Текст книги "Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк"

Автор книги: Питер Ф. Гамильтон

Соавторы: Вернор (Вернон) Стефан Виндж,Кейдж Бейкер,Уолтер Йон Уильямс,Дэниел Абрахам,Элинор Арнасон,Майкл Джон Харрисон,Вандана Сингх,Джеймс Патрик Келли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 69 страниц)

– Вас нужно убеждать, – покачал головой Голеску. – И убеждать даром. Очень хорошо! Выйдите на свет, мой любезный господин. Да-да, вы, тот, кто не хочет расставаться со своими денежками.

«Любезный» господин взобрался на помост и застыл с оскорбленным видом, а Голеску обратился к публике.

– Человеческие несчастья! – крикнул он. – Что им причиной, добрые люди? Старость. Бессилие. Одиночество. Все это не убивает, но лишает жизнь смысла! Разве не так? Так вот вы, любезный господин! – Он повернулся к стоявшему рядом скряге. – Снимите-ка шляпу, если не возражаете. О, я вижу, вы страдаете облысением!

Зритель побагровел и собрался стукнуть Голеску, а публика захохотала.

– Здесь нечего стыдиться! – с укором произнес Голеску. – А хотите ли вы, чтобы у вас выросла роскошная шевелюра, а?

– Ну…

– Взгляните! – произнес Голеску, доставая из ящика пузырек. – «Птолемеево притирание»! Убедитесь в потрясающих результатах.

Он откупорил пузырек и осторожно наклонил его, уронив на лысину зрителя лишь несколько капель. После этого он подхватил уголок плаща и растер снадобье по всей голове.

– Что вы со мной делаете?! – заорал бедняга. – Жжется, как черт знает что!

– Крепитесь! Придется немного потерпеть, как же иначе? Сосчитайте до шестидесяти!

Публика послушалась, но задолго до того, как зрители добрались до сорока, послышались изумленные возгласы: на лысом черепе везде, куда втерли зелье, стала расти густая черная шерсть.

– Ой! – Зритель ощупал голову, не веря своему счастью.

– Да! – Голеску повернулся к публике: – Вы видели? К этому счастливцу в мгновение ока вернулся прежний облик, полный молодости и мужественности! Кстати, о мужественности… – Он крепко ударил бывшего лысого по спине, так что тот практически слетел с помоста. – Что огорчает мужчину больше, нежели разочарование прекрасного пола? Кому из вас недостает кое-чего такого, что он зеленым юнцом имел в изобилии? Не сомневаюсь, среди вас таких нет, но только подумайте – ведь, быть может, когда-нибудь настанет день, когда вы попытаетесь взломать замок дохлой рыбиной! И неужели вы хотите, чтобы этот день застал вас врасплох, без бодрящей бутылочки «Фиала Фараона»? Крона за бутылочку, господа! Я уверен, вы понимаете, почему я не могу устроить бесплатную демонстрацию этого средства…

Настала тишина – всего секунд на пять, – а потом на помост хлынула волна мужчин, потрясавших пригоршнями монет.

– Вот, прошу! Господа, одна бутылка в одни руки, только одна. Вот и хорошо! Знаете ли, я делаю это исключительно на благо ближним, я люблю приносить людям счастье. Пейте на здоровье, любезный господин, но я советую вам сначала обзавестись дамой… Прошу вас, осторожней, не затопчите детишек, хотя теперь вы всегда сможете настругать новых… Кстати, о новых детишках! – Голеску запихнул в карман штанов последнюю горстку монет и вернулся на край помоста, поскольку «Фиал Фараона» и «Птолемеево притирание» у него кончились. – Какой смысл в неимоверной мужской силе, я вас спрашиваю, если прекрасная дева холодна как лед? Равнодушие! Ханжество! Скованность! Разве найдется большее несчастье для мужчины, чем отсутствие супружеской любви? Возможно, вы слышали о любовных напитках, возможно, даже покупали амулеты и снадобья у цыганок. Но ведь на самом деле все, в чем нуждаются ваши горлинки, друзья мои, – это «Эликсир Изиды»! С гарантией превращает хмурые гримасы в приветственные улыбки!

