Текст книги "Вернуться из смерти"

Автор книги: Павел Буркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 45 страниц)

  – Согласен, – как ни в чём не бывало, кивнул Моррест, соображая, что бы сказать, чтобы отбить у служителя Справедливого охоту совать палки в колёса. Надо выиграть время, хотя бы совсем чуть-чуть... – Никто не смеет задерживать жреца. Но пусть и жрец покажется, а то вдруг он и не жрец вовсе, а какой-нибудь...

  А храбрый оказался попик, вышел к солдатам, нимало не смущаясь тем, что его со всех сторон окружили вооружённые люди. Причём не абы кто, а отобранные Дагобертом бойцы, из самых надёжных и больше всех натерпевшиеся от Карда и Амори. Тут были сироты и младшие братья погибших в боях с алками и казнённых ударившимся в загул королём. Против воли Моррест почувствовал к нему уважение. Как ни крути, а Моррест мог сейчас приказать без затей его обезглавить, и что тогда решили бы солдаты, ведомо лишь Справедливому.

  – Люди называют меня Теоннат ван Вех, из рода Веверов, и каждый знает, что служу я Справедливому в храме на Храмовой горе.

  – Что ж, – с деланным спокойствием произнёс Моррест. – Я такого жреца не знаю, хотя был в столице первый раз ещё при Императоре Валигаре. Но если ты лжёшь, это будет проступок не передо мной, а перед Ним. Так отчего не поговорить, катэ?

  Моррест старательно подражал высокопарной речи жрецов: со служителем Богов надо говорить на их языке. Он не собирался в чём-то убеждать жреца, влезать в теологические дебри. В Сколене говорят: не стоит жрецу пахать и пахарю – толковать волю Богов, того, кто забудет это правило, просто не воспримут всерьёз. Но и давать этому старому шарлатану безнаказанно стращать его воинов – не дело. Нужно аккуратно, не ставя под сомнения его власть, указать несвоевременно затеявшему проповедь жрецу на его место. Например, так:

  – Удел воина – сражаться, удел служителя Богов – указывать людям, в чём Их воля. Никто не мешает тебе делать твоё дело, не мешай и нам делать наше!

  Увы, жрец попался опытный, и не настолько невежественный, как большая часть их касты. Зачем им чему-то учиться, если тёпленькое местечко гарантировано с рождения? Благо, невежественные крестьяне и чуть более образованная знать проглотят любую чушь. Так жила большая часть жрецов, особенно теперь, когда контролировать их стало вовсе некому. Этот был не из таких. Старичок собаку съел на подобных диспутах, и необходимость спорить с каким-то "сапогом" выводила его из себя.

  – Значит, ты считаешь, что Богов не оскорбляют твои выходки, безбожник? Ты три года воюешь против одного Харванида, подло сверг и убил другого наместника Богов – и считаешь, что Им до этого нет дела? Но знай: ни Боги, ни Их служители никогда не признают ни тебя, ни вашу узурпаторскую власть. Сюда идёт истинный Харванид, король Амори – и твой сброд разбежится, едва увидит вдали поднятую его полками пыль. Даже Ирлиф, прими он обличье какой-нибудь новой Эвинны, не сможет тебя защитить!

  Эту пламенную речь Моррест не мог пропустить мимо ушей. Не в том дело, что люди слушали служителя Богов, раскрыв рты, и их решимость защищать город ощутимо колебалась. Подняв восстание против Карда, они уже сделали свой выбор, и вряд ли он изменится от слов какого-то старика. Жизнь в Сколене учила не прощать обид и всегда, во что бы то ни стало, отдавать долги. А за оскорбление или клевету брать плату не деньгами или "публичными извинениями", а кровью. Он был готов зарубить жреца, если не останется иного выхода. Но и людям кое-что надо объяснить. Иначе такие вот Теоннаты начнут шляться по казармам, рассказывая о карах Богов, если они останутся верны новоявленному Совету. Тем более, что аргументы у него были.

   – Помнится, катэ, не кто иной, как люди Амори, грабили и храм Справедливого на Храмовой горе, – ответил Моррест. – Или я что-то путаю?

