Текст книги "Вернуться из смерти"

Автор книги: Павел Буркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 45 страниц)

  Амори провёл рукой по редеющим, пшеничного цвета волосам, среди которых уже пробивалась седина, руки сами развернули новый свиток. Так, что у нас тут? Письмо за подписью мастера Михалиса. После Лакхни король озолотил мастера – но тот не успокоился. Докладывает, что трофейные сколенские мечи, которые ещё осенью отдали в переплавку, пошли на обшивку невиданного судна, закованного в броню, будто рыцарь. Мастер предупреждает, что корабль этот сможет ходить сам собой... Чертёж ходовой части прилагается. Так, посмотрим, что там такого интересного? Остроумно, остроумно! В отличие от большинства Харванидов, короля нешуточно интересовали разные хитрые механизмы и люди, умеющие их делать. Значит, давление пара заставляет крутиться ось, на которой закреплены гребные винты, и судно движется, будто внутри десяток гребцов? Ха, оригинально. Так, броня позволит бойцам на палубе не бояться ни стрел, ни пуль, ни катапультных ядер, может, и пушечных. Пушек поначалу будет только четыре, но предусмотрены порты ещё для двух десятков. Получается, один такой корабль мог бы встать на рейде любой крепости – и методично долбить стены, не опасаясь ответного огня? А старые корабли, вроде того монстра, который утроил ад в Хэйгарской гавани, вообще будут расстреливаться с безопасного расстояния. По крайней мере, пока катапульты не сменят пушки. В конце письма делается приписка, что заканчивается отливка последнего из четырёх орудий, и после установки броненосец можно будет спускать на воду. Хе, надо будет посмотреть – зрелище обещает быть интересным.

  А вот – менее приятное известие. Гевинские пираты напали на конвой, что вёз в Белдар оружие для Белхалгского полка. Баржу с порохом, пулями и стрелами удалось отстоять – но мятежники взяли на абордаж отставшую из-за течи галеру. Самое обидное, в числе трофеев им достались и несколько драгоценных винтовок...

  Вот с Гевином надо кончать как можно скорее. Оттуда в Сколен и пришла зараза мятежа. Но главное, пока Гевин и Хэйгар контролируют сколенцы, алки не могут считаться полновластными господами и на море. А значит, небезопасно перебрасывать морем войска и припасы, возить оружие, да и приморская торговля будет страдать. Значит, и на рейде Алкрифа в любой момент могут оказаться алкские корабли. И если с хэйгарцами ещё как-то можно договориться, предложив им грабить Алхаггию, то на Гевине сидят самые ярые враги королевства – мятежные рабы.

  Амори усмехнулся. Тут-то и пригодится броненосец. Он просто расстреляет корабли в гавани и стены. Надо только выбрать время, когда нет штормов: Михалис пишет, что железный монстр не сможет выходить в открытое море, да и у берега – только при спокойном море. Правильно – железо ведь! Чуть что не так – и пойдёт на дно, как топор. Решено: броненосец пойдёт на Гевин с тремя десятками галер и пятью баржами с морской пехотой, притом не позже, чем в месяце Посоха. Дальше начнутся шторма, а раньше флот не будет готов...

  Если быстро разделаться с Гевином и кинуть кость Хэйгару, исход войны будет предрешён. Теперь, когда казнена Эвинна, а Император стал королём, мятежные вожди никогда не договорятся между собой. Они будут грызться, как собаки над костью. Возможно, их удастся одолеть руками самих же сколенцев – головорезов Арднара. Слишком разные люди эти Гестан, Элевсин, Оле Мертвец и остальные.

  Амори начертал короткую резолюцию, подержав над огнём печать сургуча, приложил печатку перстня. В канцелярии, конечно, поставят нужные печати, снимут для исполнителей копии – но без отпечатка перстня с королевской руки на оригинале любой указ всё равно недействителен. Когда-то это посоветовал Моррест – тот самый, который позже станет сподвижником и, похоже, любовником Эвинны. Знать бы тогда... Впрочем, совет дельный, и неважно, враг его дал или друг. Важно, помогает ли он управлять страной.