На помост нахлынула вторая волна – несколько менее рьяная, нежели первая, но тоже довольно-таки денежная. Голеску выдавал пузырьки «Эликсира Изиды», рассовывал деньги по карманам. У него остался один ящик с пузырьками. Подняв его на верх стопки, Голеску обернулся к публике и улыбнулся:

– А теперь, добрые люди, задайте себе вопрос: что делает долгую жизнь сущим проклятием? Ответ очевиден: страдание. Ломота, жжение, страшные муки! Тупая боль, которая не проходит годами! Страдания, страдания, страдания! Да смилостивится над нами Господь! Но! Обильно смажьте больное место «Бальзамом Баст» – и вы получите мгновенное облегчение от несказанных мук!

К помосту наметилось некоторое движение, однако не такой поток, которого ожидал Голеску; толпа на что-то отвлеклась, хотя на что именно – он не понял. Ага! Вот на что: это был калека с забинтованными головой и глазом, который пробирался вперед, опираясь на костыли.

– Дорогу! Пропустите несчастного калеку!

– Вот вам пациент, профессор Гадес!

– Может, проведете бесплатную демонстрацию на нем?

– Кто это – ветеран всех войн на свете? – своим самым веселым тоном произнес Голеску. – Конечно, он достоин бесплатного исцеления! И вот вам… – Речь его оборвалась пронзительным визгом, поскольку, нагнувшись, он обнаружил, что глядит в единственный уцелевший глаз птицевода Буздугана. Тот, несомненно, тоже узнал Голеску.

– Ты… – начал птицевод Буздуган, но Голеску уже откупорил бутылочку и с быстротой мысли сунул горлышко ему в рот. Он подержал пузырек, пока Буздуган не проглотил и свое возмущение, и «Бальзам Баст».

– Ах, я узнаю этого бедолагу! – завопил Голеску, силой удерживая пузырек на месте. – У него еще и помешательство! Родственники привели его ко мне, чтобы исцелить от безумия, но, к несчастью…

К несчастью, толпа отвлеклась гораздо сильнее, чем Голеску предполагал. Все началось с общего смутного беспокойства, поскольку те, кто приобрел пузырьки «Фиала Фараона», пооткрывали бутылочки и разом проглотили их содержимое. Это привело к всплеску поголовного буйного приапизма, [44]44
  Приапизм (по имени древнегреческого бога плодородия Приапа) – длительная болезненная эрекция.


[Закрыть]который охватил покупателей примерно тогда, когда Голеску развернул рекламу «Эликсира Изиды».

Но это были, надо сказать, сущие пустяки по сравнению с участью, постигшей тех, кто купил «Птолемеево притирание» и по крайнему неразумию решил применить его прямо здесь, не подождав до дома. Несколько перепуганных мужчин имели возможность наблюдать, как роскошная шевелюра отрастает не только у них на головах, но и везде, куда попало снадобье, в том числе и случайно, в процессе применения, – то есть на ушах, веках, носах и женах. Еще сильнее были ошеломлены те, кто сподобился хорошенько втереть зелье голыми руками.

Однако и их горести меркли по сравнению с муками несчастного, который счел, будто любое снадобье действует лучше, если принимать его внутрь. Теперь он лежал ничком и вскрикивал – правда, несколько приглушенно, – а толпа повергнутых в ужас зрителей старалась держаться от него как можно дальше.

Буздуган подался назад и сумел выплюнуть бутылку.

– Ах ты сукин сын! – воскликнул птицевод. – Это он! Тот, кто продал нам эту…

– Я же говорил – совершенно безумен! – перебил Голеску.

– Он продал нам зелье, из-за которого получились эти… – продолжил было Буздуган, но тут «Бальзам Баст» подействовал, и тело его совершенно утратило чувствительность. И он без сознания рухнул со своих костылей в темный лес ног.

Но это происшествие прошло почти незамеченным из-за смятения, вызванного человеком, который с целью предельно увеличить семейное счастье приобрел и «Фиал Фараона», и «Эликсир Изиды» и по глупости своей открыл и выпил до дна не ту бутылочку. Его окатила волна жара, а затем охватила необъяснимая и совершенно неуместная страсть, а затем постигла полная потеря разума; он спустил штаны и, вопя, как шимпанзе, предлагал себя всем прохожим. Некоторые из тех, кто находился под действием «Фиала Фараона», готовы были, не сдержавшись, покуситься на его прелести, и тут…

– Храните нас святые угодники! – завопил кто-то на краю толпы. – Спасайся кто может! Еще один петушиный демон!

