Текст книги "Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк"

Автор книги: Питер Ф. Гамильтон

Соавторы: Вернор (Вернон) Стефан Виндж,Кейдж Бейкер,Уолтер Йон Уильямс,Дэниел Абрахам,Элинор Арнасон,Майкл Джон Харрисон,Вандана Сингх,Джеймс Патрик Келли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 69 страниц)

С этими словами она исчезла. Хасан решил, что они поссорились. «По праву старшинства, – думал он, – я могу взять ее вместе с Сунгом и Мизиром в следующий выход». Он мог это устроить. В Доме Врат многие начальники были перед ним в долгу.

* * *

На следующий день Хасан отправил Башира на Землю за припасами и, учитывая его молодость, послал с ним Мизира и Халида как водителя инобуса. Они увозили заполненные информацией диски и ящики с образцами для исследований.

– Проверьте калибровку часов, – напомнил им перед выходом Сунг. – Время в другой бране течет иначе.

– Спасибо, дедушка, – усмехнулся Халид, совершающий далеко не первый рейс. – А я и не знал.

– Нахал, – пожаловался потом Сунг Хасану. – Напомнить никогда не вредно.

– Неспокойно мне с одним оставшимся грузовиком, – вставил Янс. – Понимаете, о чем я? Если придется срываться в спешке, нам со всем снаряжением в нем не уместиться.

– Срываться? – Сунгу это слово показалось родственным «нервному срыву».

– Никогда заранее не знаешь.

Глубокомысленное замечание Янса так ничего и не объяснило Сунгу.

* * *

В тот же вечер Клаус с загадочным видом обратился к Хасану:

– Вот последние съемки города шестиножек.

– Не зови местных жителей «шестиножками». Что там на видео?

– Я надеюсь, что ты мне объяснишь.

Как правило, Клаус избегал уклончивых ответов. К фактам он относился по-немецки. Ел их сырьем, без соли, и подавал в том же виде. Была в этом какая-то жестокость, ведь факты бывают жестковаты, а попадаются и острые. Такие трудно проглотить и лучше сперва пожевать, чтобы размягчить немного.

Съемки проводились ночью, и ночные объективы придавали изображению зеленоватые светящиеся оттенки. Счетчик времени в нижнем правом углу показывал три часа местного времени. Зонд производил разведывательный полет над приливной полосой к северу от города – на предыдущих снимках Мизир высмотрел там каких-то любопытных роющих животных, – а при возвращении проходил над городом. Движение на улицах активировало системы наблюдения.

– Очень необычно, – повторял Клаус. – Очень необычно.

Насколько необычно, Хасан не взялся бы сказать. Возможно, у батинитов была привычка просыпаться задолго до рассвета и толпами выходить на улицу, хотя прежде за ними такого не замечалось. Как бы то ни было, они показывались во множестве: на балконах, на крышах, на карнизах, собирались группками у дверей зданий. Все смотрели в небо в терпеливой неподвижности, которую Хасан невольно истолковал как ожидание. Зонд кружил над городом – его маломощный Разум распознал в необычном поведении горожан некую аномалию. Наконец сперва один из аборигенов, за ним другие принялись указывать на небо, проявляя признаки возбуждения, касаясь друг друга и указывая щупальцами верхних рук.

– Увидели зонд? – спросил Хасан. Верилось в это с трудом: зонд был искусно замаскирован и тем более невидим в ночное время. – Может быть, они улавливают тепловое излучение двигателя?

Мизир уже высказывал догадку, что некоторые из желатиновых лужиц на головах аборигенов чувствительны к инфракрасному излучению.

– Нет, – возразил Клаус. – Обратите внимание, куда они смотрят. На восток, а не в зенит.

– Как понять, куда они смотрят, если у них нет лиц?

В самом деле, трудно было что-нибудь разобрать в неестественной передаче ночного видения. Все расплывалось по краям, изображение колебалось.

– Смотри на положение тел. Я исхожу из того, что они смотрят, куда идут. Резонно, не так ли?

– Резонно, – согласился Хасан. – Хотел бы я понять, что за резон им разгуливать по ночам?

– Их встревожило какое-то небесное явление. Обратись к Сунгу. Он любит тайны и загадки.

Хасан мысленно пообещал себе поговорить с Сунгом, но тут что-то на экране зацепило его взгляд. Вот в чем дело…

Все горожане молитвенно простирались ниц, а один стоял на коленях, выпрямившись и выделяясь из общей массы. Все бросились бежать, а этот один оставался неподвижным. И, когда все смотрели на восток, этот поднял взгляд к небу и, казалось, смотрел прямо в глаза Хасану.

То есть прямо на зонд.

– Вот этот, – указал Хасан, останавливая кадр. – Что ты о нем думаешь?

– Ага… Я его раньше не замечал. – Клаус присмотрелся. – Возможно, еретик. – Смешок застрял у него в горле. – Никого не хочу обидеть.

Хасан не понял. Ему в голову не приходило обижаться. Только потом Мизир напомнил ему, что, в представлении европейцев, Мекка неизменно расположена на востоке.

К вечеру очень довольный Сунг объявил:

– Планета. В большинстве систем больше одной планеты. Ее восхождение что-то значит для шестиножек.

– Не называй их шестиножками. Отчего бы ей придавали особое значение?

Сунг изобразил терпеливое неведение.

– Она может отмечать начало праздника. Рамадан, Пасху, карнавал…

– Рамадан – не праздник.

– Заблуждения Запада трудно поддаются исправлению, – отозвался Сунг. Хасан никогда не мог уверенно определить, когда тот шутил, а когда нет. – Сейчас это самый яркий из небесных объектов, – продолжал геофизик, – не считая внутренней луны. Возможно, эта ближайшая планета на внешней по отношению к звезде орбите. Голубоватого оттенка, так что там может быть вода. Возможно, в этой системе два обитаемых мира!

На следующий день туземцы перемещались по городу с оружием.

До сих пор в городе не заметно было признаков военной организации, а теперь горожане маршировали по полям к югу от города, передвигались перебежками, прыгали, учились заряжать свои длинноствольные ружья. Они шли колоннами и рядами, выполняли сложные балетные движения под ритмичные хлопки нижних рук. Их колонны рассыпались в цепь и снова строились. Цветочные клумбы, украшавшие парк, были беспощадно вытоптаны, и все цвета слились в однообразный тусклый оттенок сепии. Внезапная перемена встревожила Хасана. Видимо, команда упустила из виду что-то существенное.

– Что случилось? – спрашивал он, глядя в бинокль и не ожидая ответа.

Однако своего рода ответ он получил к ночи. Как только взошла голубая планета, кое-кто из горожан направил на нее оружие. Стаккато выстрелов прокатилось по городу, как брызги от волны.

– Глупцы, – прошептал Сунг, но Хасан умел распознать безрассудство отчаяния. – Стрелять в планету? – фыркнул китаец. – В знамение?

Наличие у местных жителей оружия огорчило Иман.

– Я надеялась, что они выше этого.

– Разве есть народ, – спросил ее Хасан, – который выше этого?

Клаус хмыкнул.

– Будет, мне кажется, похоже на бисмарковские войны. Радио у них нет, но телеграф должен быть. Аэропланов тоже нет, но дирижабли меня бы не удивили.

– Как ты можешь так отстраненно говорить о войне? – набросилась на него Иман.

Но Клаус только пожал плечами.

– А как еще? – спросил он. – Нам остается только смотреть со стороны.

Ладаван, Янс и остальные промолчали.

Еще через день вернулся второй инобус со свежими продуктами и дополнительным снаряжением. Мизир извлек из груза богатые запасы химикатов, звуковой лазер и сканирующий электронный микроскоп.

– Полевая модель, – сказал он, устанавливая его, – а все же наконец у меня есть глаза!

Сунг осмотрел аэрозонды, шары для запуска в высокие слои атмосферы и счел их пригодными.

– Взгляд с высоты дает больше, – пояснил он и улыбнулся Мизиру: – Так что мне тоже приходится рассматривать очень малые объекты.

С Баширом и Халидом прибыла группа техников, которые под ревностным надзором Янса начали собирать сверхлегкую машину.

– Там спрашивали, можно ли уже выпускать другие команды, – рассказывал Хасану Башир.

– Нет.

– Но… я им сказал…

– Тебе не полагалось ничего говорить! – выкрикнул Хасан с такой яростью, что несколько голов повернулось к нему, а Башир съежился. Хасан сразу пожалел о своей грубости, но продолжал сурово: – В городе что-то происходит.

Он рассказал о восхождении Голубой Планеты, Аль-Азрак [21]21
  Лазурная (араб.)


[Закрыть]и неожиданной военной активности батинитов.

– Новая звезда отмечает для них сезон джихада, – предположил Башир.

– Джихад – не сезонная охота, – упрекнул его Хасан, – Истинный джихад – борьба с собственным сердцем.

– Может, и так, – вставил Янс, подслушавший их разговор, – но если людям вздумалось повоевать, им любая причина хороша, – Он задумчиво разглядывал свою летающую машину, – Надеюсь, у них нет противовоздушной артиллерии.

* * *

Иман научилась различать батинитов.

– Они только кажутся одинаковыми, – сказала она, – из-за необычности, которая отвлекает нас от индивидуальных различий.

– Да, – кивнул Сунг, – как арабские завитушки. Все буквы выглядят одинаково.

– У батинитов в самом деле нет лиц, – напомнила им Иман, – но головы устроены определенным образом. Всегда одно и то же количество впадинок и антенн, и расположены они в одинаковом порядке…

– Меня это не удивляет, – вставил Мизир. – Часто ли люди рождаются с тремя глазами или с носом на месте уха?

– …Но размеры и расстояния между различными чертами так же различаются, как у людей. Мы ведь и узнаем друг друга по длине носов, расстоянию между глазами, величине ртов…

– И длине языков, – шепнул Баширу Янс. – Некоторые куда длиннее нормы.

– …Я выделила семьдесят три измерения для голов батинитов. Диаметр ямок; отражающие свойства желатинового заполнителя; длину выростов, размер и количество «лепестков», оттенок кожных чешуй…

– Не стоит перечислять все, – перебил ее Хасан.

– …И так далее. Все они слишком необычны, поэтому наше сознание их не регистрирует, но Разум способен измерять, отмечать и распознавать отдельную личность.

– А между двумя расами есть системные различия? – заинтересовался Мизир. – Мне приходило в голову, что у кобальтовых «лепестки» должны быть шире и чаще расположены, чем у лазурных.

– Так и есть! На носовых отверстиях.

Мизир кивнул. Он был доволен собой.

– Я догадываюсь, что это излучатели тепла, хотя до анатомических исследований уверенно сказать не могу. Если кобальтовые – тропическая раса, то для них важнее быстро отдавать излишки тепла. Ни у одного высокогорного вида в этой долине не оказалось выраженных лепестков – и ничего похожего. На такой высоте не приходится заботиться об излишках тепла.

– Еще одно доказательство, – заметил Башир, – что население города пришло из другой части мира.

* * *

Разум вылавливал нити смысла из клубка звуков, составлявших устную речь батинитов. Задача усложнялась существованием двух языков, каковые Разум объявил родственными в пятой степени и примесями десятков диалектов и арготизмов.

– Портовые жители, – указывал Клаус, – наверняка говорят на собственном языке. И воры, шепот которых мы иногда подслушиваем ночью.

– Какой там шепот, – возразила Иман. – Гудение, щелчки и причмокивания.

– Эти впадинки у них на головах, – размышлял Мизир, – барабанные перепонки. Удивительное устройство. Они так же мало приспособлены для речи, как губы и язык человека. Но их использовали, и они делают свое дело.

– Если они способны говорить двумя сторонами рта одновременно, – заметил Клаус, – то могли бы иной раз говорить одной стороной одно, другой – другое.

– Вот как полезно иметь запасные отверстия, способные издавать звуки!

Клаус пробормотал что-то еще и засмеялся собственной шутке, не понятной остальным, потому что сказано было по-немецки. Вообще-то она относилась к запасным отверстиям для издавания звуков.

Они ввели в Разум ропот толпы в ночь первого восхождения Аль-Азрака, и Разум выдал в ответ такую же невнятицу с отдельными выкриками: «Голубая планета/ встает/ поднимается/ и/возможно/ выражение страха и отчаяния». Это был еще не перевод, но намек на понимание.

Возможно, существовал и третий язык, беззвучный, потому что иногда они наблюдали собравшихся вместе батинитов, молчащих и тем не менее явно общающихся.

– Эти усики-антенны, – сказал Мизир, – улавливают запахи. На близком расстоянии они переговариваются запахами.

– Неэффективный способ, – фыркнул Клаус.

– Малая эффективность – признак естественного отбора, – доказывал свое Мизир, – да и сообщения могут быть очень простыми: «Беги! Сюда!»

– Нет, не запахи, – возразила Иман, – во всяком случае, не только запахи. Заметь, как они касаются друг друга, как поглаживают лепестки. Они общаются посредством прикосновений. – Она вызывающе вздернула подбородок, и никто не осмелился возразить, потому что она и сама часто обходилась прикосновениями вместо слов. – Ведь что такое рукопожатие, хлопок по плечу, – настаивала она, – или поцелуй?

Все сошлись на том, что поглаживание друг другу лепестков заменяет поцелуй. Иногда вместо поглаживания было короткое отрывистое касание.

– Вроде как чмокнуть в щечку, – сказал Янс.

Иногда это делалось явно напоказ. Иногда украдкой, со множеством предосторожностей. Что бы ни означало это движение, горожане часто прибегали к нему.

– Ласковый народ, – сказал Башир.

Иман промолчала и взъерошила пареньку волосы.

* * *

Башир дистанционно пилотировал зонд, сопровождающий солдата, выбравшегося ночью в парк. На его лазурном теле была бледно-желтая мешковатая униформа местной армии, и Разум не сумел выделить никаких знаков отличия. Батинит ехал на шестиногой лошадке мимо заброшенных полей по гравийной дорожке, выводившей к ухоженному когда-то парку на холме. Оружия при нем не было.

Добравшись до ровной площадки, где горожане занимались спортивными играми, уступившими теперь место более воинственным упражнениям, солдат спешился и заговорил глухой барабанной дробью, напоминающей звук далекой дарбуки. [22]22
  Дарбука – арабский барабан.


[Закрыть]

Ему ответил другой барабанщик, и из рощицы местных кедров и тополей вышел высокий стройный батинит с кожей цвета кобальта. Двое сошлись и постояли немного, переговариваясь щупальцами верхних рук. Затем второй заговорил двумя голосами. Первый голос произносил: «Показывать/демонстрировать/проявлять – мне/этот/ – ты/представлять одно средство – настоящее время». Второй в то же время говорил: «Страх/ужас/ бежать-или-сражаться/ – я это средство – теперь и в дальнейшем». По крайней мере, так воспринимал их Разум.

– Какие же нужны уши, – восхитился Башир, – чтобы разбираться в этом дуэте.

Солдат отвечал таким же двухголосием. «Проявлять/показывать – это/то средство – еще нет» и «это (мн.) – отчаянное решение/убежище (?) – теперь и в дальнейшем».

Кобальтовый принес корзину и, открыв ее, стал доставать тарелки с зерновой кашицей и бобами – излюбленным батинитами угощением для пикников. Земляне прозвали его «батинитским силосом». «Ешь/принимай – этот предмет/вещь – ты/это средство – прошедшее время».

Солдат тоже захватил угощение: густую желто-зеленую жидкость в грушевидных бутылочках, крышки с которых он сорвал маленьким инструментом. Оба сняли с себя верхнюю одежду – сложная процедура, когда четыре руки приходится извлекать из четырех рукавов, – открыв таким образом ротовые отверстия на туловище.

– Интересно, съедобно ли это для людей? – заговорила Иман. Она стояла за спиной Башира, глядя через его плечо. – Новый экзотический вкус… – спрос на такие вещи неизменно возрастал. Возрождение, новые открытия. Искусство, литература, песни, наука… Все старое обновлялось, и новое заглатывалось не жуя.

– Я экстрагировал сок масляной травы, – сказал Мизир, пивший с Ладаван и Клаусом кофе за высоким столом, – но еще не разобрался, что получилось: напиток или горючее. Янс не позволил мне залить его в бак своей машины и пить тоже отказался.

Все рассмеялись, а Клаус кивнул на крошечную чашечку в руках Мизира, содержимое которой тот изготовил по турецкому рецепту:

– Выпил бы сам, какая тебе разница?

– Кофе, – величественно ответствовал Мизир, – не просто вода, в которой искупалась пара кофейных зерен. – Захватив чашку, он отошел от стола и присоединился к Баширу с Иман. – Хасан? – спросил он, оттопырив губы для глотка.

Иман покачала головой:

– Он всегда осторожничает с новыми мирами.

Мизир переключил внимание на экран, где солдат погладил щупальцем лепестки на голове кобальтового и вдруг запустил это щупальце в собственный рот.

– Это еще что? – Он поставил чашку на блюдце и склонился к экрану.

– Новый вид поведения, – обрадовалась Иман и вытащила из-за пояса блокнот. – Башир, дай мне номер файла загрузки этого зонда. Я хочу потом еще просмотреть. – Она ввела номер, названный юношей, и стала выписывать стилосом завитушки на чувствительном экранчике. – В ротовое отверстие… – Она недоуменно замолчала.

– Что же это значит?

Ответить Баширу не сумел никто.

Обычно батиниты питались, зажав ложку или острую палочку в верхней руке, чаще всего в левой. Иногда, очень редко, брали пищу прямо средней рукой – обычно правой. («Взаимодополняющая право-леворукость», – назвал это явление Мизир.) Однако двое батинитов под двулунным ночным небом оставили ложки своим неуклюжим нижним рукам, в то время как тонкие чувствительные щупальца их верхних рук переплетались, подобно змеям.

Затем кобальтовый ввел щупальце прямо в ротовое отверстие лазурного. Солдат неподвижно застыл и медленно отставил в сторону миску с «батинитским силосом». Его щупальца поглаживали второму обонятельные рецепторы и отрывисто касались впадинок на голове. Мизир, как зачарованный, впился взглядом в экран, тщательно отмечая порядок прикосновений. Иман тоже делала записи, но с другой целью.

Большой нижней рукой солдат обхватил второго за туловище и нежно потянул в сторону, так что два тела полностью разошлись.

– Смотрите, что это? – вскрикнул Башир. – У солдата во рту?

– Может, «язык»? – предположил Мизир. – Посмотрите, какой блестящий. Наверняка, слизистое покрытие. Пищеварительный орган?

Иман задумчиво взглянула на него:

– Ты думаешь?

Она снова повернулась к экрану и уже не отрывалась от него. Даже наклонилась, опершись руками на плечи Башира.

Когда рты батинитов соприкоснулись, тот заговорил:

– Да они целуются!

– До сих пор мы не наблюдали таких поцелуев, – усомнился Мизир. – Только короткие поглаживания лепестков.

– Думается, это посерьезнее, чем поглаживания, – сказала Иман.

– Какой долгий поцелуй, – сказал Башир.

– У человека рот и язык – самые чувствительные органы, – напомнила она ему, – за одним исключением.

Чуть раньше к ним подошел Хасан, заинтересовавшийся толпящимися перед экраном зеваками. Теперь он вдруг твердо приказал:

– Отключите этот экран.

Баширу понадобилась секунда, чтобы понять:

– Так они не целуются! Они… то есть… – Он погасил экран и повернулся к Иман: – Ты знала!

Но она уже смотрела в глаза Хасану.

– Ты прав, – сказала она, – они имеют право на уединение.

Клаус с Ладаван присоединились к остальным.

– Что стряслось? – спросил техник.

Иман ответила ему, не сводя взгляда с Хасана:

– Готовится война, нечто вроде джихада, и эти двое, которым, может быть, больше не придется свидеться, улучили драгоценную ночь друг для друга.

– Не понял, – сказал Клаус.

Ладаван объяснила ему:

– Солдатик прощался со своей милой.

Мизир возразил:

– Мы не можем знать, кто из них «он», а кто «она». Может, оба ни то и ни другое или пол меняется со временем. У грибов…

– Да в геенну твои грибы! – Иман отвернулась наконец от неподвижного Хасана и зашагала к своему шатру.

Мизир недоуменно посмотрел ей вслед, потом повернулся к Хасану и продолжил:

– В самом деле, я должен изучить процесс. Этот «язык» может оказаться…

– Пусть его изучает Разум, или займись этим молча! – приказал Хасан. – Мы обязаны уважать их чувства.

Клаус придержал уходившего Мизира за рукав:

– Солдат скорее всего мужского пола. На этом уровне технического развития общество не может себе позволить жертвовать женщинами в сражении.

Как ни странно, последнее слово сказала всегда тихая Ладаван.

– Иногда, – проговорила она, – я не понимаю вас, людей.

Позднее она повторила эти слова Сунгу, и он ответил на мандаринском. Ладаван немного понимала это наречие китайского и уловила смысл:

– Дорожи тем, чего не понимаешь.

* * *

На следующий день произошло два события, если не больше. Первое было весьма драматичным, но не слишком важным. Второе было не столь драматичным.

Предупредил о них Янс Дарби. Он с утра поднял сверхлегкую машину и сделал круг за цепью Туманных гор, за пределами видимости из города. Машина маскировалась так же, как зонды, и шум пропеллеров заглушался поглотителями; но из-за больших размеров заметить ее было легче, так что он собирался набрать высоту, прежде чем приблизиться к обитаемым местам. Янс держал курс вдоль реки, протекающей через Великую Западную равнину, туда, где она уходила в багровую расщелину, прорезая горы на пути к побережью.

В расщелине уместилось маленькое селение, и ниже по течению, на прибрежной стороне хребта, стояло еще одно, но устье было болотистым, и в бухтах у впадения в море не было города, подобного Восточному Порту. Когда Янс сообщил: «Каджуны [23]23
  Каджуны – потомки французских переселенцев, которые вначале основали колонию Акадия в восточной Канаде, а затем под давлением местного правительства вынуждены были бежать в Луизиану.


[Закрыть]в дельте», никто в базовом лагере сперва не понял, что он имеет в виду: а именно охотников и рыбаков, селившихся в разбросанных далеко друг от друга хижинах.

– Двое взглянули вверх, когда я пролетал мимо, – мимоходом заметил Янс.

Мизир забеспокоился:

– Я уверен, что аборигены видят в инфракрасном спектре. Тепловой выброс у наших двигателей минимальный, и все же…

Исследователи иногда замечали, как горожане бросают взгляд в сторону пролетающих зондов – так человек оглядывается на слабую вспышку или незаметное движение. Хасан решил уменьшить количество ночных полетов, когда в холодном небе тепло двигателей проявляется ярче.

Из Восточного Порта по Большой Товарной Дороге выехал большой крытый фургон под охраной пяти всадников, но люди почти не обратили на него внимания – в ту сторону часто уходили грузы.

Янс пролетел вдоль линии хребта дальше в море. Сунг считал, что в той стороне могут оказаться острова – вершины расположенных на морском дне гор, а Мизир жаждал заполучить образцы островных видов и выяснить, насколько они отличаются от тех, что он нашел на прибрежной равнине, в долине реки на западном склоне и на их собственном альпийском лугу. Для этой цели Янс погрузил на борт несколько разведывательных зондов.

Обнаружили они корабль.

– Вы бы видели этих негодяев! – передавал Янс по радиосвязи. – Точь-в-точь старый пиратский корабль: паруса подняты, пушки выглядывают из открытых люков, воду режет, как плуг. Правда, форма корпуса другая – не могу объяснить, как выглядит. То ли шире, то ли короче… И паруса… оснастка тоже другая. На главном парусе – солнце с расходящимися лучами.

– В городе у них нет такого герба, – сказал Клаус. – Похоже, у местных тотем – шесторёл. – Он имел в виду хищную птицу с когтями на крыльях, лапах и кроющих перьях.

– Это не тотем, – поправил Хасан, – а герб. Кажется, у вашего народа когда-то был такой же?

– Двуглавый орел, – кивнул Клаус, – но это был тотем, и, – добавил он, – ему принесли немало кровавых жертв.

– Может быть, это силы вторжения, – сказал Башир. – Возможно, потому население Порта и готовится к войне.

– Один корабль? – усомнился Хасан.

–  Первыйкорабль, – сказал Башир, и Хасан признал, что юноша, возможно, прав.

– Не хотел бы я видеть, как нападут на этот народ, – продолжал Башир. – Мне они нравятся. Добрые, умные и предприимчивые.

Хасан, разбиравшийся в урожае снимков, доставленных зондом, выпрямился, чтобы взглянуть на него.

– Что ты знаешь о Филиппе Хабибе? [24]24
  Хабиб Филипп – американский миллиардер, этнический араб из Ливана, был личным другом Рейгана и его спецпредставителем на Ближнем Востоке.


[Закрыть]– спросил он.

– Только то, чему учат в школе.

– Он был умен и предприимчив, и, говорят, добр – по крайней мере, с друзьями, – хотя друзей у него было не так уж много.

– Он был великий человек.

– Был. Но история переполнена великими людьми. Могло бы быть и поменьше. Предполагалось, что Иностранный легион никогда не вступит на землю Франции. Я пытаюсь тебе объяснить, что мы не знаем, из-за чего начинается эта война. «Умный и предприимчивый народ», за которым мы наблюдаем, может оказаться невинной жертвой захватчиков – или жестокими угнетателями, которых пытаются свергнуть. Когда Сефевид сражался с Ак-Коюнлу [25]25
  Ак-Коюнлу (тюрк, «белобаранные») – объединение кочевых племен тюрков-огузов, а также название династии, стоявшей во главе этого объединения. В начале XVI в. разгромлен другим тюркским кочевым племенем кызылбашами (тюрк, «красноголовые») под предводительством Исмаила I Сефевида.


[Закрыть]– на чьей стороне была справедливость?

– Кузен, мне даже имена эти не знакомы.

– И этот народ с равнины тебе тоже незнаком. Янс, веди постоянное наблюдение. Проверь, флотилия там или одиночный корабль.

* * *

Это был всего один корабль, и он свернул паруса и вошел в Восточный Порт под парами, навстречу шумному, хотя и опасливому гостеприимству. Было много парадов и много торжеств, и морякам, и морским пехотинцам с корабля – они носили алую форму со множеством золотых значков и нашивок – досталось в избытке хлопков по спинам и поглаживаний щупальцами от горожан, и в первую же ночь многие из них потешили свои отверстия.

«Моряки, – заметил по этому поводу Клаус, – повсюду одинаковы».

Церемонии проводились в парке. Произошел обмен флагами – ритуал, по-видимому, весьма значительный, если судить по движениям и крещендо барабанных выкриков толпы. Капитан корабля и высокопоставленный военный из города вручили друг другу невзрачные, строго функциональные сабли.

– Мне кажется, они заключают мир, – сказала Иман. – Тут сошлись два старых врага.

– Соблазнительная теория, – пожал плечами Хасан, – в нее хочется верить. А часто ли в земной истории старые враги пожимали друг другу руки и становились плечом к плечу?

– Мне больше по душе наши портовики, чем эти, с солнцем, – сказал Башир.

Хасан обернулся к нему:

– Уже выбираешь, на чьей ты стороне – на мирнойцеремонии?

– Хочу напомнить, – вмешалась Иман, – что символ Порта – хищная птица. Золотое солнце – не столь угрожающая эмблема.

– Не в том дело. Я сужу по мундирам.

– Тебе желтый цвет нравится больше алого?

– Нет. На горожанах форма не так хорошо сидит и украшений меньше. Этот народ не превращает войну в зрелище.

Хасан, собиравшийся уже отвернуться, остановился и взглянул на юношу с уважением.

– Ты прав. Они не распускают хвосты, как эти, заморские. И правильно, на войне не место павлиньим хвостам. Но задай себе другой вопрос: что свело вместе старых врагов?

Мизир пролистывал изображения прибывших, собранные им и Иман.

– Отчетливые морфологические различия. Другое распределение цвета лепестков на головных шарах. Больше зеленоватого оттенка, чем у городских. И ростом солнечные в среднем ниже.

Ладаван сообщила, что Разум определил значительное сходство языков. Моряки и горожане говорят на разных, но близкородственных языках или, скорее, «перепонках». Зато кобальтовые горожане иногда переходят на совершенно непохожий язык.

После церемонии в парке началось буйное веселье. Играла музыка – щипковых, ударных и смычковых инструментов.

– Они знают цимбалы, ксилофоны и скрипку, – сказала Иман, – а труб и флейт не изобрели.

– Для этих инструментов нужен рот, подключенный к паре легких, – пояснил ей Мизир.

– Да, зато полюбуйтесь, что способны вытворять с тамбурином две пары рук!

В самом деле, инструменты у них были такого сложного устройства, что рядом с ними земные тамбурины, гитары, ситары [26]26
  Ситар – индийский струнный музыкальный инструмент.


[Закрыть]и скрипки показались бы примитивными и неуклюжими. Когти нижних конечностей работали как медиаторы, а щупальца с изумительной ловкостью перебирали струны и вполне заменяли смычок.

Танцы тоже были, хотя не слишком похожие на земные танцы. Горожане и моряки кружились, разбившись на тройки, и хлопали в ритм движениям большими руками. Мизир не сумел определить, к одному или к разным полам принадлежали танцующие в каждой тройке.

– Чтобы разобраться, – буркнул он, – пришлось бы залезть им в отверстия на туловище и вызвать наружу орган. Иначе мне их не отличить.

– Мне тоже, – призналась Иман. – Интересно, различают ли они сами себя. Народ, у которого пол можно определить только на опыте, должен обладать… особой глубиной. – Она покосилась сперва на Хасана, потом на Мизира, который подмигнул ей.

Звук хлопков из парка звучал то беспорядочно, как дробь дождя, то сменялся маршевой размеренностью, создавая сложную, полную контрапунктов мелодию.

Ученые оставили надежду разобраться в слитном гомоне голосов и просто записывали все подряд. Но движения танца заразительны, и скоро Башир с Халидом выстроили своих в цепочку, извивающуюся туда-сюда по траве луга. Иман отбивала ритм хлопками, Ладаван и Сунг явно забавлялись, глядя на них со стороны. Хасан выбился из ряда, Иман встала перед ним. Они склонялись, извивались, переплетали руки в танце змеи, то нападая, то отступая, и Халид с Баширом отбивали ритм на одиннадцать четвертей, а Мизир изображал, словно бросает им монетки, пока они, задохнувшись, не замерли лицом к лицу.

Они простояли так всего мгновение, но это было долгое мгновение, и целый мир мог закружиться вокруг них, подобно дервишу, пока они переводили дыхание.

Потом Иман поправила свой хиджаб, съехавший на сторону. Хасану показалось, что он приметил выбившийся черный локон. Она окинула его надменным взглядом, слегка склонив голову набок, и удалилась в свой шатер. Хасан остался стоять, гадая, не следовало ли ему пойти за ней, а Сунг с Мизиром переглянулись.

Возвращаясь к себе, он все-таки прошел мимо ее шатра, задержался у закрытого клапана – не смея поднять его, – сказал:

– Когда вернемся на Землю, мы с тобой поговорим.

Подождал ответа, но ответа не было, если только звон колеблемых ветром бубенцов не был ее смехом.

* * *

Солнце вставало в дымке. Туман поднялся над Восточным морем и развернулся одеялом, скрыв под собой все. Вершины холмов островами поднимались над облачным морем. Несколько самых высоких в городе зданий торчали над ним, как мачты затонувшего корабля. Зонды беспомощно метались над землей, выискивая что-нибудь, доступное восприятию на невидимых частотах. Янс снова поднял сверхлегкую машину и с большой высоты высмотрел пятнышки островов на горизонте. Сунг радостно отметил их на карте и со свойственным ему едким юмором подписал на белом пространстве за ними: «Здесь обитают драконы». Разум старательно смастерил виртуальный глобус и расписывал его зелеными, коричневыми и голубыми пятнами. Однако по большей части шар оставался беспросветно черным и напоминал глыбу угля, забрызганную краской.

– Население города явилось когда-то из тех же мест, где обитают солнечные, – объявила Иман, неуверенно водя пальцем по темной поверхности. – Знать бы только, где эта места. Кобальтовые могут оказаться аборигенами, но я думаю, они тоже пришли из какого-то третьего места и чужие на этом берегу.

Но туман принадлежит утру, и солнце медленно рассеивало его. Туман отступил от парка, лежавшего на гребне суши, открыв землю, словно усеянную выброшенными морем обломками.

– Пятеро, – сказал Хасан, опуская бинокль. – Два тела рядом, три поодиночке. Один – морской пехотинец с корабля.

– Самоубийцы? – поразилась Иман. – Но почему?

– Ничего удивительного, – сказал Сунг. – Отчаяние часто приходит на смену беспочвенной надежде.

– Почему надежда обязательно беспочвенная? – с вызовом откликнулся Башир; но Сунг только беспомощно развел руками, и Башир обругал его неверным.