  А это что?! Амори нахмурился, обратив внимание на дату. Позавчера, ещё до казни Эвинны! Михалис ещё позавчера отдал это письмо в канцелярию, а сам алкский король приказывал любое послание главного оружейника доставлять сразу же, в любое время суток. Опасались королевского гнева – вчера ведь была казнь Эвинны и пир по этому случаю. Или просто не желали заниматься делами, когда остальные алки празднуют победу. Надо хорошенько проучить лентяя-секретаря, чтобы не отвлекался от дел. Так, а это что?..

  Король просматривал одну бумагу за другой – по большей части на исполнителей можно положиться, но мало ли что? Король должен править, а править – значит, знать всё, что творится в стране. Правду, конечно, никто не скажет, все будут выгораживать себя и топить других, но если каждый врёт по-своему, почти всегда приоткрывается истина.

  Когда на глаза попалось полное лести письмо Карда, Амори поморщился, будто повеяло душком выгребной ямы. Вчитываться в письмо бывшего императора, который уже мало что решал и в Старом Энгольде, король не стал. Что интересного, а тем более полезного может написать трус и ничтожество, пропивший великую страну? Амори уже собирался написать что-то вроде: "Не важно, в архив", когда в дверь осторожно постучали. Стук был особенным, он был известен только двум людям, одним из которых был король. Любой другой заставил бы Амори схватиться за меч и новомодный, но оттого не менее убийственный – лежащий в столе заряженный пистоль.

  – Веррельм?

  – Ваше величество, плохие известия.

  Многим подобной вольности бы хватило, чтобы попасть в руки палача. Многим – но не Веррельму ван Беасу, заменившему будущему королю вечно занятого отца. Конечно, все считали, что король алков не доверяет никому, и так оно и есть. Имелось лишь одно исключение, и это – начальник телохранителей короля Веррельм.

  – Что опять, старина? – наедине этим двоим церемонии не нужны.

  – Ваше величество, нас предал Михалис, – как обычно, Веррельм ходить вокруг да около не стал. Новость нешуточно возмутила короля, да что там возмутила – взбесила. Стоит представить, что гость из иного мира сплавил пару-тройку образцов нового оружия, или хотя бы описание его изготовления, и исход войны в Сколене вновь станет непредсказуемым. Вооружённые огнестрелом мятежники безусловно расправятся с Арднаром, и куда двинутся дальше – ведомо одному Алку Морскому. Могут полететь к Ирлифу все расчёты...

  – Сбежал к бунтовщикам?

  – Если бы, – хмыкнул Веррельм, нисколько не опасаясь монаршего гнева. – Изготовил подложный приказ о переводе Морреста в другую тюрьму...

  – Плевать, Моррест без Эвинны мало что значит. Обычный бандит средней руки. Может, я бы и сам его отпустил. Со временем. Но кое-кто мне за это ответит. Дальше.

  – Вместе они освободили сына Эвинны и его воспитательницу, Ирмину. Их вывели из тюрьмы под конвоем, в соответствии с приказом. Я выяснил, что в заповедном лесу Михалис, Моррест, Ирмина и Аргард смогли бежать от отряда, а затем с кем-то встретились. Я также выяснил, что в это время наш придворный алхимик уходил встретиться с Михалисом. Для него алхимик изготовил какой-то состав. Это под пыткой показала его рабыня Венария.

  – Под пыткой? – поднял бровь король. – Шустро работают дознаватели...

  – Она – сколенка, господин, а в деле о побеге сына Эвинны сколенские рабы – первые подозреваемые. Вдобавок есть и прямые доказательства его измены...

  – Какие?

  – После этой встречи, втайне от отряда, они не вернулись туда, где конвой встал на привал. Алхимик случайно на них наткнулся, и кто-то из бойцов решил, что он – враг. На приказ остановиться он пришпорил коня, солдаты и дали залп вослед. Алхимик убит. После этого рабыню в оборот и взяли.

  – Дальше, – поморщился Амори. Вот это по-настоящему паршивая новость: алхимик был последним, известным королю, человеком, способным открывать проход в мир Морреста. Есть ли в мире ещё такие – неизвестно. Вояки должны были взять его живьём!

