Текст книги "Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк"

Автор книги: Питер Ф. Гамильтон

Соавторы: Вернор (Вернон) Стефан Виндж,Кейдж Бейкер,Уолтер Йон Уильямс,Дэниел Абрахам,Элинор Арнасон,Майкл Джон Харрисон,Вандана Сингх,Джеймс Патрик Келли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 69 страниц)

Маркес отправился к Центральному парку, и в его окошке открывалась перспектива на три огромных дерева, чья листва казалась черной в сумраке. Паасикиви сидела в кафетерии напротив пятиэтажного книжного магазина, любуясь огнями города, как и большинство посетителей кафе. Торн расположился в придорожном ресторанчике. Сам Ренц спустился в подземку и отправился в Сохо, где, по мнению Пауля, ему должно было понравиться. А Пауль отправился ранним парижским утром к круглосуточному кафе, просто чтобы поддержать остальных.

– Всегда хотел погулять по Центральному парку, – сказал Маркес. – Как думаешь, там достаточно спокойно?

– Подожди до утра, – ответил Пауль, – Ночью слишком опасно.

Ренц услышал долгий вздох Маркеса, представил себе, как тот прячет руки в карманы, чтобы скрыть свое разочарование, и неожиданно обнаружил, что сделал то же самое. На платформу метро вырвался ветерок от приближающегося поезда и начал трепать ткань брюк Ренца.

– Ненавижу подобные деньки, – сказал Торн, разрезая стейк.

В этом окошке Ренц увидел, как вокруг ножа проступает сок, и представил себе запах жареного мяса.

– Однако ночи их искупают, – добавил Торн.

Маркес развернулся и куда-то пошел. Люди, которые брели по улицам мимо него, с тем же успехом могли встретиться в любом другом месте. Паасикиви отодвинула кофейную чашку и посмотрела в сторону книжного магазина. В Париже молодая официантка с неестественно рыжими волосами принесла Паулю яйца по-бенедиктински и налила ему чашку кофе. Торн поднес ко рту кусок мяса. Поезд подъехал к платформе, с шипением открыв двери и принеся с собой запах озона.

– Все, чего я на самом деле хочу… – начал было Ренц, но смолк посередине фразы.

Из уборной кафе в Париже вышла девочка, и сделала она это в тот же миг, когда Ренц увидел ее в противоположном конце своего вагона. Паасикиви заметила ее у музыкального отдела, выглядывающей из-за плеча мужчины, который нес ее на руках и вполне мог оказаться ее отцом. Торн, выглянув в окно ресторанчика, увидел ее на улице. Маркес обнаружил, что она глазеет на него с заднего сиденья такси.

Со всех четырех окошек и во плоти прямо перед Ренцем была одна и та же девочка (или несколько слишком похожих), смотревшая на него. Светлая кожа, темные глаза и волосы до плеч, закрывающие шею. Самара Хамзе. Мертвая девочка. «Пустышка».

Как одна, все пять девочек подняли руку и помахали. Горло Ренца стиснул страх.

– Ну, что ж, это странно, – произнес обманчиво спокойный голос Торна.

– Всем назад! – крикнула Паасикиви. – Убирайтесь оттуда!

– Я в едущем поезде, – ответил Ренц.

– Тогда беги в другой вагон!

Все члены группы пришли в движение. Они уходили бесшумно, быстро и как можно дальше от «посетителей», туда, где, как они надеялись, окажутся в безопасности. Ренц услышал, как Паасикиви включила внешний линк, поднимая тревогу. Ренц направился к двери, но остановился и обернулся, опять взглянув на девочку. Он увидел различия. У этой было более длинное лицо, а разрез глаз скорее азиатский, нежели ближневосточный. Сидевшая рядом с ней женщина – мать девочки, предположил он, – встретила его взгляд и притянула ребенка поближе к себе.

– Ренц! – выкрикнула Паасикиви, и он понял, что она это делает уже не в первый раз.

– Прости. Я здесь. Что у тебя?

– Транспортная полиция ждет тебя на следующей станции. Мы эвакуируем поезд, но, прежде чем это произойдет, мне бы хотелось, чтобы ты выбрался.

– Это не нападение, – ответил Ренц, сам не понимая, откуда ему это известно. Женщина продолжала смотреть на него, оборонительно обняв своего ребенка. – Не знаю что, но это не нападение.

– Ренц, – сказал Маркес. – Не строй из себя героя.

– Нет, ребята, серьезно, – сказал Ренц. – Все в порядке.

Он пошел по раскачивающемуся вагону. Мать с ребенком смотрели, как он приближается. На лице женщины настороженность сменилась страхом, а тот – свирепостью. Ренц улыбнулся, стараясь показаться дружелюбным, и присел перед ними на корточки. Он достал удостоверение агента ОАТК и показал его матери. Темнота за окнами неожиданно уступила место тусклому свету фонарей станции.

– Мэм, – сказал он. – Боюсь, я должен попросить вас и вашу дочь пройти со мной.

Двери с шипением раскрылись. Внутрь влетела полиция.

* * *

– Не нравится мне, куда он клонит, – сказал Маркес.

– Некоторые из вас могли уже слышать о сингулярности, – произнес человек на трибуне. – Это одна из тех штук, когда люди вокруг говорят, что она вот-вот случится, а она никак не случается. Сингулярности ждали, когда технологии стали такими сложными и разветвленными, что должны обрести сознание. Этого ждали в девяностых, а потом еще каждые последующие пять лет. Об этом отсняли целую кучу страшных фильмов.

Но вспомните, о чем я говорил раньше. Уровни не могут общаться. Это мы и имеем, если пробудилось нечто, включающее в себя людей и компьютеры, самолеты, поезда и автомобили. Вон та девочка идентична единичной человеческой клетке – нейрону или клетке сердца. А вот этот мужчина – еще одна клетка. Все наше сообщество образует орган или ткань. Даже до возникновения линков существовали постоянная связь и общение между людьми. Что если этого достаточно для зарождения мыслящих структур? Их развитие могло начаться, когда мы создали всемирные Сети, а могли и существовать всегда. Можете называть эти сознания общественным разумом. Мы можем никогда и не узнать о них, так же как наши клетки не подозревают о том, что являются частью нас.

И подобные общественные разумы могут функционировать на собственном уровне, совершенно не заботясь о нас… Хотя кто знает? Сколько времени нам потребовалось, чтобы начать разбираться в нейрохимии?

Знаю, мы привыкли считать себя вершиной всего. Молекулы составляют клетки, клетки образуют ткани, из тканей скроены органы, а из органов – люди, но вот из людей не создается ничего большего. Усложнения останавливаются на нас. Итак, леди и джентльмены, похоже, что все совсем не так.

– Кто-нибудь из вас понимает, о чем лепечет этот парень? – спросил Пауль.

Судя по гулу голосов в зале, этот вопрос озадачил не только их группу. Докладчик словно ожидал этого. Он шагнул назад и сунул руки в карманы, наблюдая за собравшимися с выражением то ли симпатии, то ли жалости на лице.

– Он сказал, что в небесах началась война, – произнес Маркес.

– Нет, не это, – сказал Ренц. – Ангелы тут ни при чем. Это сознания. Он говорит о сознаниях.

Докладчик вновь выступил вперед, поднимая руки ладонями вверх. Гул затих. Мужчина кивнул, улыбаясь так, словно был доволен реакцией.

– Вот так все и обстоит, – произнес человек. – Некоторые из вас уже заметили брешь в моей модели. Я говорил, что разные уровни комплексности не могут общаться друг с другом. Но это не совсем верно. Вы делаете это всякий раз, когда пропускаете стаканчик вина или принимаете антидепрессанты. Мы понимаем нейроны. Не идеально, может быть, но в достаточной мере, чтобы влиять на них.

Итак, единственная теория, способная объяснить увиденные нами совпадения: кто-то выше – на один уровень комплексности выше – обнаружил способ воздействия на нас.

* * *

Когда Паасикиви прервала допрос и обратилась к нему, Ренц не сразу понял, о чем она говорит. Ему представились бомбы, взрывающиеся в кабинете врача, и вооруженные люди. Такими были его первые мысли при словах: «В больнице! Приступ. Анна».

Ее палата пропахла дезинфекцией. Жужжание кондиционера было достаточно громким, чтобы заглушать все посторонние звуки. Белый шум, напоминающий шелест прибоя. Анна выдавила из себя улыбку, увидев его.

– Привет, – сказала она. – Ты уже слышал? Лосось снова на грани вымирания.

– Ты проводишь слишком много времени в Сети, – ответил Ренц, стараясь говорить мягко и ласково.

– Это точно. Но ты же больше не водишь меня на танцы.

Ренц попытался улыбнуться. Честно попытался. Он видел слезы в ее глазах, видел ее истончившиеся до костей руки, неуклюже тянущиеся к нему. Он наклонился, обнял жену, вдохнул запах ее волос и заплакал. Анна принялась его баюкать и успокаивающе поглаживать по шее дрожащими пальцами.

– Прости меня, – сказал он, когда смог хоть что-то произнести. – Я должен был остаться с тобой, подавать тебе подушки и прочее… и не…

– И не обращать больше внимания на собственные нужды? Милый, не глупи.

Ренц снова нашел в себе силы улыбнуться. Он помог ей лечь и вытер глаза рукавом рубашки.

– Что говорят врачи? – спросил он.

– Они полагают, что все опять под контролем. Насколько необратимы повреждения, удастся узнать только через пару недель. Но они не слишком велики, милый. Все не так уж и плохо.

По тому, как она это произнесла, по выражению ее глаз Ренц понял, что «все не так уж и плохо» только потому, что худшее еще впереди. Он сделал глубокий вдох и кивнул.

– А как насчет тебя? – спросила Анна. – Я слышала, что вам удалось отразить какое-то нападение в Нью-Йорке. Они пытались нанести повторный удар по ресторану?

– Нет, это было не нападение, – сказал он. – Что-то другое. Но очень странное. Мы задержали всех девочек, вовлеченных в происшествие, но, судя по всему, между ними нет никакой связи. Просто странное совпадение.

– Девочки?

– Маленькие девочки. Может быть, пяти или шесть лет.

– Марионетки?

– Нет, все они оказались «пустышками». К тому же не подключенными ни к одной из Сетей. Они были просто… людьми, – произнес Ренц, глядя на свои ладони. – Я устал от этого, Анна. Действительно устал. От всего этого.

– Даже от того, что тебе нравилось?

Перед его внутренним взором прошли воспоминания о волнующих моментах, о том, как они устанавливали разрядники, о страхе, беспокойстве и успехе. Ощущение, что он являлся частью чего-то большего, нежели он сам. Тепло прижавшейся к нему Анны, когда они танцевали или занимались любовью.

– Особенно от того, что мне нравилось, – произнес Ренц. – Все ужасно.

– Бедняжка, – сказала она. – Знаешь, мне очень жаль. Если бы я только могла все исправить. Я стараюсь убедить свое тело просто успокоиться, но…

Анна с трудом пожала плечами. На нее было больно смотреть. Ренц кивнул.

– Все нормально, мне бы не хотелось тащить с собой в глубины ада кого бы то ни было еще, – произнес Ренц.

– Что ж, это мило, – сказала она и вкрадчиво добавила: – А ты не задумывался о переходе в отряд поддержки? У многих в моей группе там мужья и жены. Им, похоже, несколько полегче.

– Я недостаточно опытен. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– У них есть консультанты. Ты должен хотя бы поговорить с ними.

– Хорошо. Я поговорю с ними. У меня скоро отпуск. До тех пор я могу и повоевать.

Она рассмеялась и отвела взгляд. В ее глазах отразился свет – действительно льдинки.

– Что такое? – спросил он.

– Повоевать. Забавно. У тебя своя битва, родной, а у меня своя.

– С той лишь разницей, что ты сама себе враг.

– Ага, прямо-таки гражданская война, – с усмешкой произнесла Анна. – В моей группе есть парень по имени Эрик. Тебе он понравился бы. Он говорит, что это словно два человека в одном теле. Один из них пытается выжить, а второй мечтает убить первого, даже если это будет означать гибель для них обоих.

– Хороший он и плохой он, – сказал Ренц.

– Смотря с какой стороны посмотреть. Можно сказать, что его иммунная система свято верит, что совершает героические поступки. Маленькие белые клетки носятся повсюду и рвут друг друга на части. И трудно убедить этих парней прекратить свою работу.

Ренц покачал головой. Пальцы Анны сплелись с его. Кондиционер кашлянул и вернулся к прежнему монотонному гулу.

– В твоей группе все такие мрачные?

– Они не бывают в тех местах, где приходится делить детей на марионеток и «пустышек», но… Да, все они мрачноваты.

– Похоже, они из той же породы, что и Маркес. А что с боевым духом твоего отряда? – спросила Анна.

– Серьезно пошатнулся после событий в Нью-Йорке.

– Так что там на самом деле произошло?

Он не должен был рассказывать ей. Но рассказал.

* * *

– Кто-то выше – на один уровень комплексности выше – обнаружил способ воздействия на нас, – произнес человек на трибуне. – Вопрос в том, что мы должны предпринять в связи с этим. И ответ прост: ничего. Мы ничего не должны предпринимать. Занимайтесь своими делами так же, как и всегда. Позвольте мне объяснить, почему это столь важно.

До сих пор все обнаруженные нами аномалии обладали общей структурой. Все они сводились к пропаганде. К нам дружелюбно, может быть, даже примирительно обращаются наши враги. Мы начинаем думать о них как о хорошеньких девочках и милых старушках. В противном случае на нас обрушивается поток сообщений, напоминающих нам, что и те, кто нам не безразличен, тоже могут погибнуть. Что мы можем погибнуть.

И с подобными мыслями мы выходим на задание. В сражении между двумя массовыми сознаниями подобное ослабление противника становится сильным ходом. Представьте, как легко вы смогли бы победить в кулачном бою, если бы умудрились убедить мускулатуру соперника, что на самом деле вы ей нравитесь. Именно так все и может обернуться, – резко завершил фразу человек на трибуне. – Нам необходимо соблюдать осторожность. Необходимо постоянно помнить о том, что происходит, потому что, если мы изменим свое поведение, эта тварь победит. Пускай наш противник размякает – будет просто замечательно. Но себе мы этого позволить не можем. Если у нее ничего не выйдет, она может отказаться от подобной стратегии. Но если мы дадим ей точку опоры – если у нее все начнет получаться, – повода для отказа от своих намерений у нее не возникнет.

Теперь перейду к хорошим новостям. Некоторым из вас они уже известны. Поступили устные доклады, что то же самое происходит и с бригадами террористов, так что, может быть, подобная тварь есть и на нашей стороне. Если все именно так, то нам остается только убедиться, что плохие парни сломаются раньше нас.

Ренц потряс головой. Она казалась тяжелой и словно набитой ватой. Маркес коснулся его руки.

– Ты в порядке?

– С чего он взял, что их две?

– Что?

Докладчик продолжал свою речь. Ренц наклонился к Маркесу и быстро зашептал:

– Две. Почему он думает, что этих тварей две? Если существует только одна, то мы имеем дело не с войной. А если так-Почему мы решили, что это война, а не болезнь? Может, это нечто просто пытается сказать нам, что все идет не так, как должно? Может, с миром происходит то же самое, что и с Анной?

– А какая разница? – спросил Маркес.

– Когда болеешь, стараешься излечиться, – сказал Ренц. – А в войне хочешь только победить.

– Прежде чем мы продолжим, – произнес человек на трибуне, – я должен прояснить несколько моментов.

Он поднял руку и выставил указательный палец, желая подчеркнуть значимость своих слов, но те – какими бы они ни были – умерли раньше, чем он успел их произнести. Линк Ренца оборвался. Пауль, Паасикиви и Торн исчезли, а Маркес стал просто телом рядом с ним, а не кем-то в его сознании. Наступило полсекунды мертвой тишины, когда каждый агент в зале осмысливал произошедшее. Во время этой бездыханной паузы Ренц успел задуматься: сидит ли Анна сейчас в Сети и когда узнает о случившемся? Он услышал, как выругался Маркес, прежде чем раздались первые взрывы.

Взрывной волной из легких Ренца вышибло воздух. Наступило тупое оцепенение, какое бывает после автомобильной аварии, и мир превратился в калейдоскоп из бегущих людей, выкрикиваемых приказов, кислого запаха взрывчатки. Спотыкаясь, Ренц побрел к выходу в одной из стен зала, но остановился прежде, чем дошел до него. Именно этого нападающие и ждут – к выходу бежали большинство агентов. Маркес растворился в толпе, и Ренц машинально попытался установить с ним связь. Под высоким потолком, словно грозовая туча, клубился дым. Раздался еще один отдаленный взрыв.

Аудитория практически опустела. Бомбы были заложены в правой части зала – несколько рядов сидений исчезло. Мертвый докладчик безмолвно повалился там, где стоял. Его тело было изрешечено шрапнелью. Пожар распространялся прямо на глазах Ренца. Он подумал об остальных – Паасикиви, Торне и Пауле. Они тоже могли подвергнуться нападению.

Среди обломков лежали тела. Ренц быстро пошел мимо них; воздух в помещении начинал выгорать. Мертвец. Мертвец. Мертвец. Первым живым оказался человек чуть старше его самого, лежащий на ступенях. Седеющие волосы, темная кожа и огромные руки, покрытые кровью.

– Надо выбираться, – произнес Ренц. – Идти можешь?

Мужчина поднял на него расфокусированный взгляд.

– Начался пожар, – сказал Ренц. – На нас напали. Надо выбираться.

Что-то из сказанного подействовало. Человек кивнул, и Ренц ухватил его за руку, помогая подняться. Вместе они похромали наружу. За их спинами кто-то закричал, призывая на помощь.

– Скоро вернусь! – крикнул Ренц через плечо. – Вытащу этого парня – и сразу назад!

Он и сам не знал, правду ли говорит. Снаружи улица напоминала разворошенный муравейник. Аварийные машины, полиция, агенты. Ренц передал своего подопечного бригаде «скорой помощи». Но когда собрался вернуться обратно, его остановил медик.

– Не двигайтесь, – сказал врач.

– Там еще остались люди, – ответил Ренц. – Я должен вернуться. Со мной все в порядке, и мне надо вернуться.

– С вами не все в порядке, – произнес медик, мягко укладывая его на носилки.

Ренц непонимающе мотал головой, но врач показал рукой. Из тела агента торчал кусок металла размером с карандаш. Кровь пропитала рубашку.

– Ого, – сказал Ренц. – Я… я не заметил.

Врач склонился над ним, заглядывая в глаза.

– У вас шок, – сказал он. – Оставайтесь на месте.

Ренц подчинился. Тени, мечущиеся по улице, словно утратили свою индивидуальность – повсюду бурлила густая смесь из плоти и металла, камней и огня, перетекая то в одну сторону, то в другую. Вначале он смотрел на нее как на единый организм, потом как на людей, работающих вместе. И то и другое казалось верным.

Появились пожарные, ударившие из своих брандспойтов, и в воздухе неожиданно запахло водой. Ренц попытался вызвать Маркеса, но ничего не вышло. Кто-то стал перевязывать его, и он не сопротивлялся. Проступила боль, тупая, отдаленная пульсация.

Он увидел девочку, выскользнувшую из дверей. Похоже, никто больше не замечал ее. Ренц, опираясь на здоровую руку, поднялся и пошел к ней.

Она не была одной из тех – очередным призраком Самары. Эта девочка выглядела старше, хотя, может быть, всего на год или на два. Ее кожа обладала глубоким оливковым цветом, а волосы и глаза были черными. В глазах отражалось пламя. Несмотря на раннее лето, на ней была толстая, дутая куртка. Девочка взглянула на Ренца и улыбнулась. На ее лице появилось блаженное выражение.

– Мы должны остановить происходящее, – произнес Ренц. – Это не война, а болезнь. Это лихорадка. Мы все – часть одного организма, и он умирает. Как нам это остановить?

Ренц никогда не думал, что станет рыдать перед незнакомцем, а тем более перед ребенком. Но он не мог остановиться. И все это было глупо. Несмотря на шок, он думал о том, что где-то там, выше, какое-то разумное существо умирает от болезни в своей постели. И, обращаясь к этой девочке, Ренц безнадежно пытался достучаться до него, как если бы кричал в небеса. Его слова были бесполезны, как бесполезно было бы пытаться спасти Анну, разговаривая с ее кровью.

Ренц увидел, как девочка что-то перемещает под своей курткой, и понял все. Арабская девочка в дутой куртке посреди Нью-Йорка. Повторная атака, подхватывающая первую и направленная на уничтожение спасательных служб.

– Пожалуйста. Мы должны остановить это, – сказал Ренц. – Ты и я, мы вместе должны остановить…

Девочка покачала головой. Нет, не должны.

– Господь велик, – произнесла она счастливо.

Произнесла так, словно делилась с ним секретом.

Колин П. Дэйвис
Защитники

Молодой английский писатель Колин П. Дэйвис живет в Ливерпуле и работает геодезистом в строительной компании. Его рассказы публиковались в «Spectrum SF», «Asimov's Science Fiction», «3SF», «Paradox», «Elysian Fiction» и «Andromeda Spaceways Inflight Magazine», а в настоящее время Дэйвис работает над своим первым романом.

В небольшом рассказе, ироничном и изящном, где вместилось столько идей, что иному автору их хватило бы на толстый роман, показано, какую цену порой приходится платить за сохранение статус-кво…

* * *

Наконец Дед замедлил ход скифа, и целая свита из переливчатых рыбок бросилась врассыпную под нещадным полуденным солнцем.

Элиза перегнулась через борт лодки и увидела, как, медленно покачиваясь, под ними проплывает еще один гигантский остов. Дед тем временем насвистывал песенку, появившуюся на свет задолго до рождения тринадцатилетней Элизы.

– Все, хватит! – резко сказала она и добавила более мягко: – Я уже насмотрелась.

– И ты по-прежнему считаешь меня злодеем?

Дед сдвинул на затылок белую кепку и вытер лоб мятым носовым платком. Он заглушил мотор. Легкие всплески воды затихли вместе с негромким постукиванием двигателя.

– А я никогда и не думала, что ты злодей.

Элиза окинула взглядом горизонт. Здесь, на открытом просторе Сферического Океана, никаких островов не было видно.

Новая Сицилия находилась на западе, в двух часах отсюда. Еще ни разу в своей жизни девочка не уезжала так далеко от Родного Порта, от людей. Кругом бескрайние воды океана, и на многие мили вокруг кроме нее и Деда – ни души: от этой мысли у Элизы перехватило дыхание.

Она снова стала вглядываться в чистое мелководье над вздыбившимся дном – туда, где покоились огромные белые кости.

– Насколько простирается это поле битвы?

Дед развел руки широко в стороны – так, что его белая рубашка наполнилась ветром.

– Оно огромно. Я наблюдал за всем с разумного расстояния.

– Я не замечаю останков демонов. Ты говорил – они такие же громадные, как защитники.

– Крылатые демоны тоже там – поверь мне. Присмотрись и увидишь их бронзовые копья.

– Я вижу только своих детей. – Элиза сняла соломенную шляпу с полями и отбросила с лица пряди рыжих волос. Кончиками пальцев она коснулась щеки, надеясь обнаружить хоть слезинку, но напрасно. Солнце припекало макушку, и она снова надела шляпу.

Дед неловко передвинулся со своего места.

– Мне кажется, ты немного преувеличиваешь.

Он наклонился вперед и, порывшись в холщовой сумке, достал бинокль.

– Ладно – может, и не детей.

– Ты просто материя, Элиза, а я – создатель. И чувство вины мне не знакомо.

– Но ты все-таки привез меня сюда.

– Ты же моя внучка… Я собирался ехать… и ты меня попросила. – Поднеся бинокль к глазам, он внимательно изучал небо на востоке. – К тому же я подумал, тебе это будет полезно.

Элиза погрузила пальцы в воду. Ощущение прохлады удивило ее, хотя, наверное, так и подобает месту, где покоятся мертвые. Она отправлялась сюда за ощущениями, в надежде почувствовать некую связь, найти хоть какой-то отклик в душе. Но ничто в ней не дрогнуло. Сердце оставалось холодным, как океан.

Эти чудища на дне морском – все эти летающие великаны, которые защищали Родной Порт от демонов, которые сражались, закрывая небо крыльями, и чья кровь лилась дождем – были частью ее, сотворены из нее. Вот череп размером с дом, ребра, похожие на стропила, – и все это из ее клеток. Что она ожидала почувствовать?

– Дед… а ты уверен, что никто не выжил? – Она вытерла пальцы о шорты.

Он опустил бинокль.

– Когда наблюдатели сообщили о приближающейся атаке, мы направили твой выводок. Демоны исчезли, а из защитников никто не вернулся в лабиринт. Теперь только рыбы обитают в их гнезде.

– А что если демоны вернутся?

– Они обязательно вернутся – со временем. Но у нас всегда найдется такой же выводок.

– Но уже не мой.

– Ты исполнила свой долг. Никто не станет просить тебя снова.

– Все же любопытно… Каково это – создавать жизнь только ради того, чтобы ее уничтожили? Создавать именно с такой целью? Неужели это тебя не трогает?

Дед вздохнул:

– Так уж случилось, что это стало необходимостью. А как еще мы смогли бы сдерживать демонов? Тебе, конечно, трудно понять такое.

– Нет, не трудно. – Напротив, понимание пришло легко, а вот с чувствами было сложнее. Элиза прислушалась к себе – ни тоски, ни печали. Лишь усталость от палящего солнца. – Мне хотелось бы верить, что мои погибли как герои и что в них каким-то образом жила частичка меня.

– У защитников нет выбора. Они сражаются, затем возвращаются в гнездо. Они задуманы так, чтобы не надо было выбирать. Разве это герои?

– Ты просто черствый старый солдафон, Дед. Они же не машины. Ты сам говорил мне, что они могут чувствовать.

Он кивнул:

– Конечно, они чувствуют. Они чувствуют любовь к нам. Иначе с чего бы они умирали за нас?

Дед убрал бинокль в сумку, лежащую у ног; когда он выпрямился, в руке у него была небольшая рация. Он выдвинул антенну и пощелкал пальцем по кнопкам.

– Порой мне самому интересно, кто же является настоящими защитниками, – вырвалось у него.

– О чем ты говоришь? Ты же сам их создал. Ты должен знать.

– А кто – настоящими демонами…

– Кем бы они ни были – однажды ты найдешь их всех и уничтожишь – верно?

Он улыбнулся ее словам:

– Это их мир. А люди здесь незваные гости.

– Что ты делаешь? – спросила Элиза, указывая на рацию в его руке.

– Ловлю рыбку.

Безжалостное солнце обжигало загорелые плечи Элизы – розовая жилетка совсем не спасала. Девочке не хотелось оставаться здесь дольше.

– Дед, я уже насмотрелась. Давай вернемся.

– Подожди еще немного… Я почти закончил.

– А что если защитники будут любить себя больше, чем они любят нас?

– Странная ты, Элиза. Так и сыплешь вопросами. Прежде меня никто не спрашивал об этом.

– Может, я не такая, как все.

– Защитники просто обязаны любить нас больше жизни. От этого зависит – выживем мы здесь или нет. К тому же я не так глуп. И предусмотрел любые неожиданности.

– Я думаю, страдать – это не по мне.

– Ну, у тебя еще будет время…

Он не успел закончить фразу, так как море заволновалось и лодку сильно закачало – кто-то проплывал внизу под днищем. Элиза вперила взгляд в толщу воды, но лишь заметила, как что-то темное мелькнуло в сверкающих лучах солнца. На мгновение все замерло в тревожном ожидании, и вдруг метрах в трехстах от них из воды вырвалось нечто громадное. Поднимая фонтаны брызг, в воздух взметнулось исполинское существо. Оно направилось прямо к ним – вслед за волной, которую покатило на лодку.

– Защитник! – взвизгнула Элиза.

Скиф подбросило, и девочка чуть не упала в воду. Она крепко вцепилась в сиденье.

Существо воспарило над их головами, расправив черные крылья рептилии, затем устремилось вниз и сделало круг над водой – острые длинные когти, словно косы, срезали гребни волн. Тяжелая голова напоминала человеческую, только сильно увеличенную, а вместо лица была вытянутая морда с острым выступом. Шея, покрытая хитином, казалась невероятно тонкой, однако она позволяла твари маневрировать в воздухе и наносить удары клыками. Это был великолепный зверь, который доказал, что не уступает саморазрушительному безрассудству демонов, покрытых бурой шерстью.

– Это один из моих! – воскликнула Элиза. – Ну конечно!

Защитник взмыл в небо, на мгновение закрыв собой солнце, набрал высоту, рассекая крыльями воздух, затем развернулся и снова бросился вниз – в их сторону.

– Да, это один из моих, – повторила она. – И он, наверное, самый умный из всех. Он сумел спрятаться и выжить.

Защитник заревел – горько, словно потерявшийся ребенок, – и пролетел так низко над ними, что волосы Элизы взвились, подхваченные воздушным потоком. Она уловила запах водорослей, исходивший от существа.

– Это ведь из-за меня – правда, Дед? Мой защитник особенный. У него мой характер. Он способен выбирать. Он сильнее всех, великолепнее… Он может стать лидером.

Защитник снова приблизился к ним и плавно скользнул над их головами, и тут раздался треск, послышался глухой стук, и в синем небе появилось облачко густого дыма, а на туловище зверя – большущая дыра. Он взвыл, завертелся, сорвался с небес… и рухнул в воду неподалеку.

Элиза закричала, ухватившись за борта качающейся лодки.

– Дед… – Она увидела, что тот задвинул антенну рации. – Ты убил его! Это был ты. Но зачем? Зачем ты убил его?

Она смотрела, как огромное тело скрывается под водой. Вначале его затягивает в воронку, затем волны бурлят, и вот уже нет ничего – полное затишье. Это ужасно. Трагедия. У нее мог быть лучший защитник всех времен!

– Дед?

Он бросил рацию в сумку и уставился вниз, в воду. Элиза не видела его лица. Хоть она и обращалась к нему – снова и снова, – он так ни разу и не ответил. Постепенно их лодка перестала взволнованно подрагивать.

Солнце все ползло по небу.

Наконец Дед включил мотор и направил скиф в сторону Родного Порта.