Текст книги "Глаза ребёнка"

Автор книги: Ричард Норт Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 46 страниц)

– С каких пор, – произнес он, – ты куришь эту дрянь?

– А ты не курил, что ли? – огрызнулся Карло довольно внятным, но вместе с тем будто существовавшим отдельно от него приглушенным голосом, наподобие эха. – А может, тебя удивляет, что я занимаюсь этим дома?

Перед Паже словно прокручивали фильм о проблемах отцов и детей в послевоенной Америке, в котором в ответ на родительское ханжество ребенок заявляет: «Мама, папа, вы что, возражаете против того, что я живу с Джонни. Или вы просто хотите, чтобы я притворялась, что не сплю с ним?» Паже вдруг ясно понял, что произошло.

Все предельно просто. Отношения родителей и детей-подростков неизбежно проходят испытание на двусмысленность и ложь – большую и маленькую. Детское ощущение собственной зависимости переплетается с затаенным чувством несправедливости. Родительское желание потворствовать своим прихотям и жить своей жизнью исключает доступ в эту жизнь детей. Но самым благополучным семьям, к которым Паже причислял и свою, удается во всей неразберихе отношений установить четкие границы, и нарушать их не позволено никому: это право ребенка на личную жизнь и право родителей устанавливать правила поведения, включая и некоторые табу. Хрупкий баланс сохранится до тех пор, пока одна из сторон – будь то взрослые или дети, ставшие взрослыми, – не поднимет на смех этот житейский принцип и не выбросит прочь как ненужный хлам.

Карло, вполне сознательно, нарушил границу.

– Что ты творишь? – горько спросил Паже.

Подросток лениво пожал плечами.

– У тебя же есть твой «мартини»…

Взгляд был застывший, зрачки расширены.

– Забавно, – ответил Крис. – Но ты меня не понял. Сейчас дело не во мне, а в тебе.

Карло снова пожал плечами.

– В этом нет ничего страшного…

– Но и ничего хорошего тоже. Что ты теперь скажешь насчет баскетбола?

Глаза у Карло широко распахнулись, словно ему только что показали нечто невиданное, но в следующее мгновение он закатился от хохота.

– Насчет баскетбола, – точно эхо звенел в ушах Паже насмешливый голос сына. – А что ты скажешь насчет твоего процесса, папа?

Кристофер присел на край кровати.

– Ну ладно, – помолчав, произнес он. – Я действительно сморозил глупость. Я должен был сказать, что люблю тебя и что мне небезразлично происходящее с тобой.

– Происходящее со мной? – В голосе Карло все еще сквозило недоумение, но уже не было откровенной враждебности. – Папа, оставь меня в покое. Я начинаю привыкать к тому, что происходит. Когда тебя больше нет рядом…

Паже почувствовал, что цепенеет.

– Я буду рядом.

– Ну конечно. Тебя никто не собирался обвинять. Потом, когда тебя все-таки обвинили, собирался все уладить. А потом я увидел, что ты не в состоянии этого сделать. – Голос сына звенел от негодования. – Как по-твоему, чем я занимался пару дней назад? Папа, ты втираешь мне очки. Неужели тебе не понятно, что теперь я уже точно знаю, когда ты пытаешься повесить мне лапшу на уши? Неужели ты считаешь, что только ты понимаешь меня?

Слова потрясли Паже; прошло то время, когда он мог уговорить сына, потом был слишком занят, чтобы вовремя понять это.

– Хорошо, – промолвил он наконец. – Я попал в серьезную передрягу. Но не потому, что это я убил Рики. – В отчаянии он покачал головой. – Боже мой, Карло, как бы мне не хотелось впутывать тебя во все это.

– Но я уже запутался в этом. – Карло приподнял голову, опершись локтями о кровать. – Я устал притворяться в угоду тебе. Сколько еще я должен, по-твоему, терпеть?

– Я не знаю.

Голос Карло зазвучал тверже:

– Папа, ты многого не говоришь мне.

Крис медленно опустил голову:

– Карло, есть вещи, о которых я не говорю ни одной живой душе. Потому что не могу.

Карло не сводил с него пристальных глаз.

– Почему?