  – Убегая от солдат, они забрались в прибрежные скалы, там засели и стали отстреливаться. У них были две винтовки и полные патронташи...

  – Сопротивляться они могли долго, – заметил король. – Но без лодки я бы не поставил на них ломанного гроша. Вы выяснили, кто предоставил судно?

  – Ваше величество, никакой лодки за ними не пришло, да в том месте и пристать невозможно. Там было святилище Алка Морского, разрушенное сколенцами ещё при Хостене Старом. Вы помните, мы туда ездили тридцать лет назад...

  – Конечно, помню. Хорошее время. Но там, по-моему, скалы обрываются в море, а в море полно рифов, никакая лодка не пройдёт. На что они рассчитывали?

  – Это выяснить не удалось. Спустя два часа к святилищу подошла поднятая по тревоге сотня Тирмала ван Гобейна. Мятежников обошли. Михалис был убит – причём, судя по всему, в самом начале перестрелки. Моррест получил несколько ран, потерял много крови и взят в бессознательном состоянии. Я распорядился показать его придворному врачу – всё-таки единственный живой "язык". Врач говорит, что у Морреста есть шансы. Когда он немного поправится, примерно через неделю, его можно будет допрашивать, а через полтора-два месяца – и подвергать пыткам.

  – Хоть что-то сделали как надо, – вздохнул король. – Но, я так понял, Ирмине с воспитанником удалось уйти? Как?

  – Мы не установили, ваше величество, – Веррельм опустил голову. – И люди Шеварда тоже ничего не понимают. Спуститься к морю они не могли, да им бы это ничего не дало. Но к морю они не ходили. Судя по следам, Ирмина с ребёнком дошла только до святилища. Там след обрываются, причём не видно ни тел, ни крови, ни следов борьбы. На окрестных скалах так же не видно ничего.

  – Может, прыгнула с обрыва, чтобы нам не достаться?

  – Тогда следы вели бы к обрыву, но там ничего нет. Ваше величество, должен признать, я не понимаю, что случилось... И дознаватель Шеварда...

  – Зато я, кажется, начал понимать, – усмехнулся Амори.

  Значит, в заговоре, самое меньшее – четверо. Собственно Михалис, Моррест, придворный алхимик, и Ирмина. Что у них может быть общего? Насчёт алхимика сказать трудно, хотя предположения есть. А вот про Михалиса и Морреста известно, что оба – что называется, не от мира сего. Причём, судя по всему, из одного королевства, или как они там называются. Но раз они сюда попали, и попали поневоле, то наверняка жаждали вернуться, так? Но отчего тогда не ушли все вместе? Время, вроде, было...

  Допустим, задержали погоню, а потом Михалис был ранен, и Моррест не решился его оставить. А женщина и ребёнок, которые в бою явно лишние – ушли. И причём тут тогда алхимик? А он был ещё и колдун, способный перебрасывать кого-то между мирами... Но как, если к тому моменту его уже убили? Состав какой-то приготовил? И если все уйти не смогли, значит ли это, что зелья больше не было?

  Амори тряхнул головой, отгоняя лишние мысли. Если верны предположения, Ирмина и Аргард ушли в тот самый мир. Может быть, они там пропадут, и все проблемы будут решены. Может быть, нет, но вернуться не смогут. Тогда они всё равно, что погибли, и о них можно забыть. А вот если они могут вернуться... Выяснить можно только одним способом: дождаться, когда Моррест очнётся. И хорошенечко потрясти, возможно, даже на дыбе. Почему нет? Слишком уж много натворил этот Ирлифов лже-хронист, чтобы снова выйти сухим из воды. Посмотрим, как он запоёт в руках заплечников!

  Король вздохнул, подавляя вспышку ярости. Нет, так не пойдёт. Сыну сколенской ведьмы не больше трёх лет, подрастёт он ещё не завтра. Время есть. А Морреста можно использовать по-другому. Это просто здорово, что парень может выкарабкаться! У него давно была мысль, как можно использовать его ненависть и отвагу. Как там говорил мастер Михалис? "Тот, кто нам мешает, тот нам поможет". Именно так. Причём и сам не заметит, как решит одну давнюю проблему королевства Алкского.

