Текст книги "Вернуться из смерти"

Автор книги: Павел Буркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 45 страниц)

  Гевинские суда тоже разгонялись. Они ещё опасались, что злейшие враги не примут боя, попытавшись уйти обратно к Алкрифу. Что алки при таком неравенстве в силах примут бой, гевинцы не могли себе и представить. И, вместо того, чтобы сойтись вместе и двинуться навстречу "алку", сколенцы, наоборот, расходились всё дальше, готовясь перехватывать все пути отступления вражескому судну.

  – Ага, – заметил Барген, оказавшийся рядом с капитаном. Парень не был воином по касте, но кто же, выходя в кишащее пиратами море, не возьмёт с собой оружия? Сейчас в его руке позвякивал небольшой шипастый кистень, из тех, с какими предпочитают не расставаться купцы и – как ни странно на первый взгляд – разбойники. – Перехватывают пути отхода. Реши мы драпать, взяли бы запросто...

  – Правильно, парень. А так ещё неизвестно, кто кого...

  Сколенцы забеспокоились, когда до них осталось всего четверть мили. На "Разрушителе" лихорадочно разворачивали и заряжали круглыми каменными ядрами катапульты. "Ласточка" поспешно разворачивалась, чтобы пойти наперерез. Увы, прежде, чем начать поворот, ей нужно было сбросить скорость – а на это требовалось время. Капитан Хелфдин не первый раз вышел в море. В зарослях частью побитой сединой, частью выгоревшей почти до белизны бороды сверкнул свирепый оскал: он понял, что мятежные рабы не успевают. Слишком уж далеко разошлись, норовя перехватить "алку" все пути отступления. Наверное, их командир уже понял ошибку – но исправить уже не успевал.

  Насторожённые катапульты слитно хлопнули, выплёвывая смерть. Над самой головой капитана просвистел булыжник с детскую голову величиной. Перелётом пройдя над палубой корабля, он поднял высокий фонтан воды. Миг спустя ещё один с треском вписался в фальшборт: полетели обломки разбитого щита, кто-то на скамьях гребцов отчаянно заорал, на надсмотрщика обильно брызнуло красным. Впрочем, расстояние было уже вполне достаточным не только для сколенцев.

  – Лучники! – крикнул Меситор. Как самый опытный воин, телохранитель и по совместительству конвоир Баргена принял командование. – Бей!

  Слитно взлетают длинные луки, тетивы с чистым, каким-то медным звоном рвут утренний воздух и, закончив рывок, звучно стегают по защитным рукавицам. Был бы на палубе Моррест, он бы наверняка вспомнил свой первый опыт стрельбы из боевого лука. Помнится, тогда ему чуть не оторвало пальцы. Стрелы отправляются в недолгий полёт, сверкая на солнце наконечниками, выматывая душу залихватским посвистом, и на наконечнике каждой мчится чья-то судьба. Те, с кем стрелы разминулись, могли ещё порадоваться и пожить – кто десятилетия, а кто до следующего выстрела. Те, кому повезло меньше... Ну, так ведь правильно говорят жрецы во время церемоний в храмах: ваша судьба – результат ваших деяний в прошлых рождениях. И если когда-то в ответ на мольбу о пощаде перерезал глотку...

  Алкские лучники не зря ели свой хлеб. По умывшейся кровью палубе "Разрушителя" покатились первые трупы, корчась в собственной крови, отчаянно заорали раненые. Не помогли и укреплённые на фальшборте щиты: стрелы проскальзывали в щели между ними, били в едва показавшиеся над ними головы, пронзали показавшихся на носу или корме, где щитов не было. Попасть в узкие щели, стреляя с качающейся корабельной палубы, да ещё под ответным огнём... Барген ещё никтогда не видел такого искусства. Наоборот, стрелы гевинцев то и дело бесполезно стучали по щитам и доскам фальшборта, не причиняя абордажной команде никакого вреда. Наверное, стоило бы пустить в ход зажигательные стрелы – но слишком мало у алков было лучников, да и не было времени ждать, пока огонь охватит чужое судно. А главное, быстроходный "Разрушитель" с его катапультами ещё должен был сослужить воинам короля Амори службу.

  – Цельсь! Бей!

  И снова – слаженный залп, злой посвист стрел, которым помогал ветер, жуткие крики раненых... Моряки использовали не гранёные наконечники, какими только и можно поразить одетого в доспехи сухопутного воина. В море нет дураков надевать доспехи и шлемы, упав за борт, за трусость можно заплатить по высшей цене. Стрелы алкских мореходов были с большими и широкими, чуть ли не с ладонь величиной, наконечниками, отточенными до бритвенной остроты. Их гладкие, плавно сужающиеся к концу лезвия легко вонзались в тела – и оставляли чудовищные, почти как от чеканов, разрубы. Могли снести голову, если попадали в шею, отрубить руку или нижнюю часть ноги, рассечь рёбра. А попав в грудь, проделывали дырку, в которую можно просунуть кулак. И брызгала на палубу жаркая кровь, хлопали перерубленные канаты, орали лишившиеся конечностей, зажимая хлещущие кровью культи. Некоторые молчали, глядя в шоке на обильно текущую кровь – но вскоре начинали кричать и они. Вопли боли и отчаяния повисли над морем, смешиваясь с плеском волн и криками чаек.

  Панике поддались не все. В ответ свистели стрелы гевинцев – и сразу стало ясно, чьи лучники лучше. У сколенцев стрелков было не меньше пятнадцати – но они стреляли вразнобой, а главное, толком не умели целиться на качающейся палубе. Нет, с такого расстояния по кораблю не промахнёшься – но гевинские стрелы недружно барабанили по бортам, впивались в щиты, а то и впивались в реи да мачту. Были и такие, что прошли совсем уж в стороне, с тихими всплесками упав в воду. Лишь одна из стрел, наверное, случайно проскользнула между щитами, ударив забрызганного кровью рабов младшего надсмотрщика. Рана была не смертельной, стрела угодила в плечо, лишь надрубив ключицу – но сила удара оказалась такова, что алк с воплем рухнул на скамьи гребцов. Несколько пар рук вцепилась в волосы, в горло, в глаза... Отчаянный не вой даже, а какой-то обезумевший визг прорезал прохладный воздух – и замер, оборвавшись на пронзительно-высокой ноте. В следующий миг на головы рабов обрушился кнут, но это уже не имело значения. Изломанная, окровавленная, растерзанная туша самодовольного ублюдка, безнаказанно стегавшего гребцов не один год, распростёрлась в ногах. Конечно, когда бой кончится, их будут убивать долго и страшно, в назидание остальным. Но и это мало что значит. "Если бы каждый из нас не сдался, а убил хоть одного алка, – подумал, наверное, каждый из гребцов. – Алков бы давно на свете не осталось!" И каждый, кто так подумает, уже никогда не станет прежним.

  Последний раз сколенские катапульты выстрелили уже практически в упор – и, увы, куда результативнее. Одно из ядер ударило в мачту; со страшным треском она переломилась у самого основания – и с грохотом обрушилась на правый борт. Алки были отменными корабелами – но их судно всё же не было бронированным "Морским ужасом". Свесившаяся за борт мачта заставила корабль накрениться – и некоторые из гребцов с отчаянным матом соскользнули со скамей. Большинство алков, если и не повалились на взбрыкнувшую палубу, тоже замешкались, некоторые даже выронили оружие. А самое главное – пропал втуне последний, обычно самый смертоносный залп лучников, стрелы стайкой порхнули в небо, лишь одна, пробив парус, запуталась в снастях.

  Второе попадание ещё удачнее. Один из лучников всё-таки выцелил суетящихся у второй катапульты сколенцев – и метким выстрелом пригвоздил к мачте того, кто тащил очередное ядро, над морем разнёсся жуткий, надрывный, утробный какой-то вой. Ядро выпало из костенеющих рук, со стуком покатилось по палубе... Покатилось прямо к ногам схоронившегося за катапультой первого номера расчёта. И – случилось чудо. Только что дрожавший сколенец уверенно распрямился под свистящей смертью, с натужным сопением заложил тяжёлое ядро в направляющее ложе насторожённой катапульты. В этот миг сколенец дёрнулся, охнул, наверное, всем телом ощутив, как вошло в грудь холодное железо. Рука конвульсивно дёрнулась к пробитой груди – но в следующий миг сомкнулась на рычаге спуска. Отчаянный, из последних сил, рывок, хлопок освобождённой тетивы, грохот мчащегося по направляющему жёлобу ядра... Только увидев, как ядро нашло цель, сколенец позволил себе упасть у разряженной катапульты.