– Потому что, в конечном счете, эти люди не отвечают за мои проблемы. И еще потому, что, открывшись, только наврежу самому себе. – Помолчав, он прибавил: – Сын, ты единственный, кому я рассказал хотя бы это.

Карло недоверчиво посмотрел на него и спросил:

– Ты не рассказывал даже Терри?

«Неужели, – подумал Паже, – запутавшись в этой веренице событий, Карло решил, что для отца Тереза важнее?»

– Да. Даже Терри.

Карло притих.

– Ты собираешься порвать с ней? – решился он.

– Не знаю. – У Криса заныло в груди. Он с горечью подумал о том, что, какое бы светлое будущее ни уготовано им, единственной реальностью был этот несчастный мальчик. – Может быть, мы уже сыграли в судьбах друг друга отведенные нам роли. Но мы с тобой будем вместе до конца.

Карло потупил взор.

– Мы с тобой стали почти чужими.

– Прости меня. Я совершил неосторожный поступок, и теперь мне приходится расплачиваться за это. Если бы я мог рассказать тебе, то сделал бы это. Но как я уже сказал, это касается не только меня.

– Ты знаешь, кто убил Рики? – спросил мальчик, подняв на него вопрошающий взгляд.

Он смотрел с пронзительной мольбой, словно страстно надеялся услышать слова, которые бы развеяли его сомнения.

– Могу только догадываться, – ответил Паже. – Возможно, Рики убил себя сам, хотя я и не уверен в этом. – Паже помолчал, стараясь подобрать нужные слова. – Что касается моего процесса, я делаю все от меня зависящее. И даже если ты не веришь больше ничему, верь хотя бы в то, что твой отец – блестящий юрист. Еще ничего не потеряно.

Карло горестно покачал головой.

– Это непросто, папа. Я больше не в состоянии уснуть. Я не могу даже поговорить с тобой.

– Можешь. О чем угодно, кроме процесса. И даже что касается этого – ведь мы обсудили, как обстоят дела. – Он положил руку на плечо Карло. – Через неделю, может быть, через две все кончится. Так или иначе.

Карло молча смотрел на него. «Почему, – подумал Паже, – этот разговор должен был начаться с того, что он уличил сына в курении марихуаны?»

– Кстати, о травке, – заметил он. – Одно время я тоже увлекался этим, но потом бросил. Нет смысла, да и потом от этого теряешь способность концентрироваться и как-то тупеешь.

– Смысл есть, – равнодушно проронил мальчик.

– Сбежать от реальности? Но это значит нажить себе лишнюю проблему.

Карло потер виски.

– Так ты не будешь давать показания?

– Нет.

Карло на минут задумался, потом протянул руку под кровать и извлек оттуда полный злополучного зелья пакет из-под сандвичей. Мгновение он держал пакет в руке, потом бросил на колени отцу.

– Можешь выкинуть, пап. Все равно мне не очень-то и понравилось.

15

Решающая свидетельница, которую представило обвинение, оказалась словно в энергетическом эпицентре зала суда под перекрестными взглядами взиравших в молчаливом ожидании присяжных; Кэролайн Мастерс, выглядевшей неестественно неподвижной; Салинаса, который, не сводя глаз со свидетельницы, задавал предварительные вопросы в сухой, даже жесткой, манере. Да и сам Джеред Лернер, казалось, вот-вот испепелит Джорджину Келлер взглядом.

Это была тщедушная, ничем не примечательная женщина лет семидесяти с лишним, когда-то работавшая учительницей и давно овдовевшая. Ее редеющие волосы были выкрашены в черный цвет, а лицо испещрено старческими пигментными пятнами. Миссис Келлер казалась разговорчивой и несколько беспокойной, что, возможно, указывало на предрасположенность к ипохондрии; в то же время груз свалившейся на ее хрупкие плечи ответственности давал о себе знать: она затравленно озиралась и беспрестанно моргала, словно перед этим длительное время провела в темноте, а затем ее поместили в залитый светом «юпитеров» павильон. Услышав низкий и скрипучий голос женщины, Паже содрогнулся: это был тот самый, идущий из мрачной глубины полицейской аудитории голос, который назвал его имя на опознании. Рядом с ней на треноге была прикреплена черно-белая фотография Паже.