  – Слушай внимательно, Веррельм, – прервал затянувшуюся паузу король. – Нам ни к чему говорить об измене Михалиса – это поставит под удар всё им созданное, а завод слишком важен. Мы всё свалим на происки сколенцев – в смысле, мятежных сколенцев. Скажем, что мастер был убит врагами королевства, как и наш алхимик. Мы скорбим по нашим верным подданным, но их дело будет продолжено: завтра с утра я объявлю об этом в манифесте. Виновные в убийстве были схвачены и казнены, и всё такое. Но до утра ты должен будешь поднять с постели и доставить ко мне Баргена.

  – Ваше величество, но он же...

  – У тебя есть на примете кто-то другой? – невесело усмехнулся король. – И я о том же. А что касается его верности... Ты не забыл, что у него есть сестра и племянник – вдова и сын Михалиса? Так что Барген, надеюсь, проблем нам не доставит. Другое дело, я дам ему понять, что за наградой дело не встанет... Что касается Морреста: этот гад не должен помереть. Как только опасность его жизни минует, дай мне знать. Я немножко пообщаюсь с этим ублюдком. Да, и готовься к походу: в месяце Посоха нас ждёт Гевин. Или... или Аллук.

  Амори неспешно брёл по полутёмным коридорам. Сапоги гулко били в пол, здесь, в подземельях старого наместничьего дворца, шаги не глушили ковры. Скрип поясов и ремешков, которыми крепились ножны с оружием, негромкое звяканье кольчуг, стук сапог о выщербленные ступени – все звуки отражались от стен и разносились испуганным эхом. Прохладный, чуть сыроватый воздух приятно освежал разгорячённое лицо. Сквозняк уносил факельную копоть назад, воздух был свеж и чист.

  Дворец алкскому королю достался от отца, деда и прадеда, наместников Алкских, он вполне достоин наместника имперской земли. Но короля государства, раскинувшегося на трети Сэрхирга... Да ещё с лучшей, без лишней скромности, армией материка... В общем, когда в Сколене станет малость поспокойнее, надо озаботиться, отстроить новую резиденцию, благо и рабов после войны будет немало. Но даже тогда наместничья резиденция не останется бесхозной. Древние, построенные ещё до Харвана и Харина катакомбы под дворцом как нельзя лучше подходят в качестве тюрьмы для опасных преступников. А бывший летописец, Моррест ван Вейфель, сейчас именно таков.

  Сопровождаемый молчаливыми телохранителями с верным Веррельмом во главе, Амори дошёл до тупика. Дальше в полу чернел провал. Амори был тут не первый раз, провал его несколько не напугал. Он-то знал, что страшная пропасть – всего лишь лифтовая шахта: уровнем выше расположен каземат с огромным воротом, к вороту прикреплена толстенная ржавая цепь, а уже на цепи висит широкая платформа с перилами по краям. Такая штука, знал Амори, есть и в Старом Энгольде, но там она поднимает на скалу, а не опускает в недра земли.

  – За Империю, за Императора! – крикнул Веррельм в уходящий вверх колодец. Никто не догадается, что паролем и после войны со Сколенской империей служит старый клич легионеров. Веррельм не предаст, а остальные стражники... Так ведь когда принимали на службу, им всем вырвали языки. А грамоте простые вояки не обучены. Что касается тех, наверху – они рабы, прикованные к вороту и обречённые всю жизнь провести в подземной тьме. А до того там сидели их отцы, а до отцов – отцы их отцов... Когда-то, говорят, их предки поклонялись Ирлифу – вот и наказали их жрецы, заставив жить и умереть, не видя ни проблеска света, поколениями. Колодец был устроен так, чтобы воздух вытягивало наверх, и всё равно слегка чувствовался запах немытых тел и экскрементов. А уж каково в этой их душегубке...

  – Мощи Императору, – прозвучал столь же неожиданный отзыв. Тоже фраза из времён Империи. Сверху раздался скрип, огромный ворот неспешно пришёл в движение, цепь со звоном разматывалась, спуская платформу чуть ниже. Вот она неторопливо выплыла из мрака, прошла мимо Амори и остановилась, застопорившись на уровне пола. Один из телохранителей ловко перемахнул бортик, прыгнув в закачавшуюся на весу платформу, отодвинул два деревянных засова. Тот бортик, что был повёрнут к королю, со стуком упал на пол – и как раз достал до края шахты. Теперь король и остальные могли без лишнего риска перейти на платформу. Когда все зашли, Веррельм поднял бортик, задрал голову и повторил первый пароль. Ворот снова заскрипел, и платформа стала неторопливо опускаться во мглу, со всех сторон сомкнулись каменные стены. Король устало прикрыл глаза – допросить Морреста мог и кто-то другой, но проклятые бумаги совсем замучили. Удивительно, сколько, оказывается, есть такого, что не сделает больше никто. И как Кард умудрился скинуть всё на советников, а сам целые дни пьёт с танцовщицами и пытает врагов действительных и мнимых? Впрочем, отсюда и результат его правления. А Амори Алкский знает: если что-то нужно сделать быстро и хорошо, за это нужно браться самому. Мало ли таких дел в огромной воюющей стране?

  Но совсем немножко времени выкроить можно. Последние дни он только тем и занимался, что пытался обогнать время. Он и сам не помнил, когда нормально спал и перекусывал не на бегу. Вот и колышется в голове какая-то муть, а глаза слипаются. Можно сделать какую-нибудь глупость, и не заметить, а потом это отольётся лишней кровью, как и все ошибки королей. Тем более, что дело-то по-настоящему важное: ни много, ни мало, речь о любовнике сколенской ведьмы.

  И её сыне. Да, сейчас мальчишке что-то около года, может, два. Но дети имеют свойство вырастать. И становиться кровниками тех, кто казнил их отцов и резал их соплеменников тысячами. Что будет, когда (и если) повзрослевший, прихвативший такую вот "винтовку", как та, из которой расстреляли конвой Эвинны, а то и что-то похуже, в Сколен вернётся СЫН ЭВИННЫ? Да одно его имя станет знаменем для всех, кто считает себя сколенцем! И, значит, обязательно следует выяснить, куда сбежала эта шлюха с ублюдком сколенской ведьмы. Другой мир? Плевать! Если туда смогла сбежать какая-то девка, можно послать и несколько хороших воинов.

  Впрочем, всему своё время. Как раз это дело терпит. Морреста можно использовать гораздо интереснее – причём так, что сам он будет уверен, что воюет с алками. Если рассказать ему о Карде, правильно подав информацию, а потом выдать Карду... Но так, чтобы он смог сбежать... План на глазах обрастал подробностями, Амори продумывал его снова и снова – и убеждался, что идея вполне осуществима. А в итоге все в худшем случае останутся при своём. В лучшем же...

  В конце-то концов, живой Кард давным-давно уже никому не нужен. Только столицу Империи занимает. Но и сковырнуть его прямо – нельзя.

  И снова – полутёмный, озарённый только редкими факелами тоннель, извилистый, как кишка. Иногда в стенах попадались массивные дубовые двери с ржавыми заклёпками. Есть и глубокие, копья в четыре, забранные массивными чугунными решётками ямы, из тьмы которых поднимаются волны удушливого смрада. Там доживают свой век самые опасные преступники королевства, иные из которых сели в подземелье ещё до Великой Ночи. Им не с кем перемолвиться словом, только раз в день стража бросает вниз объедки. Им остаётся только медленно сходить с ума в вечной тьме и вони собственных испражнений. Возможно, в одну из таких ям однажды спустят и бывшего советника по сколенским делам. Но не сейчас, да, не сейчас. Парень пока нужен. Хотя бы в качестве игрушки для уставшего владыки.

  – Здесь, ваше величество, – остановился перед одной из массивных дубовых дверей тюремщик. Он загремел ключами, массивный, ещё имперской выделки замок клацнул, несмазанные петли завизжали. За дверью, которая сама по себе поддастся не всякому тарану, была ещё одна преграда – столь же толстая и основательная, с прутьями в руку толщиной, чугунная решётка. Она была не на петлях – края решётки уходили в пазы стен и потолка, и только когда угрюмый тюремщик нажал неприметный выступ сбоку, внутри стен что-то громко клацнуло. Тюремщик ухватился за прутья решётки обеими руками и с натугой стронул её с места. С металлическим гудением решётка поднялась и замерла, когда поднялась до упора. Теперь закрепить её так, чтобы не упала на место – и можно входить.

  Взяв на изготовку оружие, страхуя своего повелителя, телохранители пропустили Амори внутрь. Факелы прогнали казематный мрак, и стал виден болезненно жмурящийся, исхудавший человек на тюфяке.

  – Приветствую, Моррест-катэ, – с нескрываемым сарказмом произнёс король. – Кажется, ты не очень-то дорожишь моим гостеприимством...

  Возвращался Амори пружинистой походкой хорошо отдохнувшего, готового к работе и к бою человека. Мальчишка слаб, очень слаб. Но всё равно пытается огрызаться. И отлично: от него как раз ярость и требуется. Да, если такой попадёт в Нижний Сколен – это будет бомба под седалищем Карда. Довольная улыбка змеилась на губах короля: он любил, когда оказывался прав. А вот теперь – вперёд, к Баргену. Днём надо будет проинспектировать завод Михалиса, и особенно новый корабль, и заодно поговорить с мальчишкой по душам. Только после этого можно часа четыре вздремнуть, только после этого!

  В этот ранний час дворцовая конюшня почти безлюдна. Рабы выгребли навоз и задали корм лошадям, гонцы, отправленные в разные концы острова и королевства, уже разъехались кто куда. Остались только лошади – крепконогие, быстрые, как ветер, выносливые и свирепые в бою скакуны балгрской породы. Для парадных выездов у Амори был крупный, с гордо посаженной головой на крутой шее, умный и царственно спокойный жеребец, но сейчас предстояла деловая поездка, причём такая, какую лучше не афишировать. Значит, и лошади гонцов – в самый раз. Амори подошёл к ничем не приметному стойлу, и быстроногая кобылка приветствовала хозяина заливистым ржанием. Мол, поскакали! Я сейчас покажу класс!

  Амори улыбнулся, протянув ей яблоко. Вбежал заспанный служка-сколенец, видя перед собой столь высокопоставленную персону, он растерялся.

  – Живее седлай! – приказал верный Веррельм, телохранители буравили раба сумрачными взглядами. – А то плетьми получишь!

  – Сию минутку, – подобострастно пробормотал щуплый, даже на вид какой-то болезненный парень лет семнадцати. – Не извольте сомневаться, катэси, всё будет в лучшем виде...

  Паренёк и правда оказался расторопным, Амори не успел как следует заскучать прежде, чем конюх вывел на внешний дворик коней – сперва королевского, потом и остальных. Вскочив в седло одним уверенным, слитным и красивым движением, Амори милостиво кивнул раболепно склонившемуся пленнику. Надо будет сказать начальнику конюшен, чтоб не слишком строго наказывал этого недоросля: на сей раз не до потери сознания, как полагается за сон в его смену, а просто тридцать плетей. Порку раб заслужил уже тем, что посмел задремать.

  Копыта глухо били в наезженную дорогу, за спиной короля уверенно держали строй телохранители. Укромной долины пока хватало, но ещё Михалис просил найти дополнительное место для новых цехов. Да Амори и сам понимал, что не дело в одном и том же месте держать пороховые мастерские и склады, литейную и судоверфь. Помнится, верфь эта произвела на него неизгладимое впечатление. То ли дело привычные мастерские, где сколачиваются привычные же галеры. У старой Империи было что-то подобное, но – именно подобное. А уж тот корабль, что рождался на этой верфи последние полтора года, совершенно потрясал воображение. Какой-то колоссальный железный утюг, ощетинившийся дулами пушек. Именно на него пошли захваченные в Верхнем Сколене мечи и оставшееся ещё с имперских времён железо в крицах. Амори помнил слова Михалиса об удельной тяжести материалов, видел даже, как уверенно держится на воде изготовленная, когда опробовали большой паровой пресс, железная лохань (помнится, он так заинтересовался, что забрал её во дворец и поставил на видное место) – и всё равно боялся до конца поверить, что железный монстр способен плавать. "Ладно, если что, оттащим его к порту, вроем в землю – и будет прикрывающий гавань форт" – решил король.

  В воротах дорогу заступили рослые стражники с готовыми к бою винтовками. Михалис обещал сконструировать этот, как его... пу-ле-мьот – но не успел, и об адской машине теперь можно забыть. Хорошо, если Барген разберётся в чертежах... Или если найти ещё кого-то, способного проникнуть в мир Морреста.

  Их пропустили только после того, как Веррельм назвал пароль. Такой порядок в своих владениях завёл сам мастер Михалис, и короля поначалу немало возмущало, что его не узнают в лицо. Но иномировой мастер уже растолковал, что так можно и на шпионов нарваться, и хорошо, если только шпионов. Теперь каждого, кто приезжал на завод, опрашивали и обыскивали – разве что самому королю делали исключение. Амори вынужден был признать правоту Михалиса: одна из бригад сколенских невольников уже попалась на попытке провести внутрь разведчиков с Гевина. Их загнали в деревянный сарай, обложили хворостом, и... А ты не помогай врагам королевства. Тогда ещё поживёшь.

  Коренастый привратник помчался было предупреждать начальство – но, остановленный властным окриком Веррельма, замер на месте. Король порой являлся вот так – неожиданно, в самый разгар работы, чтобы посмотреть, чем занят протеже, когда не ждёт высочайшего визита. Прежде ни Михалис, ни Барген не ударили в грязь лицом – но всё равно надо контролировать, особенно теперь, когда во главе всех этих мастерских стоит сколенский мальчишка. Тем более, что к нему есть важный разговор.

  Мастерские сразу же оглушили лязгом, скрежетом, визгом, шипением пара, рёвом пламени. От домн тянуло таким жаром, что и в десятке шагов горячий ветер обжигал лицо. Амори выругался, но не услышал собственных слов. Мимо то и дело проносились разгорячённые, покрытые потом работники.

  Не то, чтобы король испытывал добрые чувства к сколенским рабам, но тащить коня в этот ад не стоило. Король и телохранители спешились, и короткая цепочка потянулась вглубь долины – к построенной в небольшом заливчике верфи. Амори внимательно смотрел, как из доменной печи в формы медленно вытекает расплав – это тебе не обычный кузнечный горн, где металл лишь слегка размягчают, тут из него могут отлить всё, что душе угодно. Да ещё в обычное железо кое-что добавляют, так что оно не только не ржавеет, но и становится прочнее, запросто рассекая кольчуги из обычного железа. А вот огромное сверло скрежещет, рассверливая железную болванку. Так, будет не просто полевая пушчонка, какую может спокойно перекатывать расчёт, а осадный крупнокалиберный монстр. Как их называл Михалис, зловещее такое слово. Ага, мортиры. Есть в нём ощутимое созвучие со словом "смерть". Совпадение, или?.. В любом случае, эта колоссальная железная ступа – действительно смерть для практически любой крепости. Одно из таких орудий Михалис испытал три недели назад на старой дозорной башне. Действительно впечатляет, стена в полкопья толщиной расселась как миленькая, только обломки брызнули.

  А вот орудия поменьше, но тоже по-своему солидные, и тоже для разрушения укреплений. Снаряды у них поменьше, зато бьют существенно дальше. Гаубицы. Есть и противоядие на случай, если что-то подобное появится у врага. Вон она, уже поставленная на лафет длинноствольная пушка. От обреза дула до зарядной каморы аж два с половиной копья. Эту дуру заряжают уже не с дула, как первые орудия, а с казённой части: Михалис долго ломал над этим орудием голову, он утверждал, что так удобнее – и, как всегда, оказался прав, да ещё и в стволе сделал нарезы.

  На миг Амори даже взгрустнулось: "Что же ты натворил, мастер! Ведь цены тебе не было!" Вспомнилось, как король не поверил в заявленную дальнобойность орудия – четыре мили. Но Михалис убедил короля отдать на убой старую купеческую баржу, её вывели в море, команда покинула посудину на шлюпке – и Михалис с Баргеном, сами встав к новому орудию, образцово-показательно отправили лоханку в дар Алку Морскому. Притом – именно с четырёх миль, когда кораблик был едва виден на горизонте. Оказывается, нарезные орудия бьют не только дальше, но и точнее. Жаль только, и сделать такие куда тяжелее. Пока по три штуки в год, не более.

  Вот и верфь. А тут – своё чудо, за один взгляд на которое любой корабел Сэрхирга отдал бы десять лет жизни. Ещё бы – железный корабль, да ещё не требующий гребцов – только бы побольше угля в трюмах, и способный ходить хоть в штиль, хоть против ветра. Вытянутый, неуклюжий корпус, обшитый толстой железной бронёй, из которой торчит лишь труба силовой установки и жерла пушек – последние, впрочем, можно и спрятать, втянув внутрь по специальным рельсам и задраив порты. Ни палубы, которая была, но её прикрывал толстый слой брони, ни вёсел в уключинах, ни даже памятных по кораблям старой Империи бортовых катапульт. Мачта с крупным прямым и парой косых парусов, правда, имелась – мало ли что, вдруг уголь кончится. Но чтобы на неё забраться, нужно сперва открыть тяжёлые люки в верхней части брони и только тогда ухватиться за ванты. Да и сами паруса какие-то маленькие, неказистые, некрашенные – вскоре их окрасит в чёрный цвет угольная копоть из трубы.

  Посудина отталкивала своей противоестественностью. Казалось невероятным, что это чудище может плавать. А уж вспоминать, сколько на монстра ушло железа, угля, олова, которым запаивали стыки, да и корабельной древесины, куда уж без неё – и вовсе не хотелось.

  – Ваше величество?..

  Король запретил предупреждать Баргена, но молодой сколенец сам заметил приход короля и оторвался от чертежа.

  – Этот... броненосец... готов? – раздельно, будто взвешивая на невидимых весах каждое слово, произнёс Амори.

  – Да, ваше величество. Последняя пушка установлена ночью, отделка кают закончена, мы готовы спустить его на воду.

  – Как скоро собираетесь спускать?

  – Можно хоть сейчас, но мы собирались ещё предупредить ваше величество...

  – Считайте, что я предупреждён, и можете спускать. Временная команда у вас найдётся?

  – Так точно.

  – Выполняйте. Но сначала, Барген, покажи-ка мне, что там да как. Последний раз я тут был месяц назад, когда ещё не поставили пушки. И... если этот утюг не утонет у пирсов, я всё-таки дам тебе свободу.

  – Как прикажет ваше величество, – почти по-уставному произнёс Барген, поднимаясь по лестнице на борт. Следом, не чинясь, полез и король, а за ним телохранители. Гулко грохнула массивная бронедверь, и все шестеро оказались в полутёмном помещении, отделанном светлыми сосновыми досками.

  – Это боевая палуба, – вспоминая наставления Михалыча и главного корабела с труднопроизносимым алкским именем, начал Барген. Юноше было нешуточно страшно – всё-таки раньше технические новинки представлял мастер Михалис. Но в последнюю неделю – невиданное дело! – его нигде не видно, и сестра тоже ничего не знает. Как и прежде, Барген взял управление заводом в свои руки, второй раз, с опытом, стало чуть легче. Но докладывать королю, да ещё такому, для которого сколенцы – лишь пыль под ногами... А особенно в то время, когда он ведёт войну с теми же сколенцами... Барген почувствовал, что, несмотря на свежий ветер с моря, стало жарко и душно. – Вот это люк ведёт в пороховой погреб, отсюда при помощи лебёдки подаются снаряды для орудий. Вот она, видите? Это пушки – мы их как раз недавно установили на станки. Вот по этим направляющим орудие можно быстро втянуть внутрь и задраить порты в походном положении. В боевом порты открываются, пушки выдвигаются дулами наружу, и могут стрелять.