Все, кто это слышал, по понятной причине растерялись, однако стоило упомянутому демону показаться, как всякой растерянности пришел конец.

Голеску, который крошечными шажками пятился к задней части помоста, улыбаясь и обливаясь потом, видел все в подробностях: это был петух, но назвать его обычной птицей никто бы не осмелился. Восемь футов в холке, хвост – словно пламенный фонтан, золотые шпоры, перья – будто чеканное золото, гребень – точно кровавый коралл, а клюв – тесак мясника, выкованный из бронзы! Глаза твари в свете факелов сверкали переливчатой яростью, но были пусты и бездумны, как у любой курицы. Демон бил крыльями, грохоча, как гроза. Люди разбегались кто куда, кроме тех, кто так одурел от похоти, что не мог отвлечься от своих сиюминутных занятий.

– Ну почему, ну почему такое творится? – закричал Голеску, ни к кому в особенности не обращаясь. – Намерения у меня были самые лучшие!

Тут исполинская птица заметила детей, которые столпились перед помостом. До этой минуты они от души потешались, глядя, что вытворяют взрослые. Однако, заметив чудовище, дети попрятались под помост и жались там, словно куча мышей. Тем не менее птица их увидела и стала надвигаться, поворачивая бессмысленную башку, чтобы оглядеть их сначала одним пазом, потом другим. Дети в ужасе бросали в нее свои кувшины с зерном, которые взрывались, словно картечь. Но птица все надвигалась, по пути скребя землю когтями.

И тут Голеску понял, что слышит еще один жуткий звук – он перекрывал детские крики, бешеную ругань распростертого на земле Буздугана, удаляющиеся вопли бегущей публики. Он был слышен, несмотря на все это, потому что оказался гораздо ниже – от такого гула, глубокого, как землетрясение, и такого же страшного, зубы во рту начинают дрожать.

Что-то где-то рычало. И рык становился все громче.

Голеску поднял голову – и на миг перед ним открылось зрелище, которое преследовало его в кошмарах до гробовой доски: он увидел пару сверкающих глаз, которые приближались к нему в ночи, глаз, похожих на уголья, над белыми-белыми клыками. И чем ближе они подплывали к повозке по воздуху, тем громче становилось рычание. Ближе, ближе, к свету факелов – и Голеску ясно увидел распростертые руки, когти, измазанные в грязи, смертоносную гримасу, струящийся саван.

– Боже милосердный, это же Амонет, – заметил Голеску, и тут реальность огрела его по голове, и он намочил штаны.

Черное Зелье снова ее подвело, а значит…

– Рррррррубьюууууууу! – взревела она, опускаясь на помост.

Голеску, всхлипывая, заметался, а потом ужас даровал ему крылья, и одним героическим прыжком Мефистофель слетел с помоста и приземлился на спину золотому петуху. Дав птице пинка сквозь буйные перья, Голеску хлестнул ее, словно коня.

И с воплем, от которого ночь содрогнулась, его скакун взмыл в воздух, шлепнулся наземь и побежал. Голеску вцепился в него изо всех сил, оглядываясь через плечо. Он увидел Эмиля, который, тряся усиками, пытался выбраться из гроба.

– Дядя Барбу! – верещал бедняга.

Но Амонет уже схватила его за щиколотку. Она дернула его к себе. Он исчез в складках ее одеяния, отчаянно отбиваясь. Голеску успел увидеть, что Амонет прижимает Эмиля к груди – как свою собственность, жуткая мадонна и немощный младенец.

Голеску обнял шею своего золотого скакуна и направил его подальше в ночь и в лес. Он оплакивал свою потерянную любовь, оплакивал свою горькую долю, оплакивал красоту, и так в смертоносной славе он несся сквозь огонь, воду и безжалостный звездный свет. И когда настал день, он все еще несся. Кто знает, где окончил свой бег его скакун?

Хотя далеко в лесах нашлась деревня, которая так затерялась среди болот и ручьев, что туда не вела ни одна тропинка и мужчины вынуждены были жениться на своих двоюродных сестрах. Их легенды гласят, что однажды им явился сам Черт верхом на золотом петухе, жуткое видение, перед которым они простерлись ниц. Селяне предложили ему стать их князем – лишь бы только он их пощадил.

И говорят, что Черт остался с ними на какое-то время и что князь из него получился вполне терпимый, как и все князья в этих краях. Но он вечно оглядывался через плечо, поскольку боялся, как бы его не нашла жена. Он говорил, что она – Мать Тьма. И так он ее боялся, что в конце концов страх одолел его, и он бежал – лишь бы она его не поймала.

Жителям деревни это почему-то показалось утешительным. «Своей жены боится даже Черт», – говорили они друг другу. И говорили они это так часто, что в конце концов к ним приехал человек из Министерства культуры и записал эту пословицу в Большую книгу пословиц.

Но если вы отправитесь в эту страну и заглянете в эту книгу, то потратите время зря, потому что, к несчастью, какой-то вандал вырвал из нее нужную страницу.

Вернор Виндж
Синтетическое счастье

Вот взгляд в компьютеризированное, высокотехнологичное, высокоинформационное будущее, которое может наступить гораздо скорее, чем кажется. И тогда представители старших поколений окажутся старомодными, станут неконкурентоспособными в обществе, где повсюду – продвинутые, умные ребята. Но и в таком сетевом будущем сорванцов не переделаешь. А жаль…

Родившийся в Уокеше, штат Висконсин, Вернор Виндж в настоящее время проживает в Сан-Диего, Калифорния, и работает внештатньм преподавателем математики в Государственном университете Сан-Диего. Первый его рассказ, «Разделенность» («Apartness»), появившийся в журнале «New Worlds» в 1965 году, сразу же привлек к себе внимание, на следующий год Дональд Уоллхейм и Терри Карр включили его в антологию «World's Best Science Fiction», и этот рассказ, ярчайшее из произведений того периода, до сих пор поражает своей мощью.

После впечатляющего литературного дебюта Вернор Виндж стал часто публиковаться в «Analog», нередко печатался он и в «Orbit,», «Far Frontiers», «If», «Stellar» и других изданиях. Повесть «Истинные имена» («True Names»), известная в Интернет-кругах и среди любителей компьютеров, вышла далеко за пределы жанра, и некоторые склонны считать провозвестником киберпанка именно это, удостоенное в 1981 году обоих премий – «Небьюла» и «Хьюго», произведение, а не «Нейромансер» Уильяма Гибсона.

В 1993 году роман «Пламя над бездной» («А Fire Upon the Deep»), одна из наиболее масштабных и захватывающих космических опер современности, принес Винджу премию «Хьюго», а продолжение книги, «Глубина в небе» («А Deepness in the Sky»), заслужило новую премию «Хьюго» в 2000 году. В следующие два года писатель получил еще две премии «Хьюго»: за повести «Быстрые времена в Файрмонт-Хай» («Fast Times at Fairmont High») и «Куки-монстр» («The Cookie Monster»). Сейчас Виндж наряду с Грегом Биром и Грегори Бенфордом считается одним из лучших американских авторов в жанре «твердой» НФ. Среди других произведений этого писателя – романы «Мир Гримма» («Tatia Grimm's World»), «Остряк» («The Witling»), «Война миру» («The Peace War») и «Затерянный в реальном времени» («Marooned in the Real Time»), выпущенные в одном томе под заголовком «Сквозь время» («Across Realtime»), а также сборники рассказов «Истинные имена и другие опасности» («True Names and other Dangers») и «Угрозы и прочие обещания» («Threats and other Promises»). Недавно вышло «Полное собрание рассказов Вернора Винджа» («The Collected Stories of Vernor Vinge»).

* * *

Давным-давно игры и фильмы были домашними – для «ботаников» и ребятни с натертыми до мозолей курковыми пальцами. Теперь развлечения вырвались из четырех стен. Заняли весь мир. Оттого-то Мигель Вильяс и любил ходить в школу в компании близнецов Рэднер. Фред и Джерри оказывали «дурное влияние», но были лучшими из геймеров, знакомых Майку в лицо.

– А мы замутили новую подлянку, Майк, – признался Фред.

– Ага, – подтвердил Джерри, улыбаясь с тем выражением, какое обычно появлялось, когда братья задумывали нечто экстремальное.

Все трое шли проторенным путем по кромке информационного канала. Жильная канва была сухой и серой и змеилась через весь каньон прямо до округа Лас-Меситас. Возвышавшиеся впереди холмы поросли ледяником и толокнянкой, а прямо на пути кустилась поросль молодых дубков. Чего еще ожидать от северной части графства Сан-Диего в начале мая?

По крайней мере, офф-лайн.

Каньон не был «мертвой зоной». Наоборот, Комитет Графства по Информационному Контролю непрестанно обустраивал окрестности, и уровень общественного доступа здесь ничем не уступал тому, что на городских улицах. Майк то и дело пожимал плечами или подергивался. Других команд для «носилки» от «Ипифани» и не требовалось.

Общий обзор перешел в режим манга/анимэ. Ветви толокнянки превратились в изломанные щупальца. Теперь дома на краю каньона складывались из грузных балок, а над крышами реяли стяги. Впереди возвышался замок, вотчина Великого Герцога Гуа Фина (на самом деле это был пацан из местных, приложивший немало усилий, чтобы распустить слухи о Герцоге). Майк обрядил близнецов в одежду из японских комиксов, встопорщил им волосы, а лица сделал большеглазыми, с маленькими ртами.

– Гляди-ка, Джерри! – довольно просиял Майк, дожидаясь, пока близнецы настроятся на его визуальный режим. Чтобы добиться этих зрительных эффектов, Вильяс старался целую неделю.

Фред закатил глаза, принимая зрительные файлы, разработанные Майком.

– Мигель, родной, это же старье! – Рэднер мельком глянул на вершину холма – туда, где стоял замок. – К тому же Гоша Фань – полный дуралей.

– Ох. – Майк отключил контроль, и визуалка рассыпалась неряшливым каскадом. Реальность взяла свое: сперва – небо, затем – ландшафт, а после – персонажи и одежду. – Но вам же на прошлой неделе нравилось! – Майк вспомнил, что тогда близнецы не жалели сил, чтобы изгнать Великого Герцога.

Братья переглянулись. Майк готов был поклясться, что в беззвучке близнецы говорят друг другу: «Мы же сказали, что на сегодня намечается новая программа. Будет кое-что грандиозное».

Теперь вся компания углубилась в середину дубовой рощицы. Отсюда виднелась океанская дымка: в ясную погоду или если прикупить «чистое изображение», местность просматривалась до самого океана. К югу раскинулись другие округи и клочок зелени Файрмонт-колледжа. На севере располагался самый интересный для Майка объект в окрестностях…

Парк Пирамидного Холма высился в середине крошечной долины. Давным-давно на холме рос сад авокадо. Если переключиться на логотипную картину парка, то сад покажется таким же, как прежде. Невооруженным глазом здесь можно увидеть другие породы деревьев. Были еще лужайки, реальные дома и конструкция в форме петли, зависшая в нескольких сотнях футов над верхушкой Холма. Самая длинная трасса «русских горок» в Калифорнии.

Близнецы ухмыльнулись, глядя на приятеля. Джерри махнул рукой в сторону парка:

– Хочешь поиграть в «Назад в Меловой», но с реальными ощущениями?

У Пирамидного Холма был и бесплатный вход, но только для визуалки.

– Слишком дорого.

– Точняк, дорого. Если платишь.

– И… э-э… разве вам сегодня не нужно защищать в колледже свой проект? – Первым предметом в расписании близнецов с утра было моделирование.

– Он еще в Ванкувере, – ответил Джерри.

– Ты из-за нас не переживай. – Взгляд Фреда выражал одновременно мольбу и самодовольство. – Нам Федеральная Служба Доставки поможет – как раз к сроку!

– Ну, тогда хорошо. Только бы не нарваться на приключения. – Передряги были основным минусом общения с Рэднерами.

– Да не волнуйся ты.

Троица спустилась по краю информационного канала и теперь лезла по узкому карнизу на восточный край Пирамидного Холма. До любого входа там было далековато, но дядя близнецов работал в Комитете Графства по Информационному Контролю, и братья имели доступ к утилитам КГИКа. Сейчас они расширили параметры, включив в них и Майка. Грязь под ногами сделалась полупрозрачной. Вильяс мог разглядеть десятидюймовый отводной туннель в пятнадцати футах под ногами. То тут, то там появлялись указательные стрелки – знаки местных архивов обновлений. Джерри и Фреду и прежде случалось использовать визуалку Комитета Информационного Контроля, и их еще ни разу не поймали. Сегодня братья наложили панель на карту местных узлов. В ярком дневном свете фон слегка отсвечивал фиолетовым, указывая сетевые «зеркала» и активные ссылки с самым высоким рейтингом.

Братья замерли на краю лощины. Фред глянул на Джерри:

– Ай-яй-яй! Позор Комитету. На тридцать футов – ни одного локализирующего узла!

– Точно, Джер. И чего только здесь не случится…

Без действующей локализационной сети узлы не могли точно определить местонахождение непрошеных гостей. По лазерному каналу установить высокочастотную связь невозможно, а вывод низкочастотного сенсора терялся в ландшафте. Этот участок оставался для внешнего мира сплошным туманом – густым, как овсянка.

Спустившись в лощину, приятели оказались в самой глубине, вне зоны охвата, однако же возвышающиеся склоны были видны и отсюда – обычным зрением. Если и дальше так пойдет, то скоро придется штурмовать Пирамидный Холм.

Близнецы на Холм не смотрели. Джерри подошел к невысокому деревцу и прищурился:

– Видал? Хотели расширить зону охвата, да только без толку. – Он указал на деревце и послал сигнал. На утилитной проекции появилась лишь слабо различимая тень: «ошибка связи». – Здесь не сеть, а настоящий навоз.

Майк пожал плечами:

– К вечеру прорыв залатают.

Ближе к сумеркам, когда по каньонам, точно летучие мыши, порхали ремонтные зонды, узлы выскакивали то тут, то там.

– Хе-хе! Ну а почему бы нам не помочь графству и не устранить неполадки прямо сейчас? – Джерри выставил на всеобщее обозрение зеленоватый предмет размером с большой палец и протянул его Майку.

В верхней части выросли три плавника антенны: типичный узел-самопал.

Со сдохшими узлами придется повозиться, их птичьим пометом не назовешь…

– Ты что, перенастроил эту штуку?

Узел был испещрен паролями «Брейкин-Ар-Юс», однако в реальности перепрограммировать сетевой узел гораздо сложнее, чем в играх.

– Откуда у тебя коды доступа?

– Дядя Дон расслабился, – указал на устройство Джерри. – Все разрешения установлены. Жаль только, что коммутатор еще не отключился. – Близнец указал вверх, на ветви деревца: – Ты, Майк, небольшой, запросто вскарабкаешься. Заберись и сбей коммутаторный узел.

– Хм…

– Да ладно, не бойся. Департамент не заметит.

На самом деле Департамент Национальной Безопасности наверняка заметил бы – по крайней мере, факт починки локализационной сети. Но также можно не сомневаться: никакой реакции не последует. Девизом отдела было: «Всё вижу, всё знаю», однако и увиденным, и разведанным сотрудники пользовались лишь в служебных целях. Нежелание ДНБ делиться информацией с силами охраны правопорядка было общеизвестно.

Майк шагнул наружу, в зону охвата, и заглянул в сводку контроля преступности. В зоне вокруг Пирамидного Холма отмечалось положенное количество арестов – главным образом, за применение психостимуляторов, но здесь вот уже несколько месяцев ничего не происходило.

– О'кей.

Майк вернулся к деревцу и вскарабкался туда, где расходились в стороны ветви.

Старый узел висел на прогнившей липучке. Вильяс сбил устройство на землю, а близнецы устроили прибору неудачное падение на камни. Майк спустился вниз, несколько мгновений троица просматривала диагностику. Едва лишь узлы рассчитали собственное местонахождение и зону, в которой был их перенастроенный собрат, как фиолетовое марево сгустилось в яркие пятна, после чего сеть автоматически настроилась на параметры общего режима. Теперь лазерное слежение действовало в каждом окне, и по всему периметру Пирамидного Холма можно было углядеть знаки собственности.

– Ха! – воскликнул Фред. Близнецы направились вверх по склону, за границу собственности. – Давай, Майк! Мы обозначены как сотрудники графства. Если не задержимся надолго, то все будет в порядке.

* * *

На Пирамидном Холме имеются все эффекты-щупалки, а не только призраки, спроецированные на вашу сетчатку контактными линзами. На Пирамидном Холме есть игры, где можно дать ящеру пинка под зад, стырить яйца тираннозавра или поиграть с теплыми меховыми зверушками, весело отплясывающими вокруг и словно просящимися на руки. Если полностью отключить игровую панораму, то можно увидеть, как бродят в собственных мирах среди зарослей прочие игроки. Холму как-то удавалось предотвращать столкновения.

В «Назад в Меловой Период» растительность состояла из рослых гингко, со множеством преград и нор-укрытий. С недавних пор Майк часто играл в зрительную версию «Назад в Мел», с близнецами – лично, ну и по всему свету – с прочими игроками. Полученный опыт не радовал. Пока за эту неделю его «убили и сожрали» трижды.

Майк старался изо всех сил. Разработал новый вид – шустрых, маленьких созданий, не привлекающих внимания самых отъявленных критиканов. Близнецы не впечатлились, хотя и от себя ничего предложить не смогли.

Продвигаясь по зарослям гингко, Вильяс приглядывал за зубастыми тварями, шаставшими в подлеске. Они-то и прикончили его в понедельник. Во вторник доконала какая-то древняя хвороба.

Пока все казалось вполне безопасным, однако от собственного вклада Майка в игру не было и следа. Зверье плодилось быстро, запас на габариты он установил, но куда же все подевались? Должно быть, кто-то скопировал и перенес. Наверное, в Казахстане по его разработкам с ума сходят. Раньше Вильясу удавалось добиться там успеха. А здесь и сегодня…

Майк шагал по Холму – немного обескураженный, но еще не съеденный. Близнецы приняли стандартные формы велоцирапторов.

Оттягивались по полной. Охотились на дичь размером с цыплят – осязательные эффекты Пирамиды.

Ящер-Джерри оглянулся на Майка:

– А где твоя зверюга?

Майк не стал принимать форму животного.

– Я путешественник во времени, – ответил Вильяс.

Это был тип персонажа, разрешенный первой версией игры.

Фред ослепительно улыбнулся, демонстрируя зубастую пасть:

– Я имел в виду зверюг, которых ты создал на прошлой неделе!

– Не знаю.

– Скорее всего, их критики сожрали, – вмешался Джерри. Братья подхалимски заржали. – Мигель, хватит уже пытаться набрать очки созданием! Пошли это дело куда подальше и займись чем-нибудь получше!

В подтверждение собственных слов Джерри взмахнул лапой; задняя конечность врезалась во что-то, проворно мчавшееся по дороге. Игрок получил несколько классических очков и недолгое, но пронзительное удовольствие от осязаемой резни. Фред присоединился к брату, и все вокруг оказалось заляпано красным.

Жертва была как будто смутно знакомой. Молодое создание, сообразительное на вид… новорожденный из собственных разработок Майка! А значит, где-то рядом и мамаша.

– Знаете, не думаю, что… – начал Майк.

– Беда В Том, Что Никто Из Вас Не Думает и Даже Ничего Похожего Не Умеет. – Голос звучал так, словно голова оказалась внутри старинного бум-бокса.

Слишком поздно приятели увидели, что из стволов деревьев за спиной выросли когти длиной с ярд.

Мамаша. Сверху обрушился слюнопад, каждая капля – десять дюймов длиной.

Дизайн Майка, в максимальном масштабе.

– Ш… – начал было Фред.

Больше велоцираптор ничего прошипеть не успел. Из крон гингко показалась голова и зубы, с которых стекала слюна, и Фреда заглотили по самые кончики задних лап. Некоторое время чудище грызло и глодало добычу. Лощину заполнил звук ломающихся костей.

– Ых-х! – Громадина распахнула пасть и отрыгнула ужасом.

Увиденное было сработано так правдоподобно, что пугало.