Салинас перешел к делу. Кэролайн взяла ручку и, не переставая смотреть на свидетельницу, занесла ее над блокнотом. Присяжный Джозеф Дуарте сделал то же самое.

– Как расположена ваша квартира по отношению к квартире мистера Ариаса? – спросил Виктор.

Келлер поджала губы, словно это помогало ей сосредоточиться.

– Я живу в конце коридора, а мистер Ариас живет… то есть жил в соседней квартире, по левую руку от моей.

– Какое приблизительно расстояние от вашей двери до двери мистера Ариаса?

– Футов двенадцать. Максимум пятнадцать.

– Не насторожило ли вас что-нибудь вечером накануне вашего отъезда во Флориду?

– Да, да. – Келлер часто заморгала, точно у нее нервный тик. Потом сделала такой жест, будто поправляет очки на носу, которых на самом деле там не было, и наконец продолжала: – Я услышала шум, доносившийся из квартиры мистера Ариаса – стены у нас не слишком толстые, так что иногда мне было слышно, как он включает музыку или даже разговаривает со своей маленькой дочерью. Но на этот раз я услышала голоса, а потом – стук. Словно кто-то упал на пол.

– И этот шум вас насторожил?

– Да. – Джорджина рассеянно посмотрела в сторону жюри. – Понимаете, эти голоса. Это были голоса двух мужчин, которые, похоже, ругались друг с другом. Один, скорее всего, принадлежал мистеру Ариасу. Больше всего меня поразило то, что произошло после этого странного стука. Голоса внезапно стихли. Наступила тишина.

– Вы что-нибудь предприняли?

Келлер опасливо взглянула на Салинаса, точно ей было страшно вспоминать о том моменте, так или иначе связанном с гибелью Рики.

– Я подошла к двери, – робко произнесла она, – и приоткрыла ее, насколько позволяла дверная цепочка.

– Что же вы увидели?

На скамье присяжных Мариан Селлер подалась вперед, словно не желая пропустить ни слова из того, что скажет свидетельница.

– Сначала ничего. – Келлер повернулась к Паже и впилась в него пронзительным взглядом. – Потом меня испугал звук – это открылась дверь в коридоре. Я так вздрогнула, что задела цепочку.

– Вы больше не стали смотреть?

Женщина дернулась, словно подсознательно воспроизводя последовательность своих движений в тот момент. Паже вдруг ясно представил себе, как она, трясясь от страха, стоит за дверью и выглядывает в коридор.

– Нет, – наконец выдавила из себя Келлер. – Я снова посмотрела.

Зал замер. Паже вдруг понял, что эта странная женщина с причудливыми манерами сущий клад для Салинаса: она, казалось, не описывает, а заново переживает то, чему когда-то стала случайным свидетелем. Похоже, и Виктор наконец оценил миссис Келлер по достоинству, потому что принялся усердно кивать, как бы поощряя ее.

– И что же вы увидели? – стараясь говорить как можно мягче, спросил он.

– Мужчину, – едва не трепеща от ужаса, пролепетала Келлер. – Он вышел из квартиры мистера Ариаса.

– Вы могли бы описать нам этого мужчину?

– Да. – Джорджина начала запинаться. – Высокий. Лет тридцати пяти – тридцати восьми. На нем был серый пиджак… двубортный. Светлые волосы. Почти медные.

Келлер держала голову прямо и неподвижно, словно старалась не смотреть на Паже, полагаясь только на собственную память. Кэролайн казалась совершенно невозмутимой; лишь ее неестественно застывшая поза выдавала волнение.

– Опишите, как вел себя этот человек, – попросил обвинитель.

– Мужчина на мгновение остановился. Мне даже показалось, он заметил меня. Но я ошиблась. – Келлер перевела дух. – Он что-то держал в руке, вроде тетради или журнала. Потом переложил журнал в левую руку и принялся рассматривать правую. Потом сделал какое-то странное движение.

Келлер внезапно замолчала.

– Какое же? – нетерпеливо спросил Салинас.

– Он потряс кистью, словно она у него болела. Потом потрогал рукав и подвернул его. – Свидетельница робко потупила взор. – Как будто проверял, нет ли там пятен.

Паже уже понял, что Кэролайн не собирается вмешиваться.

– Миссис Келлер, видели ли вы в этот момент лицо этого мужчины? – выражавшим искреннее участие голосом осведомился Салинас.

Келлер вскинула голову и вперилась куда-то вдаль, точно снова оказавшись перед своей приоткрытой дверью.

– Да.

– Вы можете описать его?

Она кивнула и задумалась, собираясь с мыслями. Присяжные замерли с ожидании.

– Это было волевое лицо, – наконец раздался голос Келлер. – Нос с легкой горбинкой и раздвоенный подбородок.

Луиза Марин инстинктивно перевела взгляд на Паже. Остальные присяжные сделали то же самое. Паже чувствовал на себе эти изучающие взгляды, которые искали в нем черты, описанные Джорджиной.

– Миссис Келлер, вы видели этого человека раньше?

– Нет. Никогда.

– Осмотрев свой рукав, что он делал дальше?

– Он повернулся. – Келлер зажмурилась. – Но я боялась закрыть дверь, потому что он мог услышать. Я так и простояла, прислонившись к ней и прислушиваясь к его шагам, пока они не стихли. – Последние слова женщина произнесла почти шепотом.

– Вы позвонили в полицию? – осторожно спросил Салинас.

– Нет. – Свидетельница решительно тряхнула головой. – Я подумала, что это не мое дело. К тому же на другое утро я уезжала. К моей дочери во Флориду. Только спустя три недели, вернувшись домой, я узнала, что мистера Ариаса нет в живых.

– Когда вы вернулись, у вас была полиция?

– Приходил инспектор Монк. – Келлер на мгновение задумалась. – И его партнер. Инспектор Линч. Разумеется, я была потрясена случившимся.

– Вы рассказали им о мужчине, которого видели?

– Да. Они несколько раз просили описать его внешность.

– Что было дальше?

– Они показали мне карточку. Думаю, из газеты. – Келлер беспокойно провела ладонью по волосам, по-прежнему избегая смотреть в сторону Паже. – Мистер Салинас, я сразу узнала это лицо.

Виктор приблизился к треножнику с прикрепленной к нему фотографией Криса – это был снимок, сделанный во время процесса по делу Карелли.

– Инспектор Монк показывал вам именно эту фотографию?

– Да. – Келлер как завороженная смотрела на портрет Паже. – Этого человека я видела в тот день в коридоре.

– Вы уверены в этом?

Короткий кивок.

– Да.

На лицах присяжных появилось недоброе выражение, словно они уже предвосхищали жестокую неумолимость развязки. Паже видел такое и раньше: это был поворотный пункт, когда присяжные начинают – один за другим – признавать виновность обвиняемого. С того самого момента, как Келлер начала давать показания, Кэролайн едва ли взглянула в его сторону. Она так и не сделала ни одной записи в своем блокноте.

– А потом инспектор Монк пригласил вас на опознание? – спросил Салинас.

– Да.

– Расскажите, пожалуйста, как оно проходило.

– Меня привели в какую-то аудиторию в полицейском управлении. – Келлер произносила слова, словно находясь под гипнозом, описывала тайные обряды затерянных в джунглях Амазонки индейских племен. – Это походило на спектакль – сцена залита светом, а места для зрителей окутаны мраком. На этой сцене стояли шестеро мужчин, все в оранжевых робах, и каждый прижимал к груди порядковый номер. Они по очереди выходили вперед, поворачивались налево, направо, а инспектор Монк спрашивал меня, узнаю ли я этого человека.

– И вы узнали кого-нибудь?

– Да, – еще решительнее произнесла свидетельница. – Я попросила, чтобы один из них вышел вперед второй раз, мне хотелось убедиться, что я не ошиблась. На самом деле я узнала его, как только увидела на сцене.

Салинас расправил плечи, держа руки в карманах.

– Миссис Келлер, можете ли вы подтвердить, что именно тот человек находится сейчас в зале суда? – спросил он.

Джорджина Келлер наконец-то соизволила посмотреть в сторону Паже. Она вперилась в него долгим взглядом, точно желая убедиться, что все черты, описанные ею, на месте, затем решительно воздела руку.

– Я подтверждаю. Это обвиняемый. Мистер Паже.