  Ядро ударило точно в то место, где стояли бившие по щелям между щитами лучники, что уже готовились сменить луки на абордажные топорики. И снова – брызги крови, страшный хруст ломающихся костей, тела бойцов в лёгких кожаных доспехах разбрасывает чудовищная сила удара. Голова их командира, старого одноглазого алка, кажется, исчезла в багровом облаке, опавшем на палубу липкими брызгами, обезглавленное тело неуклюже падает на выбитые из сокрушённого фальшборта обломки и щепки. Барген заорал от страха – впервые на его глазах кого-то убили так быстро и страшно – и залёг за поваленной мачтой. Вся отвага, всё стремление драться за своего короля растаяли, как дым погасшего костра, остался лишь липкий страх. А почему, собственно, нет? Разве его кастовый долг – с оружием в руках распахивать врата царства смерти? Его дело – ковать оружие, которым алки вразумят забывших своё место тварей. "Была бы тут хоть одна винтовка!" – поняв, что всем не до него, и оттого немного успокоившись, подумал сколенец. Он осторожно высунулся из-за поваленной мачты – и сам не заметил, как загляделся на стремительно разворачивающееся сражение.

  Алки потеряли трёх из пяти лучников – двух просто разорвало на части, третьему лишь сломало руку. Но уцелели капитан и команда – и они не растерялись. Закрутились над головами канаты с крючьями, крючья пролетели несколько локтей – и с глухим стуком впились в борта "Разрушителя". Кому-то из гевинцев не повезло: остный конец абордажного крюка пригвоздил его к фальшборту, рука в агонии вцепилась в окровавленный канат, брызжущее кровью тело свесилось за борт – но не вывалилось, удерживаемое крюком. Сколенский корабль был больше, его борта на два локтя вздымались над "алком". Но это уже не могло остановить алкских матросов.

  – Алк! Алк! Алк! – хрипели, задыхаясь от ярости, бородатые воители в лёгких кожаных доспехах, взбираясь по канатам абордажных крючьев. Им навстречу летели последние стрелы, у самого плеча одного из воинов прошло брошенное копьё. Первый из воинов Меситора, ещё прикрываясь фальшбортом, выбросил вверх-вперёд руку с мечом – и ещё один полный боли вой пронёсся над морем. Пользуясь мгновенной заминкой сколенцев, алк перевалился через фальшборт (не забыв при этом пнуть кого-то из гевинцев и всадить короткую дагу в появившееся поблизости бедро) – и его словно окружило облако свистящей стали. Те из сколенцев, кто переступали незримую черту, тут же падали на залитую кровью, качающуюся палубу. Один из них сделал безрассудно смелый выпад, меч вроде бы опустился на закрытое толстой твёрдой кожей бедро... Нет, соскользнул... Одновременно меч и сжимавшая его кисть руки падают на палубу, глаза сколенца с плещущимся в них безумием раскрываются во всю радужку. Ненадолго – ещё один неуловимо быстрый выпад – и на животе сколенца появляется, будто сам собой, длинный разрез. Чёрными склизкими змеями на палубу валятся внутренности...

  Не выдержав смертоносного стального вихря, сколенцы отшатываются на шаг... Потом ещё на шаг... На отвоёванном пространстве сразу же оказываются ещё три алка... Нет, один падает за борт, из спины торчит измазанный кровью наконечник копья. Вода вокруг тела стремительно краснеет. Остальные алкские матросы уже успели перебраться по другим канатам, образовав ощетинившуюся сталью дугу вдоль правого борта. С каждым мгновением освобождённое пространство увеличивалось, плацдармы сливались – и, соответственно, алкам становилось всё легче. Теперь сколенцев было слишком много для оставшегося у них пространства палубы, сражаться, и то больше мешая друг другу, могли хорошо, если треть. Всё громче гремел клич, вторящий звону клинков и хрипу умирающих, крик, наводящий дрожь на нынешних гевинцев:

  – Алк! Алк! Алк!

  Но в центре, у самой мачты, наступление застопорилось. Всё так же долбилось железо о железо (и алкские клинки, отлитые на заводе мастера Михалиса, почти не тупились, оставляя на сколенских мечах глубокие зазубрины), воздух свистел от рассекавших его клинков, а ноги сцепившихся в смертельной схватке скользили по залитой кровью палубе. Здесь стоял, как скала, широкоплечий сколенец, именно ему удалось свалить первого алка в рукопашной, уменьшив и без того невеликие силы атакующих. Огромная, страшная даже на вид секира взмыла в воздух – и половина черепа передового алка исчезла, как по волшебству. Наверное, так и не осознавшее смерти тело повалилось под ноги следующему алку. Перепрыгивая труп, алк на миг открылся – и сколенец ударил острым оголовьем топорища в обтянутый кожаным панцирем низ живота. Разевая рот в вопле запредельной боли, второй алк исчез под ногами дерущихся. Сколенцы осмелели – и теперь уже алки качнулись назад, закрывая образовавшуюся в строю брешь.

  ...Сам Меситор качнулся в сторону секирщика. Остриё меча будто лишь самым концом разворошило пышную рыжую бороду – отчего же кровь так и хлынула, а сипящий разрубленной трахеей сколенец повалился на окровавленную скамью гребцов? В следующий миг алк уже встал лицом к лицу со сколенским богатырём, тот размахнулся своей секирой, намереваясь привычно снести врагу голову – но алк уверенно принял страшный удар на клинок. Меч работы мастера Михалиса не подвёл: оглушительно лязгнули столкнувшиеся лезвия, почти незаметно под ярким солнцем сверкнули искры – но лишь бессильно отлетела от клинка, неся на лезвии крупную зазубрину. От изумления сколенец даже впал в ступор.

  Заминка была совсем короткой, длилась, наверное, меньше мгновения – но Меситору хватило. Одним гибким движением он упал на палубу, оттолкнулся – и скользнул сколенцу прямо под ноги. Залитая кровью палуба подошла для этого приёма идеально, да ещё качнувшая корабль волна помогла. Алк проехал прямо между ног у противника, не забыв выбросить руку с мечом вверх – и увернуться от хлынувшего "дождя" горячей крови и содержимого порванных кишок. Как всегда, пригодилась и дага, она ловко ужалила какого-то врага в ногу, сколенец рухнул на одно колено, и его голову тут же раскроил абордажный топорик. Тёплые брызги плеснули в лицо Меситору. Сколенский строй был рассечен надвое, в брешь ввинтились двое из оставшихся на ногах воинов-конвоиров Баргена. Теперь сколенцы падали под их ударами, как скошенная трава. Справа и слева их теснили алки, прижимая к противоположному борту. Гибель предводителя будто до дна выпила мужество гевинцев – теперь они жаждали только спасения. Какой-то сколенец из тех, что моложе, с отчаянным воплем перевалился через изуродованный фальшборт, с плеском ушёл в воду, вынырнул, отфыркиваясь и стараясь удержаться на воде в неуклюжих доспехах.

  Это послужило сигналом. Почти сразу же несколько сколенцев сиганули следом. Их не добивали – пока хватало тех, кто ещё пытался сопротивляться. Да и второй корабль сколенцев, отметил Барген, уверенно пожирал оставшееся расстояние. На охваченном резнёй "Разрушителе" никто этого не замечал, а значит...

  С первого взгляда капитану «Ласточки» Берелю ван Вергу стало понятно, что дела на «Разрушителе» плохи. Катапультное ядро перебило алкам мачту – но поздно, они успели взять сколенский корабль на абордаж, и теперь уверенно вытесняют с корабля уцелевших, истребляя смелых, а робких вынуждая прыгать за борт. Таким темпом алкские выродки скоро захватят корабль – тогда можно и самим получить камни из катапульт в упор. А любое повреждение для сколенских судов может стать роковым. Это алки тут, в тридцати милях к югу от Алкрифа, у себя дома. Стоит одному из сколенских кораблей получить серьёзные повреждения или потерять часть команды – и оба судна окажутся почти обездвиженными. В лучшем случае удастся перевести всех на «Ласточку», затопив «Разрушитель». В худшем... Их обложат и затравят, отжимая от Гевина – как волков-подранков на охоте. Тут – их владения. Сюда можно прорваться на пару дней, заставив понервничать алкских капитанов, если очень повезёт, перехватить корабль-другой, но не более.

  – Лучники, товьсь! – скомандовал Берель, развязывая предохранительный ремешок на ножнах и проверяя, как идёт из ножен меч. – Абордажники – оружие к бою! Гребцам – полный вперёд! Будем таранить "алка"!

  Вода пенилась, кружилась небольшими водоворотами, обтекая таран – здоровенное, окованное медным листом бревно, что на доброе копьё выдавалось вперёд носа. Парус хлопал, но тянул: поперечный курсу ветер – всё-таки не встречный.

  – Лучники, поправка два пальца! – услышал капитан крик командира стрелков на носу. – По моей команде – бей!

  Протяжный свист стрел. Берель поморщился – всё-таки лучше надо было готовить лучников, лучше! В рукопашной свалке прирождённый воин всё равно будет стоить, пусть не десять, но уж точно пять кое-как натасканных бывших рабов, и потому так важны лучники. Трудно сказать, как они выцеливают алков в круговерти рукопашной, наверняка досталось и кому-то из своих. Но раз пустили врага на свой корабль, дали ему пустить в ход мечи и кинжалы, смешали ряды – пусть не обижаются.

  И всё-таки не весь залп пропал: здоровый алк с мечом и дагой покачнулся – и осел на палубу. Его тут же насадили сразу на три копья, и, будто этого мало, кто-то из сколенцев, вырвав секиру из мёртвой руки, расколол алку череп.

  – Гребцы, суши вёсла! К бою!

  Капитан рассчитал верно: со страшным треском таран проломил борт и без того изувеченного алкского корабля и резко остановился, будто связанный с алкским кораблём нерасторжимой пуповиной. Теперь "Ласточка" могла вернуть себе свободу манёвра, только сдав назад. Это пока не требовалось: алкское судно ещё должно было послужить мостом для прорыва на "Разрушитель". Алки наверняка не ждут удара в спину, они уже захватили большую часть палубы, прижимая сколенцев к левому борту "Разрушителя".

  – За мной! – крикнул Берель, поудобнее перехватывая абордажный топорик – и с носа ловко перепрыгнул на борт алкского корабля. Его названия Берель ван Верг не знал, наверное, какой-то неуклюжий новодел. То-то алки, непревзойдённые мореходы, не смогли на своём корыте уйти от погони. Да и какая разница? Всё равно ему осталось недолго – стоит освободить гребцов, чтобы пополнили команду "Разрушителя", перетащить золотишко, или что у них в трюмах, к себе – и можно расцепляться, оставляя на тонущем судне только трупы.

  Алки и правда слишком увлеклись избиением "Разрушителя". По палубе бывшего имперского корабля катался вал рукопашной, рекой текла кровь, время от времени кто-то из дерущихся срывался в воду, но даже там кипели свои схватки – враги стремились утопить друг друга. Вообще-то на алкском корабле народу осталось порядком, но почти все – прикованные к скамьям и оставшиеся без дела гребцы. Против гевинцев оказались не прошедшие огонь и воду морские пехотинцы, а двое надсмотрщиков с кнутами и кинжалами, и какой-то молоденький хлыщ, боязливо жавшийся за спинами чужаков. Странно: судя по одежде, богатая шишка, но алкские аристократы, что бы о них ни говорили, никогда не бегали от боя.

  – Бей тварей! – проорал капитан, замахиваясь чеканом. Первый из надсмотрщиков замахнулся кнутом, метя попасть свинцовой гирькой на конце в голову Береля. Гирька загудела, набирая скорость и по широкой дуге мчась к лицу сколенца.

  Спору нет, кнут – оружие не менее серьёзное, чем меч или копьё. Им можно оторвать руку, можно заставить потерять разум от боли, а можно – убить одним ударом. Есть только одна тонкость: нужно действительно уметь им владеть. Может, алк и правда умел – только всегда проделывал подобное со связанным и беззащитным рабом, а не с превосходящими числом и очень злыми вражескими воинами.