  Это было правдой. Когда алки вступили в столицу прошлый раз, жрецы встретили их, радостно распахнув ворота главного храма и Храмового города. Они спешили показать лояльность новому хозяину: искушённые в политике, они понимали, что Кард теперь никто, и настоящим хозяином столицы стал Амори.

  Алкский король "отблагодарил" новоявленных почитателей в своей, надо сказать, справедливой манере. Его воины деловито вытаскивали из храма всё ценное. Не поленились даже ободрать золотые листы с куполов, хотя их пощадил даже Аргард Первый, когда Оллог стоял у стен столицы. Даже в Великую Ночь никто не посмел покуситься на главный храм Империи. А Амори Харваниду это оказалось запросто. И ведь были, были жрецы, пытавшиеся отстоять храм. Не мудрствуя лукаво, им отрубили головы по приказу Карда, которому, в свою очередь, велел Амори. Тогда ещё Императору приказывал король...

  Жрец поперхнулся. Хороши наместники Богов, обкрадывающие Их же самих. А люди поняли намёк. Теперь – добивать, не давая опомниться, придумать возражения...

  – А помнишь жреца Беорода, зарубленного на пороге храма, когда сказал, что в главный чертог нельзя вводить коней? Говорят, оттуда потом выгребли много навоза...

  – Этот человек приветствовал Эвинну, когда она вступила в город! Он скреплял нечестивый брак Императора с безродной девкой, которую кто только не валял! Боги покарали его, и на вас обрушится небо, если вы не казните самой лютой казнью самозванцев этого Совета, и не откроете ворота законному королю – Харваниду!

  Моррест почувствовал, как наполняется весёлой злостью – той, которая вела его на стены Макебал и по улицам горящей Лакхни, на винтовочные залпы на Вассетском тракте и заставляла насмерть рубиться на валах Тольфара. Хочешь распропагандировать моих людей, попик? Ну, так будет тебе пропаганда. Такая, что вовек не отмоетесь, лжецы!

  – Помнится, Кард сам хотел этого брака. И потом... много чего хотел. Скажи, а как Боги смотрели на то, как он с мальчиками резвился? И с овечками? Да и я видел жрецов на улице Танцовщиц...

  Но жрец ещё пытался выстоять в словесном поединке. Он был слишком умён, чтобы не понять, что всё пошло не так. Но и признать поражение от этого говорливого солдафона...

  – У каждого своя вина! – сверкнув глазами, убеждённо произнёс жрец. – Никто не останется без возмездия! Кард получил по грехам своим, но и вы не избегнете кары! Король Алкский уже идёт в силах тяжких, и кто остановит его гнев?!

  – Знаю, – усмехнулся Моррест. – К этому и готовимся. И королю твоему мало не покажется. Поэтому хочу тебя предупредить. Мы не воюем со стариками, тем паче со жрецами. Но если кого-то из вас застукают на передаче сведений алкам... Тогда вините только себя!

  – Ты не посмеешь! Тогда Боги...

  – Боги прокляли и Амори, и Карда, и Эльфера, и тебя, их прихвостня, – сказал, будто отрубил, Моррест. – Они отняли у вас всех способность зачать детей. Любой безродный бродяга может – а вы нет. Это ли не знак Их гнева?

  И понял, что попал в точку: жрец вздрогнул от такой проницательности. В этом мире нет монашества в земном смысле, разве что было у арлафитов. И Воины Правды дают лишь обет не жениться и не выходить замуж, ставя служение Закону превыше семейного счастья. Но прямого запрета на плотские утехи тоже нет – чем, на словах осуждая распутство, и пользовался Эльфер. То же самое – со странствующими жрецами. А жрецы обычные, которым не надо всё время бродить по миру, как и все, женятся и заводят детей... чем больше, тем выше милость Богов за их деяния в прошлых жизнях. Только достигнув преклонного возраста и став дедом, жрец может уйти в странствие, проповедуя Слово Богов всем желающим его послушать и посещая святые места. Разве что далеко на Севере, в только что завоёванных землях, возникли настоящие общины монахов-воинов. Правда, и о них рассказывают такое...

