355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Питер Ф. Гамильтон » Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк » Текст книги (страница 4)
Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 03:26

Текст книги "Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк"


Автор книги: Питер Ф. Гамильтон


Соавторы: Вернор (Вернон) Стефан Виндж,Кейдж Бейкер,Уолтер Йон Уильямс,Дэниел Абрахам,Элинор Арнасон,Майкл Джон Харрисон,Вандана Сингх,Джеймс Патрик Келли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 69 страниц)

Я залезла в машину и завела мотор. Карла помахала мне, потом взяла за руку Милли и помахала ее рукой тоже. За ее спиной открылась дверь, я заметила ботинок Макса и тут же нажала на газ.

Когда мы отъехали от Карлы на четверть мили, плоский экран замигал и включился, а серьга начала беспрестанно звенеть. Я разрешила принять вызов Трэвиса.

– С Эбби все в порядке, – сказала я. – Она с Максом. Они вместе приедут домой.

– Круто, – ответил Трэвис. – Ну и отлично!

– Ага.

– А Томми с Шири прислали мне видеоролик о доме. Выглядит клево. Тебе тоже нравится?

– Да, нравится.

Я уже ехала по 1–90. За шпилями и воздушными трамваями Биллингса были видны причудливые пригороды – мельницы, замки, корабли, купола, заколдованные леса.

– Круто, я так понял, что они там подписали какие-то бумаги.

– Что? Трэвис, но как же без нашего согласия? – И тут до меня вдруг дошло, что единственной, кто не видел дома, была Эбби. Я крепче сжала руль и заревела.

– Что? Что такое? – спросил Трэвис.

– Трэвис! – провыла я. – Эбби хочет завести часы!

– Я знаю, – пробормотал он.

– Что? Ты знаешь?

– Она сказала мне об этом сегодня утром.

– Почему же ты молчал?

– Она взяла с меня обещание, что я никому не скажу.

– Трэвис!

– Я надеялся, что ты ее отговоришь.

Я выехала на дорогу, ведущую в Страну Пиратов, пролетела сквозь оранжевый пластмассовый тоннель, украшенный подвижными изображениями скелетов, выбирающихся из морской пучины.

– Ее невозможно отговорить.

– Но как же, Сьюз, мы должны это сделать. Послушай, не можем же мы вот так просто прекратить свое существование. Сначала Катрина и Огбу… – Он снова начал нервно пищать, подобно крысе, а мне вдруг все так надоело.

– Заткнись и прекрати пищать и ныть, Трэвис! – прокричала я. – Она или передумает, или нет, но по-моему, нет, так что привыкай понемногу.

Трэвис ничего не ответил. Я отдала приказ прекратить связь и блокировать все вызовы.

Я подъехала к галеону и остановилась. Нашла в «бардачке» носовой платок и тщательно вытерла лицо. Костюм у меня был дорогой, и на нем уже не было заметно никаких слез и соплей, наоборот, ткани хорошего качества только лучше становятся от протеина. Я взглянула на себя в зеркало, мне не хотелось, чтобы Дама агент по недвижимости заметила, что я плакала. Только после этого я вылезла из машины и постояла, оглядывая дом.

Насколько я знаю Томми и Шири, они все еще должны быть тут, наверное, нашли каток для катания на роликах или комнату для родео.

Рядом с домом был припаркован старинный фургон Дамы агента – настоящая классика, небось еще на бензине ездит. Я подошла к фургону. Боковая дверь была открыта. Я заглянула внутрь.

Там сидела Девятилетка и читала книгу. Она была одета, как настоящий Ребенок – волосы завязаны в два хвоста, футболка с лошадкой, носочки с какими-то яркими подвесками. Вполне сочетается с Мамочкиным стилем, в котором одета Дама. Лично мне все эти переодевания-маскарады не нравятся, но о вкусах не спорят.

– Привет, – поздоровалась я.

Она подняла глаза.

– Ага, привет.

– Ты тут живешь?

Она наморщила нос.

– Моя мама не хочет, чтобы я рассказывала незнакомым людям, где я живу.

Я закатила глаза.

– Слушай, оставь эту ерунду, зачем разыгрывать спектакль? Я задала простой вопрос.

Она уставилась на меня, потом сказала:

– Нельзя все заранее знать о людях, – и закрыла лицо книгой.

На дорожке послышался стук каблуков Дамы. У меня мурашки побежали по коже. Что-то тут не совсем в порядке.

– Привет, – весело заговорила Дама, хотя видно было, что она в замешательстве. – Вижу, вы познакомились с моей дочерью.

– Это действительно ваша дочь, или вы вдвоем просто вошли в роль?

Дама сложила руки на груди и пристально посмотрела на меня своими зелеными глазами.

– Коринта подхватила коммуникативный синдром задержки развития, когда ей было два года. Семь лет тому назад ее начали лечить.

Я почувствовала, что у меня рот открылся сам по себе.

– Значит, ее часы были заведены, когда она была Двухлеткой? И она провела двадцать пять лет в неизменном возрасте двух лет?

Дама заглянула мимо меня в фургон:

– С тобой все в порядке, дорогая?

– Да, – не отрываясь от книги, ответила Коринта. – Если не считать, что ходят тут всякие бездари и задают глупые вопросы.

– Коринта, пожалуйста, будь вежливой, – упрекнула ее Дама.

– Извини, – ответила она.

Дама повернулась ко мне. Думаю, у меня глаза чуть не вылезли из орбит. Она рассмеялась.

– Я видела ваши документальные фильмы.

– Правда?

– Да. – Она оперлась спиной о фургон. – С технической точки зрения они безупречны, и мне кажутся убедительными и некоторые ваши мысли. Например, когда вы показываете пробелы в отснятом материале, которые появляются, если рядом оказываются Модифицированные дети. Я вдруг почувствовала, каково же живется этим несчастным, подключенным к Интернету.

Как странно она все излагает, но я не стала ничего говорить, лишь выдавила:

– Хм… спасибо.

– Но мне сдается, что вы несправедливы к тем из нас, кто решил не Модифицировать своих детей. Глядя на ваши работы, можно решить, что родители, не давшие согласия на Модификацию, поголовно страдают от Усталости Родителей и отсылают своих малышей на государственные фермы-ясли и навещают детей только на Рождество. Или что родители ведут варварский, жестокий, развратный образ жизни. – Она посмотрела на свою дочь. – Коринта доставляет мне только радость…

– Мама! – фыркнула из-за книги Коринта.

– …но мне никогда не хотелось мешать ей расти и развиваться. Просто мне казалось, что Модификация – это не решение вопроса. Не для нее.

– И вы считали, что имеете право принимать решение, – заметила я.

– Да. – Она быстро закивала. – Я считала, что обязана принять решение.

Все, кто знал меня, не сомневались бы, что я резко отвечу на такое. Но я молчала. Я смотрела на Коринту, которая потихоньку подглядывала за нами из-за книги.

Молчание затянулось. Коринта снова уткнулась в книгу.

– Мои друзья все еще в доме? – спросила я.

– Да, – ответила Дама. – Они хотят тут поселиться. Думаю, что для шестерых тут как раз хватит места и…

– Пятерых. – Я внезапно осипла. – Думаю, нас будет пятеро.

– А-а-а. – Вид у Дамы был озадаченный. – Мне… жаль.

Коринта отложила книгу в сторону.

– Почему?

Мы с Дамой посмотрели на нее.

– А, я задала грубый вопрос? – спросила Коринта.

– Немного, дорогая, – ответила Дама.

– А-а-а… – протянула я, потом взглянула на Коринту. – Одна из нас хочет… завести часы. То есть запустить обычный биологический механизм старения.

– И? – спросила Коринта.

– Дорогая, – вмешалась Дама. – Иногда, если люди меняются, им становится тяжело продолжать жить вместе.

– Но это же глупо, – ответила Коринта. – Вы даже не ссорились, ничего. Просто одна из вас хочет стать взрослой. Я бы никогда из-за этого не порвала с друзьями.

– Коринта!

– Дайте ей сказать! Я пытаюсь с уважением относиться к вашим архаичным взглядам относительно взаимоотношений родителей и детей, Дама, но с вами так сложно.

Дама откашлялась и сказала:

– Извините.

Я посмотрела на главную мачту, на пушки нашего галеона. Ровная лужайка. Здесь есть абсолютно все, что нужно. Батуты и бассейн, канаты и игры. Представляю, какие дни рождений мы сможем устраивать тут с пением и тортом, подарками и развлечениями, как будем обливать всех из водяных пушек, брызгаться пеной из огнетушителей и гоняться за невиданными зверями. Мы сможем нанимать клоунов и акробатов, сказочников и волшебников. По ночам будем спать в гамаках на палубе или на одеялах на лужайке прямо под звездами, а может, и все вместе в том большом спальном отсеке в носу корабля.

Но представить тут Эбби я не могла. По крайней мере, не взрослеющую Эбби, которая постепенно будет расти, обретать женские формы, будет совокупляться с огромными гориллоподобными мужчинами, женщинами или и с теми и с другими. Со временем она захочет уединяться, захочет приводить в гости таких же, как и она, друзей, которые запустили свои биологические часы, чтобы шептаться и смеяться с ними о менструациях и ухаживаниях. Я не могу представить Эбби с партнером или с детьми.

– У Римрок-роуд есть одно место, – медленно сказала Дама. – Старинный особняк, у него длинная история. Конечно, не такой роскошный… не такой тематический, как этот галеон. Но главное здание там было приспособлено для проживания Группы, любящей развлечения и игры. Кроме главного, есть два здания поменьше, удобно, когда хочешь уединиться, или когда люди живут разными интересами.

Я встала, отряхнула брюки и сунула руки в карманы.

– Давайте съездим посмотрим, – предложила я.

Дэвид Моулз
Третья сторона

Дэвид Моулз печатался в сборниках «Asimov's Science Fiction», «Polyphony 2», «Strange Horizons» и прочих. В приведенном ниже рассказе читатель оказывается втянутым в интриги, шпионские игры, культурный конфликт на далекой планете, живущей по своим, хоть и странным, законам. В такой ситуации очень важно знать, что представляют собой действующие лица.

* * *

Когда Цицерон отодвинул плотную гардину, занавешивающую вход в бар, время уже шло к рассвету. В помещение ворвался ветер с дождем. Ветер был теплым, как кровь, дождь отдавал затхлой зеленью заросшего пруда. Перед деревянной стойкой стояло три высоких стула, занят был лишь средний. Цицерон тяжело опустился на тот, что слева.

– Где ты был? – спросил человек, сидящий посредине. Говорил он на языке, на котором во всем этом мире разговаривали не более пятидесяти человек.

Цицерон не обратил на вопрос никакого внимания. Бармен поставил перед ним деревянную кружку и налил в нее немного мутного зелья. Тут же рядом с кружкой появилась миска супа. Цицерон запустил руку под плащ, перепачканный водорослями, и бросил на стойку горсть цинковых монет. Второй мужчина вздохнул.

Цицерон протянул руку мимо мужчины, взял бутылку с острым соусом и обильно сдобрил им суп.

– Прием на факультете, – ответил наконец он. – Никак не мог уйти раньше. – Длинной ложкой он размешал суп. – А тебе обязательно надо было выбрать первую ночь сезона бурь, да? На улице просто жуть что творится. – Он шумно втянул в рот ложку супа и запил зельем из кружки.

– Черт побери, Цицерон…

– Шучу, – сказал Цицерон. Он подцепил длинной ложкой рыбный шарик, критически осмотрел его и запустил в рот. – За мной следили, – продолжал он с полным ртом. – Пришлось уходить, а это быстро не делается.

Второй мужчина напрягся.

– Дельцы?

– Что? – Цицерон проглотил то, что было во рту, и отложил ложку в сторону. – Конечно нет! Неужели ты думаешь, им нужны люди? Они используют трутней или кого-нибудь еще.

– Верно, – успокоился второй мужчина.

– Мариус, – начал Цицерон, – что с тобой? За мной следили Спецы или Тайная Империя, но в любом случае я от них ушел еще в Округе.

Мариус вздохнул и, постучав по стойке, подозвал бармена. Настала очередь Цицерона с нетерпением ожидать, пока бармен принесет еще одну миску с супом и наполнит им обоим кружки крепким зельем.

Наконец Цицерон пожал плечами и снова уткнулся в свою миску.

– Был прием, – начал он с полным ртом рыбы. – У ректора университета. В честь нового профессора неприкладной оптики. Неплохо поболтали с ним о люминесцентном эфире.

– Замечательно, Цицерон. Ты ведь преподаешь политическую экономию, а не физику.

– Я преподаю то, что мне нравится, черт возьми, – спокойно заметил Цицерон.

Он замолчал и занялся содержимым кружки. Через какое-то время поднял голову и сказал:

– Кстати, о дельцах. Сегодня они были в университете. Двое. Крутились вокруг библиотеки.

– Что им было нужно? – спросил Мариус.

– Понятия не имею, – ответил Цицерон. – Но мне они не понравились. Даже одежда у них была не местного покроя. Не знаю, за кого их приняли библиотекари.

– Послушай, Цицерон, – начал Мариус. – Гален подумывает о том, чтобы отправиться домой.

– А Саломею оставим дельцам? – вскинулся Цицерон.

– Я серьезно, – продолжал Мариус. – Все сошлись во мнении, что так будет безопаснее.

Цицерон поставил кружку на стойку.

– Черт бы их побрал.

Он ждал, что Мариус что-нибудь скажет, но тот молчал, и тогда Цицерон сам задал вопрос:

– Что собираешься делать ты?

Мариус вздохнул.

– Не знаю. Наверное, подожду, пока не примут окончательного решения.

Цицерон опустил взгляд и, не переставая, крутил кружку. На время замолчали оба. Наконец Цицерон сказал:

– Мариус, если мы вернемся… ты не будешь жалеть, что оставил здесь кого-то?

– Буду, буду жалеть о многих, – ответил Мариус. – Например, обо всех членах рабочего движения. – Он взглянул на Цицерона и только тут заметил выражение его лица. – Ого, – выдавил он и покачал головой. – Слушай, так нельзя.

Цицерон вздохнул.

– Тебе очень тяжело, да? – спросил его Мариус.

– Наверное, да, – ответил Цицерон.

* * *

Он успел на первый поезд, направлявшийся на восток, в сторону Университетского Округа. В поезде почти никого не было; в вагоне с Цицероном сидела лишь парочка коматозных городских клерков, отработавших вторую смену, пропивших недельный заработок и спешащих теперь к своим семьям в пригород.

Вдруг он почувствовал себя страшно одиноким. Он не должен был быть один. Где-то там наверху курсируют два корабля Космической службы, «Равенство» и «Солидарность»; на борту кораблей много аналитиков и компьютеров, которые с помощью QT-сети связаны с офисами Космослужбы на Уризене и Зоа, а через них и со всем Сообществом до самых дальних границ. И даже сейчас небольшая, но вполне заметная часть Сообщества наверняка прикована к событиям этого мира, этого континента и этого конкретного города, а возможно, их интересует то, что происходит с ним, Цицероном.

Поезд промчался мимо трущоб, окружавших доки, мимо покрытых ржавчиной скелетов портовых кранов и выехал на длинный, взметнувшийся высоко над водой пролет Старореспубликанского моста. На секунду в небе показался просвет – слева стал виден огромный серо-зеленый залив (вдали от берега вода становилась более темной), справа Басия, яркая, грязная, красивая, вся в тропической зелени, странная смесь деревянных домов бедняков и позолоченных, стальных шпилей Города.

В Басии насчитывается миллион жителей. Еще сто миллионов живут во всей Саломее. Работают. Спят. Молятся. Воруют. Убивают друг друга ножами и пулями. Еще тут умирают от грязи, дурных санитарных условий, неправильной фискальной политики. Но они и любят друг друга.

– Черт побери! – громко выругался Цицерон; один из спящих клерков всхрапнул и открыл глаза.

Интересно, многие ли из исследователей, экспертов или самозваных начальников действительно понимают то, что делают. Наверное нет. Все ничего, пока они обсуждают роль истории, сложность происходящего и долгосрочные последствия, постепенные неизбежные перемены, но им никогда не приходилось лицом к лицу сталкиваться с людьми, чьи жизни они переворачивают вверх дном; они никогда не смотрели этим людям в глаза.

Как им легко и просто решить, что Сообщество должно оставить Саломею дельцам.

Разве может он оставить Талию?

Поезд проехал мост и начал долгий подъем на скалы, поросшие зеленой растительностью, на другой стороне залива. Тут снова небо затянули тучи и пошел дождь.

Цицерон быстро, глубоко вдохнул, потом медленно выпустил воздух.

– Черт побери, – повторил он. – Я остаюсь.

* * *

Он ждал в тени запертых ворот Палмер-колледжа, а в это время надзиратель университета шел по аллее. Каждые несколько ярдов он останавливался и своим длинным посохом раздвигал стебли ползучего бамбука, который уже полностью обвил стены Грейсиз-колледжа. С давних времен оба колледжа были соперниками. Древние эти стены пережили и огонь, и мятежи, и войны, но с тех пор уже много поколений царит мир, и на стены забираются теперь разве что студенты Палмера. А с тех пор как Грейсиз стал женским колледжем, прекратились и стычки между студентами; учащиеся Палмера оскорбляли учащихся Грейсиз только из-за личных обид.

Как только надзиратель удалился, Цицерон внимательно оглядел аллею, связал за спиной капюшон и длинные рукава и вцепился в мокрые побеги бамбука. Студенты, сбегавшие с занятий, давно уже обнаружили, что бамбук достаточно крепок, чтобы выдержать карабкающегося вверх человека, а листья дают необходимое укрытие. Надзиратели тоже прекрасно знали об этом.

Пять лет, проведенные в низком гравитационном поле Саломеи, не способствовали поддержанию хорошей физической формы, но Цицерон все же взобрался на стену, пробежал по черепичной крыше Лабриола-Хауза и спрыгнул на балкон третьего этажа. Тут он снял свой ранец, секунду помедлил, чтобы привести себя в порядок и стряхнуть мокрые листья бамбука, и только потом постучался в первую дверь.

Вскоре дверь открыла сонная служанка.

– Доброе утро, Лея, – поздоровался Цицерон. – Мисс Турей принимает гостей?

Служанка присела в приветственном книксене и ответила:

– Вас она, конечно же, примет. Она всю ночь провела за книгами. С вашей стороны будет поистине добрым делом, если вы убедите ее, сэр, хоть немного поспать перед посещением часовни.

– Я постараюсь, – сказал Цицерон.

Лучшая студентка Грейсиз действительно сидела за книгами. Талия Ксанте Турей-Лорион склонилась над столом, заваленным стопками книг и кипами бумаг. Когда Цицерон вошел в комнату, она отодвинула стул от стола и откинула волосы с глаз.

– Цицерон! Который час?

– Уже четверг, – ответил он и поцеловал ее. – Шестьдесят восьмой четверг лета, хотя, похоже, в этом году сезон бурь начался раньше обычного. – Он открыл ранец и вытащил оттуда небольшой сверток, завернутый в бумагу. – Это для тебя. – И он положил сверток на стол. – Были, к сожалению, только с фруктовой начинкой. Докеры бастуют, шоколад стал дефицитом.

Она строго посмотрела на него, и он тут же прибавил:

– Шесть часов.

– Шесть часов! – Она в ужасе оглядела книги и бумаги на столе. – Мне нужно к окну. – Она встала и потянулась. – Ой, Цицерон, – вдруг обернулась она к нему, – а ты знаешь, что реальные числа не поддаются счету?

Цицерон нахмурил лоб.

– Не знаю, – ответил он, потом разыскал кофеварку и вытряхнул фильтр в мусорное ведро. – Это над этим ты сидела всю ночь?

– Да! – ответила Талия. – Это так! И у меня есть доказательства!

Цицерон налил в кофеварку воды из кувшина, стоявшего у постели, и поставил ее на плитку.

– А как насчет статистических расчетов для Болте? – Он пытался зажечь газ.

– Ах это, – отмахнулась Талия. Она порылась в книгах и бумагах, выудила толстую тетрадь канареечно-желтого цвета. – Вот. Готово. Еще вчера днем закончила. – Потом взяла пирожное. – Боже, я умираю от голода.

Вспыхнул газ. Цицерон повернулся и взял в руки канареечную тетрадь. «Подробные расчеты воздействия субъективных эффектов на предшествующие распределения: альтернативный метод максимально приближенной оценки». Почерк у Талии был аккуратный и четкий, сразу видно, что она долго занималась каллиграфией; к тому же девушка отличается усидчивостью.

– Замечательно, – промолвил он, пролистав тетрадь. – Для Болте, правда, слишком заумно.

«И не только для Болте», – подумал он про себя. У себя дома, на Атании, он проходил нечто подобное по истории математики, иначе и для него многое было бы непонятным. Сейчас он быстро взглянул на выводы.

– Конечно, реальные числа не поддаются счету, – рассеянно заметил он, хотя то, над чем ночью работала Талия, не имело никакого отношения к написанному в тетради. – Для любой их последовательности, которую можно сосчитать, нужно построить серию гнезд-интервалов, сходящихся к числу, которого нет в последовательности.

Он пролистал еще несколько страниц и, подняв глаза, обнаружил, что Талия не отрываясь смотрит на него.

– Цицерон, – сказала она. – Я выводила доказательства всю ночь. Насколько мне известно, этого еще не делал никто. Ты профессор экономики. Откуда тебе это известно?

Цицерон пожал плечами и ответил:

– Не знаю. Наверное, где-то читал. Ешь пирожное, иначе оно засохнет.

Он взял второе пирожное себе.

– Я серьезно, Цицерон, – продолжала Талия. – Ты очень умный, и я тебя люблю, но ты ведь не гений.

– Все в порядке, – ответил он. – Зато гений ты. – И он снова ее поцеловал, – А тебе известно, что новый профессор утверждает, будто скорость света в вакууме является величиной постоянной независимо от относительной скорости источника и наблюдателя?

– Да, – сказала она. – Я читала статью. Хотела написать ему сама; расстояние и время должны меняться при передвижении наблюдателя. Не пытайся увести меня от вопроса.

Цицерон вздохнул. Это не Талию он пытается отвлечь, а самого себя.

Он отступил назад, огляделся, куда бы присесть, и наконец пристроился на краю постели. Матрас на кровати был по-военному жестким, так спали все представители высшего класса Травалля и Тиатиры – тонкий слой хлопка поверх деревянных досок, – но сейчас ему все казалось чудесным.

Ему хотелось схватить Талию в объятия, притянуть к себе, крепко прижать и закрыться одеялами с головой от всего мира, заснуть навеки, подобно заколдованным любовникам из какой-нибудь сказки, не думая ни о профессорах или колледжах, ни о революционерах или торговцах-авантюристах, ни о звездных кораблях, снующих на орбите высоко в небе, хоть и невидимых, но грозных.

Вместо этого он сказал:

– Талия, если бы мне нужно было уехать… ты поехала бы со мной?

Она посмотрела на него и спросила:

– Куда? На острова? В Порт-Сент-Пол?

Порт-Сент-Пол был столицей одной из островных колоний Травалля; считалось, что Цицерон родом оттуда. Острова отделяли от Басии шестьсот километров бурного океана; вряд ли кто-нибудь в университете стал бы проверять его поддельные документы или придуманную историю.

Специальные медицинские нанниты переконструировали весь его организм на уровне начиная от ДНК, и он стал подлинным уроженцем островов Рока вплоть до группы крови, цвета кожи, высоких скул и текстуры волос; после этого все три года пути от Зоа его беспрестанно трясло, но постепенно организм привык. Когда он увидел себя в зеркале, оказалось, что в основном он даже остался похож на самого себя, а теперь он привык и к небольшим изменениям – нос стал чуть шире, волосы более курчавые, кожа не синевато-черная, а, скорее, коричневая (теперь даже стало заметно, когда он краснеет или бледнеет). Зато для жителей Травалля он уже не выглядел чужаком. Правда, островитяне в Басии тоже редкость, так что на Цицерона все равно обращали внимание, иногда даже насмехались, но его это не раздражало.

Раздражало его лишь то, как восприняли здесь его роман с Талией. Многие считали его не просто скандальным, а оскорбительным.

Цицерон покачал головой и ответил:

– Неважно.

На секунду его решимость поколебалась. Но выбор уже сделан, причем давно. Если когда-нибудь он снова и окажется в мире, в котором родился, то это все равно уже будет не тот мир, который он оставил позади. Его семья, друзья детства (за исключением нескольких человек, отправившихся в аналогичные путешествия) давно состарились и умерли, пока он находился в космосе. Да и товарищей по путешествиям он вряд ли сможет увидеть. И этот выбор он тоже сделал сам. Ради Талии и ее народа, хотя он их еще и не знал тогда. И он не может просить ее сделать то же самое ради него.

Талия подошла к нему и присела рядом.

– Как только я закончу колледж, – сказала она, – отвезу тебя в Тиатиру. Папа устроит нам обоим кафедры в университете Сетис Империал.

Цицерон улыбнулся.

– А что скажет твоя мать?

– Будет вне себя, – ответила Талия. – Но это ее обычное состояние. А папе ты понравишься.

Тут он взял ее за руку и притянул к себе.

– Мы изменим весь мир, – прошептала она. – Вот увидишь.

Когда Талия ушла в часовню, Цицерон покинул Грейсиз-колледж тем же путем, что и пришел. В своем колледже, Палмере, он тоже пошел в часовню. Потом отправился на службу, но со студентами был либо слишком мягким, либо слишком суровым, а то и таким и другим одновременно. Он написал едкое письмо редактору ведущей финансовой газеты Города и чуть более спокойное в один из основных экономических журналов Тиатиры.

Он даже сходил в главную библиотеку и какое-то время слонялся по Круглому читальному залу, прислушиваясь, как барабанит дождь по освинцованной крыше, как лязгают заводные механизмы лифтов и шипят пневматические трубы. Он обдумывал встречу с дельцами, но они так и не появились – то ли закончили свои дела в университете, то ли были заняты чем-то другим.

Цицерон ушел разочарованный, но не без облегчения. Он понятия не имел, что сказал бы им. Он вернулся в свою комнату и какое-то время сидел, глядя, как дождевая вода затекает в трещины в подоконнике.

«Что же мне делать?» – думал он.

* * *

Корабль Цицерона, «Равенство», был вторым кораблем Сообщества, достигшим Саломеи. Первым был «Солидарность», именно он заложил фундамент будущей миссии. Было собрано и записано огромное количество разного материала, который затем посредством QT-сети передали домой, чтобы там уже правильно спланировали, каким образом вернуть потерянную колонию цивилизации. Через двадцать лет по следам «Солидарности» вылетел корабль «Равенство», именно он привез истинных миссионеров, специалистов, таких как Цицерон, способных и обученных жить и работать среди людей Саломеи.

«Равенство» находился в системе Джоканаана неполных два года, когда телескопы впервые заметили корабль дельцов, он был тогда на расстоянии половины светового года и направлялся к планете. Из документов Золотого Века и смутных старых записей радиопередач, Сообществу было известно, что человечество когда-то занимало гораздо большие пространства, чем то, что им было известно теперь. Как любая далекая миссия, экспедиция на Саломею была готова к встрече с пришельцами из неизвестности. Но кто же знал, что именно так и произойдет. Да и думали-то они, что если и столкнутся, то с цивилизацией, похожей на Сообщество.

Истина оказалась далекой от их догадок, и они не сразу все поняли. Пока Цицерон погружался в новую для него культуру и ни на секунду не задумывался о приближающемся корабле, лингвисты миссии Содружества пытались найти общий язык с обитателями корабля. Они перебирали известные им мертвые языки и старались понять значение странных выражений типа «интеллектуальная собственность» и «право на эксплуатацию». Корабль пришельцев назывался тоже странно – «Эластичный спрос», представлял он какую-то организацию под названием «Марджинал Лимитед». Свою цивилизацию пришельцы называли «ассоциацией», вроде бы похоже на «сообщество», но настораживали некоторые необычные нюансы.

Даже когда из-за странного пристрастия пришельцев к коммерции их прозвали дельцами, а кое-кто из коллег Цицерона (специалистов по экономике развития), оставшихся дома, в Сообществе, начали высказывать обеспокоенность, никто из сотрудников Космической службы или даже из миссии на Саломее не воспринял это всерьез. Просто им казалось, что невозможно применить принципы, работающие на этой несчастной, бедной планете, где еще существовали акционерные общества и колониальные империи, к межзвездной цивилизации.

Но потом пришельцы появились в Басии, столице самой крупной из этих империй, и заявили о своем присутствии государству Травалль.

И только тогда Космическая служба и миссия на Саломее были вынуждены всерьез задуматься о вновь прибывших.

* * *

Цицерон считал само собой разумеющимся, что, так как Космическая служба ставит своей целью спасти людей Саломеи от самих себя, то она же спасет их и от дельцов. Он и помыслить не мог о том, что они решат оставить планету, чтобы ее поглотила другая цивилизация, причем настолько коррумпированная и дисфункциональная, что может пронести через межзвездное пространство свои идеалы собственности и коммерции.

Цицерону даже в голову не приходило, что Космическая служба откажется от поставленной задачи.

«Если проблема настолько сложна, – думал он, – что тогда будет со мной? Что я могу сделать в одиночку?»

Он снова взял тетрадку Талии и медленно пролистал ее, он не столько читал, сколько просто смотрел на буквы и цифры.

Если миссия Космической службы улетит, и Талия и остальной народ Саломеи останутся абсолютно беспомощными. Цицерону необходимо что-то придумать, больше некому.

Его мысли были прерваны стуком в дверь. Стук повторился, Цицерон не двигался, и тогда кто-то начал открывать дверь ключом.

Цицерон открыл дверь сам. Перед ним стоял привратник колледжа с ключом от комнаты в руке. С ним был старый профессор Элиер, ректор Палмера, а рядом с профессором стояли грузный мужчина средних лет в круглой шляпе и черном плаще (такие носили как минимум лет десять назад) и двое городских полицейских.

– Профессор Элиер, – вежливо поздоровался Цицерон, когда ректор и мужчина в круглой шляпе прошли в комнату. – Чем обязан?

– Дело крайне неприятное, Цицерон, – ответил Элиер. – Руководство колледжа полностью доверяло вам, но вы выбрали странный способ отблагодарить нас. – Он повернулся к господину в круглой шляпе, – Вы обещаете, что нигде не будете упоминать наш колледж, не правда ли?

Мысли Цицерона спутались. Не может быть, чтобы в колледже стало известно о его романе с Талией; в любом случае, это уже вопрос внутриуниверситетской дисциплины, в самом худшем случае к делу были бы привлечены замаскированные «рыцари» Тайной Империи, но никак не официальные полицейские. Бесспорно, некоторые его лекции можно считать провокационными, но даже враги на факультете экономики не считают это достаточным поводом для ареста. Работа Мариуса, конечно, намного более опасна для общества, и если властям стало известно о его связи с Цицероном, тогда, понятно, им захочется с ним встретиться. Но вряд ли им что-либо удалось узнать.

Нет, тут не обошлось без дельцов, только они действуют руками представителей государства Травалль. Это единственное убедительное объяснение происходящего.

Цицерон редко выходил на связь с «Равенством», «Солидарностью» или другими представителями миссии Космической службы. На случай необходимости у него имелся обыкновенный голосовой телефон, вживленный за правым ухом. Надо надеяться, что он еще работает; ведь Цицерон не пользовался им с тех пор, как закончилась подготовка к высадке.

Чтобы активировать телефон, он подвигал челюстями и сразу почувствовал ответную вибрацию.

– Беда, – субвокализировал Цицерон.

Господин в круглой шляпе говорил с выраженным акцентом городского среднего класса.

– Мы приложим все усилия, сэр, – ответил он Элиеру, потом прибавил: – Могу сообщить вам, что в большинстве подобных случаев мы стараемся избегать судебных процессов. Это так неудобно.

– Судебных процессов? – переспросил Цицерон. – О чем, черт побери, вы говорите? – Он повернулся к ректору: – Профессор, кто эти люди?

– Не прикидывайтесь, Цицерон, – ответил Элиер. – Эти люди… господин?.. – Он вопросительно посмотрел на человека в круглой шляпе, но тот ничего не ответил, тогда профессор откашлялся и продолжал: – Этот господин сотрудник Специального отдела полиции. Они уверены, что вы сможете ответить на их вопросы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю