Текст книги "Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк"

Автор книги: Питер Ф. Гамильтон

Соавторы: Вернор (Вернон) Стефан Виндж,Кейдж Бейкер,Уолтер Йон Уильямс,Дэниел Абрахам,Элинор Арнасон,Майкл Джон Харрисон,Вандана Сингх,Джеймс Патрик Келли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 69 страниц)

Они смотрели в темноту, ожидая, когда над морем поднимется столб пламени, который отметит конец еще одного мира.

Дэниэл Абрахам
Плач Левиафана

Начинающий писатель Дэниэл Абрахам проживает вместе с женой в Альбукерке, штат Нью-Мексико, где работает директором службы техподдержки местного провайдера Интернет-услуг. Он публиковался в «Asimov's Science Fiction», «Sci fiction», «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Realms of Fantasy», «The Infinite Matrix», «Vanishing Acts», «The Silver Web», «Bones of the World», «The Dark», «Wild Cards», и во множестве других:. Никогда ничего не делая только наполовину, он уже продал первые три своих романа, составляющих фэнтези-трилогию, которая выйдет в ближайшее время.

В мрачной повести, опубликованной ниже, он доказывает, что все мы и в самом деле соединены на каком-то уровне… и что это, может быть, не слишком хорошо.

* * *

– Основательная толпа, – сказал Пауль из Парижа.

– Дела плохи, – ответил Ренц, обводя аудиторию взглядом, чтобы Пауль смог получше рассмотреть собравшихся. – Люди напуганы.

Когда Ренц еще только учился пользоваться линком – и для него началось то, что Анна называет «жизнью в многооконном режиме», – ему хотелось, чтобы окошки отображения показывали ему лица людей его группы, а не вид из их глаз; так можно было бы чувствовать, что разговариваешь с ними напрямую. У него ушли месяцы на то, чтобы привыкнуть к голосам тех, кого не видел, и к маленьким экранчикам в поле зрения, показывающим то, что видят они. Но сейчас это даже придавало их общению некоторую интимность – все они словно стали частью его самого. Пауль, Маркес, Паасикиви и Торн.

Зал был переполнен, агенты ОАТК – Объединенного Антитеррористического Командования – занимали практически все места, и к ним подключались еще так много людей, что из-за перегрузки сети связь стала неустойчивой. От жары и запахов, исходивших от человеческих тел, воздух словно загустел.

Из членов ячейки Ренца физически присутствовал только Маркес, нервно барабанивший пальцами по подлокотнику. Пауль, Паасикиви и Торн подключались из других мест. Пауль валялся на старой кушетке в своих апартаментах, и все остальные могли видеть грязные занавески и бело-голубое парижское небо. Паасикиви и Торн сидели напротив друг друга в денверском кафе, поэтому каждого из них – маленького и смуглого, как араба, Торна и Паасикиви, с ее едва тронутыми сединой, коротко подстриженными волосами, – можно было видеть через глаза другого. Ренц задумался: сколько еще остальные члены отряда смогут притворяться, будто им неизвестно, что эти двое – любовники? Потом он сдвинул все окошки к краю поля зрения, чтобы не отвлекаться от человека, вышедшего на трибуну.

– Ренц, я слышала, Анна снова в больнице? – произнесла Паасикиви. В ее голосе прозвучал вопрос.

– Обычная профилактика, – ответил Ренц. – С ней все в порядке.

Человек на трибуне склонил голову, произнес что-то по личной связи и подошел к краю подиума. Торн в Денвере слишком усердно помешивал свой кофе, громко звякая ложечкой, как обычно делал, когда чувствовал себя неуютно. Ренц уменьшил громкость звуков, поступающих с линка.

– Добрый день, – произнес докладчик. – Я рад приветствовать вас здесь. Хотелось бы мне, чтобы столько же народу собиралось на плановых встречах.

По рядам прокатилась волна нервного смеха. Ренц понял, что, сам того не желая, смеется вместе с остальными. И осекся.

– Если кто не знает, меня зовут Алан Эндрюс. Я военный советник научного подразделения Глобального Совета Безопасности. Можете считать меня переводчиком для ребят из башни слоновой кости.

– Вам не кажется, что этот мелкий свинолюб ведет себя так, словно снисходит до нас? – сказал Пауль.

– Уверен, что все вы наслышаны о происходящих аномалиях, – произнес Эндрюс. – Девочки, с которыми столкнулась ОГ-сорок семь, встреча ОГ-восемьдесят со старухой из Бали, разрушение ключевой базы данных ОАТК. Меня прислали растолковать вам, что на сей счет думают теоретики.

– Да, Пауль, – пробормотал Маркес. – Но уверен ли ты насчет свиней? Мне кажется, такие, как он, должны предпочитать шимпанзе.

– Не могли бы вы заткнуться? – сказал Ренц. – Я хочу послушать.

– Во-первых, я должен констатировать, – произнес докладчик, успокаивающе поднимая руки ладонями к залу, – что эти случаи не связаны напрямую ни между с собой, ни с какой-либо известной террористической сетью. Нам всем понятно, что что-то происходит, но это не чей-то заговор. Это нечто иное. – Человек опустил руки. – Таковы хорошие вести. Плохие же заключаются в том, что, возможно, все гораздо хуже.

* * *

Если оглянуться назад, то первая аномалия оказалась столь незначительной, что Ренц мог и не заметить ее. Он услышал серию тихих звуков в тот миг, когда его мысли пребывали в тысяче других мест. Услышал и забыл до поры до времени.

Они находились тогда в ничем не примечательном городе – Зона иранских интересов густо усеяна подобными местечками. Бетонные жилые дома и полуразрушенные мечети мешались с унылыми, блочными рядами магазинчиков западного образца. Асфальт дорог был пережеван танковыми гусеницами лет десять назад и с тех пор не ремонтировался. Но разведка докладывала, что офисное здание посреди разрушенного центрального района до сих пор поддерживает работу сетевых серверов для Аль-Накбы.

Сорок седьмая организационная группа – Ренц, Маркес, Пауль, Торн и Паасикиви – дожидалась в старом фургоне, припаркованном на обочине. Торн и Пауль – единственные в отряде, кто мог сойти за местных, – разместились на передних сиденьях, слушали радио и дымили сигаретами. Паасикиви и Маркес расположились в недрах машины, используя контейнер для электромагнитного импульсного разрядника в качестве шахматного столика. Ренц вел наблюдение через крошечное тонированное заднее окошко. Ожидание всегда было самой сложной частью дела.

Операцию спланировали в небольшой сети: такие же ячейки, как и ОГ-47, свободно подключались к пятидесяти или даже к сотне идентичных структур по всему миру, что позволяло им действовать органично, в соответствии с обстоятельствами, но без обращения к центральному управлению.

Это давало им, как предполагал Ренц, определенную гибкость, которая требовалась в сетевых войнах. Но результатом становились серьезные временные погрешности. Приказ мог поступить в ближайшие тридцать секунд; а может, придется ждать час. Существовала вероятность, что более выгодным будет оставить цель в покое. Тогда они уберутся без шума, и никто никогда не узнает, что они здесь были.

Паасикиви вздохнула, опрокинула своего короля, упавшего с деревянным стуком, и пошла в переднюю часть фургона, оставив смеющегося Маркеса убирать фигурки.

– Ты думаешь об Анне, – произнес Маркес.

Ренц взглянул, покачал головой в ответ и снова отвернулся к окну.

– Нет, накручиваю себя перед заданием.

– Тогда лучше подумай об Анне. Мы ничего пока не можем сделать для задания.

– А я ничего не могу сделать и для Анны.

– Собираешься побыть с ней, когда закончим?

– Ага, – ответил Ренц.

– Обещаешь?

Подобные вопросы Ренц никому, кроме Маркеса, не спустил бы с рук. Он наклонился, разглядывая залитую солнцем улицу.

– Обещаю.

Снова вспыхнуло окошко внешней связи. Появившийся в нем блондин выглядел измотанным, как авиадиспетчер в конце смены. Впрочем, Ренц предполагал, что его работа не намного легче.

– ОГ-сорок семь, вызывает КГ-шестьдесят. Начинайте приближаться к объекту. Выход на цель через пятнадцать минут.

– Принято, – ответила за всех Паасикиви.

Пауль бросил еще дымящуюся сигарету на тротуар и завел фургон. Ренц не изменил своего положения в задней части фургона, но, глядя на уплывающую вдаль улицу, почувствовал, как внутри зарождается знакомая адреналиновая буря.

Операция состояла из четырех этапов: проникновение, разведка, исполнение и отход. Или, если говорить проще, надо влезть внутрь, осмотреться, сделать дело и свалить. Они уже все отрепетировали, и каждый знал, что ему делать.

Две минуты спустя фургон свернул за угол и съехал на пандус подземной парковки. Охранник перед воротами хмуро посмотрел на Пауля и пролаял что-то, явно не на арабском – язык напоминал армянский. Пауль ответил на фарси, стараясь говорить устало и властно. Охранник махнул: «Проезжай!» Ренц увидел, что он отворачивается от фургона.

– Двенадцать минут до цели, – сказала Паасикиви.

Пауль проехал мимо лестницы, ведущей в глубины здания, объехал шлакобетонный угол и припарковался поперек сразу трех стояночных мест. Первый этап завершен – они внутри. Не говоря ни слова, Пауль и Маркес вылезли, зашли за угол и зашагали по паркингу, возвращаясь тем же путем, которым прибыли.

– Пауль, у тебя что-то на десять часов.

Вид в окошке Пауля сдвинулся. Рядом с белой «тойотой» женщина в бирке бранила жилистого мужчину. Тот, не обращая на нее внимания, шел к лестнице.

– Гражданские, – прошептал Пауль едва слышно. Даже линк еле уловил его голос.

– Уверен? – спросила Паасикиви.

– Конечно же нет, – ответил он.

– Девять минут, – произнес Торн.

То, что слова прозвучали одновременно в фургоне и через линк, породило иллюзию эха и придало им роковое, угрожающее значение, которого они явно не заслуживали. Почувствовав, как Торн хлопнул его по плечу, Ренц сместился назад и, продолжая наблюдать за Паулем и Маркесом, опустил ладони на одну из ручек ящика, но пока не взялся за нее.

В окошке Маркеса появились надпись арабской вязью, пропитанный мазутом бетон, несколько машин. Более половины ламп не горело.

– Похоже, здесь все в порядке, – произнес Маркес.

Хмурый охранник в окошке Пауля оглянулся назад. Ренц увидел, как рука Пауля вскидывается в приветствии.

– Пойду заболтаю этого ублюдка, отвлеку его внимание, – сказал Пауль. – Если не считать охранника, думаю, все чисто.

Второй этап завершился. Паасикиви пробралась вперед, на водительское кресло. Ренц с Торном переглянулись. Торн кивнул, и Ренц, наклонившись вперед, распахнул заднюю дверь.

– Порядок, – сказал Торн, – Мы с Ренцом выходим. Увидите, что кто-то собрался нас грохнуть, не забудьте сказать.

Голос напарника показался Ренцу скучающим. До стены было несколько шагов, но разрядник оказался тяжелым. Руки Ренца заныли от тяжести. Они установили металлическую коробку у шлакоблочной стены, и Торн приступил к удалению защитных пломб сначала с нижней части разрядника, а потом со стороны металлического ящика, обращенной к стене. Ренц отошел в сторону и проверил время. Оставалось шесть минут.

Раздалось пять тихих, почти одинаковых звуков, последовавших один за другим через равные, очень короткие промежутки: охранник, разговаривавший с Паулем, распечатал пачку сигарет; в фургоне щелкнуло радио, когда Паасикиви вставила ключ в зажигание; с шипением отошли защитные пломбы у Торна; кучка гравия скрипнула под пяткой Ренца; что-то напоминающее кашель донеслось из глубин гаража за спиной Маркеса. Каждый звук словно подхватывал предыдущий. Незначительное мелодичное совпадение, в котором не было ничего необычного, но… Ренц отметил произошедшее для себя, но тут же отвлекся на другое.

– Здесь кто-то есть, – сказал Маркес, и Ренц заметил движение в его окошке. Кто-то крался позади машины. – Думаю, у нас могут возникнуть проблемы.

Далее все происходило практически одновременно, члены группы действовали импровизированно, но с великолепной гармонией сработавшейся команды, так, будто подчинялись единому разуму. Ренц выхватил оружие и шагнул вперед, готовясь открыть огонь на поражение. Пауль дважды выстрелил охраннику в грудь, а потом один раз в голову. Паасикиви завела фургон. Маркес, увидев приближение Ренца, тихо двинулся обратно, продолжая отслеживать движение в темноте.

Уже через несколько секунд Ренц завернул за угол и увидел Маркеса, стоящего в пятнадцати или двадцати футах впереди с пистолетом в руках. Позади них, за углом, где они не смогли бы видеть без линка, Торн открыл двери фургона и ждал их, а Паасикиви смотрела на выезд с паркинга. Там Пауль оттаскивал тело охранника с дороги.

Слева от Маркеса что-то переместилось. Ренц шагнул в сторону и выстрелил, а его напарник отпрыгнул за угол. Увидев собственную спину в окошке Маркеса, а самого Маркеса – в окошке Торна, изготовившимся к стрельбе, Ренц развернулся и побежал, открывая Маркесу обзор. Посторонний слушатель не смог бы понять, когда один из них прекратил стрелять и начал стрелять второй.

На внешнем канале блондин из КГ-60 сказал, что ОГ-47 провалилась, а Паасикиви закричала ему, что они справились. Разрядник установлен. Они отходят.

Когда Ренц добрался до фургона, Маркес вскочил, развернулся и побежал к ним, его лицо было искажено гримасой то ли напряжения, то ли ликования, сверкали белые кривые зубы. Ренц и Торн стояли в фургоне, нацелив пистолеты на угол и готовясь пристрелить любого, кто покажется оттуда.

– Хорошо, – произнес Пауль, когда Маркес оказался в относительной безопасности рядом с группой. – Может, теперь подберете меня?

Фургон сорвался с места и завизжал покрышками на повороте. Когда машина показалась в окошке Пауля, тот вырисовался силуэтом на фоне ярко освещенной улицы у Паасикиви.

– Пауль! Лестница! – крикнул Ренц раньше, чем сам осознал, что что-то заметил.

В окошке Паасикиви было видно, как кто-то выходит из здания. Ренц увидел, как Пауль застрелил девочку – пяти лет? шести?

Время замедлило свой ход. «Если нас раскрыли, – подумал Ренц, – девочка могла оказаться „марионеткой“ – живой бомбой». На парковке не хватало места, чтобы увернуться от столкновения с ней. Если она взорвется, все погибнут. Во рту появился металлический привкус страха.

Он услышал, как резко выдохнул Торн, когда фургон пронесся мимо лестницы. Мертвая девчонка не взорвалась. «Пустышка».

– Боже, – произнес Маркес, и в его голосе прозвучало облегчение. – О боже милостивый.

Паасикиви остановила машину менее чем на секунду, и Пауль запрыгнул на пассажирское сиденье. Когда фургон выехал с парковки на свет улицы, Ренц захлопнул и запер задние двери.

Они успели проехать полмили, когда поступил сигнал пуска и сработал разрядник. В висках Ренца кольнуло как при головной боли, и на полсекунды отключился линк, оставив дезориентирующее ощущение того, что он снова одинок в своей голове. Словно очнулся от сна. А потом окошки вернулись, показывая незначительно отличающиеся виды сквозь лобовое стекло, в то время как сам Ренц смотрел назад, на столб белого дыма, поднимающегося в оставленном ими городе.

* * *

К тому времени, как они вернулись на базу в Гамбурге, новости появились на всех основных сайтах. По приказу Глобального Совета Безопасности войска ОАТК организовали синхронное нападение на сеть Аль-Накбы, целью которого было уничтожение трех станций переработки опиума, двух военных складов и тренировочного лагеря. Получила серьезные повреждения система коммуникаций и вещания Аль-Накбы.

Оппозиционные сайты добавляли, что зажигательные бомбы упали также на здание детского сада, размещавшегося неподалеку от военного склада, а тренировочный лагерь был всего лишь гуманитарным медицинским центром. Погибли восемнадцать невинных людей, включая десятерых детей из детского сада и двух воспитателей.

Также во время второстепенного нападения в Зоне иранских интересов была застрелена девочка. Ее звали Самара Хамзе. Ренц видел ее фотографию на новостных сайтах – черные волосы до плеч, обрамлявшие шею, темные, незрячие глаза и кожа, достаточно светлая, чтобы девочка могла без проблем пройти по самым расистским районам Европы, будь у нее такая возможность. Или желание.

К тому времени, как они высадили Пауля в Париже и купили билеты на трансатлантический транспорт, новостной цикл сменился и про девочку-«пустышку» было забыто.

Ренц не ожидал когда-либо увидеть ее снова.

* * *

– Таковы хорошие новости. Плохие же заключаются в том, что, возможно, все еще хуже, – сказал человек на трибуне. – Может быть, сейчас вам покажется, что я несколько ухожу от темы, но, прежде чем закончить, нам придется пройти по довольно странной территории, так что я думаю, вы простите меня. Задайте себе такой вопрос: «Почему мы все не стали гениальными нейрохимиками?» Я не имею в виду нежелание поступать в медицинский колледж – для того найдется множество причин. Я хочу сказать, не кажется ли вам, что если вы способны что-то делать, то должны иметь и знания об этом? Аарон Ка демонстрировал великолепный футбол потому, что знал о футболе очень многое.

Каждый из нас постоянно заправляет неимоверным множеством нейрохимических обменов, но абсолютно не осознает этого. То есть, я хочу сказать, никто из нас не говорит: «Ой! Лучше присмотреть за этими кальциевыми каналами, а не то моя мозжечковая миндалина сгорит!» Мы просто делаем десять глубоких вдохов и пытаемся успокоиться. Клеточный уровень – это не то, что мы осознаем.

Можно посмотреть и с другой стороны. Наши нейроны беспокоятся о нас не больше, чем мы о них. Если бы вы могли спросить нейрон, почему он возбудился, или мышечную ткань, зачем она напряглась, они не ответят вам: «Потому, что настал мой черед!» или «Эта сука меня возбуждает!» Такие ответы даем мы. Если бы наши клетки и стали о чем-то говорить, то речь бы зашла об ионных каналах и зарядах на липидных мембранах. И на данном уровне – клеточном уровне – это стало бы великолепным объяснением.

Уровни не могут разговаривать друг с другом. Ваши нейроны ничего не знают о вас, а вы не задумываетесь о них. Или, чтобы домучить мысль, что возможно сверху, то возможно и снизу.

Ренц почувствовал, как Маркес заерзал на своем сиденье. Причиной тому не было нетерпение. Маркес хмурился, пристально глядя на сцену. Ренц коснулся его руки и вопросительно поднял бровь.

– Не нравится мне, куда он клонит, – сказал Маркес.

* * *

Когда Ренц вернулся с задания, Анна сидела за кухонным столом – дешевый слоистый пластик на обшарпанных хромированных ножках – и пролистывала очередную веб-страницу по своему заболеванию. Снаружи, за грязными окнами, свет уличных фонарей затмевал звезды. Ренц затворил дверь, подошел к жене и поцеловал ее в макушку. От нее пахло все тем же дешевым шампунем, которым она пользовалась с момента их знакомства. Неожиданное воспоминание о ее теле, когда Анна еще была молодой, сильной и еще не совсем его, пробудило в нем желание. Он смутился. А потом отвернулся и подошел к холодильнику взять газировки.

Анна отвернулась от монитора и пошевелилась. Движения ее были неуклюжими, дергаными. Лицо выглядело страдальческим и странно невыразительным. Ренц улыбнулся и поднял бутылку с газировкой. Она покачала головой – движению потребовалась секунда, чтобы начаться, и еще секунда на остановку.

– У Дугласа Гарпера тоже был паралич Хальма, – произнесла она.

– У серийного убийцы?

– Ага, – ответила она. – Вероятно, это уже старые новости. Все в группе поддержки об этом уже знали. Я все еще зеленый новичок по сравнению с ними. У него не было клинической выраженности. Диагноз не поставили, пока не казнили.

Ренц отодвинул свой стул и сел, положив ноги на кухонный стол. С усталым гулом включился кондиционер.

– Они полагают, что… я хочу сказать, его преступления как-то с этим связаны?

Анна рассмеялась. Широко раскрыв глаза, она сделала замах, словно заносила нож. Ренц тоже засмеялся, поразившись тому, что сделал это искренне.

– Они думают, что, прогрессируй его болезнь быстрее, некоторые из этих девочек могли бы выжить, – сказала она.

Ренц глотнул газировки. Она оказалась слишком сладкой и почти выдохшейся, зато была холодной. А ему иного и не требовалось. Анна уронила руки на стол.

– Я хотела приготовить для тебя ужин, – произнесла она. – Но… в общем, не приготовила.

– Не вопрос. Соображу чего-нибудь сам, – сказал он и добавил: – Тяжелая неделя?

Анна вздохнула. Она стала просто тощей. Ренц смотрел на ее выступающие ключицы, туго обтянутые бледной кожей.

– Чувствую себя дерьмово из-за этих новых иммунодепрессантов. А в остальном… Очередная волнующая неделька телевизионных развлечений и мелких городских сплетен.

– И что, есть хорошие сплетни?

– Кто-то с кем-то трахается, хотя оба состоят в браке. В детали я не вникала. А у тебя? В новостных потоках все выглядит довольно неплохо.

Глаза Анны были такими голубыми и светлыми, что заставляли его вспоминать о льдинках, попавших в луч света. Ее глаза в их любви сыграли не меньшую роль, чем ее груди и вкус ее губ. Ренц подавил горечь прежде, чем Анна смогла это заметить.

– Мы убили ребенка. Но в остальном все действительно хорошо.

– Только одного? А говорят про то, что детский сад…

– Да, и это тоже. Я говорю, мыубили ребенка. Мои ребята.

Анна кивнула и неловко потянулась через стол. Кончики ее пальцев тронули его запястье. Он не поднял глаз, на которых выступили слезы. Он понимал, что они убили «пустышку».

– Значит, и у тебя неделя выдалась не слишком хорошей, да?

– Были неудачные моменты, – ответил Ренц.

– Ты слишком добрый для этой работы, – сказала она. – Тебе надо завязывать.

– Не могу, – произнес он.

– Почему нет?

Он ответил раньше, чем успел подумать. Правда вышла наружу внезапно, неожиданно. Как болезнь.

– Мы потеряем медицинскую страховку.

Ее пальцы отдернулись. Ренц смотрел, как они протащились по столу и сгибались в плоский, изувеченный кулак. Кондиционер создавал белый шум, который был ничем не хуже тишины. Ренц убрал ноги со стола.

– Я не могу ничего изменить, – сказал он.

– Зато я, мать твою, могу. – В ее голосе прозвучала боль, ударившая его крепче кулака.

– Знаешь, босс, что-то я не голоден, – сказал он. – Пошли спать. Мы можем съесть обильный завтрак по утру.

Как только она уснула – ее дыхание стало легким, глубоким и ровным, – он осторожно выбрался из кровати, оделся и вышел из дому, чтобы посидеть на бетонных ступеньках. На лужайке росла только трава, а улица обезлюдела. Ренц провел пятерней по своим коротко подстриженным волосам и посмотрел на бледную, голубовато-белую луну в небе. Некоторое время спустя он включил линк, чтобы проверить – есть ли кто на связи.

И Паасикиви, и Торн отключились.

Линк Пауля оказался активен, но с отключенным видеопотоком. Пауль хранил молчание уже три с половиной часа – скорее всего, спал. Бодрствовал и оставался на связи только Маркес. Ренц решил посмотреть на мир с точки зрения Маркеса. Судя по всему, тот находился в баре. Ренц увеличил звук, и ему в уши ударила неприятная музыка в стиле кантри-поп.

– Привет, Маркес, – сказал он.

Изображение скакнуло, но быстро успокоилось.

– А! Ренц. Я вначале решил, что ты и в самом деле здесь. Это твоя улица?

Ренц оглядел пустую полосу асфальта, блочные дома и чахлые деревья. Лужайки, поросшие бизоньей травой, не нуждающейся в покосе. Его улица.

– Думаю, да, – сказал он, а потом повторил медленнее: – Думаю, да.

– Похоже, тут так же дерьмово, как и раньше.

– Жарче стало. И мошки больше.

Маркес рассмеялся. На самом деле Ренц был не совсем на крыльце своей халупы, в которой умирала Анна. И Маркес не был полностью в дешевом баре. Их соединял линк, создающий нереальное, интимное пространство и устранявший расстояние.

– Как там Анна? – спросил Маркес.

– С ней все в порядке. Я хочу сказать, ее иммунная система продолжает пожирать ее нервы, но во всем остальном…

– Звучит жестоко. Ты же не обвиняешь ее?

– Нет. Я сказал ей, что остаюсь, и пока так и будет. Просто меня уже тошнит от этого. От всего этого.

– Ага… ну извини. Тяжело, когда твоя баба болеет.

– Дело не только в этом. Меня тошнит от всего вокруг. И эта девчонка, которую мы убили. Мы же называем ее «пустышкой», словно она и не человек совсем. Из-за чего мы так?

– Из-за того, что у многих таких детишек есть мамочки, обвязывающие их чертовым динамитом. И ты это знаешь.

– Маркес, мы что, солдаты? Или, может быть, полицейские? Какого дьявола мы творим?

– Мы делаем то, что должно быть сделано. Не это тебя гложет, и ты сам это понимаешь.

Это было правдой, но Ренц пропустил слова Маркеса мимо ушей.

– Я занимаюсь этим уже слишком много лет, – произнес он. – И похоже, сгораю. Когда мы только начинали, каждая операция казалась приключением от начала и до конца. Понимаешь, в половине случаев я даже не знал, ради чего мы делаем то, что делаем. Просто знал, что надо. А теперь стал задумываться – зачем.

– Затем, что ониделают это.

– А зачем они делают это?

– Из-за нас, – ответил Маркес, и Ренц почувствовал, что тот улыбается. – Так все и есть. Так всегда было. Стоит запустить куда-нибудь людей, и они начнут убивать друг друга. Такова суть игры. Знаешь, парень, твоя проблема в том, что ты не знаком с Гоббсом.

– С сопливым мультяшным пацаненком?

– Пять сотен лет назад парень по имени Гоббс написал книжку о том, что единственный путь достичь мира – это отдать все свои права государству. Вообще, делай все, что прикажет король, даже если это полный бред. Забей на правосудие. Забей на все, что только сможешь. Просто выполняй приказы.

– И ты это читал?

– Да ну, на хрен. Это было в лекции, которую я просмотрел на философском сайте. Этот парень считал, что если создать чертовски огромное государство, построенное на этом принципе, оно сможет добиться мира. Вобьет в людей идеи мира кувалдой, мать его. Бей всех и постоянно. Гоббс назвал свое государство Левиафаном. Ему казалось, что это единственный способ остановить войны.

– Хреновая идея.

– Может быть. А у тебя есть получше?

– А может, нам следует просто выделить им места в нашем правительстве? И когда они приобщатся к этому, все прекратится.

Окошко Маркеса медленно пошаталось туда-сюда – он покачал головой.

– Это дерьмо не прекратится, пока не вернется Христос.

– А если не вернется?

– Да ладно тебе. Ты же сам все понимаешь. Как я уже сказал, не это у тебя на уме.

– Откуда ты знаешь о том, что у меня на уме?

– Я с вами всеми провожу уйму времени.

Ренц вздохнул и почесал руку там, где вспухал укус москита. В небе по своей обычной дороге плыла луна, и не важно, видна она или нет. Ренц сделал такой глубокий вдох, что в горле запершило.

– Она меня все еще заводит, – наконец сказал он. – А у меня такое ощущение, словно я… она ведь больна. Умирает, а я ничего не могу с этим поделать. И все, чего мне хочется, когда вижу ее, это секса.

– Так почему бы и нет?

– Не будь дураком.

– Знаешь, а ведь, может быть, и ей этого хочется. Она ведь не перестала быть женщиной. Может быть, ей того и надо… знать, что ты все еще хочешь ее.

– Ты сошел с ума.

– Не бывает столь великой печали, чтобы ее не могли победить плотские наслаждения, – произнес Маркес.

– Опять Гоббс?

– Не-е. Французская девчонка, которую звали Колетт. Только имя помню. Писала штуки, которые в ее время могли показаться довольно пикантными. Впрочем, это было давно. Ни в какое сравнение с сетевой порнухой не идет.

– Ты читаешь наистраннейшее дерьмо.

– Мне не к кому возвращаться. Остается куча свободного времени, – серьезным голосом произнес Маркес. – Дуй домой, Ренц. Выспись рядом с женой. А поутру приготовь ей хороший завтрак и трахни так, чтобы глаза поголубели.

– У нее и без того голубые глаза, – ответил Ренц.

– Значит, и дальше продолжай в том же духе.

– Пошел ты, – ответил Ренц, но улыбнулся.

– Спокойной ночи, приятель.

– Ага, – сказал Ренц. – И вот еще что, Маркес. Спасибо.

– De nada. [60]60
  Не за что (исп.).


[Закрыть]

Ренц отключил линк, но еще посидел какое-то время на крыльце, перебирая пальцами крошки бетона и слушая стрекот сверчков. Прежде чем вернуться обратно в постель, он съел миску хлопьев, стоявшую на кухонном столе, и с помощью зубной щетки избавился от привкуса молока на языке. Анна раскинулась во сне и захватила всю кровать. Он поцеловал жену в плечо и перекатил на ее половину. К его удивлению, ему удалось заснуть.

В 6:30 утра в Калифорнии взорвался школьный автобус, напичканный удобрениями, вымоченными в дизельном топливе. Погибли восемнадцать человек, и в половине штата отрубило гражданскую сеть. В 6:32 пятнадцатилетняя девушка взорвала себя в двадцати футах от главного исполнительного директора крупнейшего банка Евросоюза, в то время как тот доедал свой завтрак в ресторане посреди Манхэттена. В 6:35 одновременно произошли возгорания на десяти главных энергопередающих станциях Восточного побережья. В 7:30 Ренц вылетел в Нью-Йорк. Без десяти десять его встретила в аэропорту наземная машина, а к полудню он уже был на месте.

Когда-то эту улицу можно было назвать красивой. Вокруг дымились здания; в Манхэттене никогда не строили ничего меньше кафедрального собора – таков уж дух города. От угла был виден «Крайслер билдинг». Совсем недавно его кафе было элегантным. У обочины лежали две сгоревшие машины. Тела убрали задолго до приезда группы, но обводка оставалась. Ее провели не мелом, а сделали с помощью клейкой розовой ленты.

– Эй, Ренц, – произнесла Паасикиви, когда они прибыли на место бойни. – Прости. Я знаю, ты хотел побыть с Анной.

– Не стоит терзать себя, – ответил он. – Ведь именно за это мне и платят, верно?

Окна кафе вылетели внутрь. Осколки пуленепробиваемого стекла толщиной в три пальца лежали на накрахмаленных скатертях и натертом до блеска деревянном полу. В воздухе по-прежнему пахло сгоревшими спичками.

Инструктаж оказался коротким. ОГ-47 и раньше доводилось выполнять подобные задания. Ренц сдвинул окошко внешней связи к правому краю зрительного поля, информационные потоки своей ячейки он разместил слева. ОГ-34 и ОГ-102 стояли на страже, никого не пропуская на территорию, но Ренц не открывал линка с ними; и так уже получалось нагромождение.

Ренц и его группа служили глазами и руками удаленной экспертной команды – людей слишком ценных, чтобы рисковать ими на полевой работе. Повторные атаки, направленные на ликвидацию агентов, стали распространенной практикой. Пауль, все еще пребывавший в Париже, подключился к ним не потому, что мог оказать какую-то помощь, а потому что был частью группы, а значит, и частью операции. С ним было приятно поболтать в моменты затишья.

Следующие несколько часов тянулись мучительно долго и тоскливо. Паасикиви, Торн, Маркес и Ренц – расходный материал – получали простейшие инструкции от экспертов, пытались понять, чего от них хотят, собирали кусочки обугленного металла, испачканной ткани, стекла и шрапнели в самозастегивающиеся мешочки и ждали, пока хор голосов на внешнем канале не решит, что очередное задание выполнено.

Ренц и команда были глазами и руками, но не мозгами. Он понял, что может следовать полученным указаниям, не слишком сосредоточиваясь на их сути. Эксперты управляли им, а он просто ждал.

Закончили они к восьми часам вечера по местному времени. Можно было улететь ночным рейсом, но Паасикиви убедила их провести ночь в этом городе. Ренц чувствовал на себе взгляд Маркеса, пока Паасикиви и Торн меняли билеты. Ренц хотел остановить их, сказать, что ему надо домой, к жене. Но он не сделал этого, и Маркес не стал обращать внимания. Когда отключилась экспертная группа, Ренц разместил окошки своего отряда в четырех углах зрительного поля. Часом позже они рассеялись по острову.