  А для обычного жреца прожить в браке лет двадцать и не зачать ни одного ребёнка – прямой знак немилости Богов. О таком стараются не трепаться, и уж точно сказать такое при всех – значит оскорбить. Всё равно, что усомниться в праве жреца на проповеди. Раз совершил какой-то страшный грех в прошлой жизни, то и нечего тебе проповедовать в этой. Но и возразить нечего. Он развернулся, собираясь уйти – но не мог просто так взять и признать поражение.

  – Я ухожу! – прошипел, как плюнул, Теоннат. – Но знай: возмездие близко! Амори вернётся – я знаю это, и ещё до весны твоя голова будет насажена на пику.

  – Постой! Куда же ты! – в надежде заставить жреца остановиться и выболтать что-нибудь ещё, крикнул Моррест в его спину. – Ты разве не хочешь ещё пообвинять нас в чём-нибудь?

  Но жрец попался неглупый. Понял, что невольно выдал тайну – и дёргающейся походкой, как паяц, зашагал прочь. Похоже, он всё-таки смог произвести на людей впечатление. Ничего. Есть способы его смазать.

  – В колонну по четверо – стройсь! – скомандовал Дагоберт. Будто очнувшись от наваждения, воины принялись строить плотный, прикрытый большими пехотными щитами строй. С деревянным стуком покачивались над головами копья, скрипела повозка с "катюшей", а "миномёты" ехали на своих колёсах, подталкиваемые бойцами. По земным меркам – жалкая толпа оборванцев, которую можно смести одной очередью автоматической пушки. Но здесь – вполне боеспособное подразделение, которое, хочется верить, попортит алкам немало крови. – Два месяца назад вы впервые взяли в руки оружие, чтобы защищать родной город от алков. С тех пор вы стали настоящими воинами, способными поспорить с хвалёными алкскими наёмниками и в поле, и на стенах. Уверен: вы не подведёте и в настоящем бою.

  Моррест перевёл дух. Надо сказать то, о чём итак думает каждый. Бойцу важно знать, что командир думает так же, а не просто выполняет приказы тех, кто над ним.

  – Вы слышали, что Амори скоро двинется на нас. Это правда. Он соберёт все силы, какие сможет, потому что пока мы живы, он не хозяин в обоих Сколенах. И будет переть вперёд, не считаясь с потерями. Это тоже правда. Он полагает, что встретит тут неорганизованный сброд, неспособный противостоять армии, что сметёт нас за пару дней – и пойдёт усмирять Верхний Сколен, топить в крови наших братьев. Он ошибается. Докажите ему это! И сделайте это так, чтобы ни у одного алка, а так же их сыновей, внуков и прочих потомков и мысли больше не возникло, что можно напасть на Сколен! Докажите, что ЭТО НАША ЗЕМЛЯ!

  Последние слова Моррест просто проревел, хватая ртом морозный воздух. И с удивлением осознал, что не просто "косит под политрука". Слова шли от самого сердца, с чувством железной правильности происходящего. Раньше, когда доводилось сражаться, он бился не за страну. Сперва за свою жизнь, потом во имя Эвинны и исполняя её приказы. А ещё – почти всегда – движимый ненавистью к алкам, убившим близких людей. Только теперь он смог взглянуть на эту войну глазами сколенцев. И увидеть в защите огромного, но пребывающего в глубоком упадке города нечто большее, чем просто очередное сражение затянувшейся войны. Кажется, только теперь он осознал, что будет сражаться за свою родину.

  Потому что теперь Сколен – и Верхний, и Нижний – действительно стал ему родиной. Правильно сказано – "наша земля". Значит, и его тоже.

  А значит, пусть Амори идёт на столицу. К весне ему приготовят такую встречу, что алкам мало не покажется. Да и зимой... Зачем терять столько времени, сидя в крепости? Помнится, судьба Лакхни решалась не только на стенах.

  Амори наверняка попытается атаковать Нижний Сколен с нескольких сторон. Скажем, двинет главные силы, как раньше, на Лакхни или через Новый Энгольд – а в тыл сколенцам, с задачей отвлечь часть их сил, двинется Ардан Балгрский. При везении балгры могут натворить немало. Значит...

  Значит, до весны надо зачистить союзников Амори – и заодно, по возможности, привести в столицу ополчение алхаггов. Кстати, Ардан, скорее всего, тоже будет опасаться удара алхаггов в спину, и попытается избавиться от угрозы до весны. Поэтому идти стоит не прямо на Балгр, а на Алхидду. Надо только убедить остальных вождей, и взять с собой тысячу человек с десятком "миномётов". Впрочем, тут трудностей не будет. Привыкшие воевать полевые командиры уже устали от хозяйственной текучки...

  Глава 9. Вести с севера

  Возможно, то был самый северный храм Стиглона. То есть святилища-то были и на Борэйне. Но полноценный храм, со жрецами, подчиняющимися сколенским, даже со своим архивом и сокровищницей – только тут, в Кетадринских горах. Авенат натянул поводья. С виду неказистый и мелкий, горский конёк не боялся пропастей и крутых троп, он умел не скользить на обледенелых кручах и неутомимо брести по вьющейся прихотливой нитью тропе. И вот, наконец, он остановился. Монастырь в Афраде. Именно о нём говорили жрецы Стиглона, всегда готовые помочь «настоящему слуге настоящего Харванида». Единственный монастырь, где есть свои Воины Правды, которые могут дать знать Эльферу. А тот поможет побыстрее добраться на юг, в ставку Амори. Тогда король вовремя узнает чёрные вести и сумеет подготовиться. Конечно, если поверит, что Эвинну слишком рано списали со счетов.

  Храм напоминал корону, венчающую голову окаменевшего исполина. Восемь вздымающихся в серое зимнее небо башен, приземистых, толстостенных, узенькая тропа, по которой и в мирное время-то непросто подняться, а уж под ливнем стрел и камней... И правильно. Храм в землях, где искони из всех законов действует лишь право сильного, не может не быть крепостью. А его монахи, соответственно, обязаны быть воинами. Ну, или раскошеливаться на наёмников.

  Храм появился не так давно – в легендарные ныне времена Северных Походов. Тогда Арангур третий с упорством, заслуживающим лучшего применения, пытался покорить суровых горцев, принудить отказаться от разбойной жизни и впрячься в имперское тягло. В открытых боях гордые северные витязи не могли ничего противопоставить дисциплине и выучке легионов. Но стоило легионам уйти – и замирённая территория взрывалась восстаниями, оставленные сколенцами гарнизоны вырезались, военачальникам Арангура приходилось начинать всё сначала. Алкам очень важно избежать этого в Сколене.

  Тогда и подключились к делу жрецы. Они решили, что одними мечами войну не выиграть. Но если строить здесь укреплённые монастыри, где могли бы нести службу воины-монахи, создавать при храмах школы и молельни, госпиталя для раненых и больных, если нести горцам свет истинной веры и знаний – тогда другое дело. Они не станут вредить тем, кто им помогает.

  Ничего путного из этой идеи не вышло. Сами храмы держались, отбивая наскоки грабителей, в школах учились детишки, в лазаретах выздоравливали страждущие. Постепенно среди монахов появились местные жители, храмовое начальство научилось ладить с вождями племён и кланов, освящать их свадьбы и похороны – но к победе Арангура Третьего это не приблизило ни на шаг. Вожди продолжали войну за свободу, всё так же хоронясь в горах, из засад нападая на идущие по горным дорогам колонны и обозы, при попытке их прижать либо изъявляли лицемерную покорность, либо резали завоевателей по ночам.

  А вот монастыри, в которые шло всё больше и больше кетадринов – прижились. Они вошли необходимой составной частью в местный калейдоскоп племён, кланов, эфемерных "королевств" и просто бандитских шаек, что готовы воевать за каждого, кто заплатит. Будто и не было Великой Ночи, там собирали и переписывали древние трактаты, вершили уже забытые в собственно Сколене обряды. А поскольку ещё при Арангуре туда посылали самых умных, одухотворённых, образованных – не забылось и кое-что ещё. Говорят, местные храмовники подчиняются Эльферу, а Эльфер – союзник Амори. Значит, если и не помогут добраться побыстрее, так хоть мешать не станут.

