Текст книги "Глаза ребёнка"

Автор книги: Ричард Норт Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 46 страниц)

СЕМЬЯ
Апрель, год спустя

1

Прошло больше года, прежде чем Крис и Терри снова очутились в Италии. На сей раз уже не было Венеции, а лишь маленький городишко в горах – Монтальчино.

Если бы ее спросили, Тереза, наверное, не смогла бы объяснить, почему она испытала такое облегчение, обнаружив, что местная церквушка, как и в прошлый их приезд, по-прежнему стоит на том же самом месте – ведь в Монтальчино ничего не менялось столетиями. Ей было приятно вспоминать эту церковь, чего нельзя было сказать о воспоминаниях детства, словно извлеченных из мрака ночи.

Стояло свежее весеннее утро. Молодая листва на деревьях вокруг белой церкви возвещала о начале нового круга жизни, а дальше зеленеющие долины волнами вздымались и падали, теряясь за горизонтом. Воздух был напоен безмятежностью, которую не нарушало ничто: ни дурные предчувствия, ни ожидание скорой расплаты.

– Мы заслужили это, верно? – сказал Крис, поворачиваясь к Терри.

Терри улыбнулась.

– А хотя бы и не заслужили. Мне это неинтересно.

Паже невольно рассмеялся. Но Терри уже не удивлялась, видя его веселым и улыбающимся: каждый день она открывала в нем что-то новое, и теперь, созерцая белую церковь, тихо радовалась, умиротворенная сознанием разделенного счастья.

– Она такая же, какой я ее запомнила, – произнесла она.

– В какой это было жизни? – продолжая улыбаться, спросил Крис.

– В двадцатом веке. Помнишь нашу с тобой жизнь? – Она подняла на него взгляд. – В прошлый раз ты ведь не был со мной в церкви?

– Нет. Как говорит Карло, я не очень-то вписываюсь в церковные интерьеры.

Тереза потянула его за руку.

– Пойдем. Я тебе покажу. Это совсем не страшно.

Тем вечером год назад, когда они рассказали Карло обо всем, что произошло, Терри было страшно.

Мальчик сидел на кровати, прислонившись к стене; они с Крисом примостились у него в ногах. Карло долгое время молчал, переводя взгляд с одного на другого; он выглядел изумленным и по-детски незащищенным, но было в его глазах еще что-то потаенное и смутное, чего Терри не могла определить.

– Извини, – наконец обратился он к отцу, – но ты должен был рассказать мне.

Крис мог бы оправдаться или, по крайней мере, попытаться это сделать. Но он, видимо, думал иначе.

– Ты меня простишь за то, что это не я убил Рики? – мягко спросил он.

– Папа, не надо издеваться надо мной. Ты сам заставил меня поверить в твою виновность. Дело не только в тебе или в Терри.

Тереза, потрясенная тем, что узнала, реагировала на происходящее машинально, даже отстраненно; чувства ее словно оцепенели.

– Теперь я хотя бы уверена, что ты не причинил зла Елене, – сказала она Карло.

– Я всегда был в этом уверен, – огрызнулся он. – Ты что, хочешь, чтобы я восхищался собой? – Он посмотрел на Паже. – Или тобой?

– Нет, – спокойно произнес Крис. – Я хочу, чтобы ты помнил, сколько Терри пришлось всего пережить и сколько еще предстоит. Если ты стремишься искать виноватых, начни с меня. Я заслужил это.

Карло скрестил руки на груди.

– Хотите знать, кого мне больше всех жаль в этой истории? Елену. Это ей, а не мне придется расхлебывать кашу, которую вы заварили. – Он замолчал и вопросительно посмотрел на отца. – А как насчет матери Терри? Ты собираешься что-то предпринять?

– Я? Ничего.

– Значит, вы двое хотите свалить все на меня. – Не сводя испытующего взгляда с Криса, заключил Карло. – Выходит, если я решу, что мы должны рассказать правду, то именно по моей вине бабушка Елены сядет в тюрьму, а девочка всю жизнь будет чувствовать себя ответственной за это.

Крис задумчиво нахмурил брови.

– Нет, – вмешалась Терри. – Никто не предлагает тебе ничего решать. Я не позволю ни тебе, ни твоему отцу отвечать за то, что натворили Рики и моя мать.

