Текст книги "Вернуться из смерти"

Автор книги: Павел Буркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 45 страниц)

  А вот ещё одну Моррестову идею удалось воплотить в жизнь. Обычные селяне из касты гончаров ворчали, когда их заставили делать мелкие, уродливые и на их взгляд бесполезные горшочки. Их набивали порохом же и щебнем, вставляли короткий просмолённый фитиль – и зашивали в небольшой мешочек: чтобы, даже если "горшочек" разобьётся, содержимое не рассыпалось, а взорвалось. Получилось так себе, порох всё-таки не тротил – но когда такую штуку бросили в сколоченную из досок мишень, её всю изрешетило камешками, да ещё отбросило взрывом. И императорских вояк, и алков по любому ждёт сюрприз.

  Стены показались из затянутых синим туманом сумерек внезапно. Совсем недавно дорога уныло тянулась мимо заросших полей, заброшенных домов, убитых Великой Ночью остовов вековых исполинов и чахлой молодой поросли вокруг. Деревья неторопливо выплывали из предвечерних сумерек, с неба сыпалась и сыпалась ледяная морось, временами сменявшаяся мокрым снегом – и вот из мрака выплыла чёрная громада крепостной стены. Она пересекала равнину, дорога прихотливо извивалась, чтобы исчезнуть в громадных приоткрытых воротах. Нижний город. Ворота тут не закрываются – петли проржавели, да и створки за годы без ухода просели и вросли в землю. Придётся ломать и ставить новые, если в столице остались подходящие мастера. Соответственно, и на стене наверняка никого нет. Стены Нижнего города давно никто не воспринимает как оборонительный рубеж. Повстанцам это на руку.

  – Стоять! – послышалась команда. Как договаривались, шагах в пятистах от крепостной стены колонна замерла. Предстояло разделиться – и каждой из групп осуществлять свою задачу. Если все справятся, горожане проснутся при новой власти.

  – Гестан, ты уверен, что они помогут? – всё же неуверенно спросил Моррест. – Эти хмыри не внушают доверия...

  – Их каста обслуживала канализацию, – спокойно произнёс Гестан. – Если кто и может провести под землёй, так это они. Без них одна заминка – и мы все тут ляжем. Не помогут даже огненные орудия.

  – Ладно, голова на плечах у тебя есть, – сдался Моррест. – Но всё равно – постарайся не совать голову в петлю...

  – Само собой, Моррест-катэ. Нельзя нам умирать, пока Амори жив. Так тоже будь осторожнее, гвардия несколько лучше простой стражи.

  – Ты тоже, Гес. А то любишь ты... импровизировать. Ладно. Олберт, Колен, пошли. Дерьмо ждёт нас...

  Братья-рыцари переглянулись, обменявшись белозубыми усмешками. Медведеподобные здоровяки воспринимали предстоящее как какую-то скабрезную шутку. А вот Морресту было не смешно: всё-таки гвардейцев не меньше трёхсот человек, а в его отряде не наберётся и сотни. И то сказать – хватит ли в провонявших нечистотами подземельях воздуха для этакой толпы? А то противогазов-то нет, только смоченные самогоном тряпицы на лице.

  – Ага, ждёт, не дождётся, – хмыкнул Олберт. Старший, Колен, нахмурился – но промолчал. Колонна, возглавленная Моррестом, отделилась от войска и двинулась вдоль крепостной стены на юго-запад. Именно там, как условились, будут ждать "сантехники". Именно их Гестан имел в виду, когда туманно сказал о "карте канализации".

   Пока им везло. Отряд шёл вдоль крепостных стен столицы – уже не стоящей в чистом поле стены Нового Города, а мимо Храмового холма. Где-то там, невидимый за кисеёй дождя и подступающей тьмой, высится главный храм Справедливого Стиглона на всём Сэрхирга. Солдаты благоговейно поворачивались к холму и чертили в воздухе знак посоха – чем-то они напоминали крестящихся на церкви паломников из иного мира. Впрочем, здесь и сейчас, в охваченном войной Сколене, тот мир казался нереальным и нелепым. Самолёты, машины, телевизоры, компьютерные игры и Интернет... Натуральная фэнтэзи.

  Обогнув невысокий, но довольно крутой холм, отряд вышел к небольшой грязно-серой речке, вздувшейся от дождей, чьи воды стремительно неслись к Эмбре. Сатледж, приток Эмбры, служащий крепостным рвом для южной части внешнего обвода укреплений. Моррест помнил, что в родном мире какая-то река называлась так же – но вспомнить, какая и в какой стране, не мог. Сейчас будет брод – который сейчас, может, и непроходим, поздняя осень и весна – время, когда реки будто с цепи сорвались.

  Перебираться через реку верхом Моррест не решился – спрыгнул в грязь, повёл коня в поводу. Глядя на него, отборные рыцари, лучшее, что имелось в войске повстанцев, поступили так же. Морщась (надо – вытерпим, но любить купание в грязной ледяной воде не обязаны) бойцы один за другим входили в бурную, мчащую к Эмбре бурую пену, воду.

  Течение оказалось сильнее и резче, чем Моррест рассчитывал, оно норовило сбить с ног и утащить на стремнину, или хотя бы бросить в лицо противную пену. Вода была по грудь, хорошо хоть, можно не отрываться от дна: выгрести против такого течения, Моррест был уверен, не смогли бы даже двужильные братья-рыцари. Силы уходили на то, чтобы поддерживать коня, и в то же время опираться на него.

  Первыми оказались на противоположном берегу Олберт и Колен. Братья закрепили за ствол выжившего в Великую Ночь дуба толстую верёвку, и, держась за неё, остальные стали перебираться на противоположный берег. Не отпускай верёвку, придерживай коня, чтобы тот не оступился – а то в ледяной воде потеряет силы очень быстро. И смотри, чтобы никто из ближних бойцов не оступился, не ушёл под воду с головой оттого, что свело ноги. Потому что, когда тебя самого скрутит, кто-нибудь поддержит и тебя. Иначе не миновать покойников на переправе через вздувшуюся реку, а смерть утопленника для рыцаря ещё позорнее смерти удавленника.

  Наконец, последний из бойцов обвязался верёвкой – и так же осторожно вошёл в бурную воду. Олберт и Колен были готовы вытянуть его на берег – но не потребовалось. Немолодой уже крестьянин с пересаженным на копейное древко цепом вышел на берег и устало опёрся на оружие. Четыре с лишком десятка лет – по местным меркам уже глубокая старость – не возраст для походно-полевой жизни. Как бы не слёг ещё...

  Моррест огляделся, выискивая глазами проводника. "Ведь договорились же! Пока ещё весь город под землёй пройдём!"

  Проводник появился, будто из-под земли, хотя в этом тумане с сумерками (да ещё снова повалил мокрый снег) всё едино дальше пятидесяти метров мало что увидишь. Непонятный возраст, что угодно от тридцати до пятидесяти, изуродованное оспой лицо заросло клочковатой бородой, видавший виды бурый плащ сливается с местностью. На виду оружие не держит, но это ни о чём не говорит: времена сейчас такие, что без оружия под рукой не проживёшь.

  – Эй, а кто ты? – произнёс мужчина обычную фразу, но на деле она была вроде пароля. Скажи он любые другие слова, или поменяй слова местами – и стало бы ясно, что человек не тот.

  – Тот, кого приглашали, – так же условной фразой ответил он. – Вести готов?

  – Само собой, – ухмыльнулся человек. – Только вот что... Вы захватили с собой повязки, как я говорил?

  – Захватили, – произнёс Моррест.

  – И пропитали вином?

  – Пропитали.

  – Тогда надевайте. Там, где мы пойдём, даже в воздухе смертельная зараза.

  – А... нельзя как-нибудь по-другому пройти?

  – Только по поверхности. А по подземке – один путь. И хорошо ещё, сейчас почти ничего не сливают: лет двадцать назад вы бы просто утонули в дерьме, или от вони задохнулись.

  "Кто бы сомневался" – подумал Моррест. В отличие от заухмылявшихся, принявших слова "сантехника" за грубоватую шутку, рыцарей он знал: всё так и есть.

  – Повязки надеть, – распорядился он. – И связываемся верёвкой.

  – А это-то зачем? – удивился Колен.

  – Затем, что если ты в темноте отстанешь, никто тебя оттуда не выведет. Так и помрёшь посреди... этого самого.

  Смех бойцов, немудрёные солдатские шуточки... Нет, пока сами не искупались в отходах жизнедеятельности огромного города, не вдохнули наполненный миазмами воздух, не потеряли счёт часам в подземной мгле – не понимают. Ну, и хорошо. Иначе пришлось бы загонять их в огромную свинцовую трубу, дно которой покрыто липкой, зловонной грязью и сочащейся наружу бурой гадостью. Сапоги погружаются в эту дрянь по самое голенище и выдираются с видимым усилием. Каждый раз грязь мерзко, плотоядно чавкает, словно огромная, слюнявая и смрадная пасть неведомого чудища. Испуганное эхо мечется по бесконечному лабиринту, теряясь в бесчисленных переходах – ему внове этакое многолюдство.

  Бойцы с удивлением вертели головами, разглядывая осклизлые покатые стены, рослым Олберту и Колену постоянно приходится пригибаться. Порой то один, то другой оступались, падая в грязь, сразу раздавались солёные шуточки и смех. Не смеялся только "сантехник" – он не первый раз посещал "кишечник" огромного города и знал, как легко тут подцепить смертельную заразу. Теперь это знал и Моррест.

  Шли долго, сапоги со смачным чавканьем месили грязь, казалось, вышибающая слёзы свирепая вонь пропитала их насквозь. Подземелье хлюпало, булькало, будто в этом кишечнике города царило несварение желудка. Временами приходилось переправляться вброд через реки такой дряни, что неприятно поразился и Моррест. Ну ладно, гниющий мусор и экскременты – но такое амбрэ, наверное, неспособны дать даже они.

  – Слышь, парень, – обратился Моррест к "сантехнику": представляться тот категорически отказался. – Что сюда сливали, что до сих пор так воняет?

  – Проще сказать, чего не сливали, – усмехнулся проводник впервые за весь поход. – У кожевников остаются отходы – в колодец. После стройки мусор, известь, битые кирпичи остались – в колодец, хоть и запрещали. На скотобойне кровь и требуху смывают – туда же. А уж из чего каста красильщиков свои составы готовит, я и представить боюсь – так и они сливали свою отраву. Опять же из сортиров всех стояки вниз вели, как дождь пройдёт, вода стекала. Сейчас всякой дряни меньше, но и подземку никто не промывает, не ремонтирует. Так что и завалы, и заторы могут быть запросто.

  – А как же мы тогда...

  На лице Олберта явственно проступило, что он думает обо всей этой "канализации". "Сантехник" опасливо зыркнул на здоровяка, но всё-таки ответил:

  – Не первый раз под землёй, мы всё же приглядываем, чтобы наверх не попёрло. – О том, что может переть, он благоразумно умолчал. – Если где затор – обойдём другим путём, главные сточные трубы дублированы. Просто этот путь самый удобный и чистый.

  – Ничего себе чистый, – буркнул, едва не поскользнувшись, Колен. Грязь разочарованно чавкнула, выпуская сапог. – Карда бы в такую чистоту...

  – Поверьте, есть места, где можно только пронырнуть...

  – Через ЭТО?

  – Через ЭТО, – усмехнулся "сантехник". – Есть и другие опасности: грибы-убийцы, крысы, когда их несколько тысяч рыл, никакой меч не спасёт. Ещё "Мясники Берг-Алада", эти хуже всего. Так что держите оружие наготове, а то помирать раньше времени неохота.

  Кто такие эти "мясники", Моррест слышал от Гестана – пару раз и повстанцы сталкивались с неуловимыми жителями катакомб. Тоже, между прочим, наследие прошлых религиозных войн: по крайней мере, так говорили жрецы. Вроде бы, была такая не то секта, не то конфессия, почитавшая какого-то "духа юности и свободы", имевшая собственные священные книги и – наверняка это и привлекало в ней простолюдинов – объявлявшая касты обманом жрецов. Правда, максимализм сыграл с ними злую шутку: жёны у ребяток тоже были общие, впрочем, как и мужья, и дети. Когда их вполне закономерно начали преследовать и арлафиты, и традиционные жрецы, а первые Харваниды организовали настоящую охоту, они создали что-то вроде террористической сети – её боевики и стали называться "Мясниками". И, как многие другие секты, они избрали местом жилья подземные катакомбы, в которых и при Империи хватало неработающих сегментов да развалин. Моррест усмехнулся: уж не их ли стоянку он ограбил, когда добыл доспехи и алебарду?

  Империя была для них давним, смертельным врагом. И ничего удивительного, что с "Мясниками" спелись алкские агенты, к примеру, тот же Фимар. Они могли бы принести немало вреда – если б алки успели предупредить их о высадке в столице морской пехоты. Но когда Амори на следующий год всё же вошёл в столицу, он их обманул: никакой награды они не получили, и из-под земли так и не решились выйти. Так и сидят в подземке, копя ненависть на весь белый свет.

  – Берг-Ала-а-а-ад!!!

  Обезумевшее эхо загуляло под сводами подземелья, а в следующий миг чёрной змеёй сквозь мрак пронеслось что-то длинное. Миг, и "змея" обернулась безобразно кривым, сработанным из попавшего в канализацию хлама дротиком, бесполезным дальше нескольких шагов. Увы, именно с такого расстояния его и метнул невидимый во тьме враг. Безобразно вихляясь и крутясь в воздухе, самодельный дротик пролетел шагов пять – и с глухим хрустом вошёл под кадык "сантехнику". Хрипя и захлёбываясь кровью, парень упал наземь, струной вытянулся в агонии – и бессильно опал, жирная чёрная грязь сомкнулась на груди. Полетели другие дротики, один с размаху ударил в грудь Морресту, опрокинув его в грязь... Оглушительно грохнул во мраке джезайл, но вспышка дульного пламени лишь подсветила новую цель. Шелест летящешл дротика – и дикий вой стрелка: ржавая кривая железяка, покрытая осклизлой слизью и наспех заточенная с одного конца, прошла сквозь звенья кольчуги. С торчащим из живота железом стрелок осел в грязь.

  Меч будто сам собой порхнул в руку Морреста. "А ремешок-то не развязал!" – мелькнуло в голове. Наверное, разорвал в отчаянном усилии, когда выхватывал меч. Вскочить на ноги, чувствуя, как ноет под доспехами место удара – и бегом вперёд, главное, пригнуть голову, чтобы не попали в лицо. Наплечные пластины выдержат, раз выдержали удар Рулава. Зато сейчас он закрывает одного-двух людей в доспехах поплоше...

  Последний дротик прячущийся в зловонной тьме враг не бросил – перехватив обеими руками, ударил, метя в живот. Вряд ли получится его пробить, раз уж доспех из древнего металла уверенно держит пулю в упор. Но удар в живот острой железякой – всё равно приятного мало. Моррест плавно качнулся в бок – ровно настолько, чтобы железный прут проскрежетал по панцирю, распоров плащ, но не более – и дёрнул, перехватив кончик оружия. Разворот на пятке лицом к потерявшему равновесие врагу, короткий, без замаха, колющий под основание шеи – и первый из нападавших распростёрся в грязи. А Олберт с Коленом уже обогнули их, пробежав по наклонной стенке трубы – и пустили в ход мечи шагах в четырёх впереди. Спина к спине, мечи вздымаются и падают, раскраивая неодоспешенные тела врагов. Кто-то топочет, убегая во мрак... Тишина.

  Надо отереть меч от крови и грязи. Во что там был одет бедолага с ржавой железякой? Моррест наклонился, один из чудом уцелевших факелоносцев услужливо поднёс круг багрового света к командиру.

  Совсем юное лицо, осознал Моррест, перевернув ещё тёплое тело на грудь, так и оставшиеся открытыми глаза смотрят во тьму. Одет он в какую-то облезлую, явно малую ему коротенькую курточку. Рваные штаны, в дырах смутно белеют грязные коленки, на ногах вообще какие-то обмотки – интересно, как он ещё ни на что не напоролся? А ведь любая рана тут, в зловонном кишечнике города, означает заражение крови.

  Теперь парень не казался таким уж страшным – щуплый, явно никогда не евший досыта – да и откуда в подземке возьмётся еда? Наверняка бледный, как смерть – солнце они вряд ли видят хоть раз в жизни. Боевой азарт уступил место жалости: ну зачем эти придурки напали на отряд? Видели же – мы им не по зубам... А теперь и сами погибли, и у нас проводника убили. Как без него найти дорогу ко дворцу под землёй? Ужас, посеянный первым походом через подземелье, вернулся с новой силой. Только теперь он не один, с ним без малого сотня воинов. И все останутся тут, среди тьмы и смрада?

  Смачный шлепок впереди заставил эхо гулять по тоннелю. Глухой стон, ещё шлепок, матерщина – ага, Олберт. Жив, курилка. Кого он тормошит, неужто взял "языка"? Моррест выпрямился, вытер меч о куртку покойного – и отправился на звуки.

  – ...и вот смотрю я, какой-то уродец сбежать пытается, аж топочет башмачками, – рассказывал молодой рыцарь, поглядывая на зыркавшего на него с ненавистью пленника – человека неопределённого возраста, такого же бледного и щуплого, с наливающимся под глазом огромным синяком. – Соображаю: а ведь слышал, как он кричал: "Вали их!" и "Продержитесь, я за подмогой!" Командир, думаю. Ну, Колен ещё одного из метателей этих завалил, я подбираю их железяку и как брошу ему в спину – только что тупым концом! Ну, попал, похоже, он шлёпнулся, а подняться не успел: в глаз я ему двинул, да руку выкрутил. Я вот думаю, раз они тут всю жизнь проводят, так наверняка этот подземный гадюшник знают. Может, и до дворца доведут? Командир, разреши только на факеле нож раскалить, да глаз ему вынуть...

  Моррест поперхнулся. Вроде бы всё уже видел в этом мире, даже в умелых ручках заплечных дел мастеров побывал – но от такого замутило. Не получается спокойно смотреть на пытки – всё-таки что-то от того, прежнего Миши, ещё осталось. Кетадрин Моррест к таким вещам отнёсся бы философски: судьба ему, видно, такая.

  И всё-таки рыцарь прав: без проводника погибнут все. Значит, надо заставить пленного говорить – точнее, показывать дорогу. Причём у него и мысли не должно возникнуть завести их в западню.

  – Погоди, Олберт. Лучше тащи его сюда. Ты его сильно помял?

  – Да нет, глаз подбил, да руку вывихнул. Жить будет, – на заросшем чёрной бородой лице здоровяка вспыхнула белозубая ухмылка. – И говорить тоже. Так ножичек-то калить?

  – Погоди, сказал. Попробую так поговорить. Не вовсе же он дурак, чтобы не понимать...

  Рыцарь разочарованно пожал могучими плечами – но послушно побрёл за пленником. А ещё недавно он и не подумал бы выполнить приказ какого-то незнакомца. Но тренировочные бои, и особенно поединок с Рулавом дали Морресту настоящий авторитет. Братья-рыцари убедились, что он – командир по праву.

  "Мясник" выглядел неважно. Весь в вонючей грязи, с наливающимся под глазом роскошным синяком – следом пудового кулака Олберта. Руки пленнику уже скрутили за спиной, и теперь братья тащили его, как мешок с дерьмом. Без лишних церемоний его уронили под ноги командиру, только хлюпнула грязь.

  – С тобой будет говорить командир, – пояснил Колен. – Ты будешь отвечать. Иначе...

  – Иначе что?! – неожиданно нагло усмехнулся пленник.

  – Увидишь, – лаконично произнёс Олберт и легонько ткнул пленника копьём в спину.

  "Мясник Берг-Алада" молчал, только бросал на повстанцев полные обжигающей ненависти взгляды. Говорить не будет, понял вдруг Моррест, не помогут никакие пытки. В крайнем случае пленный просто прикажет себе умереть: Эвинна рассказывала, в старые времена этому учили Воинов Правды. И уж тем более не станет помогать. Стоит отдать рыцарям один-единственный приказ – и жизнь "мясника" оборвётся без лишних мучений. Моррест уже набрал в грудь воздуха, чтобы приказать добить, когда в голове ослепительной вспышкой сверкнула идея.

  – Как тебя зовут, "мясник"?

  Тишина, как и следовало ожидать.

  – Что, злишься на нас? – продолжал Моррест. – Да ещё и напали зачем-то... Неужто "Мясники" стали защищать Империю?

  Ага, проняло: пленный дёрнулся, будто от пощёчины.

  – ... я на ваш поганый Сколен, – наконец раздельно произнёс "Мясник". – Вы пришли из-за моря и отняли у нас страну, харванидские шавки, а теперь и сюда за нами лезете...

  Рыцари возмущённо зашумели, копьё Олберта ткнуло под лопатку пленника чуть сильнее. Тот поморщился – но в остальном был невозмутим, как статуя. Моррест поднял руку, призывая к тишине. Вроде подчинились. Ну, а теперь – ковать железо, пока горячо.

  – Ха, а в твою тупую голову не закралась мысль, зачем мы полезли в вашу вонючую дыру? Или здешние ароматы отшибли разум?

  – Мы тут живём по вашей милости, харванидские псы!

  – И всё-таки. Были бы мы союзниками Карда, стали бы пробираться во дворец под землёй?

  – Так вы не, – пленник изумлённо захлопал глазами. – Вы тоже против Империи?

  – Во-первых, твои сведения устарели, парень, – усмехнулся Моррест. – Империи нет ещё с прошлого лета, когда Кард отрёкся от титула. Ваши алкские хозяева не говорили?

  – Алки нам не хозяева! – вспылил пленник. Лёд недоверия, конечно, ещё не растоплен – но и безоглядной ненависти вроде не видать. Моррест едва подавил усмешку: вот так живёшь и не знаешь, какие у тебя таланты, а потом приходит нужда – и оказывается, что... – Они обещали дать нам землю и прекратить облавы, но...

  – Но забыли обещания, как только вы стали не нужны, – перебил пленника Моррест. – Да ещё кого-то из вас показательно казнили, чтобы задобрить жрецов, правда? И тут наши интересы совпадают. Видишь ли, наша цель – избавить город от Карда и алков. А с вами особых счётов у нас нет... Пока нет. Наоборот, – повинуясь внезапному наитию, добавил он. – Мы можем славно друг другу помочь. Больше никаких обманов и подстав: только обоюдная выгода. И ещё... Видишь этот металл?

  Моррест задрал плащ, и факельный свет упал на кольчужный рукав. Удивительно, но вездесущая грязь, испятнавшая доспехи воинов, древних лат не коснулась. Миг – и латы отразили свет дивным фиолетовым сиянием. Моррест улыбнулся, увидев изумление на лице пленника: похоже, он попал в точку.

  – Вижу, ты знаешь, что это, – кивнул он. – Уже неплохо. Но, может быть, ваше начальство заинтересуется книгой, страницы в которой сделаны из него же? И местом, где всё это хранится? А ведь это не всё, что мы можем вам дать. Думаю, вы бы не отказались от возможности жить наверху и не опасаться гонений...

  Да, наверное, не стоит так травмировать нежную психику фанатика. Первые пару секунд Морресту казалось, что пленник вот прямо сейчас отдаст своему Берг-Аладу душу. В широко раскрытых, круглых от изумления глазах, застыло что-то вроде благоговейного трепета и одновременно восторга.

  – Ты пришёл, – медленно произнёс он. – Пророчество сбылось...

  – Что он мелет, какое пророчество? – переспросил Олберт. – Совсем крышей тронулся?

  – Нет, погоди, Олберт, – Моррест всё больше уверялся в том, что пленный ничуть не шутит. Невозможно просто так мгновенно перейти от звериной, неистовой ненависти к благоговейному, прямо-таки религиозному экстазу. – Тут что-то интересное. И, думаю, проводник у нас будет.

  – Этот крысоподобный...

  – Именно, – оборвал друга Моррест, опасаясь, как бы тот не разозлил пленника. – Наш прежний проводник время от времени тут работал, а эти вот "Мясники" – жили. Не один, между прочим, век. Как думаешь, кто знает подземку лучше? Слышишь, как там тебя, – теперь он обращался к пленнику. – Мне нужно встретиться с твоим начальством. Немедленно. Это очень важно.

  – Да-да, я понимаю, – часто-часто, будто опасаясь, что незнакомый вождь передумает, закивал пленник. – Развяжите меня, я не убегу и не буду сопротивляться, клянусь Берг-Аладом и его семью подвигами. Но нужно, чтобы отряд был невелик, все сразу могут всполошить наших...

  – Я понял, – произнёс Моррест. – Колен, Олберт, вы идёте с нами. С паренька глаз не спускать. Не думаю, что он что-то отчебучит – но осторожность не повредит. Пока не вернусь, командует Бакт.

  – Сделаю, командир, – сотник вытянулся по-уставному и чётко отдал честь. А ведь в Лакхни был ещё зелёным юнцом, принявшим десятку после гибели десятника. Да, быстро время летит. – Но... Не слишком ли это опасно?

  – Не опасно вообще, – усмехнулся Моррест. – Они ничего нам больше не сделают. Опасно остаться тут без проводника, припасов и всего с несколькими факелами. Через пару часов приду либо я, либо кто-то из братьев, если мы задержимся в гостях. Думаю, мы приобретём союзников.

  – Да, – благоговейно раскрывая металлическую книгу, произнёс седобородый, даже на вид неописуемо древний старик: Моррест бы не удивился, узнай он, что старцу лет сто-сто двадцать. – «Семь сказаний», шесть из них считались утраченными, и лишь Первое оставалось с нами.

  Моррест был совсем не в восторге от обилия высокопарных речей, они теряли время, а Гестан и Огг наверняка уже начали...

  – Кто бы ни был ты и твои люди, Моррест-катэ, никакая плата за её обретение не будет чрезмерной. А ведь вы предлагаете не только Книгу...

  – Мы предлагаем сражаться с вашими врагами плечом к плечу, – решил поторопить старикана Моррест. – И решать надо быстро: бой не ждёт.

  – Мы поможем с проводником. Мы можем послать Нотэя, это тот десятник, что устроил на вас засаду. Но если вы час передохнёте, разделите с нами трапезу – вас станет на двести человек больше.

  "Значит, триста, – прикинул Моррест. – Против роты пьяниц-гвардейцев. Что ж, дело того стоит, к Карду ведь могли приставить и охрану из алков".

   – Простите, катэ, а что за пророчество?

   – Многие сомневались, что оно сбудется, сказать по правде, и я тоже. И всё-таки так и получилось. Когда мы ещё жили сверху, и на нас не охотились, как на зверей, когда отец Харвана Убийцы ещё не привёл своих бандитов даже на Хэйгар, Берг-Алад являлся к нам и сказал: "Целых несколько веков я не смогу к вам приходить. В это время вы хлебнёте горя и подвергнитесь гонениям, но когда надежды не останется вообще, и вам будет грозить полная гибель, явится тот, кто поведёт вас к спасению. Он вернёт вам давно утраченную святыню и отнимет силу у ваших врагов. Вы должны будете идти за ним до конца – даже в союзе с арлафитами и жрецами. И будет он в древних доспехах". Моррест-катэ, столько совпадений быть не может. Вы – тот, кто должен вести нас в бой.

  – А почему вы сами не пытались добраться до Карда? – спросил он. Как-то всё это подозрительно: вроде бы ненавидят Харванидов, знают скрытую дорогу во дворец – и ни разу за те триста лет, что Харваниды правят в Старом Энгольде, не пытались отомстить?

  – Пытались. И при Харване, и при Хостене, и при Арангуре с Эгинаром – тогда вообще чуть не получилось, пока они на Барке воевали. Только против Оллога мы вместе со всеми дрались – потому что беда нависла не над Харванидами, а надо всем Сколеном. И в Великую Ночь, как и все, мёрли.

  – Как и сейчас, катэ, – произнёс Моррест. – Помните, как всё было в прошлом году?

  – Да. Грабили, насиловали, детишек даже убивали... Тьфу! Тогда мы рассорились с ними.

  – Это лишь бледная тень того, что они творили в Верхнем Сколене. И что будет здесь, уже совсем скоро, если пустить Амори снова.

  Моррест рассказывал про Самур, про рвы с мертвецами на улицах Макебал, про проституток поневоле, запертых в долговой тюрьме столицы Верхнего Сколена... Про Гевин. Про разорённые непосильными податями деревни и нарочитый, показной садизм алков. И о том, что Амори считает сколенцев рабами по рождению и по призванию, которых нужно периодически вырезать, чтобы не расплодились сверх меры, и заодно "тренировать" на них алков. "Самое страшное, мне даже врать не надо, – думал Моррест. – Всё это – сама правда. Если Амори победит, весь Сколен станет большими Макебалами".

  Его слушали не перебивая. Наверное, они решили сразу, как только уверились в том, что он – "из пророчества". Да и не в нём одном дело: нельзя вечно выживать в подземелье без надежды на спасение и месть. Нельзя постепенно угасать, не видя будущего для себя и близких, и хоть раз, хоть однажды не попытаться поспорить с судьбой. Раз они уже обожглись на сотрудничестве с верхними – алками, и решиться по новой было непросто. Но не такими уж и отрезанными от мира оказались сектанты: про то, что творится вдали от столицы, они, конечно, не знали – но уж её погром прошёл у них на глазах. Да и отступничество Карда не укрылось даже от них.

  Солдату собраться – только подпоясаться. У катакомбных вояк почти не было доспехов, да и настоящего оружия, если честно, тоже – лишь убогий самодел, выкованный едва знающими, как обращаться с металлом, кузнецами. Нормальных мечей вообще штук десять – по характерной форме гарды Моррест безошибочно определил алкские клинки. Небось, дар агентов Амори союзникам... Что до вещей – этого добра у подземных жителей почти не водилось. Времени понадобилось ровно столько, чтобы оповестить разбросанные по подземке небольшие отряды. Вскоре изрядно вытянувшаяся колонна так же ползла по огромной кирпичной трубе, меся зловонную грязь.

  В эти часы Моррест успел познакомиться с недавним пленником поближе. Оказывается, звали его Нотэй, а отчества в этой общине не признавали. Как и каст, и пышных родословных на двадцать поколений. Какая разница, кем были твои предки, они свою жизнь прожили. Важно, кем будешь ты. В ответ Моррест рассказывал ему о своих приключениях. Огромный, пёстрый, невероятно разнообразный мир стоял за его словами. Полная боли и радости, ненависти и любви, веры и безверия жизнь.

  Но гораздо интереснее было слушать их самих. Первое время в новом мире он полагал, что тут есть одна вера, признающая Отца Богов – Стиглона – и множество Его детей. У некоторых из них имелись подчинённые полубоги, аватары и демоны, каждый из которых оказывал особое покровительство какому-то народу, касте, племени, роду... Эта вера напоминала индуизм родного мира – наверное, представлением о том, что человек после смерти перерождается в нового человека или другое существо, в зависимости от поступков при жизни.

  Потом выяснилось, что существуют и монотеисты, верующие в единого Господа Арлафа. Строго и прямолинейно – бог только один, все остальные – демоны, способные лишь морочить головы легковерным. Арлафиты появились ещё до Харванидов, последние лишь добили их – и то не сразу, а после многолетних религиозных войн.

  Но была, оказывается, и ещё одна... Вера, не вера – как её назвать-то? Верующие верят в бога или богов, а неверующие – в их отсутствие. Но получается, тоже верят?! Эти веровали в то, что цель жизни человека – достижение бессмертия. Именно так, не больше и не меньше. Правда, понимали под ним, прежде всего, бессмертие памяти. Бессмертная душа не появляется из ничего, а рождается в течение всей жизни человека. И то не всегда, а если дела достаточно весомы, чтобы его запомнили другие. Можно завоевать "малое бессмертие", для этого достаточно просто честно прожить, полюбить, жениться и вырастить детей. Это лучше, чем если жил лишь для себя, не оставив по себе никакой памяти. Но сущая мелочь по сравнению с теми, кто пожертвовал жизнью за свою страну и веру, кто посвятил жизнь познанию, помощи людям, изобретательству – словом, чему-то, что важно человеку не как животному, а как Человеку. А Боги...

  – В мире всё взаимосвязано и всё для чего-то нужно, – усмехнулся старец. – Ничего лишнего. Не замечал?