  На последнем участке подъёма Авенат спешился, бросил поводья выскочившему из притулившейся к скале избушки конюху – единственному, кто встречал приезжих. Он собирался идти пешком и для того, чтобы выказать уважение, но главное – потому что по крутой обледенелой тропе конь бы не прошёл. Даже нынешний. Служка увёл жеребца в тепло, к торбам с овсом и ведру чистой воды. Приземистый сарай послужит ему защитой от пронизывающего ветра, с голоду и от жажды он не помрёт – можно идти дальше.

  Пеший подъём оказался нешуточно трудным. Ступени, ступени, ступени. Всего их, говорят, тысяча шестьсот двенадцать, и кто осилит все, обретёт религиозную заслугу. Над ним перестанут довлеть несколько крупных грехов, и в следующей жизни ему будет чуточку лучше. Но, честно говоря, Авенат не очень-то верил. Вот в помощь и поддержку Алка Морского – другое дело, а тут лишь божество презренных сколенцев. Впрочем, его жрецы могут оказаться очень даже полезными.

  Хватаясь за выбитые в теле скалы выступы, он взбирался ввысь. Определить высоту не получалось: землю скрывала снежная круговерть, потом ледяной, пронизывающий до костей туман. Слой облаков кончился, Авенат с изумлением увидел их под собой. А жрецы рассказывают, что облака материальны, как камень или железо...

  Самом верху стало совсем трудно. Казалось, воздух стал непригоден для дыхания, Авенат дышал полной грудью и всё равно задыхался. "Этак я сорвусь, и всё!" – подумал бывший советник, но тут бесконечная лестница кончилась. Слегка подрагивающие от напряжения ноги вынесли к мощной каменной стене, стиснутой с обеих сторон пузатыми башнями, посреди которой прорезаны массивные ворота. Узкие амбразуры над воротами доказывали: везунчиков, прорвавшихся к монастырю вплотную, найдётся чем встретить.

  "А вообще, интересно, взять этот монастырь можно?" – прикидывал Авенат. И сам себе отвечал: можно. Но только в результате предательства изнутри. Хотя пушки-то вполне могут разбить стену издали...

  Вот и ворота. Авенат несколько раз ударил в створку массивным медным кольцом, позеленевшим от времени и непогод. Глухие звуки ударов разнеслись над крепостью – спокойные, размеренные, будто говорящие заранее: я пришёл не со злом.

  Ворота отворили быстро. Но сначала открылось небольшое – голову не просунешь – смотровое окошко.

  – Кого привели Боги? – хриплым басом спросил привратник, и его голос не был голосом смиренного отшельника. Скорее уж – рыцаря, как и он сам.

  – Люди зовут меня Авенат ван Бетранион, из рода Астагов, барон Вавасса, – отрекомендовался путник. – Служу королю Алкскому. Еду с важными новостями с Борэйна и прошу еды и крова.

  На юге, где-нибудь в Гверифе, такую речь сочли бы верхом непочтительности. Ну что это такое? Где цветастые поэтические сравнения, афоризмы, искусно вплетённые в речь цитаты, в каждой из которых множество смысловых оттенков, и знатоки получают истинное наслаждение, угадывая самый подходящий. Но суровые монахи-воины терпеть не могут словоблудия. Любителя пышных речей могут не пустить на порог, предоставив погибать от холода и голода или стать добычей бандитов. Что ж, они в своём праве. До срока.

  – Мы не ждём никакого Авената, – отозвался голос. – Но король Алкский – наш союзник в борьбе со смутой. Поэтому мы просим тебя быть нашим гостем. Но... Ты должен рассказать настоятелю суть своего дела. Таковы наши правила.

  От такой наглости Авенат опешил. А как насчёт государственной тайны и присяги? Они держат его за дешёвку?!

  – Мы не хотим причинить вред нашему союзнику, – добавил привратник. – Возможно, это принесёт пользу твоему королю! Впрочем, вы вольны отказаться...

  А вот это – действительно враньё. У него нет выбора. Без помощи жрецов он будет в Алкии в лучшем случае следующей осенью. К тому времени воскресшая ведьма объединит северян не хуже Оллога – и бросит эту силищу, которая некогда едва не сокрушила Империю, на алкскую державу. И если к тому времени повстанцы не будут разбиты...

  Упредить бы её хоть на полгода. Амори сможет раздавить Верхний Сколен до подхода орд Эвинны-Артси, а потом сосредоточить все силы на севере. И тогда – пусть идут северные головорезы! Чем больше их будет выбито в открытом сражении, тем легче будет потом завоёвывать Север. Но для этого надо за эту зиму покрыть дорогу, которую меньше, чем за год, не пройти. А он два месяца потратил на путь сюда: полмесяца понадобилось, чтобы добраться через замёрзшее море до Крамара, ещё столько же он потерял при королевском дворе, убеждая владыку крамцев выступить на стороне алков в грядущей войне. Толку-то, если король уже решил раз и навсегда поставить на место Хорадон в союзе с кенсами? Хорошо, если потом на Барск пойдёт, но сможет ли он справиться с Эвинной? Да наплевать – главное, придержал бы и нанёс потери!

  – Что ж, я приму ваше гостеприимство, – отозвался Авенат. – У меня есть вести и для вашего начальства. Боюсь, предстоят трудные времена.

  – Проходите, Авенат-катэ, – уже как подобает обращаться к высокопоставленному союзнику, произнёс привратник. – Я доложу настоятелю, а пока прошу отдохнуть и разделить с нами скромную трапезу.

  Без скрипа – видно, что масла не жалели – могучие петли провернулись, дубовые створки приоткрылись, ровно настолько, чтобы пропустить одинокого путника. Стоило войти внутрь, как ворота захлопнулись. Самое удивительное, для этого не потребовались дюжие парни-привратники, каких на каждую створку понадобилось бы не меньше трёх. Наверняка какой-то механизм: в старой Империи хватало мастеров, способных делать хитрые машины. Хоть и попроще тех, которые строил мастер Михалис. Что ж, всё правильно. Пока сколенцы скатываются вниз, к дикости и убогости, алки обретают новые знания и новую мощь. И медленно, но верно строят свою Империю, ломая сопротивление тех, кому хватает глупости встать на их пути.

  Монах, закутанный в неброский, но тёплый и практичный чёрный плащ мужчина, вёл Авената вглубь крепостного двора. Глядя на гордую, скорее приличествующую рыцарю, чем монаху, осанку, Авенат гадал: неужто они знали, что он придёт, и именно сейчас? Иначе отчего сразу впустили, даже не справившись у начальства, кто это такой? Да и сам "привратник" – не простой послушник, как следовало бы ожидать, а некто, имеющий право решать: впускать или нет. Надо выяснить, как они узнали. А то сейчас они союзники, а через год? Десять лет?

  Они шли через тесный крепостной двор, через ещё одни ворота – чуть менее серьёзные, чем внешние, но всё равно без тарана не высадить. А таран в этакой тесноте и не поставить... За внутренними воротами показались суровые, без излишеств, строения, ничем не отличавшиеся от казарм. Наверное, монашеские кельи...

  – Не кельи, – перехватив взгляд Авената. – Там наёмники живут. Монахи обитают на скале, за третьей стеной.

  – А... настоятель?

  – Донжон цитадели видите?

  Да, теперь Авенат видел. Внутреннюю часть монастыря-крепости опоясывала третья стена, и вот она явно была древнее остального монастыря. Наверное, какое-то племя не смогло отбиться от легионеров, племя они вырезали, а крепость перестроили в монастырь.

  Столь же старой выглядела и башня в центре внутренней крепости – широкая, тяжеловесная, презрительно глядящая на мир узкими глазами бойниц. О новых хозяевах напоминал здоровенный золочёный посох, символ Справедливого. Подходящее местечко, без крыльев туда хрен доберёшься. Чтобы туда прорваться, надо взбираться по длинной крутой дороге. На ней хватает мест, где пяток хороших воинов способны остановить армию. Если получилось пройти по дороге – надо взобраться по длинной, крутой лестнице, по которой можно скидывать на атакующих брёвна и камни, лить кипящую смолу или свинец. Но, допустим, удалось одолеть и лестницу. Остаются "пустяки": прорваться через три крепостные стены, которые можно атаковать только с одной стороны, и, наконец, овладеть башней, которая сама по себе крепость. Совсем просто, правда?

  Когда король перестанет в них нуждаться, с этой твердыней придётся повозиться. Впрочем, на пушки она не рассчитана. Да и необязательно штурмовать: монастырь легко оборонять, но и блокировать не труднее. Опять же, никакие стены не спасут от внутренней измены. Амори прав, предпочитая не сидеть за стенами крепостей, а бить врагов быстро и жестоко, в открытом поле.

  – Хорошо ваш настоятель устроился, – кивнул Авенат. И "привратнику", и его начальству не нужно знать его мыслей. Пока они нужны, и нужны в качестве союзников.

  Вот и третьи ворота остались позади. Сюда уже не допускали ни наёмников, ни паломников. На страже стояли те самые Воины Правды, каких Авенат навидался, начиная с Гверифа. Ох, и хитрые твари. Как бы не предали в самый ответственный момент, как только поймут, что они – следующие после Эвинны. Но пока во многих случаях без них не обойтись. Надо, чтобы ничего не заподозрили – как не заподозрил ничего один не шибко умный Харванид.

  Наконец за спиной, отсекая лютый холод и тьму, захлопнулась ещё одна тяжёлая дубовая дверь. Удивительное дело: в высокогорьях, дерево не в меньшей цене, чем на Борэйне. Но везде такие основательные двери, балки перекрытий и стены облицованы морёным дубом... Как там в песне: "Остров роскоши в море нищеты"? Именно так.

  – Здесь трапезная для братии, – указал воин. – Сейчас никого нет, но специально для гостя будет накрыт стол. Извольте немного подождать.

  ...А ничего яства у суровых воинов-монахов, о которых на юге рассказывают столько сказок. Ароматная варёная баранина, приправленная какими-то высокогорными травами, искусно закопчённые на огне свиные рёбрышки, просто тающие во рту, тушёные овощи в остром, но вкусном соусе, напоследок – неплохой яблочный сидр: более крепкие напитки здешний устав запрещает. Что говорить – не умерщвляют плоть постами святые отцы. Точно обложили данью крестьян из долины, а при нужде наверняка не прочь пограбить соседей. М-да, а ведь раньше всё было по-другому...

  Наконец, яства иссякли, и двое мальчишек-рабов повели его в баню. Пар и горячая вода после вечного мороза принесли такое блаженство, что ради них одних стоило сюда прийти. Тем временем принесли его одежду – выстиранную, чистую до хруста, совсем не похожую на пропотевшие грязные тряпки, в которых он явился к порогу монастыря Афрады. Самое интересное, уже сухие: интересно, кто и как их сушил?

  – А теперь, Авенат-катэ, прошу к настоятелю! – заявил тот же воин, явившийся за ним прямо в баню. – Затем, если вы захотите, мы предоставим вам покои.

  Правильно. Власть не любит, когда её заставляют ждать, а власть тут – они. Если помогут – это окупит все неудобства. Да и за то, что уже сделали, надо сказать спасибо.

  – Моё почтение, Авенат-катэ, – учтиво склонил голову плечистый, явно ещё очень сильный старец в том же чёрном балахоне. Намёк на суровые правила монастыря, вступая куда, человек отдаёт в монастырскую казну всё имущество – или последнее, что связывает эту твердыню с собственным прошлым? Какие же они лицемеры... – Зови меня Норр ван Телгран. Я – настоятель монастыря в Афраде. А это – наш духовный владыка, новый верховный жрец Справедливого, – настоятель возвёл очи горе. – Эльфер ван Нидлир. Он специально приехал из Сколена, чтобы встретить вас.

  Авенат не удержался – хоть это и не вежливо, внимательно взглянул на Эльфера. Первое впечатление, от той битвы, где была захвачена Эвинна, не обмануло: боец, каких поискать. А по виду не скажешь – мужик, конечно, крепкий, но ничего особенного. Важнее, впрочем, политика. Он – единственный из высокопоставленных храмовников, кто вовремя понял угрозу, которую несёт Эвинна. А главное, когда началась война, он твёрдо встал на сторону алков. Потому и взлетел так высоко.

  – Прежде всего, – начал Авенат. – Вы помните Эвинну вану Эгинар?

  И он добился своего – Эльфер вздрогнул. Вряд ли он смог бы забыть её, ученицу, оказавшуюся слишком способной. И слишком верной Империи.

  Слова неудачливого посла и разгромленного полководца падали, как чугунные. В каждом из них звучала поступь рока. В глубине души он почувствовал даже что-то вроде угрызений совести... Всего на миг, сам себе удивляясь. А ещё – страх. Как одолеть ту, над кем не властна сама смерть? И кто она такая? Уж не Алха ли во плоти?!

  А когда-то он совершенно искренне привязался к милой девчушке, найденной на заснеженном перевале, ведущем в Сколен! Что удивительно: опоздай он тогда всего на пару часов, или не прояви любопытство, увидев цепь следов в снегу – и ничего бы этого не было. Каждый так и имел бы то, что на роду написано – жрецы бы толковали волю Богов, воины сражались, а с кем и за что – дело десятое; торговцы копили богатства, а остальные обслуживали перечисленных. В спокойном болоте у храмовников остался бы неплохой шанс доказать свою необходимость новой власти. Пожалуй, со временем можно было бы добиться расширения унаследованных от Империи прав. И Воинам Правды в том числе.

  Воины Правды... Историю своего ордена Эльфер знал до мелочей. Он был создан святым Императором Эгинаром для того, чтобы охранять устои веры и следить, чтобы государевы люди не творили беззаконие... И, заодно, удерживать чернь от бунтов против лучших людей, праведностью в прошлых жизнях добившихся высокого положения.

  Пока существовала Империя, они были нужны. Они служили глазами и ушами Императоров и храмов в народе. Выявляли одарённых людей, которые заслуживают большего, чем может дать их каста. В зародыше распознавали смутьянов и вольнодумцев. Но в то же время они доносили чаяния простолюдинов до трона. Чем – вне всяких сомнений – только крепили Империю.

  Но со временем сам орден начал изменяться. Пожертвования и императорское жалование делали его всё богаче, привилегии манили тех же самых аристократов, которых должны были контролировать Воины Правды. Орден как бы раздвоился: низовые Воины Правды хотя бы отчасти продолжали выполнять записанное в уставе, а вот руководство... Руководство чем дальше, тем больше превращало орденскую казну в свою собственную, а рядовых Воинов использовало в своих интригах. Рано или поздно раздвоенность должна была кончиться. Или низовые Воины Правды спихнули бы верхушку, и орден снова начал бы жить по уставу. Но в этом случае, Эльфер не сомневался, их рано или поздно ждало бы столкновение с властями. Или Воинов Правды реформировали бы сверху, поставив им совсем иные задачи.

  Великая Ночь, а потом алкское завоевание практически разрушили орден, как разрушили и Империю. Низовые Воины Правды, большей частью из низких каст, страдали и гибли наравне с простолюдинами, а верхушка благополучно пересидела лихое время в укреплённых монастырях и имениях родственников. Орден в разы уменьшился в числе и необратимо переродился – но в народе ещё жива была память о старых Воинах Правды. Эльфер был первым, кто понял, что из этого тоже может выйти толк.

  Нет, теперь Воины Правды не должны заступаться за всяких нищебродов. Они были преступниками в прошлых рождениях – пусть платят за это полной мерой. Наоборот, следует защищать лишь знатных, богатых и образованных, лучших людей Империи. А для этого нужна твёрдая, даже жестокая власть – и Амори подходит куда больше, чем Эвинна. Нужно показать алкам, что Воины Правды, и вообще жрецы – самые преданные в Верхнем Сколене. Только они могут удержать в повиновении сколенское быдло.