  Широко расставив ноги, капитан Берель пригнулся, выставив руку – и кнут со свистом обвился вокруг руки. Не обращая внимания на боль, на темнеющий от крови рукав, сколенец рванул кнут на себя, подтягивая алка поближе – как раз на дистанцию удара чеканом. Надсмотрщику тоже нужно сблизиться – ведь теперь он мог пользоваться только кинжалом. Алк выбросил руку с кинжалом вперёд, метя сколенцу в бедро – но тот оказался проворнее: чекан с хрустом вошёл надсмотрщику в висок. Почти дотянувшаяся рука с кинжалом обмякла, из тела алка будто разом вывернули кости. Оставляя кровавую спираль на разодранном рукаве, кнут соскользнул с руки алка.

  – Отправляйся в Ирлифово царство, ублюдок, – буркнул сколенец и не удержался – плюнул в залитое кровью, развороченное чеканом лицо. Он мечтал убить надсмотрщика ещё до Гевинского восстания – когда такой вот кнут оставлял на спине бывшего валлейского рыбака всё новые шрамы. Первый раз мечта осуществилась ещё на корабле принца Алкина – и за то спасибо Эвинне и Морресту. Но потом, сколько бы ни доводилось схлёстываться с алками в море, Берель испытывал настоящее удовольствие, убивая надсмотрщиков над гребцами.

  Молодой парень, державшийся за спинами надсмотрщиков, мог бы наделать проблем: вооружён он был лучше напарников. Но по тому, как неуклюже он перехватил меч, как неловко качнулся вперёд, да ещё чуть не поскользнулся на качающейся палубе, стало всё ясно. Сухопутная крыса, да вдобавок, и на суше-то недорого стоившая в пляске мечей. Капитан позволил юнцу нанести сильный, но неуклюжий и слишком медленный удар, того бы наверняка развернуло вокруг собственной оси, подставляя чекану шею и затылок – но юнец умудрился засадить меч в край закреплённого на фальшборте щита. Парень отчаянно рванул оружие – он почти вырвал его, не хватило лишь какого-то мгновения. Одним быстрым, точным движением капитан зашёл ему за спину и обрушил чекан на затылок, но не остриём, а обухом. Похоже, мальчишка-то и есть главный пассажир корабля.

  Берель чуть повернул голову – и увидел, как второй алк, благоразумно отшатнувшийся назад, уже размахнулся, готовясь метнуть нож. Отточенным движением сколенец принял брошенный клинок на щит. Оружие со стуком впилось в кожу внешней обшивки, пронзило щит насквозь – но так в нём и застряло. Этот алк был существенно старше и опытнее, он понял, что кнут – слишком медленное оружие против такого врага. Разрывая дистанцию, алк шатнулся назад, чтобы подхватить зажатый в руке убитого стрелой воина абордажной команды недлинный меч. Вовремя: копьё, брошенное с "Ласточки", вонзилось в палубу как раз там, где он только что стоял, над головой свистнула, впиваясь в рею, стрела. А рука уже бесцеремонно вывернула из коченеющих пальцев мертвеца меч. Укрываясь от стрел и копий за мачтой, алк злобно ощерился – теперь он мог драться с Берелем на равных...

  ...Мог бы, будь здесь поединок один на один. Но сколенцы уже вонзили в борта алкского судна абордажные крючья, по канатам на борт обречённого корабля прорывались всё новые и новые бойцы. Правда, и сами алки, наконец, заметили удар с тыла. Напор на сколенцев с "Разрушителя" ослаб: едва ли не половина уцелевших алков бросилась обратно на своё судно. Их натиск был столь яростным, что, казалось, сейчас они сбросят сколенцев в море. Но уже звенели топоры, разбивая ржавые цепи, что держали на скамьях гребцов. И даже без гребцов сколенцев было слишком много. На палубе, у дверей камбуза, вокруг мачты и между скамьями гребцов снова зазвенело железо, послышались двуязычная брань и стоны умирающих...

  ...Рослый алк успел раскроить мечом голову одному гевинцу, нижней кромкой щита двинуть по ногам второго, вбить кинжал в бок третьему... Схватка сама вынесла Береля к противнику. Некоторое время они кружили вокруг мачты, выбирая момент для удара. Но нанести его ни одному из них возможности не выпало. Над самой головой Береля пролетело копьё – и алк жутко захрипел. Но не упал, пригвождённый к размозжённому катапультным ядром обломку мачты.

  Берель огляделся, кровавое безумие схватки на палубе потихоньку отпускало. Палубы алкского корабля и освобождённого "Разрушителя" заполнили бойцы с "Ласточки", они деловито обыскивали убитых алков. Оружие, золото, доспехи, если их ещё можно починить, снимали, сами тела сбрасывали в море – и вода вокруг них сразу же розовела. Судя по стонам, кое-кто из алков был лишь тяжело ранен – но плыть, ясное дело, не смогут. Это ерунда. Если ублюдкам удавалось брать в плен гевинцев, тем не светила быстрая смерть в море. Защитников мятежного острова везли на ближайшую подконтрольную алкам сушу. И сажали на колья. Порой они умирали в жутких муках не одну неделю. Да что тут говорить, алкских выродков стоило хотя бы вешать – жаль, нет времени...

  Не гнушаясь грязной работёнкой, победители вперемешку с освобождёнными гребцами "алка" с плеском скинули в воду последний труп. Вы, ребятки, Алку Морскому поклонялись? А мы вот тоже чтим Морского Владыку. И жертвы ему приносим куда более щедрые, чем алкрифские жрецы-скупердяи. Потому Он и отвернулся от алков, сделав их лёгкой добычей гевинских кораблей...

  – Выкинули мясо? – хрипло уточнил капитан. Виду он старался не показывать, но долгая погоня и схватка нешуточно вымотали. Нет, в сорок три зимы пора сходить на берег, уступая море молодым, и обзаводиться семьёй. Решено – это последний выход в море. Достаточно он искушал судьбу.

  – Сделано, Берель-катэ, – отрапортовал помощник, который, наверное, ещё и сам не догадывается, что уже в следующем выходе сам поведёт "Ласточку".

  – Молодцы! – возвысил голос Берель. Теперь он обращался ко всем. – Хвала Справедливому и Алку Морскому, мы их одолели! Теперь обыщите трюм. И осторожнее – там могут быть недобитки. Вы трое – освободите гребцов. На "Разрушителе" пол-команды порубили, да и у нас есть потери. А этого паренька, – указал он окровавленным мечом на оглушённого Баргена. – Свяжите и тащите к нам.

  Но прежде, чем алки спустились вниз, ведущий в трюм люк открылся, и показалась голова...

  – Моррест? – не поверил своим глазам Берель. – Так ты, выходит, ещё жив!

  Яльмар выполнял поручение капитана со всем возможным рвением. Опасаясь даже присесть, он стоял шагах в пяти от Морреста, выставив перед собой меч. Судя по бледному лицу, по дрожащему кончику клинка, парень нешуточно боялся пленника. Даже такого – измученного заточением, голодного, безоружного, сидящего, как пёс, на цепи. Моррест усмехнулся – капитан мог бы подобрать и кого получше. Хотя, возможно, эти «кто получше», поголовно нужны наверху. Судя по лязгу мечей и крикам, уже дошло до абордажа. Но кто кого побеждает – сказать сложно. Непонятно даже, кто вообще напал: гевинцы, хэйгарцы или какие-нибудь борэйны да браггары – тоже моряки не из последних.

  Моррест потянул цепь, заставив толстые звенья зазвенеть. Как и следовало ожидать, вырваться не удастся. Слишком уж крепко железный крюк вбит в рангоуты, и слишком толсты звенья цепи. Наверное, она запросто смогла бы удержать слона – если бы на Сэрхирге были слоны. Возможно, они водятся на далёком юге, в стране, откуда пришёл отец Харвана Основателя.

  – Сиди спокойно! – произнёс юный алк, и голос самым позорным образом дал петуха. Моррест подчинился. Правильно сказал какой-то умник ещё в родном мире: самое страшное существо – насмерть перепуганный гражданский, разжившийся автоматом. – А то мигом порежу!

  Моррест сам удивлялся своему спокойствию. Вроде бы паренёк куда опаснее какого-нибудь опытного гада – хотя бы потому, что может ударить просто от страха. Но боязни не было. Наоборот, губы сами кривились в брезгливой полуухмылке. Это просто какое-то неуважение, такого сопляка к нему приставлять! "А ведь и сам таким был... когда-то" – подумалось ему. Но того парня, выходца из подзабывшей настоящие кошмары Росфедерации, давным-давно нет на свете. Наверное, он загнулся от чумы в хладнокровно уничтоженном алками Самуре. Или помер от страха, когда навстречу катилась лавина латников под Гверифом. А может, отдал кому-то из местных Богов душу, когда в плечо ударила винтовочная пуля?

  Новый Моррест выучился презирать слабость и трусость. И как бы близко ни была смерть, бороться до конца. Просто как-то не осознавал этого раньше. А теперь заглянул в глаза вооружённого и не скованного цепью, но отчаянно трусящего паренька – и будто кто поставил рядом его прежнего и нынешнего. Нынешний, пожалуй, по-настоящему достоин носить имя кетадрина – беспощадного, как сама жизнь, северного воина-жреца.

  Моррест ван Вейфель из рода Вейфелей, из клана Ишвара, из племени кахлил – именно так звучало полное родовое имя того, чьё имя он некогда присвоил. Представитель народа, который не смогла покорить и Империя на пике мощи. Выходец из краёв, где нет ничего обыденнее войны, не скованный условностями мирной жизни и готовый драться любыми способами. Моррест ничего не мог с собой поделать – его просто распирала весёлая злость. А ещё непредставимое прежде ощущение единения с миром, куда забросила судьба. И очень сильное чувство железобетонной правильности происходящего. Будто могучий воитель, куда там старому пакостнику Эльферу и даже коронованному отморозку Амори, нашёптывал, что и как делать. Он не рефлексировал, не терзался сомнениями, соображая, морально ли убить парнишку, или лучше рискнуть собственной головой... Он просто видел возможность ударить – и бил, уверенно и беспощадно. Наверное, принять чужое имя – не просто научиться отзываться на новый набор звуков. Что-то переходит в наследство от прежнего обладателя имени – будто принимаешь его судьбу и его характер...

  – А то что? – нагло ухмыльнулся Моррест. – Пожалуешься капитану, мол, обижають?

  Паренёк смутился, ненадолго Моррест даже почувствовал к нему жалость. В конце-то концов, разве виноват клинок, что кузнец безобразно выполнил свою работу? А человек – он тот же клинок, как ни цинично звучит. Закалят да заточат в детстве и юности – будет резать хоть металл, хоть дерево, хоть плоть. А плюнут, решив, что, и так сойдёт – сломается, или, что ещё позорнее, погнётся.

  – Не зли меня, сколенское отродье, – прозвенел голос юного алка. "Явной дрожи нет – для него уже подвиг, – подумал Моррест. – Ишь ты, даже разозлился..." – Я тебя в любой момент могу...

  – Да я и сам с тобой всё, что угодно сделаю, – хмыкнул Моррест. Жаль, тяжёлая цепь дрянной ковки испортила непристойный жест, превратив его во что-то непонятное. Но паренёк понял, аж покраснел от злости. Он даже чуть придвинулся. "Ну, давай, родной, ещё шажок, – мысленно похвалил Моррест. – И цепь из помехи станет оружием". Но вслух добавил другое. К месту вспомнились азербайджанцы – участники пьяной драки на рынке, случившейся за год до перенесения в новый мир. – Я твою маму ... И тебя самого тоже.

  В его родном мире за подобные намёки могли где разбить лицо, а где и перерезать глотку. Здесь, конечно, зависит от касты – но равный равному точно вскрыл бы горло. А уж сказануть такое щепетильному, как все алки, насчёт интимных отношений, пареньку... Моррест ничуть не удивился, когда лицо горе-охранника просто побагровело. Он уже придумал ещё пару крайне оскорбительных подначек, но они не понадобились. На краткий миг алчонок утратил над собой контроль – и сделал-таки роковой шаг между жизнью и смертью.