Когда Кэролайн начала перекрестный допрос, голос ее казался немного приглушенным.

– Скажите, насколько широко была отворена дверь? – тоном праздного любопытства спросила она.

Келлер недовольно нахмурилась, потом закрыла лицо ладонями и уставилась в узкую щелку между ними.

– Вот так.

– Следовательно, два-три дюйма.

– Наверное, так. Но моя дверь открывается на правую сторону, а квартира мистера Ариаса слева. Так что я видела ее прямо перед собой.

Паже не мог не признать за этой дамой известной сообразительности. Кэролайн, казалось, лихорадочно ищет, за что еще можно ухватиться.

– Как долго, вы говорите, этот человек стоял, разглядывая сначала ладонь, затем рукав? – спросила она.

– Какое-то время. – Келлер напряглась. – Секунд десять, никак не меньше.

– Ведь вы были испуганы, правда?

– Да.

– Когда человек пребывает в таком состоянии, ему иногда может казаться, что время словно остановилось. Если хорошенько подумать, миссис Келлер, может, прошло все же меньше, чем десять секунд?

Молчание, затем кивок – словно помимо воли.

– Вполне вероятно.

– Может, это было всего пять секунд?

Келлер покачала головой.

– Этого слишком мало. Он успел посмотреть на кисть, а потом на рукав.

Мастерс склонила голову чуть набок.

– А вы видели его кисть?

– Да.

– Что-нибудь заметили?

– Я подумала, может, он ее ушиб. Как я уже говорила, мужчина потряс кистью.

Кэролайн удовлетворенно кивнула.

– А когда мужчина разглядывал свой рукав, вы смотрели туда же?

– Да.

– Вам что-то бросилось в глаза?

– Он стоял прямо под лампой. Мне показалось, я видела пятно – темные такие крапинки на сером фоне рукава.

Паже заметил, что с каждым новым вопросом Джорджина отвечает все хуже и хуже; похоже, Кэролайн начинала набирать очки.

– Миссис Келлер, как долго вы смотрели на руку этого человека? – спросила она.

Келлер недовольно покосилась на нее:

– Несколько секунд, не меньше.

Адвокат снова кивнула.

– А сколько секунд вам потребовалось, чтобы разглядеть пятна у него на рукаве?

– Еще несколько секунд.

– Пока вы были заняты разглядыванием его руки, а потом рукава, вы не поднимали глаз на его лицо? Я правильно понимаю?

Келлер замешкалась.

– Думаю, нет. Нет, не поднимала.

– Итак, из тех десяти секунд – а возможно, и меньше, – что этот человек оставался перед дверью мистера Ариаса, как долго вы видели перед глазами его лицо?

Келлер прищурилась и втянула щеки, что придало ей совершенно изможденный вид.

– Затрудняюсь ответить.

– Меньше пяти секунд?

– Возможно.

– Менее трех?

– Я не знаю, – скрипучий голос Келлер выдавал легкое раздражение. – Все, что я могу вам сказать, это то, что я ясно видела его лицо.

– Ясно? – удивилась Кэролайн. – Оно ведь было в тени, правильно?

– Что вы имеете в виду?

– Ну как же, миссис Келлер. Его лицо должно было находиться в тени. Ведь свет падал сверху.

Теперь внимание присяжных было приковано к Кэролайн. Но в этом скорее было больше вежливого любопытства, чем пристальной заинтересованности в происходящем. Паже прекрасно отдавал себе отчет, что в глазах жюри – после истории с фотографией и опознанием – он конченый человек; а опознание его здесь, в зале суда, стало последним ударом.

– Я не помню никаких теней, – упрямо твердила Келлер. – Я видела его, вот и все.

К удивлению Паже Кэролайн вдруг согласно кивнула ей.

– И вы никогда раньше его не видели, правильно?

– Правильно, – подтвердила свидетельница.

Крис интуитивно догадывался, что где-то в двух последних вопросах адвоката таилась ловушка, но пока не мог с уверенностью определить, где именно.

– А сколько прошло времени, пока к вам не зашел инспектор Монк с фотографией, на которой вы узнали этого человека? – спросила Мастерс.

– Около месяца.

– А сколько еще прошло, прежде чем вам предъявили его на опознании?

– Еще около месяца.

– То есть около двух месяцев после того, как вы видели этого человека выходящим из квартиры мистера Ариаса.

Келлер, несколько обескураженная, коснулась щеки ладонью.

– Вероятно, так. Но я могла сказать наверняка, что уже видела его.

Кэролайн изобразила живейший интерес.

– Позвольте, не получается ли так, что на опознании вы идентифицировали личность мистера Паже потому, что уже видели его фотографию?

Бестолковость Кэролайн явно начинала досаждать свидетельнице; она раздраженно затрясла головой.

– Я опознала его, потому что видела человека с фотографии раньше. Именно так я и сказала инспектору Монку.

Кэролайн впервые позволила себе улыбнуться.

– В таком случае, миссис Келлер, не откажите мне в любезности – взгляните еще на несколько снимков.

Свидетельница не успела и глазом моргнуть, как перед ней оказался картонный лист с наклеенными на него семью цветными фотографиями – отобранные Паже в окружной тюрьме волонтеры, одетые все как один в оранжевые комбинезоны и с порядковыми номерами в руках; сам Паже в таком же облачении и, наконец, групповое фото. Большая надежда Паже, заключенный-южанин по имени Рей, проходил под третьим номером. Лицо у него было куда более худощавое и бледное, чем у Криса.

– Как и было оговорено мистером Салинасом, – обратилась Кэролайн к Джорджине, – я представляю вам сделанные полицией фотографии людей, принимавших участие в процессе опознания. Вы можете показать мне мистера Паже?

– Да. – Вот он. Второй с конца.

– Как по вашему, справедливо ли будет сказать, что мистер Паже по своему росту, конституции, цвету волос и цвету кожи явно отличается от остальных?

Келлер искоса взглянула на снимки.

– Не считая мужчины под номером три.

– Вы, кажется, просили тогда, чтобы этот мужчина второй раз вышел вперед?

Келлер смешалась.

– Кажется, да.

– Зачем?

– Потому что сначала мне показалось, что в чем-то он напоминал того человека в коридоре, в общих чертах.

– В каких именно?

– Конечно, у него был другой цвет волос, более рыжеватый, и очертания лица – более мягкие, чем у того – в коридоре. Дело ведь не только в том, что они одинакового роста и сложения.

Кэролайн вела себя просто и ненавязчиво; она более походила на профессора, занятого поисками истины, нежели на сухого и дотошного адвоката, допрашивающего свидетеля. Паже все более и более убеждался, что Келлер угодила в западню, хотя по-прежнему не знал, с какой стороны Кэролайн нанесет удар.

– Итак, – резюмировала адвокат, – человек, которого вы видели в коридоре, был стройный, имел около шести футов роста, светлые волосы и принадлежал к кавказской расе. Верно?

– Да.

– Кстати, насчет возраста? – невинно спохватилась Мастерс. – Вы упомянули, что ему было лет тридцать пять на вид?

– Около того?

Кэролайн виновато улыбнулась.

– Но мистеру Паже сорок шесть.

Келлер нехотя повернулась в его сторону.

– Он выглядит моложе.

Адвокат окинула Паже критическим взглядом.

– Но не на десять же лет. Впрочем, уверена – мистеру Паже приятно это слышать.

По залу прокатился легкий смешок; даже Салинас сдержанно улыбнулся, видимо, приняв замечание Кэролайн за невинную шутку.

– Вам известно судебное дело, которое называлось «Народ против Карелли»? – внезапно переменила предмет разговора Мастерс.

Келлер утвердительно кивнула.

– Это дело вел мистер Паже.

– А я? – проронила Кэролайн. – Если помните, я была судьей.

– Да, да, – спохватилась женщина. – Мне даже показалось, что я вас узнала.

– В самом деле? Откуда?

Келлер в очередной раз смерила Кэролайн скептическим взглядом, подразумевавшим, что у той явно не в порядке с головой.

– По телевидению, – нетерпеливо пояснила Джорджина. – Вас каждый день показывали по телевидению.

У Паже вдруг мелькнула самоуничижительная мысль: «Это же у меня не в порядке с головой», – в одно мгновение до него дошел смысл интриги, которую плела Кэролайн.

– Следовательно, – добродушным тоном продолжала та, – если бы меня поставили среди пяти других женщин, вы бы все равно указали на меня как на судью, которая вела то самое дело?

Паже машинально посмотрел на Салинаса. Обвинитель уже был на ногах, как само воплощение бдительности.

– Протестую, – заявил он. – Это умозрительные рассуждения. Пока мисс Мастерс не предъявлено никакого обвинения, не имеет значения, помнит ее данный свидетель или нет.

Однако настроение Лернера, судя по азартному блеску у него в глазах и по тому, как он усилием воли пытается сдержать улыбку, определенно играло на руку Кэролайн.

– Отклоняется, – мгновенно отреагировал он. – Миссис Келлер, вы можете ответить на этот вопрос.

– Наверное, – нерешительно произнесла женщина. – Ведь я же узнала вас сейчас.

– Потому что видели меня раньше. По телевидению.

– Ну да.

Кэролайн перешла в атаку.

– Так же, как и мистера Паже.

Келлер снова отчаянно заморгала, растерянно глядя по сторонам.

– Когда я опознала мистера Паже, мне еще и в голову не приходило, что это тот самый. Даже на опознании.

– Но до опознания вы уже видели мистера Паже, верно? По телевидению.

Едва заметный кивок.

– Да, это так.

Адвокат с любопытством взирала на нее.

– Скажите, миссис Келлер, вы верите, что Мэри Карелли сделала это? Что это она убила Марка Рансома?

Келлер покачала головой.

– Трудно сказать. У меня так и не сложилось определенного мнения, хотя я регулярно смотрела передачи об этом процессе.

Кэролайн изумленно вскинула брови.

– Вы смотрели каждый день?

– Почти.

– Процесс Карелли продолжался около двух недель, так?

– Протестую, – выпалил Салинас. – Вопрос неуместен.

Лернер воздел руку.

– Посерьезнее, прошу вас, мистер Салинас. – Затем повернулся к Кэролайн: – Продолжайте, пожалуйста.

– Миссис Келлер? – тотчас напомнила о себе Кэролайн.

– Около двух недель, вы говорите? – задумчиво пробормотала свидетельница. – Да, пожалуй где-то так.

– Таким образом, еще до того, как инспектор Монк предъявил вам фото, вы однажды имели возможность воочию наблюдать за мистером Паже – в течение двух недель, ежедневно. По телевидению.

– Верно. Но в реальной жизни я его не видела, – упрямо отрезала Келлер.

– Согласна, – сухо промолвила Кэролайн. – Но в тот момент, когда инспектор Монк показал вам снимок, вы были уверены, что вам знакомо лицо мистера Паже.

– Все правильно. Просто его лицо еще не ассоциировалось у меня с его именем.

– А когда вас пригласили на опознание, вы уже видели фотографию мистера Паже. А еще раньше видели его по телевидению.

В глазах Келлер появилось затравленное выражение.

– Да, это так.

– И хочу еще раз повторить – вы были уверены, что уже видели это лицо?

– Да.

Кэролайн понизила голос почти до шепота:

– Однако того человека, которого вы заметили в коридоре, вы никогда прежде не видели, так?

Келлер взирала на нее оцепенелым взглядом. Паже было знакомо это состояние беспомощного смятения, когда свидетель начинает терять волю. Адвокат сделала шаг вперед.

– Миссис Келлер, хотите, мы попросим судебного секретаря зачитать ваш предыдущий ответ? Там, где вы утверждаете, что никогда прежде не видели человека, который попался вам на глаза в коридоре?

Келлер растерянно перебирала пальцами прядь волос, затем, словно спохватившись, пробормотала:

– Да, я это говорила.

– Значит, того человека, которого вы заметили в коридоре, вы никогда прежде не видели? – повторила Кэролайн свой вопрос.

Потупившись, Келлер устало покачала головой.

– Нет.

– И вы не узнали в нем Кристофера Паже?

– Нет.

– И пока вам не предъявили его фотографию, вы также были уверены, что никогда прежде не встречали Кристофера Паже, если можно так выразиться, живьем. Верно?

– Наверное, так. – Келлер сникла. – У меня путаются мысли.

Паже вдруг увидел перед собой ошеломленные лица присяжных; Джозеф Дуарте лихорадочно перелистывал страницы своего блокнота и черкал по написанному. Но это было еще не все.

– Ну что вы, миссис Келлер, вы прекрасно владеете собой, – не унималась Кэролайн. – Скажите, правда, что вы узнали мистера Паже на фотографии, потому что видели его на процессе Карелли?

Безучастно глядя перед собой, свидетельница снова принялась теребить пальцами волосы:

– Возможно, это была одна из причин, по которой я узнала его.

– Правда ли также то, что, когда вы указали на него во время опознания, вы сделали это, поскольку узнали его по фотографии и по телевизионным передачам?

– Все может быть, – вяло пробормотала Джорджина, затем неожиданно упрямо добавила: – Но мне все же кажется, что я узнала мистера Паже в коридоре.

Окинув ее тяжелым взглядом, Кэролайн достала из кармана пиджака пластмассовый пузырек и подняла его так, чтобы было видно присяжным.

– Миссис Келлер, вам знаком этот предмет? – спросила она.

Келлер бросила растерянный взгляд на Салинаса.

– Это похоже на пузырьки, в которых мне обычно отпускают мои снотворные таблетки.

Паже подумал, что не будь он ко всему привыкшим юристом и не проходи сейчас обвиняемым по делу об убийстве, то едва ли смог бы вынести это зрелище.

Кэролайн подошла еще ближе к свидетельскому месту.

– Вы правы. Вы давно принимаете эти таблетки?

– Почти год.

– Каждый вечер?

– Да.

– В котором часу?

– За полчаса до того, как ложусь спать.

– Какое действие они оказывают на вас?

– Это помогает мне уснуть, – равнодушно промолвила Келлер.

– То есть от них вы чувствуете сонливость?

– Да, это правда.

– И вы становитесь рассеянны?

– Возможно. У меня не было случая определить это.

– Тогда скажите вот что. В тот вечер, когда вы в течение секунд пяти или около того наблюдали за вышедшим из квартиры мистера Ариаса мужчиной, на лицо которого вероятно падала тень – в тот момент вы уже приняли таблетку.

Келлер потерла запястьем лоб. Казалось, она ушла в себя, отрешившись от всего, что происходило в этом зале.

– Я не помню, – чуть слышно пролепетала она.

– Но ведь это вполне возможно, так ведь? Прошу вас, это крайне важно.

Келлер наморщила лоб, мучительно стараясь соединить в сознании обрывочные воспоминания того вечера.

– Я не помню, – дрожащим голосом проронила она. – Может, принимала, а может, нет. Так что я вынуждена признать, что это возможно.

– Я тоже допускаю такое, – согласилась Кэролайн. – Прежде чем вы уснули, сколько времени прошло после того, как увидели мужчину в коридоре?

– Не знаю. Помню, что я чувствовала себя уставшей. Может быть, полчаса.

– Вы, кажется носите очки? – чуть склонив голову набок, спросила Кэролайн.

– Да. Но только для чтения. У меня дальнозоркость.

Паже обратил внимание, что Мастерс медленно направляется к треноге с фотографиями.

– Вы были в очках в тот вечер, когда увидели того человека?

– Нет. Я уже сказала, что пользуюсь ими только для чтения.

– Скажите, вы можете еще раз взглянуть на эту фотографию и назвать мне номер, под которым здесь значится мистер Паже?

Паже догадался, что Келлер непременно вынуждена будет прищуриться. В зловещей тишине под пристальными взорами присяжных Келлер долго всматривалась в висевшую на треноге фотографию.

– Пять, – наконец вымолвила она.

– В самом деле, – заметила Кэролайн. – Позвольте мне ненадолго вернуться к вашим показаниям относительно услышанных вами голосов и стука, напомнившего вам звук рухнувшего на пол тела. У вас хороший слух, миссис Келлер?

Келлер распрямила плечи.

– Отменный.

Кэролайн удовлетворенно кивнула.

– А в промежутке между тем моментом, когда вы услышали стук, и другим, когда увидели в коридоре мужчину, слышали ли вы еще что-нибудь?

Келлер смешалась.

– Вроде, больше ничего.

Мастерс помолчала и тихо спросила: