сына?

– Я знала, каким он был в душе.

Кэролайн печально покачала головой.

– В сущности говоря, не основано ли ваше утверждение о том, что Рикардо не мог покончить самоубийством, на вашей вере, что он был таким, каким вам хотелось его видеть?

Миссис Ариас выглядела совершенно изможденной. Постаравшись овладеть собой, она раздраженно передернула плечами и заявила:

– Я знала своего сына.

Теперь Мастерс стояла в непосредственной близости к месту свидетеля.

– Все, что вы знали о Рикардо Ариасе – с восемнадцати до тридцати лет, – не исходило ли это из собственных слов Рикардо?

Соня Ариас внезапно встала и запальчиво произнесла:

– Рикардо Ариас страстно любил жизнь. И я всегда жила для него. Он никогда бы не совершил такого эгоистического поступка, как самоубийство.

Кэролайн посмотрела на жюри, затем перевела исполненный сострадания взгляд на свидетельницу.

На скамье присяжных Мариан Селлер была бледна как полотно; у Луизы Марин в глазах стояли слезы.

– Больше вопросов не имею, – тихо проронила адвокат и направилась на место.

Приближаясь к Соне, Салинас ступал неслышно, словно боялся потревожить установившуюся в зале тишину.

– Миссис Ариас, – обратился он к свидетельнице, – вы помните, я показывал вам записку? Предположительно написанную вашим сыном?

Точно очнувшись от воспоминаний, Соня недоуменно уставилась на него.

– Да. Помню.

– Вы помните, что сказали мне в этой связи?

Соня слабо кивнула.

– Что я не могу узнать почерк.

– А почему вы не могли узнать его?

– Потому что последний раз видела его почерк очень давно. – Соня мягко улыбнулась, как будто вспомнив о чем-то своем. – Когда Рикардо исполнилось семнадцать, мы скопили денег, чтобы купить ему компьютер. Жили мы довольно бедно, но ради Рикардо… Он относился к компьютеру с благоговейным трепетом и так любил печатать, что даже списки покупок набирал на нем. Позднее, когда сын уехал учиться, все письма, которые он посылал мне, были также набраны на компьютере. Он использовал прекрасные шрифты – особенно хорошо у него получались рождественские открытки. Это были настоящие шедевры в своем роде. – Словно спохватившись, миссис Ариас снова обратилась к присяжным: – Рикардо был консерватор по натуре. После того как у него появился компьютер, я ни разу не видела, чтобы он хоть строчку написал от руки. Это было противно его характеру, как и самоубийство.