Карло смерил ее недоверчивым взглядом и угрюмо промолвил:

– Спасибо и на этом. Все очень просто – я по уши в дерьме, и мне придется выбираться самому. Только не думайте, что я буду делать вид, будто ничего не произошло. Это к вам обоим относится.

Когда Терри вернулась наконец домой, было уже пять. Елена спала; соседка Нэнси дремала на диване.

Тереза машинально извинилась, и та ушла. Мысли у Терри путались; пребывая точно в трансе, она пошла в ванную и долго-долго стояла под душем. К счастью, Елена за все время ее отсутствия ни разу не проснулась и даже не догадывалась, что матери не было дома.

За завтраком Тереза осторожно спросила:

– Ты помнишь, о чем мы говорили с тобой вчера вечером?

Девочка печально уткнулась носом в тарелку с кукурузными хлопьями, не решаясь поднять на мать глаза.

Терри взяла ее за руку.

– Елена, я рада, что ты мне все рассказала. Я знаю, что тебе это было нелегко.

Дочь медленно подняла взгляд.

– Мамочка, это нехорошо?

Терри с грустью подумала, что Елена и сама, должно быть, догадывалась об этом.

– Нехорошо поступал твой папа, – наконец ответила она. – Очень нехорошо. Родители не должны так поступать со своими детьми. Ты не должна винить себя – ты просто хотела угодить ему.

Девочка снова потупилась. В то утро они больше не говорили об этом.

Терри решила, что должна вести себя с Еленой как ни в чем ни бывало; она была слишком измучена и полагалась исключительно на собственную интуицию. Так, проводив Елену в школу, она почувствовала, что должна еще раз встретиться с матерью. Только позже, по дороге, Тереза вспомнила про дневник, который спрятала в машине.

Роза еще не забирала утреннюю почту. На коврике под входной дверью лежала газета; в глаза Терри бросился заголовок: «ПАЖЕ ПРИЗНАН НЕВИНОВНЫМ». Когда мать открыла ей дверь, она увидела, что та, как всегда, опрятно одета, а на лицо тщательно наложен макияж. Только синие круги под глазами напоминали о бессонной ночи. Роза увидела в руках дочери дневник и испытующе посмотрела ей в глаза.

– Могу я войти? – спросила Терри.

Роза, не говоря ни слова, впустила ее в дом и жестом пригласила садиться. Она была холодна и нарочито церемонна.

Они сели по разные стороны дивана, как сидели прошлой ночью. Тереза с грустью отметила, как меняется восприятие происходящего при дневном свете; то, что ночью могло бы показаться сном, сейчас оборачивалось чудовищной реальностью.

Она молча протянула дневник матери.

Ей показалось, что Роза вздрогнула и, не открывая, положила его на колени.

– Ты прочитала? – спросила она.

– Да, – вполголоса произнесла Терри. – Крис говорит – можешь считать это подарком от него.

Роза сцепила ладони. Тереза почувствовала, что мать глубоко уязвлена ее словами.

– Выходит, его взял Рикардо, – сухо изрекла она.

– Да, – подтвердила Терри. – Он изготовил дубликаты с моих ключей и, вероятно, решил обшарить твой дом в надежде найти какие-нибудь документы, компрометирующие меня. Вместо этого он нашел этот дневник. – Терри помолчала. – Пистолет, видно, не попался ему на глаза.

Роза равнодушно пожала плечами.

– Возможно, он просто не придал этому значения.

Терри хотела что-то сказать, но осеклась: она вдруг поняла, сколько убийственной иронии кроется в последней фразе матери.

Роза опустила взгляд на дневник.

– Я обнаружила, что он исчез лишь после того вечера. Я была уверена, что это ты взяла его, только все никак не решалась спросить тебя.

«Она и в этом верна себе», – с горечью подумала Тереза и промолвила:

– Ты думаешь, мне нечего об этом сказать?

Роза медленно подняла взгляд.

– Ты что-нибудь помнишь?

– Все. – Терри не сводила с нее глаз. – Скажи, что ты держала в руке?

– Гаечный ключ, – вполголоса ответила Роза. – Это был его гаечный ключ. Я захватила его на всякий случай.

Терри почувствовала тошноту.

– Мама, мы убили его.

– Это я убила его, Тереза. Ты же просто защищала меня, а потом старалась защититься сама. Насколько ребенок в состоянии это сделать.

Тереза вдруг подумала, что до сих пор Роза ни словом не обмолвилась о своем будущем.

– Как видишь, – продолжала говорить та, – Рикардо был мне не в новинку. Я уже давным-давно поняла, что способна убить человека. Потому что, когда Рамон лежал там, на крыльце, в собственной рвоте и крови и протягивал ко мне руку, я поняла, что, если мы хотим быть свободными, он должен умереть.

Терри с грустью подумала: им так и не суждено было стать свободными. Ей показалось, что в это самое мгновение Роза передала ей в наследство тяжкий груз их семейного прошлого. Она как-то вся съежилась, словно придавленная этим бременем.

– Мама, ни Крис, ни Карло ничего не скажут.

Роза окинула ее бесстрастным взглядом.

– Следует ли это понимать так, что вы с Крисом будете вместе?

Терри настолько не ожидала услышать от нее такой вопрос, что едва не вспылила – ее остановил взгляд матери. Взгляд, в котором была надежда на то, что она еще увидит дочь счастливой.

– Вместе с нашими тайнами? – с горечью вопрошала Тереза. – Мне трудно поверить в это. Но даже если бы это и случилось, уверена – Крис отказался бы встречаться с тобой.

– Из-за мальчика, – понимающе кивнув, проронила Роза.

– Да. Он не смог бы переступить через это, даже если бы простил тебе то, что ему самому пришлось пережить из-за тебя.

Роза отвела взгляд в сторону.

– А что же ты, Тереза?

Та смотрела на мать и думала: сколько раз она всматривалась в это лицо в надежде увидеть нечто, что помогло бы развеять терзавшие ее сомнения.

– Ты моя мать, – едва слышно произнесла она.

Роза закрыла глаза.

– А Елена?

– Вы будете видеться. Насколько это возможно, мы будем вести себя так, как прежде. Ведь нам не привыкать притворяться. – Терри замолчала, словно прислушиваясь к звуку собственного голоса, потом ровно заключила: – Елена твоя внучка, и она любит тебя. Не думаю, что очередная утрата пошла бы ей на пользу.

Больше говорить было не о чем; Терри почувствовала, что всякие разговоры в этом доме даются ей нелегко. Не дожидаясь, что скажет Роза, она встала и направилась к выходу.

Денис Харрис прикрыла глаза ладонью.

– Невероятно, – пробормотала она.

Затем решительно тряхнула головой, встала и подошла к окну. Она долго стояла в задумчивости, прежде чем снова повернулась к Терри.

– Вы хотя бы немного поспали? – спросила она.

– Нет.

Харрис обескураженно покачала головой.

– Вы не можете столько на себя взваливать, – сказала она. – В каком-то смысле вы самая сильная женщина, какую я знаю. Заботились о матери, о Елене, о Рики – пожалуй, даже о Крисе. Но теперь вам самой требуется помощь. Серьезная помощь.

– В чем я не нуждаюсь, так это в чьей-либо помощи. – Тереза поднялась. – Я мать Елены. Я не могу просить ее быть ко мне снисходительней – не могу допустить, чтобы Карло и Крис сами выбирались из того болота, в которое угодили благодаря мне.

Харрис подошла и впервые за время их знакомства тепло обняла ее. К своему удивлению, Терри испытала какое-то удивительное ощущение умиротворенности и едва сдержала слезы умиления.

– В таком случае я буду помогать вам, – тихо произнесла Денис. – Вдвоем мы справимся. Звоните мне, как только станет невмоготу. Днем или ночью. – Она разжала объятия.

Тереза медленно опустилась в кресло; она почувствовала, что Харрис каким-то образом удалось снять ее напряжение.

– Я засыпаю на ходу, – устало пробормотала она. – Но мне о многом надо подумать. Елена…

Харрис медленно кивнула.

– Давайте начнем с самого элементарного. Елена ничего не должна знать – по крайней мере, сейчас. И вы правы: ей необходимо видеться с Розой. Иначе девочка не только будет чувствовать себя еще более неуверенно, но и интуитивно начнет догадываться, что что-то неладно.

– Но что мне говорить ей о причине смерти ее отца? – Терри почувствовала, как ее охватывает отчаяние. – Уверена – она непременно спросит меня об этом.

– Две вещи. Во-первых, Крис не виноват, и ему пришлось терпеть незаслуженные страдания. И во-вторых: Рики погиб в результате несчастного случая, и ничьей вины здесь нет. – Харрис наклонилась вперед. – В каком-то смысле Елена со смертью отца почувствовала облегчение. Возможно, поэтому она так настойчиво обвиняла во всем Криса.

– А насчет того, чем Рики с ней занимался?

– Пока вы ведете себя правильно. Если она будет спрашивать, продолжайте говорить так же, как сегодня утром, что это плохо. Инстинктивно Елена и сама догадывается об этом: Рики не просто физически надругался над ней; он надругался над принципом доверия, на котором строятся отношения родителя и ребенка. Это тем более чудовищно, что он заставил ее угождать себе и полностью подавил ее волю. – Харрис помолчала. – Кроме того, не забывайте внушать дочери, что с вами она вольна говорить о чем угодно – Елена не должна хранить чужие тайны, как в вашем с Розой случае или что касается ее с Рики. Взрослые должны защищать детей, а не наоборот.

– А когда Елена вырастет? Что тогда я скажу ей?

– Ну, до этого еще далеко. Наша задача сейчас – помочь ей в ближайшие несколько месяцев. И помочь вам. – Денис задумалась. – А когда Елена станет взрослой – право, не знаю, что и посоветовать. Вам придется положиться на собственный опыт и интуицию. Может, к тому времени она сама поймет. Может, нет. Ваша мать вполне может прожить еще добрых тридцать лет. Порой даже умудренным жизненным опытом людям требуется немалое мужество, чтобы сказать – или признать – правду. Вы сами начинаете понимать это.

Тереза рассеянно покачала головой.

– Как Рики мог сделать такое? Ведь Елена его дочь.

Харрис сочувственно посмотрела на нее.

– Как это ни прискорбно, но Рики, возможно, таким образом пытался вернуть вас. Если доктор Гейтс права и Рикардо действительно был социопатом, тогда он, скорее всего, рассматривал жизнь как своего рода бухгалтерскую книгу, где дебет должен совпадать с кредитом: если ты совершил нечто такое и невзначай обидел меня, я должен отплатить тебе тем же. – Денис нахмурилась и постаралась придать голосу больше беспристрастности. – Видимо, вы правы, и сам Рики в детстве не подвергался сексуальным домогательствам. Однако окказиональная педофилия, когда сексуальное влечение к детям не исключает половых отношений со взрослыми, – вещь коварная. Рики получал оплеухи от отца и был предметом обожания для матери, то есть оба нарушали границы, в которых должны строиться отношения между родителями и детьми. Совместными усилиями они вырастили гомункула, которого люди – включая собственную дочь – интересовали лишь постольку, поскольку они удовлетворяли его потребности и потакали его прихотям. – Помолчав, Харрис тихо добавила: – То обстоятельство, что Елена ваша дочь, могло казаться ему особенно привлекательным.

Терри охватила бессильная злоба: она злилась на себя – злилась на Рикардо Ариаса.

– Обвинить Карло…

– О-о, Рики был хитрой бестией. Когда Лесли Уорнер подняла вопрос о совращении, он, должно быть, сразу смекнул, что необходимо отвести от себя всякие подозрения и любой ценой не допустить освидетельствования Елены, в результате которого он мог быть изобличен. – Денис презрительно скривила губы. – Когда Елена рассказала ему, что Карло делал ей ванну, Рики, вероятно, решил убить двух зайцев – очернить Карло, а затем использовать этот эпизод, с тем чтобы заставить вас отступиться. Но вы не пошли на это.

Некоторое время Тереза задумчиво молчала.

– Думаете, вам удалось бы разоблачить его? – спросила она наконец. – Ведь доктор Гейтс не смогла этого сделать.

Харрис пожала плечами.

– Она не специалист по абузусным детям. Тогда как я специализируюсь именно в этой области психиатрии. Именно поэтому Алек Кин и обратился ко мне. – Денис сделала паузу. – Алек должен был быть беспристрастным. Но когда он позвонил мне насчет Елены, то сказал, что с Рики явно что-то не так – что он похож на хорошего актера, который пытается играть живого человека. «Зловещий тип», как выразился о нем Кин.

Терри почувствовала, что краснеет.

– Я должна была догадаться…

– Терри, Алек Кин опытный специалист, доктор философии, он прекрасно разбирается в людях. Людей же без профессиональной подготовки, не говоря уже о наивной двадцатилетней девушке, какой были вы, выходя замуж, такой мошенник, как Рики, способен дурачить довольно долго…

– Нет, – перебила ее Терри. – В душе я чувствовала неладное.

– Терри, вы проницательная женщина. Но ваша мать приучила вас хранить семейные тайны за семью печатями, а лучше всего – забывать о них. А Рамон Перальта для вас был первым образцом мужчины. – Харрис говорила тихим, мягким голосом. – Сказано: «Правда сделает вас свободными». Какой бы тяжелой ни была эта правда, но теперь вы свободны. Вы разорвали порочный круг – и для Елены, и для себя. Все, что вам теперь требуется, это попробовать жить собственной жизнью, действительно своей жизнью.

И еще один человек был достоин, чтобы ему рассказали правду. Несколько дней спустя эту миссию, с согласия Терри, взял на себя Паже.

Кэролайн сидела, откинувшись на спинку кресла.

– Роза, – пробормотала она.

Целая гамма переживаний отразилась на ее лице – изумление, глубокая задумчивость и почти трагедийная печаль. И вдруг, к собственному удивлению, Мастерс расхохоталась – она смеялась, пока глаза не увлажнились от слез.

– Роза, – повторила она. – Черт побери, Крис, как я люблю помогать торжеству справедливости, ни сном ни духом не ведая об этом. Это расширяет границы возможного. – Она потерла ладонью лоб. – На самом деле это не смешно. Не знаю, что это на меня нашло. Просто не знаю.

– Не беда, Кэролайн. Не так часто услышишь хороший анекдот. Почему не посмеяться.

Мастерс, неожиданно посерьезнев, устремила на него испытующий взгляд.

– Скажи мне, Крис, ты понимал, что творил?

Паже пожал плечами:

– Странно, но мне казалось, что я защищаюсь. – Он сидел, развалившись в кресле, наблюдая в окно, как на город опускается вечер. – Я не стал говорить Терри, что был у Рики, и не мог рассказать ей обо всем том, что узнал о смерти ее отца, – мне необходимо было подумать. А потом появился Монк, стал допрашивать Терри. Я сразу почувствовал себя, как человек, который солгал, чтобы обеспечить себе алиби.

– Но согласись – лгать Монку…

– Глупо, понимаю. Но я не знал, что оставил отпечатки пальцев и что миссис Келлер видела меня. Я опрометчиво понадеялся: если не говорить правды, у Монка не будет достаточных оснований подозревать меня. – В голосе Паже появились иронические интонации. – А правда заключалась в том, что я взгрел негодяя, оклеветавшего моего сына, – при этом у меня и в мыслях не было лишать Рики жизни – в тот самый вечер, когда кто-то другой пристрелил его. Теперь ты, должно быть, понимаешь, почему я отказался давать показания. Не хотел лгать присяжным – говорить, будто меня там не было. А сознаться в обратном означало бы признать то, что я солгал Монку. Это могло бы оказаться роковым, учитывая интерес к моей персоне Брукса и Коулта, а также то, что других подозреваемых, за исключением Терри, не было.

Кэролайн задумчиво смотрела на него.

– Не говоря уже о том, что тебе пришлось бы рассказать присяжным все, что ты узнал о Розе и Терри. И ты решил рискнуть в надежде, что твоему рассерженному, но талантливому адвокату удастся заронить в присяжных серьезные сомнения относительно твоей виновности.

– Именно так, – глядя в окно, произнес Паже. – Но когда появилась эта леди из приемного пункта, я понял, что влип – ведь твоя тактика сводилась к тому, чтобы заставить присяжных задуматься: «А что, если его там действительно не было?» Представь себе: после этого я соглашаюсь давать показания и заявляю: «Да, я был в квартире Рики» – все, мною собственноручно был бы подписан приговор.

– Скорее всего, так. – Кэролайн подняла на него насмешливый взгляд. – Потому-то ты и прятал дневник? Считал, что именно в этом кроется мотив Розы?

– Это одна из причин. Разумеется, я вовсе не был уверен, что именно Роза убила Рики. Но если бы меня признали виновным, то мы непременно поговорили бы с ней. – Глаза Паже стали холодными. – Ведь она не знала, что дневник у меня – в этом было мое главное преимущество. И еще – я должен был позаботиться о Карло, чтобы он не оказался брошенным на произвол судьбы.

– А Терри? – спросила Кэролайн.

– Мне представлялось маловероятным, что Тереза могла быть убийцей. Но это могла быть либо Роза, либо Терри – больше некому. Разумеется, я не поверил ни единому твоему слову насчет наркодельцов и коварных политиков – полагаю, ты и сама не верила в это.

– Конечно, нет, – согласилась Кэролайн. – Что касается моих соображений на сей счет, то я считала, что это или ты, или Терри. У меня даже возникла мысль о возможном сговоре. То есть вы провернули все это вдвоем с Терезой и заранее обсудили показания, с которыми она выступит на суде.

Даже теперь эта мысль показалась Паже кощунственной, и он невольно поморщился.

– Боже правый! – воскликнул он.

Кэролайн устремила на него исполненный сочувствия взгляд.

– Так что, может, ты простишь Терри ее сомнения, которых даже у меня было предостаточно. Поверишь, я часто ловила себя на мысли: а не защищаю ли я убийцу – просто потому, что он мне симпатичен как человек?

– Кэролайн, я не держу на тебя зла, – произнес Паже. – Что касается Терезы, здесь все сложнее.

Мастерс задумчиво рассматривала свои ногти.

– Есть ли надежда, что все еще образуется? – наконец спросила она.

– Дело ведь не только в том, что Терри несколько месяцев пребывала в уверенности, что это я убил Рики. Остаются еще Карло с Еленой. Какова будет жизнь девочки вместе со сводным братом, обвинявшимся в покушении на ее растление, и с отчимом, который в глазах кой-кого навсегда останется убийцей ее отца. Имеем ли мы право обрекать ребенка на такую жизнь? То же самое относится и к Карло.

– Но ведь Терри именно та женщина, которая тебе нужна?

Паже долго молчал.

– Прежде всего мы должны сделать так, чтобы было хорошо нашим детям. А как это сделать, я себе не представляю.

Кэролайн погрустнела.

– Здесь я тебе не советчик. Хотя когда-то у меня была золотая рыбка.

Паже улыбнулся.

– У меня рыбки все время умирали.

– Моя тоже сдохла. – Кэролайн резко встала. – Крис, извини, но я должна бежать на собрание партнеров – что-то насчет налогов на следующий финансовый год. Было бы неблагоразумно показывать, будто мне это неинтересно.

– Разумеется. – Паже поднялся. – У меня такое ощущение, что я так и не сумел как следует поблагодарить тебя.

– Ну что ты, это мне следует благодарить тебя, – сказала Кэролайн, беря его за руку и провожая к выходу. Но когда он повернулся к ней лицом, чтобы попрощаться, она вдруг обвила руку вокруг его шеи и запечатлела долгий поцелуй на щеке Криса. Потом отстранилась, и Паже увидел задорный огонек в ее глазах.

– Это за то, что ты оказался невиновен, – произнесла она. – А теперь ступай и постарайся извлечь из этого какую-нибудь пользу.

Прошла неделя. Терри с удивлением обнаружила, что они с Крисом по-прежнему вместе, и пригласила Карло поужинать.

Они отправились в расположенный неподалеку от дома Паже модный ресторан, где подавали превосходное суши. За ужином Карло казался замкнутым и отстраненным, каким в последние дни был в обществе отца. Терри с грустью отметила, что юноша живет своей собственной жизнью и не спешит изливать душу перед ближними, все больше становясь вещью в себе. «Крису, верно, и невдомек, насколько они с Карло похожи друг на друга», – подумала она. Терри видела, что после смерти Рики отношения между Крисом и Карло изменились, и это служило для нее источником постоянной боли, так же, как и то, что произошло с Еленой.

– Я надеялась, – произнесла она, – как-то помочь наладить отношения – пусть не наши с тобой – хотя бы между тобой и отцом. Мне грустно наблюдать, как вы отдаляетесь друг от друга.

То, как Карло посмотрел на нее, напомнило ей Криса: это был взгляд, в котором за внешней бесстрастностью и отстраненностью угадывалось глубокое смущение. «Но мы разные, – казалось, говорил этот взгляд, – и жалеть об этом бессмысленно».

– Просто время идет, и все меняется, – сказал Карло. – Я всю жизнь зависел от отца. Но нельзя же навсегда остаться ребенком.

«Отлучение от материнской груди», – вспомнила Тереза то, как когда-то не без сарказма выразился Паже, говоря о его собственных отношениях с родителями. Но Крис этого не заслужил.

– Значит, ты по-прежнему будешь продолжать злиться? – спросила Терри.

Карло пожал плечами.

– А кто сказал, что я злюсь?

– Никто. Крис тоже никогда не говорил, что злится на меня.

Юноша удивленно вскинул брови.

– Папа? Он слишком невозмутим, чтобы злиться.

– И ты тоже невозмутим?

Карло окинул ее долгим испытующим взглядом, словно прикидывая, стоит ли пускаться в откровения.

– Нет, – наконец ответил он. – Я не такой.

«Прошу тебя, – про себя взмолилась Терри, – давай поговорим так, как мы говорили, пока я и Крис не стали любовниками».

– Это из-за Елены? – спросила она. – Или из-за того, что твой отец не говорил тебе всего?

Карло рассеянно подцепил вилкой кусок рулета, потом положил на тарелку.

– Елена, – промолвил он. – Я начинаю привыкать к этому. Я понял для себя следующее: если куда-то приходишь и знаешь, что с тобой все в порядке, люди верят этому. – Он помолчал и добавил: – К тому же Кэти никогда не верила, что я мог сделать такое.

Последнее замечание Карло задело Терезу за живое. Он, должно быть, и не подозревал, сколько смысла было скрыто в его словах: что Кэти, оказывается, верила Карло больше, чем она, Терри, верила Крису. Что Терри всегда сомневалась на его счет и что у Карло в его шестнадцать лет отношения со сверстниками были ничуть не менее доверительными, чем с отцом.

– Тебе, наверное, было нелегко, поскольку не мог рассказать Кэти всю правду о том, что произошло? – спросила она.

Карло задумался, потом произнес:

– В этом не было большой необходимости.

Тереза кивнула.

– Но у твоего отца была такая необходимость, согласись. Поэтому, чувствуя, что имеет на это право, он говорил тебе все.

Юноша помрачнел.

– Долгое время я не знал, что и подумать, – и он видел это.

Терри смотрела на него с пониманием.

– То же самое происходило и со мной. Но ведь ты был свидетелем. Если бы Крис сказал тебе правду, тебе пришлось бы делать непростой выбор: говорить неправду или поверить в его виновность. И потом – ты серьезно считаешь, что он должен был рассказать обо мне все? Ты разве все ему рассказываешь про Кэти?

Карло внимательно посмотрел на нее.

– Но это касалось меня.

– И меня. – Терри заговорила спокойнее. – Я не утверждаю, что твой отец был во всем прав, – понимаю, он взвалил на тебя непосильную ношу. Но я также понимаю: Крис чувствовал, что наносит вред вашим отношениям. А эти отношения имеют для него самое главное значение. – Она коснулась руки Карло. – Ты ведь не сомневаешься в этом, правда?

– В общем, да.

– В общем? Да Крис просто обожает тебя. – Тереза не сводила с него пристального взгляда. – Когда человек взрослеет, ему очень хочется казаться вполне самостоятельным и независимым. По-моему, это ты усвоил неплохо. Но меня беспокоит другое.

Карло холодно посмотрел на нее; Терри был знаком этот взгляд – когда так смотрел Крис, это означало вызов.

– И что же это?

– То, что ты должен научиться принимать Криса таким, как он есть, – человеком со своими слабостями и ошибками, который любит тебя и который вкладывал в тебя всю душу, не имея перед собой примера родителей, не получая помощи ниоткуда. – Она пожирала Карло глазами. – Ты тяжело переживал, когда мог потерять его, и я понимаю тебя. Но вот отец по-прежнему с тобой – неужели теперь он уже недостоин твоей любви?

Карло, прищурив глаза, прожевал кусок рулета и запил пивом.

– Нет, почему же? – промолвил он. В его глазах впервые мелькнуло слабое подобие улыбки.

Воодушевленная, Терри продолжала:

– Только постарайся не слишком походить на него, ладно? Не все умеют читать чужие мысли.

К ее удивлению, Карло расплылся в улыбке.

– Хочешь сказать – он любит подпустить туману? Да, лучше бы он не был таким эмоциональным. Это сбивает с толку.

Терри с облегчением рассмеялась.

– Точно. Особенно в компании.

Она вдруг вспомнила, что, добродушно пошучивая над Крисом, они с Карло впервые почувствовали расположение друг к другу. Но затем Карло задал вопрос, который ни за что не задал бы ей год назад:

– А как же твоя мать?

Терри посерьезнела.

– Это не одно и то же.

Улыбка слетела с губ Карло.

– Ты рассуждаешь совершенно правильно, – невозмутимо произнес он. – Но тебе, должно быть, непросто жить с этим?

Тереза покачала головой.

– Хорошего мало. – Она посмотрела в глаза Карло. – Меня больше не мучают кошмары. Только иногда вдруг нахлынут детские воспоминания – и еще постоянное ощущение вины… Из-за этого я чувствую себя бесконечно одинокой. Это невыносимо – носить все в себе, зная, что ни с кем нельзя поделиться, только с Крисом. Получается, что ему приходится за все и всех расплачиваться.

Карло был задумчив:

– Точно. Я, кажется, понимаю, что ты хочешь сказать.

Прошло несколько месяцев. Однажды Паже неожиданно столкнулся нос к носу с Виктором Салинасом, а потом тот без предупреждения пожаловал к нему в офис.

– Думаю, нам надо поговорить, – без предисловия начал Салинас.

– Кого я убил на сей раз?

Виктор нервно и с некоторым запозданием улыбнулся.

– Возможно, Маккинли Брукса.

Паже оценивающе посмотрел на него.

– Присаживайтесь, – предложил он.

– Я могу рассчитывать на конфиденциальность?

– Разумеется.

Салинас сел и некоторое время молча рассматривал висевшие на стенах картины и статуэтки на столе. Крису показалось, что здесь Виктор чувствует себя не так уютно, как в мрачном здании суда.

– Я хочу баллотироваться на должность окружного прокурора, – заявил Салинас.

Паже кивнул.

– Постойте, дайте-ка сообразить. После того, что Кэролайн устроила на моем процессе, анонимный приятель Маккинли Брукса стал слишком пуглив, чтобы подыскивать ему более высокий пост. С другой стороны, Мак не достаточно дискредитировал себя, чтобы отказаться снова занять кресло окружного. Таким образом, он вам мешает. – Крис помолчал, потом заговорил сухим официальным тоном: – Вы здесь не затем, чтобы просить у меня денег. Это было бы просто неприлично. Следовательно, вы хотите знать, не вынашиваю ли я планов, как отомстить Маккинли и тем самым помочь вам занять его место. Скажем, можно было бы всерьез заняться теми злоупотреблениями, с которыми велось следствие по делу Рикардо Ариаса. Вы не можете прибегнуть к помощи полиции: вы не окружной прокурор, и Чарлз Монк не станет вступать с вами в сговор. Я же, со своей стороны, мог бы попросить Джонни Мура заняться этим делом – например, выяснить, кто же этот безымянный источник, который наверняка имел контакты с Маккинли Бруксом после того, как полиция обнаружила тело Рики. – Паже откинулся на спинку кресла и устремил на Салинаса взгляд, исполненный вежливого любопытства. – Вы к этому клоните? Или я что-то упустил из виду?