Майк быстро переключился на реальность: Фред стоял посреди останков своего ящера. Рубаха приятеля выбилась из штанов, а сам Фред был заляпан жижей – настоящей, вонючей. За такую обычно платят.

Само чудище оказалось одним из самых больших роботов Холма, воплотившимся в очередную разработку Майка.

Все трое заглянули зверю в пасть.

– Ну что, хватит с вас сенсорики, а? – поинтересовалось животное, и его дыхание пахнуло жарким дуновением разлагающегося мяса.

Фред шагнул назад и едва не поскользнулся на слизи.

– Покойный Фред Рэднер только что потерял множество очков. – Чудище мотнуло громадной, с грузовик, мордой, в сторону троицы, – а мне все еще хочется есть. Предлагаю побыстрее покинуть Холм.

Майк и близнецы попятились, не сводя взгляда с частокола зубов.

Братья развернулись и бросились бежать. Как обычно, Майк немного поотстал.

Вильяса ухватило что-то похожее на громадную руку.

– А с тобой мне еще нужно поговорить! – проревело чудище, стиснув клыки. – Сядь!

«Боже мой… Вечно мне не везет», – подумал Майк и тут же вспомнил, что не кто иной, как он, Мигель Вильяс, вскарабкался на дерево, чтобы перенастроить программу допуска на Холм.

Какой еще невезухи ждать глупому Майку Вильясу – он и так отхватил от нее здоровенный кусок! А близнецы и вовсе скрылись из виду…

Но когда «челюсти» опустили Вильяса на землю и он оглянулся, то страшилище оставалось на прежнем месте – значит, это не полицейский из патруля допуска на Пирамидном Холме. Может быть, даже настоящий игрок в «Назад в Мел»! Майк ерзал, стараясь выскользнуть из-под тяжелого взгляда. Это же понарошку. От ящера ростом в четыре этажа можно просто уйти! Разумеется, кредиту в «Назад в Меловой Период» придет конец, а может быть, и вонючей слизью обляпают. И если Большой Ящер всерьез разобидится, то и в других играх навредит. Ну ладно. Вильяс сел, прислонился спиной к стволу ближайшего гингко. Значит, снова опоздает – что ж, его учебе уже ничем повредить нельзя, хуже все равно не будет.

Ящер подался назад, оттолкнув в сторону труп динозавра Фреда Рэднера, от того валил пар. Прижал голову к земле, чтобы смотреть Мигелю в лицо. Глаза, голова и цвет оказались точной копией дизайна Вильяса, но этот игрок постарался, разработки впечатляли. Судя по шрамам, ящер успел пройти через сражения в нескольких «горячих» точках «Мела».

Майк вымученно улыбнулся:

– Так, значит, тебе нравится мой дизайн?

Существо поковырялось в зубах восьмидюймовыми когтями.

– Приходилось и худшие модели носить. – Игрок изменил настройки, включив опции критика.

Майк повстречал крутого, может быть, даже хакера! Между собеседниками на земле лежал бездыханный, растерзанный образчик творения Майка. Большой Ящер ткнул в труп указательным когтем:

– Структура шкуры – полный Голдман! Твоя цветовая схема – банальнейший эволюционный сдвиг, избитое клише.

Майк подтянул колени к подбородку. Похожие наезды приходилось разруливать и в колледже!

– Ворую у лучших.

Смешок динозавра прозвучал хриплым ревом:

– Это ты преподам втирай. Им придется хавать все, что ты скормишь, – пока не доучишься и тебя можно будет вышвырнуть на улицу. У тебя дизайн – так себе. Были кое-какие адаптации, но в основном из-за хорошо заложенных габаритов. До настоящего качества ты еще не дорос. – Создание почесывало боевые шрамы.

– Зато я другое умею.

– Ну да, вот только если по другим предметам стараться не будешь, завалишь и то, что умеешь.

Из всех сомнений, терзающих Майка Вильяса, на подобные рассуждения приходилась львиная доля. В ответ он яростно глянул в прищуренные желтые глаза и внезапно осознал: в отличие от преподавателей, этот чел придирается бесплатно. А если игрок хотел поиздеваться, то потратил слишком много времени. «Значит, ему и впрямь что-то от меня нужно!» Майк придал сердитому взору проницательности: