Текст книги "Глаза ребёнка"

Автор книги: Ричард Норт Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 46 страниц)

6

На третий день Виктор Салинас вызвал в качестве свидетеля обвинения психотерапевта, консультировавшего Рики.

Даэна Гейтс была брюнеткой лет сорока с короткой, прямой стрижкой, небольшим миловидным лицом с маленьким носиком и широко посаженными карими глазами, в которых читалась спокойная сдержанность человека, знающего толк в своем деле. Жюри не могло знать одного: как категорически была настроена Гейтс против того, чтобы давать показания в суде.

С самого начала она решительно отказалась говорить как с Монком, так и с Джонни Муром, когда те обратились к ней за помощью. Ее позиция была предельно ясной: по калифорнийским законам беседы психотерапевта с пациентом составляли предмет профессиональной тайны. В понимании Гейтс смерть Рики ничего не меняла в этом смысле. Однако Салинасу удалось убедить Джереда Лернера, и тот перед самым заседанием рассудил иначе. И сейчас никто не мог с уверенностью предполагать, что же скажет Гейтс.

Кристоферу Паже было ясно одно – Салинас вполне уверен, что никакого самоубийства не было, и хотел произвести фурор, доказав всем – устами профессионального психолога, – что психическое состояние Рики не может больше подвергаться сомнению. Если бы выводы Салинаса подтвердил профессионал, от версии Кэролайн о самоубийстве не осталось бы камня на камне и последствия для Паже могли быть самыми печальными.

Присяжным, казалось, тоже передалось его напряжение – все были сосредоточенны и, похоже, немного взвинченны. Джозеф Дуарте что-то лихорадочно пометил и подчеркнул в блокноте и принялся строчить дальше. Гейтс сидела, расправив плечи и положив перед собой руки. Она невозмутимо, не меняя интонации, кратко отвечала на вопросы Салинаса.

Выяснив ее ученое звание и осведомившись об опыте работы в качестве семейного психолога-консультанта, Салинас спросил:

– Как долго вашим пациентом был Рикардо Ариас?

– Он приходил ко мне на прием дважды в неделю приблизительно на протяжении четырех месяцев. То есть до своей гибели.

– Следовательно, сколько примерно раз вы его видели?

– За все это время он приходил ко мне раз тридцать – тридцать пять, каждый раз прием длился ровно час.

Кэролайн сделала для себя пометку.

– Доктор Гейтс, когда мистер Ариас впервые обратился к вам, объяснил ли он, зачем ему потребовалась помощь?

Та на мгновение задумалась.

– Проблемы мистера Ариаса в основном касались его дочери, Елены. И сначала он спросил у меня, смогу ли я, если потребуется, провести психиатрическое освидетельствование его семьи. Но я убедила его, что буду более полезной, работая с ним индивидуально.

Паже показалось, что за прозвучавшим формально ответом кроется что-то еще. Похоже, Салинас тоже это почувствовал; он на секунду замешкался, затем спросил напрямик:

– В процессе ваших встреч с мистером Ариасом не сложилось ли у вас определенного мнения по поводу того, склонен ли этот человек к суициду?

Кэролайн подняла взгляд от своего блокнота. Она могла заявить протест, однако не стала этого делать. В зале установилась зловещая тишина.

– В мои обязанности, – изрекла Гейтс, – не входило определять, склонен или нет мистер Ариас к суициду. И я даже не пыталась этого делать.

Салинас не смог скрыть охватившего его разочарования.

– Однако на протяжении этих тридцати с лишним часов неужели у вас не сложилось какого-то впечатления относительно характера мистера Ариаса? – поинтересовался он.

– Впечатления? Пожалуй. – Гейтс задумчиво опустила глаза, затем пристально посмотрела на Салинаса. – Я бы сказала следующим образом: мои наблюдения не давали оснований предполагать, что этот человек способен наложить на себя руки.

Паже заметил, что Джозеф Дуарте что-то записал в своем блокноте, затем решительно подчеркнул написанное. Салинас, точно вновь обретя уверенность, сделал шаг вперед.

– То есть в характере мистера Ариаса были какие-то черты, которые противоречили вашему представлению о потенциальном самоубийце?

Гейтс на мгновение задумалась.

– Мистер Салинас, наши беседы главным образом касались будущего. Мистер Ариас был полон решимости сохранить опекунство над Еленой, и его волновал вопрос: как это сделать. Он хотел знать все, связанное с психиатрическим освидетельствованием. – Даэна вдруг замолчала, затем добавила: – Словом, я ни разу не задумывалась, способен ли он на самоубийство.

Кэролайн слушала с непроницаемым выражением адвоката, на глазах у которого его клиент терпит поражение.

– Возникало ли у вас ощущение, – продолжал спрашивать Салинас, – что мистер Ариас подавлен разрывом с женой?

– Я бы назвала это по-другому. Он был глубоко уязвлен решением миссис Перальты оставить его. К тому же ему не давала покоя мысль о том, что его дочь подверглась растлению.

– Что он предпринимал в этой связи?

Гейтс откинулась на спинку стула.

– Занимался самообразованием. Мистер Ариас дотошно расспрашивал у меня о тех признаках, по которым можно установить, имел ли место факт совращения; о том, каким образом ребенок в подобной ситуации будет выражать свои чувства и как ему можно помочь. Он также попросил меня подобрать ему список литературы по данной теме, читал все от корки до корки, и мы подробно обсуждали прочитанное.

– Я так понимаю, мистер Ариас весьма серьезно относился к тому, что произошло с его дочерью?

Гейтс окинула обвинителя пытливым взглядом.

– Мне показалось, что мистеру Ариасу крайне необходима моя помощь.

– То есть, – не унимался Салинас, – мистер Ариас всерьез рассматривал возможность провести психиатрическое освидетельствование?

Лицо Гейтс являло собой маску непроницаемости.

– Мистер Ариас все планировал заранее, всегда был пунктуален, а на протяжении беседы – неизменно сосредоточен. Я бы сказала, мистер Ариас был всецело предан идее довести дело до конца.

– Доктор Гейтс, в вашем представлении согласуется ли подобное поведение с мыслями о самоубийстве?

– Я бы этого не сказала.

Паже наклонился к Кэролайн:

– Она говорит о нем так, словно он был каким-то необыкновенным человеком. Как считаешь – с чего бы это?

– Не понимаю, – пробормотала Кэролайн. – Но что-то здесь неладно. Чем же они все-таки занимались во время этих консультаций?

– За пятнадцать лет практики, – спрашивал Салинас, – встречались ли вам пациенты со склонностью к суициду?

Гейтс впервые опустила взгляд.

– Я знала двоих, – тихо произнесла она, – которые покончили жизнь самоубийством. Девушка-подросток и взрослая женщина, мать. Это было самым тяжелым испытанием в моей жизни. Если в подобных обстоятельствах мои личные переживания что-то значат. – Гейтс подняла глаза. – Кроме этих двух случаев мне приходилось встречать людей с инстинктами к саморазрушению. Я очень тонко чувствую это, тем более что два моих пациента покончили самоубийством.

Салинас понимающе кивнул.

– Есть ли отличительные признаки, по которым вы распознаете потенциального самоубийцу.

Выражение тревоги в глазах Гейтс смягчило ее облик.

– Универсальной характеристики не существует. Но, как правило, к группе повышенного риска относятся люди, страдающие острой формой депрессии, с низкой самооценкой, резкими перепадами настроения; их может преследовать чувство, что они не в состоянии контролировать ситуацию… – Она помолчала. – В большей или меньшей степени все эти симптомы проявлялись у тех двух пациенток, которые решили уйти из жизни.

– Наблюдали ли вы нечто подобное у мистера Ариаса?

Свидетельница покачала головой.

– Нет. В каком-то смысле мистер Ариас обладал весьма высокой самооценкой. Если уж на то пошло, мне показалось, что у него были необычайный запас жизненных сил и неистощимая находчивость.

Салинас выдержал паузу, давая возможность присяжным в полной мере оценить смысл сказанного Гейтс, затем спросил:

– Когда вы в последний раз видели мистера Ариаса?

– По-моему, это было в четверг, то есть, как я понимаю, за день до того дня, когда его в последний раз видели живым. Обычно мы встречались с ним по понедельникам и четвергам, и в тот раз, уходя, он подтвердил, что придет в понедельник. Так что я была немало удивлена, когда он не объявился.

– Каким он вам показался в тот последний четверг?

– Обычным. Вообще, у мистера Ариаса редко менялось настроение: всегда оживленный, но вместе с тем полный решимости добиться своего – то есть постоянного опекунства над Еленой. Он был вполне удовлетворен своим заявлением в суд, которое составил с целью оградить Елену от общества мистера Паже и его сына. В то же время его раздражало то упрямое желание миссис Перальты отправиться в Италию. Он рассчитывал, что она иначе отнесется к его заявлению.

– Был ли он подавлен или находился в состоянии отчаяния?

– Мне этого по показалось.

Салинас кивнул молодой женщине, которая сидела рядом с ним за столом обвинения. Та проворно встала и в считанные секунды вместе с помощником судьи установила неведомо откуда появившийся треножник, на который водрузила увеличенную копию написанного от руки письма. «Я ухожу из жизни, потому что увидел себя в истинном свете. Я понял, что я всего-навсего жалкий эгоист…»

Что-то настораживало в этом по-детски неразборчивом почерке. Когда Гейтс взглянула на письмо, ей впервые стало не по себе.

– Сторона защиты утверждает, – сообщил Салинас, – что эту записку, найденную в квартире мистера Ариаса рядом с фотографией его дочери, написал он сам. Судя по всему, вам незнаком этот почерк?

– Я ни разу не видела, чтобы мистер Ариас брался за ручку. Разве что подписывая чек.

– Соответствуют ли слова данного письма характеру мистера Ариаса, каким вы себе его представляете?

Присяжные впились глазами в представленный на всеобщее обозрение документ. Казалось, Луиза Марин снова и снова повторяет про себя слова предсмертной записки Рики.

– Не думаю, что он видел себя именно в таком свете, – тихо произнесла Гейтс. – Или хотел, чтобы его видели другие. – В глазах Даэны мелькнуло жуткое осознание того факта, что ее клиент действительно был убит. – Я просто не в состоянии поверить, что тот человек, которого я видела в четверг, мог написать такое.

Кэролайн, чувствуя огромное внутреннее напряжение, медленно встала. Ей еще ни разу не приходилось допрашивать свидетеля обвинения, не ознакомившись предварительно с его показаниями полиции и не выстроив в уме весь ход перекрестного допроса. Но у этого свидетеля не было показаний. Гейтс – истинный знаток своего дела, к тому же не преследовавшая никаких своекорыстных целей, только что поставила Криса Паже в весьма непростое положение, а у Кэролайн не оказалось ни малейшей зацепки. У нее было лишь слабое, полуоформившееся ощущение, что за ответами Даэны кроется некий подтекст.

– Встречаясь с мистером Ариасом, – осторожно начала Кэролайн, – пытались ли вы проследить за обстоятельствами его личной жизни?

– До некоторой степени, – ответила Гейтс, не сводя с нее пристального взгляда.

– Например, говорил ли мистер Ариас, что в детстве и отрочестве он выносил побои от родного отца?

Гейтс на мгновение смешалась.

– Да. Он упоминал об этом.

– В каком контексте?

– Говорил об этом с возмущением, подчеркнув, что сам он, даже пребывая в гневе, ни разу не позволял себе и пальцем дотронуться до Елены. Мне было ясно, что его воспоминания о детских годах омрачены этим горьким опытом.

– Верно ли, что жестокое обращение к детям в семье передается из поколения в поколение и что к жестоким отцам в детстве, возможно, относились также жестоко?

Гейтс согласно кивнула:

– Да, это так.

– Верно ли это положение и применительно к жестокости на сексуальной почве? – спросила Кэролайн, склонив голову.

Гейтс помедлила, словно пытаясь по глазам адвоката определить, куда та клонит, затем нехотя выдавила:

– Да.

– Доктор Гейтс, если я правильно поняла, беседуя с мистером Ариасом, вы много времени уделяли вопросу о том, что его дочь Елена, возможно, стала жертвой совращения?

– Вы правильно поняли.

Чувствуя, как напряжены ее нервы, адвокат подошла ближе.

– В ходе бесед с мистером Ариасом, – тихо произнесла она, – не возникало ли у вас ощущения, что ваша помощь требуется ему для того, чтобы справиться с какими-то сугубо личными проблемами?

– Я не заметила, чтобы его волновал этот аспект, – осторожно парировала Гейтс. – Скорее, его интересовало, можно ли подобрать какие-то ключики, чтобы заставить Елену говорить о том, что с ней произошло. Если вообще что-либо произошло.

Кэролайн уперла руки в бока.

– Однако вы оценивали хотя бы вероятность такого подхода?

Гейтс нахмурилась.

– Все мои оценки складывались из разговоров с мистером Ариасом. В этом смысле я не услышала от него ничего такого, что заставило бы меня предположить вероятность того, о чем вы упомянули. Короче говоря, его сексуальная ориентация не вызвала у меня сомнений.

– Хотя в детстве мистер Ариас принадлежал к числу так называемых «детей-мучеников»?

– В смысле физическом, но отнюдь не сексуальном. Это совершенно разные вещи. И у меня не было оснований подозревать, что мистер Ариас избивает собственную дочь. А ведь если исходить из его личного опыта, то он, скорее, был бы способен именно на это, а не на сексуальное насилие.

Кэролайн не сводила с нее внимательного взгляда.

– Коль скоро речь зашла о личном опыте мистера Ариаса, говорили ли вы с ним о его отношениях с матерью?

– Более или менее.

– Что же вам удалось выяснить на сей счет?

– По словам мистера Ариаса, мать просто обожала его. Он упоминал об этом несколько раз – с некоторой долей гордости.

– Что еще он рассказывал о Соне Ариас?

– Немного. Хотя мне показалось, что он всегда чувствует ее поддержку. – Гейтс помолчала, словно прикидывая, следует ли говорить больше, чем она уже сказала. – В целом у меня сложилось впечатление, что мистеру Ариасу комфортнее в обществе женщин. – Может быть, потому, что женщины понимали его лучше, чем мужчины. Это случается в семьях, где отец жестокий деспот, и ребенок не питает к нему нежных чувств, а мать, напротив, души не чает в своем чаде.

– Что еще вы можете сказать об отношениях мистера Ариаса с его матерью?

Гейтс растерянно взглянула на нее, но тут же потупилась и робко изрекла:

– По-видимому, я должна сообщить вам, мисс Мастерс, что миссис Ариас однажды звонила мне.

– И что же она вам сказала? – изобразив живой интерес, спросила Кэролайн.

– Ее прежде всего волновало, как Рики отзывается о ней и как я оцениваю их отношения.

– И что вы ответили?

– Спросила, знает ли Рики о ее звонке. Когда она призналась, что не поставила его в известность, я как можно деликатнее объяснила ей, что не имею права разглашать третьим лицам содержание своих бесед с пациентами. Наша работа основана на доверии. – Последнюю фразу Даэна особенно выделила.

Кэролайн улыбнулась.

– И что же миссис Ариас?

– Она спросила, сказал ли мне Рики, что это она оплачивает его визиты.

– Он говорил вам об этом?

– По правде говоря, нет. Впрочем, это были не такие уж большие деньги. – Она помолчала. – Я как можно скорее свернула этот разговор. Мне не хотелось в это вмешиваться.

– Вы не могли бы уточнить, во что именно вам не хотелось вмешиваться?

– У меня сложилось впечатление, что миссис Ариас, как бы это сказать, не знает меры. Для нее Рикардо не был отдельной личностью: она расценивала его как часть собственного эго, как воплощение своей жажды любви, своего стремления к самоутверждению. Возможно, мистер Ариас научился использовать это в собственных целях.

– Каким образом это могло отразиться на самом мистере Ариасе?

Гейтс недоверчиво покосилась на Кэролайн.

– Не говоря конкретно о мистере Ариасе, это может найти выражение в гипертрофированном самомнении у ребенка, в его убеждении, что окружающие должны идти навстречу всем его желаниям, в убеждении, которое сохраняется и в зрелом возрасте.

– Ваша честь, – перебивая Гейтс, обратился к судье Салинас, – какое все это имеет отношение к делу? Или мисс Мастерс просто решила устроить нам семинар по проблемам детской психологии?

– Будь то самоубийство или убийство, – молниеносно отреагировала Кэролайн, – вопрос о психическом состоянии и свойствах характера мистера Ариаса имеет самое непосредственное отношение к делу. С позволения Высокого суда я постараюсь придерживаться существа.

Судья Лернер кивнул, давая понять, что Кэролайн может продолжать.

Она повернулась к Гейтс.

– Когда разговор зашел о деньгах, вы упомянули, что речь шла о незначительной сумме. Насколько мне известно, ваш гонорар составляет сто долларов в час.

– Да, это моя обычная ставка. Однако после первых двух визитов мистер Ариас пожаловался, мол, для него подобная сумма слишком велика. – Она помолчала. – Я подумала, что ему важно продолжить сеансы и решила снизить свой гонорар до двадцати долларов в час. Я так иногда делаю для некоторых своих пациентов.

– Он, видимо, не сказал вам, что мать еженедельно присылает ему двести долларов, чтобы оплачивать ваши услуги?

Гейтс молча воззрилась на нее. Кэролайн показалось, что она мимолетно усмехнулась уголком рта.

– Нет, – наконец ответила Даэна. – Он не говорил мне об этом.

– Вас это удивило?

– Нет, – решительно и без тени улыбки ответила Гейтс.

Сам собой напрашивался вопрос: «Почему же?» – но Кэролайн решила не задавать его.

– Ведь вы знакомы с процедурой семейного освидетельствования, верно? На котором настаивала миссис Перальта?

– Да.

– Считаете ли вы, что это было одной из причин, побудивших мистера Ариаса обратиться к вам?

Гейтс сдержанно кивнула.

– Так он мне сообщил. Он попросил меня рассказать ему, что представляет собой процесс освидетельствования.

– Почему его это интересовало? Какой конкретно аспект?

Гейтс пытливо смотрела на нее.

– Помнится, он сказал: «Как бы сделать так, чтобы оно закончилось благоприятно».

Салинас вновь вскочил с места.

– Возражение. Вопрос об опекунстве мистера Ариаса не имеет отношения к теме самоубийства.

– Что вы говорите? – набросилась на него Кэролайн. – Вы, кажется, заявляли, что судебные разборки придавали ему сил. – Она повернулась к Лернеру. – Ваша честь, защита полагает, что данный вопрос имеет касательство к проблеме психического состояния, в котором пребывал мистер Ариас на момент смерти. Я бы хотела развить эту тему.

– Посмотрим, что у вас получится, – произнес Лернер и обратился к Салинасу: – Послушайте, обвинитель, ведь вы сами затеяли эту бодягу. Проявляйте же терпение.

– Мистер Ариас впервые был у вас в июне, так? – спросила адвокат.

– Где-то в середине или во второй половине июня, – ответила Гейтс.

– Иначе говоря, задолго до того, как возник вопрос о якобы имевших место развратных действиях по отношению к Елене?

– Насколько мне известно, это так. По-моему, мистер Ариас впервые упомянул об этом уже после того, как Елена пошла в школу.

– Мистер Ариас не пояснил, что он имел в виду, когда говорил о «благоприятном исходе» освидетельствования?

Гейтс сцепила перед собой ладони.

– Он спрашивал меня, мисс Мастерс, вот о чем: чтобы я перечислила ему те психологически благоприятные характеристики, которыми он должен обладать как отец. А также просил назвать те негативные факторы, из-за которых миссис Перальта могла бы лишиться постоянного опекунства, то есть прав на воспитание ребенка.

– Вы перечислили ему такие факторы?

– Да. По крайней мере, основные.

– И что же это за факторы?

Кэролайн вдруг с удивлением заметила, что Гейтс смотрит на нее, практически не мигая.

– Это жестокое отношение, пренебрежение интересами ребенка, склонность к агрессии и, разумеется, сексуальное злоупотребление.

Салинас хотел уже подняться, но в последний момент передумал.

– Как реагировал на это мистер Ариас? – продолжала спрашивать Кэролайн.

– Точно не помню. – Гейтс задумалась. – Но могу сказать наверняка, что он записал эти факторы на листке бумаги.

Кэролайн отметила про себя, что печальная ирония заключалась в самих словах Гейтс, а не в остававшемся совершенно бесстрастным тоне, каким она их произносила.

– Вы обсуждали непосредственно процесс освидетельствования?

– В мельчайших подробностях. Особенно после того, как миссис Перальта на встречах с семейным консультантом начала настаивать на проведении такого освидетельствования. Мистер Ариас хотел знать все – от «а» до «я». Включая тонкости психологического тестирования.

– Не могли бы вы описать суть этого тестирования?

Гейтс коротко кивнула.

– Основной тест называется «принстонский показатель личностных характеристик», или ППЛ[32]32
  В России ППЛ более известен, как «принстонский психологический тест».


[Закрыть]. Тестируемому предлагается ответить – односложно: «да» или «нет» – на более чем пятьсот вопросов, цель которых установить особенности характера человека. Вопросы построены таким образом, что позволяют точно установить и другое – а именно, когда человек пытается «пустить пыль в глаза», то есть представить себя таким, каким на самом деле не является. ППЛ особенно полезен при диагностике различного рода расстройств самовосприятия личности.

– Мистера Ариаса интересовал конкретно этот тест – ППЛ?

– Да, – по-прежнему не выдавая никаких эмоций, отвечала Гейтс. – Он спрашивал, как правильно отвечать на те или иные вопросы теста.

– И что вы посоветовали ему?

– Сказала, что здесь я ничем не могу помочь ему.

– Вам известно почему он так беспокоился об этом?

Кэролайн показалось, что Гейтс как-то странно неподвижна.

– Мистер Ариас признался, что хотел бы иметь некоторое преимущество. Но он также обмолвился, что его жена назвала его ненормальным. Похоже, это обескуражило его.

– Вам известно почему?

– Нет. – Гейтс задумалась, как будто что-то припоминая. – Но мне известно, что он был весьма зол на нее.

Кэролайн подошла к ней ближе, встав таким образом, чтобы иметь возможность видеть скамью присяжных.

– В чем это выражалось? – спросила она.

Гейтс, казалось, увлеченно рассматривает ногти.

– Я особенно хорошо помню одно из его ранних заявлений, что он хочет заставить миссис Перальту страдать.

В глазах Луизы Марин отразилась тревога.

– Похоже, – произнесла Кэролайн, удивленно вскинув брови, – он не особенно стеснялся в выражениях?

– Да, это так, – равнодушно согласилась Гейтс. – Когда мистер Ариас убедился, что наши беседы с ним имеют конфиденциальный характер, он начал с видимым удовольствием пускаться в откровения. Даже сообщил мне, что, выражаясь его же словами, «собирается сломать Терри».

Кэролайн подумала, что она чего-то недопонимает. Гейтс с невозмутимостью профессионала открывала им подлинное лицо Рикардо Ариаса. Однако оставалось неясным, какую роль она отводила себе в качестве его психотерапевта.

– Говорил ли он о личных качествах миссис Перальты? – спросила Кэролайн.

– Он затрагивал определенные аспекты. Мне показалось, что его особенно интересовали те ее качества, которые он мог использовать в личных целях. Например, отец миссис Перальты был буйным алкоголиком – в этой связи мистера Ариаса интересовало, каким образом появившийся в подобной семье ребенок, в данном случае миссис Перальта, будет вести себя на суде. Его личные наблюдения за ее характером сводились к тому, что миссис Перальта всегда боялась выносить сор из избы, поэтому он сомневался, что она способна выдержать судебный процесс.

– Случалось ли, что ее действия оказывались для мистера Ариаса неожиданными?

– В известном смысле да. – Гейтс впервые позволила себе взглянуть на Паже. – Он склонен был усматривать в этом вину мистера Паже, считая, что тот поддерживает миссис Перальту, в то время как сын мистера Паже, Карло, старается занять место Рики в его отношениях с Еленой.

Внезапно Кэролайн ощутила удивительное спокойствие, словно входила в другое измерение, и все ниточки вот-вот соединятся воедино.

– Вы можете вспомнить точно, когда мистер Ариас впервые заговорил о совращении дочери? – поинтересовалась она.

– Помнится, что там произошел какой-то неприятный инцидент на школьном дворе; вроде Елена кому-то демонстрировала свои интимные места. Ему позвонила учительница. Именно тогда мистер Ариас начал спрашивать меня о симптомах и взялся за изучение специальной литературы.

– Не расценивал ли он этот инцидент в качестве повода, чтобы иметь возможность оказать давление на миссис Перальту?

– Очевидно. А возможно также, чтобы отомстить мистеру Паже и Карло за их прегрешения – реальные или мнимые – против него. Одной из отличительных черт характера мистера Ариаса было глубокое убеждение, что если вы что-то ему «сделали», он волен вершить возмездие, то есть волен в отместку что-то сделать вам. – Гейтс задумалась. – Однако – и я хочу подчеркнуть это – тревога мистера Ариаса не была совершенно необоснованным плодом его фантазии: поводом стал звонок учительницы. И симптомы недуга у его дочери не появились просто из воздуха. И я не могу определенно утверждать, что с девочкой ничего серьезного не произошло.

– Но вы догадываетесь, почему позднее мистер Ариас выдвинул конкретные обвинения против Карло Паже?

Гейтс выглядела задумчивой.

– Мистер Ариас говорил мне, что подумал о новом окружении Елены. Единственными людьми были мистер Паже и его сын, с которым Елена иногда оставалась наедине. По его словам, между ними позднее что-то произошло; Елена сказала отцу, что Карло, кажется, купал ее в ванне. Таким образом, все сошлось.

– Сложилось ли у вас определенное мнение насчет того, насколько обоснованны обвинения Рики?

– Нет. Однако я чувствовала, что история с ванной не просто выдумка мистера Ариаса. Даже допуская, что в душе мистер Ариас мог желать, чтобы Карло действительно оказался виновен.

– Что вы советовали мистеру Ариасу в этой связи?

– Чтобы он бережно заботился о Елене. Я чувствовала, что эта девочка нуждается в помощи, и не хотела, чтобы она оказалась крайней во всей этой истории. – Даэна помолчала. – Кроме того, я предположила, что, может быть, их консультант-посредник, Алек Кин, поможет им подобрать подходящего психиатра для Елены.

Вдруг Кэролайн озарила догадка: Гейтс не станет увиливать или искать объяснения своим действиям, просто она представляла свою роль иначе, чем представлял ее Рики.

– Мистер Ариас согласился с этим?

– Он согласился, что Елену необходимо кому-то показать. Однако его терзали сомнения по поводу того, удастся ли ему пройти испытание освидетельствованием, которое навязывала ему миссис Перальта. Сможет ли он выдержать психологическое тестирование.

– Какова была ваша реакция?

– Я сказала, что могу сама провести предварительное тестирование, если ему интересны результаты, – спокойно ответила Гейтс.

«Вот тебе на», – подумала Кэролайн и в тон свидетельнице спросила:

– И он пошел на это?

– Нет, – ответила Даэна. – Даже после того, как я заверила его, что ни единая живая душа, кроме меня, не будет знать результатов.

Кэролайн заметила, с каким напряженным вниманием наблюдает за ними Джозеф Дуарте.

– А у вас сложилось определенное мнение относительно возможного исхода этого теста? – спросила она.

Взгляд Гейтс выдавал крайнее напряжение, Кэролайн показалось, то, что Гейтс собиралась сейчас произнести, глубоко противоречило ее профессиональному кредо.

– Мои встречи с мистером Ариасом, – наконец промолвила она, – убедили меня в том, что передо мной человек чрезвычайно эгоцентричный, начисто лишенный способности сопереживать, с презрением относящийся к нормам общественной морали и общепринятым правилам поведения, склонный переносить собственные недостатки на других, равнодушный к чувствам и убеждениям окружающих, в высшей степени беспринципный и нечистоплотный в общении; неспособный поверить, что люди в состоянии действовать из благородных побуждений, и наделенный парадоксальной склонностью оценивать окружающих исключительно в контексте собственных нужд. – Гейтс замолчала и сосредоточенно нахмурила брови, словно обдумывая, стоит ли продолжать описание. – Такой тип личности, – после некоторой паузы, произнесла она, – может быть весьма привлекательным внешне. Ведь внешнее обаяние помогает таким людям добиться от других того, чего они хотят, и пока они имеют желаемое, весьма приятны в общении – даже радушны. Но стоит кому-то выступить против, их охватывает необузданный гнев, а поступки становятся непредсказуемыми, зачастую переходящими грань допустимого, цель которых – отомстить обидчику. Именно таким был мистер Ариас.

Кэролайн с немым изумлением взирала на Гейтс. Наконец она спохватилась.

– Внушительный набор симптомов, доктор Гейтс. Имеет ли такой тип личности какое-нибудь название?

– Социопат. – Гейтс криво усмехнулась и добавила:

– Я бы определила это без всякого теста.

Кэролайн спросила:

– Вы что-нибудь говорили мистеру Ариасу о своих наблюдениях?

– Я сказала ему вот что, – без тени улыбки произнесла Гейтс. – В результате психологического тестирования он может оказаться в крайне неблагоприятном положении.

Кэролайн вопросительно приподняла бровь.

– Как отреагировал мистер Ариас?

– С одной стороны, его реакцию можно было предсказать заранее. Он заявил, что все эти тесты – чушь собачья, и страшно разозлился на меня. С другой стороны, и мне следовало это предвидеть, – в ее голосе послышалась оскорбленная профессиональная гордость, – вместо того чтобы сосредоточиться на разрешении разногласия с миссис Перальтой, он с удвоенной энергией принялся чинить ей препятствия с целью сорвать возможное освидетельствование.

– Как он это делал – если вам известно?

Гейтс нахмурилась.

– Придав своим обвинениям против Карло форму заявления в суд. – Она снова помолчала. – На одном из сеансов он подробно изложил мне, как вечером специально поджидал миссис Перальту в ее квартире, чтобы предъявить ей сей документ. Кроме того, он рассчитывал, что, обвиняя Карло, способствует разрыву Терри с мистером Паже. – Она еще раз мельком взглянула на Паже и добавила: – Рики был уверен, что, останься миссис Перальта одна, ему удалось бы сломать ее.

Кэролайн стояла точно завороженная. Внезапно чудовищная догадка мелькнула в ее сознании: она только что оказала нечаянную услугу Салинасу, лишний раз с помощью Гейтс показав, что у Паже были причины расправиться с Рикардо Ариасом.

– Что же вы предприняли? – оправившись от удивления, спросила она.

– Пыталась отговорить его. – Гейтс обескураженно покачала головой. – Я пробовала внушить ему, что ради Елены освидетельствование необходимо. Но он ничего не хотел слышать; твердил, что миссис Перальта не оставила ему выбора. Боюсь, это тоже можно было предвидеть.

– А что же его тревога за дочь?

Гейтс иронически усмехнулась:

– Мистер Ариас, похоже, отождествлял нужды Елены со своими собственными. Это напоминало отношение к нему его собственной матери.

– Он говорил вам, что намерен делать в случае, если бы освидетельствование действительно состоялось?

– Да. Он говорил, что не хочет этого, но что попробует действовать через учительницу Елены и постарается произвести хорошее впечатление. Он был весьма уверен в себе. – Она говорила сухим, без тени эмоций голосом. – Как я уже объясняла, мистер Ариас жил будущим.